CC BY
392
История, археология
Вестник ДВО РАН. 2009. № 1
УДК 947.06/.083(=951) А.И.ПЕТРОВ
Китайцы в Кяхте (1727-1917 гг.)
Прослеживается история Кяхты и контактов между русскими и китайскими торговцами начиная с подписания Кяхтинского договора до 1917 г. Автор делает упор на позитивном опыте этих контактов и их влиянии на взаимоотношения между русским и китайским народами.
Ключевые слова: Кяхта, Троицкосавск, Россия, Китай, граница, слобода, таможня, русские, китайцы, монголы, купцы, торговцы, торговля, отношения.
The Chinese in Kiakhta (1727-1917). A.I.PETROV (Institute of History, Archaeology and Ethnography of Peoples of the Far East, FEB RAS, Vladivostok).
A history of Kiakhta and contacts between the Russian and Chinese traders, beginning from the signing of Kiakhta agreement before 1917, is traced. The author emphasizes a positive experience of these contacts and their effect on relations between the Russian and Chinese peoples.
Key words: Kiakhta, Troitskosavsk, Russia, China, boundary, settlement, customs, the Russians, the Chinese, the Mongolians, merchants, traders, trade, relations.
Кяхте как городу, сыгравшему исключительную роль в истории русско-китайских отношений, посвящена весьма обширная и разнообразная литература. Можно, например, назвать работы И.А.Носкова [10], А.Н.Хохлова [19] и многих других, которые рассматривали роль Кяхты в развитии политических и торгово-экономических связей между двумя странами. В данной статье предпринята попытка посмотреть на Кяхту c с несколько иной точки зрения: как на место интенсивных контактов представителей двух народов (торговцев, чиновников, простых людей) на деловом и бытовом уровнях.
В начале XVIII в. в Петербурге и Пекине, столицах России и цинского Китая, осознали, что Нерчинский трактат (1689 г.), кстати, первый, подписанный китайцами с европейским государством, крайне несовершенен. Цины, согласившись на новые переговоры в связи с захватом ими Северной Халхи, настаивали на решении вопросов лишь пограничного размежевания, но российская сторона в лице чрезвычайного посла и полномочного министра графа С.Л.Владиславича-Рагузинского смогла убедить их, что новый документ должен регулировать весь комплекс межгосударственных отношений.
20 августа 1727 г. был подписан Буринский договор, который определил российско-китайскую границу на протяжении более 3 000 верст, а 21 октября того же года последовало подписание Кяхтинского договора, окончательно утвердившего уровень и характер взаимоотношений и торговли между Россией и Китаем в тогда же начатой строиться Кяхте. По сути, Кяхтой называлась только слобода с торговыми рядами, расположившаяся в непосредственной близости от границы. Город, впоследствии обустраивавшийся на месте Троицкой крепости в 4 верстах от слободы, был по воле Рагузинского назван в честь святого Саввы (и его любимой Сербии) Троицкосавском. Но, увы! - Троицкосавска больше нет, есть только Кяхта. Удивительная история - слобода стала названием города, слободой которого она была...
ПЕТРОВ Александр Иванович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник (Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток). E-mail: [email protected]
Для исполнения трактата стороны условились: «Российских и китайских купцов из Урги перевесть на Кяхту, а из Науна1 в Цуру-Хайту2, дабы торговали в новопостроенных слободах, каждый при своей границе» [1, с. 156]. Русских купцов также вызывали из Иркутска. Постепенно стали прибывать и первые «Китайские купецкие люди... с купечеством (товаром)» [16, с. 223-226]. Торговля развивалась поначалу медленно, затем все интенсивнее и масштабнее, постепенно приобретая традиции. Вскоре торги стали проходить на Кяхте круглый год. Китайцы, китайские бухарцы и мунгалы привозили свои товары на телегах и верблюдах. Исследователь екатерининской эпохи отмечал: «Российские купцы хотя токмо осенью и зимою приезжают, однако ж всегда в таком множестве там живут, и имеют при себе такое довольство товаров, что с их стороны в купечестве никакой остановки учиниться не может. Некоторые рассуждают так, что Российские купцы иногда показывают Китайскому купечеству излишнюю горячность тем, что возят товаров на Кяхту столь много, что Китайцы всех разобрать не хотят; и того ради принуждены бывают там жить по целому году и более. А несогласие, что один пред другим желая свои товары распродать скорее, отпускает оные дешевле, приносит немалой вред Российскому купечеству. Напротив того Китайцы, охраняя доброй порядок и имея неотменное в ценах согласие, по большой части торгуют компаниями» [20, с. 84, 85].
Пекин посредством инструкций требовал, чтобы китайские купцы изучали русский язык: «Торг производить на русском языке и для чего предписывается каждому купцу и всем их служителям знать оный сколько можно совершеннее, а русских к китайскому отнюдь не поощрять, поелику на оном неприметно иногда между разговорами открываться могут секреты торговых дел наших, а паче государственные, к общему вреду» [7, с. 153]. Впоследствии это сказалось на торговле в Амурском и Уссурийском краях: китайские власти давали «позволение торговать. купцу тогда только, когда он выучивался говорить и писать по-русски». Подобная мера была «необходима для устранения возможности русским изучать китайский язык», владея которым они могли бы проникнуть в тайны китайской торговли и политики [22, с. 69]. Россияне не возражали, чтобы «рабочим языком» был их родной язык, так как «китайская грамота» казалась им непостижимой. Китайцы же довольно быстро осваивали наш язык, который у них, правда, был настолько своеобразным, что, как писал современник, только житель Кяхты мог понимать его [12, с. 94]. Для русских купцов много важнее было, например, то, что китайские товары, привозимые в Кяхту, были «совсем избыточны» и такие, «коих с рук в другие места [китайцы] не могут сбыть» [21, с. 96]. Наверное, и последние были не всем довольны. Тем не менее делалось великое дело: русско-китайская торговля впервые развивалась на международно-правовой основе. Объемы исчислялись миллионами рублей. Если переводить на сегодняшние деньги - миллиардами.
Торговля оказалась двигателем взаимоотношений двух стран. В этой связи в начале 1810 г. иркутский губернатор Н.И.Трескин был уполномочен вести в Кяхте переговоры с представителем цинского правительства маньчжуром Юндендоржем об обмене между Петербургом и Пекином посольствами на основе равенства сторон. В записи от 27 февраля он свидетельствовал: «Между тем приехали мы (из Маймачена3. - Авт.) в Кяхту, где, кроме иллюминированной аллегорической прозрачной картины, никакого более не было освещения, дабы тем лучший дать вид картине. При приближении к оной кареты, певчие с музыкой пели сочиненный на случай сей хор... Ван и Амбань просили меня остановиться
1 Наун - одно из старых написаний названия г. Наовэньчэня, или Ноничэня. Другие написания - Нойнен, Нонкин и т.д. Расположен около р. Шуцзян.
2 Цуру-Хайту - одно из старых написаний названия г. Цурухайту (другие варианты - Цурухайта, Цурухайтуй, Цирухайту). Расположен на левом берегу р. Аргунь.
3 Маймачен, правильно Маймайчэн (дословно - «торговый город») - торговая китайская слобода, располагавшаяся на территории Китая, напротив Кяхты. Ныне территория Монголии.
подле картины, вышли со мною из кареты, рассматривали со всем вниманием картину, спрашивали о значении каждого изображения и с особым примечанием и удовольствием смотрели на храм, в Китайском вкусе, с изображением символического знака Китайского Дракона... Встреча сия чрезвычайно приятна была Вану и Амбаню, увидевшим в первой еще раз Европейской женской пол, и в том числе прекраснейших двух девиц. Они подносили им после чай, конфекты и Шампанское вино, которое пили за здоровье хозяина». Переговоры, однако, закончились ничем [17, с. 38, 39].
Купцы обеих стран находили общий язык куда быстрее. Даже праздники, отмечаемые в России и Китае, становились для них общими. Вот описание одного из них: «Китайцы были одеты весьма роскошно, а на Дзаргучее4 была дорогая бобровая курма. Когда предложен был тост за здоровье Государя Императора, Дзаргучей и все Китайцы с почтением встали и вместе с Русскими Чиновниками и гражданами закричали радостное ура, и с восторгом подняли вверх свои бокалы» [12, с. 84]. Общение китайцев с русскими с годами «сделалось простым и дружественным». Китайцы целые дни проводили в Кяхте и не только по торговым делам. Они ходили из дома в дом, курили табак, толковали о том о сем между собой. Если хозяин был занят, китайцы были предоставлены сами себе. В.П.Паршин писал: «Это повседневные гости, приятели, как называют их Русские» [12, с. 94, 95]. Обитатели Маймайчэна и Кяхты порой жили так дружно, что эти города представлялись для них одним целым.
XVIII в. был сложным периодом становления Кяхтинской торговли. Были времена (и не единожды, но это другая тема), когда китайские партнеры в одностороннем порядке прерывали торговые отношения, и жизнь на границе замирала. Однако постепенно все возвращалось на круги своя. Кяхтинский договор был составлен так мудро, что без дел, в нем оговоренных, вроде бы и жить обоим государствам было нельзя. Цинское правительство, понимая важность кяхтинской торговли, наставляло маймаченских купцов быть с русскими культурными и вежливыми, приглашать их к себе на праздники, не устраивая при этом с ними ссор. Те, кто не следовал этим наставлениям, могли быть наказанными, например угодить в карцер.
По мере развития российско-китайских отношений роль Кяхты, в том числе и политическая, постоянно возрастала. В истории этого города немало особых дат. Одна из них -19 ноября 1832 г., когда император Николай I утвердил положение Азиатского комитета о Кяхтинском училище китайского языка - первом учебном заведении такого рода на Дальнем Востоке. Училище находилось «в ведении Министерства Финансов, по Департаменту Внешней Торговли под непосредственным наблюдением Кяхтинского Таможенного Начальника» (Национальный архив Республики Бурятия. Ф. 92, оп. 3, д. 33, л. 5).
20 июня 1851 г. по инициативе Н.Н.Муравьева был принят указ, которым в целях единоначалия учреждалась канцелярия Кяхтинского градоначальства площадью 460 кв. верст (Государственный архив Иркутской области, далее ГАИО. Ф. 24, опись особо ценных документов, далее оп. ОЦ, д. 635, л. 1). Нововведение было с большим удовлетворением воспринято русским купечеством. С пониманием к нему отнеслись и китайцы, хотя поначалу в Петербурге опасались, что им не понравится «сноситься с Кяхтинским градоначальником, вместо Иркутского губернатора» [8, с. 27]. Однако эти опасения моментально развеялись, так как ургинские правители установили контакты с вновь назначенным в Кяхту градоначальником. Прибывшие из Китая курьеры сообщили: их администрация надеется,
4 Дзаргучей (в документах встречается также распространенное в то время написание «цзаргучей») - один из пяти рангов, или чинов. По-монгольски - судья; чиновник, совмещающий функции администратора и судьи. Мог быть градоначальником, как дзаргучей Кяхты. Эта должность в цинском Китае в основном соответствовала пограничному комиссару в России. Главная функция такого чиновника заключалась в наблюдении за пограничными делами. Вместе с тем, в отличие от пограничного комиссара в России, практически не имевшего распорядительных функций и вынужденного по каждому поводу обращаться к губернатору, дзаргучей обладал более широкими полномочиями и значительным влиянием на приграничное население Китая.
что нововведение русских будет служить скорейшему разрешению возникающих на границе проблем.
Через два года (26 мая 1853 г.) пограничный комиссар Кяхты, озабоченный тем, чтобы достойно выглядеть в глазах китайских гостей, жаловался: «Казенный дом... назначенный для помещения Пограничного Комиссара, приема Китайцев и их угощения, пришел в совершенную ветхость... нет возможности ни летом, ни зимою жить в этом доме, а тем более делать праздники для Китайцев... положение этого дома не ускользает от глаз Китайцев, они хорошо понимают, что лицо Пограничного Комиссара, равнозначащее Дзаргучею, представляет собою наше Правительство». Новый дом для комиссара был построен через 7 лет (ГАИО. Ф. 24, оп. ОЦ, д. 640, л. 7). Этот факт показателен и далеко не единичен. Русские купцы прилагали много усилий, чтобы их страна и народ были представлены в Кяхте наилучшим образом. Деньги для этого они жертвовали охотно и не мелочились. Так, в 1830-е годы в слободе выросла Воскресенская церковь - по убранству она была одной из лучших в Российской империи.
Китайцы, владельцы больших магазинов, приезжали в Кяхту нечасто, отправляя туда в основном своих заместителей или компаньонов. Кроме того, дела часто вели опытные приказчики, которые вместо зарплаты получали проценты от выручки (их коллеги низшего разряда «сидели» на зарплате), что заставляло их «заботиться о выгодах торговли». Торговлю с русскими вели в основном китайцы из провинции Шаньси, которые немного знали монгольский язык. Они привозили товары в Маймайчэн, где складировали их в свои магазины, которых было около 100 (из них 90 имели жилые помещения). 37 магазинов, ведущих гуртовой (т. е. валовой или оптовый) торг, считались главными. Меновая торговля осуществлялась круглый год, особенно оживленно она шла в зимние месяцы и в начале весны, а также отчасти в августе и сентябре, когда в Кяхту доставлялись самые большие партии чаев. Китайцы ходили по русским магазинам, осматривая и выбирая для себя образцы товаров, которые они хотели приобрести в обмен на привезенные ими чаи и другие изделия китайского производства [5, с. 327-329]. Затем начинались переговоры. Поначалу китайцы приезжали лишь для того, чтобы произвести мен товаров, но постепенно деловые отношения перерастали в дружеские: они, например, могли остаться на день-другой погостить у своих русских друзей.
В 1858 г. между Россией и Китаем был заключен Айгунский, а в 1860 г. Пекинский договоры, которые окончательно разрешили вопрос о принадлежности Приамурья. Их подписание завершило многолетние, исключительно дипломатические усилия правительства России, направленные на восстановление ее прав на территории, которая вошла в состав Русского государства в первой половине XVII в. А разрешение беспошлинной торговли в полосе по 50 верст с обеих сторон границы (согласно Пекинскому договору) удовлетворяло интересы и русских, и китайских торговцев (причем китайцы выразили желание продавать свои товары на российских ярмарках «самолично»).
Указом 26 июля 1861 г. кяхтинская таможня преобразовывалась в пост, а главная таможня переносилась в Иркутск. Это резко снизило значение Кяхты в торговле с Китаем: привоз чая сюда сократился до ничтожного количества. Число торговых домов в Маймай-чэне (в лучшие времена их было 120) сначала уменьшилось до 30, затем до 17, а к 1867 г. -до 8. Влиятельный купец И.А.Носков тщетно предлагал предпринять срочные шаги для спасения русско-китайской кяхтинской торговли, ибо считал подвергать разорению людей и компании, которые ее и начали, «делом крайне несправедливым» [10, с. 16, 17, 20].
В этот же период в Кяхте попытались наладить военное сотрудничество с Китаем. 9 января 1861 г. при обсуждении на расширенном заседании Амурского комитета вопроса о «мерах, которые следует принять для проведения в исполнение Пекинского дополнительного договора», было принято решение: «Исполнить просьбу Китайского Правительства касательно доставки им прежде обещанных 10 т[ыс]. ружей и 50 пушек, а также присылки инструкторов. 10 тыс. семилинейных нарезных ружей могут быть выдаваемы по частям
в течение будущего лета, начиная с мая месяца. Инструкторы должны прибыть в Кяхту к 1 мая, а начальник оных в конце апреля для переговоров о сдаче оружия и о подробностях касательно обучения войск. Китайское Правительство ныне же должно быть уведомлено о вышеизложенном» (РГИА. Ф. 565, оп. 1, д. 2426, л. 177 об .-178). Мероприятие финансировались в том числе и за счет «фонда на содействие к устройству военной силы Китая», учрежденного еще Николаем I. После доставки в Кяхту первых партий оружия из Пекина в Маймайчэн прибыли 6 китайских офицеров и 60 солдат. Их уже ожидали русские инструкторы во главе с капитаном И.А.Зейфортом, которые начали учить их обращению с передаваемым Китаю оружием. Через месяц курсы продолжились в Кяхте, но во второй половине января 1862 г. по надуманной причине китайский отряд был отозван и занятия прекратились.
С подписанием Пекинского договора торговля между русскими и китайцами стала осуществляться повсеместно вдоль границы. Даже казаки станиц Цурухайтуй и Олочь производили незначительный обмен с китайцами и маньчжурами, приезжающими на Ар-гунь из Цицикара для инспектирования границы. Представители Китая привозили одежду и другие «бумажные изделия», обменивая свои товары у казаков на невыделанную кожу, рога, скот и т.д. (ГАИО. Ф. 24, оп. ОЦ, д. 605, л. 9). Кяхта же и в новых условиях по-прежнему оставалась центром русско-китайской торговли в Забайкалье, и поэтому сюда постоянно прибывали всё новые китайцы. Нередко они принимали участие в различных массовых мероприятиях, проводимых в слободе или городе.
19 марта 1862 г. Кяхтинским пограничным комиссаром стал Е.В.Пфаффиус. Вскоре он получил специальную инструкцию для контроля над оживившейся китайской иммиграцией (утверждена 9 февраля 1863 г.), 1-й параграф которой гласил: «Кяхтинский Пограничный Комиссар определяется... для сношений с Цзаргучеем Китайского Маймачена и заведывания собственно пограничными делами в Кяхтинской слободе. Он подчиняется непосредственно Военному Губернатору Забайкальской области, а по делам дипломатическим входит с представлениями к Генерал-Губернатору Восточной Сибири» [15, с. 1]. Комиссар выдавал китайцам на въезд и пребывание в русских пределах билеты, где отмечались и товары, ввозимые для продажи. На обратном пути билеты у торговцев изымались и уничтожались. Для статистических отчетов о торговле у китайцев также «отбирались» сведения о вывозимых из России товарах. Все чаще китайцы через Кяхту добирались до отдаленных от границы городов России. В январе 1863 г. двое подданных Поднебесной открыли в Иркутске торговлю. Правда, в городе уже был русский магазин Ефимова, торгующий китайскими товарами, но цены там были очень высокими, так что иркутяне остались довольны возникшей конкуренцией.
Облик Кяхты октября 1863 г. запечатлен английским путешественником Мичи: «Тут длинноволосые русские мужики, всегда готовые выпить, ходят возле грязных бурят, а около них можно видеть монгола и хлопотливого сына Небесного Царства с светложелтым лицом и чрезвычайно длинною косою» [9, с. 71]. Англичанин, отметив зажиточность кях-тинских купцов, писал: «Маймачинские китайцы также считаются богачами. Такое предположение, судя по их наружности, должно быть верно. Дело в том, что в Китае толщина тела составляет верный признак богатства, почему слиток золота и кусок жира выражения равнозначные» [9, с. 72]. По свидетельству Мичи, Китайцы жили в Маймайчэне без семейств [9, с. 71, 72]. Если большинство авторов отмечали, что китайцы не брали с собой свои семьи за границу из-за того, что это запрещалось законом (см., например, [14, с. 30, 31]), то Мичи утверждал, что это соответствовало желаниям самих китайцев.
Касаясь характера контактов между представителями двух стран, Мичи писал: «Отношения русских и китайцев в дипломатии особенные. Уже давно замечено, что русские весьма хорошо умеют обращаться с азиятцами; этим объясняется, отчего они тихо и мирно проложили себе путь в Китай, между тем как англичане вторглись в него с огнем и мечом. Русские обращаются с китайцами, как греки с греками. При взаимных сношениях
они действуют силою против силы, учтивостью против учтивости, терпением против терпения: один понимает другого отлично. Если нужно сделать какое-нибудь дело, то само собою разумеется, разговор начинается с чего-нибудь, не имеющего никакой связи с целью беседы. Толкуют о том, о другом, выкуривают много трубок и выпивают много чашек чаю прежде, нежели речь зайдет о настоящем деле. Таким образом, теряется много времени; но такого рода торговля предпочитается, и в Кяхте не знают другого способа вести дела». Мичи также подметил, что китайские купцы проводили «значительную часть жизни в Кяхте», хорошо говорили по-русски и «обыкновенно обогащаются цветущею китайско-русскою торговлею» [9, с. 31].
Изменение порядка на русско-китайской границе принесло Троицкосавску не только наполнение местного рынка китайскими товарами, но и жесткую конкуренцию. Так, 23 февраля 1864 г. на одном из сходов бурному обсуждению подвергся тот факт, что Троицкосавск со своей торговой слободой стал едва ли не единственным городом России, где новые правила русско-китайской торговли, введенные Тяньцзиньским и Пекинским договорами, а также Правилами для сухопутной торговли между Россией и Китаем 1862 г., сразу же проявились в полной мере. «Положение о пошлинах за право торговли и других промыслов и заведений», утвержденное 1 января 1863 г., и «Положение об устройстве таможенной части и таможенном производстве в Восточной Сибири» поставили русских торговцев у себя дома в невыгодное положение по сравнению с китайцами, которые получили полную свободу на сбыт своих товаров, не подвергаясь, в отличие от жителей города, никакому контролю, т.е. «не нанимая лавок, не арендуя мест и не платя ни в казну, ни в пользу города никаких акцизов». Участники схода жаловались и на то, что русские подданные в Китае такой свободой не пользовались, приводя в качестве примера тот факт, что в Калгане они могли продать только одну пятую часть привезенных ими товаров.
В приговоре схода отмечалось: «Китайские торговцы носят и возят для распродажи свои произведения, в особенности чай в разных видах и наименованиях, сахар-леденец, шелковые и бумажные материи и другие различные предметы, не говоря уже о жизненных продуктах, овощах, фруктах и других предметах, останавливаются со всем этим на площади города и продают с возов целыми цибиками, или же развозят или разносят по домам и квартирам» (ГАИО. Ф. 24, оп. ОЦ, д. 583, л. 3). Китайцы скупали муку и зерно, а также другие жизненно важные продукты не только для собственного потребления, но и для отправки в Монголию, где сбывали их «с большой для себя пользою, возвышая на них в г. Троицкосавске цены». В то же время горожане «особенно беднейшего класса людей» иногда в течение нескольких дней не могли купить ни одного пуда хлеба, так как крестьяне держали зерно или муку для китайцев в завязанных возах и продавали лишь тулунами, т.е. кожаными мешками от 4 до 6 пудов.
Не разрешалось торговать, например, чаем и сахаром «по праву свободной торговли» не только простым горожанам, но даже тем из них, кто брал промысловые свидетельства и имел право открывать лавки для продажи как пищевых продуктов, так и части мануфактурных изделий, перечисленных в товарной росписи под литерой «Е», хотя во всех других городах Российской империи торговля чаем и сахаром по таким свидетельствам разрешалась. В Троицкосавске, отмечалось в приговоре, это правило, строго исполнявшееся россиянами - жителями города, с 1860 г. не применялось в отношении мелких китайских торговцев (ГАИО. Ф. 24, оп. ОЦ, д. 583, л. 3).
В соответствии со статьей 39 нового положения о пошлинах и примечанием к ней министр финансов по представлению городских обществ, принимая во внимание местные обстоятельства, имел право дополнять роспись товаров под литерой «Е». На этом основании сход ходатайствовал о том, чтобы рассмотреть положения города Троицко-савска и порядок «мелочной» розничной торговли в нем: «определить, могут ли мелочные китайские торговцы производить в городе таковой торг», а также дополнить роспись мелочного торга для Троицкосавска и включить в него «чай байховый фунтами
и менее... чай кирпичный кирпичами вразрез; рис или пшено... дешевые бумажные и шелковые ткани, а также ... шелк мотками и зилоны (шелковые кисти для бурятских шапок. - Авт.); железные, чугунные и медные изделия, в том числе ковши, поваренки, чаши, огнивы, ганзы, а также фарфоровую, деревянную и стеклянную посуду, табакерки, кольца, травяные свечи и другие подобные предметы, не представляющие особой ценности» (ГАИО. Ф. 24, оп. ОЦ, д. 583, л. 5, 5 об.).
Кяхтинская городовая ратуша в донесении от 1 мая 1864 г. за № 1022, информируя Забайкальское областное правление о данном сходе, отмечала, что после подписания Пекинского договора, а также правил 20 февраля 1862 г. китайская торговля в Троицко-савске действительно находилась в исключительном положении, китайцы не платили ни гильдейских (т.е. в соответствии с тремя сословно-податными купеческими разрядами) сборов, ни налогов в пользу города. Обходясь без помещений и вообще не неся расходов за аренду мест для торговли, китайцы имели возможность продавать свои товары значительно дешевле, чем их русские конкуренты. Неизбежным следствием этого стало то, что торговля в Троицкосавске китайскими товарами постепенно полностью переходила в руки китайцев в ущерб русским купцам и в особенности русским мелким торговцам. Ратуша, таким образом, признала просьбу кяхтинского общества вполне справедливой и ходатайствовала о расширении списка товаров, разрешенных для мелочного торга в городе (ГАИО. Ф. 24, оп. ОЦ, д. 583, л. 6-7).
Но забайкальское областное правление при обсуждении данного приговора прежде всего учло, что русские подданные за ведение торговли в Китае в пределах 50-верстной приграничной полосы также не платили никаких налогов и акцизов в пользу китайских городов и государства, пользуясь «совершенною свободою». Таким же образом и китайские подданные производили торговлю в приграничной полосе России. Поэтому взимание с китайцев какой-либо платы или акциза в пользу Троицкосавска за право торговли стало бы нарушением международных договоров, что в свою очередь могло затруднить русскую торговлю в Китае и Монголии. Жалобу же мещанского общества на закупки китайцами хлеба, отчего он подорожал, правление признало беспочвенной, так как если хлеб при этом и обходился немного дороже для жителей Троицкосавска, то беднейшие крестьяне, казаки и представители коренных народов, занимавшиеся хлебопашеством, от этого выигрывали. Сами же горожане вследствие все той же пограничной свободной торговли приобретали у монголов сено, дрова, строевой лес, скот, лошадей, а также кожу, масло и прочие товары гораздо дешевле прежнего. Исходя из этих соображений, правление признало возможным ввести для китайцев лишь плату за места, занимаемые ими в целях торговли на городском рынке Троицкосавска. В отношении же местных торговцев было решено ввиду исключительного положения города разрешить им продавать те товары (включив их в узаконенную роспись мелочного торга), которыми торговали китайцы и монголы.
Военный губернатор Забайкальской области Дитмар, однако, в отзыве от 15 января 1865 г. за № 44 на имя председательствующего в совете главного управления Восточной Сибири, поддержав просьбу Кяхтинского мещанского общества о дополнении списка товаров, которыми русские могли бы торговать беспошлинно наравне с китайцами, в то же время признал взимание с китайцев платы наравне с русскими за места на базаре Троиц-косавска мерой преждевременной, так как, по его мнению, это могло «послужить поводом к нарушению трактатов и стеснить торговлю Китайцев», которая, как он отмечал, была русским «нужна для развития своей торговли» (с этим впоследствии члены совета единодушно согласились). С изменениями Дитмара соответствующее постановление было утверждено министром финансов Рейтером в марте 1865 г. (там же, л. 23-23 об.). Данный пример в числе многих показывает, насколько русские власти были озабочены тем, чтобы соблюсти дух и букву российско-китайских договоренностей и трактатов.
Город продолжал расти и развиваться. В 1877 г. население Троицкосавска со слободами составляло 4 777 чел.: 2 949 мужчин и 1828 женщин. В то же время было зарегистрировано
всего 18 иностранных подданных (поровну мужчин и женщин). Хотя национальность иностранцев в документе не указана, есть все основания предполагать, что большинство из них, если не все, были китайцами. Население Троицкосавской округи составляло 19 092 чел.: 9 750 мужчин и 9 342 женщины, иностранцев зарегистрировано не было. Таким образом, всего в городе и округе в 1877 г. проживало 23 869 чел., доля иностранцев составляла 0,07% (Государственный архив Читинской области, далее ГАЧО. Ф. 1, оп. 1, д. 1627, л. 33-34). Обороты Кяхтинской торговли (точнее, провоз товаров через Кяхтин-ский таможенный пост) в этот период (1876 г.) достигали, по данным русского консула в Тяньцине К.Скачкова, 10,5 млн руб. Столько же, по его сведениям, приходилось и на морскую торговлю России с Китаем. Согласно же губернским отчетам, в 1875 г. через Кяхту было ввезено товаров на 13,1 млн руб., а вывезено - на 4,9 млн.
Некоторые китайцы в зависимости от объема своих капиталов приобретали в Кяхте права привилегированного купечества. Так, купцы 1-й гильдии Янь Цзюси и Шэнь Дэюй, создав компанию под названием «Янь-Цзю-Си-Шэнь-Дэ-Юй», с 1866 г. сбывали чай в Иркутске, Томске, Семипалатинске, Петропавловске, Турайске и других городах. Фирмы «Юн-Шэн-Юй» и «Тянь-Хы-Юн» с 1868 г. имели магазины и лавки во многих пунктах Забайкальской области, на которые распространялись полномочия кяхтинского комиссара. Были случаи, когда китайцев обвиняли, хотя и не всегда обосновано, в том, что они «передерживали у себя беспаспортных лиц» (китайцев), возили «в бурятские стойбища ханшину» и т.д. На основе таких жалоб и обвинений предпринимались попытки выселить китайцев на родину. Такой случай имел место в 1888 г. в Гусино-Озерском дацане. Однако оказалось, что китайцы имели на руках все необходимые документы, разрешавшие им проживание и торговлю. По-видимому, источником конфликта послужило некорректное поведение китайцев в отношении бурят. Китайцы в свою очередь обратились к властям с просьбой не выселять их. Кяхтинский комиссар Сулковский высказался за то, чтобы китайцев оставить: посылая губернатору Барабашу перевод письма маймаченского дзаргучея, «вступившегося за своих», он писал: «Я считаю долгом испрашивать распоряжения Вашего Превосходительства о более подробном расследовании обстоятельств этого дела и, если просьба китайцев окажется основательною и законною, не отказать в удовлетворении их ходатайства. Подобного рода дела, особенно если в них заключается хотя бы малейший признак несправедливости и притеснений китайцев нашими местными властями, чрезвычайно вредно отражаются на наших пограничных делах, а дела эти такого рода, что мы находимся в полной зависимости от наших соседей: мы исключительно от них получаем предметы самой насущной необходимости: дрова, сено и проч. И одного слова Цзаргучея достаточно, чтобы из Монголии не было пропущено к нам ни одного воза дров, ни одного воза сена» (там же, д. 2432, л. 8 об.-9). По распоряжению губернатора выселение китайцев было приостановлено до выяснения всех обстоятельств дела.
Жившие в низовьях рек Орхон и Селенга монголы занимались покосом сена и в Кяхте были его главными поставщиками (спрос на этот товар был большой - чай доставлялся в основном на лошадях), в отдельные годы выручая на кяхтинском базаре до 50 000 руб. и более. Среди продавцов сена были и китайцы, которые к середине 1880-х годов понастроили множество заимок в долине р. Орхона. Живя оседло, они имели мельницы, занимались земледелием, производили опиум: Маймайчэн, например, был «окружен обширными маковыми плантациями» [13, с. 340]. К концу XIX в. подданные Китая хорошо «освоили» и Троицкосавск: там не было не только трактиров, но даже обычных сибирских кабаков -их с успехом заменяли грязные китайские притоны. Китайцы же распространяли свою водку ханшин, которую нелегально завозили на русскую территорию.
Острая проблема для пограничных властей Кяхты - незаконный вывоз китайцами (под видом торговцев они обосновывались в русских селениях, расположенных в 8-10 верстах от приисков) золота. Впрочем, она была актуальна почти по всей дальневосточной границе
России с Китаем: «Бедное население соседних с приисками деревень, имея у себя весьма малые запашки хлеба и ограниченные покосы сена... поневоле должны [были] отправляться на прииска в отдаленные места для заработков» [6, с. 73]. Китайцы снабжали крестьян продуктами питания в кредит при условии, что расчет будет произведен золотом.
Служащие приисков безуспешно пытались убедить рабочих не утаивать золото, обещая за каждый золотник 5 руб. Но те признавались, что без золота им возвращаться нельзя, так как если они обманут «благодетеля»-китайца, то в следующий раз он не поможет, «хотя бы крестьянину с семьей пришлось умереть с голоду» [6, с. 75, 76]. В 1888 г. губернатор Забайкальской области отмечал: «...провоз золота как русскими, так и китайцами тайно... совершается чрез Кяхту и по Амуру - чрез Благовещенск... по частным, конечно, весьма неопределенным данным, можно полагать, что из Забайкалья вывозится золота довольно много» [11, с. 6]. По некоторым сведениям, в Китай «утекало в год» до 300 и более пудов золота. В то время как результат его хищнической добычи в Маньчжурии был ничтожен и едва оправдывал нищенское существование искателей, в приемные пункты этого драгоценного металла сдавалось на сумму до 8 млн руб. Многие считали, что это русское золото. Ходил даже анекдот, что в Кяхте китайцы устроили особые кареты, в которых возили к себе в гости русских чиновников, и в этих же каретах золото «уезжало» в Китай [3, с. 29, 30]. Согласно другим оценкам, через Кяхту ежегодно уходило «из Сибири в Китай 100-150 пудов краденного золота» [4, с. 330].
С началом военных действий на русско-китайской границе, связанных с боксерским восстанием, через Кяхту на родину проследовало множество китайцев, которые опасались разрастания конфликта. Так, в Иркутске они совершенно прекратили торговлю, приготовившись к отъезду. К 18 августа 1901 г. в городе оставались всего 5 китайцев - они охраняли нераспроданный товар. Некоторые пережидали пик кризиса в Кяхте или Маймай-чэне. По мере того как приходило осознание, что в России ничто и никто им не угрожает, китайцы возвращались в русские города, которые покинули. Так, в Иркутск к 26 сентября прибыло более 40 китайцев. Этот город, где располагалась главная таможня и можно было быстро решить любую проблему на уровне генерал-губернатора, еще долго оставался для китайских торговцев весьма привлекательным. В начале ХХ в. они имели здесь несколько десятков различных магазинов [21, с. 100].
Наиболее крупными фирмами в городе были следующие: Кон-Ха-Шэн, Син-Лун-Го, Та-Шэн-Ю, Та-Чуан-Юй, Ту-Чэнь-Ю, Ю-Цинь-Чэнь, Са-Фа-Юнь, Ка-Чуан-Тай, Ван-Цинь-Тай, а Чуанюй (в Кяхте у него уже была фирма, названная по его имени) в начале ХХ в. открыл магазины в Иркутске и Москве. В Москве его магазин располагался на ул. Тверской, а отделение для оптовой продажи чая, мехов и шелка - в Кокоревском подворье, в доме Швецова. В марте 1904 г. он писал Московскому генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу прошение о том, чтобы освободить от ареста экспедитора Лю Цевина и разрешить ему «немедленно продолжать беспрепятственно свой путь до Москвы» (Центральный исторический архив Москвы, далее ЦИАМ. Ф. 16, оп. 237, д. 60, л. 1). 10 апреля того же года обер-полицеймейстер Трепов получил от Пермского губернатора отношение, в котором сообщалось: «Доверенный Кяхтинской китайской торговой фирмы Тачуанюй Китаец по имени Люцевин . в числе других желтолицых направлен в Пермскую губернию в мое распоряжение и мною выдворен на жительство в гор. Соликамск. Ныне, вследствие ходатайства Кяхтинского Пограничного Комиссара Генке и главы торговой фирмы Тачуаню, по сношении с Командующим войсками Сибирского военного округа Генерал-Лейтенантом Сухотиным, упомянутому Люцевину разрешено выехать из Соликамска в Москву, для чего ему мною выдано удостоверение за № 2496» (ЦИАМ. Ф. 16, оп. 237, д. 60, л. 1-6). Другим подданным Китая везло меньше. В связи с Русско-японской войной с января по май 1905 г. только в Чите было арестовано 17 китайцев, 5 из которых выслали на родину через станцию Маньчжурия и 12 - через Кяхту (ГАЧО. Ф. 1, оп. 1, д. 17271, л. 6-7).
Деловыми и дружественными были отношения пограничных властей Кяхты и Май-майчэна. Известно, что в Урге находилось два амбаня: маньчжурский назначался Пекином, а монгольский избирался из среды владетельных князей Восточной Халхи. А.Д.Хитрово, описывая объезд китайским амбанем границы и визит его в Троицкосавск, отмечал: «В Кяхте амбаню, со стороны представителей русской власти, было оказано полное внимание и официальный прием его со свитою в Комиссариатстве, на котором были атаман Отдела, Полицеймейстер, Помощник Начальника Уезда, Командир 20-го полка и другие. По обычаю были поднесены подарки: ковры, сукна, для семьи швейная машина, и в дорогу снаряжен погребок русских вин, наливок, сухих печений, сластей и прочей бакалеи. Отдаривался князь кусками шелковых китайских материй (восьми аршин длины). Совершенно частно он сделал несколько поездок в Троицкосавск за покупками, сделав таковых на несколько сот рублей. Для поездок ему предоставлен был фаэтон, конвой (охотники стрелки) и переводчики». Правда, при всем этом «амбань, в числе прочих, ничего не значащих этикетных вопросов, интересовался количеством наших войск в Кяхте, временным или постоянным их расквартированием» и т.д. [18, с. 153, 154].
Китайское население приграничных с Россией районов Монголии быстро увеличивалось. Особенно густой была сеть китайских заимок между Ургой и Кяхтой и в системе многочисленных притоков р. Иро. Китайские фермы занимали от 20 до 100 десятин и более. Китайцы из года в год расширяли свои запашки, увеличивая черту постоянной оседлости: на это не влияло даже то обстоятельство, что они не привозили своих жен, а жили «во временных браках» с монголками, приживая с ними детей. Китайцы искусно создали особую зону между Россией и Монголией, разместив свои фермы (на которых работали исключительно подданные Поднебесной) на самом старинном пути, связывающем государства, т.е. дороге от Кяхты к Урге. Они изменили облик этого района, плотно заселив его.
В последние годы перед Октябрьской революцией, когда уже шла Первая мировая война, движение через Кяхту обложенных акцизом товаров осуществлялось весьма характерно. Для сокрытия от акциза сахара, спичек, спирта, гильз и т.п. спекулянты вывозили их за границу с возвратом акциза, а затем ввозили их обратно, но уже контрабандным путем. Продавая эти товары чуть дешевле легальных, т.е. с акцизной надбавкой, спекулянты имели значительный «навар». Разумеется, беднейшие слои населения Забайкалья старались приобрести самые дешевые продукты, поэтому контрабандный товар не залеживался. Государство теряло сотни тысяч рублей акцизных доходов, а таможеня была бессильна этому помешать.
Что касается торговли в Монголии русских, то их издержки были значительно выше, чем в Сибири. Связано это было прежде с условиями найма рабочих и приказчиков, которым часто предоставлялось не только высокое жалованье, но и общий с купцом стол и даже одежда. У китайцев эти расходы были гораздо ниже. Качество же ввозимых в Монголию русских товаров год от года снижалось. Исследователи отмечали, что «такому бесцеремонному отношению к монгольскому рынку» придет конец при первом же появлении «конкурирующих товаров», когда для монгола появится возможность выбора. Они советовали «русской торговле подтянуться и попытаться приспособиться к монгольским требованиям и вкусам». Но реакция на их призывы была слабой [2, а 154, 155, 447].
Нельзя не отметить и такое качество китайцев, как готовность помочь своим соседям в трудную минуту. Кяхтинский пограничный комиссар полковник А.Д.Хитрово называл маймаченского дзаргучея чиновника 4-го класса На Даньчжу «твердым блюстителем всех трактатов и истинно исповедующим договорные дружеские сношения, неукоснительно поддерживающим таковые» (ГАИО. Ф. 25, оп. 3, картон 303, д. 2588, л. 36). В «Памятной записке» от 16 декабря 1911 г. на имя Иркутского генерал-губернатора он писал: «При последнем пожаре в Кяхте, по первому требованию Комиссара [На Даньчжу] выслал больше 100 китайцев-водовозов с бочками, что способствовало ограничить пожар гибелью только одного небольшого дома. В заботах русской администрации предупреждения за-
носа чумы охотно предоставил русской санитарной комиссии осмотр китайского Майма-чена, исполняя требования комиссии по приведению Маймачена в требуемые санитарные условия. В общей сумме вся деятельность Цзаргучея заслуживает быть отмеченною поощрением его Высочайшею наградою - орденом Св. Станислава 2-ой степени для иностранцев» (ГАИО. Ф. 25, оп. 3, картон 303, д. 2588, л. 36). В завязавшейся переписке российский посланник в Пекине действительный статский советник И.Я.Коростовец высказал мнение, что степень ордена «слишком высока», предлагая наградить дзаргучея орденом, но 3-й степени, так как его должность соответствовала только 6-му классу. Иркутский генерал-губернатор в письме на имя министра иностранных дел согласился с мнением Коростовца (там же, л. 39-40). Можно предположить, что события 1911 г. в Китае не повлияли на решение русского правительства в данном вопросе, и На-дань-чжу все же был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени. На этом основании можно сделать вывод, что китайцы приезжали в Россию не только для заработков и торговли, но и чтобы помочь соседям в экстремальных ситуациях. Несомненно, аналогичную помощь получали и сами китайцы с русской стороны.
В период Первой мировой войны многие китайцы, въехавшие в Россию через Владивосток, Благовещенск и другие населенные пункты русского Дальнего Востока, возвращались или высылались через Кяхту на родину. Так, 30 декабря 1914 г. Вятский губернатор сделал распоряжение о выдаче 9 китайцам, прибывшим в г. Молмыж из Дербента, проходных свидетельств до Кяхты и отправке документов Кяхтинскому пограничному комиссару (ГАРФ. Ф. 102, 2-е делопроизводство, 1914 г., оп. 71, д. 105, л. 84-84 об.).
На момент подписания Кяхтинского договора Россия переживала период реформ Петра Великого, Китай - расцвет Цинской династии, его завоевавшей. Две цивилизации развивались параллельно, но, завоевав Халху, Цинская империя вплотную приблизилась к владениям России. Кяхта в том виде, в каком она была создана и функционировала в течение почти двух веков, - несомненно творение российской дипломатии, на создание которого Цины лишь дали свое снисходительное согласие, однако очень быстро поняли все его выгоды.
Кяхта - закономерный продукт развития российско-китайских отношений. Она далеко превысила те функции, которые на нее возлагались изначально. Именно в Кяхте представители двух государств начали торговать впервые на постоянной международно-правовой основе. Здесь взаимодействие культур российского и китайского народов развивалось наиболее свободно: две нации учились говорить друг с другом на равных, не только уважая чужие традиции и обычаи, но и воспринимая от соседа все лучшее. Вот почему значение Кяхты в истории двух соседних великих государств трудно переоценить, и эта тема требует дальнейшего внимательнейшего и детального изучения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бантыш-Каменский Н.Н. Дипломатическое собрание дел между российским и китайским государствами с 1619 по 1792-й год. Казань: Тип. император. ун-та, 1882. 565 с.
2. Боголепов М.И., Соболев М.Н. Очерки русско-монгольской торговли. Экспедиция в Монголию 1910 года. Томск: Типолитография Сибирского товарищества печатного дела, 1911. VIII. 498 с.
3. Гарин Н.Г. По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову. СПб.: Изд-во товарищества «Знание», 1904. 384 с.
4. Головачев П.М. Сибирь. Природа. Люди. Жизнь. 2-е изд. М.: Тип. товарищества И.Д.Сытина, 1905. 401 с.
5. Корсак А.К. Историко-статистическое обозрение торговых сношений России с Китаем. Казань: И.Дубровин, 1857. 445 с.
6. Кудрявцев Ф. А. Золотопромышленность Западного Забайкалья в 60-х-80-х гг. XIX века // Бурятиеведение. 1928. № 1-3 (5-7). С. 63-87.
7. Курц Б.Г. Русско-китайские сношения в XVI, XVII и XVIII столетиях. Харьков: Госиздат Украины, 1929. 159 с.
8. Лушников А.А. Граф Муравьев-Амурский по отношению к Кяхте // Тр. Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамур. отдела Императорского Рус. Геогр. о-ва. 1902. Т. 4, вып. 2. С. 24-31.
9. Мичи А. Путешествие по Амуру и Восточной Сибири А.Мичи / пер. с нем. П.Ольхина. СПб.: Изд-во книгопродавца-типографа М.О.Вольфа, 1868. 351 с.
10. Носков И.А. Кяхта. Иркутск: Иркут. публ. б-ка, 1861. 30 с.
11. Обзор Забайкальской области за 1888 год. Приложение к Всеподданнейшему отчету Военного Губернатора Забайкальской области. Чита: Тип. военного губернатора Забайкальской обл., 1889. 32 с.
12. Паршин В.П. Поездка в Забайкальский край. История города Албазина. Ч. 1. М.: Тип. Н.Степанова, 1844. 143 с.
13. Потанин Г.Н. Тангутско-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия. Т. 1. СПб.: Тип. А.С.Суворина, 1893. 437, ХХХ с.
14. Пржевальский Н.М. От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-Нор по бассейну Тарима. 4-е путешествие в Центр. Азии. СПб.: Тип. А.С.Балашева, 1888. 522 с.
15. Сборник договоров России с Китаем и Япониею, трактатов иностранных государств с Китаем и дополнительных правительственных и административных распоряжений, касающихся взаимных отношений России и Китая. Вып. 2. Иркутск: Тип. Штаба вост.-сиб. военного округа, 1881. 4, 58 с.
16. Сычевский Е.И. Историческая записка о китайской границе, составленная советником Троицко-Савского пограничного правления Сычевским в 1846 году. М.: Изд-во императорского о-ва истории и древностей рос. при Московском ун-те, 1875. 292, III с.
17. Трескин Н.И. Журнал дружеского свидания Иркутского гражданского губернатора, действительного статского советника Трескина, с китайскими пограничными правителями, ваном и амбанем с 19-го Февраля по 13 Марта 1810 года. М.: Унив. тип., 1860. II, 84 с.
18. Хитрово А. Д. О ревизии Ургинским Монгольским Амбанем караулов, охраняющих границу с Россией // Тр. Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамур. отд. Императорского рус. геогр. о-ва. СПб., 1912. Т. 13, вып. 2. С. 148-156.
19. Хохлов А.Н. Кяхтинская торговля и ее место в политике России и Китая (20-е годы XVIII в.-50-е годы XIX в.) // Документы опровергают. Против фальсификации истории русско-китайских отношений. М.: Мысль, 1982. С. 99-147.
20. Чулков М.Д. Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах от древних времян до ныне настоящего и всех преимущественных узаконений по оной государя императора Петра Великого и ныне благополучно царствующей государыни императрицы Екатерины Великия. Т. 3, кн. 1. О сибирских торгах и товарах вообще. СПб.: Императорская акад. наук, 1785. 632 с.
21. Шахеров В. П. Иркутск купеческий. История города в лицах и судьбах. Хабаровск: Приамур. ведомости, 2006. 176 с.
22. Шрейдер Д.И. Наш Дальний Восток. СПб.: Изд-во А.Ф.Девриена, 1897. 468 с.
