CC BY
85
УДК 811.11
К. М. Ирисханова
кандидат филологических наук, профессор кафедры стилистики английского языка факультета ГПН МГЛУ e-mail: [email protected]
КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС В АНГЛОЯЗЫЧНОМ ПОЭТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматривается явление когнитивного диссонанса и способы его проявления в англоязычном поэтическом дискурсе.
Ключевые слова: когнитивный диссонанс; поэтический дискурс; внешний диссонанс; внутренний диссонанс.
Iriskhanova K. M.
Ph. D., Professor Chair of English Stylistics Department of Humanities and Applied Sciences, MSLU
COGNITIVE DISSONANCE IN ENGLISH POETIC DISCOURSE
The article looks into the phenomenon of cognitive dissonance and the ways in which it is manifested in English poetic discourse.
Key words: cognitive dissonance; poetic discourse; external dissonance; inner dissonance.
Термин «диссонанс», обычно ассоциируемый с теорией музыки для обозначения негармонического сочетания звуков, в XX в. распространяется на другие области знаний и приобретает новое смысловое звучание. В начале XX в. известный отечественный филолог, лингвист и литературовед В. В. Виноградов, исследуя поэтическое творчество А. А. Ахматовой, обращает внимание на символы диссонирующего характера, понимая диссонанс как «противоположение символических предметов» [1, с. 271].
В середине XX в. тема диссонанса вновь привлекает внимание исследователей. В изучении этого явления делается ряд важных акцентов и осуществляется переход к его исследованию в когнитивном ракурсе. Теоретический смысл и систематическую разработку это понятие приобретает в социальной психологии у Л. Фестингера
[8], который впервые использует введенный им термин для понимания и объяснения поведения человека [8]. Сегодня понятие «когнитивный диссонанс» широко применяется в психологических построениях и экспериментах, означая состояние ментального дискомфорта, вызванного в сознании человека столкновением противоречивых знаний, фактов, убеждений, представлений (когниций).
Существующая практика когнитивных исследований дает возможность использовать понятие «когнитивный диссонанс» в лингвистике, которая сегодня ищет все более глубокие способы осмысления дискурса. Первый шаг в этом направлении предпринимает известный лингвист В. З. Демьянков. Он вводит этот термин в научный оборот лингвистических исследований, поднимая ряд серьезных и актуальных вопросов, существенных для истолкования смысла дискурса. Основываясь на представлениях Л. Фестингера, В. З. Демьян-ков намечает новую методологическую перспективу интерпретации смысла дискурса, разрабатывая девять модулей знаний, необходимых для преодоления когнитивного диссонанса, возникающего при чтении медийных текстов.
Общепризнанным является факт, что с точки зрения постижения смысла особую трудность для читателя представляет поэтический текст, уникальная разновидность дискурса, особая форма языкового творчества. Ключевая сущность поэзии как одной из областей словесного искусства состоит в стремлении поэта передать свое собственное, отличное от других, миропонимание и мироощущение, т. е. в ее субъективной ориентированности. Создаваемая автором поэтическая картина мира часто не согласуется и даже противоречит системе языка, определенному культурному срезу, исторически сложившимся представлением, знаниям читателя, что заставляет последнего испытывать определенное напряжение и ментальный дискомфорт. Другим принципиальным свойством поэзии как произведения искусства является его неоднозначность как объекта, наделенного структурными свойствами, допускающими и координирующими различные истолкования [5, с. 54].
Особенность поэтического дискурса в отличие от других форм языкового творчества определяется его ритмической структурой как важнейшим конструктивным принципом, который обусловливает «тесноту стихового ряда» [6] и подчиняет другие факторы. Как писал Ю. Н. Тынянов: «Единство произведения не есть замкнутая симметрическая
целость, а развертывающаяся динамическая целостность... динамическая форма образуется не соединением, а взаимодействием. Ощущение формы. есть всегда ощущение протекания (а стало быть, изменения) соотношения подчиняющего, конструктивного фактора с подчиненными» [6]. В поэтическом тексте разнопорядковые формы всех уровней языковой системы от метро-ритмического до синтаксического не только взаимосвязаны и значимы, но демонстрируют порождение поэтической системы текста, систему взаимозависимости и многозначимости поэтического кода. Появляющиеся в поэтическом дискурсе новые смыслы могут находиться вне горизонта языковой системы, создавая когнитивный диссонанс. Именно это, по-видимому, имел в виду В. Шкловский, когда писал, что «художественный эффект достигается средством изменения сигнальной системы. обновлением сигнала, который нарушает стереотип и что заставляет читателя напрягаться для постижения вещи» [8, с. 19].
Явление когнитивного диссонанса, лежащее в основе создания художественного эффекта, присутствует в поэтических текстах разных эпох, написанных в разных традициях и жанрах. Его преодоление дает важнейший ключ к проникновению в смысловой объем стихотворения.
Как показывают наши наблюдения, когнитивный диссонанс в поэтических текстах проявляется в двух разновидностях: внешней и внутренней. Он полиструктурен и охватывает все уровни языковой системы, принимает разные формы и конструкции, занимая существенные позиции в субъективном поле поэтического произведения.
Смысл внешней разновидности когнитивного диссонанса заключается в столкновении общечеловеческого социокультурного кода или принятых в данном сообществе представлений и понятий с позицией, выраженной в поэтическом тексте.
Внутренняя разновидность диссонанса обусловлена несоответствиями системы поэтического текста системе языка, проявляющимися на всех уровнях.
Для иллюстрации внешней разновидности когнитивного диссонанса обратимся к сонету № 130 У Шекспира.
(1) My mistress" eyes are nothing like the sun;
(2) Coral is far more red than her lips" red;
(3) If snow be white, why then her breasts are dun;
(4) If hairs be wires, black wires grow on her head.
(5) I have seen roses damask'd, red and white,
(6) But not such roses see I in her cheeks;
(7) And in some perfumes is there more delight
(8) Than in the breath that from my mistress reeks.
(9) I love to hear her speak, yet well I know
(10) That music hath a far more pleasing sound;
(11) I grant I never saw a goddess go;
(12) My mistress , when she walks, treads on the ground:
(13) And yet, by heaven, I think my love as rare
(14) As any she belied with false compare.
Сонет написан в традиционной для этого поэтического жанра метрической форме пятистопного ямба, с небольшими отклонениями во (2), (5) и (7) строках, с четким соблюдением рифмы и строфического деления.
В построенном на контрасте сонете поэт рассказывает о своей возлюбленной. Шекспир намеренно уходит от поэтических традиций своего времени, согласно которым поэты обычно воспевали божественную красоту возлюбленных. Выражение чувств к любимой женщине получает в этом сонете иную трактовку. Первые 12 строк стихотворения пронизывает последовательность стилистических приемов (сравнений, метафор, гипербол), эмоционально рисующих образ женщины весьма далекой от красоты. Поэт сравнивает ее внешний вид с явлениями природы, с прекрасными творениями человека, на фоне которых внешность его возлюбленной меркнет. Стремление Шекспира по-новому передать свои чувства, по-иному рассказать о своей любви, вступает в противоречие с общепринятыми представлениями и приводит к возникновению когнитивного диссонанса на содержательном уровне.
Внутреннюю разновидность когнитивного диссонанса можно проследить в стихотворении Ф. Ларкина «Здесь» («Here», 1961), где языковые единицы и структуры употребляются с субъективной размытостью, а не в соответствии с их изначальным смыслом, зафиксированным в системе английского языка.
HERE
(1) Swerving east, from rich industrial shadows
(2) And traffic all night north; swerving through fields
(3) Too thin and thistled to be called meadows,
(4) And now and then a harsh-named halt, that shields
(5) Workmen at dawn; swerving to solitude
(6) Of skies and scarecrows, haystacks, hares and pheasants,
(7) And the widening river's slow presence,
(8) The piled gold clouds, the shining gull-marked mud,
(9) Gathers to the surprise of a large town:
(10) Here domes and statues, spires and cranes cluster
(11) Beside grain-scattered streets, barge-crowded water,
(12) And residents from raw estates, brought down
(13) The dead straight miles by stealing flat-faced trolleys,
(14) Push through plate-glass swing doors to their desires -
(15) Cheap suits, red kitchen-ware, sharp shoes, iced lollies,
(16) Electric mixers, toasters, washers, driers -
(17) A cut-price crowd, urban yet simple, dwelling
(18) Where only salesmen and relations come
(19) Within a terminate and fishy-smelling
(20) Pastoral of ships up streets, the slave museum,
(21) Tattoo-shops, consulates, grim head-scarfed wives;
(22) And out beyond its mortgaged half-built edges
(23) Fast-shadowed wheat fields, running high as hedges,
(24) Isolate villages, where removed lives
(25) Loneliness clarifies. Here silence stands
(26) Like heat. Here leaves unnoticed thicken,
(27) Hidden weeds flower, neglected waters quicken,
(28) Luminously-peopled air ascends;
(29) And past the poppies bluish neutral distance
(30) Ends the land suddenly beyond a beach
(31) Of shapes and shingle. Here is unfenced existence:
(32) Facing the sun, untalkative, out of reach.
В стихотворении, насыщенном конкретными смыслами, поэт излагает будничный сюжет, изображая передвижение человека (реальное или вымышленное) из города в деревню, из деревни в город и снова из города в деревню. Описание города и деревни перемежается описанием повседневной жизни людей, городских видов, сельской природы. На первый взгляд читатель склоняется к мысли, что в стихотворении звучит тема авторского мировосприятия, построенная на сопоставлении и контрасте суетной городской и спокойной сельской
жизни. Тема городской суетности сопровождается хаотичным перечислением достаточно отдаленных друг от друга по семантике и среде употребления единиц: industrial shadows, flat-faced trolleys, plate-glass swing doors, cheap suits, kitchen-ware, sharp-shoes, iced lollies и т. д. Описание деревенской жизни (в последней строфе) окрашена спокойствием и тишиной: Here silence stands like heat; Here leaves unnoticed thicken; Here is unfenced existence: Facing the sun, untalkative, out of reach.
Текст стихотворения состоит из 4 строф, выстраивающих структуру лексических и грамматических несоответствий системе английского языка.
Первым словом, беспокоящим читателя своей неопределенностью, вызывающей концептуальные затруднения и состояние ментального дискомфорта является дейктическая единица here, не имеющая строго фиксированного референта, способного вызывать разнообразные ассоциации, формировать различные смыслы и характеризуемая в данном тексте своей недосказанностью. Дейксис here встречается, помимо заглавия, в самом тексте 4 раза: во второй строфе он, однозначно, относится к городу, в последней строфе к деревне. Возникает естественный вопрос к заглавию: «Здесь - где?», в городе, в деревне или в этой жизни. Осмысление заглавия будет осуществляться как поэтапный процесс проникновения в его смысл. Известно, что заглавие - это особый элемент, связанный с текстом и содержательно и лингвистически. Образное определение роли заглавия дал в свое время С. Кржижановский: заглавие - «не шапка, а голова, которую извне к телу не приладишь»1. Обычно заглавие задает семантический объем всему художественному тексту и всем составляющим его элементам, но в анализируемом стихотворении только система поэтического текста позволяет раскрыть его смысл, что подтверждает слова выдающегося отечественного лингвиста Ю. М. Лотмана, что текст -это генератор новых смыслов [4, с. 11].
Другую рефлексивную задачу перед читателем ставит вся первая строфа, отличающаяся повышенной структурной сложностью: резкими переносами между строк, разбивающими единство предложения, повторами, создающими намеренную неясность. Начальную позицию строфы занимает грамматическая конструкция swerving east, которая,
1 Цит. по: [3, с. 308].
на первый взгляд, выполняет функцию обстоятельства согласно грамматической системе английского языка. Читатель предполагает, что далее должно последовать подлежащие. В поисках подлежащего он доходит до конца первой строфы, но вместо ожидаемого подлежащего находит повторение этой грамматической формы в более сложных конструкциях и во второй и в пятой строфах. Более сложные сочетания не приводят к образованию нового лексического значения, но принципиально важным является сам факт его повтора. Вся строфа оставляет впечатление синтаксической незавершенности и ускользающего смысла, что усиливает ожидание читателя относительно подлежащего.
Вторая строфа неожиданно открывается личной формы глагола в 3-м лице, единственном числе gathers, что ставит читателя в тупик и еще раз заставляет его обратиться к поиску подлежащего. Возврат к прочитанному и его переосмысление позволяет придти к выводу, что на эту роль может претендовать только форма swerving, подчиняясь синтаксической организации стихотворения, которая в данном случае демонстрирует несоответствие с грамматической системой английского языка.
Расхождение между системой поэтического текста и системой языка наблюдается также в строках (11) и (12), где автор вводит в поле зрения читателя три группы существительных, объединенных предлогом beside и союзом and между второй и третьей группами: Beside grain-scattered streets, barge-crowded water, And residents from raw estates. Использование союза and перед третьим существительным соответствует системе английского языка, однако обстоятельство появления глагола push делает необходимым восстановление структуры всего предложения, в котором третья группа существительных функционирует в качестве подлежащего.
Вводит читателя в заблуждение и завершающая третью строфу составная часть (24) строки, где лексическая единица lives может быть существительным, функционирующим в качестве подлежащего, или глаголом в функции сказуемого. Только соотнесение этой единицы с глаголом clarifies определяет значение и функцию лексической единицы lives в качестве существительного. И наконец, состояние когнитивного диссонанса могут вызвать у современного читателя последние строки четвертой строфы: сравнение (Here silence stands
Like heat), метафоры (leaves unnoticed thicken, waters quicken), метафорический эпитет (Luminously-peopled air ascends), которые являются аллюзией на первоосновы жизни на земле - огонь, вода, воздух, земля.
Главная мысль о простоте и сложности современной жизни подтверждается и на ритмико-синтаксическом уровне стихотворения, где сложное развернутое первое предложение занимает три строфы, а последняя строфа представлена тремя короткими предложениями.
Таким образом, анализ несоответствий между поэтической системой стихотворения и системой английского языка позволяет преодолеть когнитивный диссонанс и прийти к пониманию смысла.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Белодед И. К. Символика контраста в поэтическом языке Анны Ахматовой // Поэтика и стилистика русской литературы. - Л. : Наука, 1971. - 454 с.
2. Демьянков В. З. Когнитивный диссонанс: когниция языковая и внеязыко-вая // Когнитивные исследования языка. - Вып. IX. Взаимодействие когнитивных языковых структур. - М.-Тамбов : Изд-во ТГУ, 2011. - 561 с.
3. Джанджакова Е. В. О поэтике заглавий // Лингвистика и поэтика. - Л. : Наука, 1979. - 308 с.
4. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. - М. : Язык русской культуры, 1999. - 447 с.
5. МикешинаЛ. А. Трансцендентальное измерение гуманитарного знания // Вопросы философии. - № 1. - 2006. - С. 49-66.
6. Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка. - URL: http://philologos. narod.ru/classics/tyn-probless.htm
7. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса / пер. А. Анистратенко, И. Знаешева. - СПБ. : Ювента, 1999. - 320 с.
8. Шкловский В. Художественная проза. Размышления и разборы. - М. : Советский писатель, 1959. - 627 с.
9. Larkin Ph. Here. - URL: http://aplitcomp.edublogs.org/2008/04/10/here-by-philip-larkin/
