Композиция и изобразительные мотивы древнерусского пергаменного сборника конца XIV - начала XVI вв Текст научной статьи по специальности «История и археология»

СТАТЬИ. ЗАМЕТКИ. СООБЩЕНИЯ

DOI 10.22455/2541-8297-2019-12-225-233 УДК 821.161.1

Композиция и изобразительные мотивы древнерусского пергаменного сборника конца XIV — начала XVI вв.

© 2019, А.С. Демин

Аннотация: Древнерусские рукописные сборники тоже могут являться литературными памятниками и пополнять историю литературы Древней Руси. В предлагаемой статье с литературоведческой точки зрения анализируется один из таких древних сборников, прежде всего — его композиция. Высказывается догадка о жизненном оптимизме анонимного составителя сборника после ожиданий конца света в 1492 г. (7000 г. по древнерусскому летоисчислению). В приложении публикуется еще не издававшееся анонимное поучение против пьянства с описанием отвратного поведения пьяниц.

Ключевые слова: древнерусская литература, сборники, композиция, изобразительность.

Информация об авторе: Анатолий Сергеевич Демин, д.ф.н., главный научный сотрудник, ИМЛИ РАН, Москва, Россия.

E-mail: anatolydemin@gmail.com

Цитирование: Демин А.С. Композиция и изобразительные мотивы древнерусского пергаментного сборника конца XIV—начала XVI вв. // Литературный факт. 2019. № 2 (12). С. 225-233. DOI 10.22455/2541-8297-2019-12-225-233

Продолжая рассмотрение древнерусских рукописных сборников как литературных источников1, обратимся к пергаменному сборнику из собрания Свято-Троицкой Сергиевой лавры («Книга глаголемая Собор-никъ»; НИОР РГБ, Троицк., Главн. собр., № 39, в лист, 242 л.). Он был описан иеромонахом Арсением2 и содержит преимущественно поучения и жития. Его полный анализ сейчас не входит в нашу задачу. С литературной же точки зрения этот древний сборник интересен, в частности, множеством изобразительных описаний (правда, мелких) примерно в половине его статей, сгруппированных по темам.

Начнем с определения структуры сборника. По нашим предварительным наблюдениям, сборник, вернее, сборная рукопись, писан несколькими почерками и состоит из трех частей. Первая часть — л. 1-55, посвящена чтениям по неделям перед и после Великого поста и обрывается на полуслове самого начала «Поучения» Иоанна Златоуста. Вторая часть — самая большая, но уже по месяцам года, л. 55 об.-192 об., другим почерком, начинается с «Чуда Иоанна Богослова о Кунопе-волх-ве» и тоже обрывается на начале высказывания Тимена. Третья часть — л. 193-238 об., иным (третьим?) почерком, начинается без заглавия выписками из «Палеи» и тоже обрывается на начале высказывания пророка Илии. Конец сборника, л. 239-242 об., составляет писанное еще одним (четвертым?) почерком «Послание о рае» Василия Калики.

Иеромонах Арсений датировал сборник концом XIV в. Г.А. Лонча-кова прибавку списка «Послания о рае» отнесла к концу XV — первой половине XVI в.3 Таким образом, сборник окончательно сформировался в начале — первой половине XVI в.

Части сборника различаются не только по структуре, но и по преобладающему содержанию статей и изобразительных мотивов. В первой части выделяются статьи о человеческих и космических катастрофах. Во второй части большинство составляют статьи о мучениках и пустынниках. Третья часть — более, скажем так, «бытовая» и «географическая».

Масштабно изобразительна первая («постная») часть сборника. Чаще всего в этой части нагнетаются потрясающие картины конца мира: «тогда огненая река съ яростью потечеть [...] камение пожигающи, и источници и моря иссякьнуть от огня того, и въздухъ потрясется, и звезьды съ небесе спадуть, солнце и луна въ кровь преложится»;

1 См: Демин А.С. О жанровом составе рукописного сборника, принадлежавшего боярину М.П. Головину // Литературный факт. 2018. № 8. С. 160-175.

2 Арсений. Описание славянских рукописей библиотеки Свято-Троицкой Сергиевой лавры. М., 1878. Ч. 1. С. 46-49.

3 Лончакова Г.А. Легенда о земном рае // Библиосфера. Новосибирск, 2011. № 1. С. 20.

«небеса жгома будуть, и стухия горяща растають»4. И соответственно описывается трагическая гибель человечества: «кости ваша будуть [...] во дровъ место»; «не узрите стадъ пасущихъ на горах, ни ратаи вашь не воспоетъ на ниве, ни волъ не понесеть на шии ярма»; «акы прахъ ветром, тако расею вы»; «въсплачеться земля, аки девица красна» [л. 44-44 об., 45 об.-46, 47, 48. «Слово» пророка Исаии о последних днях].

Перед всеобщей катастрофой ужас охватит людей: «глас трубы от небеси, страшно возопиющее, услышимъ»; «яко громъ великъ будеть тогда, и кличь великъ, и гласъ страшенъ»; «вельми бо есть страшьно», «страшно есть» [л. 8, 9, 11, 17 об. «Слово» Ефрема о втором пришествии]; и т. д. Последуют всяческие наказания: «песья мухи [.] начнуть [...] терзати зеньки младеньцемь вашим» [л. 46. «Слово» пророка Исаии о последних днях]; «готовъ преклонною шиею хотящимъ его заклати» [л. 4 об. «Слово» Иоанна Златоуста о блудном сыне]; грешников «от судища изгонити начнуть, аки скотъ [...] бьюще» [л. 15 об. «Слово» Ефрема о втором пришествии]; и пр.

Во второй («помесячной» или «житийной») части сборника, как и следовало ожидать, больше изобразительных деталей телесной бедности и мученичества отшельников и подвижников: «власы [...] тело покровено, яко же зверь страшенъ; бяше бо одежею нагъ и листвиемъ быльяномъ въ чресла свои препоясанъ [...] пристрашенъ бывъ» [л. 139. Житие пустынника Ануфрия]; «повели камениемь бити я в лице»; «дре-колиемь пребивати голени ихъ» [л. 104 об., 109. Память о 40 мучениках]; «кровь же течааше на землю ис телесъ ихъ [.] главы же ихъ възнизааху на копища и поставляаху предъ враты града, враны же [...] паряху надъ стенами града» [л. 112. О семи ефесских отроках].

Наконец, третья («приземленная») часть сборника полна картинами «географическими» и жизненно-обыденными. Изображается великое земное пространство: «възиди на гору высоку, воззри на [.] поля, и како тися узрять пасомая стада — не аки ли мравиеве и мшица суще? [.] Корабли, плавающии по морю, не хужьми ли всякого голуби мняться зраку твоему?» [л. 198. «Стихи» из Палеи]. Добавленное позже «Послание о рае» Василия Калики вполне соответствует третьей части сборника.

Люди благочестивые в третьей части кротко плачут: «слезами моими посьтелю мою омочю»; «убрусець ж онъ, на очию его лежащь, полнъ слезъ сущь» [л. 224, 236 об. Анастасия-мниха о шестом псалме]. Больные отвратительно болеют: «на гнои лежаща [...] и вьсю плоть его червьми изъядающа» [л. 238 об. «Слово» о злых женах]; приходится

4 Рукописный сборник РГБ, Троицк., Главн. собр., № 39. Л. 8-8 об., 17 об. «Слово» Ефрема о втором пришествии. Далее ссылки на листы сборника приводятся в скобках в тексте статьи.

«порты отирати гноя на собе, чрепомъ гребаще прыщье» [л. 235 об. «Слово» Кирилла Киприйского о злых духах]. А грешники безумствуют: даже «кроткыи убо пьяница, аки болванъ, аки мерьтвець, валяется [...] и, домочився, смерьдить [.] нальявся, аки мехъ, до горла [.] не могыи главы своея възвести, смрадом отрыгаа» [ л. 231. «Слово» о пьянстве].

Трехчастную композицию сборника (Страшный суд — праведники — земля и грешники) можно объяснить тем, что составитель начала XVI в. собрал сборник из разных рукописей, точнее, из трех разных «блоков» статей. Предполагаемый смысл такой композиции у составителя: раз конца света пока не наступило, то жизнь продолжается. Поэтому оптимистичны первая и последняя статьи сборника: вступительная статья — о человеческом милосердии и доброте, а заключительная — о сохранении рая на земле.

Поэтому и какое-то тяготение к яркому предметно-изобразительному изложению проявилось у составителя сборника, отчего при отборе памятников возникли изобразительные переклички между частями сборника. Так, противоестественные, мучительные состояния и болезни людей изображались не только во второй и третьей частях сборника, но и в первой его части: например, персонаж «стоя въ великия мразы, дондеже нозе его примерзасьта къ камени»; «оному же [...] въступль ногама босыма, ста на пламени» [л. 53 об., 54. «Слово о Исакии-мнисе, иже в Кееве прелщену от бесовъ». Из «Повести временных лет»]. Возмутительное поведение грешников описывалось тоже не только в третьей части сборника, но и в первой: «горе пьющимъ съ гусльми, и сопелями, и с плясаниемь» [л. 14 об. «Слово» Ефрема о втором пришествии]. Горе и слезы людей присутствовали опять же не только в третьей части, но и в первой: «прослезився и в перьси бия» [л. 15. «Слово» Ефрема о втором пришествии]; «руками биющися по персомъ» [л. 3. «Слово» Иоанна Златоуста о блудном сыне]. Бедность персонажей изображена не только во второй части, но и в первой: «азъ хожу въ овчинахъ и в козияхъ кожах, лишенъ, озлобленъ» [л. 6. «Слово» Иоанна Златоуста о блудном сыне]. Кроме того, предметы, взятые из рая, упоминаются во второй части сборника, а потом в конце сборника: «от раа вземъ [...] ветвие и иже листвие красное [...] плоды различны собе взяша» [л. 180 об. Из Скитского патерика]. Ср.: «в раю былъ и три яблока възмя»; «принесе ветвъ из раа» [л. 240, 243 об. Послание Василия Калики о рае].

Созданию некоторого единства трехчастного сборника, возможно, помогли традиционная изобразительность и традиционные предметные детали самих древних поучений и житий.

К сожалению, композиционных аналогий данному сборнику пока найти не удалось.

ПРИЛОЖЕНИЕ Поучение о пьянстве

Поучений против пьянства в древнерусских сборниках довольно много, но переводных. Русские — редки. У приводимого ниже анонимного поучения, которое иеромонах Арсений определил как русское, заголовок отсутствует. Список поучения в данном пергаменном сборнике по почерку можно датировать началом XV в. Скорее всего, поучение компилятивно, на что указывает сходство с предшествующим ему в сборнике тоже анонимным «Словом святыхъ отець о посте великомъ»,

ТПЫНЦ HftntUß.f

HUA ндлеыгннш итЬньлнъыбшу

inWt-ТЦ нкчть-Ч НЛ П ЛI н 1 КГ^АН ■ H*frtirri.K[jifHA iVHJrii.ll-rfcj.rt.IIL

WfHlMIHtA НЖ( CMmHMfßkucAt, tUlUKtHA iyimti

гпвгддьитшгь A4, А П*л BV nttA C*

штмнр^млммо

WttKAHUKMfjitJ лг^мякнницп Л Ги|н:пт»к(гии1 HhMtlceitairrt-

rfJAfi м* ЕЛЖ(н п IfM^BW^rtriFHrH ..

И/Д Л1Т1М IVBit-firJl

flflAtlEÄiriflrdVjU

MtlHJ.Hk

шшпщшлш

глнцк.щчшм^ BiWFKt ntitm ММАЛ n UICfAJ^BMt nnriflfKMHEIV

<П*Н1Г£ГП^ШП A*VJ m fa. t-: Jif I MI,

UDUHI^IlUIHlf »tff IFrRAVAB^Ti

а гьп^ьш ллн( tihi

Ц|ГГПЛД,|^ГЙ>Щ

fjJ.I JI!¡ГtiUffI N л в n .H ЛЛ А Л LIЫ Н

шегги щ rt i n»

Чшчшжн mkK нп1НИ№(г»ги

д j* irr ыч и ri m п.

-JI^HUitlTI. я*"" nrHit

¡ntmHH*m***si

>irrriKi(tr*iKHiirL H liyjlMJIV«*«*^'"*

LVAATt

Hyrt**fTn"Vbtt-nfi

jKtAnripifHMHttY AB^ m lktl#H HK№*JH НГ^'ДЬ *. н ВИЛ1I*А ttr^, ГТ11H Mi/ffiH tt-

,<ллл rt н и 4 f л н ц rt M JHtlrJKHHflUNAI' ri filj H II^IH и

UH-ii Alf Г1ГГТИ**

LyertljJdimt ГЧГ1

<прч«1Ш1. Ч*тл, t

lUltHlMIlilKi

mri-.iiH(iiirAtmt К^НМАНШЛ''»

Bcrt'llflAA(rT"M>

MktlAHUiMrBtv К nfHlW FtlkKiyXt H*A rt A»*"ft fcf* А M

C^Hftl-IJdArij'ih'Hf

tili t f M H A*l fv Ftv ¿ttlUArinitATfcAH*

m AAiVertA^rfc^*1

llt'

einriEtA^H«« ГАК* Hl1АЫШ А ГЯ И rtBM rtAH*r» Ht Д4ЦА1Г1 FLTUlUHX ^HfKinIdfl iHfiNM

ГВ 1-f T(M А Г* - (Ai нл-.t 44rtlfH IMMttif |Ц)ишн*ншч Hf А1ПВГНГГЬ(Л(^П.АВ (ГПВННВ.ЫЖТГЛ-ГЧ-

Рукописный сборникРГБ, Троицк., Глаен. собр., № 39. Л. хх

которое встречается в сборниках уже второй половины — конца XIV в.5. Кроме того, компилятивность подтверждается тем, что большой отрывок текста этого поучения о пьянстве от слов «поганых норовы держа и любя» [л. 230] и до слов «любит же подобныя собе» [л. 231 об.] кочевал уже по некоторым «Измарагдам» конца XV — начала XVI в., а кроме того находился в составе «Слова Иоанна Златоустаго о невостающих на

5 Например, в «Измарагде» РГБ, Рум., № 186 и в «Златой цепи» РГБ, Троицк., № 11.

утреню»6. Возможно, этот отрывок в поучении о пьянстве и был заимствован из приписываемого Иоанну Златоусту «Слова о невостающих на утреню»: ведь в пергаменном поучении о пьянстве вдруг однажды неожиданно упоминается заутреня: «Вижь, колико лиха дееши, пропивая заутренюю» [л. 231] 7. Отрывок же о «синих очах» пьяницы тоже был перенесен из «Слова о пьянстве» Антиоха. В результате поучение получилось довольно неуклюжим.

Древнерусский текст данного поучения о пьянстве не издавался. Деление текста на абзацы сделано по киноварным инициалам в рукописи.

(л. 229) Брате, не весте ли, яко пьянство Богу ненавидимо есть? Самъ Богъ рече своимь апостоломь: «Пьяници царьства Божия не на (229 об.) следять, но уготована имъ мука с татми, съ прелюбодеи и съ разбоиникы».

Иже бы не пити отинудь — того не възбраняет велми. Святеи бо отце не възбраниша намъ того пития ни ясти въ законъ и в подобно время, но отрекли обьядения и пьянъства. Не ядъ бо, ни пья дияволъ, но спаде съ небесъ долу. А Павелъ-апостолъ, ядъ и пья, вьзыде на небеса. Еже бо не пити отинудь досажение есть бывши твари, от Бога сътворении.

Питье бо умнымъ есть на веселие, а несмысленымъ еже чясто упива-тися въ пьянъство — неизбытныи грехъ. Не рече бо Писание: «Не пити», но: «Да не упиваються, въ пьянъство да не пьют».

Симъ подобает пити, еже может пияньство скрыти въ утробе и злая словеса въ устехъ удержати.

Иже бы безумны, упився, не блудилъ, то могли быша сему и мерь-твии подивитися.

О много пиющих бо речено есть сице: «Кому горе — пья (л. 230) ници; кому мятежь и молва, кому скаредия и мерзост, кому сини очи и носъ; кому горе и съкрушение вътще — не пребывающим ли въ вине, въ пьянъстве, назирающих, где пирове бывають?

Пияница бо подобенъ есть свинии. Свинья бо аще где не внидеть, то рылом притъкнеть. Тако и пьяница: аще где не внидет в пиръ, то умомъ постоить. О, люте, брате, как уму въспримемъ, въ льготе живуще и леня-щася къ церкви, пропивающе вечернюю, и заутренюю, и часъ молитве! Что творяши, человече, бесчинъно и скаредно живыи, поганых норовы держа и любя! Техъ бо то есть веселие упиватися, а не християнином. А християнином когда отобедати, тогда и отпити. А ты седиши весь день,

6 См.:АрхангельскийА.С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности. Казань, 1890. Т. 4. С. 41-42.

7 Ср. также сборник РГБ, Троицк., № 762, XV в., л. 152 и сл.

погубль си питьем, ни орудеи вмогыи ка тому сътворити ни телесьных, ни душевных, но все продая и на питие и душею, и теломъ.

Дивьно бо есть поистине в чясъ брашна (л. 230 об.) наястися, а весь день погубити, пьюще.

То мню, яко бесловеснии скоте и зверие, ни Бога ведуще, ни орудеи имуще, ни Суду чяюще, от делъ праздни. Но [н]и те смеють ми ся, аще и не глаголють, то, помышляю, глаголють: «Мы [не] несмыслении скоте, когда отобедаемь, тогда и отпиемь». А сию человеце несытии, егда ину утробу имуть брашну, а ину питию; покоя не имуть, пьюще, и льют, аки въ утелъ съсудъ, дондеже възбесуют от пияньства.

Две бо еста различьи пияньству. Единъ убо еже се мнози хвалять, ркуще: «То есть не пьяница, иже, упився, ляжеть спати. Но то есть пия-ница, иже, упився, толчеть, биетьси, ярится, лается.

Но аз же покушаюся указати о сихъ, яко кроткыи, упився, съгре-шаеть, аще и спати ляжеть. Не удоумею, к чему приложити пиянаго: скотину ли его нареку, но и того скотее; зверь ли его прозову, но и того (л. 231) зверья неразумнее.

Кроткыи убо пьяница, акы болванъ, аки мерьтвець, валяется; многажды бо осквернився и домочився, смерьдить. Егде убо кроткыи пияни-ца въ святыи праздникъ лежить, [то] не могыи двигнутися, аки мертвъ, раслабивъ свое тело, мокръ, нальявся, акы мехъ до горла.

Богобоязнивым же, наслаждающимъ сердца въ церквах пения и чьстения, аки на небесе, мнятся стояще. А пьяница не могы и главы своея възвети, смрадомъ отрыгаа от многаго питья.

Чим есть разно поганых? Да умолкнете глаголющеи: «Аще упьюся, но не сътворю греха лиха». Вижь, колико лиха дееши, пропивая заутре-нюю и чясъ молитвы.

А кроткыи убо пьяница, възлюбивъ пространъство зде, а тамо съ богатымъ онемь въ огне горети начнеть, капля водныя прося устудити языкъ, и не обрящеть, аще и смерть застанет в томъ.

Деряживыи (дерзкий) же пьяница не токмо себе врежает, но и инехъ. А говеющим бого (л. 231 об.) любцемь поносить и укаряет. Аще ли есть властель, то вся хощет повинути своеи пагубе, бояся укора; ненавидит говеиныхъ, любит же подобныя собе, иже и въведуть въ огнь, потакви творяще и блазьнящеи лестьми.

Се перваго закона обычаи имеете празднующаго, новаго же бла-годатнаго: а не мно[го] трапезнаго, ни пивнаго, ни игръ съставимь, яко же невернии. Наипаче убогыя накоръмляите, одеваите. Избавляите обидимыя. Беднымъ помагаите. Миръ и любовь межи собою держите. А брашною трапезою несть моления къ Богу. Богь бо рече: «Не ямъ мясъ тельчих, ни крови козлия пию. Пожри Богови жерътву хвале

и въздажь вышьнему обеты твоя. Призови мя въ день печали твоея — избавлю тя. И прославиши мя». Жерьтва Богу — душа съкрушена и сердце смирено. Богь не уничижить, и пакы близъ есть Господь съкрушеных сердцемь.

Спасаеть ж единою сею жерътвою приемлющих чистою съвестию тело и кровь Xристову. А бра (л. 232) шнаа трапеза и питвеная несть мольба.

Пиюще же въ упои, не подобает призывать святых на помощь пиянь-ствомъ, но трезвым умомъ призывати святыхъ на помощь молитвеную, о гресех Богу молящеся. А от пиянаго никоея же молббы (!) приемлеть Богъ. Духъ святыи пиянаго ненавидить, и бежит его аггелъ-хранитель. Яко и поганыя Богъ набдить, а пьяниць ненавидить.

А убогыя ж Бога деля не до упоя напаяте, да мзды си не погубите. Рече Богь: «Милости хощу, а не жерътвы». Се не упиватися велит, но многыя трапезы и многыя пияньства оставим жидомъ и еллином. Техъ бо есть се дело, а не християньско. Те ибо радуються праздником цер-ковьнымъ, а не духовьнымъ, бесовьстеи угоднице и поборьници им.

А намъ речено християном ясти и пити въ славу Божию и в подобно время. А не рыгати парою обьядъственою, смрадомъ пиянымъ. Пакы же да питаемся брашны святых книгъ, а в питья место — святых отець учения и сказаниа. Се праздникъ (л. 232 об.) Богу, се святымъ радост, се душамъ спасение, се телу здравие, се аньгилу-хранителю неотходное блюдение, се прогнание бесом.

Прияхомъ бо обычаи и научени есмы чрево работными учители, им же богъ чрева и слава, потаковницы и лихоимьцы. Сами преступающее святыя заповеди добытка деля погибелнаго и самовластьнаго души на пагубу и на муку вечную.

А идеже есть съблюдение заповедемь, ту душамъ спасе[ние], и телесемь съблюдение, грехомъ отдание. Богу нашему слава и (конец фразы не дописан, что характерно для концовок статей данного сборника).

Литература

Арсений. Описание славянских рукописей библиотеки Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Ч. 1. М.: Тип. Т. Рис, 1878. 352 с.

АрхангельскийА.С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности. Т. 4. Казань: Тип. имп. Казанского ун-та, 1890. 228 с.

Демин А.С. О жанровом составе рукописного сборника, принадлежавшего боярину М.П. Головину // Литературный факт. 2018. № 8. С. 160-175.

Лончакова Г.А. Легенда о земном рае // Библиосфера. Новосибирск, 2011. № 1. С. 19-26.

References

Arkhangel'skii A.S. Tvoreniia ottsov tserkvi v drevnerusskoi pis'mennosti. T. 4 [Church fathers' works in the Old Russian literature. Vol. 4]. Kazan, Kazan University Publ., 1890. 228 p. (In Russ.)

Arsenii. Opisanie slavianskikh rukopisei biblioteki Sviato-Troitskoi Sergievoi lavry. Ch. 1 [Description of the Slavic manuscripts in the Trinity Lavra of St. Sergius library. Part 1]. Moscow, T. Ris Publ., 1878. 352 p. (In Russ.)

Demin A.S. O zhanrovom sostave rukopisnogo sbornika, prinadlezhavshego boiarinu M.P. Golovinu [On the genre composition of a manuscript collection from M.P. Golovin's library]. Literaturnyi fakt, 2018, no. 8, pp. 160-175. (In Russ.)

Lonchakova G. A. Legenda o zemnom rae [The legend of earthly paradise]. Bibliosfera, Novosibirsk, 2011, no. 1, pp. 19-26. (In Russ.)

Composition and figurative motives of an Old Russian parchment collection of the late 14th — early 16th centuries

© 2019, Anatoly Demin

Abstract: Old Russian manuscript collections can also be literary monuments and enrich the history of literature of Kievan Rus'. In the present article, one of these ancient collections, and first of all its composition, is analyzed from literary point of view. A speculation about optimism of the anonymous compiler after the expectations of the end of the world in 1492 (7000, according to Old Russian chronology) is given. The appendix presents an unpublished anonymous premonition against drunkenness with a description of disgusting behavior of drunks.

Keywords: Old Russian literature, literary collections, composition, figurativeness

Information about the author: Anatoly Demin, Doctor Hab., chief research associate, RAS Institute of World Literature, Moscow, Russia. E-mail: anatolydemin@ gmail.com

Citation: Demin A.S. Composition and figurative motifs of an Old Russian parchment collection of the late 14th early 16th centuries. Literary fact, 2019, no. 2 (12), pp. 225-233. DOI 10.22455/2541-8297-2019-12-225-233