"КИТАЙСКАЯ МЕЧТА" О ВЕЛИКОМ ВОЗРОЖДЕНИИ НАЦИИ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КНР ЭПОХИ СИ ЦЗИНЬПИНА (2012-2018 ГГ.) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

9. Ларин В.Л. В тени проснувшегося дракона. Русско-китайские отношения на рубеже XX - XXI веков. - Владивосток, 2006. - 424 с.

10. Жэньминь жибао. - 1994. - 28 мая.

11. Современный Китай в системе международных отношений / отв. ред. Д.В. Буяров. - М.: КРАСАНД, 2012. - 280 с.

12. Чжунъ-Э цзинмао гуаньси (Zhong E Jin Mao Guan Xi) (Китайско-российские торгово-экономические связи). Пекин: Чжунго шэхуй кэсюэ чубаньшэ, 1999.

13. Воскресенский А.Д. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. - М.: МОНФ, 1999. - 408 с.

14. Li Jingjie. From Good Neighbors to Strategic Partners / Rapprochement or Rivalry?: Russia-China Relations in a Changing Asia. Ed. by Sherman W. Garnett. - Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace. 2000.

References and Sources

1. Muratshina K.G. 20 let partnerstva Rossii i Kitaya: rezul'taty i itogi. - Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 2016. - 248 s.

2. Druzhba naveki: Ocherki istorii sotrudnichestva Sovetskogo Soyuza i Kitajskoj Narodnoj Respubliki (1949-1960 gg.)/ Otv. red. I.V. Turicyn. -M.:NII IEHP, 2018.

3. CHzhao Minvehn'. CHzhun-EH guan'si de lishi sin fachzhan'. Czinyan' CHzhun-EH czyan'czyao lyushi chzhounyan'. (Zhao Ming Wen. Zhong E Guan Xi De Li Shi Xing Fa Zhan. Ji Nian Zhong E Jian Jiao Liu Shi Zhou Nian) (Istoricheskoe razvitie kitajsko-rossij skih otnoshenij. K dnyu 60-letiya kitajsko-rossijskih diplomaticheskih otnoshenij. // Goczi vehn'ti yan'czyu (Guo Ji Wen Ti Yan Jiu) (Issledovanie mezhdunarodnyh problem). -2009. - № 5. S. 20-24.

4. Prezident Kitaya Czyan Czehmin' priekhal s oficial'nym vizitom v SSSR (Jian Ze Min Chu Fang Su Lian) // http:// news.cntv.cn/china/20120514/107544.shtml. Data obrashcheniya 30.01.2019

5. CHzhungo dajbyaotuan' fanvehn' EHlosy (Delegaciya Kitaya priekhala s oficial'nym vizitom v RF).

http://www.people.com.cn/GB/guoji/209/6161/6162/20010818/538471.html ZHehn'min' zhibao29.12.1991. Data obrashcheniya 30.01.2019.

6. Huan YAn'. Goczi guan'si yan'czyu (Huang Yan. Guo Ji Guan Xi Yan Jiu) (Issledovanie v oblasti mezhdunarodnyh otnoshenij). - SHanhaj: SHanhajskaya akademiya obshchestvennyh nauk (SHanhaj shehkhuj kehsyueyuan'), 1993.

7. Goncharov S.N. Zametki o voenno-tekhnicheskom sotrudnichestve Kitaya s SSSR i Rossiej vo 2-j polovine HKH veka (s perevodom izbrannyh fragmentov iz vospominanij general-polkovnika Lyu Huacina). - M.: Institut vostokovedeniya RAN. - 2013. - 312 s.

8. CHzhunhua ZHehn'min' Gunhehgo Vajczyao Bu. CHzhun-EH Czyan'czyao lyushi chzhounyan' chzhunyao vehn'syan' hujbyan' (Zhong Hua Ren Min Gong He GUO Wai Jiao Bu. Zhong E Jian Jiao Liu Shi Zhou Nian Zhong Yao Wen Xian Hui Bian). Ministerstvo inostrannyh del Kitajskoj Narodnoj respubliki. Sobranie vazhnyh dokumentov v chest' 60-letnego yubileya so dnya ustanovleniya kitajsko-rossijskih diplomaticheskih otnoshenij (1949-2009). - Pekin: Izdatel'stvo «Mirovoe znanie» («SHicze chzhishi chuban'she»), 2010 . Published by Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China // 60th Anniversary of the Establishment of Diplomatic Relations between China and Russia Important Documents Assembly (1949-2009) World Affairs press. 2010.

9. Larin V.L. V teni prosnuvshegosya drakona. Russko-kitajskie otnosheniya na rubezhe XX - XXI vekov. - Vladivostok, 2006. - 424 s.

10. ZHehn'min' zhibao. - 1994. - 28 maya.

11. Sovremennyj Kitaj v sisteme mezhdunarodnyh otnoshenij / otv. red. D.V. Buyarov. - M.: KRASAND, 2012. - 280 s.

12. CHzhun"-EH czinmao guan'si (Zhong E Jin Mao Guan Xi) (Kitajsko-rossij skie torgovo-ehkonomicheskie svyazi). Pekin: CHzhungo shehkhuj kehsyueh chuban'sheh, 1999.

13. Voskresenskij A.D. Rossiya i Kitaj: teoriya i istoriya mezhgosudarstvennyh otnoshenij. - M.: MONF, 1999. - 408 s.

14. Li Jingjie. From Good Neighbors to Strategic Partners / Rapprochement or Rivalry?: Russia-China Relations in a Changing Asia. Ed. by Sherman W. Garnett. - Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace. 2000.

ЛУ ЧУНЬЮЕ - профессор, Чанчуньский педагогический университет, г. Чанчунь, КНР.

ДАЦЫШЕН ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ - доктор исторический наук, профессор, Красноярский государственный педагогический университет; Хэбэйский педагогический университет, Шицзячжуан, КНР. LU CHUNYUE - Professor, Changchun Normal University, Changchun, China (1134784777@qq.com).

DATSYSHEN, VLADIMIR G. - Doctor of History, Professor, Krasnoyarsk State Pedagogical University, Hebei Normal University (dazishen@mail.ru).

УДК 94(510) :327«2012/18»

ТУРИЦЫН И.В., РАУ И. «КИТАЙСКАЯ МЕЧТА» О ВЕЛИКОМ ВОЗРОЖДЕНИИ НАЦИИ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КНР ЭПОХИ СИ ЦЗИНЬПИНА (2012-2018 гг.)

Ключевые слова: внешняя политика Китая, Си Цзиньпин, дипломатия, международное экономическое сотрудничество, «Один пояс, один путь».

В статье исследуется проблема модернизации внешнеполитической доктрины Китая, рассматриваются актуальные направления внешней политики этого государства, связанные с переходом власти к пятому поколению руководителей во главе с Си Цзиньпином. Показано, что внешнеполитический курс страны в решающей степени определялся потребностями ее экономического развития. В этой связи, среди трех внешних «центров силы», которые особо выделялись КНР, приоритетное значение для нее имели отношения с крупнейшими партнерами - США и Евросоюзом. В условиях начавшегося осложнения отношений КНР и США, все большее значение для Китая стали также приобретать контакты с Россией.

TURITSYN, I.V., RAU, JOHANNES "CHINESE DREAM" ON THE GREAT REVIVAL OF THE NATION AND THE FOREIGN POLICY OF THE PEOPLE'S REPUBLIC OF CHINA OF THE EPOCH OF XI JINPING (2012-2018-IES)

Keywords: China's foreign policy, Xi Jinping, diplomacy, international economic cooperation, "One Belt One Way".

In the article researched the problem of modernizing of China's foreign policy doctrine and considers current trends of the foreign policy of this state related with the transfer of power to the fifth generation of leaders headed by Xi Jinping. It is shown that the foreign policy of the country is crucially determined by the needs of its economic development. In this regard, among the three external "centers of power" that the PRC particularly highlighted, relations with its major partners, the United States and the European Union, were of high priority for it. In the conditions of the beginning complication of relations between China and the United States, increasingly important for China began also acquire the contacts with Russia.

1.Приоритеты развития КНР в первой половине XXI века.

XVIII съезд КПК стал отправным пунктом перехода власти в Китае к пятому поколению руководителей во главе с Си Цзиньпином (Xi Jinping). Новый Генеральный секретарь и председатель Военного Совета ЦК КПК (с ноябрьского пленума 2012 г.), в марте 2013 года избранный Всекитайским собранием народных представителей председателем Китайской Народной Республики и Центрального Военного Совета КНР, изначально предложил стране масштабную программу развития. В выступлениях на отмеченных партийных форумах, а затем - в концентрированном виде - в речи в Национальном музее Китая (Пекин) 29 ноября 2012 года он выдвинул концепцию «Китайской мечты» о великом национальном возрождении. Стратегической целью развития страны объявлялось «обновление китайской нации» посредством «мира и развития» в рамках «китайской мечты» [1]. Решающая роль в деле национального обновления при этом отводилась КПК: «С тем, чтобы вести страну, надо сначала вести партию, и руководство партии должно протекать строжайшим образом» [2].

Курс нового руководства страны на «великое возрождение» нации характеризовало сочетание преемственности и новаторства. В частности, новый импульс и дальнейшее развитие получила реализуемая в Китае программа обеспечения «социальной гармонии» и «строительства прекрасного общества», рассматриваемая как цель развития всего человечества. Официально эти ориентиры были объявлены в 2005 г. тогдашним главой государства Ху Цзиньтао (Hu Jintao). Причем партийное и государственное руководство Китая задалось целью сделать страну «гармоническим обществом» (Bin Zhao) до 2050 года. В свою очередь, данная стратегия впитала в себя ранее выдвинутые идеи «трех представительств» предшественника Ху - Цзян Цзэминя (Jiang Zemin), а также еще более ранние установки Дэн Сяопина (Deng Xiaoping) и Мао Цзэдуна (Mao Zedong).

Безусловно, наличие продуманной и постоянно модернизируемой программы перспективного развития, итогом реализации которой должно стать достижение качественно нового состояния китайского общества, следует отнести к числу очевидных преимуществ данного государства, предельно ясно определившего для себя цели и пути их достижения даже не на 5-10, а на 50 лет. При этом нужно учитывать, что акцентированное внимание к вопросам гармонизации общественного развития, среди прочего, стало своего рода реакцией руководства КПК на одно из наиболее негативных последствий стремительной экономической либерализации, которая была начата с конца семидесятых годах прошлого столетия под руководством Дэн Сяопина, - растущее социальное неравенство. В этом контексте важно видеть, что председатель Си Цзиньпин, как и его предшественник Ху Цзиньтао, принял от прежних руководителей страны все более расслаивающееся общество. Негативные последствия неолиберальных процессов в экономике проявились также в нарастающих различиях в экономическом положении различных регионов, в росте безработицы и т.д. [3].

Конечно, было бы существенной ошибкой преувеличивать негативные последствия реформ 1970-1990-х годов. Об общем стремительном прогрессе развития страны и росте благосостояния ее населения говорит то, что, начиная с 60-х годов прошлого столетия, население Китая почти удвоилось (с 700 миллионов - до более чем 1,350 миллиарда в 2014 году) [4]. Впечатляет число граждан Китая, которые с 1978 по 2015 годы вышли из категории «бедных» - около 770 миллионов. Такой громадной и успешной программы преодоления

бедности в мировой истории еще не было [5]. Причем положительно затронутыми реализацией этой программы, прежде всего, оказались бедные западные провинции, сельское население и 56 официально признанных в Китае национальных меньшинств. Тем не менее, в 2017 году более 55 миллионов китайцев, в особенности в сельской местности, по-прежнему относились к разряду бедных. К тому же, параллельно с этим, в целом, положительным развитием, постепенно все более очевидной становилась проблема увеличивавшегося социального неравенства. По данным исследований, проведенных университетом Пекина, один процент самых богатых людей в стране владеют таким же состоянием, как одна треть всего ее населения [6].

Компартия Китая, руководство страны поставили целью преодоление этого бросающегося в глаза неравенства в доходах и распределении благосостояния. Реализация соответствующей программы обеспечивалась за счет последовательного развития экономики, наращивания национального богатства, а также повышения благосостояния населения. Так, в 2006 г. КНР стала четвертой в мире по объемам ВВП. В 2011 г. страна обогнала по ВВП Японию и вышла по этому показателю на второе место в мире. В 2014 г. по ВВП ППС (паритет покупательной способности) Китай опередил уже и США, превратившись в крупнейшую экономику мира, главный драйвер мирового экономического роста [7]. Это позволило существенно поднять общий уровень благосостояния населения, значительно увеличить его потребление.

Среди прочего, отражением очевидного прогресса явился существенный рост минимальных и средних зарплат трудящихся, в частности, превысивших среднероссийские показатели. К примеру, начальная зарплата выпускника вуза в 2017 г. в Китае превысила сумму, эквивалентную 40 тыс. рублей. Отметим также налоговую практику страны, исключающую из налогообложения доходы граждан ниже суммы, эквивалентной 50 тыс. рублей.

Партийное руководство всегда подчеркивало, что Китай нуждается для своего всестороннего развития в «долговременном и стабильном климате в интернациональных отношениях» [7]. Поэтому на достижение гармонии общественного развития был направлен и комплекс политических мер. Китай свою политическую систему представляет как кооперацию десяти партий под руководством Коммунистической партии Китая. Из этих десяти наиболее заметные: Революционный комитет китайского гоминдана (Revolutionary Commitee of the Chinese Kuonmintang), Китайская демократическая лига (China Demokratic League), Китайская национальная демократическая ассоциация конструктивности (China National Demokratic Construction Association), Китайская ассоциация развития демократии (China association for Promoting Democracy), Китайская демократическая партия крестьян и рабочих (Chinese Peasants and Workers Democratic Party) и т.д. Наличие отмеченной коалиции делает политическую жизнь Китая более стабильной. В данной связи марксизм, как полагает Си Цзиньпин, «не будет, в этом мы уверены, стагнировать» [2]. Как следствие, обновление Китая при строгой дисциплине и под руководством КПК уже к 2021 году должно позволить создать «общество с умеренным благосостоянием». Связанное с этим обновление страны означает строительство «развивающегося, демократического, гармонического и модернизирующегося социалистического общества» [8; 9, S. 4].

На этом фоне, как показали уже решения 3 пленума ЦК КПК 18-го созыва (912.11.2013 г.), новое руководство предприняло дополнительные усилия по развитию рыночных основ экономики, закрепив курс на дальнейшую либерализацию в экономической и отчасти политической сферах, рост открытости. В том числе, страна намерена двигаться вперед, не только развивая социалистическую демократию, но и открывая более широкий доступ иностранному капиталу в ряд ранее закрытых сфер (финансы, образование, культура, медицина и т.д.) [10].

В данном контексте особо отметим, что Китай - страна с двумя экономическими системами. Этот принцип был зафиксирован еще в 1997 году - в договоре о возращении КНР Гонконга. Сегодня демократические силы Гонконга постоянно сетуют на ограничения

свободы прессы и свободы высказываний в теперь уже китайском Гонконге [11]. Однако китайские чиновники отвечают, что если такое местами и происходит, то по естественным законам капиталистического предпринимательства и рынка. Так, в декабре 2015 г. Джек Ма (Jack Ma) - основатель торгового концерна Алибаба (Alibaba Group) стал владельцем крупнейшей англоязычной газеты «Южнокитайская утренняя газета» («Sous China Morning Post»). И это при том, что он является членом КПК. И, видимо, нельзя обвинять власти Китая в том, что богатый гражданин страны решил, соблюдая законы республики, приобрести газету.

Несмотря на беспрестанные разговоры об ограничениях демократии и замедлении темпов экономического роста Китая (6,6% в 2018г.), стратегический курс развития страны после 2012 года позволил обеспечить новый значительный прорыв в будущее буквально во всех сферах. Красноречивым показателем исключительных успехов страны стал быстрый рост статуса КНР как ядерной, ракетной, космической, компьютерной державы и т.д.

К примеру, еще в 2009 г. космический корабль «Чанъэ-1» («Change 1») был выведен на орбиту Луны. В конце 2013 года Китай вместе с Yutu (Jade-Hase) впервые сумел посадить здесь подвижный исследовательский аппарат «Чанъэ-3». А 3 января 2019 г. «Чанъэ-4» совершил посадку уже на обратной стороне Луны. В сентябре 2016 года, в провинции Гуйчжоу (Guizhou) был построен самый большой в мире телескоп, который способен принимать радиоизлучение и гравитационные волны с намного больших космических расстояний, и с много большей точностью, чем уже имеющиеся [12].

Активно продолжая реализацию космических программ, шестой раз подряд в течение 13 лет 17 октября 2016 года стартовал космический корабль «Шэньчжоу» (Shenzhou-11). В рамках проекта создания собственной орбитальной станции, несущая ракета типа Langer Marsch 2F, стартовавшая с космодрома Цзюцюань (Jiuquan; Северо-Запад КНР), вывела корабль с двумя космонавтами на борту к орбитальному модулю «Тяньгун-2» («Небесный храм»; Tiangong-2). Осуществляя данную программу, в 2022 году КНР намерена начать эксплуатацию собственной космической станции. Благодаря реализации этого честолюбивого проекта Китай станет обладателем космической станции, по своим параметрам мало чем, разве что размерами, уступающей Международной космической станции (MKC / ISS). При этом КНР станет единственной страной, обладающей собственным исследовательским и наблюдательным постом в космосе [12].

Одним из наиболее ярких свидетельств достижений Китая стал колоссальный рост золотовалютных резервов Китая (3,3 трлн. долларов или 1/3 мировых резервов в начале 2012 г.) и, в частности, на этой основе превращение юаня в 2017 году в мировую резервную валюту. Несмотря на свое пока еще относительно «скромное» значение в мировой финансовой жизни, юань, все еще явно уступающий не только доллару и евро, но и фунту и даже иене, тем не менее, уже сегодня обслуживает, к примеру, 50% торговых расчетов с Великобританией, 20% - с Японией и т.д. [13, с.28].

В целом, Китайская Народная Республика превратилась в наиболее крупную развивающуюся страну в мире с населением более 1,3 миллиарда человек (в том числе, более 750 миллионов работоспособных людей) - страну, добивающуюся значительных успехов в самых различных областях. Причем, в ряде случаев такие успехи выглядят сомнительно, порой устрашающе (причем даже для властей КНР). Живым примером тому стало, повлекшее за собой серьезное расследование, рождение в Китае первых в истории человечества лабораторно генно-модифицированных детей [14].

Поскольку обычные параметры развивающихся стран Китаю не подходят или подходят лишь частично, мы называем Китай развивающийся страной только в том смысле, что он стремительно и всесторонне развивается [15; 16; 17], активно осваивая все новые рубежи. Безусловно, это не означает беспроблемности. В частности: «Каждый год Китай должен создавать 20 миллионов новых рабочих мест. Вызовом для Китая остается пропасть между бедностью и богатством» [18]. Однако руководство КНР, адекватно оценивая имеющиеся проблемы, обнаруживает удивительную способность решать их достаточно

оперативно и с высокой степенью эффективности. В частности, на XIX съезде КПК в октябре 2017 г. Си Цзиньпин дал «торжественное обещание» к 2020 году полностью преодолеть «бедность» и вывести из этой категории остающиеся там пока 43 млн. человек [19].

На наш взгляд, наряду с наличием хорошо продуманной программы дальнейшей модернизации, к числу основных факторов, обеспечивающих достижение целей развития, сформулированных на данном партийном форуме, следует отнести существенное укрепление авторитета Си Цзиньпина (с октября 2016 г. - абсолютный лидер), а также рост сплоченности руководства КНР. В частности, об этом говорят кадровые решения 2016-2018 гг. [20]. Уже в октябре 2016 г. Си Цзиньпин приобрел статус «руководящего ядра», стал лидером с абсолютным авторитетом, по существу, сопоставимым с фигурами Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина. В 2018 г. Си Цзиньпин еще более укрепил свои позиции. По версии Forbes он был объявлен самым влиятельным человеком мира 2018 года. Подчеркнем, что таким образом уже XIX съезд КПК убедительно опроверг прогнозы о неизбежности борьбы между «партией прошлого» (4-е поколение руководителей КНР) и «партией будущего», тем более о том, что «силы Цзян Цзэминя» продолжают «главенствовать в ПК ПБ ЦК КПК» [21, с.60].

В целом, в политике нового руководства сочетаются уважение к традиции и новаторство. В этой связи, отметим, что XIX съезд КПК поставил задачу развития «открытой экономики более высокого типа». В то же время, 23 октября 2017г. съезд включил идею «социализма с китайской спецификой» в Устав КПК. А 11 марта 2018 г. она вошла в Конституцию страны.

Безусловно, отмеченные политические составляющие являются сегодня важнейшими условиями, объективно способствующими преодолению тех трудностей и острых проблем, которые все более очевидны в развитии, как Китая, так и всего мира.

2. Основы внешнеполитической стратегии КНР к 2012 году и принципиальные инновации председателя Си Цзиньпина.

Амбициозные программы развития КНР предъявили особые требования к сфере ее внешнеполитической активности. Китай граничит с 14 странами (общая протяженность границы 20.000 километров), исповедуя доктрину «мирной внешней политики», осуществляемой на принципах диалога, консультаций и переговоров [18]. В рамках традиционного преобладания политики «мягкой силы», основами внешней политики Китая принято считать следующие принципы: в отношениях Китая с отдельными государствами -сохранение взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности; осуждение гегемонизма и обеспечение мира во всем мире; опора на пять принципов мирного существования [22]. Важное значение имеют также установки на усиление солидарности с развивающимися странами; борьбу с империализмом и колониализмом; невмешательство во внутренние дела других стран; объединение (Vereinigung) Тайваня с КНР; строительство отношений равенства и взаимной выгоды со всеми партнерами [23].

Несмотря на впечатляющие достижения и еще более грандиозные цели, КНР отказалась от претензий на какие-либо формы гегемонии. Страна сделала ставку на сохранение мира, устойчивое развитие отношений со всеми странами на основе принципа взаимной выгоды («win-win Cooperation») [24], неуклонно продвигаясь к достижению двойственной цели: «возрождения национальной гордости и достижения состояния благополучия каждого отдельного гражданина» [25, S.45]. Разумеется, это не означает, что внешняя политика Китая являлась пассивной. Напротив, страна всегда очень настойчиво и активно продвигала свои интересы буквально во всех регионах мира. Однако основная ставка ее руководством делалась, в первую очередь, на внешнеэкономические инструменты. Китайский бизнес все более последовательно расширял свое присутствие даже в самых отдаленных странах. Не случайно, лишь в 2001 г. войдя в ВТО, к 2018 г. Китай стал главным торговым партнером для более 120 стран [26, с.27]. При этом государство, сосредоточив главное внимание на вопросах экономического развития, по существу, взяло на вооружение адаптированную к китайским условиям доктрину американского президента К. Кулиджа

(1923-1929 гг.) с его лозунгом «Дело Америки - бизнес» (American business is business), отразившим главный смысл «Американской мечты».

Нужно, однако же, понимать, что с рубежа 2000-х годов внешняя политика КНР обновилась самым существенным образом. Свидетельством этому поначалу стал новый политический курс, нашедший свое выражение в лозунге «идти вовне» [27, c.91], выдвинутом в 2000 году Генеральным секретарем Цзян Цзэминем и закрепленном решениями 3-й сессии Всекитайского собрания народных представителей 9-го созыва и XVI съезда КПК (2002г.). Поскольку это не означало стремления к навязыванию собственной модели развития, важным дополнением к нему стала озвученная Цзян Цземинем в 2000 г. в ООН установка на «цивилизационное многообразие» [28, с.7]. Свое системное оформление данный курс окончательно получил на 3 пленуме ЦК КПК 16-го созыва (октябрь 2003 г.), утвердившем внешнеполитическую доктрину «мирного возвышения Китая». Очевидно, что ее принятие означало проведение политики, существенно обновлявшей подходы, утвердившиеся в эпоху Дэн Сяопина («проявлять сдержанность», «не высовываться»). Показательно и то, что, во избежание ненужных внешнеполитических осложнений, публикация документов, закреплявших столь важный внешнеполитический разворот, в открытой печати в то время (и даже много позднее) осуществлена не была.

В прикладном плане, начиная с рубежа 2000-х годов, новый курс нашел закрепление в своеобразной системе внешнеполитических принципов, образно отразившейся в формуле: «опереться на Север (под ним понимается Россия), стабилизировать Запад (ЕС, США), идти на Юг (в страны третьего мира - Азию, Африку и Латинскую Америку)» [29]. При этом предложенная Ху Цзиньтао в ноябре 2009 г. «концепция современности» включала 5 базовых установок («теорий»): «глубоких изменений, гармоничного мира, совместного развития, общей ответственности, и активного участия». Смысл концепции сводился к требованию гармоничного развития взаимозависимых стран (уважение всех членов мирового сообщества к выбору путей развития, избранных его членами, обмен опытом, учеба друг у друга) [30, с.261].

В данном контексте, еще до получения статуса лидера КНР Си Цзиньпин вполне определенно констатировал, что главной задачей для страны в сфере внешней политики является обеспечение мирной эволюции в интересах успешного развития ее экономики и роста благосостояния населения. Иными словами, внешняя политика, в первую очередь, должна была обеспечивать экономический прогресс, гарантирующий укрепление позиций страны в мире. Не случайно, 17 января 2011 года на конференции, посвященной 90-летию внешнеполитической деятельности КПК и 60-й годовщине основания Отдела международных связей ЦК КПК, пребывая в ранге заместителя председателя КНР, Си Цзиньпин заявил, что первые двадцать лет XXI века «во внешних делах первоочередная и самая главная задача заключается в обеспечении и успешном использовании важных стратегических шансов для Китая» [31].

Достижению целей внешней политики КНР служит не только экономика, но также распространение по всему миру китайской культуры и языка. При этом масштабы государственной поддержки программ продвижения китайской культуры в большом количестве стран весьма значительны. В частности, приступив в 2004 году под руководством особого подразделения Госсовета (Ханьбань) к реализации проекта создания за рубежом Институтов Конфуция, призванных содействовать распространению китайской культуры и языка, в 2017 году Китай финансово и организационно поддерживал уже более 500 таких учреждений (в т.ч. в России). И везде, где экономические интересы Республики наиболее существенны, поддержкой их непременно служит и ознакомление местного населения с китайской культурой. Следовательно, с усилением позиций КНР, как экономической и торговой державы, возрастают и значимость китайского языка и культуры [32]. При этом основным принципом данного курса являлась всемерная демонстрация «доброжелательности» и мирного отношения к партнерам. Не случайно за политикой Си

Цзиньпина, основанной на идее «гармоничного мира», вскоре закрепились такие определения как «добрососедская дипломатия», «улыбчивая дипломатия» и т.д.

Инновационные подходы, предложенные Си Цзиньпином, имели, однако же, далеко не косметический вид создания позитивного имиджа страны. Всего в течение года он сумел предложить соратникам амбициозную, по существу, революционную доктрину. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что, в отличие от тезисов отчетного доклада Ху Цзиньтао на XVIII съезде КПК, Си Цзиньпин изначально определил более жесткие подходы к защите внешнеполитических интересов Китая. В частности, исследователи обратили внимание на то, что если в докладе Ху отсутствовала формулировка «коренные интересы» (элемент конфронтации), то уже в выступлении в Политбюро 29 января 2013 г. Си использовал эту категорию вновь. Здесь он особо подчеркнул: «мы не можем ... жертвовать коренными интересами государства», глотая «горькую пилюлю нанесения ущерба суверенитету, безопасности, интересам развития нашего государства» [33, с.130-131].

Китайские аналитики выделяют четыре основные концептуальные инновации Си Цзиньпина во внешнеполитической сфере: «Это новый тип отношений великих держав, дипломатия великой державы с китайской спецификой, построение глобального общества с единой судьбой и новый тип международных отношений» [34]. На наш взгляд, это скорее политизированный взгляд, более актуальный для внутрикитайской аудитории. Полагаем, что в практическом измерении к базовым новшествам можно отнести, с одной стороны, принципиальную концептуальную установку о «великой китайской державе» и ее новом месте в мире, впервые системно заявляющей особую роль Китая в строительстве будущего всего человечества, а с другой - «прикладную» инфраструктурную программу «Пояс и Путь». При этом уже сама концепция «возрождения великой китайской нации» объективно актуализировала для КНР вопросы внешней политики, потребовав создать ее привлекательный имидж и нивелировать возможные негативные трактовки этого курса во внешнем мире, объяснить, что она не является угрозой для других стран.

Что касается «прикладного» аспекта нового курса, то он основан на идее реализации двух масштабных проектов. В сентябре 2013 г. Си Цзиньпин озвучил концепцию «Экономического пояса Великого Шелкового пути» (Астана, 7 сентября). Вслед за этим, во время визита в Индонезию он также предложил программу «Морского Шелкового пути» (Джакарта, 3 октября). Именно разработка, принятие и переход к реализации единой программы «Один пояс, один путь» (Пояс и Путь) с 2013 года ясно обозначили радикальный разворот Китая к решению не столько региональных, сколько глобальных задач, по существу, призванных решительно изменить облик мира. Не случайно эта программа стала важнейшей стратегической целью КПК и получила дополнительный импульс под влиянием решений XIX съезда КПК.

Новизна внешнеполитического курса Си Цзиньпина проявилась также в его значительной активизации. В 2012-2018 гг. Китай стал местом проведения беспрецедентно большого для этой страны числа различного рода международных форумов, объект паломничества политиков, бизнесменов, ученых со всего мира. В свою очередь, Китай активно шел во внешний мир. Прежде всего, сам Си Цзиньпин, как ни один прежний лидер КНР, был нацелен на внешнеполитический диалог, активно контактировал со своими зарубежными коллегами и партнерами, в т.ч. совершал непривычно большое для китайских руководителей такого уровня число зарубежных турне.

3. Отношения с США.

Учитывая, с одной стороны, определяющее влияние экономических интересов КНР на ее внешнеполитический курс, а с другой - реальную расстановку сил на международной арене, абсолютным приоритетом в системе отношений с внешними контрагентами для страны в течение последних десятилетий являлась разработка и реализация политики в отношении США.

Как известно, исторически отношения КНР с США складывались весьма непросто. Рассматривая Китай как зону исключительного влияния, неожиданно для себя, в результате

победы народной революции в 1949 г., американцы не просто лишились его, но и оказались в откровенно конфронтационных отношениях с Китайской Народной Республикой [35]. Даже элементарные дипломатические отношения удалось установить в 1979 г. лишь после долгих переговоров - на основе пересмотра позиции США по Тайваню, а также благодаря китайско-советскому отчуждению. Впрочем, на волне реформ Дэн Сяопина отношения двух стран довольно быстро прогрессировали и перешли от «дипломатии пинг-понга» и «трехсторонней дипломатии» США к всестороннему сотрудничеству, в том числе в военно-технической сфере (с 1980 г.). Нужно признать, что, получив выход на финансовые и технологические ресурсы США, Китай уже в 1980-1990-е годы сумел извлечь из этого сотрудничества колоссальные дивиденды.

Разумеется, отношения двух стран не были вполне безоблачными или доверительными. Скорее, американские элиты рассматривали Китай как некий «сырой материал», инертную массу, с которой еще следовало много работать. Причем, в плане оценки творческого потенциала и стратегии развития Китая, ее трактовки отличались очевидным высокомерием. Так, в 2000 г. известный американский политолог Збигнев Бжезинский (Zbigniew Вгее2Ш8Ы) писал, что Китаю не хватает ясного осознания своей роли на международной арене. Тогда он полагал, что Китай не является ни противником, ни партнером США, что он не является ни непосредственной угрозой международной безопасности, ни идеологическим вызовом для США, и обозначал КНР как «олигархически-бюрократическую диктатуру» [36, 8.129]. Однако уже тогда он все же посоветовал руководству США «сбалансировать» возможный подъем Китая к статусу регионального «гегемона» Восточной Азии для сохранения стабильности в этой части мира. Для этого он рекомендовал обязательно сохранять военное морское превосходство США над Китаем, а американо-японскую ось сотрудничества Бжезинский рассматривал как основу политико-военного присутствия США в Восточной Азии. Впрочем, в его конструкции Япония должна была оставаться безъядерной, несмотря на то, что она - самый важный союзник в регионе [36, 8.135].

Совершенно очевидно, что на фоне триумфальной победы над СССР элиты США явно испытывали «головокружение от успехов» и недооценивали как потенциал развития Китая, так и уровень продуманности его стратегии. Между тем, руководители КНР очень умело воспользовались возможностями, которые открылись перед их страной в условиях углубления рыночных реформ. В частности, после вступления в ВТО Китай сумел стремительно нарастить экспорт товаров в США, фактически извлекая из него колоссальные выгоды. Так, объем двусторонней торговли, в 2001 г. составлявший 121,5 млрд. долларов, в 2017 г. превысил 636 миллиардов. При этом Китай экспортировал товаров на сумму 506 млрд., а импортировал только на 130 млрд. долларов [13, с.22]. Поскольку по традиционно полуколониальной схеме, странам, претендующим на значительные объемы торговли с США, предлагается инвестировать значительную часть выручки в государственные ценные бумаги, иными словами - возвращать часть прибыли, реинвестируя ее в экономику США, в самый короткий срок Китай накопил более 1 триллиона американского долга и стал основным иностранным реципиентом американской экономики. На определенном этапе это даже породило опасения части американских элит, увидевших здесь злонамеренную угрозу КНР поставить таким образом США в зависимость. В этой связи, в 2012-2018 гг. вложения Китая в ценные бумаги США обнаружили тенденцию к сокращению (не ниже 1,1-1,2 трлн. долларов).

В целом, успешно реализуя политику Ху и затем Си, Китай уже с 2000-х гг. взял курс на своего рода диверсификацию отношений (в отличие от более явной «американской» ориентации Цзяна). Однако осознание неизбежности перемен приходило к американским аналитикам довольно медленно. В этой связи, выработка новых подходов к КНР в США велась скорее по наитию практиков. В итоге, на фоне все более динамичного развития Китая, трения в отношениях сторон постепенно нарастали. Первые попытки их преодоления предприняла администрация Дж. Буша младшего, выступившая с инициативой организации

«Стратегического диалога» (с 2005 г.) на основе концепции «ответственного акционера». Фактически это была попытка «наставлять» неразумного партнера с позиции безусловного авторитета, предписывая ему должную модель поведения. Наивность такого подхода была обусловлена явным непониманием исторических уроков, показывающих, что КНР никогда не поддавалась на такие «поучения». Даже в гораздо более сложные для страны времена, ее руководство без колебаний (хотя и без радости) пошло на решительный разрыв с «братским» СССР, попытавшимся говорить менторским тоном. В 2000-е годы ситуация была явно иной. Китай все более расправлял крылья. Более того, в условиях кризиса 2008 года, воспринятого как свидетельство явного несовершенства американской модели, он даже предложил США свою помощь в его преодолении.

В условиях, когда Китай недвусмысленно выказывал свою готовность к развитию отношений исключительно на равноправной основе, администрация Б. Обамы в 2009 г. сделала попытку предложить КНР принципиально новый формат сотрудничества на основе идеи создания «большой двойки» (G2). Разработанный командой Г. Киссинджера и Зб. Бжезинского план предусматривал создание мира, руководимого США при помощи Китая. Однако вопреки ожиданиям, руководство КНР не поддержало этот, казалось бы, многообещающий для него проект. Приняв идею «экономического и стратегического диалога» (с созданием соответствующей комиссии в верхах - Клинтон - Ван Цишань), КНР решительно отказалась разделить с США «бремя лидерства». При этом премьер Госсовета Вэнь Цзябао ясно заявил: «Мы не согласны с предложением создать G2 из США и КНР. Китай - это развивающаяся страна с огромным населением, и нам еще предстоит пройти большой путь модернизации. Китай будет проводить независимую политику и не станет вступать в альянс с какими-либо странами» [37, с. 113-114].

Крах проекта «большой двойки» и явная пробуксовка «стратегического диалога» КНР - США, в конечном счете, предопределили постепенное соскальзывание этих стран к новому этапу противостояния. Несмотря на все попытки китайской стороны сохранить хотя бы статус кво, именно эта тенденция, закрепленная стремлением США вести дела с Китаем «с позиции силы», стала в развитии отношений двух стран определяющей в наступавшую эпоху Си Цзиньпина. В частности, уже при Обаме и Ху Цзиньтао отказ Китая делить мир с США обусловил так называемый «азиатский разворот» последних, с соответствующим усилением военного присутствия. В 2009 г. Обама объявил о «возвращении в Азию», вслед за чем Х. Клинтон декларировала начало «Тихоокеанского столетия Америки» [38]. Соответственно, уже в 2010 г. это повлекло за собой резкое обострение ситуации вокруг Кореи.

Итак, Си Цзиньпину в наследство досталась проблема активизации США в АТР. И эта данность отражала переход США к прямому противодействию Китаю в регионе, да собственно и в мире, в целом. Между тем, Китай все более ощущал себя не просто сверхдержавой, не просто крупнейшим в мире производителем и экспортером, но и государством, имеющим путь развития, благотворно влияющий на эволюцию всего человечества. Председатель Си Цзиньпин внешнеполитически усматривал специальную миссию своей страны в мире - своего рода культуртрегрство - в силу «морального превосходства» над государствами иной культуры. Поэтому отношения с внешними партнерами в Китае рассматривались только как равноправные.

На фоне масштабной активизации внешнеполитической активности по всем направлениям, Си Цзиньпин проявил особую готовность всемерно развивать практическое сотрудничество с США. Во время встречи с Бараком Обамой в июне 2013 (Sunnylands Summit в Калифорнии) два лидера даже объявили о достижении «стратегического консенсуса» с целью показать возможность нового типа отношений между великими державами (GroBmachtbeziehungen). В этом консенсусе содержались цели, направления и основания двусторонних отношений «в новых условиях 21-го столетия». Впервые в истории две самые могущественные державы мира достигли в лице своих первых руководителей подобного «стратегического консенсуса». Эти специальные отношения планировалось осуществлять на следующих основаниях - «недопущениях»: 1. Избегать конфликтов (non-

conflict); 2. Избегать конфронтации (non-confrontation); 3. Взаимное уважение и признание интересов США и Китая (mutual respect); 4 Всесторонняя кооперация в интересах обеих сторон (mutual bénéficiai coopération, win-win coopération) [39, S. 128]. Двусторонние связи не должны были иметь ограничений в сторону увеличения или интенсификации («no ceiling above») с тем, чтобы оставить возможно больший простор для дальнейшего улучшения отношений. Главная цель «консенсуса» при этом виделась в недопущении конфликта или войны - горячей или холодной («housing the floor below»).

Однако поскольку некоторое косметическое обновление курса США, с его «морковкой» в виде G2, по-прежнему не находило адекватного отклика со стороны китайского руководства, на практике в двусторонних отношениях постепенно усиливались тенденции охлаждения. В частности, весной 2014 г. это показала серия визитов Б. Обамы в пограничные с Китаем страны, имеющие с ним территориальные споры (Япония, Ю. Корея, Малайзия, Филиппины). Как следствие, последующий визит Обамы в Китай на саммит АТЭС (10-12.11.2014) выявил серьезные проблемы, прежде всего, связанные с вопросами безопасности. Еще более провальной оказалась поездка Обамы в сентябре 2016 года на саммит G20 в Китай (Ханчжоу), где в эпицентре внимания находились вопросы глобальной экономической стабильности. Даже в мелочах (задержка с подачей трапа и т.д.), гостю было продемонстрировано явное неудовольствие «азиатским разворотом» его страны.

Полагаем, здесь был свой резон. Уже на заре упомянутого «разворота», в 2010 году 50% мобильных американских вооруженных сил находились в регионе Восточной Азии. В 2016 году в этом регионе была сосредоточена половина военно-морских сил США с обоснованием, что Китай милитаризирует Южно-Китайское море. К 2020 г. здесь планируется сосредоточить 60% военно-морских и военно-воздушных сил [40]. В регион была переведена группа авианосцев, многие подводные лодки, десантные (!) корабли и вспомогательные вооруженные соединения (Unterstutzungseinheiten). Общий план возможных действий военно-воздушных сил от 2011 г. (Air-Sea Battle Conœpt) включал в себя множество совместных с региональными союзниками операций, имеющих целью разблокирование морских площадей, которые блокируются Народно-Освободительной Армией КНР и не считаются Китаем международными. Данная военно-морская активность США и их региональных союзников имела, с точки зрения руководства КНР, одну цель - помешать дальнейшему развитию Народной Республики [41, S. 223f].

Поэтому Китай, в свою очередь, не оставался пассивным. Как сообщают японские специалисты, он уже основательно вооружен современными кораблями, самолетами, ракетами, средствами воздушной и морской обороны для сокрушительного ответа на агрессию с моря или воздуха [42]. Примером стремительного развития индустрии современных оборонных вооружений является представленный КНР в июле 2016 новый транспортный военный самолет, не уступающий по своим параметрам лучшим американским и российским самолетам подобного типа [43]. Строительство современных авианосцев поставлено в республике на поток (в 2018 г. прошел испытания второй китайский авианосец) [44].

Конечно, сторонами предпринимались разнообразные попытки преодоления негативных тенденций в развитии отношений. Так, Пентагон стал приглашать вооруженные силы Китая участвовать в военных учениях в открытом море, например в RIMPAC (Rim of Pasific). В 2016 эти учения были самыми крупными в мире. В координированных из Перл-Харбора (Pearl Harbor, Hawaii) мероприятиях, кроме Китая участвовали Австралия, Бруней, Чили, Дания, Германия, Франция, Великобритания, Индия, Индонезия, Япония, Канада, Колумбия, Южная Корея, Малайзия, Мехсика, Новая Зеландия, Голландия, Норвегия, Перу, Филиппины, Сингапур, Тайланд, Тонга и США. Всего в этих учениях было задействовано 45 кораблей, пять подводных лодок, более 200 самолетов и 25 тысяч военнослужащих [45, S.10]. Китайский военно-морской флот участвовал здесь пятью кораблями (один эскадренный миноносец, один фрегат, одна спасательная подлодка, один корабль снабжения и один санитарный корабль).

Тем не менее, в целом, в элитах США быстро нарастало скептические настроения в отношении Китая. В частности, на них умело сыграл в ходе своей избирательной кампании Трапп, прямо именовавший Китай «врагом».

Подобные настроения о реальности «китайской угрозы» сегодня, в той или иной мере, находят отражение и в России. В частности, высказывается мнение, что США испытали «чувство разочарования» в отношении политического курса Китая, в связи с тем, что вся его политика последних десятилетий не оправдала надежд на то, «что по мере экономического роста Китай будет меняться политически, встраиваясь в международную систему и либерализовываясь, и что международный порядок будет оказывать на Китай большее влияние, чем Китай и его изменения - все они практически не сбылись. Отсюда чувство тревоги, которое разделяется как на уровне власти и общества, так и на уровне экспертов» [13, с.11-12].

На наш взгляд, такая аргументация не выдерживает критики. Для этого достаточно простого сопоставления катастрофического опыта России, смыслом политики которой в последние десятилетия было именно пассивное «встраивание» в некую «мировую систему», и Китая, который «встраивался» туда исключительно на собственной платформе и с учетом собственных интересов. Странно, что, развивая отмеченный выше тезис, авторы не видят противоречия в том, что именно благодаря своей продуманной политике Китай обеспечил себе беспрецедентное положительное сальдо в торговле с США (в 2017 г. 571 млрд. долл.). И при этом он умудрился не просто сохранить, но и упрочить свой позитивный имидж в США (по данным агентства Гэллап, положительно относились к КНР в 2012 - 41%, в 2016 г. - 44%, а в 2017 г. - 50% американцев) [13, с.12-13].

Нужно признать очевидные дипломатические успехи Китая в проведении политики в отношении США. В основе таких успехов, полагаем, лежит баланс между разумным компромиссом, умением «оказать услугу» (к примеру, КНР даже поддержала санкции ООН против Северной Кореи) и последовательной и даже жесткой защитой своих базовых ценностей и интересов.

Ярким примером тому, в частности, стал апрельский визит 2017 г. Си Цзиньпина в США и, особенно, ответный визит президента Трампа в Пекин («Саммит Плюс» 910.11.2017), продемонстрировавшие немалые успехи в диалоге с политиком, до этого известным предельно жесткой антикитайской риторикой. В последнем случае американскому президенту был устроен беспрецедентно пышный прием - с галактическими банкетами, парадом и даже посещением резиденции китайских императоров (Запретного города). В итоге, визит, не имеющий аналогов в новейшей китайской истории, несмотря на неблагоприятный внешний фон, завершился, в принципе, довольно успешно. Внешне, полное взаимное удовлетворение закреплялось контрактами (и меморандумами о намерениях) на сумму 250 млрд. долларов США.

Стороны отрапортовали об успехе своей политики (на наш взгляд, больше оснований для этого было у Си). США получили интересные контракты, КНР - ненадолго ослабила антикитайский курс новой американской администрации. В целом, китайская лесть сработала. Но пекинский фимиам успокоил Трампа очень ненадолго. Принципиально его курс изменений не претерпел, и уже с весны 2018 года между странами разразилась масштабная торговая война, в которой Китай соразмерно отвечал на все новые торговые пошлины, которые вводились американской администрацией на китайские товары. Несмотря на давление, Китай держался стойко, отвечая ударом на удар. В итоге, выяснилось, что вся затея Трампа не только обернулась большими взаимными потерями сторон, но и привела к еще большему росту торгового дефицита США в «китайской торговле». Так, только в январе-июле 2018 г. он вырос на 8,7% в сравнении с соответствующим периодом прошлого года [13, с.18].

В целом, в конфликте с США Китай демонстрировал сдержанность. Он не просто вводил ответные пошлины, но и инициировал разбирательство в ВТО. В конечном счете, к декабрю 2018 г. это, казалось бы, позволило достичь временного перемирия в торговой войне

(приостановка введения США новых пошлин до весны 2019). Однако с арестом финансового директора компании Huawei (5.12.2018) она получила новое дыхание.

В контексте отмеченных событий, вопрос о том, как они повлияют на внешнюю политику КНР, является далеко не риторическим. Как известно, в докладе Си Цзиньпина на XIX съезде КПК внимание соратников было акцентировано на «великом возрождении китайской нации». При этом ни разу он не сказал о ранее актуальном направлении выстраивания «нового типа» отношений с великими державами. Полагаем, что вскоре мы станем свидетелями не только актуализации последнего, но и его существенной корректировки. Можно прогнозировать, что в отношениях с США, которые уже утратили роль главного внешнеэкономического партнера КНР, Китай будет и далее активно работать над поиском компромиссов. Однако насколько далеко страна готова пойти в своих уступках -понятно не вполне. Полагаем, что возможные уступки будут довольно существенными. Впрочем, это не означает, что США сколько-нибудь надолго удовлетворятся ими.

Более того, поскольку ведение диалога с Китаем с позиций превосходства и недостаточного уважения плохо вписывается в политику возрождения величия китайской нации, любые компромиссы не создадут прочной основы развития и не гарантируют длительного периода бесконфликтного развития. Поэтому страны стоят на пороге длительной эпохи частных соглашений и уступок, принципиально не снимающих главных противоречий в их отношениях, но все же представляющих единственную разумную альтернативу переходу к прямой конфликтности.

4. Отношения с Евросоюзом.

С учетом, прежде всего, характера и объемов экономического взаимодействия, следующим по значимости внешнеполитическим партнером для КНР с 1990-х годов являлся Евросоюз (отдельные его члены). После относительно недолгого периода охлаждения, связанного с событиями 1989 г. на площади Тяньаньмэнь, отношения с Европой развивались поступательно и к 2003 г. вышли на уровень «стратегического партнерства». Данную тенденцию не изменили отдельные эксцессы, связанные с попытками европейцев выступать с позиций наставника КНР в области демократии и прав человека, а также вмешиваться в крайне болезненные вопросы Тибета и Тайваня. На фоне высокомерия и плохо скрытого диктата США, из 3-х внешних центров силы (США, ЕС и РФ), Европа проводила все же значительно более содержательную и тонкую, а потому более привлекательную для КНР политику. И это способствовало существенному сближению сторон.

Особое значение для Китая в 2000-е гг. приобрели отношения с ведущей европейской тройкой - Германией, Великобританией и Францией (отчасти - с Нидерландами). Учитывая, что де Голь первым признал КНР, в принципе, именно Франция рассматривалась при этом как более доброжелательная страна. Однако, в конечном счете, ведущее значение для Китая приобрели все же отношения с Германией (источник инвестиций и передовых технологий) и Великобританией (финансовый центр, способствовавший международному признанию юаня). Подчеркнем, что именно эти два вектора - Берлин и Лондон являлись для Пекина в Европе центральными. В свою очередь, для европейских стран «китайское направление» становилось все более «конкурентным», связанным с набиравшей силу подспудной борьбой с США за выгодные китайские контракты, а затем и за китайские инвестиции.

В целом, весьма остро реагируя на порой имевшие место попытки Евросоюза и отдельных его членов выступать в роли ментора по ряду чувствительных для КНР проблем, ее руководство прилагало значительные усилия для развития отношений с европейскими странами. Благодаря последовательности политики и настойчивости в ее проведении, отношения КНР с ключевыми странами ЕС приобрели «стратегический» характер. А с ФРГ в 2004 г. было объявлено даже о «всевекторном стратегическом партнерстве» (не вполне ясный филологический экзерсис), причем тогда же был учрежден германо-китайский центр по расчетам в юанях (к этому времени такой центр уже работал в Лондоне) [46]. Для сравнения, в России аналогичная структура появилась только в 2017 году.

В итоге, в 2010-2012 гг. отношения с Европой вышли на качественно новый уровень. Европейские лидеры зачастили в «Поднебесную». На заре эпохи Си Цзиньпина (2012 г.) экспорт китайских товаров в Евросоюз составлял более 289,5 млрд. евро. При этом страна импортировала отсюда продукции только на 143,2 млрд. То есть ежедневный оборот между сторонами превышал 1 млрд. евро. Помимо неуклонно растущего торгового профицита, Европа стала для КНР главным источником капиталов и технологий [37, с.69]. Причем в этих сферах уже тогда назрел важный поворот. Успехи в экономике и возросшая интенсивность дипломатических и бизнес-контактов явно подняли самооценку китайских политиков, некоторое время даже думавших над вариантами «спасения еврозоны» от разрушительных последствий мирового кризиса.

Получив столь неплохое наследие в отношениях с Европой, Си Цзиньпин значительно активизировал этот и без того успешный вектор китайской внешней политики. Причем его политика отличалась не только активностью, но и новаторством. Внешне, особенно поначалу, политика КНР выглядела неизменной. Так, учитывая, что первым западным лидером, прервавшим политику блокады КНР, в свое время стал генерал де Голь, уже в апреле 2013 г. Си приветствовал прибывшего с официальным визитом первого европейского политика такого уровня - президента Ф. Олланда (столь хорошая и долгая «историческая память» вообще является отличительной чертой политики КНР).

Огромное воздействие на европейских политиков оказало европейское турне Си Цзиньпина в марте 2014 года (Нидерланды, Франция, Германия, Бельгия), кстати, проходившее в условиях обострения украино-российского («крымского») кризиса. Ведя интенсивный политический диалог, главное внимание лидер КНР уделял все же вопросам экономики. Огромная делегация, в составе которой насчитывалось более 200 бизнесменов, приняла участие в масштабном китайско-голландском экономическом форуме в Гааге. Существенный успех ждал китайскую делегацию и далее. В ходе турне китайского лидера были подписаны многомиллиардные контракты. К примеру, Китай стал едва ли на «спасителем» «Пежо Ситроен». Успех сопутствовал председателю Си и в ходе его первого визита в Германию, где стороны заявили о достижении «всеобъемлющего стратегического партнерства». Пожалуй, лишь отчасти праздничный настрой здесь омрачил подарок Меркель

- древняя карта француза д'Анвиля 1735 года, на которой Китай был представлен без Тибета, Синьцзяна, Монголии, Маньчжурии, Тайваня, Хайнаня и др., но зато с рядом регионов Сибири (прямой намек на территориальные «споры» с Россией?). Впрочем, несмотря на всплеск негодования в китайском интернете [47], власти Китая и здесь нашли простой и эффективный выход, опубликовав в качестве иллюстрации «подарка» карту 1844 г. Джона Дауэра (Лондон), значительно более соответствующую, по их мнению, территориальным интересам страны.

Это умение замечать только то, что отвечает собственным стратегическим интересам

- отличительная черта внешней политики КНР, которая является одной из наиболее сильных ее сторон.

Мартовское 2014 г. европейское турне Си Цзиньпина оказало огромное воздействие на европейских лидеров, после этого буквально ринувшихся в Китай. Так, после некоторой паузы, видимо связанной с «изучением» нового китайского председателя, в июле 2014 г. с визитом в Китай прибыла А. Меркель (1/3 всей торговли КНР с ЕС). Показательно, что, совершив 2 таких визита в 2012 г., в 2013 г. она здесь не была. Визит Си однако же показал, что упускать новые возможности, которые открывались благодаря контактам с ним, было бы крайне неразумно, как по экономическим, так и по политическим мотивам (в т.ч. в связи с наметившимся сближением Китая с Россией, неоднократными встречами Си Цзиньпина с В.В. Путиным).

Как следствие, 2014 год открыл поистине «золотое» время в отношениях Китая с ЕС. В частности, значительные успехи были достигнуты в развитии контактов с ФРГ, где с 2015 г. стал действовать новый формат отношений - Китайско-германский стратегический диалог.

Внешне несколько сложнее продвигалось развитие контактов с Великобританией. На наш взгляд, это, в значительной степени, объяснялось спецификой интересов КНР (прежде всего, финансовая сфера; а она, как никакая иная, любит тишину). Но и здесь Китай добился значительных успехов. Ярким свидетельством тому стал триумфальный визит лидера КНР в Лондон в октябре 2015 года (первый за 10 лет). В ходе него стороны не только достигли договоренности о китайских вложениях в британскую экономику в объеме 62 млрд. долларов (строительство скоростных ж/д магистралей, АЭС, расширение Хитроу, развитие нефтегазовой промышленности, «Роллс-Ройс» и т.д.), но и объявили о «глобальном партнерстве» [48]. При этом Китай сделал новый важный шаг по пути превращения юаня в мировую резервную валюту [49].

Тем не менее, на наш взгляд, основным партнером КНР в Европе являлась все же Германия. Благодаря тому, что ее руководство заняло более взвешенную позицию, избегая лишний раз затрагивать щекотливые политические вопросы (в ходе визита в КНР в июле 2014 г. о них Меркель старалась уже не говорить). Как следствие, отношения сторон развивались довольно динамично. Так, в 2016 г. КНР стала ведущим торговым партнером ФРГ (оборот 151,29 млрд.). В ходе июльского визита 2017 года Си Цзиньпина в ФРГ, эта страна была признана ключевым партнером КНР в программе «Пояс и Путь» [50]. В целом, контакты КНР и ФРГ в 2014-2019 гг. позволяют утверждать, что, несмотря на некоторое падение торговых оборотов, между странами выстроена система «международных отношений нового типа» (Меркель, май 2018г.). Причем Китай демонстрировал политику открытости, мультикультурализма, стремление последовательно развивать сотрудничество «в многосторонних рамках» (Си Цзиньпин, май 2018г.). Обращает на себя внимание и стремление китайской стороны подчеркивать «самостоятельный путь Европы» в выстраивании ее контактов с окружающим миром. Си Цзиньпин не раз подчеркивал, что Китай особенно заинтересован в единстве, стабильности и процветании ЕС. Наряду с этим, с 2017-2018 гг. и китайцы, и европейцы все больший акцент делали на свободе торговли и борьбе с протекционизмом.

Обращает на себя внимание тот факт, что курс на расширение контактов Китая с ЕС и его отдельными членами вызывал растущую «ревность» со стороны США, борющихся с ЕС за место главного торгового партнера КНР. Полагаем, однако, что именно эта «ревность» в еще большей степени способствовала сближению Китая и Евросоюза. Ярким примером тому стал, в частности, рост разногласий США с европейскими партнерами в связи с выходом США из Парижских соглашений по климату.

Впрочем, в отношениях ЕС с КНР сохранялся и целый ряд точек непонимания. Помимо традиционных проблем Тибета, Тайваня, спорных островов в Южно-Китайском море и т.д., отметим также расхождения по Сирии, Ирану.

Выделяя инновации в европейском курсе КНР эпохи Си Цзиньпина, укажем также на рост интереса, который китайская сторона стала проявлять не только к лидерам, но и к иным странам ЕС (и не только). Особенно заметно он проявился по отношению к странам Центральной и Восточной Европы. К примеру, в первом полугодии 2018 г. темпы роста торгового оборота с 16 странами Центральной и Восточной Европы показали максимальный рост (14,7%) [51, с.51]. Причем помимо традиционных финансово-экономических инструментов, Китаем здесь все более широко использовались рычаги культурного, идейного влияния. Примером тому, может служить, в частности, прошедший в сентябре 2013 г. на базе Белорусского государственного университета Европейский форум Институтов Конфуция, в котором приняли участие 250 представителей 77 Институтов из 19 стран [37, с.313].

Оценивая перспективы развития отношений Китая с ЕС, полагаем, что в последнее время они являются максимально благоприятными, позволяющими Евросоюзу закрепить за собой роль главного торгово-экономического партнера КНР. Однако реальное содержание отношений сторон в решающей степени зависит от способности Европы сопротивляться

диктату США, объективно не заинтересованных в дальнейшем поступательном развитии европейско-китайского экономического взаимодействия.

5. Отношения с Россией.

Из 3-х признанных Китаем внешних «центров силы» долгое время наименьшее значение для него имели взаимоотношения с Россией. И это несмотря на то, что в данной сфере наблюдался очевидный прогресс в течение всего периода 1990-2000-х годов. С одной стороны, несмотря на объективную выгоду развития сотрудничества с Китаем, российское политическое руководство продолжительное время довольно прохладно относилось к попыткам руководства КНР качественно повысить уровень взаимных отношений. С другой стороны, для Китая Россия имела существенно меньшее значение, чем Евросоюз и США. Даже китайско-германские торговые обороты к концу первого десятилетия XXI века вдвое превышали объемы российско-китайской торговли. Одновременно не получали должного практического наполнения даже те ограниченные совместные проекты, которые разрабатывались сторонами в рамках программы российско-китайского сотрудничества на региональном уровне (2009) - особенно, в приграничных районах («Программа сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и Северо-Востока Китайской Народной Республики (2009-2018 годы)»).

Нужно признать, что развитие двусторонних отношений преимущественно достигалось за счет инициатив и активности КНР. При этом интерес Китая к сотрудничеству с Россией определяли 2 основных фактора: 1. использование сырьевых ресурсов России, 2. военно-техническое сотрудничество и закупки оружия (с 1990-х гг. Китай - крупнейший импортер российского оружия). Потенциально значительный интерес представляли собой также выход на российский рынок и проникновение в разваленную российскую экономику (особенно в рамках приграничного сотрудничества). Блестящие перспективы для Китая здесь обозначил уже первый опыт совместной реализации программ экономического развития пограничных регионов (Хабаровский, Приморский края, Амурская область), показавший абсолютное доминирование китайского бизнеса [52].

Амбициозная китайская программа, в значительной степени определенная еще на 3 пленуме ЦК КПК 16 созыва (октябрь 2003), нацеливала на устойчивое развитие отношений не только с Россией, но и с другими постсоветскими странами («северо-западное стратегическое пространство»). Проникновение в экономически слабые государства-обломки бывшего СССР сулило значительные выгоды для стремительно развивавшегося Китая. Дополнительный политический импульс его интересу к России дал «азиатский разворот» США 2009 года, обусловивший значительное сближение КНР и РФ [53, с.9].

Возвращение В.В. Путина на пост Президента РФ в феврале 2012 г. и избрание Генеральным секретарем КПК Си Цзиньпина осенью 2012 г. закрепили начавшийся поворот. Не случайно первой, причем исключительно результативной, зарубежной поездкой Си Цзиньпина в ранге председателя КНР стал его визит в Москву (22-23.03.2013), в ходе которого был заключен целый ряд важных соглашений, особенно в энергетической сфере. Полагаем, что этому успеху немало способствовало принятие новой Концепции внешней политики России, буквально накануне этого визита утвержденной В. Путиным (12 февраля 2013 г.) - в день его вступления в должность президента [54].

Следует отметить, что важнейшая особенность российско-китайских отношений состояла в абсолютном преобладании «чистой политики» при относительно более слабом взаимодействии в сфере экономического сотрудничества. Причем и здесь более активную роль играла КНР. Примером тому, в частности, служит создание в 1996 году так называемой «Шанхайской пятерки», на основе которой в 2001 г. оформилась Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) - исключительно важный инструмент стабилизации ситуации в Азии. Весьма плодотворным следует считать также политическое взаимодействие сторон в рамках ООН, 0-20, БРИКС, АТЭС.

На этом фоне экономическое сотрудничество двух стран долгое время оставляло желать лучшего. Его динамика характеризовалась неустойчивым ростом. Причем к началу

эпохи Си Цзиньпина в торговых отношениях прочно утвердилась сырьевая направленность российского экспорта, основную часть которого составляли нефть и нефтепродукты (67%). Российский экспорт характеризовало не только практически полное отсутствие в нем машин и оборудования (около 1%), но и падение доли продаж металлов, продукции химической промышленности и даже древесины. При этом Россия импортировала на только ширпотреб, но и машины, технику, транспорт, электронику (42,4% в 2012г.) [55, с.13-14]. Как точно подметили российские аналитики, даже при анализе переговорного процесса «четко прослеживается отсутствие должного экономического обоснования проектов российской стороной и лоббирование китайских интересов». При этом «бросается в глаза», что проекты, реализуемые в РФ, в основном были связаны с освоением сырьевых ресурсов: «Даже если речь и идет о строительстве, то в основном оно связано с объектами первичной переработки и транспортировки сырья» [37, с.55]. В КНР же в основном осуществлялись производственные проекты, прежде всего, высокотехнологичные.

Серьезный импульс наращиванию сотрудничества КНР и РФ дал ряд факторов. С одной стороны, нужно отметить такие ключевые политические процессы, как осложнения в отношениях КНР и РФ с США, а также весьма взвешенную и продуманную позицию КНР по отношению к украинскому (крымскому) кризису 2014-2015 гг. Причем, как верно подметили китайские эксперты: «После украинского кризиса России стало труднее балансировать между Китаем и США» [55, с.10]. С другой стороны, принятие Китаем в 2013 г. программы возрождения Великого Шелкового пути, на фоне западных санкций в отношении России, создало для него очень неплохие условия для фактического приобретения статуса привилегированного партнера РФ.

Существенный рост интереса сторон к развитию сотрудничества нашел прямое отражение в активизации двусторонних контактов. В частности, в 2014 г. лидеры стран Си Цзиньпин и В.В. Путин провели пять встреч. В результате, уже в Совместном заявлении 20 мая (Шанхай) они провозгласили «Новый этап отношений всестороннего стратегического партнерства и стратегического взаимодействия». Свидетельством выхода на качественно новые рубежи сотрудничества стало подписание Соглашения Банка России и Народного банка Китая об использовании в международных расчетах национальных валют (ИТАР ТАСС 8.08.2014г.). Важное значение имело создание совместного Инвестиционного фонда (4 млрд. долл.) и межправительственной комиссии по инвестпроектам (И.И. Шувалов - Чжан Гаоли) [56]. В итоге, в 2014-2018 гг. Китай добился значительных успехов. В частности, он обеспечил себе закупки нефти, нефтепродуктов, электроэнергии и т.д. по льготным ценам, значительно уступающим мировым. Аналогичные соглашения им были заключены по российскому газу. Существенным успехом Си Цзиньпина стала аренда КНР значительных российских территорий на Дальнем Востоке [57].

На фоне резкой интенсификации китайско-российских отношений и личных встреч В.В. Путина и Си Цзиньпина, стороны поставили целью выйти на 100 млрд. долларов торгового оборота в 2015 г. (реализовано в 2018г.) и 200 млрд. - в 2020 году. Однако хотя обе стороны много говорили о дружбе и «наилучших в истории» отношениях, практическая реализация этих и многих других планов углубления сотрудничества существенно отставала. В этой связи, определенную популярность приобрел тезис о том, что Китаю и России следует «поднимать» уровень экономических отношений «до уровня политических». На наш взгляд, это стало отражением, с одной стороны, переоценки уровня политического взаимодействия, а с другой - недооценки качества отношений в сфере экономики и ориентации преимущественно на общие показатели (к примеру, 100 млрд. долл. товарооборота), в целом довольно скромные, без должного внимания к содержанию экономического сотрудничества.

При наличии многочисленных инициатив и прорабатываемых проектов, их практическая реализация явно пробуксовывала. Определенный прогресс был достигнут только через 3-4 года. После «переходного периода» 2013-2016 гг., тенденция роста товарооборота закрепилась только в 2017 г., когда Китай стал для России не только основным экспортером, но и импортером ее продукции. Причем при абсолютном лидерстве в

российском экспорте нефти и нефтепродуктов увеличилась доля поставок в КНР машин и оборудования (6,86%). На рынки Китая вышли экспортеры продовольствия и сельхозсырья (4,56%). За счет увеличения экспорта, в 2018 г. России удалось добиться положительного сальдо торгового баланса с КНР.

Тем не менее, реализация по-прежнему существенно отставала от «громадья планов». Причем после первой волны эйфории все более ясно обнаруживали себя трудности и нерешенные проблемы. В частности, отметим, что весьма сложным для сторон оказалось сопряжение китайского проекта «Пояс и Путь» с проектом ЕАЭС, участники которого по существу не смогли выработать единой политики в отношении Поднебесной. Как следствие, после долгих переговоров Китай подписал в сентябре 2015 г. один договор о «сопряжении» проектов с Россией. Вслед за этим аналогичный договор был подписан им отдельно с Казахстаном [58, с.13]. При этом оба названных соглашения отличала известная неопределенность и расплывчатость целого ряда положений. Обладая значительно большим экономическим потенциалом, Китай активно продвигал в этой связи проект зоны свободной торговли, тогда как члены ЕАЭС, в том числе Россия, с их более слабой экономикой, в полной мере принять этого не могли.

Отражением такого, не вполне устойчивого и неопределенного состояния стали все новые инициативы России, призванные позволить ей не только «разговаривать на равных», но и выступать с новыми инициативами, предлагать все новые проекты. К примеру, еще в 2015 г. В.В. Путин заговорил об «общем экономическом пространстве на всем евразийском континенте», что российскими СМИ было почему-то представлено, как экономическое пространство России и Китая [59]. В последующем, на Петербургском экономическом форуме (16-18.06.2016) В.В. Путин уточнил свою инициативу, заявив идею «большого евразийского партнерства», как «интеграции интеграций». А спустя еще буквально 3 месяца на II Восточном экономическом форуме (о. Русский, 2-3.09.2016) он пошел еще дальше, выступив поборником масштабной интеграции в Азии (прежде всего, с Японией). Иными словами, Россия заявила намерение создать некое глобальное евразийское партнерство, по существу, превосходящее по масштабам китайский проект «Пояс и Путь».

Проблема состояла, однако же в том, что Китай продвигал вполне осязаемый, продуманный проект, обеспеченный вполне адекватными инвестициями (фонд Шелкового пути, Азиатский фонд инфраструктурных инвестиций и т.д.). При этом потенциал только Северо-Востока Китая (Дунбэй) был сопоставим с общероссийским потенциалом. Проекты России были более амбициозными, однако же, не подкрепленными реальным наполнением, прежде всего, в ресурсном отношении. И, главное, они находились в решающей зависимости от желания потенциальных партнеров участвовать в такого рода проектах. Не удивительно, что более продуктивным оказалось дальнейшее совершенствование механизмов взаимодействия инициативы «Пояс и Путь» и ЕАЭС. Так, в 2018 г. стороны подписали Соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве, предусматривающее детализацию и упрощение процедур в сферах торговли (в т.ч. электронной), защиты интеллектуальной собственности, межведомственного взаимодействия, таможенного регулирования и т.д.

Значительная активизация взаимодействия была отмечена также в рамках ШОС, существенно усилившейся с принятием в ее члены Индии и Пакистана в 2017г. и успешно реализующей Стратегию развития до 2025 года. В этой связи, Китай, к середине 2018 г. предоставивший членам этой организации кредиты на 22 млрд. долларов, а также осуществивший финансирование целого ряда ее проектов, обоснованно рассчитывает на то, что у его партнеров найдут понимание выдвинутые Си Цзиньпином предложения о создании «сообщества единой судьбы человечества» и формировании «международных отношений нового типа» [60, с.35].

На этом фоне, и в сфере китайско-российского взаимодействия более успешно шла практическая реализация проектов, в которых была непосредственно заинтересована КНР. К примеру, на постоянной основе заработали ежегодные российско-китайские выставки ЭКСПО. Укажем также на совместную реализацию проекта «Ямал СПГ», в результате

которой началась эксплуатация его первой очереди и летом 2018 года первые танкеры были направлены по Северному морскому пути (СМП) из Саббеты (Ямало-Ненецкий АО) в Жудун (Цзянсу, КНР). Тем самым был сделан первый шаг по пути создания особого транспортного маршрута - «Ледового шелкового пути», предусматривающего модернизацию портовой инфраструктуры СМП.

С учетом проведенного анализа, можно уверенно прогнозировать, что, при сохранении современных тенденций, значение Китая для России будет все более расти, причем, в силу неблагоприятного положения в экономике страны, последняя неизбежно будет вытесняться с Дальнего Востока, а также из Азиатского региона в целом. В существующей системе координат, в лучшем случае, Россия, которая занимает только 8-9-е место среди торговых партнеров КНР, может быть лишь более или менее влиятельным и успешным партнером экономически более сильной державы.

Более равноправные отношения между РФ и КНР, в принципе, возможны. Но для этого, кроме взвешенной «российской политики» Китая, потребуется выработка продуманной, сбалансированной и самостоятельной «китайской» политики России. Однако же, последняя пока еще плохо просматривается.

6. «Пояс и Путь» и активность Китая в новых сферах.

На фоне скорее умозрительной российской идеи «интеграции интеграций», китайское руководство планомерно работает над практической реализацией проекта Нового Шелкового Пути (Belt and Rood Initiative = BRI = Neue SeidenstraBe). Создается международная и межконтинентальная транспортная система со всей соответствующей инфраструктурой. Она позволит поставлять в КНР в еще больших количествах нефть из Западной Азии, природный газ и уран из Центральной Азии, каучук из Юго-Восточной Азии и т.д. Этой же цели служат и многочисленные взаимовыгодные двусторонние соглашения Китая с десятками стран (Energiepartnerschaften Regional Comprehensive Economic Partnerships). Важная задача Шелкового пути и сопровождающих его соглашений - стабильные цены на сырье, которые соответствовали бы интересам добытчиков, транспортировщиков и потребителей сырья или продуктов из него [61, S. 125, 123].

В сотрудничестве с АСЕАН (ASEAN) Китай намерен создать совместную программу использования богатств Южно-Китайского моря.

КНР - сторонник открытых для свободной торговли рынков (Multilateralismus). На этой основе, при последовательном курсе на обеспечение ядерной безопасности, страна стремится создать новую структуру межгосударственных отношений, в центре которых стоят отношения взаимной пользы («win-win-cooperation»). На этом пути возможно достижение глобального «мира, безопасности и стабильности» [22, S.5].

По отношению к государствам-соседям Китай следует трем основополагающим установкам:

1 обоюдное уважение, соглашения на дружественной основе;

2 мир и стабильность, участие в выгодах международной операции деатомизация Корейского полуострова, препятствование военной атомизации Ирана, борьба с терроризмом и организованной преступностью, усилении защиты окружающей среды (использование альтернативных источников энергии и др.);

3. совместное развитие сети взаимовыгодных экономических отношений в том числе и в вопросах защиты окружающей среды.

Все это - долгосрочные проекты. К примеру, цель деатомизации Корейского полуострова была намечена еще в 2002 году тогдашним президентом США Джорджем Бушем (George W. Bush) и главой КНР Цзян Цземинем (Jiang Zemin) 25 октября в ходе их встрече в Техасе [18; 62, S.25]. Однако процесс затянулся: президент Северной Кореи понимает, что без атомной бомбы и средств ее доставки на голову вероятного противника, его ждет судьба Саддама Хусейна или Муаммара Каддафи.

Сохраняя высокие темпы экономического развития, являясь главным мировым экспортером, Китай экономически активен практически во всех регионах мира. Всюду, где в

хозяйственном сотрудничестве имеется взаимная выгода, он действует без предварительных идеологических или политических требований к партнерам.

Так, Китай усмотрел в далекой Гренландии важный источник сырья. И в 2012 году был введен в строй гигантский рудник севернее столицы Гренландии Nuuk. В этом же году первый китайский ледокол «Xue Long» («Снежный дракон») прошел по Северному морскому пути вдоль побережья Сибири. Китай не собирается претендовать на международно признанные права стран Арктического побережья (Канады, США, Норвегии, Дании, России, Исландии, Швеции и Финляндии), но он явно собирается строить свои отношения с этими странами «на путях дипломатии и совместных проектов» [63].

Согласно оценкам специалистов из США, в Арктике находится одна треть газовых и 13% нефтяных резервов планеты. К этому потенциальному богатству добавляются мощнейшие месторождения угля, никеля, меди, марганца, золота, титана и редкоземельных элементов (неодима, эрбия). Последние два элемента имеют в сплавах важное значение в самолето- и ракетостроении, в создании лазерной техники. Проблема в том, что большая часть этих богатств находятся не в интернациональных водах, а в прибрежных национальных зонах. Китай использует возможности, предоставляемые утончением ледяного покрова на всем Северном морском пути в результате глобального потепления. Этот путь на 11.000 километров короче, чем морская дорога от Шанхая до Роттердама через Индийский океан и Суэцкий канал.

КНР прилагает максимум усилий для расширения уже созданного ею обширного международного партнерства на всех континентах по различным областям деятельности и с различными центральными пунктами сотрудничества. Президент Си Цзиньпин определяет это партнерство как «глобальное сотрудничество, расширяющееся с каждым днем» [64, S. 123]. Руководство Китая большое внимание уделяет расширению сотрудничества со странами Среднего Востока и прежде всего с Саудовской Аравией, Ираном и Египтом. КНР сегодня - важнейший потребитель нефти из Саудовской Аравии (после того как США стали удовлетворять свою потребность нефтью из сланцев). В Иране с помощью Китая строятся две атомных электростанции [65]. Президент Си Цзиньпин посетил указанные три страны еще в январе 2016 - во время своего первого длительного посещения Ближнего Востока.

Параллельно расширяется Программа кооперации Китай-Африка. В Латинской Америке отношения Китай - Эквадор и Китай - Чили подняты на уровень «всестороннего стратегического партнерства». Другим важным направлением внешней политики Китая стали страны Центральной и Восточной Европы. Председатель посетил эту группу стран в 2016 году дважды, а премьер-министр Ли Кэцян (Li Keqiang) принял участие на встрече глав региона в Риге [64, S.122-123].

Все более активно Китай действует и в различных сферах, затрагивающих интересы всего человечества. Так, касаясь изменений в климате, председатель КНР Си Цзиньпин при открытии Парижской Конференции по климату (ноябрь 2015) указывал, что только совместно все страны планеты могут смягчить вредные последствия этих изменений. И при трезвом подходе ясно, что при решении этой задачи необходимо дифференцированно учитывать возможности разных стран [66, S.90ff]. В соответствии с таким подходом, развитые страны должны финансово и технологически поддерживать страны неразвитые для достижения целей, связанных с преодолением вредных последствий климатических изменений. Китай, подчеркивал премьер-министр КНР Ли Кэцян, поддерживает борьбу против катастрофических изменений климата, так как это соответствует интересам страны. Премьер указал на то, что КНР преобразовала многие международные договоры, инициированные ООН, решением соответствующих инстанций в законы Китайской Народной Республики [67].

Лейтмотив отношений во всех этих направлениях внешней политики - «прагматизм в совместной работе» («pragmatische Zusammenarbeit») без идеологических или политических требований к странам сотрудничества.

7. Пограничные проблемы

Нужно особо отметить, что, несмотря на подчеркнуто миролюбивую политику, КНР сталкивается с необходимостью решать целый ряд острых проблем. В частности, несмотря на отказ от гегемонистских устремлений на международной арене, именно в стремлении к этой гегемонии (в особенности на близлежащих морях) КНР обвиняется Японией и рядом других стран [68].

В 2010-е годы ситуация в регионе значительно осложнилась в связи с пограничными спорами с сопредельными государствами.

Так, в июле 2017 конфликт между Китаем и Бутаном мог привести к тяжелому кризису между КНР и Индией: в треугольнике между Сиккимом, Китаем и Бутаном были приведены в состояние боевой готовности 6.000 китайских и индийских солдат. Соединения Народно-Освободительной Армии КНР начали строительство дорог в южно-тибетском пограничном регионе Доклам (88 квадратных километра), на который претендует и Бутан. Индия, как союзник последнего и по его просьбе, послала солдат в регион с тем, чтобы воспрепятствовать дальнейшему строительству дорог и связанной с ними инфраструктуры. Индийские пограничники с двумя бульдозерами вторглись более чем на 100 метров на китайскую территорию [69].

Для Индии важен контроль над территорией Бутана, к которому примыкает так называемый «Коридор Силигури» («Siliguri-Korridor») - узкий проход в горной местности, соединяющий северо-восток Индии с остальной частью страны. Индия опасается, что в случае военного конфликта КНР сможет внезапно захватить этот стратегический проход [70]. К стратегической активности КНР Индия относится с явным недоверием, по существу, отклоняя участие в предложенном Си Цзиньпином глобальном проекте «Новый шелковый путь». В то же время Индия углубляет свои отношения с США и Японией. В январе 2014 года Президент Индии Моди по случаю своей инаугурации пригласил представителей Тибета и Тайваня, вызвав тем самым серьезное недовольство Китая, который считает эти территории своими провинциями. Индия наблюдает с нарастающей озабоченностью растущее дипломатическое, экономическое и военное влияние КНР не только на Южную и Центральную Азию, но и на Пакистан [69]. Учитывая создание финансируемого КНР экономического китайско-пакистанского «коридора», проходящего частично и по спорным территориям, Индия чувствует себя окружаемой развитием и активностью китайского военного флота в Индийском океане. КНР претендует на лежащую восточнее от Бутана индийскую провинцию Arunachal Pradesh. В целом, Китай претендует, как на свои, на 92. 000 километра пограничной и ныне официально индийской территории [71].

Еще более сложно в рамках рассматриваемого периода развивались отношений КНР с Японией, чему способствовали споры из-за ряда островных территорий. К примеру, 18.12.2018 через средства массой информации было объявлено, что Япония срочно перестраивает два тяжелых военных корабля в авианосцы. Стратегия Японии состоит в том, чтобы «отпугнуть» КНР посредством трех защитных мероприятий: углубление региональных коалиций и союзов со странами «обижаемых» КНР; укрепление военно-политического союза с США; наращивание собственных оборонительных сил.

США, как и Япония, считают, что свободное мореплавание и судоходство по Восточно-Китайскому и Южно-Китайскому морям из-за политики КНР находится под угрозой. Между тем, Южно-Китайское море образует кратчайший маршрут между Индийским и Тихим океанами. В силу стремительного экономического развития Индии, Китая и Юго-Восточной Азии, Южно-Китайское море стало важнейшим в мире морским торговым путем. Более половины танкеров с жидким топливом следуют через ЮжноКитайское море [72]. 90% всего глобального товарооборота идет морским путем; одна треть международных пароходных сообщений идет через Южно-Китайское море [73; 74].

Подводя итоги, следует признать, что, превратившись в супердержаву, Китай с неизбежностью стал проводить глобальную политику, ставящую перед его народом сверхзадачи, как в области внутренней, так и в области внешней политики. Достижение

китайской мечты, ликвидация бедности, создание общества нового типа, прорыв в науке и технике предполагают обеспечение прочных позиций в мире. Фактически эпоха Си Цзиньпина стала поворотным моментом в формировании курса Китая на строительство нового мирового порядка, «единой судьбы» человечества. Естественно, на основе исповедуемых страной норм и принципов.

Все это неизбежно меняет отношения КНР с внешним миром. В частности, стремясь к многополярности, в рамках периода КНР продолжил курс на максимальное развитие контактов с самыми различными странами. При неустанном внимании лидера Китая, сегодня разработаны модель взаимоотношений двух мировых держав «Китай - США»; стратегия всестороннего сотрудничества с Россией, со странами Европы и Европейским Союзом, со странами БРИКС, ШОС и т.д. Учитывая, что все большее значение для Китая стали приобретать вопросы геополитического, в том числе военно-стратегического порядка, нужно признать, что им двигали и по-прежнему, в первую очередь, движут экономические интересы. Главную роль при этом для КНР играли отношения с США и Евросоюзом. Балансируя, стремясь, в известной степени, ослабить зависимость от экономических отношений со все более неуравновешенным руководством США, Китай сделал ставку на приоритет отношений с Евросоюзом. При этом конкуренция в вопросах торговли с Китаем объективно все ощутимее омрачала отношения США и Евросоюза, делая политику США все более импульсивной, нацеленной на принуждение союзников к проведению более жесткой политики в отношении Китая.

На фоне актуализации внешних угроз, растущий интерес у КНР стала вызывать Россия - страна с богатыми природными ресурсами и серьезным военным потенциалом, сотрудничество с которой оказалось не только довольно интересным в экономическом плане, но и исключительно полезным для стабилизации ситуации в Азии и во всем мире. Впрочем, вплоть до последнего времени, это были скорее «союзники поневоле», которых особенно тесно сближала лишь необходимость противостоять все более агрессивной политике США.

Резюмируя, нужно признать, что доминирующим вектором внешней политики КНР в рамках исследуемого периода являлся китайско-американский, при все более растущем значении китайско-европейского, а также, в значительной степени зависящего от состояния российско-американских отношений, китайско-российского векторов.

Независимость и самостоятельность Китая явились фундаментальными основами его внешней политики. И сегодня это одна очень из немногих стран современного мира, которая сохранила возможность проведения действительно независимой политики, не принимающей подчиненной позиции «младшего брата», «ведомого». А это неизбежно питало и будет питать конфликтность американо-китайских отношений. Ведь с одной стороны, Китай имеет перед собой чрезвычайно отрезвляющий пример позднего СССР, а с другой - «великое возрождение» китайской нации и ее «обновление», как стратегические цели политики КПК, принципиально несовместимы с базовой для США концепцией «исключительной нации». Представляется аксиоматичным вывод: «исключительная нация» США не может допустить «возрождения великой нации» Китая, а КНР - не пойдет на отказ от своих стратегических целей.

В данной системе координат военное столкновение двух ведущих стран мира - США и КНР, на наш взгляд, в обозримой перспективе не является неизбежным. Тем не менее, глобальный военно-стратегический вызов США Китаю, как и глобальный экономический, а в перспективе и политический вызов Китая Америке, просто так, безболезненно, снять не удастся. Даже если КНР все же согласиться на «02» и существенное увеличение закупок американских товаров. В этой связи, серьезным стабилизирующим фактором объективно могут стать Евросоюз и Россия. Однако лишь при условии проведения ими по-настоящему самостоятельной политики. В рассмотренной системе координат все большее значение для Китая неизбежно приобретает активизация политики в различных регионах мира (Восточная и Центральная Европа, Африка, Латинская Америка и т.д.), призванная преодолеть угрожающе высокую степень зависимости экономики этой страны от рынков США и ЕС.

Разворот от тотальной зависимости от отношений с «великими державами» ко все большему разнообразию контактов во внешнеполитической сфере будет таким образом дополняться диверсификацией рисков во внешнеэкономической сфере. И значение данного вектора во внешней политике КНР будет расти неуклонно, превращая его в фундаментальный принцип внешней политики страны. Впрочем, в относительно непродлжительном времени, это еще

более усилит конфронтационный характер отношений Китая с США.

+++

Мы благодарим Институт стратегии и безопасности Академии защиты Отечества (Вена); Научный форум по международной безопасности при Академии штабных офицеров Бундесвера (Гамбург), Военный университет им. Гельмута Шмидта, Российскую государственную библиотеку, а также профессора, доктора Михаеля Штака (Michael Staack), доктора Гюнтера Хаузера (Gunter Hauser), доктора Гарника Симоняна (Simonyan Gamik) за возможность ознакомления с новыми печатными источниками и плодотворное общение.

Литература и источники

1. China Daily 2015; Sun 2016.

2. Xi Jinping. China regieren. Peking 2014, S.16.

3. Rösker J. Durch Gesetz zur Harmonie? Das gegenwärtige Ideal einer „harmonischen Gesellschaft" in China und seine traditionellen Grundlagen // Kaminski Gerd (Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Schtreitschlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Wien 2016, № 71, S. 64-65.

4. SchmidtH. Was ich noch sagen wollte. München 2015, S.9.

5. Bischof B. China zuerst? // Die Presse, 22.7.2017, Spektrum, S. III.

6. Рау И. Мировой симбиоз и лидерство // Bulletin of Kurmangazy Kasakh national conservatory, 19-12-2013, p. 68-74.

7. Китай - рекордсмен мира по ВВП // Лаовайша. https://laowai.ru/kitaj-rekordsmen-mira-po-vvp/

8. People's Republic of China: The Roadmap of the 18 CPC National Congress and The Chinese Dream, compiled by Huang Huaguang and Luan Jianzhang. Beijing 2013.

9. Xi Jinping. Explanation on the Code of Conduct for Intraparty Pjlitikal Life Under New Circumstances and the Regulations of the Communist Party of China on Internal Oversight // Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, January-March 2017, Vol. 9, No. 1, S. 3-15.

10. Вопросы и ответы о 3-м пленуме ЦК КПК 18-го созыва (2013-12-27) // Посольство КНР в РФ. 2019/1/21 http://ru.china-embassy.org/rus

11. KastenhoferM. Chinas Angst vor Hongkongs Büchern // Die Presse, 9.1.2016, S.10.

12. Lee Felix. Chinas Griff nach den Sternen // Die Presse, 18.10.2016, S.8.

13. США - Китай: борьба двух стратегий и практик мирового лидерства / Под ред Л.С. Вартазаровой, И.Я. Кобринской. - М.: ИМЭМО РАН, 2018.

14. Китайские власти подтвердили рождение ГМ-детей и вторую беременность в ходе экспериментов Цзянькуя Хэ // Портал Новости. 2019/21/01 // https://news.mail.ru

15. HemmerH.-R. Wirtschaftsprobleme der Entwicklungsländer. München 2002.

16. China - Lexikon. Geschichte, Geographie, Gesellschaft, Politik, Wirtschaft, Bildung, Wissenschaft, Kultur. hg.v. B. Staiger u.a. Darmstadt 2003.

17. Gunther Hauser. China - eine asiatische Großmacht ... Opladen. Berlin. Toronto 2018, Verlag Barbara Budrich, S. 7-9.

18. Bin Zhao. Es ist ein langer Weg zu gehen, bis alle Chinesen im Wohlstand leben. Vortrag zum Thema Chinesische Außenpolitik. Diplomatische Akademie Wien, 2.7.2013.

19. Жэньминь Жибао. - 2017. - 22 октября.

20. У Динпин. Лидеры Коммунистической партии Китая в борьбе за национальное обновление // Современная научная мысль. - 2018. - №2. - С.132-143.

21. Галенович ЮМ. «Великое возрождение» «великой нации Китая» и Россия. - М.: Восточная книга, 2013.

22. Sun Jiangua (Admiral). A Great Banner for World's Peaceful Development and a Steadfast Stride towards Centre of International Arena // International StrategicStudies 1/2016, Vol. 119. China Institute for International Strategie Studies, Beijing, S.1.

23. Gregory Cleason. (Центр им. Д. Маршалла в Гармиш-Партенкирхине (Германия)). Доклад по теме «Внешняя политика и оборонная стратегия Китая», Сараево, «Центр по поддержке мира», 2.27.2009.

24. People's Republic of China: The Roadmap of the 18 CPC National Congress and The Chinese Dream, compiled by Huang Huaguang and Luan Jianzhang. Beijing 2013, Foreign Languages Press, IV, VII.

25. Hao Hu. Politikal Implications of the BRI. In: Kaminski G.(Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Streischlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Nr. 71. Wien 2016, S.41-48.

26. Китай. - 2018. - №8(154). август.

27. Киреев Г.В. Россия - Китай. Неизвестные страницы переговоров. - М., 2004.

28. Мягкая сила» в отношениях Китая с внешним миром. - М.: ИДВ РАН, 2015.

29. Лузянин С.Г. Внешняя политика Китая до 2020 г. Политический дискурс // Портал «Перспективы». http ://www. perspektivy. info/print.php?ID= 111788

30. Десятилетие устойчивого развития: политические итоги. Материалы ежегодной научной конференции Центра политических исследований и прогнозов Китая ИДВ РАН. Москва, 14 марта 2012 г. - М., 2012.

31. http://russian.people.com.cn/31521/7264054.html

32. MüllerH. China wirbt mit Konfuzius. In: Salzburger Nachrichten, 20.7.2017, S. 6.

33. ПортяковВ.Я. Внешняя политика Китайской Народной Республики в XXI столетии. - М.: ИДВ РАН, 2015.

34. Се Тао. Внешняя политика Китая «по Си Цзиньпину» // http://inosmi.info/vneshnyaya-politika-kitaya-po-si-tszinpinu.html

35. Дружба навеки: Очерки истории сотрудничества Советского Союза и Китайской Народной Республики (1949-1960 гг.)/ Отв. ред. И.В. Турицын. - М.: НИИ ИЭП, 2018.

36. Heinisch R. Confronting Washington - What if Beijing Plays the European Card // Kaminski G. (Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Streischlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Nr. 71. Wien 2016, S. 125-150.

37. Современный Китай и его окружение / Отв. ред. Д.В. Кузнецов, Д.В. Буяров. - М.: КРАСАНД, 2014.

38. Foreign policy. 2011. 10 November.

39. Dai Bingguo. Answering the Diplomatic Queation of the 21st Century. In: Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, January-Varch 2017, Vol. 9, No.1, S. 125-130.

40. Cronk, N.M. Pacom Commander: Rebalance to Asia Pacific, 'Being Realized', February 26, 2016, pacom.mil/Vedia/News/News-Article-View/Article/674627/pacom-commander-rebalance-to-asia-pacific-being-realized

41. Richter J. Der Inselstreit und die ADIZ (Luftverteidigungs-Identifikationszone) der VR China im Ostchinesischen Meer. In: Kaminski G.(Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Streischlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Nr. 71. Wien 2016, S. 209-228.

42. National Institute for Dafense (Japan). 2016, 2017; East Asian Strategic Review 2017, Tokyo, S.89-98.

43. Gunther Hauser. China - eine asiatische Großmacht ... Opladen. Berlin. Toronto 2018, Verlag Barbara Budrich, S. 13.

44. Julianne M. Les interets chinois en mer de Chine meridionale. In: Diplomatie. Affaires Strategiques et relations internationales, No. 84, Janvier-Fevrier 2017, p. 44, 55.

45. Cavas Christofer P. China among invitees to mahjor US exerceise // Defense News,12.6.2017, S 10-11.

46. Цвык А.В. Формирование и развитие отношений между КНР и ФРГ во второй половине XX - начале XXI века. - М.: РУДН, 2017. - С.96-97.

47. Подарок Си Цзиньпину от Меркель взорвал китайский интернет // https://ekd.me/2014/map/

48. Си Цзиньпина принимают в Великобритании как императора // https://www.nur.kz

49. Робертсон М. Великобритания заискивает перед Си Цзиньпином // https://www.epochtimes.ru

50. Китай. - 2017. - №7. июль.

51. Бай Мин. О замедлении роста внешней торговли // Китай. - 2018. - №8(154). август.

52. Китайцы вкладывают в российские регионы больше, чем Москва // Независимая газета. - 2011. - 9 февраля.

53. Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о всестороннем углублении российско-китайских отношений партнерства и стратегического взаимодействия // Проблемы Дальнего Востока. - 2010. - №6.

54. Концепция внешней политики Российской Федерации (утв. Президентом РФ 12.02.2013)// http:/legalfcts.ru

55. Лузянин С.Г. Российско-китайский диалог: модель 2015: доклад №18/2015 / Российский совет по международным делам. - М.: Спецкнига, 2015.

56. Коммерсант. - 2014. - 10 сентября.

57. Ма Юйцзюнь. Провинция Хэйлунцзян - важное звено общенациональной программы «один пояс - один путь» // Современная научная мысль. - 2018. - №6. - С.223-240.

58. Новый шелковый путь. - М., 2017.

59. Россия и Китай хотят создать общее экономическое пространство // РИА Новости. 2015. 8 мая.

60. Сунь Чжуанчжи. В преддверии саммита // Китай. - 2018. - №6(152). июнь.

61. Liu Zhemin. China's Contribution to Global Climate Gouvernance // Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, April-Juni 2017, Vol. 9, №.2, Issue №.31, №2. S. 123-129.

62. Hauser Gunter. China - A Hyper-state on the Rise // Hauser Gunter/Kernic Franz (Hrsg.): China. The Rising Pover. Frankfurt/Maint 2009, S. 11-37.

63. GamillschegH. Aufstrebende Weltmacht China will auch in der Arktis mitreden // Die Presse, 27.112012, S.8.

64. Wang,Yi. Advancing China's Major-Country Diplomacy in a Changing World // Qiushi, CPC Journal on China's Governance Perspectives, Issue 30, January-Varch 2017, Vol. 9, No.1, S. 120-124.

65. Lee F. Xi Jinpings heikle Nahostmission // Die Presse, 22.1.2016, S.6.

66. Research Group of the China Center for International Economic Exchanges: The Belt and Road Initiative: Using Energy Recources to Drive Common Development.In: Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, January-Varch 2017, Vol. 9, No.1, S. 87- 92.

67. Frankfurter Allgemeine Zeitung: Peking bekennt sich zum Pariser Klimaschutzabkommen,2.6.2017. S.1.

68. Kaneda Hideaki. The Xi Jinping Administration's Quest for Marina Hegemonie, FJISS-Commentary // The Association of Japanese Institutes of Strategie Studies, Tokyo 2016, No. 231, 13.7. 2016, p.1.

69. KastenhoferM. Asiens Giganten auf frontalen Kollisionskurs // Die Presse, 8.8.2017, S.3.

70. Die Presse. Grenzstreit der Atommächte, 7.7.2017, S.3.

71. Raghuvanshi Vivek. India-China Border Talks Make No Headway. In: Defense News, 25.5.2015, S.14.

72. Lee Felix. China baut Große Mauer im Meer. In: Die Presse, 2.4.2015.

73. Will Gerhard. Tough Crossing: Europa und die Konflikte in der Südchinesischen See. Berlin, 2014.

74. SWP-Studie S 10, Stiftung für Internationale Politik und Sicherheit, S. 26.

References and Sources

1. China Daily 2015; Sun 2016.

2. Xi Jinping. China regieren. Peking 2014, S.16.

3. Rösker J. Durch Gesetz zur Harmonie? Das gegenwärtige Ideal einer „harmonischen Gesellschaft" in China und seine traditionellen Grundlagen // Kaminski Gerd (Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Schtreitschlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Wien 2016, № 71, S. 64-65.

4. Schmidt H. Was ich noch sagen wollte. München 2015, S.9.

5. Bischof B. China zuerst? // Die Presse, 22.7.2017, Spektrum, S. III.

6. Rau I. Mirovoj simbioz i liderstvo // Bulletin of Kurmangazy Kasakh national conservatory, 19-12-2013, p. 68-74.

7. Kitaj - rekordsmen mira po VVP // Laovajsha. https://laowai.ru/kitaj-rekordsmen-mira-po-vvp/

8. People's Republic of China: The Roadmap of the 18 CPC National Congress and The Chinese Dream, compiled by Huang Huaguang and Luan Jianzhang. Beijing 2013.

9. Xi Jinping. Explanation on the Code of Conduct for Intraparty Pjlitikal Life Under New Circumstances and the Regulations of the Communist Party of China on Internal Oversight // Qiushi, CPC Journal on China's Govermance & Perspectives, Issue 30, January-March 2017, Vol. 9, No. 1, S. 3-15.

10. Voprosy i otvety o 3-m plenume CK KPK 18-go sozyva (2013-12-27) // Posol'stvo KNR v RF. 2019/1/21 http://ru.china-embassy.org/rus

11. Kastenhofer M. Chinas Angst vor Hongkongs Büchern // Die Presse, 9.1.2016, S.10.

12. Lee Felix. Chinas Griff nach den Sternen // Die Presse, 18.10.2016, S.8.

13. SSHA - Kitaj: bor'ba dvuh strategij i praktik mirovogo liderstva / Pod red L.S. Vartazarovoj, I.YA. Kobrinskoj. - M.: IMEHMO RAN, 2018.

14. Kitajskie vlasti podtverdili rozhdenie GM-detej i vtoruyu beremennost' v hode ehksperimentov Czyan'kuya Heh // Portal Novosti. 2019/21/01 // https://news.mail.ru

15. Hemmer H.-R. Wirtschaftsprobleme der Entwicklungsländer. München 2002.

16. China - Lexikon. Geschichte, Geographie, Gesellschaft, Politik, Wirtschaft, Bildung, Wissenschaft, Kultur. hg.v. B. Staiger u.a. Darmstadt 2003.

17. Gunther Hauser. China - eine asiatische Großmacht ... Opladen. Berlin. Toronto 2018, Verlag Barbara Budrich, S. 7-9.

18. Bin Zhao. Es ist ein langer Weg zu gehen, bis alle Chinesen im Wohlstand leben. Vortrag zum Thema Chinesische Außenpolitik. Diplomatische Akademie Wien, 2.7.2013.

19. ZHehn'min' ZHibao. - 2017. - 22 oktyabrya.

20. U Dinpin. Lidery Kommunisticheskoj parti Kitaya v bor'be za nacional'noe obnovlenie// Sovremennaya nauchnaya mysl'.-2018. -№2. -S.132-143.

21. Galenovich YU.M. «Velikoe vozrozhdenie» «velikoj nacii Kitaya» i Rossiya. - M.: Vostochnaya kniga, 2013.

22. Sun Jiangua (Admiral). A Great Banner for World's Peaceful Development and a Steadfast Stride towards Centre of International Arena // International StrategicStudies 1/2016, Vol. 119. China Institute for International Strategie Studies, Beijing, S.1.

23. Gregory Cleason. (Centr im. D. Marshalla v Garmish-Partenkirhine (Germaniya)). Doklad po teme «Vneshnyaya politika i oboronnaya strategiya Kitaya», Saraevo, «Centr po podderzhke mira», 2.27.2009.

24. People's Republic of China: The Roadmap of the 18 CPC National Congress and The Chinese Dream, compiled by Huang Huaguang and Luan Jianzhang. Beijing 2013, Foreign Languages Press, IV, VII.

25. Hao Hu. Politikal Implications of the BRI. In: Kaminski G.(Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Streischlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Nr. 71. Wien 2016, S.41-48.

26. Kitaj. - 2018. - №8(154). avgust.

27. Kireev G.V. Rossiya - Kitaj. Neizvestnye stranicy peregovorov. - M., 2004.

28. Myagkaya sila» v otnosheniyah Kitaya s vneshnim mirom. - M.: IDV RAN, 2015.

29. Luzyanin S.G. Vneshnyaya politika Kitaya do 2020 g. Politicheskij diskurs // Portal «Perspektivy». http://www.perspektivy.info/print.php?ID=111788

30. Desyatiletie ustojchivogo razvitiya: politicheskie itogi. Materialy ezhegodnoj nauchnoj konferencii Centra politicheskih issledovanij i prognozov Kitaya IDV RAN. Moskva, 14 marta 2012 g. - M., 2012.

31. http://russian.people.com.cn/31521/7264054.html

32. Müller H. China wirbt mit Konfuzius. In: Salzburger Nachrichten, 20.7.2017, S. 6.

33. Portyakov V.YA. Vneshnyaya politika Kitajskoj Narodnoj Respubliki v XXI stoletii. - M.: IDV RAN, 2015.

34. Se Tao. Vneshnyaya politika Kitaya «po Si Czin'pinu» // http://inosmi.info/vneshnyaya-politika-kitaya-po-si-tszinpinu.html

35. Druzhba naveki: Ocherki istorii sotrudnichestva Sovetskogo Soyuza i Kitajskoj Narodnoj Respubliki (1949-1960 gg.)/ Otv. red. I.V. Turicyn. -M.: NIIIEHP, 2018.

36. Heinisch R. Confronting Washington - What if Beijing Plays the European Card // Kaminski G. (Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Streischlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Nr. 71. Wien 2016, S. 125-150.

37. Sovremennyj Kitaj i ego okruzhenie / Otv. red. D.V. Kuznecov, D.V. Buyarov. - M.: KRASAND, 2014.

38. Foreign policy. 2011. 10 November.

39. Dai Bingguo. Answering the Diplomatic Queation of the 21st Century. In: Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, January-Varch 2017, Vol. 9, No.1, S. 125-130.

40. Cronk, N.M. Pacom Commander: Rebalance to Asia Pacific, 'Being Realized', February 26, 2016, pacom.mil/Vedia/News/News-Article-View/Article/674627/pacom-commander-rebalance-to-asia-pacific-being-realized

41. Richter J. Der Inselstreit und die ADIZ (Luftverteidigungs-Identifikationszone) der VR China im Ostchinesischen Meer. In: Kaminski G.(Hrsg.): Wen versus Wu. Streit und Streischlichtung, Krieg und Frieden in der chinesischen Tradition und Gegenwart. Harmonie im Zeichen der Neuen Seidenstraße? Berichte des Österreichischen Instituts für China- und Südostasienforschung, Nr. 71. Wien 2016, S. 209-228.

42. National Institute for Dafense (Japan). 2016, 2017; East Asian Strategic Review 2017, Tokyo, S.89-98.

43. Gunther Hauser. China - eine asiatische Großmacht ... Opladen. Berlin. Toronto 2018, Verlag Barbara Budrich, S. 13.

44. Julianne M. Les interets chinois en mer de Chine meridionale. In: Diplomatie. Affaires Strategiques et relations internationales, No. 84, Janvier-Fevrier 2017, p. 44, 55.

45. Cavas Christofer P. China among invitees to mahjor US exerceise // Defense News,12.6.2017, S 10-11.

46. Cvyk A.V. Formirovanie i razvitie otnoshenij mezhdu KNR i FRG vo vtoroj polovine XX - nachale XXI veka. - M.: RUDN, 2017. - S.96-97.

47. Podarok Si Czin'pinu ot Merkel' vzorval kitajskij internet // https://ekd.me/2014/map/

48. Si Czin'pina prinimayut v Velikobritanii kak imperatora // https://www.nur.kz

49. Robertson M. Velikobritaniya zaiskivaet pered Si Czin'pinom // https://www.epochtimes.ru

50. Kitaj. - 2017. - №7. iyul'.

51. Baj Min. O zamedlenii rosta vneshnej torgovli // Kitaj. - 2018. - №8(154). avgust.

52. Kitajcy vkladyvayut v rossij skie regiony bol'she, chem Moskva // Nezavisimaya gazeta. - 2011. - 9 fevralya.

53. Sovmestnoe zayavlenie Rossijskoj Federacii i Kitajskoj Narodnoj Respubliki o vsestoronnem uglublenii rossijsko-kitajskih otnoshenij partnerstva i strategicheskogo vzaimodejstviya // Problemy Dal'nego Vostoka. - 2010. - №6.

54. Koncepciya vneshnej politiki Rossijskoj Federacii (utv. Prezidentom RF 12.02.2013)// http:/legalfcts.ru

55. Luzyanin S.G. Rossijsko-kitajskij dialog: model' 2015: doklad №18/2015 / Rossijskij sovet po mezhdunarodnym delam. - M.: Speckniga, 2015.

56. Kommersant. - 2014. - 10 sentyabrya.

57. Ma Yujczyun'. Provinciya Hehjlunczyan - vazhnoe zveno obshchenacional'noj programmy «odin poyas - odin put'» // Sovremennaya nauchnaya mysl'. - 2018. - №6. - S.223-240.

58. Novyj shelkovyj put'. - M., 2017.

59. Rossiya i Kitaj hotyat sozdat' obshchee ehkonomicheskoe prostranstvo // RIA Novosti. 2015. 8 maya.

60. Sun' CHzhuanchzhi. V preddverii sammita // Kitaj. - 2018. - №6(152). iyun'.

61. Liu Zhemin. China's Contribution to Global Climate Gouvernance // Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, April-Juni 2017, Vol. 9, №.2, Issue №.31, №2. S. 123-129.

62. Hauser Gunter. China - A Hyper-state on the Rise// Hauser Gunter/Kernic Franz (Hrsg.): China. The Rising Pover. Frankfurt/Maint 2009, S.11-37.

63. Gamillscheg H. Aufstrebende Weltmacht China will auch in der Arktis mitreden // Die Presse, 27.112012, S.8.

64. Wang,Yi. Advancing China's Major-Country Diplomacy in a Changing World // Qiushi, CPC Journal on China's Governance Perspectives, Issue 30, January-Varch 2017, Vol. 9, No.1, S. 120-124.

65. Lee F. Xi Jinpings heikle Nahostmission // Die Presse, 22.1.2016, S.6.

66. Research Group of the China Center for International Economic Exchanges: The Belt and Road Initiative: Using Energy Recources to Drive Common Development.In: Qiushi, CPC Journal on China's Governance & Perspectives, Issue 30, January-Varch 2017, Vol. 9, No.1, S. 87- 92.

67. Frankfurter Allgemeine Zeitung: Peking bekennt sich zum Pariser Klimaschutzabkommen,2.6.2017. S.1.

68. Kaneda Hideaki. The Xi Jinping Administration's Quest for Marina Hegemonie, FJISS-Commentary // The Association of Japanese Institutes of Strategie Studies, Tokyo 2016, No. 231, 13.7. 2016, p.1.

69. Kastenhofer M. Asiens Giganten auf frontalen Kollisionskurs // Die Presse, 8.8.2017, S.3.

70. Die Presse. Grenzstreit der Atommächte, 7.7.2017, S.3.

71. Raghuvanshi Vivek. India-China Border Talks Make No Headway. In: Defense News, 25.5.2015, S.14.

72. Lee Felix. China baut Große Mauer im Meer. In: Die Presse, 2.4.2015.

73. Will Gerhard. Tough Crossing: Europa und die Konflikte in der Südchinesischen See. Berlin, 2014.

74. SWP-Studie S 10, Stiftung für Internationale Politik und Sicherheit, S. 26.

ТУРИЦЫН ИГОРЬ ВИКТОРОВИЧ - доктор исторических наук, профессор, президент НИИ истории, экономики и права. Россия, Москва; почетный профессор Хэбэйского педагогического униерситета.

РАУ ИОГАНН - доктор философии, профессор; Научный форум по международной безопасности при Академии штабных офицеров Бундесвера (Гамбург) и Академии защиты Отечества (Вена) (rau100@mail.ru).

TURITSYN, IGOR V. - Doctor of History, Professor, President, History, Economics and Law Research Institute (HELRI). Russia, Moscow; Hebei Normal University, Honorary Professor (i.turitsyn@mail.ru).

RAU, JOHANNES - Doctor of Philosophy, Professor; Scientific Forum on International Security at the Academy staff officers of the Bundeswehr (Hamburg) and the Academy of defending the Homeland (Vienna) (rau100@mail.ru).

УДК 94(47).073-084

ДАВЫДОВ С.Г. СЛАВИЗМ В ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЯХ И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ

Ключевые слова: панславизм, геостратегия, славянские народы, евразийство, славянская общность, славянские съезды, федеративное всеславянское государство, славянские общественные объединения, панславистский проект.

В статье рассмотрены взгляды российских и зарубежных мыслителей XIX-XXI вв. на необходимость и возможность создания панславистского союза, показана разница в их подходах к решению вопроса организации объединения славян. Освещается деятельность разного рода панславистских организаций. С позиций историзма рассматривается судьба панславистской идеи. Показана зависимость ее от конкретных геополитических обстоятельств, обуславливавших внешнюю политику России. С учетом исторического опыта эволюции славизма, исследуется возможность возникновения интеграционного объединения славянских народов на современном этапе. Рассматривается современное положение дел в исследуемой сфере, освещаются достижения и проблемные моменты в реализации данного геополитического проекта.

DAVYDOV, S.G.

SLAVISM IN GEOPOLITICAL STRUCTURES AND FOREIGN POLICY OF RUSSIA SLAVISM IN GEOPOLITICAL CONSTRUCTIONS AND FOREIGN POLICY OF RUSSIA

Keywords: Panslavism, geo-strategy, Slavic peoples, Eurasianism, Slavic community, Slavic congresses, federal all-Slavic state, Slavic public associations, pan-Slavic project.

In the article considered the views of Russian and foreign thinkers of the XIX-XXI centuries on the necessity and possibility of creating a pan-Slavist union, it shows the difference in its approaches to solving the question of organizing the union of Slavs. It highlights the activity of all sorts of pan-Slavic organizations. From the standpoint of historicism, it considered the fate of the pan-Slavist idea. It shows its dependence on specific geopolitical circumstances that causing Russia's foreign policy. Taking into account the historical experience of the evolution of Slavism, it researched the possibility of the emergence of an integration association of Slavic peoples at the present stage. It reviewed the current state of affairs in the field under study, it highlighted the achievements and problematic issues in the implementation of this geopolitical project.

Тема взаимозависимости и культурно-исторической общности славянских народов и России имеет давнюю историю. Впервые на уровне доктрины она была сформулирована в 1820-1830 гг. словаками Яном Колларом и Павлом Шафариком. Следует отметить, что в Центральной Европе в это время панславистскими идеями увлекались многие выдающиеся умы. Да и сам термина «панславизм» появился благодаря чеху Яну Геркелю. В России