CC BY
30
8. УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.09)
8.1. КОМПАРАТИВИСТСКИЙ ВЗГЛЯД НА ПРОЦЕССУАЛЬНО-ПРАВОВУЮ ПРИРОДУ ПОКАЗАНИЙ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
Попов Алексей Павлович, д-р юрид. наук, доцент. Должность: профессор. Место работы: Российский экономический университет им Г.В. Плеханова. Филиал: филиал в г. Пятигорске. Подразделение: кафедра уголовного права и процесса. E-mail: p.aleksey777@mail.ru
Бельгарова Наталья Викторовна, канд. юрид. наук, доцент. Должность: заведующая кафедрой. Место работы: Российский экономический университет им Г.В. Плеханова. Филиал: филиал в г. Пятигорске. Подразделение: кафедра уголовного права и процесса. E-mail: lolaedik@yandex.ru
Аннотация: В компаративистских исследованиях, осуществляемых в теории уголовного процесса, первостепенное для РФ значение имеет опыт реального законотворчества в государствах ближнего зарубежья. Законодательство о судоустройстве и судопроизводстве в этих странах сопоставимо с российским законодательством по модели, поэтому такое сравнение может быть плодотворным.
Задача: анализ норм УПК стран ближнего зарубежья, регламентирующих статус показаний как источников доказательств. Использование соответствующего опыта в российском законотворчестве.
Методология: сравнительного правоведения.
Результаты: выявлена процессуальная форма показаний; вынесены для обсуждения предложения по изменению норм УПК РФ.
Ключевые слова: сравнительное правоведение, доказательственное право, показания, допрос.
COMPARATIVE VIEW AT THE PROCEDURAL-LEGAL NATURE OF THE INDICATIONS IN CRIMINAL PROCEEDINGS
Popov Aleksey Pavlovich, Dr. of Law, Associate Professor. Position: Professor. Place of employment: Plekhanov Russian Economic University. Branch: Pyatigorsk branch. Department: Criminal Law and Procedure chair.E-mail: p.aleksey777@mail.ru
Belgarova Natalia Victorovna, PhD, Associate Professor. Position: Chief. Department: Criminal Law and Procedure chair. Place of employment: Plekhanov Russian Economic University. Branch: Pyatigorsk branch. E-mail: lolaedik@yandex.ru
Annotation: In comparative studies, carried out in the theory of criminal procedure, the main thing for Russia value has the real experience of lawmaking in the states of the CIS. Legislation on the judicial system and legal proceedings in these countries is comparable to the Russian legislation on the model, so that comparison can be fruitful.
Task: analysis of the norms of the Criminal Procedural Code of CIS countries, regulating the status indications as the sources of evidence. The use of relevant experience in the Russian lawmaking.
Methods: of Comparative Law.
Results: identified procedural form of indications; handed to discuss proposals to change the rules of the Code. Keywords: comparative law, law of evidence, indication, interrogation.
«Искусство судопроизводства есть ни что иное, как искусство пользоваться доказательствами» Иеремия Бентам
Нам вместе с коллегами-единомышленниками уже неоднократно доводилось высказываться на страницах юридической печати по проблемам, обозначенным в наименовании данной статьи [3, 13, 15 и др.]. Однако многие современные авторы не утруждают себя обращением к работам предшественников: далеко не всегда, даже при подготовке диссертационных исследований, используются специально предназначенные для этих целей поисковые системы, например, научная электронная библиотека «eLIBRARY.RU», Национальная информационно-аналитическая система «Российский индекс научного цитирования» (РИНЦ). Эти обстоятельства побуждают нас вновь, но с дополнительной аргументацией, обратиться к проблемам теории доказывания и обусловленным ею проблемам доказательственного права. Предметом нашего внимания выступает регламентация в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (далее - УПК РФ) и УПК государств ближнего зарубежья1 показаний как наиболее распространенной группы процессуальных источников доказательственной информации.
Методологическое значение для всего последующего изложения и, в частности, для характеристики зарубежного законодательства, имеет содержание, вкладываемое нами в такие краеугольные понятия доказательственного права как «доказательства» и «источники доказательств».
По этому вопросу наша позиция близка к традиционной. Она заключается в следующем: в уголовном, как и в любом другом юрисдикционном производстве, доказательства и их источники пребывают в неразрывном единстве, однако понятия эти неоднозначны. Под доказательствами мы понимаем сведения, обладающие легальными свойствами относимости, допустимости и содержащиеся в одном из перечисленных в законе источников. Под источниками доказательств -процессуальную форму (показания, заключения, вещественные объекты, протоколы, документы), позволяющую вовлекать доказательства в досудебное и судебное уголовное производство [12].
В компаративистском исследовании представляется уместным также отметить особенность, не часто принимаемую во внимание в современной отечественной литературе: в уголовно-процессуальном праве государств ближнего зарубежья произошли серьезные переоценки подхода к легальному определению понятия доказательств. В принципе нам близки дефиниции, представленные в новых УПК ряда государств ближнего зарубежья - Азербайджана, Грузии, Казахстана, Латвии, Таджикистана и Туркменистана.
Сущность показаний, независимо от отрасли судебного права (конституционного, уголовного, арбитражного, гражданского, административного), в которой они
1 В официальных названиях УПК этих государств (за исключением Грузии, Туркменистана и Украины) наличествует термин, указывающий на форму правления - «Республика». Однако в юридической литературе широко применяются два способа сокращения их названия - с применением аббревиатуры или без слова «Республика». В настоящей статье использован второй вариант сокращения.
ПРОЦЕССУАЛЬНО-ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ПОКАЗАНИИ Попов А.П.
В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ Бельгарова Н.В.
используются, неизменно одна и та же. Показания есть устные сообщения лиц об обстоятельствах, имеющих значение для того или иного производства, полученные и зафиксированные в установленной законом форме [13, с. 43].
Заметим, что до принятия УПК РФ в отечественной науке уголовного процесса показания как источники доказательств также рассматривались преимущественно в качестве устных сообщений допрашиваемых лиц.
С принятием УПК РФ и новых УПК государств, являвшихся ранее союзными республиками бывшего Союза ССР, ситуация принципиально изменилась. В ст. 76 - 80 УПК РФ были включены нормативные определения, в которых показания определяются как сведения, сообщенные на допросе подозреваемым, обвиняемым, потерпевшим, свидетелем, экспертом (а в современной редакции Кодекса также и специалистом), проведенном в соответствии с требованиями законодательства. Для нас здесь важен тот факт, что новая редакция позитивного права, исключив из текста закона признак устности, допустила существование показаний в любой форме, как в устной, так и в письменной.
Более радикальные преобразования осуществили в национальных УПК законодатели соседних государств. Затрагивающие статус показаний изменения и дополнения соответствующих норм в них порой значительны. В ряде кодексов созданы специальные разделы, посвященные показаниям, которые объединяют в себе многие десятки норм (например, часть 1 «Показания» главы 3 «Средства и методы доказывания» УПК Молдовы).
По характеру изменений правовой регламентации статуса сообщений, исходящих от лиц, они могут быть объединены в следующие группы:
1) относящиеся к форме показаний. Согласно ч. 1 ст. 115 УПК Казахстана «показания подозреваемого, потерпевшего, свидетеля это сведения, сообщенные ими в письменной или устной форме на допросе, проведенном в ходе досудебного расследования». О допустимости не только устной, но и письменной формы получения показаний говорится в ст. 126.1 УПК Азербайджана, частях 1 ст. 91 - 94 УПК Беларуси, ч. 1 с. 128 УПК Туркменистана, ч. 1 ст. 98 УПК Украины, частях 1 ст. 102, 103, 105, 111, 112 УПК Молдовы. (Из УПК Литвы, Таджикистана, Узбекистана и Эстонии исключены определения понятия «показания»).
Помимо констатации изменения содержания анализируемых норм здесь можно задаться вопросом: какой смысл вкладывается законодателем в понимание письменной, а возможно также иной знаковой формы (например, в виде рисунков или с помощью жестикуляции, мимики) формы сообщения лица об обстоятельствах уголовного дела?
Думается, значение «письменных показаний» может быть прослежено в следующих направлениях: во-первых, в ситуациях, когда допрашиваемое лицо способно и желает дать показания, но в силу болезненного состояния лишено речевой функции. Во-вторых, при собственноручной записи показаний допрашиваемым лицом. В-третьих, опрашиваемое и допрашиваемое лицо может использовать имеющиеся у него письменные материалы. В-четвертых, не следует упускать из виду также и содержание протоколов допросов и иных письменных актов, содержащих криминалистически значимую информацию, исходящую от лиц [9, 14].
Последнее из перечисленных направлений имеет для нас принципиальное значение, поскольку мы склонны и показания, и протоколы допроса считать самостоятельными источниками доказательств: показания - первоначальными, а протоколы допроса -производными [7].
На основании изложенного мы делаем вывод о том, что показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, эксперта, специалиста в УПК РФ имеет смысл определять как сведения, сообщенные на допросе этими участниками уголовного процесса в устной, письменной или иной знаковой форме [13];
2) относящиеся к предмету показаний. По этому признаку УПК соседних государств могут быть разделены на следующие две группы. Первую составляют кодексы, в которых нормы о показаниях различных категорий допрашиваемых лиц объединены в одну статью, а предмет показаний в них обозначен общей формулой
- имеющие значения для дела обстоятельства. В эту группу могут быть включены УПК Азербайджана - ст. 126, Латвии - ст. 131, Туркменистана - ст. 128 и Украины - ст. 95.
Конечно, нормы УПК данных государств далеко не аутентичны по объему и содержанию. Так, в 115 УПК Казахстана включены нормы о правилах признания доказательствами показаний негласных сотрудников, вовлеченных в оперативно-розыскную деятельность. Более того, - не все нормы представляются безупречными. Как, например, понимать норму ст. 128.2 УПК Азербайджана о том, что показания должны быть основаны на сведениях и выводах лица, «непосредственно воспринимавшего происшествие и его мотивы»? Субъективная сторона деяния - мотив - визуально, как правило, адекватно не воспринимается. (Неточностями перевода с азербайджанского языка на русский эту особенность, как мы выяснили, нельзя объяснить).
Объединяет же перечисленные кодексы то, что предмет показаний того или иного участника уголовного процесса в них не детализируется.
Вторую группу составляют кодексы, в которых законодателями, также как и в УПК РФ (ст. 76 - 80), предпринята попытка заранее в нормах права максимально, хотя и с различной степенью детализации, обозначить круг обстоятельств, выяснение которых необходимо применительно к показаниям конкретного допрашиваемого лица. К этой группе относятся УПК Армении - ст. 109 - 113, Беларуси - ст. 91 - 94, Грузии
- ст. 74 - 76, Казахстана - ст. 115 Киргизии - ст. 83, Молдовы - ст. 102 - 112, Таджикистана - ст. 73 - 77. Структура и содержание норм в этих кодексах, конечно, также неоднородны. Общий же признак УПК второй группы - ярко выраженная конкретизация и дифференциация предмета показаний.
Возникает вопрос - пополняют ли подобные нормы арсенал знаний дознавателя, следователя, прокурора, судьи? У нас на этот вопрос складывается отрицательный ответ. Во-первых, эти нормы в том или ином объеме, неминуемо повторяют общие положения ст. 73 УПК РФ об обстоятельствах, подлежащих доказыванию по каждому уголовному делу. Во-вторых, они опосредовано дублируют требование ч. 1 ст. 74 УПК РФ об относимости доказательств. В-третьих, в криминалистической методике разрабатывается круг обстоятельств, подлежащих установлению по отдельным видам преступлений, и нет необходимости подменять криминалистические рекомендации нормами права. Более того, Конституция РФ, другие федеральные за-
коны и УПК РФ (ст. 11, ч. 2 ст. 42 и в ч. 4 ст. 56 и др.) содержат немало ограничений, касающихся допроса как любых, так и отдельных категорий лиц об относящихся к уголовному делу обстоятельствах. Достаточно вспомнить о запрете на допрос в качестве свидетеля адвоката об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с оказанием юридической помощи (ч. 2 ст. 8 Закона об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации).
В силу изложенного, первый вариант нормативного определения предмета показаний нам представляется предпочтительным. Уточнять же предмет показаний имеет смысл лишь в исключительных ситуациях, когда в законе необходимо установить какие-либо правоог-раничения либо, напротив, предоставить субъектам доказывания специальные полномочия. Причем такого рода уточнения целесообразно включать в статьи УПК, регламентирующих не статус показаний, а статус участников уголовного процесса и порядок производства допроса. Пример такого подхода можно найти в уже упоминавшейся нами части 8 ст. 115 УПК Казахстана. В нее включены нормы об особенностях предмета доказывания при допросе лица, внедренного в преступную группу.
При производстве любых следственных и иных процессуальных действий неминуемо происходит интенсивное вербальное общение между их участниками. Так, в ходе допроса обвиняемый может сообщить следователю о неудовлетворительном самочувствии, об условиях содержания в следственном изоляторе. Подозреваемый - пояснить мотивы своего поведения при задержании, свидетель - причину забывчивости и т.д. При проведении обыска хозяин обыскиваемого помещения может дать разъяснения следователю относительно строения своего жилища, причину создания в нем тайников. Подобного рода сведения, не являются показаниями, поскольку они не составляют их предмет, однако часть из них (например, заявление обвиняемого, о причинах отказа от дачи показаний.) подлежит фиксации в протоколах. Возможно, подобного рода сведениям следует придать статус объяснений, отразив это обстоятельство в нормах УПК РФ;
3) относящиеся к кругу лиц как «источнику» сведений. Законодатели ряда государств идут по пути расширения круга участников уголовного процесса, чьи показания образуют самостоятельный источник (в иной терминологии - «вид») доказательств. Например, в УПК Молдовы к числу таких участников отнесены гражданский истец, гражданский ответчик и пострадавший. Правовое положение пострадавшего, в отличие от потерпевшего, специфично, что отражено в ст. 58 УПК Молдовы, включающей свыше двадцати норм, характеризующих его статус.
Инициативы о придании в УПК РФ специального статуса показаниям гражданского истца, гражданского ответчика, их представителей и понятых неоднократно выдвигались и в отечественной литературе [1, с. 242 -245]. В связи с этими предложениями возникает вопрос: есть ли необходимость в УПК РФ создавать дополнительные правила для допроса перечисленных и других участников уголовного процесса, если понятно, что допрашиваться они должны по правилам допроса свидетеля? Нам думается, что нет, не надо.
Применительно к их допросу специфичен, вероятно, лишь предмет показаний. Создавать же для этого дублирующие процедурные правила нет никакой необходимости. Что же касается отличий статуса свидетеля от правового положения других субъектов, то они в
достаточной мере могут быть отражены в нормах раздела II УПК РФ «Участники уголовного судопроизводства».
4) касающиеся этапов уголовного судопроизводства, на которых исходящие от участников уголовного процесса сообщения, обретают статус показаний. В анализируемых кодексах наиболее ярко это изменение представлено в УПК Грузии. В его п. 24 ст. 3 «Разъяснение основных терминов для целей настоящего Кодекса» закреплено: «Показания свидетеля - предоставленная свидетелем в суде информация об обстоятельствах уголовного дела». Перманентные предложения о разграничении процессуально-правовой природы сведений на предварительные (досудебные) и судебные как полноценные доказательства постоянно высказываются и в отечественных литературных источниках [5, с. 35 - 37 и др.].
Не будем высказываться критически относительно нормы, закрепленной в п. 23 ст. 3 УПК Грузии. Во-первых, она встроена в модель уголовного судопроизводства этого государства, отличающуюся от российского. Во-вторых, она полностью соответствует определению понятия доказательств, содержащемуся в УПК Грузии. В нем установлено, что доказательствами служит представленная в суд информация (предметы, документы, вещи), на основе который стороны в суде выполняют обязанности, защищают свои права и законные интересы, а суд устанавливает обстоятельства уголовного дела. Для уголовно-процессуального права РФ такой подход неприемлем. Доказательства, доказывание в ст. 74, 86, 87, 144 и многих других УПК РФ рассматриваются применительно как к судебному, так и к досудебному производству. Нет никакого резона менять эту парадигму.
Здесь нам хотелось бы обратить внимание на принципиальное преобразование досудебного производства, произошедшее в 2013 г.: статья 144 УПК РФ была дополнена частью 12, в которой установлено, что в качестве доказательств могут быть использованы сведения, полученные в ходе проверки сообщения о преступлении. Таким образом, по справедливому замечанию А.С. Халикова, в УПК РФ «было внесено радикальное дополнение, расширяющее временной период собирания доказательств, а следовательно, и трактующее в новом свете их понимание в уголовном процессе» [16, с. 45].
Идея деформализации досудебного производства [2, с. 12 - 16] нам представляется привлекательной. Ясно, что в полной мере она реализуема лишь при условии принципиального изменения формы (модели) российского уголовного процесса, хотя часть проблем может быть уже решена в рамках действующего УПК РФ;
5) состоящие в изменении процессуальных средств получения (формирования) показаний. По своему содержанию эта группа изменений наиболее радикальна.
В законе - ст. 76 - 80 УПК РФ - показания определяются как сведения, сообщенные на допросе. Такой поход небезупречен. У нас нет сомнений, что показания могут быть получены не только в ходе допроса, но и очной ставки, являющейся по сути одновременным допросом двух ранее допрошенных лиц. Поэтому предпочтительными нам представляются формулировки норм, содержащиеся в ряде кодексов соседних государств. Так, в ст. 126.1 УПК Азербайджана говорится о получении показаний не при производстве допроса, а «в порядке, установленном Кодексом». В ст. 115 УПК Казахстана и Туркменистана закреплены еще
ПРОЦЕССУАЛЬНО-ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ПОКАЗАНИЙ Попов А.П.
В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ Бельгарова Н.В.
более конкретные правила: показания в них определяются как сведения, сообщенные в порядке, установленном главами (гл. 26 и 27 соответственно), именуемыми «Допрос и очная ставка». В определения понятий показаний, содержащихся в ст. 91 - 94 УПК Беларуси включено правило, согласно которому показаниями участников процесса являются сведения, сообщенные при производстве не только допроса, но и «иных следственных действий с их участием».
Устные сведения сообщаются лицом и при производстве проверки его показаний на месте. Не случайно законодатель, руководствуясь логико-структурной и познавательной характеристикой следственных действий, поместил допрос, очную ставку, предъявление для опознания и проверку показаний на месте в один раздел Кодекса - гл. 26 УПК РФ.
В контексте рассматриваемой нами проблемы наиболее принципиальные изменения произошли в законодательстве Латвии. В ст. 131 УПК этого государства, во-первых, закреплено, что «доказательствами в уголовном процессе являются сведения о фактах, которые в своих показаниях во время допроса или опроса сообщает лицо, вызванное в установленном законом порядке для предоставления сведений».
Во-вторых, в ней установлено: «Показанием является также собственноручно написанное и подписанное лицом адресованное досудебному следственному учреждению или суду объяснение о конкретных фактах и обстоятельствах». Близкое по сути правило содержится в ч. 3 ст. 121 УПК Армении, предоставляющей возможность использования «в качестве доказательств протоколы, составленные по поводу принятия устных заявлений о совершенных или готовящихся преступлениях, явке с повинной, задержании, разъяснении лицам их прав и обязанностей». Положительной чертой формулировки, содержащейся в ч. 2 ст. 131 УПК Латвии является ее абсолютная определенность. Собственноручные записи в ней не приравнены к показаниям, а однозначно названы таковыми. Здесь есть над чем подумать.
6) разночтения, проявляющиеся в концептуальной характеристике показаний как вида источников доказательственной информации. В УПК Азербайджана - ст. 124, Армении - ст. 104, Таджикистана - ст. 72, Эстонии - ст. 63 они, также как и в УПК РФ, именуются доказательствами. В УПК Беларуси - ст. 88, Казахстана - ст. 111, Киргизии - ст. 81, Туркменистана - ст. 124, Узбекистана - ст. 81 - источниками доказательств. Нам представляется, что наиболее удачная терминология использована в УПК Украины, где показания в ч. 2 ст. 84 названы процессуальными источниками доказательств.
Компаративистский характер статьи не освобождает нас от необходимости анализа точек зрения, представленных в российской науке уголовного процесса относительно легальной дефиниции показаний. Литература по этой проблематике чрезвычайно обширна. Однако мы в критическом плане рассмотрим лишь одну из формулировок, и только потому, что она позволяет нам высказать ряд принципиальных соображений.
В специальной литературе высказано предложение -определять показания как «процессуальную форму сообщения (сведений) лица, обладающего указанным в законе процессуальным статусом, в ходе допроса, очной ставки, предъявления для опознания ...». (Кроме того, определением понятия «процессуальная
форма» предлагается также дополнить ст. 5 УПК РФ, и еще - использовать этот термин в ч. 2 ст. 74, содержащей перечень источников/видов доказательств) [4, с. 8].
Наши претензии заключаются в следующем: в исследовании, содержащем, не общие пожелания законодателю, а конкретные формулировки, которые предлагается учесть в нормотворческой деятельности, должны скрупулезно соблюдаться определенные правила. Предлагаемые нормы должны быть: а) научно обоснованы, б) практически значимы, в) соответствовать юридической технике и языку закона [8, с. 171 -190; 11, с. 232 - 237].
Критикуемую нами легальную дефиницию показаний вряд ли можно признать научно состоятельной. Уголовно-процессуальное законодательство (как и уголовно-процессуальная деятельность в целом) в значительной степени формализовано. Но в этой связи, подавляющая часть понятий доказательственного права (и не только они) может быть определена с помощью категории уголовно-процессуальной формы. Например, заключение эксперта есть процессуальная форма выводов сведущего лица; протоколирование - процессуальная форма фиксации хода и результатов следственных и судебных действий; осмотр - процессуальная форма непосредственного изучения следователем или судом материальных объектов. И многое другое [6]. Подобного рода формулировки наверняка представляют интерес в дидактическом плане, например, при изучении студентами юридических вузов самого понятия уголовно-процессуальной формы. Однако в УПК они не привнесут ничего нового, не понесут никакой позитивной нагрузки. Нужны ли законодательству подобные дефиниции? Думается, не нужны.
Не приходится говорить и о практической значимости предлагаемой нормы, поскольку она представляет собой лишь норму-определение, не содержащую никакой диспозиции - т.е. конкретного правила.
Уязвимо критикуемое предложение и с точки зрения юридической техники: перечень допрашиваемых лиц в нем заменен выражением «лицо, обладающее процессуальным статусом». Однако процессуальным статусом по УПК РФ обладает свыше двадцати категорий лиц, и ясно, что не все они имеются в виду.
Вывод: легальные дефиниции показаний, содержащиеся в ст. 76 - 80 УПК РФ, имеет смысл сосредоточить в одной статье Кодекса, изложив ее в следующей редакции:
«Статья 76 Показания
1. Показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, эксперта, специалиста это имеющие значение для уголовного дела сведения, сообщенные перечисленными участниками в устной, письменной или иной знаковой форме на допросе, очной ставке, предъявлении для опознания, проверке показаний на месте, проведённых в порядке, установленном настоящим Кодексом.
2. Показаниями являются сведения об обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела, сообщенные перечисленными участниками при производстве других следственных и иных процессуальных действий, зафиксированные в протоколах этих действий.
3. Исходящие от лиц сведения об иных обстоятельствах именуются объяснениями.
4. Если в установленных настоящим Кодексом случаях лицо имело право отказаться от дачи показаний,
и это право ему было разъяснено, но показания дало, то сообщенные им сведения являются доказательствами» [10, с. 10 - 11; 13, с. 46].
И в заключение. Мы не можем позволить себе быть наивными и не отдавать отчет в том, что высказанные предложения, как, впрочем, и многие иные инициативы других авторов, свойственные диссертационным и прочим проектам, вероятно, не будут реализованы в действующем законодательстве. Ведь нормы раздела III УПК РФ «Доказательства и доказывание» продолжают оставаться в Кодексе наиболее стабильными, в этом их преимущество. Однако очевидно, - они могут оказаться полезными при разработке будущего отечественного уголовно-процессуального законодательства, причем не только в его «понятийной» части - нормы-дефиниции в уголовно-процессуальном кодексе вполне могут и отсутствовать - но и в конкретных процедурных правилах, предусматривающих получение и фиксацию доказательственной информации, исходящей от лиц.
Список литературы:
1. Белкин А.Р. УПК РФ: нужны ли перемены?: монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2013.
2. Гмырко В.П., Зинченко И.А. Парадоксы доказательственного права // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 2 (13). С. 9 - 17.
3.Григорьев В.Н., Зинченко И.А., Попов А.П. Компаративистские заметки об институте следственного судьи в досудебном уголовном судопроизводстве // Международное уголовное право и международная юстиция. 2016. № 1. С. 13 - 19.
4. Гришина Е.Б. Показания в системе видов доказательств в уголовном судопроизводстве России: авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010.
5. Демидов И.Ф. Реконструкция уголовного судопроизводства (концепция как гипотеза) // Государство и право. 2012. № 1. С. 33 - 44.
6. Зинченко И.А. Регламентация статуса источников доказательств в уголовно-процессуальном законодательстве // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. 2014. № 2 (36). С. 67 - 70.
7. Зинченко И.А., Попов А.А. Письменные доказательства как источники доказательств в досудебном производстве (компаративистский взгляд) // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 6 (17). С. 313 - 322.
8. Победкин А.В. Уголовный процесс: состояние вне права: монография. М.: Юрлитинформ, 2013.
9. Попов А.П. Оперативно-розыскная инициация уголовно-процессуальной деятельности // Профессионал. 1998. № 5 - 6. С. 34 - 38.
10. Попов А.А. Получение объяснений и показаний в уголовном процессе Российской Федерации (результаты компаративистского исследования досудебного производства): автореф. дис. . канд. юрид. наук. М., 2015.
11. Попов А.П. Уголовный процесс России: целепо-лагание, система задач и средства. Пятигорск: РИА на КМВ, 2016.
12. Попов А.П., Зинченко И.А., Попова И.А. Актуальные проблемы доказательственного права в уголовно-процессуальном законодательстве // Уголовный процесс современной России. Проблемные лекции: учеб. пособие для бакалавриата и магистратуры / под ред. В.Т. Томина, И.А. Зинченко. М.: Юрайт, 2014. С. 298 -335.
13. Попов А.П., Попов А.А. Процессуально-правовая процедура показаний в уголовном процессе: компаративистский взгляд // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. 2015. № 1 (39). С. 43 - 46.
14. Попов А.П., Попова И.А. Регламентация оперативно-разыскной деятельности в уголовно-процессуальном праве // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. 2013. № 1 (31). С. 7 - 11.
15. Попов А.П., Попова И.А., Зинченко И.А. Уголовный процесс: проблемы доказательственного права современной России. Пятигорск: РИА на КМВ, 2014.
16. Халиков А.Н. Новое понимание доказательств и системы доказывания в уголовном судопроизводстве // Государство и право. 2014. № 9. С. 45 - 52.
Рецензия
Компаративистский подход к анализу проблем доказательственного права, в котором первостепенное внимание уделяется изучению новейшего законодательства государств так называемого ближнего зарубежья - достаточно новое и привлекательное, на мой взгляд, явление в теории уголовного процесса. Интересен выбор авторами предмета исследования - правовая регламентация показаний различной категории допрашиваемых лиц, а также взаимосвязанных с ними процедур допроса, фиксации его результатов и др.
Положительными сторонами статьи А.П. Попова и Н.В. Бельгаровой я бы, во-первых, назвал отказ от монообразца, т.е. сосредоточение внимания на законодательстве одного-двух зарубежных государств, чем зачастую грешат другие исследователи, пытающиеся использовать методологию сравнительного правоведения. Авторы рецензируемой работы в той или иной мере использовали нормы уголовно-процессуальных кодексов всех стран - бывших союзных республик бывшего Союза ССР. Задача эта не совсем простая хотя бы потому, что на русском языке принимаются УПК лишь парламентами Беларуси и Казахстана. Во-вторых, менее всего авторы занимаются лишь описанием оригинальных норм зарубежного законодательства. Ими предпринято действительно сравнительно-правовое исследование, имеющее целью совершенствование российского уголовно-процессуального законодательства.
В статье затронуты такие дискуссионные вопросы, как статус протоколов допроса и письменная форма показаний. Позиция авторов в данном случае достаточно аргументирована и у меня не вызывает нареканий.
Статья написана грамотным языком, на высоком научном уровне, правильно оформлена, соответствует профилю журнала «Пробелы в российском законодательстве», что позволяет сделать вывод о том, что она может быть рекомендована для опубликования.
Рецензент: заслуженный деятель науки РФ, доктор юридических наук, профессор В.Т. Томин.
