15DOI 10.31250/2618-8619-2022-3(17)-221-240 УДК 903.2
Оксана Вадимовна Яншина
Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН
Санкт-Петербург, Российская Федерация ORCID: 000-0003-1121-308Х E-mail: oyanshina@mail.ru
Керамика эквенского могильника (по материалам раскопок 1961-1967 гг.)*
АННОТАЦИЯ. Впервые за годы изучения Эквенского могильника дается характеристика его керамической коллекции. Источниками для подготовки статьи послужили материалы, собранные на памятнике С. А. Арутюновым и Д. А. Сергеевым в 1961-1967 гг. и находящиеся на хранении в фондах Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН. Сама коллекция относительно небольшая, в ней удалось идентифицировать не менее 66 сосудов из 53 погребений. Детальная характеристика их формовочных масс, морфологии и орнаментации позволяет уверенно соотнести большую часть сосудов с бирниркской керамической традицией неоэскимосского культурного комплекса, выделенной по материалам памятников, расположенных на американской стороне Берингова пролива. Появление керамики там относят примерно к V-VII вв., а в материалах Эквенского могильника самое раннее погребение с ней датируется III—VII вв. Остальные сосуды атрибутировать невозможно из-за отсутствия диагностичных признаков. Проведенная работа показала также отсутствие какой-либо положительной корреляции между морфотипологическими и технологическими характеристиками керамической посуды и орнаментальными стилями, выделенными М. М. Бронштейном и К. А. Днепровским, в том числе не удалось обозначить такие характеристики керамики, которые могли бы ассоциироваться как с самым ранним (ДБК1—2), так и с самым поздним эпизодами (пунук-туле) формирования могильника. Наши наблюдения также свидетельствуют в пользу версии о специальном изготовлении погребальных керамических сосудов, так как они по ряду показателей отличаются от поселенческих.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Северо-Восток Азии, Эквенский могильник, неоэскимосы, бирнирк, керамическая посуда
Д ЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Яншина О. В. Керамика эквенского могильника (по материалам раскопок 1961— 1967 гг). Кунсткамера. 2022. 3(17): 221—240. doi 10.31250/2618-8619-2022-3(17)-221-240
* Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 22-28-01295 «Реконструкция древних технологий в производственной деятельности эскимосов Чукотки: этноархелогический метод и данные естественных наук»).
Oksana Yanshina
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography of the Russian Academy of Sciences
Saint Petersburg, Russian Federation ORCID: 000-0003-1121-308X E-mail: oyanshina@mail.ru
Pottery of the Ekven Burial Ground (Based on the Materials from the Excavations in 1961-1967)*
ABSTRACT. The article provides the first detailed description of pottery excavated at the Ekven burial ground in 1961-1967 by S. A. Arutyunov and D. A. Sergeyev. This collection is stored now in St. Petersburg in the repository of Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography of the Russian Academy of Science. It is relatively small; it was possible to identify more than 60 vessels from 53 burials. Examination of their clay pastes, shapes and decoration allows us to correlate confidently most of the pots with the Birnirk ceramic tradition of the Neo-Eskimo cultural complex, identified from the materials of the sites located on the American side of the Bering Strait. The Birnirk pottery appeared there circa the 5th century AD. The earliest pottery at the Ekven burial ground dates back to the 3-7 centuries AD. The rest of the vessels could not be attributed to any culture-chronological complexes due to the lack of diagnostic features. The work carried out also showed the absence of any positive correlation between the morphological and technological characteristics of the ceramic vessels and decorative styles identified by M. M. Bronstein and K. A. Dneprovsky. We identified no definite attributes of pottery that could be associated with both the earliest period of the formation of the burial ground (Old Bering Sea culture 1-2) and its latest period (Punuk-Thule). Our examination also testifies to the existence of some differences between the funeral and regular ceramic vessels.
KEYWORDS: North-East Asia, Ekven burial ground, Neo-Eskimo, Birnirk, pottery
FOR CITATION: Yanshina O. Pottery of the Ekven Burial Ground (Based on the Materials from the Excavations of 1961-1967). Kunstkamera. 2022. 3(17): 221-240. (In Russian). doi 10.31250/2618-8619-2022-3(17)-221-240
* The study was supported by the Russian Science Foundation, RSF 22-28-01295.
ВВЕДЕНИЕ
Эквенский могильник относится к числу немногих широко раскопанных древнеэскимосских памятников Чукотки. Расположен он в районе мыса Верблюжьего, открыт в 1961 г. Д. А. Сергеевым, затем в 1962-1967 гг. раскапывался под руководством Д. А. Сергеева и С. А. Арутюнова. Все материалы этих раскопок в настоящий момент хранятся в МАЭ РАН в коллекциях № 6479, 6508, 6561, 6587, 6588. Результатам исследований тех лет посвящена серия публикаций, подытоженных в монографии (Арутюнов, Сергеев 1975). В ней дается подробное описание погребений, детальный анализ морфологии наконечников гарпунов и общая характеристика погребального инвентаря, однако многие вопросы остаются нераскрытыми. В частности, почти не уделяется внимание находкам керамической посуды.
Данная категория источников, как известно, высоко ценится археологами. Она незаменима как при разработке культурно-хронологической систематики древних памятников, так и при решении более сложных вопросов происхождения и взаимодействия древних культур. В то же время древнеэскимосская керамика Чукотки все еще мало что дает нам для понимания широкого круга проблем, связанных с реконструкцией истории и культуры азиатских эскимосов, поскольку остается практически не изученной. Она известна главным образом по очень разрозненным и небольшим коллекциям, не имеющим, как и в случае с Эквенским могильником, детального описания. Как правило, исследователи отмечают в своих публикациях лишь самые яркие и своеобразные ее черты, такие как обработка поверхностей сосудов штампами с нарезкой в виде концентрических окружностей (Арутюнов, Сергеев 1975: 149).
Мы постараемся восполнить этот пробел и дать более подробную характеристику керамической коллекции Эквенского могильника — самого изученного памятника Чукотки, а также постараемся вписать ее в круг других уже известных керамических комплексов древних эскимосов региона.
ИСТОЧНИКИ И ИХ ОЦЕНКА
Материалы раскопок 1962-1967 гг., как известно, опубликованы отдельной монографией. В той части, которая касается описания погребений, она почти полностью воспроизводит полевую документацию. В архиве МАЭ хранятся полевые дневники Д. А. Сергеева за 1961-1963 гг., альбомы полевых фотографий к отчетам за 1961-1967 гг. и отчет за 1965 г. В целом данные, приведенные в монографии и полевой документации, совпадают, но нередко встречаются случаи, когда информация расходится по причине или опечаток, или существования иного источника информации, например дневников других участников экспедиций.
В отношении керамики такие случаи касаются локализации находок в пределах погребений, их количества или даже просто фактов обнаружения. Например, согласно полевому дневнику Д. А. Сергеева, в погребении 44 под сланцевыми плитами основания могилы найдены остатки «оземленного» сосуда (Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 678. Л. 67об.), о которых в монографии ничего не сообщается. Другой пример: относительно погребений 3 и 4 в книге и полевом дневнике указаны разные данные о положении керамики. В книге она привязана к костяку 3, а в дневнике — к костяку 4 (Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 674. Л. 9°б). В погребении 89, согласно книге, керамика найдена у черепа, тогда как согласно дневнику — справа от таза (Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 780. Л. 58об.), что подтверждает и полевая фотография (Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 770). Во избежание противоречий в подобных случаях мы ориентировались на данные полевых фотографий, дневников и чертежей.
такие ошибки, конечно, затрудняют работу, в том числе элементарный подсчет общего количества найденной керамики, анализ ее локализации в погребениях, половозрастных характеристик погребенных с керамикой и т. п. К тому же в ходе раскопок особого внимания на нее, по-видимому,
не обращали: далеко не все черепки отбирались для хранения и далеко не все из отобранных фрагментов попадали в полевые описи и альбомы полевых фотографий. Какие-то из них при перевозке оказались утраченными, какие-то потеряли шифры. Поэтому ориентироваться приходится на те неполные уже данные, которые восстанавливаются по факту хранения в коллекциях музея.
Отметим также, что по указанным выше причинам далеко не всегда возможно достоверно установить, какая именно керамика найдена в том или ином погребении. В альбомы с фотографиями находок, сделанными в каждом из погребений, попадали только отдельные черепки, а в коллекциях их зачастую больше или меньше, и нередко они не совпадают с проиллюстрированными. В тех случаях, когда по полевым документам в погребении найдено больше керамики, чем хранится, можно предположить, что часть ее была утрачена или оставлена на месте, но в тех случаях, когда ее явно больше, чем должно быть, возникают сомнения. Это обстоятельство сильно осложняет корреляцию технологических и стилистических характеристик обнаруженной керамики с разными особенностями погребального обряда или иными признаками, что могло бы иметь определенную перспективу для понимания материалов и могильника, и керамики, их хронологии и динамики.
Также сложно назвать точное количество погребений, где была найдена керамика, причем не только из-за разночтений между дневниками и книгой. На это влияет сложность определения того, что можно принимать здесь за отдельное погребение. Согласно опубликованным данным, всего в 1961—1967 гг. было раскопано 189 погребений. Это число составляют погребения, получившие в ходе раскопок отдельный порядковый номер. Среди них есть и одиночные могилы (один номер — один погребенный), и парные / групповые могилы (один номер — два-четыре погребенных), и погребенные, входящие в состав парных / групповых погребений (два номера — одна могила), хотя, наверное, правильнее считать погребением один акт захоронения, не считаясь с общим числом погребаемых в тот момент людей.
К сожалению, определить, какие из парных / групповых погребений совершались одномоментно, а какие представляют группы разновременно захороненных людей, далеко не всегда возможно. Для этого требуется проведение специальных исследований и отдельная публикация. Поэтому в статье мы придерживаемся нумерации погребений, предложенной в монографии. Полный перечень учтенных находок, разбитых по погребениям, приведен в приложении, размещенном в конце текста.
ПРОБЛЕМЫ ХРОНОЛОГИИ
Для понимания материалов Эквенского могильника и его керамической коллекции огромное значение имеет хронология. В настоящий момент получено уже немало радиоуглеродных дат (Mason, Rasic 2020), которые определяют время его функционирования III—XVI вв. Чуть более поздние даты — в пределах VI—XVII вв. — получены для сопровождающего поселения (The Ekven Settlement 2014). Однако внутренняя хронология самого могильника, последовательность его формирования все еще остаются неясными. При таком длительном времени, которое очерчивают его датировки, существование отдельных культурно-хронологических групп погребений неизбежно, но они все еще не обозначены достаточно ясно — ни планиграфически, ни типологически.
Все попытки наметить внутреннюю хронологию могильника пока были связаны с анализом конструкции гарпунов и их орнаментации (Арутюнов, Сергеев 1975; Бронштейн 1986; Днепровский 2001), хотя сейчас уже ясно, что это индикаторы с ограниченными возможностями, поскольку более ранние их варианты могли существовать бесконечно длительное время, а новые могли появляться в разных регионах в разное время. Недавно опубликованные датировки по костям человека из разных погребений Эквенского могильника прекрасно это иллюстрируют (Mason, Rasic 2020).
Так, даты погребений, где были найдены вещи, выполненные только в самых ранних древ-неберингоморских стилях ДБК1 и ДБК2, оказались такими же, как и даты вещей, выполненных в более поздних традициях бирнирка и раннего пунука (табл. 1). Это говорит о том, что подходы к пониманию внутренней хронологии Эквенского могильника, по-видимому, пока еще не найдены.
Таблица 1
Сравнительная хронология погребений, датированных на основании орнаментальных стилей М. Бронштейном и К. Днепровским (по: Mason, Raisk 2020)
Table 1
Comparative chronology of burials dated on the basis of ornamental styles by M. Bronstein and K. Dneprovsky (after: Mason, Raisk 2020)
№ погр. Бронштейн Днепровский Дата, С14 Дата, cal AD
35 ДБК1-2 ДБК1-2 LEMAE-819 939±110 1321-1823
63 ДБК1-2 ДБК1-2 LEMAE-816 1747±123 577-1147
121 ДБК1-2 LEMAE-705 2102±99 213-715
238 ДБК1-2 LEMAE-788 1667±89 692-1154
250 ДБК1-2 LEMAE-784 1965±73 419-822
123 Бирнирк LEMAE-698 1180±80 1201-1528
283А Б-РП LEMAE-923 1873±69 540-940
Примечание: ДБК — древнеберингоморская культура; Б-РП — бирнирк — ранний пунук
Возможно, некоторый интерес для решения этого вопроса представляют недавно полученные результаты обследования эрозионного фронта Эквенского поселения (The Ekven Settlement 2014; Kuzmin 2015). Здесь были выделены и продатированы два культурных горизонта, оба неоэскимосского времени. Один из них ассоциируется с датами в интервале VI-XIII вв. и комплексами ДБК3, бирнирк и пунук, второй — с датами в интервале X—XVII вв. и комплексами поздний пунук и туле. С первым горизонтом может быть также соотнесено жилище Н-18, раскопанное Чукотской археологической экспедицией Музея Востока и датированное V—VIII вв. Материалы именно этого жилища легли в основу выделения бирниркско-раннепунукского эпизода формирования могильника, к которому отнесена основная масса погребений, ранее атрибутированных как принадлежащие к комплексам ДБК3, бирнирк и пунук (Днепровский 2001).
Эти результаты, по-видимому, означают, что стили ДБК1 и ДБК2, представленные среди погребального инвентаря Эквенского могильника, могут иметь пережиточный характер и необязательно отражают существование какого-то более раннего этапа в его истории. По крайней мере так это следует из всех доступных ныне радиоуглеродных датировок как самого могильника, так и сопровождающего его поселения.
ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ КЕРАМИКИ
Керамика в материалах Эквенского могильника найдена в 53 погребениях: 18 из них расположены на Западном холме и 35 — на Восточном (прил.). При этом далеко не во всех случаях в могилу помещали целые сосуды — обычно один или два, очень часто это были только их фрагменты. Согласно описям, в коллекциях МАЭ РАН зарегистрировано 192 обломка керамики, включая один целый сосуд: 57 из них найдены на Западном холме, 141 — на Восточном. Сохранность керамики очень плохая, она за редкими исключениями очень хрупкая, поверхности отслаиваются или сильно загрязнены толстым слоем нагара и сажи (рис. 1, см. вклейку), который затрудняет анализ следов на поверхностях. Это же обстоятельство затрудняет и определение общего количе-
ства сосудов, представленных в коллекциях, но, по нашим оценкам, их не меньше 66. Эта цифра и взята за окончательную при подсчетах.
Формовочные массы. Осмотр всех черепков, хранящихся в коллекциях, с помощью бинокулярного микроскопа свидетельствует о разнообразии сырьевых практик. Формовочные массы варьировали как по количеству отощителя, так и по его качественному составу. однако определить точное количественное соотношение формовочных масс разного вида, как и вообще выделить эти виды, затруднительно, так как керамика имеет темный цвет и покрыта толстым слоем пищевого нагара и сажи, а также обмазкой, которые скрывают ее внутреннюю структуру.
В целом при осмотре этой керамики создается общее впечатление, что изготавливалась она преимущественно из негрубых масс, отличающихся отсутствием обильной мелкой (до 1 мм) и сред-неразмерной (до 3 мм) минеральной примеси. В то же время в них присутствует некоторое количество крупной угловатой или слабоокатанной примеси (рис. 2, см. вклейку). По объему мелко-и среднезернистой фракции посуда могла варьировать. Менее грубые массы (1А) содержали не более 10 % таких обломков, более грубые (1Б) — до 15-20 %. Крупной примеси было не более 5-10 %.
На этом фоне выделяется относительно малочисленная группа фрагментов, где в формовочных массах, напротив, доминировала обильная (20-30 %) примесь мелкого и среднего песка (рис. 2, см. вклейку). Сама примесь при этом могла различаться и по составу, и по степени окатанности. Выделяются варианты с хорошо окатанным речным гравием или песком черного или белого цвета (2А), а также с остроугольной или слабоокатанной примесью (2Б). эти черепки выглядели более грубыми и чаще имели «стертые» или не имеющие обмазки поверхности. Обломки более крупного размера также могут встречаться в составе этой керамики, но не они составляют ее специфическую черту.
В более грубых массах можно встретить также добавки пера1 (рис. 2, см. вклейку). Его в целом немного или даже очень мало. Иногда на поверхностях встречаются единичные отпечатки неустановленной волокнистой примеси2 или округлые или неправильных очертаний поры, морфология которых не ясна, так как они уходят вглубь черепков3.
Морфология сосудов. Формы сосудов исключительно однообразны. Из 27 фрагментов, позволяющих реконструировать форму, 24 представляли собой низкие миски или чаши (рис. 3: I), которые в американской литературе принято называть лампами. К этой же группе относится и единственный целый сосуд (рис. 3: 46в), а также два других, у которых сохранились фрагменты полного профиля, но которые оказалось невозможно склеить. Внутри этой группы сосуды различались по размерам и профилю. Их максимальные диаметры, всегда приходящиеся на устье, варьировали от 35 до 15 см. Профиль стенок мог быть в разной степени выпуклым или почти прямым. В первом случае сосуды получались полусферическими по общему контуру (рис. 3: 15, 182) и больше напоминали глубокие пиалы, во втором — близкими к коническим и представляли более мелкую и плоскую посуду (рис. 3: 102, 125).
Венчики у мисок были прямые (не меняли общий контур стенки) и почти во всех случаях имели плоские обрезы, скошенные наружу. Контур их строго не выдерживался по всей линии окружности: в разных ее точках могут встречаться дефекты формовки, а также некоторые искажения толщины, кривизны или формы обреза. С внутренней стороны венчиков часто имеются своего рода наплывы, когда внутренняя их кромка как бы нависает над стенкой. Такая деталь, скорее всего, связана с особенностями формовки. Она может появляться, например, при формовке сосудов кверху дном, но в этом случае под тяжестью сосуда венчик «проседает» обычно в обе стороны. В нашем случае такие наплывы встречаются только внутри и больше похожи на следы какой-то твердой основы, с которой соприкасалась внутренняя стенка сосуда на этапе формовки венчика.
1 Погребения 94, 106, возможно 134 и 182.
2 Погребение 45.
3 Погребения 156, 1361
А
Рис. 3. Керамика Эквенского могильника. Три основные формы сосудов (А) и сосуды с «ушками» на венчике (Б). Номера на рисунке означают номера погребений / сосудов, остальную информацию см. в прил. На рис. Б цифрами 1-3 обозначены профили венчика одного сосуда, снятые на разных участках его окружности Fig. 3. Ceramics of the Ekven burial ground. Three main forms of vessels (A) and vessels with handles on the rim (Б). The numbers in the figure indicate the numbers of burials / vessels, for other information see appendix. On fig. (Б) numbers 1-3 indicate profiles of the rim of one vessel, taken in different parts of its circumference
Отдельно следует отметить случаи оформления устья мисок специальными налепами — «ушками», полностью идентичными тем, что являются фирменным знаком посуды культур дземон и эпидземон. Оба таких сосуда найдены в погребении 57 (рис. 3Б). По форме они идентичны всем остальным найденным на могильнике лампам, отличаются равномерно черным цветом, гладкими ровными поверхностями и изготовлены из глины без примесей (рис. 2: 57, см. вклейку). Еще один сосуд из погребения 102 имеет на венчике два широких плавных выступа (рис. 3: 102). О наличии таких деталей на палео- и неоэскимосской посуде ни в российской, ни в американской литературе не упоминается.
Донышки в коллекции почти не идентифицируются. Исключение составляют три миски, у которых дно сохранилось полностью или частично4. Все три позволяют утверждать, что дно отдельно не изготавливалось и оформлялось как обычная стенка. Общий их контур плавно вогнутый, только в самой нижней точке может отмечаться уплощенный участок диаметром не больше 3-5 см. Никаких особенностей внутри и снаружи таких донышек не отмечено, только у одного сосуда из погребения 139 на внутренней части дна имелось округлое обугленное пятно около 5 см, как раз в самой нижней его точке. Отсутствуют в коллекции и фрагменты с налепны-ми выступами внутри, как у классических ламп.
Три сосуда, возможно, представляют собой более высокие горшковидные емкости, хотя такое обозначение, конечно, условно и используется лишь для того, чтобы отличить их от сосудов-ламп.
Один из них реконструируется на % своей высоты, найден в погребении 81, имеет открытую форму и прямые слегка суживающиеся от устья к дну стенки (рис. 3: II). Диаметр его устья 2425 см, расчетная высота 26-27 см. Венчик прямой, обрез плоский, скошен внутрь. Изготовлен из теста с обильной примесью гравия. Второй сосуд, судя по профилю его крупных обломков, имел аналогичную высокую форму, найден в погребении 96. Венчик прямой, обрез плоский, скошен наружу, изготовлен из формовочных масс вида 1А. Третий сосуд также не реконструируется, но отметить его необходимо, так как он единственный в коллекции имеет выделенную шейку, она оформлена путем резкого отгиба венчика наружу, сам венчик (его обрез) не сохранился (рис. 3: III). Судя по всему, сосуд небольшой, диаметр его шейки 15 см, стенка тулова чуть выпуклая, но общий контур сосуда не восстанавливается. Найден в погребении 106, изготовлен из массы второго вида с примесью пера (рис. 2: 106, см. вклейку).
Орнамент. Орнамента как такового на посуде нет, хотя имеются так называемые технические узоры, которые обычно считаются остатками процесса изготовления. Они представлены обрывками концентрических дуг, отпечатками широкого шнура, веревки, псевдотекстиля и неясными оттисками. Зонами их нанесения служили обрезы венчиков, внутренние и наружные стенки сосудов. К сожалению, из-за толстого слоя нагара и плохой сохранности поверхностей различаются эти узоры, как правило, очень плохо и только фрагментарно — ни одного сосуда, где бы восстанавливался их общий рисунок, нет. Поэтому при подсчетах нами учитывались отдельно не только сосуды, на которых такой орнамент присутствовал или отсутствовал, но и те, относительно которых достоверные данные на этот счет получены быть не могли (в приложении они отмечены как «нд»).
На венчиках какие-либо отпечатки встречаются редко, всего таких венчиков 9, а у 30 они отсутствуют. В тех случаях, когда они есть, отпечатки либо неясные, т. е. имеется какой-то рельеф, но ничего невозможно сказать о его морфологии и возможном происхождении, либо это желобки разной степени отчетливости, расположенные слегка наклонно. При этом на разных участках устья угол их наклона мог меняться, а сами желобки могли исчезать вообще. Они занимали обычно внешнюю кромку венчика и прилегающий к ней участок поверхности обреза. Скорее всего, появление этих следов на венчике — побочный результат обработки наружных поверхностей, так как ни одного случая, когда бы узор на венчиках имел специфический облик и отличался от того, что на поверхности, зафиксировать не удалось.
Погребения 46В, 102, 139
На внутренних стенках встречаются только оттиски псевдотекстиля (рис. 4А, см. вклейку). Морфология отпечатков очень неясная, как правило, они накладываются друг на друга, создавая впечатление «замятости». На поверхности мы наблюдаем сплошные поля мелких ямок стандартного размера (1,5-2 мм) неправильной овалоидной формы с ^образным асимметричным профилем. Ложе ямок гладкое. Нередко можно увидеть, как эти ямки-ячейки «выстраиваются» прямыми рядами — до 1,5-2 см, но такие участки обычно очень ограничены по площади. Мостики между ямками также гладкие. На поверхности сосудов эти оттиски располагались начиная сразу от обреза венчика, однако внутренняя его кромка оставалась гладкой, как и донышко сосудов. В большинстве случаев рисунок виден плохо, так как перекрыт нагаром или просто по какой-то причине сглажен, например окатан. В любом случае рельеф отпечатков очень плоский.
На первый взгляд, псевдотекстильные отпечатки очень похожи на оттиски текстильной фактуры, которую могли использовать в качестве прокладки между шаблоном и сосудом, однако сомнений все же возникает много, чем и обусловлен выбор термина. Очень сложно решить, отпечатком какого текстиля могут быть эти ямки. Собственно, на оттиски ткани они похожи очень слабо. Ни на одном из фрагментов не удалось выявить случаи пересечения нитей основы и утка, оттиски, если различаются, всегда выстроены в одну линию, а имитацию текстиля создает тот факт, что таких линий много и они формируют собой целое поле ячеек. Более всего эти ямки напоминают оттиски мелких узелков. В этом случае мы, по-видимому, имеем дело с мелкоячеистой сеткой, но тогда трудно объяснить отсутствие отпечатков самих нитей, соединяющих эти узелки. Кроме того, возникает вопрос, почему внутри ямок нет никакого микрорельефа, что как раз можно было бы ожидать от узелков, представляющих собой переплетение нескольких нитей.
Всего 12 сосудов в коллекции имеют псевдотекстильные отпечатки, в том числе два, где таковые фиксируются не вполне уверенно, еще у двух сосудов с внутренней стороны наблюдаются неясные оттиски, возможно случайные, так как они сосредоточены на очень небольших участках поверхности. У 24 сосудов внутренние стенки были гладкими, хотя нельзя с уверенностью сказать, что их фрагменты отражают полную картину.
Снаружи отпечатки имели еще более трудноразличимый вид. Если внутри нагар занимал в основном только относительно узкую полосу вдоль венчика (2-5 см), то снаружи он покрывал стенки почти полностью. Кроме того, наружные поверхности стабильно отличаются худшей сохранностью, что отражает какую-то особенность формовки сосудов. Они отслаивались, разрушались по спаям, выветривались и т.п., тогда как внутри такие дефекты встречаются крайне редко и, как правило, если они есть и снаружи. Очень осторожно можно сказать, что на пяти сосудах не было вообще никаких оттисков снаружи, они отличались гладкими стенками, а на тридцати сосудах их все же удалось зафиксировать.
Наиболее часто на внешних поверхностях распознаются обрывки концентрических окружностей, точнее дуг. Они образовывались желобками с И-образным профилем, ширина их обычно 3-4 мм, ложе уплощенное, края сглаженные. Примерно такой же ширины и формы были перемычки, имевшие перевернутый И-образный профиль. В двух случаях зафиксированы более узкие желобки шириной около 1,5 мм.
Концентрические оттиски зафиксированы на обломках 18 сосудов (рис. 4Б, см. вклейку). Обычно на поверхностях видны лишь небольшие участки с тремя-пятью дугами, иногда таких групп может быть несколько. В приустьевой зоне дуги ориентированы в основном вертикально. это значит, что лопаточка здесь прикладывалась к сосуду, будучи расположенной горизонтально. Ниже по тулову дуги уже могут быть ориентированы субгоризонтально, а лопаточка соответственно прикладывалась субвертикально. Еще на пяти сосудах отпечатки не образуют понятного рисунка, но, скорее всего, выполнены тем же инструментом.
Узоры из концентрических окружностях — характерный прием орнаментации, который в американской литературе связывают с бирниркским культурным комплексом. Считается, что такой орнамент наносился специальными лопаточками, на которых вырезали одну-две концентри-
ческие окружности так, чтобы они полностью вписывались в пространство их рабочих поверхностей, очень редко — несколько маленьких окружностей. И в материалах Эквенского могильника такие штампы найдены.
Специальные эксперименты показали, что большие штампы с одной большой окружностью, наиболее часто встречающиеся в коллекциях, систематически оставляют на сосудах отпечатки именно концентрических дуг (Алексашенко, Яншина 2017). Для того чтобы получить окружность, штамп нужно прикладывать к поверхности сосуда, специально фиксируя внимание на этой процедуре. Однако при сокращении длины инструмента и увеличении количества окружностей (т. е. при уменьшении размера окружностей) шанс автоматически получить на сосудах именно окружности повышается.
Это обстоятельство важно подчеркнуть, поскольку оно, возможно, имеет значение для понимания эквенских материалов. Хотя в литературе очень часто встречаются сосуды с отпечатками именно окружностей, в материалах Эквенского могильника мы имеем дело почти исключительно с обрывками дуг, причем часто большого диаметра. Насколько осознанным был выбор гончаров? Хотели ли они получить именно дуги на поверхностях или им было неважно, какой в итоге получится рисунок, судить сложно. В обоих случаях неясно, зачем нужно было вырезать круги на штампах, но по крайней мере можно быть уверенными в том, что оттиск круга не был для мастеров главной целью.
Среди других вариантов технического узора на керамике из Эквенского могильника представлены в основном малопонятные отпечатки, однозначная интерпретация которых затруднительна и может сильно зависеть от опыта и кругозора исследователя. Более того, почти во всех случаях они зафиксированы на небольших обломках сосудов, что не позволяет уверенно судить даже о том, являются ли они остатками какой-то регулярной намеренной обработки или же случайными оттисками.
Наиболее уверенно распознаются оттиски, оставленные предположительно шнуром (рис. 4В: 15, см. вклейку). Они зафиксированы на двух сосудах (15 и 156). В обоих случаях они представляли собой длинные желобки с характерными извилистыми краями. Располагались они на одном сосуде вертикально в приустьевой зоне, а на другом — под наклоном в придонной части (15). Ложе желобков и перемычки между ними уплощенные, без какого-либо внутреннего рельефа, ширина их 2-3 мм, на одном из сосудов видно, что перемычки заглажены (15). Возможно, такие же следы имеются и на третьем сосуде (1392), где они видны неотчетливо. Если это так, то здесь отпечатки нанесены под наклоном у венчика. Как далеко вниз они спускаются, неясно, но на дне их уже нет.
Еще на двух сосудах (62 и 49Г) определяются оттиски веревки (рис. 4В: 62, см. вклейку), оба эти сосуда представлены фрагментами тулова. Это длинные узкие бороздки с извилистыми краями (1-1,5 мм), на поверхности расположены разрозненно, никакого определенного рисунка не образуют. Никакой уверенности, что это следы намеренной обработки, нет. И наконец, еще один сосуд имеет на поверхности сплошное поле неясных оттисков, напоминающее псевдотекстильные отпечатки с внутренней поверхности сосудов (166j).
Технология изготовления. Наши наблюдения показывают наличие на эквенской посуде большого числа признаков, связанных с технологией ее изготовления, главным образом с обжигом и формовкой. Однако они могут иметь широкий спектр возможных интерпретаций, а потому их анализ требует отдельной публикации. По этой причине здесь мы не будем останавливаться на их характеристике подробно, тем более что для решения поставленных задач они мало что дают.
Проблемы типологии. Плохая сохранность эквенской керамики существенно затрудняет ее типологию. Более или менее устойчивые черты, т. е. повторяющиеся от сосуда к сосуду, пожалуй, характерны только для одной ее группы. Хотя внутри нее также имеются существенные вариации, на ее основе тем не менее может быть обособлен отдельный тип сосудов, который можно условно назвать эквенским (тип 1 в прил.).
Его основу образуют изделия, имеющие снаружи концентрические оттиски. При этом их внутренние стенки могут оставаться гладкими или иметь псевдотекстильные отпечатки. Сюда же, по-видимому, следует отнести и остальные сосуды с псевдотекстильными оттисками внутри, но с иными отпечатками на наружных стенках. Насколько позволяют судить наши наблюдения, все сосуды этого типа изготовлены из формовочных масс первой группы. Кроме того, особенностью этой керамики является присутствие красно-коричневых оттенков в окраске. Очень часто на этой керамике внутри (!) изломов видны ярко красные участки, прилегающие к темно-серым поверхностям (рис. 4А, см. вклейку). Это характерная технологическая деталь свидетельствует о единстве приемов обжига и использования: окислительная среда при обжиге и кратковременная восстановительная среда при последующем нагревании сосудов.
остальные сосуды, к сожалению, не образуют никаких устойчивых сочетаний признаков и не могут быть как-то определенно сгруппированы. Из них четыре сосуда объединяет отсутствие какого-либо декора на поверхностях и ровный черный цвет, однако остальные характеристики у них разные. Два сосуда не имеют заметной примеси в тесте и отличаются наличием налепных ушек на венчиках (57j 2). Два других сосуда, напротив, отощены обильной мелко- и среднезерни-стой примесью одинакового золотисто-коричневого цвета (140, 147). Еще два сосуда отличаются добавками пера (94 и 106). Один из них имеет выделенную шейку и глубокую форму, форма второго не известна, так как сохранились только его стенки.
ОБСУЖДЕНИЕ
Оценивая в целом керамику Эквенского могильника и учитывая ограниченность объема журнальной статьи, в обсуждении хотелось бы обозначить ряд моментов.
Во-первых, конечно, возникает необходимость соотнести между собой материалы могильника и поселения. Керамика последнего в работах российских коллег почти не имеет развернутых описаний (Днепровский 2001: 73-75; Бронштейн, Днепровский 2001), однако с этого поселения происходит керамическая коллекция, опубликованная А. Жельбер и собранная в 1997-1998 гг. в ходе работ российских и американских исследователей в рамках проекта «Ekven settlement International Archaeological Project» (Gelbert-Miermon 2006). Большая ее часть (739 фр.) обнаружена на местах разрушения жилищ, меньшая (182 фр.) — в шурфах, сделанных непосредственно на участках расположения сохранившихся жилищ.
Что важно подчеркнуть, проводя сравнение? Во-первых, тот факт, что подавляющее большинство керамики из этой коллекции соотносится с сосудами выделенного нами эквенского типа, хотя из-за различий в методике описания невозможно точно подсчитать, какое количество именно. Так, по данным А. Жельбер, просмотренная ею керамика имела снаружи только концентрические отпечатки. Часть таких сосудов имела внутри гладкие стенки, а другая — текстильные оттиски (Gelbert-Miermon 2006; см. тип А1 и В). Суммарно такая керамика составляет примерно половину коллекции. Остальные сосуды отличаются гладкими стенками, хотя в очень редких случаях могут иметь снаружи отпечатки текстиля. Следует, однако, отметить, что, судя по фотографии, текстильные оттиски снаружи сильно отличаются по морфологии от внутренних и больше напоминают вафельные (Gelbert-Miermon 2006: fig. 16).
Далее нужно упомянуть сырьевой полиморфизм керамики из коллекции А. Жельбер. Черепки варьировали по количеству отощителя, окатанности и размеру его зерен, а также по факту наличия волокнистой органической примеси, из которой достоверно атрибутирована только примесь пера (интересно, что здесь перо ассоциируется с относительно тонкотекстурными массами, тогда как в коллекции Эквенского могильника — только с грубыми, хотя таких фрагментов в ней всего два). при этом подавляющее их большинство связано с формовочными массами, имеющими небольшое количество угловатых грубых обломков горных пород, что в нашей выборке соответствует первой группе керамики, ассоциирующейся с эквенским типом сосудов. Интересно, что группа с окатан-
ными примесями — одна из самых малочисленных в коллекции А. Жельбер, как и в материалах Эквенского могильника.
Таким образом, перед нами вырисовываются общие черты эквенской керамики, наиболее массовой и в могильнике, и на поселении. Она украшена концентрическими оттисками снаружи и зачастую имеет внутри отпечатки, похожие на текстильные. Керамика имеет прямые, часто утолщенные венчики с уплощенным обрезом и изготовлена из формовочных масс с грубой, но необильной примесью угловатых и слабоокатанных обломков горных пород, иногда — с добавками пера. Преобладающие формы сосудов — открытые глубокие с почти вертикальными в верхней части стенками (на поселении) или низкие широкие лампы (на поселении и могильнике).
Возможно, такой тип сосудов был распространен не только в Эквене, так как концентрические отпечатки на наружных стенках сочетались с псевдотекстильными оттисками не только в его материалах. Упоминание текстильных оттисков на внутренних стенках сосудов с концентрическими отпечатками имеется в работах Форда и Гидингса (см. ссылки в: Окладников, Береговая 1971: 133-134), на поселении Пайпельгак (Лопатин 2012: 64), а также в материалах поселения Канискак (Гусев 1995; Гусев, Жущиховская 1998). Имеются такие отпечатки и на Барановом мысу, правда на наружных поверхностях (Окладников, Береговая 1971: 134, табл. 28). Более того, судя по фотографиям и описанию, они были идентичны отпечаткам на внутренних поверхностях эквенских сосудов (рис. 5).
Во-вторых, нужно подчеркнуть, что самая массовая группа сосудов Эквенского могильника и поселения, оформленная концентрическими отпечатками, позволяет безошибочно соотнести ее с неоэскимосской керамической традицией, выделенной по материалам памятников, расположенных на американской стороне Берингова пролива. Более того, в соответствии с классификацией, принятой в американской литературе, она может быть соотнесена с Barrow Curvilinear Paddled Ware или бирниркским культурным комплексом (Oswalt 1955; Dumond 1969; Stimmell 1994; Окладников, Береговая 1971: 136; Диков 1979: 215-218). Появление бирниркской керамики на Аляске относят примерно к V в. н. э. и связывают с влиянием, идущим со стороны материка, хотя конкретный его источник неизвестен, а исчезает она здесь примерно в XII-XV вв. (Oswalt 1955) или даже позже (Васильевский 1973: 115). В материалах же Эквенского поселения она может быть датирована лишь в широком временном интервале от VI до XVII в. (The Ekven Settlement 2014).
В связи с этим необходимо отметить еще одно важное обстоятельство. Присутствие, по сути, только бирниркской керамики в материалах Эквенского могильника и поселения находится в противоречии с изобилием здесь предметов, выполненных в древнеберингоморском стиле, который в материалах Аляски сочетается с добирниркскими керамическими традициями (linear-stamped и check-stamped), зато согласуется с вновь полученными датировками самого Эквенского могильника и поселения, свидетельствующими об их относительно позднем возрасте.
Рис. 5. Керамика с «текстильными» оттисками с Баранова мыса (Окладников, Береговая 1971: табл. XXVIII: 2, 6)
Fig. 5. Ceramics with "textile" impressions from Cape Baranov (Okladnikov, Beregovaya 1971: pl. XXVIII: 2, 6)
В свете этого наблюдения особое значение приобретает вопрос о том, когда именно бирнирк-ская керамика появляется на Азиатском континенте. В этом плане особый интерес может представлять погребение 121. Оно составляет пару (захоронены одновременно) или группу (захоронены родственниками) с погребением 122 и вместе с ним перекрыто сверху парным погребением 115-116 (Арутюнов, Сергеев 1975). По стилю орнаментации погребение 121 относится к ДБК2 (Бронштейн 1986). По костяку из этого погребения получена одна из самых ранних дат 2102±99, или III-VII вв. (ИЭМЭЖ-705). Между коленом и бедром костяка из погребения 121 найден единственный для всей этой группы захоронений фрагмент керамики, хорошо различимый и на полевой фотографии, и в альбоме с находками (Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 795. Рис. 69, 72: 142). На нем вполне отчетливо виден орнамент в виде концентрических окружностей (рис. 4, см. вклейку). На этом основании, по-видимому, можно говорить о том, что такой орнамент использовался с самого основания Эквенского могильника и поселения.
По материалам других чукотских памятников хронология керамики бирниркского облика в целом укладывается в общий интервал датировок Эквенского могильника и поселения. Она найдена на многих стоянках, но датированы среди них немногие.
Наиболее ранний возраст может иметь поселение Канискак (Дежнево), но здесь раскопано несколько жилищ разного возраста в интервале Ш-ХШ вв., и неизвестно, со всеми ли из них связана керамика с концентрическими отпечатками (Gusev et а1. 1999). Комплекс с бирниркскими гарпунами на Барановом мысу содержит всего 12 фрагментов такой керамики (из ~700 фр.) и датируется по единственной дате I-VII вв. н. э. (Окладников, Береговая 1971). В бирниркском жилище на поселении Пайпельгак, напротив, найдена в основном керамика с концентрическими окружностями, а хронология его по двум датам устанавливается в интервале ХП-ХГУ вв. (Днепровский 2006; Лопатин 2012). Кроме того, найдена такая керамика в жилище на поселении Нешкан с возрастом VI-VIII вв. (Диков 1977: табл. 174) и в погребениях Уэленского могильника (Арутюнов, Сергеев 1969: рис. 82).
Полный перечень памятников с посудой, украшенной концентрическими отпечатками, составить трудно, поскольку во многих публикациях, где сообщается о находках древней эскимосской керамики, никаких данных о ней обычно нет, как и ее рисунков. Однако судя по многочисленным находкам штампов с концентрической нарезкой, она была распространена на Чукотке весьма широко, и этому орнаменту здесь придавалось особое значение, так как чукотские штампы имеют очень богатое оформление и все сделаны из моржового клыка. Как минимум 20 штампов было найдено на азиатской стороне Берингова пролива, причем половина (!) из них — в Эквене.
На сегодняшний день можно отметить также то, что из всех коллекций древнеэскимосской керамики Чукотки, имеющих хотя бы самое общее описание, бирниркская посуда совершенно определенно отсутствует на поселении Кивак, возраст которого по единственной радиоуглеродной дате определяется в интервале I—III вв. (Орехов 2020), а также, по-видимому, в Чинийском могильнике, возраст которого вместе с жилищем по четырем радиоуглеродным датам VII-VIII вв. В материалах последнего памятника в погребениях найдена только гладкая посуда, а в жилище — посуда «с оттисками подобных, хотя и несколько более простых узоров» (Диков 1974: 93).
В-третьих, из-за отсутствия датировок и проблем с фиксацией керамики в поле, к сожалению, невозможно строго соотнести керамику из коллекции Эквенского могильника с той или иной хронологической группой погребений, которые выделялись ранее на основе конструкции гарпунов или их орнаментов. В то же время ряд обстоятельств здесь все-таки привлекает к себе особое внимание.
Так, с одной стороны, присутствие элементов стилей ДБК1-2 (Бронштейн 1986) позволяет отнести к кругу наиболее ранних памятников древнеберингоморской культуры всего четыре эк-венских погребения с керамикой: 35, 57, 121, 130. Все они расположены на западном холме и содержат разные по облику сосуды. В погребении 35 керамика была настолько плохо обожжена, что ее не удалось собрать и сохранить. В погребении 57 найдены два черных гладкостенных сосуда
с «дземонскими» ушками на венчиках (см. рис. 3), в погребении 121 — один фрагмент керамики с концентрическими оттисками, в погребении 130 — обломки верхней части черного с наружной поверхностью, полностью перекрытой нагаром. Все это означает, что никакие определенные характеристики керамики не могут быть ассоциированы с ранним древнеберингоморским этапом формирования могильника, т. е. на основании анализа керамики такой этап не выделяется.
С другой стороны, керамика эквенского типа с бирниркской орнаментацией не обнаруживает строгой корреляции с группами погребений, выделенными на основании орнамента на костяных изделиях. Например, среди погребений, содержащих предметы стилей ДБК1-2, такая керамика найдена в одном погребении из четырех, стиля ДБК3 — в одиннадцати погребениях из 21, стилей бирнирк-пунук — в трех погребениях из 19. При этом с каждым стилем ассоциируются в том числе сосуды с концентрическими отпечатками. Это наблюдение, в свою очередь, указывает либо на относительную гомогенность материалов могильника, либо на отсутствие хронологической информации в орнаментальных стилях, выделенных по материалам костяных индустрий.
И наконец, в-четвертых, необходимо упомянуть и о некоторых интересных отличиях керамики из Эквенского могильника от поселенческой керамики, тем более что они позволяют ставить вопрос о том, что в погребальном обряде культур неоэскимосского круга, возможно, использовалась особая погребальная посуда, хотя это наблюдение должно быть в дальнейшем перепроверено на других источниках.
Выше уже отмечалось, что почти все сосуды из погребений представляют собой лампы, т. е. имеют очень низкие блюдовидные формы. В коллекции А. Жельбер такие сосуды также присутствуют, но они составляют примерно такую же по численности группу, как и сосуды высоких форм с вертикальными стенками. Если же к последней группе добавить емкости закрытых форм, то в количественном отношении сосуды-«не лампы» окажутся в коллекции поселения доминирующими.
Собственные наблюдения, основанные на осмотре небольших серий керамики с поселений Эквен и Канискак, свидетельствуют также в пользу того, что погребальная керамика имеет гораздо худшее качество — в силу более слабого обжига она более хрупкая, сильнее слоится и разрушается. Кроме того, на ней или реже встречаются, или менее заметны из-за более частого присутствия нагара и сажи концентрические оттиски.
Аналогичную картину отмечал Н. Н. Диков в материалах Чинийского могильника, что может указывать на неслучайный характер наблюдаемых различий. По его данным, сосуды из жилища имеют большее морфологическое разнообразие, прежде всего за счет присутствия более высоких форм, отличаются более тонкими стенками и наличием оттисков, соответствующих нарезке на штампах (концентрические окружности на них отсутствуют), найденных в одном из погребений, тогда как посуда из погребений отличалась грубой выделкой, плохим обжигом и совсем не имела технической орнаментации на поверхностях (Диков 1974: 91-93).
ПРИЛОЖЕНИЕ
КЕРАМИКА ЭКВЕНСКОГО МОГИЛЬНИКА. ПОЛНЫЙ ПЕРЕЧЕНЬ УЧТЕННЫХ НАХОДОК
Погр.
Колл.
Предмет (БД КАМИС)
Количество сосудов, ед
Венчик*
Внутренние Наружные Тип
поверхности* поверхности* керамики
Стиль
3X3-4 3X6
3X8
3X22
3X26
3X35
ЗХ49А
ЗХ49Г 3X57
3X77
3X81
3X82
3X85
3X106
3X112
3X121
3X125
3X130
ВХ15
ВХ44
ВХ45
ВХ46Б
6479
6508 6508
6508
6508 6561
6561 6561 6561 6561 6587 6587 6587 6587 6587 6479 6508 6508 6508
715
716-718
40, 1138 57
738 738/, 10 785 24
475
589, 590, 591-592
509 1317 2
28
142
185
256
529
510 585 601
1 1
49А1 49А2 1
57,
57„
1: жел нд
нд 0
0 0
нд
0
0
нд
0
о
нд нд 0 0 0 о о
нд
О
О
1: текст О
нд нд
О О
1:неяс
О
О
нд
О
О
нд нд
НД НД НД
О
1: текст нд
1: текст О
1: ко 1: вер
нд нд
нд
1:неяс 1:вер(?) О О
нд
нд
нд
нд
нд
1:ко
1:ко
нд
нд
1:шнур нд 1:ко 1:неяс
ДБКЗ
ДБКЗ ДБКЗ ДБКЗ ДБК1-2
ДБК1-2 П
ДБК1-2
ДБКЗ
ДБКЗ
ДБКЗ
ДБКЗ
ю
СО СП
Погр.
Колл.
Предмет (БД КАМИС)
Количество сосудов, ед
ВХ46В 6508 619 1
ВХ51 — — —
ВХ89 6561 624-625 1
ВХ92 6561 705, 707 92,
712-713, 708 922
706, 709-710 92,
ВХ94 6561 720-723 1
ВХ96 6561 878-882, 883, 884 96,
962
ВХ99 6561 951 1
ВХ100 6561 976, 977-979, 1000, 1-?
1096
ВХ102 6561 1138 1
ВХ133 6587 383 1
ВХ134 6587 437 1
ВХ136 6587 489/, 136,
489/, 1362
ВХ137 6587 582 137
ВХ139 6587 705(630 - ?) 139,
714 1392
б/№ 139,
ВХ140 6587 746 1
ВХ143 6587 840 1
ВХ146 6587 996 1-?
ВХ147 6587 1003 1
ВХ149 6587 1044 1
ВХ150 6587 1064 150,
„ * Внутренние Наружные Тип „
Венчик* ^ 1 . 1• . Стиль
поверхности* поверхности* керамики
0 1: текст 1:неяс (на дне) 1 ДБКЗ
0 0 нд
нд 0 нд ДБКЗ
1 1: текст (?) 1:ко 1 ДБКЗ
0 нд нд ДБКЗ
нд нд нд
1 1: текст 1:ко 1
НД 1: текст 1:ко 1
1 0 1:ко 1 П
НД нд нд П
0 1: текст 1:ко 1 ДБКЗ
НД нд нд ДБКЗ
НД 0 1:ко 1
НД нд 1:ко 1 ДБКЗ
НД нд нд ДБКЗ
0 НД 1:ко 1 ДБКЗ
0 0 нд П
1: жел 1: текст 1: шнур (?) 1 П
1: жел 0 1:ко 1 П
1(?): жел(?) 0 0 ДБКЗ
нд нд нд ДБКЗ
нд нд нд
0 0 0 ДБКЗ
1: жел 0 1:ко (?) ДБКЗ
нд нд нд ДБКЗ
Погр. Колл. Предмет (БД КАМИС) Количество сосудов, ед Венчик* Внутренние поверхности* Наружные поверхности* Тип керамики Стиль
150, 0 0 1:неяс ДБКЗ
ВХ152 6587 1143 1 нд 1: текст 1:ко узк 1 ДБКЗ
ВХ154 6588 16 1 нд 0 1:неяс ДБКЗ
ВХ156 6588 311 1 0 0 1:шнур П
ВХ157 6588 312 157, 0 нд нд ДБКЗ
1572 1: жел(?) нд 1:неяс ДБКЗ
ВХ166 6588 463 166, 0(?) 1: текст (?) 1 :текст(?) 1
1662 К?) нд 1:неяс
ВХ168 6588 513 1-? 0 1:неяс 1:ко 1 ДБКЗ
ВХ182 6588 791 1 нд 0 нд ДБКЗ
ВХ184 6588 994/, 184, 0 0 1:ко узк 1 ДБКЗ
994/, 1842 нд нд 1:ко 1 ДБКЗ
ВХ187 6588 1129 1 0 1: текст нд 1 ДБКЗ
ВХ188 — — — — — — —
ВХ189 6588 1162 1 нд 0 1:ко 1 П
Примечание: Номер предмета по базе данных КАМИС может отличаться от номера на предмете, так как при перерегистрации коллекций многие вещи получали новые номера; звездочкой помечены колонки с сокращениями: 1 — есть признак, 0 — нет признака, нд — не видно в силу разных причин (толстый слой нагара, нет в коллекции, разрушены поверхности и т. п.); стиль орнаментации дан по: (Бронштейн 1986).
КУНСТКАМЕРА | KUNSTKAMERA № 3 (17) ■ 2022 БЛАГОДАРНОСТИ
Автор выражает свою искреннюю признательность Сухоруковой Елене Станиславовне и Днепровскому Кириллу Александровичу за любезно предоставленную возможность ознакомиться с материалами эквенских погребений и жилища, а также за полезные консультации по вопросам, касающимся темы статьи.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
FEB RAS — Far East Branch of Russian Academy of Sciences
МАЭ РАН — Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН
ОмГУ — Омский государственный университет
ИИАЭ ДВО — Институт истории, археологии и этнографии Дальневосточного отделения РАН
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 674. Дневник Д. А. Сергеева за 1961 г.
Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 678. Дневник (№ 1) Д. А. Сергеева за 1962 г
Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 780. Дневник Д. А. Сергеева за 1963 г.
Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 770. Приложение к отчету Д. А. Сергеева за 1963 г.
Архив МАЭ РАН. Ф. К-1. Оп. 2. Д. 795. Приложение к отчету Д. А. Сергеева за 1965 г.
Алексашенко Н. А., Яншина О. В. Керамические штампы Эквенского могильника // Археология Евразийских степей. 2017. № 1. С. 265-278.
Арутюнов С. А., Сергеев Д. А. Древние культуры азиатских эскимосов. Уэленский могильник. М.: Наука, 1969.
Арутюнов С. А., Сергеев Д. А. Проблемы этнической истории Берингоморья: Эквенский могильник. М.: Наука, 1975.
БронштейнМ. М. Типологические варианты древнеэскимосского графического орнамента (к проблеме этнокультурной истории Берингоморья в I тыс. до н. э. — I тыс. н. э.) // Советская этнография. 1986. № 6. С. 46-58.
Бронштейн М. М., Днепровский К. А. Жилище морских зверобоев древней Чукотки // Памятники культуры. Новые открытия. 2000. М.: Наука, 2001.
Васильевский Р. С. Древние культуры Тихоокеанского Севера. Новосибирск: Наука, 1973.
Гусев С. В. Раскопки эскимосского поселения Канискак (Дежнево) на азиатском берегу Берингова пролива (1990-1992) // Археологические вести. 1995. № 4. С. 25-32.
Гусев С. В., Жущиховская И. С. Реконструкция технологии производства керамики приморских культур Восточной Чукотки // Интеграция археологических и этнографических исследований: Материалы VI между-нар. науч. семинара. Омск: ОмГУ, 1998. Вып. 1. С. 56-58.
Диков Н. Н. Чинийский могильник (к истории морских зверобоев Берингова пролива). М.: Наука, 1974.
Диков Н. Н. Археологические памятники Камчатки, Чукотки и Верхней Колымы. Азия на стыке с Америкой в древности. М.: Наука, 1977.
Диков Н. Н. Древние культуры Северо-Восточной Азии. Азия на стыке с Америкой в древности. М.: Наука, 1979.
Днепровский К. А. Динамика древнеэскимосской культуры Чукотки в эпоху бирнирка и раннего пунука: дис. ... канд. ист. наук. М., 2001.
Жущиховская И. С. Очерки истории древнего гончарства Дальнего Востока России. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 2004.
Лопатин Н. В. О древнеэскимосском гончарстве (по материалам поселения Пайпельгак) // Вехи на мысах. К 80-летию член-корреспондента РАН С. А. Арутюнова / под ред. М. М. Бронштейна, И. И. Крупника. М.: Государственный музей Востока, 2012. С. 60-69.
Окладников А. П., Береговая Н. А. Древние поселения Баранова мыса. Новосибирск: Наука, 1971.
Орехов А. А. Керамика древнеберингоморского жилища древнеэскимосского поселения Кивак (Чукотский полуостров) // Труды ИИАЭ ДВО РАН. 2020. № 1 (26). С. 83-97.
Понкратова И. Ю. Гончарство Северо-Востока Азии как культурно-историческое явление: дис. ... канд. ист. наук. Магадан, 1999.
Руденко С. И. Древняя культура Берингова моря и эскимосская проблема. М.; Л.: Главсевморпуть, 1947. Dneprovsky K. A Late Birnirk House at Paipelghak in Northern Chukotka: A Preliminary Report Based on the Excavation from 2002-2004 // Alaska Journal of Anthropology. 2006. No. 1-2. P. 34-54.
Dumond D. The Prehistoric Pottery of Southwestern Alaska // Anthropological Papers of the University of Alaska. 1969. No. 14 (2). P. 18-42.
Gelbert-Miermon A. Pottery from the Bluff at the Ekven Settlement // Archaeology in Northeast Asia on the Pathway to Bering Strait / ed. by D. Dumond, R. Bland. Eugene: University of Oregon. 2006. P. 162-191.
Gusev S., Zagoroulko A., Porotov A. Sea Mammal Hunters of Chukotka, Bering Strait: Recent Archaeological Results and Problems // World Archaeology. 1999. No. 30 (3). P. 354-369.
Kuzmin Y. The Ekven Settlement: Eskimo Beginnings on the Asian Shore of the Bering Strait. Book Review // Journal of Island and Coastal Archaeology. 2016. No. 11. P. 141-143.
Mason O., Rasic J. Walrusing, Whaling and the Origins of the Old Bering Sea Culture // World Archaeology. 2020. No. 51 (3). P. 454-483. doi: 10.1080/00438243.2019.1723681.
Oswalt W. Archaeology Alaskan Pottery: A Classification and Historical Reconstruction // American Antiquity. 1955. No. 21 (1). P. 32-43.
Ponkratova I. Pottery industries in the north of the Russian Far East // Archaeology in Northeast Asia: On the Pathway to Bering Strait / ed. by D. Dumond, R. Bland. Eugene: University of Oregon, 2006. P. 129-158.
Stimmell C. Going to Pot: A Technological Overview of North America Arctic Ceramics // Threads of Arctic Prehistory: Papers in Honour of William E. Taylor Jr. Ed. by David Morrison and Jean-Luc Pilon. Quebec: Canadian Museum of Civilization, 1994. P. 35-56.
The Ekven Settlement: Eskimo Beginnings on the Asian Shore of the Bering Strai / ed. by Y. Csonka. Oxford: Archaeopress, 2014. (BARIS. № 2624).
REFERENCES
Aleksashenko N. A., Yanshina O. V. Keramicheskie shtampy Ekvenskogo mogil'nika [Stamps for Pottery Decoration Among Ekvan Cemetery's Toolkit]. ArkheologiiaEvraziiskikh stepei, 2017, no. 1, pp. 265-278. (In Russian) Arutiunov S. A., Sergeev D. A. Drevnie kul'tury aziatskikh eskimosov. Uelenskii mogil'nik [Ancient Cultures of the Asian Eskimos: Uelen Cemetery]. Moscow: Nauka, 1969. (In Russian)
Arutiunov S. A., Sergeev D. A. Problemy etnicheskoi istoriiBeringomor 'ia: Ekvenskii mogil'nik [The Problem of Ethnic History of Bering Sea Area: Ekven Cemetery]. Moscow: Nauka, 1975. (In Russian)
Bronshtein M. M. Tipologicheskie varianty drevneeskimosskogo graficheskogo orna-menta (k probleme etnokul'turnoi istorii Beringomor'ia v i tysiacheletii do nashei ery - i tysiacheletii nashei ery) [Typological Variants of the Ancient Eskimo Graphic Ornament: On the Problem of the Ethnocultural History of the Bering Sea]. Sovetskaia etnografiia, 1986, no. 6, pp. 46-58. (In Russian)
Bronshtein M. M., Dneprovskii K. A. Zhilishche morskikh zveroboev drevnei Chukotki [Dwellings of Sea Hunters of Ancient Chukotka]. Pamiatniki kul'tury. Novye otkrytiia. 2000 [Culture Heritage. New Discoveries. 2000]. Moscow: Nauka, 2001. (In Russian)
Bronshtein M. M., Dneprovskii K. A. Ekven: istoriia izucheniia [Ekven: History of study]. Vekhi na mysakh: K 80-letiiu chlen-korrespondenta RAN S. A. Arutiunova [Milestones at the Capes: To the 80th Anniversary of the Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences S. A. Arutiunov]. Moscow: Gosudarstvennyi muzei Vostoka, 2012, pp. 20-31. (In Russian)
Dikov N. N. Chiniiskii mogil'nik: k istorii morskikh zveroboev Beringova proliva [Chini Semetery: Toward the History of Bering Strait Sea Hunters]. Moscow: Nauka, 1974. (In Russian)
Dikov N. N. Arkheologicheskie pamiatniki Kamchatki, Chukotki i Verkhnei Kolymy. Aziia na styke s Amerikoi v drevnosti [Archaeological Sites of the Kamchatka Peninsula, Chukchi Peninsula, and the Upper Stream of Kolyma River]. Moscow: Nauka, 1977. (In Russian)
Dikov N. N. Drevnie kul 'tury Severo-Vostochnoi Azii. Aziia na styke s Amerikoi v drevnosti [Ancient Cultures of North-East Asia: Asia at the Junction Point with America in the Ancient Time]. Moscow: Nauka, 1979. (In Russian)
Dneprovskii K.A. Dinamika drevneeskimosskoi kul'tury Chukotki v epokhu birnirka i rannego punuka [Dynamics of the Chukotka Ancient Eskimo Culture in the Epoch of Birnirk and Early Punuk]. PhD in History. Moscow, 2001. (In Russian)
Dneprovsky K. A Late Birnirk House at Paipelghak in Northern Chukotka: A Preliminary Report Based on the Excavation from 2002-2004. Alaska Journal of Anthropology, 2006, no. 1-2, pp. 34-54.
Dumond D. The Prehistoric Pottery of Southwestern Alaska. Anthropological Papers of the University of Alaska, 1969, no. 14(2), pp. 18-42.
Gelbert-Miermon A. Pottery from the Bluff at the Ekven Settlement. Archaeology in Northeast Asia on the Pathway to Bering Strait. Ed. by D. Dumon and R.Bland. Eugene: University of Oregon, 2006, pp. 162-191.
Gusev S. V. Raskopki eskimoskogo poseleniia Kaniskak (Dezhnevo) na aziatskom beregu Beringova proliva (1990-1992) [Excavations at the Eskimo Settlement Kaniskak (Dezhnevo) on the Asian Coast of the Bering Strait]. Arkheologicheskie vesti, 1995, no. 4, pp. 25-32. (In Russian)
Gusev S. V., Zhushchikhovskaia I. S. Rekonstruktsiia tekhnologii proizvodstva keramiki primorskikh kul'tur Vostochnoi Chukotki [Reconstruction of the Pottery Technology of Maritime Cultures of Eastern Chukotka]. Integratsiia arkheologicheskikh i etnograficheskikh issledovanii: materialy VI mezhdunarodnogo nauchnogo seminara. Vol. 1. [Integration of Archaeological and Ethnographic Research: Proceedings of the International Scientific Seminar. Vol. 1]. Omsk: OmGU, 1998, pp. 56-58. (In Russian)
Gusev S., Zagoroulko A., Porotov A. Sea Mammal Hunters of Chukotka, Bering Strait: Recent Archaeological Results and Problems. World Archaeology, 1999, no. 30(3), pp. 354-369.
Kuzmin Y. The Ekven Settlement: Eskimo Beginnings on the Asian Shore of the Bering Strait. Book Review. Journal of Island and Coastal Archaeology, 2016, no. 11, pp. 141-143.
Lopatin N. V. O drevneeskimosskom goncharstve (po materialam poseleniia Paipel'gak) [On the Ancient Eskimo Pottery-Making Based on the Materials ofPaypel'gak Site]. Vekhi na mysakh: k 80-letiiu chlen-korrespondenta RASS. A. Arutiunova [Milestones at the Capes: To the 80th Anniversary of the Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences S. A. Arutiunov]. Moscow: Gosudarstvennyi muzei Vostoka, 2012, pp. 60-69. (In Russian)
Mason O., Rasic J. Walrusing. Whaling and the Origins of the Old Bering Sea Culture. World Archaeology, 2020. doi: 10.1080/00438243.2019.1723681
Okladnikov A. P., Beregovaia N. A. Drevnie poseleniia Baranova mysa [Ancient Settlements at the Baranov Cape]. Novosibirsk: Nauka, 1971. (In Russian)
Orekhov A. A. Pottery of the Old Bering Sea Dwelling of the Ancient Eskimo Settlement of Kivak (Chukotka Peninsula). Proceedings of the Institute of History, Archaeology and Ethnology FEB RAS, 2020, no. 1(26), pp. 8397. (In Russian)
Oswalt W. Archaeology Alaskan Pottery: A Classification and Historical Reconstruction. American Antiquity, 1955, no. 21(1), pp. 32-43.
Ponkratova I. Yu. Goncharstvo Severo-Vostoka Azii kak kul'turno-istoricheskoe iavlenie [North-East Asian Pottery-Making as Cultural and Historical Phenomenon]. Dissertatsiia na soiskanie uchenoi stepeni kandidata istoricheskikh nauk. Magadan, 1999. (In Russian)
Ponkratova I. Pottery Industries in the North of the Russian Far East. Archaeology in Northeast Asia: On the Pathway to Bering Strait. Ed. by D. Dumond and R. Bland. Eugene: University of Oregon, 2006, pp. 129-158.
Rudenko S. I. Drevniaia kul 'turaBeringova moria i eskimosskaiaproblema [Ancient Culture of the Bering Sea and the Eskimo Problem]. Moscow; Leningrad: "Glavsevmorput'", 1947. (In Russian)
Stimmell C. Going to Pot: A Technological Overview of North America Arctic Ceramics. Threads of Arctic Prehistory: Papers in Honour of William E. Taylor Jr. Ed. by D. Morrison and J.-L. Pilon. Quebec: Canadian Museum of Civilization, 1994, pp. 35-56.
The Ekven Settlement: Eskimo Beginnings on the Asian Shore of the Bering Strait. Ed. by Y. Csonka. Oxford: Archaeopress, 2014 (BARIS. № 2624)
Vasil'evskii R. S. Drevnie kul'tury Tikhookeanskogo severa [Ancient Cultures of North Pacific Rim]. Novosibirsk: Nauka, 1973. (In Russian)
Zhushchikhovskaia I. S. Ocherki istorii drevnegogoncharstvaDal'nego VostokaRossii [Essays on the History of Ancient Pottery-Making in the Russian Far East]. Vladivostok: IHAE FEB RAS, 2004. (In Russian)
Submitted: Accepted: Published:
20.07.2022 30.08.2022 10.10.2022
К статье О. В. Яншиной
Рис. 1. Керамика Эквенского могильника. Образцы нагара на внутренних (А) и внешних (Б) поверхностях сосудов и следы охры на одном из них (147). Номера на рисунке означают номера погребений / сосудов
Fig. 1. Ceramics of the Ekven burial ground. Samples of soot on the inner (A) and outer (Б) surfaces of the vessels and traces of ocher on one of them (147). The numbers in the figure indicate the numbers of burials / vessels
189
Рис. 2. Керамика Эквенского могильника. Образцы формовочных масс. 57t — группа 1А; 1361 — группа 1Б; 82, 89, 189 — группа 2А; 106, 94 — группа 2Б с добавками пера. На фрагменте из погребения 189 видны ямки от выпавших зерен примеси. Номера на рисунке означают номера погребений / сосудов Fig. 2. Ceramics of the Ekven burial ground. Samples of molding masses. 571 — group 1A; 1361 — group 1B; 82, 89, 189 — group 2A; 106, 94 — group 2B with pen additions. On a fragment from burial 189, holes from fallen impurity grains are visible. The numbers in the figure indicate the numbers of burials / vessels
Рис. 4. Керамика Эквенского могильника. Отпечатки на внутренних (А) и наружных (Б-В) поверхностях сосудов — псевдотекстильные (А), концентрических окружностей (Б), шнуровые (В). Номера на рисунке означают номера погребений / сосудов, остальную информацию см. в прил. Fig. 4. Ceramics of the Ekven burial ground. Impressions on the inner (A) and outer (Б-В) surfaces of the vessels are pseudo-textile (A), concentric circles (Б), corded (В). The numbers in the figure indicate the numbers of burials / vessels, for other information see appendix
