CC BY
19
когнитивные и коммуникативные основания синтаксической системы
Геннадий Николаевич Манаенко,
доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет»
В статье рассматривается взаимная обусловленность фрагмента субъективной картины мира и его языкового выражения. Пропозициональные структуры могут получать различное языковое выражение. Выбор говорящим того или иного типа предложения определяется не только содержанием мысли, но и степенью ее коммуникативной значимости.
Ключевые слова: информация, знание, пропозиция, предложение.
cognitive and communicative basis of the syntax
Gennady N. Manaenko,
Doctor of Philology, Professor of the Department of Russian Language FSAEU VPO "North
Caucasus Federal University"
The article deals with the interdependence of a fragment of the subjective view of the world and its linguistic expression. Proposional structures may receive different linguistic expression. Selectingby the speaker of a certain type of offer is determined not only by the content of thought, but the degree of its communicative significance.
Keywords: information, knowledge, proposition, sentence.
В современной науке есть точка зрения, согласно которой информация - это передаваемое в коммуникации языковыми формами знание, которое представляет собой семантическое, т. е. опосредованное социальной практикой и конвенциональное по своей сути, содержание пропозиционально структурированных ментальных репрезентаций когнитивного пространства индивидуума. Иначе говоря, выступая в виде знания, информация обязательно передает в конвенциальном коде индивидуальный опыт человека, содержание результатов всей его деятельности и процессов познания им мира. В то же время каждый индивид имеет специфическую систему связей и ориентиров (личностных смыслов) организации своего когнитивного пространства, которые могут и не иметь конвенциального характера. Таким образом, понятие смысла не обладает презумпцией знаковой системы, но детерминирует наличие как субъекта, так и момента коммуникации [см.: Манаенко, 2004].
Любая речевая коммуникация, по Х. Г. Гадамеру, представляет собою акт означивания текста в процессе его интерпретации, т. е. любой индивидуум, создавая свою картину мира, основывается на пред-понимании, включающем в себя допущения, неявно выраженные в используемом языке. В теории коммуникативной компетенции О. Т. Йокояма коммуникация рассматривается как процесс передачи знания от одного собеседника другому в соответствии с правилами кооперации. Минимальная же единица общения включает четыре набора знаний: знания инди-
видуума о мире и о самом себе и знания, важные в данный момент как для первого участника коммуникации, так и для второго [Йокояма, 1992: 95-96]. При этом, по О. Т. Йокояме, в речевом общении передается три типа информации: информационное знание, метаинформационное знание (о коде и ситуации общения) и информация об отношении говорящего к высказыванию (что как бы остается вне знания. -Г. М.). Однако Т. Виноград и Ф. Флорес утверждают, что фоновые знания (в т. ч. и «важные в данный момент». - Г. М.) - это не множество суждений, а общая ориентированность человека миром, который всегда «организован вокруг фундаментальных замыслов человека» [Виноград, Флорес, 1996: 199]. Отсюда следует, что:
1) процесс межличностной коммуникации характеризуется интенциональностью, что согласуется и с положением О. Т. Йокоямы об основании говорящим своих высказываний на субъективной картине между четырьмя наборами знаний; 2) знание никогда не передается объективно, «навязывание» важного для говорящего набора знаний обусловлено тем, говорящий не описывает ситуацию, а сам создает ее [см.: Манаенко, 2008]; 3) употребление языковых форм определяется необходимостью координации деятельности индивидуума с деятельностью других людей, т. к. речевой акт всегда осуществляется в контексте и на основе общего фонда знаний; 4) передаваемое знание выражается посредством конвенциальных значений, основанных на закрепленных в речевых актах «принятых обязательствах» и на обращенных к коммуникации способах их оформления.
В монографии «Речь как проводник информации» выдающийся российский психолингвист Н. И. Жинкин писал: «Речь - это действие, которое совершает один партнер по отношению к другому для передачи мысли и смыслового воздействия... Человек слышит слова, состоящие из звуков: «Вон бежит собака», а думает при этом не о звуках и словах, а о собаке, и смотрит - где она бежит. Преобразование и интеграция (при семиотическом преобразовании. - Г. М.) необходимы, потому что интеллект, для которого предназначается сообщение, не понимает естественного языка. У него есть собственный, специальный информационный язык (индивидуальные функциональные опоры и ориентиры. - Г. М.). На этом языке он строит гипотезы, доказательства, делает выводы. Вот почему потребности коммуникации вызвали образование взаимодействующих кодов, которые сложились в единую систему: язык - звуковая речь - внутренняя речь - интеллект. Эта система является саморегулирующейся и способной к самоусовершенствованию. Противопоставленность двух дискретных кодов языкам интеллекта породила смешанный код - внутреннюю речь, которую нужно рассматривать как универсальный предметный код, ставший посредником не только между языком и интеллектом и между письменной и устной речью, но и между национальными языками» [Жинкин, 1982: 48-49].
Столь пространная цитата из работы Н. И. Жинкина необходима, т.к. в ней в ней, на наш взгляд, содержатся или даются основания ряду существеннейших для современных исследований положений: 1) обращение к языку как конвенциальной системе кодирования информации возникает при необходимости коммуникации;
2) языковые выражения как в устной, так и в письменной формах представляют фрагмент модели мира субъекта коммуникации дискретно; 3) языковые выражения
не актуализируют у слушающего как партнера по коммуникации языковые знания, а помогают ему ориентироваться в собственном когнитивном пространстве; 4) у каждого субъекта коммуникации существует индивидуальная система функциональных опор и ориентиров в когнитивном пространстве; 5) эта система (в иной терминологии - система личностных смыслов как квантов индивидуального опыта) обладает разнообразной субстанциональной природой, т.е. ментальные репрезентации могут быть как вербальные, так и образные, аналоговые; 6) форма репрезентации знаний (в том числе и ассоциированных с языковыми выражениями) у индивида не является строго фиксированной и заданной заранее, а в значительной степени зависит от ситуации, в которой осуществлялся акт познания, и от когнитивной активности субъекта познания и коммуникации (от того, как он конструирует эту ситуацию и как представляет свои возможности в ней: ср.: Не повезло; Мне не везет; Я невезучий; Везение обходит меня стороной и т. п.); 7) ментальным пространством, где осуществляется «перевод мысли на конкретный язык», выступает внутренняя речь (в то же время это и процесс такого перевода), единицы которой обладают не только индивидуальным содержанием, но и пересекаются с конвенци-альными, экстериоризированными единицами семантики - значениями, выступая первым звеном в дискретизации целостного гештальта (замысла речи), при этом внутренняя речь не обладает стандартным набором грамматических правил и алфавитом своих единиц, т.к. не является ни строго дискретной, ни целиком аналоговой - это субъективный язык, который не осознается говорящим; 8) универсальный предметный код (УПК), или внутренняя речь как психическое пространство, это «стык речи и интеллекта», где и происходит переплетение и взаимное преобразование индивидуального знания и общего как достояния социума, это своеобразный язык-посредник, при участии которого замысел переводится на доступный для каждого партнера в коммуникации язык; 9) универсальный предметный код (внутренняя речь) является таковым, поскольку свойствен человеческому мозгу и обладает общностью для разных человеческих языков; внутренняя речь может применять любые сенсорные знаки, «подаваемые» памятью в зависимости от условий запечатления предметов и их связей отдельным субъектом, и в то же время, в соответствии со взглядами современных когнитивистов, действительно, неязыковая информация, как и языковая, репрезентируется в пропозициональной форме или может интерпретироваться в пропозициональных терминах; 10) внутренняя речь не является высказыванием, а только его регулятором, поскольку здесь происходит не только расщепление целостного гештальта, но и структурирование и перераспределение информации при его линеаризации в ряд языковых выражений и, соответственно, речевых высказываний. Причем один и тот же объем информации может подаваться по-разному в разных условиях коммуникации и в зависимости от культурной традиции и выбранной говорящим коммуникативной стратегии, потому что даже замысел речи может корректироваться по мере осуществления акта коммуникации.
В лингвистической семантике нашего времени (даже при узкой ее трактовке), как и в психолингвистике, обязательно различают языковое значение, в частности,
слова, и связанные с ним мыслительные структуры. Это вызвано тем, что «значения не функционируют по отдельности, а в определенных связях, которые к тому же складываются во все более обширные объединения: кластеры (группы), поля, сети. Заметим, что в качестве единиц («узлов») в сети по трактовке различных авторов выступают ассоциации, пропозиции, фреймы, наборы признаков и т. д.» [Залевская, 2000: 115]. Также были предприняты и попытки учета созидающей роли субъекта коммуникации. Во-первых, наряду с пониманием языкового значения как средства категоризации мира в аристотелевском понимании, принимается и концепция про-тотипического значения на основе «фамильного сходства» в духе позднего Л. Витгенштейна: действительно, у разных индивидов с тем или иным конвенциальным значением могут ассоциироваться и актуализироваться разные признаки одной и той же категории. Во-вторых, особенно в психолингвистике, значение перестает пониматься как образ вещи, сама вещь, а предстает актом, способом видения мира, т. е. идеальным действием, именем которого и является знак, что позволяет действию сохраняться, репрезентироваться вне конкретных реальных обстоятельств.
Понимание значения не как образа внешнего мира, а как результата опыта было заявлено более 40 лет назад и в лингвистике. Так, Т. Де Мауро, поддерживая представление слова как семантической сущности, функционирующей в предложении в качестве гипосемы, писал: «Соотнесенность гипосемы с определенной областью человеческого опыта (заметьте, не с вещью!) можно представить себе лишь в комбинации со всеми теми действиями и типами поведения, которые характерны для этой области в рамках данного человеческого коллектива... Язык порождает организацию опыта. Мы склонны смотреть на язык как на простую технику выражения, не трудясь объяснить себе, что язык - это прежде всего классификация и упорядочивание потока чувственного опыта, которое ведет к упорядочиванию данного мира» [Мауро, 2000: 162-164]. Трактовка значения как идеального действия вполне согласуется с традицией, идущей от Л. С. Выготского, рассматривать значение как результат взаимодействия процессов, позволяющих субъекту коммуникации привести в соответствие конвенциальное экстериоризированное значение с тем, что актуализируется в индивидуальной картине мира на разных уровнях осознаваемости в виде различных ментальных репрезентаций как продуктов переработки перцептивного, когнитивного и аффективного опыта, в той или иной степени связанного с определенным языковым выражением и с конкретной ситуацией общения.
Надо отметить, что и в фундаменте новейших исследований когнитивной модели обработки информации лежат знания в их единстве с эмоциями, чувствами и мотивацией, неаналитические методы обработки информации, человеческие навыки, хотя до недавнего времени, включая и когнитивный этап в развитии искусственного интеллекта, обработка информации жестко ассоциировалась только со структурами знаний, игнорируя тем самым «образную» компоненту человеческого мышления. В то же время на современном этапе развития когнитивной науки языковое знание определяется, как правило, в качестве отдельного модуля ментального пространства человека. При этом устанавливается, что семантический уровень конкретного языка не является универсальным, ибо в значительной степени зависит от устрой-
ства данного языка, как область конвенциональной образности он соотносителен со структурами знаний, объективированными в языке, синтаксис же представляет кон-венциальное отражение семантических структур [КСКТ, 1996: 49-50]. Таким образом, «семантическая память» не отграничивается полностью от других структур знаний, т. е. семантический уровень понимается, скорее, как своеобразный доступ, направление для конструирования концептуальной структуры. Именно поэтому «включенность» значения как семантической сущности в ментальные структуры более высокого порядка позволяет переходить от языковых знаний к энциклопедическим, что, в свою очередь, дает выход на индивидуальную картину мира как обязательное условие успешности взаимопонимания при общении. Соответственно, только концепты, по мнению многих исследователей, как базовая когнитивная сущность позволяют связывать смысл (не значение!) с употребляемым словом [Ришар 1998: 15], при этом «когнитивные сущности», что мы уже отмечали, имеют перцептивные корни и эмоционально-оценочно переживаются субъектом коммуникации. Концепты существуют в ментальном пространстве индивида не в виде четких понятий, а как «пучки» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, которые сопровождают каждое слово как языковое выражение: «...концепты не только мыслятся, они переживаются. Они - предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений» [Степанов, 1998: 41].
С позиций современной психолингвистики каждый индивид формирует свою специфическую систему связей и ориентиров, организующих когнитивное пространство. Выведение так называемых функциональных ориентиров «вовне» требует перехода от интрапсихического к интерпсихическому, что возможно, как уже отмечалось, с помощью логической обработки информации и ее вербализации, т. е. с привлечением конвенциальных значений семантического уровня, придающих этому процессу характер экстериоризации и позволяющих его продуктам соотноситься с правилами описательной грамматики. В то же время функциональные ориентиры, или индивидуальные оперативные единицы мышления (личностные смыслы), могут и не иметь знакового, т. е. конвенционального характера: «Личностные смыслы, из которых кристаллизуется мысль, могут иметь разный субстрат» [Человеческий фактор, 1991: 29]. Так, актуализация того или иного целостного фрагмента модели мира субъекта коммуникации как кванта его предшествующего опыта может определяться воспоминанием, или, как иногда образно говорят, «всплытием», какого-либо образа, представления, картины невербального характера [см.: Манаенко, 2007]. Например, сценарий «Моя первая любовь» и его события, равно как и чувства, отношения и переживания субъекта коммуникации, вплоть до его мировоззренческих установок, могут ассоциироваться с каким-нибудь песенным мотивом, запахом духов и т. д. и т. п. Наоборот, вполне возможно возникновение нетипичных (неожидаемых) ассоциаций при конвенциальном словесном знаке -вспомним хотя бы печально известное изречение: «При слове культура я сразу хватаюсь за пистолет».
По современным научным представлениям мысль изначально существует (зарождается) в виде целостного гештальта как своеобразного сгустка личностных
смыслов (индивидуальных функциональных опор и ориентиров): «...исходным материалом для любой мысли является фонд энграмм; мысль рождается при их активной перегруппировке, новых объединениях; образные и «картинные» энграм-мы в правом полушарии связываются с их коррелятами в левом... связь полушарий означает фактически переход от целостного видения ситуации (лучше, фрагмента модели мира. - Г. М.) к ее расчлененному представлению, переход от гештальта - к его отдельным частям, от холистического образования - к составляющим его отдельным структурам, что лингвистически соответствует трансформации многомерных структур в линейно организованные, выбору из гештальта темы и ремы, топиков и комментов, противопоставлению данного и нового и т. п.» [Человеческий фактор, 1991: 52].
Таким образом, если замысел (речи) говорящего представляет целостный геш-тальт, своеобразный континуум личностных смыслов, включающих «содержание» фрагмента картины мира говорящего, его отношение к нему, приоритеты и интенции в предстоящей коммуникации (внутренний контекст), а также учет условий общения, отношений к слушающему и возможных речевых стратегий (внешний контекст), то текст выступает как информационно завершенная конвенциальная репрезентация замысла речи в акте коммуникации, дискретно организованная и линейно структурированная в соответствии с общим контекстом и на основе языковых значений. При этом в ментальном пространстве внутренней речи холистическое образование замысла претерпевает последовательно расщепление на коммуникативно значимые ситуации и отношения между ними, структуризацию посредством выбора пропозиций, перераспределение информации в нем на основе придания пропозициям грамматического статуса и коррекцию при выборе «упаковочных» компонентов пропозиционального содержания непосредственно в ходе порождения речи.
Поскольку языковые значения (грамматические и лексические), являясь областью «конвенциальной образности», суть не только акты видения мира (идеальные действия), но и способы организации человеческого опыта как достояния социума, языковые выражения в определенной степени навязывают свой образ фрагмента картины мира говорящему, ограничивая его в адекватности представления личностных смыслов и их роли в замысле речи. Соответственно, коммуникативная сверхзадача говорящего заключается в реализации потенциала значений языковых выражений в максимальном соответствии со своим замыслом (что и представляет его языковую компетенцию), однако полное раскрытие этого потенциала возможно только при правильной интерпретации текста слушающим, поэтому говорящий априори стремится к «прояснению» своего замысла в тексте, используя весь арсенал имеющихся языковых средств для придания последнему полифоничности и многомерности через комментирование одних передаваемых знаний посредством других [см.: Манаенко, 2010]. Преодоление ограничений, накладываемых языковыми значениями на репрезентацию замысла, возможно, как это ни парадоксально, с помощью других языковых значений при «комментарии» говорящим своего замысла в тексте.
Комментарий может относиться как к онтологии выражаемого фрагмента картины мира, так и ее оценкам говорящим (которые при соответствующих интенциях субъекта коммуникации могут быть представлены в качестве онтологических сущностей). Передаваемое знание не только субъективно по своей природе, но и обладает коммуникативной значимостью, определяемой интенциями говорящего и опирающейся на условия общения вообще и его успешности, в частности, а также на арсенал «технических средств» языка, способствующих полной реализации замысла речи. К числу последних относится механизм приоритетных стратегий (М. Б. Бергельсон, А. Е. Кибрик), благодаря которому говорящий закрепляет ценность знания на основе иерархии грамматических средств представления его пропозициональной структуры: простое предложение >придаточное предложение >оборот >копредикат >определитель >именная группа >служебное слово >грам-матическая категория >часть лексического значения >нулевое выражение [Бергельсон, Кибрик, 1981: 344-346].
Однако языковая система не только позволяет указывать степень приоритетности знания в картине мира говорящего через номенклатуру своих единиц, но и подчеркивать его актуальность через их комбинаторику. Выбор говорящим синтаксической структуры - простого, сложного и осложненного предложений - «подсказывает» другим участникам коммуникации, что наиболее актуально в том или ином высказывании, соответственно: а) отношение между участниками ситуации, б) отношение между ситуациями, в) отношение либо между коммуникативно неравнозначными ситуациями, либо между репрезентируемой ситуацией и говорящим. Еще раз подчеркнем, что при коммуникации определение онтологического статуса информации - знание о сфере объективного мира физической реальности или знание о сфере субъективного психического мира мыслей и чувств индивидуума - есть деятельность того же говорящего в осмыслении фундаментального единства бытия-в-мире (М. Хайдеггер). Система осложненного предложения, как и системы простого и сложного предложений, определяющая коммуникативный ранг выражаемой информации в «возможном мире» говорящего, позволяет создавать дополнительные (второстепенные и метатекстовые) линии («нити») сообщения в тексте.
При этом даже сам выбор говорящим той или иной синтаксической единицы показывает, какой аспект представления данной единицы информации является для него коммуникативно приоритетным: представление ситуации - тогда используется простое предложение; связь между ситуациями, ее вектор - применяются различные виды сложного предложения; комментарий, выражение отношения, позиции говорящего или существенность в рамках репрезентируемой ситуации «следа» (отношения) другой ситуации - появляется осложненное предложение с разными типами осложняющих категорий. Именно таким образом, т. е. за счет последовательности используемых синтаксических единиц, генерируется и актуализируется интенциональная направленность текста [см.: Манаенко, 2005]. Помимо выбора грамматических единиц и их комбинаторики говорящий при реализации замысла может опираться на «упаковочные» компоненты пропозиционального содержания
высказывания. Так, эмпатия, важность и актуальное членение, ориентированные на «эго» говорящего, относятся к когнитивному содержанию языкового значения. Оппозиции данное / новое и известное / неизвестное, а также частично постановка логического ударения в высказывании предполагают ориентацию говорящего на фонд знаний слушающего, условия ситуации общения и апелляцию к уже известному контексту, следовательно, ориентированы на «внешний» контекст и принадлежат к прагматическим компонентам значения языкового выражения.
Осуществление комментария - основная функция системы осложненного предложения, в первую очередь обозначающей коммуникативный ранг информации в тексте в соответствии с личностными смыслами говорящего. В зависимости от коммуникативного статуса выражаемой информации значения осложняющих категорий актуализируют в тексте либо смыслы дополнительных топиков и исходных точек, отношений и пресуппозиций, либо смыслы достоверности и различных оценок сообщаемого, авторизации и адресата побуждения, а также отражают коммуникативные интенции говорящего. Таким образом, можно утверждать, что, наряду с системами простого и сложного предложений, осложненное предложение предназначено для обеспечения полноценного воплощения замысла говорящего в тексте.
литература
1. Бергельсон М. Б., Кибрик А. Е. Прагматический «принцип Приоритета» и его отражение в грамматике языка // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. Т. 40, № 4.
2. Виноград Т., Флорес Ф. О понимании компьютеров и познания // Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1996.
3. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982.
4. ЗалевскаяА. А. Введение в психолингвистику. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000.
5. Йокояма О. Теория коммуникативной компетенции и проблематика порядка слов в русском языке // Вопросы языкознания. 1992. № 6.
6. Краткий словарь когнитивных терминов / под общей ред. Е. С. Кубряковой. М.: МГУ 1996.
7. Манаенко Г. Н. Значения «мира текста» и смыслы «мира дискурса // Язык. Текст. Дискурс. 2008. № 6. С. 8-20.
8. Манаенко Г. Н. Когнитивные основания информационно-дискурсивного подхода к анализу языковых выражений и текста // Язык. Текст. Дискурс. 2005. № 3. С. 21-32.
9. Манаенко Г. Н. Онтология мира дискурса (к проблеме соотношения сознания и идеального) // Язык. Текст. Дискурс. 2004. № 2. С. 14-38.
10. Манаенко С. А. Дискурсивные слова как средство обеспечения достоверности и модальности текста // Язык. Текст. Дискурс. 2010. № 8. С. 504-512.
11. Манаенко С. А. Непрямое выражение интенций в публицистическом дискурсе // Язык. Текст. Дискурс. 2007. № 5. С. 202-208.
12. Мауро Т. де. Введение в семантику. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000.
13. Ришар Ж. Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение решений. М., 1998.
14. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.
15. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991.
references
1. Bergelson M. B., Kibrik A. E. Pragmatic «priority principle» and its reflection in the grammar // Math. USSR Academy of Sciences. Ser. Litas. and lang. T. 40, № 4. 1981.
2. Grapes T., Flores F. On Understanding computers and cognition // Language and intelligence. M.: Progress, 1996.
3. Zhinkin N. I. It as a conduit of information. M.: Nauka, 1982.
4. Zalevskaya A. A. Introduction to psycholinguistics. M.: Ross. state. humanity. University Press, 2000.
5. Yokoyama O. Theory of communicative competence and issues the order of words in the Russian language // Questions of linguistics. 1992. № 6.
6. A brief dictionary of cognitive terms / under the general ed. E. S. Kubraquark. M.: MGU, 1996.
7. Manaenko G. N. The values of the «world of the text» and the meaning of «peace discourse // Language. Text. Discourse. 2008. № 6. S. 8-20.
8. Manaenko G. N. Cognitive foundation of information and discursive approach to the analysis of linguistic expressions and text // Language. Text. Discourse. 2005. № 3. S. 21-32.
9. Manaenko G. N. The ontology of the world of discourse (the problem of the relation of consciousness and the ideal) // Language. Text. Discourse. 2004. № 2. Р. 14-38.
10. Manaenko S. A. Discursive speech as a means of ensuring loyalty and Dost modalities text // Language. Text. Discourse. 2010. № 8. S. 504-512.
11. Manaenko S. A. Indirect expression of intentions in the journalistic discourse // Language. Text. Discourse. 2007. № 5. S. 202-208.
12. T. de Mauro. Introduction to the semantics. M.: Intellectual House SOI-gi, 2000.
13. Richard J. F. Mental activity. Understanding, reasoning, locat-Suppress solutions. M., 1998.
14. Stepanov S. Constants. Dictionary of Russian culture. Experience the Exploration. M.: School «Languages of Russian Culture», 1998.
15. The human factor in language: Language and speech production. M.: Nauka, 1991.
