CC BY
29
Александр Алексеенко, директор НИИ демографии ВКГУ (Казахстан) КАЗАХСТАНСКИЙ ПУТЬ МОДЕРНИЗАЦИИ: ЭТНОДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Разрабатываемая в независимом Казахстане стратегия модернизации предполагает, помимо прочего, устранение “перекосов”, оставленных советским прошлым. Среди них часто упоминаются и “перекосы” этнодемографические — в воспроизводстве населения, этнической структуре, структуре расселения. Проследив изменения, происходившие в этих областях в период независимости, автор статьи приходит к выводам, показывающим, какие объективные сложности этнодемографического характера могут возникнуть на пути модернизации. Прежде всего, не оправданы расчеты на ускорение темпов роста населения за счет его сельского казахского сегмента. Далее, хотя эмиграционный отток нетитульного населения республики значительно ослабел, тесная взаимосвязь между внутренней сельско-городской миграцией и эмиграцией сохраняется, так что усиление первой всегда может иметь следствием новый всплеск второй. Между тем и жестокий кризис расселенческой структуры в сельской местности, и планы сокращения численности сельского населения и фактического забрасывания сельских районов, признанных неперспективными, не могут не вызвать такого наплыва сель-ских казахов в города, который по своим масштабам превзойдет миграционную волну 90-х годов. Это, в сочетании с неизбежным — и неизбежно ускоряющимся в условиях массовой сельско-городской миграции — переводом делопроизводства на казахский язык и усилением в городах этнической конкуренции за вознаграждающую занятость, может обернуться новой волной эмиграции. Превращение былого русскоязычного массива в рассеянную, численно сильно сократившуюся диаспору снимет угрозы, рождаемые социальной напряженностью, производной от ускоренной урбанизации сельских казахов. В то же время с исчезновением прежнего “европейского” цивилизационного стержня городского населения может произойти частичная ретради-ционализация социальных отношений, усиление в собственно казахской социальной среде клановых делений и меж-клановой конкуренции.
В первые годы независимости на логику суверенного развития Казахстана, как и других новых независимых государств (ННГ), су-
щественное влияние оказывало советское прошлое. Важным компонентом этого “прошлого” была этническая структура республики. Европейское по происхождению население было в абсолютном большинстве, оно же занимало лидирующие позиции в социально-профессиональной структуре. Все это приближало Казахстан к статусу “русскоязычного” региона. Казахи, в массе своей проживавшие в сельской местности, в значительной мере оставались в стороне от доминантных общественно-политических процессов. В 90-е годы радикальных сдвигов в этом отношении не произошло, суверенные этнокультурные декларации изменили ситуацию не слишком сильно, пропаганда национальной идеи замыкалась в основном в “доколониальных” (традиционных) этнокультурных рамках и постепенно теряла аудиторию. В начале XXI в. республика выходит на новые рубежи. По словам президента страны Нурсултана Назарбаева, “Казахстан... завершил основной этап политических и экономических реформ. На повестке дня — модернизация страны, “встраивание” на приемлемых для нас условиях в мировую экономику”. При выборе пути дальнейшей модернизации общества будут учитываться исторические корни, традиции народа, основные идеологические концепции должны быть адаптированы к реалиям Казахстана. Ибо “опора на национальную специфику и исторический опыт прибавляет... обществам устойчивости и придает внутреннюю логику их развитию. Точно так же и Казахстан стремится идти своим путем, используя свои преимущества и исправляя доставшиеся от прошлого “перекосы””. С исправления этих “перекосов”, унаследованных от советской модернизации, видимо, и должна начаться модернизация эпохи независимости.
Демографический фактор играет возрастающую роль в развитии Республики Казахстан. Государство с большой территорией обладает несопоставимо малым по численности населением, которое при этом еще и сокращается. Огромную негативную роль в сокращении населения играет эмиграция. Но и естественный прирост, хотя и держится пока на положительной отметке, быстро снижается. Тенденции демографического развития таковы, что в Казахстане смертность может начать превышать рождаемость. Учеными Казахстана не раз предпринимались попытки разобраться в демографической ситуации. При этом внимание уделялось миграционному движению населения, прежде всего эмиграции, процессы же воспроизводства долгое время оставались в тени. Казалось, тут и обсуждать-то особенно нечего,
мнения специалистов и политиков совпадают— те и другие уповают на быстрый рост рождаемости. Но за счет чего и/или кого может случиться такой рост? Авторы “Программы демографического развития Республики Казахстан на 2001—2005 годы” считают, что ставка должна быть сделана на сельских жителей республики. Демографическое будущее Республики Казахстан формируется в детерминантах, не предполагающих широкого распространения традиционной многодетной семьи. Происходящая быстрыми темпами у казахов смена традиционного аграрного типа рождаемости современным индустриальным — необратимый процесс, поэтому призывы к возврату традиционной многодетности вызывают удивление. Любая традиция складывается в определенных социально-экономических, политических, правовых условиях. Некогда многодетность была характерна практически для всех народов мира, но постепенно, с изменением основных детерминант демографического поведения, она сходит на нет. Далеко за примерами ходить не надо, достаточно вспомнить демографическую историю казахстанских русских. В середине 20-х годов XX в. их семьи по количеству детей почти вдвое превышали казахские. Но урбанизация и индустриализация, при всей специфике их советских вариантов, привели к появлению новых установок. В настоящее время уже говорят о традициях малодетности русских. Сходный путь в последние десятилетия прошли многие народы, не менее казахов чтущие обычаи и традиции: японцы, итальянцы, корейцы и другие. Казахи уже более 20 лет идут в том же направлении, кризис 90-х годов лишь ускорил это движение.
Что возврат в традиционное прошлое маловероятен (если вообще возможен), доказывается не только демографическими показателями. В 2002 г. был проведен социологический опрос, целью которого было выявление социально-статусных приоритетов населения Казахстана. Выяснилось, что “стать главой большого и уважаемого семейства” мечтают 24,9% казахов, 16,1% русских, 16,9% представителей других народов. “Стать почитаемым и влиятельным человеком среди широкого круга родственников и земляков” хотели бы соответственно 15,5, 11,8 и 11,6%. А вот стремление “стать хорошим, высококвалифицированным, высокооплачиваемым специалистом в любой области” выразили 55,6% казахов, 66,7% русских, 66,1% представителей остальных этнических групп. Как видно, независимо от этнической принадлежности, лишь меньшая часть жителей Казахстана делают ставку на традиционные ценности. У большинства ценност-
ные приоритеты иные: образование, карьера, высокооплачиваемая работа и т.д., — все то, что очень редко сочетается с многодетной семьей.
Общеизвестно, что в высокоразвитых государствах мала доля населения, занятого в сельском хозяйстве. В Казахстане, согласно стратегическим планам, она вскоре должна установиться на столь же низкой отметке. Напомним в этой связи слова президента Назарбаева: “Один европейский крестьянин сегодня кормит в среднем 32 человека. В США — около 100 человек, причем 70 своих и 30 за рубежом. В развитых странах в сельскохозяйственном производстве занято лишь 10% от общего числа работающих, а у нас в три раза больше. И эту ситуацию нужно менять”. Получается, что установка на рост населения в сельской местности противоречит общегосударственной стратегии. Если бы она была реализована, это обернулось бы столь мощным неконтролируемым потоком сельско-городской миграции, что города просто не смогли бы переварить массу пришедших. Кстати, проблема уже сейчас актуальна для крупных городов Казахстана.
В настоящее время возрастные группы от 0 до 19 лет — самые многочисленные в возрастной структуре казахов. Стратегическая задача состоит в использовании репродуктивного потенциала волны. Поскольку “на гребне” ее находятся молодые люди 70—80-х годов рождения, вступающие в брачный возраст, необходим тщательный учет особенностей именно этой возрастной группы. Обещания платить солидные пособия за рождение третьего ребенка и более на их репродуктивной активности вряд ли как-то отразятся, пропаганда традиционной многодетной семьи в основном тоже не даст заметного эффекта. Формирование этих молодых людей в значительной мере осуществлялось вне рамок традиционных представлений о семье и детях, и с каждым новым поколением влияние таких представлений будет делаться все слабее и слабее.
Репродуктивный потенциал имеется и в более старших группах (30 и более лет). Женщины этого возраста часто уже имеют несколько детей, и вот этим семьям государственная помощь будет очень полезна. Кроме того, именно те, кому 30 лет и за 30, склонны к осуществлению так называемых отложенных рождений. В свое время эти женщины не рожали третьего, второго или даже первого ребенка, надеясь на лучшие времена. Ныне возраст не позволяет откладывать рождение детей на более поздний срок, да и социально-экономическое положение, по крайней мере у части из них, улучшилось по сравнению с началом 90-х годов. В
целом адресная политика государства, нацеленная на семьи, которые обеспечивают расширенное воспроизводство, даст определенный эффект. Правда, он будет кратковременным, так как эти .поколения скоро перейдут в более старшие возрастные группы, рождаемость в которых очень низкая.
Изменилась возрастная и половая структура европейского населения, значительная его часть находится сейчас в старших, “критических”, возрастных группах, наиболее подверженных смертности. В 90-е годы заявили о себе и депопуляционные процессы: смертность у русских, украинцев, белорусов и т.д. стала превышать рождаемость. Вдобавок эмиграция вымывала и вымывает в основном репродуктивный слой. Но именно эмиграция, как ни парадоксально это звучит, способствует и некоторому улучшению демографических показателей. Дело в том, что чем больше в Казахстане численность европейского населения, тем сильнее влияние его демографического поведения на показатели воспроизводства по республике в целом. Миграционный отток численность “европейцев” сократил, значит и их негативное влияние ослабело. В период независимости темпы естественного прироста у казахов, как мы видели, тоже ослабели — но еще не настолько, чтобы не улучшить общереспубликанские показатели. Тут положительную роль сыграли и демографическая волна, и иммиграция этнических казахов-репатриантов (оралманов).
Более столетия Казахстан относится к регионам интенсивного миграционного движения. В 90-е годы ХХ в. тенденции, сформировавшиеся в предыдущие 20 лет, набирают полную силу, что нашло отражение в “Концепции миграционной политики Республики Казахстан”, одобренной правительством РК в сентябре 2000 г. Концепцией предусмотрено регулирование внутренней миграции государственными структурами. Основное внимание будет уделено интенсификации миграционных потоков из села в город (в сельской местности должно остаться не более 25% населения) и из южных регионов в северные. Одним из основных приоритетов миграционной политики признано всемерное содействие обустройству оралманов, их адаптации в местах заселения и интеграции в локальную социальную среду. На Втором Всемирном курултае казахов, состоявшемся в 2002 г., прозвучали слова: “...если государство действительно защищает на международно-правовой основе свои национальные и региональные приоритеты, его миграционная политика не может не учитывать интересы своих соотечественников”. В настоящее время за пределами
Казахстана проживает около 4 млн. казахов, в некоторых государствах положение казахской диаспоры довольно сложное. Поставлена цель
— в ближайшее время провести репатриацию 500 тыс. этнических казахов. Основная их масса скорее всего прибудет из Узбекистана, где их насчитывается около 1 млн. человек.
Среди всего многообразия миграционных потоков наибольшее внимание в период независимости уделяется тем не менее эмиграции. Ей явно отводится роль некоего индикатора деятельности правительства. Чем больше миграционный отток, тем активнее обвинения государственных структур в этноцентризме, нарушении прав человека, что наносит ущерб имиджу республики в глазах международной общественности. Напротив, спад эмиграции приво-дит к всплеску оптимистических заявлений государственных деятелей. Эмиграции придается определенное, порой чрезмерное, политическое значение. Отсюда и столь “трепетное” отношение к данному явлению, в первую очередь, к его причинам. Некоторые политические и общественные деятели объясняют эмиграцию “этническими” или
“этнополитическими” причинами. Представители власти такие объяснения категорически отвергают и взамен выдвигают этнополитиче-ски “нейтральные” причины. В первые годы независимости излюбленными были три “всеобъемлющих” объяснения: психологическое, экономическое и историческое. Обычно они подавались в связке, но при этом, в зависимости от текущего момента, на первый план ставился тот или иной подталкивающий к эмиграции фактор. Сначала акцент делался на психологическом факторе — на психологическом эффекте распада СССР, образования на месте союзных республик новых государств; он вполне логично подкреплялся объяснением, что люди, как правило, едут туда, где лучше экономическая ситуация (экономический фактор), и что большинство уезжающих из Казахстана фактически возвращаются после распада СССР на свою родину или родину своих предков, в Россию (исторический фактор). Во второй половине 90-х годов психологическое объяснение уже не используется, так как оставшее-ся в РК нетитульное население в большинстве своем эмоционально суверенитет “переварило” и постепенно адаптировалось к новым политическим условиям своего существования. Главным становится объяснение экономическое, но на фоне экономических успехов Казахстана и оно неубедительно. Из “нейтральных” причин остается только тяга на “историческую родину”, на нее-то в начале XXI в. и ссылаются чаще всего на всех офици-
альных уровнях. Но если ранее “нейтральные” аргументы взаимодо-полняли друг друга и могли быть представлены в разных, больше или меньше убеждающих сочетаниях, то ныне, оставшись “в одиночестве”, исторический фактор в качестве чуть ли не универсального объяснения звучит не очень убедительно.
Абсолютное большинство современного населения РК родилось в Казахстане. А большинство желающих вернуться на “историческую родину”, видимо, уже вернулись. Подтверждают этот вывод и данные социологического исследования, проведенного летом 2003 г. в Восточно-Казахстанской области, одной из самых “русскоязычных” в Казахстане. Оно показало, что эмиграционные настроения у местного населения выражены слабо, во всяком случае, в сравнении с началом — серединой 90-х годов. Большинство опрошенных — 84,0% казахов и 66,7% русских — заявили, что никуда переезжать не собираются. При этом вероятность отъезда и тех, кто желал бы уехать “когда-нибудь, — а это 13,4% казахов и 25,0% русских,
— невелика, так как большинство из них даже не смогли назвать страну возможной эмиграции. Да и причины, по которым сравнительно немногочисленные потенциальные эмигранты хотят уехать, в основном социально-экономического свойства, удельный вес этно-эмоциональных мотивов невелик. Например, “оторванность от исторической родины” указали в качестве причины возможного переезда 5% респондентов. Весьма показательно и то, что гражданами РК считают себя 62,8% опрошенных русских и 80,7% казахов. Таким образом, данные по Восточно-Казахстанской области подтверждают предположение, что для большинства нетитульного населения родина ассоциируется с Казахстаном. Вполне возможно, что в других областях картина выглядит немного по-другому, но вряд ли она отличается радикальным образом. И в любом случае можно сделать вывод, что в чистом виде “любви к исторической родине” не существует. Ее “приливы” и “отливы” довольно ощутимо зависят от вполне материальных факторов (социальных, экономических, этно-демографических и т.д.), определенные сочетания которых усиливают или ослабляют “большое светлое чувство”...
В настоящее время, на мой взгляд, в формировании миграционных настроений наступил качественно новый этап. Влияние государства на эмиграцию значительно слабее, чем десять лет назад, когда его этнополитические инициативы послужили одной из главных причин массовой эмиграции; реакция нетитульного населения на
политику Центра, чрезмерно обостренная в период становления Казахстана как независимого государства, сейчас более спокойная. Можно даже сказать, что государственная политика ушла из сферы интересов большинства. Люди адаптировались к суверенитету, сосуществуют с центральной властью в довольно стабильном режиме. Глубже всего их волнуют проблемы бытовые, личные, т.е. те, что решаются ими в основном самостоятельно, без надежды на поддержку государства. Соответственно настроения населения (в том числе и миграционные) все сильнее определяет местная среда.
В 90-е годы в основном выбывали люди, не успевшие пустить в Казахстане глубокие социальные корни, остро отреагировавшие на этносуверенное строительство. Именно их отлив обеспечил высоту миграционной волны того времени, в значительной мере унесшей потенциал эмиграции. В то же время инерция этой первой волны продолжает влиять на ситуацию и сегодня. Кумулятивные свойства миграции проявляются в том, что многие из уехавших, обосновавшись на новом месте, начинают “подтягивать” родственников, друзей, знакомых, а также специалистов в различных областях. Кроме того, между принятием решения о выезде и реальной эмиграцией существует определенный, часто длительный, временной лаг. В настоящее время могут эмигрировать люди, принявшие решение о переезде несколько лет назад и сознательно готовившиеся к осуществлению своего решения. Наконец, “большая волна” 90-х в значительной мере разрушила этнокультурную, этносоциальную среду, в которой привыкло существовать нетитульное население, и это обстоятельство тоже может провоцировать новые всплески эмиграции. С другой стороны, стоит вспомнить о тех, кто хотел бы уехать, но не имеет на это достаточных средств. Немаловажным препятствием является и ужесточение Закона о гражданстве в РФ. Эмиграция подчиняется закономерностям, сложившимся не только в последние годы.
Все миграционные потоки в РК тесно взаимосвязаны и влияют друг на друга, и практически все варианты этих взаимосвязей в той или иной мере сказываются на эмиграции. Наибольшее же влияние на нее оказывает сельскогородская миграция. Нарастающий миграционный прилив из села уже давно не самым благоприятным образом отзывается в городах. Миграционная емкость казахстанских городов невелика. Поток сельских жителей нацелен на крупные города — Алма-Ату, Астану, областные центры. Малые города и поселки городского типа не привлекают мигрантов, так как влачат жалкое сущест-
вование из-за краха градообразующих предприятий. Большинство же крупных городов не испытывают недостатка в трудовых ресурсах, а если и испытывают, то в кадрах высокой квалификации. Потребность в рабочих руках более всего ощущалась в 50—60-е годы XX в., когда шло бурное строительство промышленных предприятий. После их запуска потребность городов в неквалифицированной рабочей силе резко снизилась — как раз в то время, когда начался приток в города мигрантов из сельской местности, в основном казахов. Но до 90-х годов темп притока был относительно ровным, сельские мигранты приспосабливались к городской среде, их урбанизация и одновременно русификация протекали более или менее плавно. В 90-е годы миграционный поток становится более насыщенным, а демографический потенциал в сельской местности все еще высок. Поэтому сейчас города уже не в состоянии “подстроить под себя” бывших сельских жителей. Возможности сохранения эндогенной городской культуры сужаются из-за кризиса социально-культурной инфраструктуры, сокращения числа промышленных предприятий и рабочих мест, а из-за депопуляции и эмиграции “старого” городского населения падает и число ее носителей. В последнее десятилетие XX в. общая численность горожан сократилась на 8,8%, и произошло это за счет европейского населения, “выдавливаемого” из городов. Вообще взаимосвязь внутренней и внешней миграции довольно четко проявляется в следующей закономерности: чем больше область привлекательна для внутренней миграции, тем более интенсивны здесь эмиграционные процессы.
Завершая рассмотрение вопроса о миграции, можно сделать следующее резюме. В конце XX — начале XXI в. прямое продуцирующее воздействие государственных решений на миграцию в основном завершилось. Оставшееся в Казахстане нетитульное население приспособилось к существованию в новых политических и экономических условиях. Но новая волна эмиграции возможна — вследствие активизации внутренней миграции в первую очередь из сельской местности в города.
Социально-экономическое положение сельского населения тяжелое. Средняя заработная плата на селе в 2001 г. составляла лишь 29% от уровня зарплаты работников промышленности, у 38% сельских жителей доходы были ниже прожиточного минимума, 27,6% находились за чертой бедности. По данным социологического опроса ПРООН, проведенного летом 2002 г., к бедным относят себя 51%
сельчан, безработными себя назвали 65% женщин, живущих в сельской местности, и 53,2% мужчин.
Сельских населенных пунктов становится все меньше, при этом самые в самые последние годы темпы их исчезновения ускоряются. За десятилетие 1989—1999 гг. Казахстан потерял 446 сел, за двухлетие 2001—2002 гг. — уже 186, а за один 2003 г. — 93 села. Наибольшим разрушениям система сельского расселения подверглась в Северном Казахстане: на его долю пришлось 52,5% всех потерь, с карты исчезли 234 сельских населенных пункта. Бывший целинный регион пострадал как из-за развала сельско-хозяйственной инфраструктуры, так и “благодаря” эмиграции. Тем не менее здесь в сельской местности еще остается большой, в сравнении с другими регионами, доля русскоязычного населения.
Казахстанское село почти утрачивает как специфические, так и неспецифические свои функции. К специфическим функциям, как известно, относится удовлетворение потребностей общества в сельскохозяйственной продукции. Но городские жители в основном приобретают импортные продукты питания: их, в отличие от отечественной продукции, вывезти которую из сельской глубинки не так-то просто, куда легче доставить к потребителю (да и себестоимость у них нередко оказывается ниже).
Необходимо отметить, что этническая дифференциация расселения (город — русский, село — казахское) в последние годы сделалась не столь выраженной, как ранее. Тем не менее проблемы казахстанского села являются в основном проблемами казахов, составляющих более половины современного сельского населения. Социальная опасность положения, сложившегося в сельской местности, давно осознавалась руководством страны. Но лишь весной 2002 г. в очередном ежегодном послании Президента Республики Казахстан к народу Казахстана “Об основных направлениях внутренней и внешней политики на 2003 год” возрождение аула (села) было определено как приоритетное направление усилий государства на ближайшие три года (2003—2005). Примечательно, что при этом президент выделил культурно-историческую функцию сельского населения, указав, что оно “является генетическим олицетворением любой нации”, “более всего стремится к стабильности и здравому эволюционному развитию” и “наиболее остро и тонко воспринимает идеалы независимости и сильной государственности, поскольку на генно-информационном уровне хранит и воспроизводит чаяния и надежды наших предков”.
Перед правительством и парламентом была поставлена задач а решить, наконец, вопрос с институтом частной собственности на землю. Сам президент — явно за ее введение. Фактически было заявлено об аграрном перенаселении в Казахстане, послужившем причиной массового оттока сельского населения в районные центры и города, который, в свою очередь, обернулся исчезновением многих сельских населенных пунктов. Сейчас этот процесс носит стихийный характер, задача исполнительной власти заключается в том, чтобы взять его под контроль. Происходить это будет, судя по планам, следующим образом. В ближайшее время должна быть разработана государственная политика по стимулированию внутренней миграции из неперспективных регионов в развивающиеся, т.е. туда, где есть хорошие земли, рынки сбыта, развитые транспортные коммуникации. Стимулирование же, видимо, будет заключаться в том, что государство окажет помощь только перспективным регионам: “Вся финансово-
экономическая политика, в том числе социальная и сельскохозяйственная, должна быть направлена только на территории, которые перспективны с позиции жизнедеятельности человека и функционирования рынка”. В депрессивных районах школы, больницы, другие социальные объекты строиться не будут. Вышеназванным критериям перс-пективных регионов в основном отвечают территории вокруг городов и сами города. Подобное решение вопроса, вероятно, — единственное верное в условиях современного Казахстана. Но оно чревато появлением новых, не менее сложных проблем. Так, Казахстану предстоит пережить стремительный рост численности городского населения. Нынешняя миграция сельского населения в города покажется тонким ручейком в сравнении с потоком, который ожидается в скором времени.
Что же ожидает Казахстан в будущем? Будущее Казахстана прочно увязывается его лидерами с дальнейшей модернизацией. Принята Программа индустриально-инновационного развития, она должна реализоваться к 2015 г. Между тем существовавшая во времена СССР индустриальная инфраструктура отмерла процентов на 80. Казахстан лишился также цвета квалифицированных кадров индустриального труда. Высказывается мнение: если в Казахстане и была индустриальная революция, то только в городах, промышлен-ных центрах, тогда как казахи были охвачены ею лишь частично, и потому “те большие изменения в этнодемо-графическом составе населения, которые происходят сейчас, превращают Казахстан в совершенно иную, в отличие от полученной в наследство от
распавшегося СССР республики, страну”. Проблема индустриальных кадров будет решаться в основном за счет внутренних ресурсов, точнее, за счет миграции из сельской местности в города. В выступлении на Форуме предпринимателей Казахстана президент Назарбаев не оставил на этот счет сомнений: “Не знаю, как вы, но я начинаю чувствовать, что не хватает самих предпринимателей. Более того, не хватает и рабочего класса. А с другой стороны, — мы говорим о безработице. Если бы мы обучали людей, не было бы безработицы, поскольку в отдельных городах — дефицит кадров, а на селе — избыток рабочей силы. Урбанизация будет происходить, надо обучать кадры из села. 40% населения на селе, как у нас, не должно быть. Такого нет нигде в мире. Может остаться 15-20%, и мы должны быть готовы к этому. Уже сама жизнь требует от нас четкой и ясной стратегии, законодательства по вопросам внутренней миграции и иммиграции. Нужно налаживать баланс труда и на отраслевом, и на региональном, и на макроуровне”.
Как сами сельские жители относятся к перспективе стать горожанами? Отнесутся ли они позитивно к политике государства, усиленно “подталкивающей” их к перемещению в города? (Напомним: в 90-е, отмеченные подъемом сельско-городской миграции, решение о переезде принималось людьми самостоятельно, без какого-либо административного принуждения.) Общеказахстанских данных на этот счет в нашем распоряжении нет, но есть региональные. Весной 2003 г. был проведен социологический опрос “Миграционные установки сельского населения Восточно-Казахстанской области”. Оказалось, что большинство респондентов (65%) не собираются никуда уезжать. Им нравится сельский образ жизни, они не хотят его менять, считают, что в селе жить лучше, чем в городе. Заметна и такая тенденция: казахи'-респонденты менее подвижны, чем, например, русские, гораздо реже меняли место жительства. И хотя некоторые из них довольно долго жили в городах, желающих остаться там на постоянное место жительства — немного. Для них большое значение имеют национальный состав населенного пункта (чтобы в нем жили люди преимущественно “своей нацио-нальности”), язык общения, возможность соблюдать обычаи, традиции, находиться рядом с родителями. Они более привязаны к месту рождения и/или взросления, лишь немногие готовы его сменить, основная масса не желает перебираться даже в другое село.
Далее, среди потенциальных мигрантов наиболее многочисленна группа молодых людей в возрасте от 20 до 29 лет, а особенно их
много среди тех, кому от 20 до 24 лет. Чем старше возраст, тем меньше желания сдвинуться с места. Видимо, значительная часть потенциальных мигрантов так и не реализует своих планов, так как зависит от мнения родителей, принадлежащих старшему, “консервативному” поколению. Отношение этого поколения к выбору между селом и городом обозначилось в ходе опроса очень четко: подавляющее большинство — за сельский образ жизни. Вероятность миграции, таким образом, существенно коррелируется возрастной структурой населения, и характерна эта корреляция прежде всего для казахов, в большей степени сохранивших уважение к старшим. Мощным сдерживающим фактором служит и отсутствие реальных возможностей для обустройства в городе. Жизненные установки сельского населения все более концентрируются в определенных локальных пространствах. Постепенно сложился новый баланс социальных связей, при этом роль государства в нем, как уже отмечалось, невелика, большинство проблем решается с помощью родственных, соседских, дружеских связей. Но в ближайшее время ситуация может значительно измениться. Расселенческая политика государства, если она будет осуществляться в соответствии с заявленными планами, может разрушить локальные пространства, разорвать пронизывающие их социальные связи, обеспечивавшие хотя бы самовыживание. И казахов она коснется в первую очередь.
Части сельских жителей предстоит переселение в “перспективные” сельские районы, где сосредоточены плодородные земли, близки рынки сбыта, наличествует развитая транспортная инфраструктура. Традиционное казахское скотоводство в таких местах вряд ли возможно, а земледелие, всегда носившее у номадов второ -степенное значение, и до настоящего времени не приобрело для них устойчивого самостоятельного экономического значения. Большинству же сельских казахов, если исходить из стратегических планов правительства, предстоит стать горожанами. Их социальноэкономические перспективы туманны. Хотя, по мнению известного казахстанского политолога Азимбая Гали, сам факт переселения казахов в города равнозначен смене культурно-исторической парадигмы развития: “Переход казахов через 50%-ный урбанизационный барьер превращает их в буржуазную нацию с развитой этнической ин-фраструктурой. Государственная культурно-идеологическая инфра-структура должна адекватно отражать культурную инфраструктуру казахов. Превращение казахов в городскую буржуазную, частно-
собственническую зажиточную нацию есть цивилизационный сдвиг в казахской истории”.
Трудно сказать, случится ли этот сдвиг у казахов, но то, что ускоренная урбанизация титульного большинства приведет к интенсификации эмиграции нетитульных меньшинств, видится невооруженным глазом. Наиболее прямо свою позицию обозначил все тот же Гали: “Мы должны называть вещи своими именами — сейчас идет строительство национального государства... социальные и экономические проблемы в процессе построения национального государства будут выдавливать европейские этносы из Казахстана... Сегодня происходит “собирание” казахов в Казахстане и усиление казахского этнического ядра. Казахи превращаются... в частнособственническую, урбанизированную нацию. А мусульманство превращается в национальную религию”.
Важное значение для создания национального государства имеет языковая политика. В случае знания государственного языка гражданам РК, независимо от этнической принадлежности, гарантированы равные карьерные возможности. Насколько эти гарантии обеспечены в настоящее время на деле, установить довольно сложно. Зато можно констатировать факт, что и после 1991 г. русское население казахский язык так и не изучило. По данным переписи населения РК 1999 г., казахским языком владело 14,9% казахстанских русских, при этом более 80% из них владело им “слабо”. А вот подавляющее большинство казахов (75%) знают русский язык. По вполне объективным причинам “двуязычные” будут иметь преимущество во многих областях занятости: в управлении, образовании, культуре, силовых ведомствах, сфере услуг. Перевод делопроизводства на государственный язык осуществляется пока в пяти областях РК, где высок удельный вес казахского населения. Но согласно “Концепции миграционной политики РК”, миграционный поток из казахоязычной южной части Казахстана будет направляться в северную русскоязычную, большинство оралманов также будет отправлено в “нуждающийся в человеческих ресурсах Северный Казахстан”. Следовательно, этническая структура там вскоре претерпит значительные изменения, что приведет к росту эмиграционных настроений нетитульного населения, реализации установок русскоязычных на выезд. Их доля в населении будет сокращаться сразу и по этой причине, и вследствие прилива казахов. При быстром возрастании удельного веса казахов и в северных областях станет оправдан-ным ускоренный перевод дело-
производства на казахский язык, а это опять-таки вызовет новый виток эмиграции.
Основы современной межэтнической стабильности были заложены, на мой взгляд, еще в советском прошлом и заключались в экстерриториальной стратификации: город — русскоязычный, село — казахское. Основные этнические общности республики держались каждая на “своем поле”, смешение, если и происходило, когда сельские жители перебирались в города, то таким образом, что прибывшие принимали “правила игры”, распространенные в новом месте жительства. В 90-е годы многое изменилось, отток сельских жителей в города усилился настолько, что прежние механизмы превентивной разрядки напряженности между “старыми” и “новыми” горожанами уже не помогают. Возможные конфликты сдерживают теперь в целом эффективная государственная политика регулирования межэтнических отношений да некоторые особенности казахского менталитета, препятствующие этнической мобилизации. Но растущие претензии казахов на новые социальные роли объективно грозят интересам нетитульных групп, еще занимающих эти ниши. Регулятивные усилия государства вызывают критику как с одной, так и с другой стороны, поэтому дальнейшая “многовекторность” во внутренней политике будет лишь дестабилизировать ситуацию. А вот уход “европейцев”, прежде всего из городов, может обернуться новой стабильностью, только теперь — на основе моно-этничности.
С усилением моноэтничности постепенно обозначилась перспектива, все чаще обсуждаемая учеными (в первую очередь казахскими), общественными деятелями, политиками, журналистами. А именно: когда массив русскоязычных растает, исчезнет тот цивилизационный европейский “стержень”, вокруг которого объединялись народы РК, в том числе и казахи. Следствием может быть возрождение феодальных отношений: “Привнесенная россиянами и основанная на европейских духовных ценностях система управления и организации общественной жизни с обретением Казахстаном государственной независимости стала отступать, уступая место другой. В ее основе — казахские этнопсихологические стереотипы феодальных времен”. В особенности это заметно в сугубо казахских районах, в аулах. “Но процесс находится в развитии. И, надо думать, постепенно охватит весь Казахстан, включая и большие города”. Исчезновение прежнего “стержня” может вызвать и раскол казахского общества на возводимые к “доколониальному” времени родоплеменные группы.
Сложно сказать, сбудутся ли эти прогнозы. Но то, что Казахстан будет совсем не таким, каким он был сравнительно недавно, очевидно.
“Вестник Евразии”, М., 2004г., № 3, с. 122—140.
Виктория Панфилова,
журналистка
КИРГИЗИЯ: АКАЕВ УСИЛИВАЕТ БОРЬБУ С ОППОЗИЦИЕЙ
Главный российский партнер в Центральной Азии — Киргизия — форсированно меняет собственный политический режим, вероятно чутко улавливая политическую конъюнктуру. Впервые за годы независимости в стране начались массовые аресты чиновников высокого ранга. При этом формулировки обвинения очень напоминают сталинские: “шпионаж в пользу иностранных государств”. Десять высокопоставленных чиновников аппарата правительства, МИДа, МВД и Минюста республики, задержанные в конце минувшей недели сотрудниками Службы национальной безопасности (СНБ), обвиняются помимо шпионажа еще и в сотрудничестве с международными террористическими организациями. Весь вчерашний день в этой связи продолжались проверки в ряде министерств и ведомств. Хотя официальных комментариев по этому поводу пока нет, но они “могут последовать позже”, заявили журналистам в пресс-службе СНБ. Между тем, как передает Интерфакс, уже сегодня сотрудникам канцелярии МВД могут быть предъявлены обвинения в “халатном отношении к хранению служебной документации”.
Несмотря на отсутствие внятных пояснений, источники“НГ” в правительстве Киргизии предполагают, что обвиняемых чиновников скорее всего подозревают в сотрудничестве с запрещенной в стране транснациональной религиозной партией “Хизб-ут-Тахрир”.
По данным Службы национальной безопасности Киргизии, в ближайшее время активисты “Хизб-ут-Тахрир” намерены организовать в Бишкеке и других крупных городах страны массовые митинги, имеющие антиамериканскую и антиконституционную направленность. Об этом, в частности, заявил зампредседателя СНБ Токон Ма-мытов на заседании правительства республики. По некоторым сведениям, организация “Хизб-ут-Тахрир” насчитывает не менее 20 тыс.
