CC BY
209
ФИЛОЛОГИЯ
Е.В. МАКСИМЮК
кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Сибирской государственной автомобильно-дорожной академии E-mail: Grechko_EV@mail.ru Тел. 8 903 980 63 06
КОГНИТИВНО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ ОБРАЗОВ БЫТИЯ И МИРОВОСПРИЯТИЯ В РАССКАЗЕ А.И. КУПРИНА «ГРАНАТОВЫЙ БРАСЛЕТ»
Данная работа представляет собой попытку экспликации, моделирования и описания образов сознания. В ходе анализа выявляются имплицитные когнитивные структуры и их роль в общей концепции произведения. Посредством анализа и типизации способов мировидения героев реконструируется аксиологическая позиция автора произведения.
Ключевые слова: экспликация, образ, сознание, репрезентация.
А.Ф. Лосев в своей работе «Введение в общую теорию языковых моделей» определяет языковую модель как «упорядоченное множество языковых элементов, которое является единораздельным целым, содержащим в себе как принцип своего упорядочивания, так и расчлененность всех входящих в него элементов и их комбинаций. То есть, модель есть структура, перенесенная с одного субстрата на другой и воплощенная в нем реально-жизненно и технически точно [10, с. 28].
Таким образом, языковая единица (текст) является моделью в силу того, что в ней содержится специфическая конвенциональная интерпретация реального «объекта», ее форма является лишь символическим способом представления ее значения, а также в силу наличия общего ядра, означающего семиотическую передачу смысла значением (принципиальной потенциальности связей когнитивных признаков в пределах когнитивной структуры значения) [12, с.41].
Такие модельные свойства предопределены сущностью языкового знака и самого языка, дающего «... нам единственный пример системы, которая является семиотичной одновременно и по своей формальной структуре, и по своему функционированию», т.е. является системой с наиболее выраженным семиотическим характером [4, с.76].
В рамках теории ван Дейка и Кинча. модель -это специфический вид структурной организации знания в памяти, когнитивный коррелят ситуации, включающий личное знание, которым люди располагают относительно какой-либо ситуации как результатом накопленного в столкновениях с ситуациями подобного рода опыта. Такие ситуационные модели - принадлежность воспринимающего сознания и его порождение. Их функция - понимание, интерпретация и хранение знаний о мире, их струк-
тура - производна от структуры отображаемой ситуации, следовательно, не произвольна. Модели
- база для понимания дискурса, которое также подчиняется правилами моделирования. Понятие модели здесь имеет двоякое значение, а принцип модельной деятельности пронизывают познание реального мира, его представление в структурах сознания и речи.
Для моделирования образов сознания идеи когнитивной лингвистики имеют принципиальное значение, поскольку здесь разработан необходимый методологический и терминологический аппарат. В рамках этого направления были введены и разработаны понятия, передающие автоматизацию ментальных операций, трансформацию человеческого опыта в компоненты сознания: когнитивная модель (концепт, образ), фрейм (ситуативная схема, связанная с конкретным концептом), схема, сценарий, гештальт, контекстуальное решение (модификация концептуального фрейма), когниотип, образ
- схема, ментальное пространство, когнитивная область и др. Все они способствуют когнитивнограмматическому и когнитивно-семантическому описанию речевых произведений в аспекте человек
- мышление<->язык - речь. [1, 2, 3, 6, 5, 7, 8, 9, 14, 13 и др.].
Данная статья посвящена экспликации и типизации корреляционных образов бытия и мировосприятия героев рассказа «Гранатовый браслет», анализу способов презентации, описанию их организации и интенциональных характеристик. Модели мировидения персонажей служат маркером и средством презентации образов сознания, присущих автору, поэтому, реконструируя образы сознания героев, мы занимаемся реконструкцией образов сознания автора по результатам его работы
- речевому произведению.
© Е.В. Максимюк
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
Образ бытия и мировосприятия в рассказе А.И. Куприна «Гранатовый браслет» разворачивается как образ любви, образ контрастный, выстроенный на оппозиции истинных и ложных ценностей в рамках человеческого бытия. Процесс осознания и обретения счастья трактуется как детерминация и осознание приоритета чувственной материи над материальной. В образе Веры Николаевны Шеиной отражен уклад жизни и мировоззренческая позиция целого поколения. Он может быть определен как интенционально - социальный образ и способ бытия, характеризующийся «зацикленностью» на правилах этикета и поиске материальных благ. Отношение автора и его позиция к образу жизни его героини отражены в подборе предикативных конструкций - стилистически сниженных глаголов разговорного характера - тратиться, обойтись, сводить концы с концами. Их назначение - служить выделению семантического компонента - вынужденности. Истинные человеческие отношения и чувства - благотворительность, общение с друзьями представляются в этой парадигме значений как обязанность, в результате чего утрачивается их истинная аксиологическая значимость:
... Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй, даже на бал, а здесь, на даче, можно обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть и благодаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое имение было почти расстроено его предками, жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т.д......всеми силами стара-
лась она помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом незаметно для него^от-казывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем хозяйстве.
В результате чего развивается «предметный взгляд на мир», зашоренность сознания и духовная слепота. В развитии дискурса событий наблюдается контаминация образов пути (жизни), судьбы (рока) счастья и любви. Человеческая душа может постепенно утратить самое себя и погибнуть, если человек не обрекает себя на вечный пусть странника, ищущего красоту, духовно сливающегося с ней и тем самым приближающегося к благу, к истине. Подобный путь был проделан Г. С. Желтковым:
Восемь лет тому назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни растения,
ни звезды, ни человека прекраснее Вас и нежнее. В Вас как будто воплотилась вся красота земли...
Образ жизни и восприятия мира Г. С. Желтковым (эмоционально - фатумный) контрастен первому образу светского сословия, ярким представителем которого является В. Шеина. Через развитие образа главной героини А.И. Куприн проводит актуализацию смысла о возможности обретения истинного счастья, прозрения, духовной эволюции и приобщения к истинным ценностям и благам. Понимание пути к спасению трактуется автором, прежде всего, как самопознание. Не случайно в идиостиле «Гранатового браслета» образ пути является одним из доминантных по смысловой нагруженности:
... по размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским.... Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью.
Избыток перечислительных конструкций материальных предметов служит имплицитному внедрению смысла недостатка пространства для духовной деятельности. Прямая характеризация осуществляется посредством оценочных определителей зрительного образа (жалко, и грустно, и противно было глядеть), который обращен не столько на внешнее, сколько на внутреннее содержание участников ситуации. Это один из самых характерных приемов представления когнитивного содержания образов своих героев и их внутреннего мира А.И. Куприна:
... То с утра до утра шел, не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи..
Повторяемость (без конца тянулись, шел, не переставая) знаменует круговорот жизни и протяженность описываемого состояния, в котором увязают наши герои. Внешний физический фон их жизни представлен грязным, мелким и сырым
- маркеры внешнего дискомфорта отражают дискомфорт внутренний, но обнаружение последнего происходит не сразу в связи с уже развившейся внутренней «слепотой». Пробуждение в тексте предсказывается уже в первом абзаце первой главы: В середине августа перед рождением молодого месяца вдруг наступили отвратительные погоды, какие свойственны северному побережью Черного моря. По целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на
ФИЛОЛОГИЯ
маяке ревела и днем и ночью, точно бешеный бык...
Образ жизни представлен через образ моря, застилающий его туман, знаменует внутреннюю слепоту, образ маяка, перпендикулярный горизонтальному образу бытия, призван рассеять мрак, таким образом прослеживается семантическое противопоставление контраста света и тьмы. Любовь Желткова, как свет маяка, есть сигнал о существующей опасности гибели в море житейских забот высоких чувств человека и путь к спасению.
Образ носителя истинного содержания представлен автором в метафоризированном виде не только как возвышающаяся и возвышающая вертикаль, но и как динамика сознания в противовес статике бытия светского общества:
То задувал.... со стороны степи свирепый ураган, от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь...
Восемь лет он и его чувства присутствовали в жизни В. Шеиной, но все эти восемь лет они оставались, слепы и не видели (пригибались, уворачиваясь от осознания) присутствующей возле них содержательности. Они называли несчастным того, кто поистине являлся счастливым:
.Желтков: Я буду счастлив тем, что к нему прикасались Ваши руки.
Я умею теперь только ежеминутно желать Вам счастья, и радоваться, если вы счастливы.... Я не виноват, что Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам.
Вера: ... теперь не только этот несчастный будет смешон, но и я вместе с ним.
Мне почему-то стало жаль этого несчастного...
Соотнесение понятия счастья и любви с разными когнитивными областями и актуализация разных (полярных) когнитивных признаков объясняет возможность трактовки состояния одного человека как счастливого и как несчастного одновременно. В сознании Веры Николаевны Шеиной наблюдается подмена понятий любви и дружбы:
Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы...
Сестры (Вера и Анна) были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой.
Если мы сравним парадигму когнитивных признаков, соотносимых с понятием любви в трактовке ее Аносовым и Желтковым, для которых характерно эмоционально-фатумное восприятие мира, в соотнесении ее с образом жизни и характером отношений Веры Николаевны с мужем, а также с ее идеальным представлением о любви, то заметим, что сознание главной героини не в состоянии соотнести прообраз любви с реальностью:
(Аносов) А где любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды, та, про которую, сказано: «сильна, как смерть»...
(Желтков) Во мне осталось только благоговение, вечное преклонение и рабская преданность. Ваш до смерти и после смерти покорный слуга.
(Желтков) Случилось так, что меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей -вся моя жизнь заключена в ВАС...
(Аносов) Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире. Никакие жизненные удобства не должны ее касаться...
(Аносов) Если женщина любит - любовь заключает весь смысл ее жизни.
Вера Николаевна к Аносову: Неужели вы никогда не любили настоящей любовью? Знаете, такой
любовью, которой......, ну, которой...., словом....
святой, чистой, вечной, неземной.
Куприн отражает затруднение Веры Николаевны в подборе семантических компонентов для выражения сути понятия настоящей любви, это связано с тем, что в действительности эти когнитивные признаки остаются не реализованными в парадигме отношений Шеиной с мужем. Однако, автор снимает ответственность с главной героини за действия в рамках социально-интенционального образа жизни: (Аносов) Женщина не виновата в том, что любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения. Разве каждая женщина в глубине своего сердца не мечтает о единой, всепрощающей, скромной и самоотверженной.
ср: (Желков) Семь лет безнадежной и вежливой любви дают мне на это право.
.... Я знаю, что не в силах разлюбить ее никогда... Что бы вы сделали, чтобы оборвать это чувство? Выслать меня в другой город? Все равно я буду любить Веру Николаевну там, как и здесь. Заключить меня в тюрьму? но и там я найду способ дать ей знать о моем существовании. Остается только одно - смерть. Если хотите, я приму ее, в какой угодно форме.
Оппозиция истинного и ложного находит свое выражение не только в прописывании аксиологических характеристик концепта счастья и любви в диалогах героев, но раскрывается и в описаниях психического феномена через его внешние проявления. Характер, эмоции, сознание человека экс-териоризируются писателем во внешнем мире, во внешности героев, в результате чего наблюдатель может фиксировать их всесторонние проявления -внешний образ совмещается с внутренним:
Теперь она ходила по саду (Вера) и осторож-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
но срезала ножницами цветы к обеденному столу. Розы были уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотой георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах.
Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного материнства осыпали землю бесчисленными семенами будущей жизни.
ср. Внешность Веры: Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, но хотя, довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах.
Вера жадно хотела детей, но почему-то они у нее не рождались...
Прием «всматривания» в человека используется А.И. Куприным для утверждения внутренних свойств и состояний своих героев. Автор склонен представлять своих героев как некий локус, в котором сосредоточены разные, часто противоречивые психические компоненты. В описании внешности Веры Николаевны это выражается в доминировании противительных конструкций, отражающих несоответствие внешнего и внутреннего содержания:
ср. Анна: Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком чувственном рте - лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в глубокой женственности черт, может быть, в улыбке, может быть, в пикантной, задорно кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.
Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда странных противоречий.
Вера же была строго проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна.
Внешность героев, манера поведения представлены в произведении своего рода символическим признаком внутреннего содержания, который просто словами выразить нельзя. Поэтому автор обращается к внешнему облику, стараясь показать во внешности лик личности. При этом для описания внешности сестер он использует разные стилистические регистры речи: изображение внешнего облика Веры осуществляется при помощи
оценочно-дескриптивной лексики, не экспрессивной по своим функциональным возможностям, в противовес оценочно-экспрессивному представлению внешности ее сестры. Это два разных подхода в представлении информации - объективного и субъективного. «Оценочность денотативных оценочных значений устойчива, общепринята и поэтому представляется говорящим объективной. Это сфера аксиологических пресуппозиций: оценки, заключенные в денотативных значениях слов, как бы само собой разумеются. они бесспорны, но и тривиальны» [11, с.299]. Оценочно-экспрессивное описание наоборот выражает коннотативную релятивность значений. Субъективность представления служит аксиологизации авторской позиции, утверждающей приоритет осознания личностной индивидуальности и естественности над усредненной нормой общественной значимости, ассимилирующей истинное содержание человеческого существа. При этом собственно психологический метод изображения человека уступает место семиотическому.
Для сестер характерен не только контрастный внешний облик и манера поведения, но и разное восприятие жизни. Анне свойственно эмоционально-фатумное миросозерцание:
Я так давно не видела моря. И такой чудный воздух - дышишь, и сердце веселится. В Крыму, в Мисхоре, прошлым летом я сделала изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во время прибоя? представь себе - резедой.
Я помню, также раз надо мной смеялись, когда я сказала, что в лунном свете есть какой-то розовый оттенок.
Восприятие жизни Анной перцептивно (в ее речи повсеместно присутствуют глаголы перцептивного восприятия) - эмоция преобладает над рациональностью, что дает ей возможность чувствовать, видеть и слышать мир, переживать единение с ним. Образы мира в сознании Анны представлены через сенсорные ощущения:
Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда
как- то сладко и противно щекочет внутри........
Но ты только посмотри, какая красота, какая радость - просто глаз не насытится. Если бы ты знала, как я благодарна Богу за все чудеса, которые он для нас сделал.
Анна Николаевна живет сердцем, ее сознание идентично губке, которая впитывает в себя живительную влагу, поступающую через внешние каналы восприятия. Внутренний же мир ее сестры оказывается закрытым для обновления посредством внешних источников. Оценка реальности Верой Николаевной рациональна, она не затрагивает ее сущности. Ей свойственно примечать только внеш-
ФИЛОЛОГИЯ
ние денотативные признаки предмета, сигнификативное содержание остается закрытым для нее.
(Вера)... у меня не так, как у тебя. Когда я вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я первый раз вижу огромное торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой. Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.
Вере Николаевне свойственно думать, а не чувствовать. Разница восприятия отражается и в характере используемых сестрами компаративных конструкций:
Анна объекты внешнего мира соотносит с когнитивными областями внутренней рефлексии (чувственно-эмоционального восприятия), сознанию Веры Николаевны свойственно соотнесение их с ценностной шкалой материальных ценностей. Аксиологизация безжизненных и смертоносных объектов символична - она передает сущность самого источника оценки - наблюдается изоморф-ность образов мира и человека:
Ятолько думаю, что нам, северянам, никогда не понять прелести моря. Я люблю лес. Разве может он когда-нибудь прискучить? Сосны! А какие мхи! А мухоморы! точно из красного атласа и вышиты
белым бисером. Тишина такая .... Прохлада...
Возможность обретения счастья в рассказе «Гранатовый браслет» толкуется как самоопределение в парадигме ценностей человеческого бытия. На оппозиции истинного и ложного построены все отношения героев. Авторская позиция и ирония автора по поводу дезориентированности четы Шеиных раскрывается в рассказе Василия Львовича, который являет собой «аксиологический перевертыш» -истинное в нем представлено как ложное, а ложное как истинное:
... Телеграфисты увлекательны, но коварны. Для них доставляет неизъяснимое удовольствие обмануть своей гордой красотой и фальшивыми чувствами неопытную жертву и посмеяться над ней.
В действительности контекст дает нам обратную картину (см. портрет Веры Николаевны). Чувства Шеиных оказываются если не ложными, то, во всяком случае, не тем, чем они их представляют. Корреляция значений истинного и ложного, а также раскрытие содержания образа счастья в рамках образа семьи проводится Куприным в диалоге Веры Николаевны с Аносовым: (Шеина): Разве можно назвать наш брак несчастным? В формальном оформлении ответа Аносова имплицитно заключена пресуппозиция сомнения:
Аносов довольно долго молчал. Потом протянул
неохотно: «Ну, хорошо...
скажем - исключение. Но вот в большинстве-то случаев, почему люди женятся?»
В общественном сознании уверенность ассоциируется с незамедлительностью ответа. Кванторное определение фазы умолчания, а также акцент на способе действия {протянул), усиленный определителем, характеризующим не только действие, но и эмоциональное отношение к нему индивида (с неохотой) - свидетельствует о том, что оцениваемый = квалифицируемый объект (брак Шеиных) по большинству критериев не соответствует парадигме когнитивных признаков, присущих счастливому браку, поэтому подведение его под указанное понятие является весьма затруднительным. Это отражено включением в дискурс ответа Аносова междометия НУ, наречного определителя ХОРОШО в функции междометия, пауз, графически выраженных многоточием. Дальнейшая вербализация наиболее типичных мотивировок брака у мужчин и женщин имеет своей целью показание несоответствия чувства, присутствующего в жизни Веры Николаевны, чувству, которое поистине является любовью и залогом обретения счастья:
мотивировка брака у женщин:
- общественное мнение: стыдно оставаться в девушках;
- социальное положение \ жизненные условия: тяжело быть лишним ртом в семье;
- стремление к социализации и самореализации: желание быть хозяйкой, главной в доме;
- физиологическая потребность: прямо физическая потребность материнства.
Мотивировка брака у женщин представлена Куприным как категория состояния, продиктованная не внутренним позывом, а внешним воздействием, или же реализуется как целенаправленная рациональная деятельностная пресуппозиция.
Мотивировка брака у мужчин:
- санитарно-эстетическая: усталость от холостяцкой жизни, от беспорядка в комнатах, от трактирных обедов, от грязи, от окурков, разорванного и разрозненного белья и прочее, прочее...
- экономическая: чувствуешь, что семьей
жить выгоднее, здоровее и экономнее.
У мужчин мотивировка брака представлена в виде перечислительного градационного ряда, цель которого состоит в увеличении перлокутивного эффекта. Внешний образ жизни рождает потребность внесения изменений, однако, при этом внутренний, эмоциональный пласт сознания остается незадействованным.
Ср. (Аносов) А где любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, неждущая награ-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ды? Та, про которую сказано - сильна, как смерть. Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение -вовсе не труд, а одна радость. Постой, постой, Вера, ты мне сейчас опять хочешь про своего Васю? Право же, я его люблю. Он хороший парень. Почем знать, может быть, будущее покажет его любовь в свете большой красоты. Но пойми, о какой любви я говорю. Любовь должна быть трагедией, величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться!
Мотивировки у любви нет и быть не может. В рамках образов сознания г-на Желткова любовь -вневременное, вечное, истинное, астральное, возвышающее переживание. Любовь - это счастье, великий дар, посланный нам свыше:
(Желтков) Я не виноват, что Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к вам.
(Желтков) Это любовь, которой Богу было угодно за что- то меня вознаградить.
(Желтков Вере) Дай Бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу.
Перелом в сознании, переход от предметнопрактического образа мышления к эмоционально-фатумному у Веры Николаевны происходит опосредованно - через предмет (гранатовый браслет), который по своим когнитивным признакам в большей степени принадлежит миру идей, чем миру вещей:
По старинному преданию, сохранившемуся в нашей семье, он (зеленый гранат) имеет свойство сообщать дар предвидения носящим его женщинам.
Лексемы предание, дар, предвидение образуют новую область локального состояния человека в рамках реального бытия:
...перед тем как встать из-за стола Вера Николаевна пересчитала гостей. Оказалось - тринадцать. Она была суеверна и подумала про себя: «Вот это нехорошо!»
Княгиня Вера никогда не читала газет, потому что, во-первых, они пачкали ей руки, а, во-вторых, она никогда не могла разобраться в том языке, которым нынче пишут. Но судьба заставила ее развернуть именно тот лист и натолкнуться на тот столбец, где было написано: «Загадочная смерть... »
Контраст состояний подчеркивается повтором отрицательного местоимения «никогда не», посредством которого осуществляется референция прошлого (в котором аксиологизирован внешний комфорт и позиция «невмешательства») и настоящего, в котором ценностным мерилом становится
осознание значимости чувственного начала в структуре образа мира. Вера Николаевна переживает личностно-смысловую трансформацию образа объекта (г-на Желткова и его чувств по отношению к ней), а через нее и трансформацию более широкого масштаба - мировоззренческого - образа счастья и образа любви: (портрет г-на Желткова после смерти глазами Веры Николаевны):
Глубокая влажность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и беспечно, как будто он перед расставанием с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю его жизнь.
Влажность в глазах и улыбка - внешние признаки проявления эмоции вариативно акцентируют внимание реципиента на когнитивном признаке временной недетерминированности трактовки автором чувственного восприятия. Адвербиальные определители образа действия (блаженно и беспечно) выступают в качестве маркера аксиологизиро-ванности состояния субъекта.
(Вера Николаевна) Почему я это предчувствовала? Именно этот трагический исход? И что это было: любовь или сумасшествие?
(Желтков) Я проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это любовь, которою Богу было угодно за что-то наградить меня.
Данные примеры свидетельствуют о существовании общих когнитивных признаков в рамках концептов любви и болезни. Репрезентация пересечения когнитивных областей любви и психического заболевания способствует актуализации когнитивного признака формы проявления чувства и раскрывает зависимость формы проявления от глубины переживания. Возможность дифференциации этих областей по внешним признакам проявления свидетельствует о присутствии симптоматичных эксплицитных маркеров (взгляд, жесты, мимика), способствующих распознанию имплицитного содержания (сути присутствия Веры Николаевны в жизни г-на Желткова, для которого образ возлюбленной составил весь смысл его жизни):
Я скажу, что он любил тебя, а вовсе не был сумасшедшим. Я не сводил с него глаз и видел каждое его движение, каждое изменение его лица. Для него не существовало жизни без тебя.
Выводы.
В рассказе «Гранатовый браслет» мы сталкиваемся с двумя контрастными образами бытия и типами мировидения:
1. социально-интенциональный, характерный для Веры Николаевны Шеиной;
2. эмоционально-фатумный, присущий ГС. Желткову, Анне Николаевне и Аносову.
Шэй
ФИЛОЛОГИЯ
Контраст носит количественно-качественный характер. Разные корреляционные структуры образов счастья, любви и смысла жизни в рамках сознания героев рассказа «Гранатовый браслет» служат маркером и средством экспликации жизненной позиции автора. Последний посредством метода со- и противопоставления разных образов сознания утверждает истинность одних и нерелевантность других когнитивных составляющих ценности бытия. Особенно четко данная тенденция прослеживается в смысловом поле Веры Николаевны Шеиной, переживающей на протяжении рассказа трансформацию образов любви и образа счастья. В ходе анализа внутренних подсознательных образов (в результате внешнего воздействия событий на сознательный уровень рефлексии) обнаруживается, что когнитивные признаки счастья как материального достатка, высокого положения в обществе, оцениваемые сознанием Веры Николаевны как актуальные и ведущие в рамках образа счастья, в действительности оказываются «ложными ценностями», поскольку не затрагивают истинных человеческих чувств и эмоций.
В качестве маркирующих следует отметить следующие тактики и стратегии экспликации и ак-сиологизации жизненной позиции, использованные А.И. Куприным в «Гранатовом браслете»:
- создание суггестивного образа;
- контаминация смежных образов;
- передача внутреннего состояния через внешний образ (внешность и \ или пейзаж);
- концентрация внимания на деталях (намеренная фиксация внимания);
- соотнесение одного понятия с контрастными когнитивными признаками;
- соположение временных полюсов - мгновения и вечности - способствуют усилению драматического звучания дискурса произведения;
- использование временных показателей в качестве маркеров внутреннего эмоционального состояния человека (например, средством обозначения рубежа, грани: бой часов ассоциируется с уравниванием, совмещением, завершением круга, цикла);
- организация дискурса рассказа как пространственно-событийного континуума - нераздельное существование пространства, времени и человека, живого и неживого мира, в котором они создают, поддерживают и влияют друг на друга.
Через внешние контрастные образы автор акцентирует внимание на изменениях, произошедших в мироощущении главной героини (внешняя пространственная модель выступает в качестве проекции внутренней модели восприятия). Топонимы способствуют актуализации определенных ассоциативных полей, мнемонических ассоциаций, обеспечивают определенную интенсивность и последовательность восприятия.
Библиографический список
1. АпресянЮ.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография: Избр. труды в 2-х т. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. Т. 2. С. 648.
2. Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского университета. 1993. 182 с.
3. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики. Известия РАН. Сер. лит. и яз. М., 1997. Т. 56. № 1. С. 11-21.
4. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. 448 с.
5. ван Дейк Т. А., Кинч, В. Стратегии понимания связанного. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. М., 1988. С.5-12.
6. ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. 312 с.
7. КибрикА.А. Когнитивные исследования по дискурсу. Вопросы языкознания. М., 1994. № 5. С. 126-139.
8. Кравченко А.В. Когнитивные структуры пространства и времени в естественном языке. Известия РАН. Сер. лит. и яз. М., 1996. № 3. С. 3-24.
9. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика - психология - когнитивная наука. Вопросы языкознания. М. 1994. № 4. С. 34-47.
10. Лосев А.Ф. Введение в общую теорию языковых моделей. М.: Искусство, 1968. 294с.
11. Мечковская Н.Б. К характеристике аксиологических потенций слова: концепты ‘круг’, ‘колесо’ и их оценочно-экспрессивные дериваты. Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры. 2000. С. 299-307. М.: Языки русской культуры, 2000. 448с.
12. Пищальникова В.А. Общее языкознание. Барнаул: Изд-во ААЭП. 2001. 188с.
13. Fauconnier G. Mental spaces: Aspects of meaning construction in natural language. London: Cambridge University Press, 1997.
14. Talmy L. How language structures space. Spatial orientation: theory, research, and application. N.Y.: Plenum Press, 1983. P. 225-282.
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
E.V. MAKSIMYUK
COGNITIVE AND SEMANTIC MODELING OF WORLD-VIEW AND HUMAN BEING PERCEPTION IN THE STORY “GARNET BRACELET” WRITTEN BY A.I. KUPRIN
This paper is an attempt to explore, to model and to describe consciousness images. Implicit cognitive structures and their role in the whole story conception are being discovered in the analyses flow. Reconstruction of the author’s axiological position is made by analyzing and typifying of character world-view.
Key words: exploration, image, consciousness, representation.
