CC BY-NC-ND
22
О.В. Змеева
«КАВКАЗЦЫ» В МУРМАНСКОЙ ОБЛАСТИ: МИГРАЦИОННЫЙ ОПЫТ И ОСОБЕННОСТИ АДАПТАЦИИ (вторая половина ХХ - начало XXI в.)
В статье сравнивается миграционный опыт разных поколений мигрантов, двух групп этнических переселенцев - «советские мигранты» и «мигранты перестроечного и постсоветского времени» - на примере выходцев из Закавказья. На основе опросов мигрантов-«кавказцев» рассматриваются причины их переезда на Кольский Север, основные проблемы, с которыми они столкнулись, и факторы, которые затрудняли и облегчали их адаптацию.
Ключевые слова: СССР, постсоветская Россия, Мурманская область, Закавказье, перестройка, миграция, этнический мигрант, миграционный опыт, адаптация.
Конец XX в. разделил жизнь многих семей бывшего СССР на время «до» и «после» перестройки, «до» и «после» распада СССР. В процессе распада СССР, сопровождавшегося этническими и политическими конфликтами, в ситуации перехода к иному экономическому и политическому устройству, власти далеко не всех регионов смогли восстановить прежний уровень жизни. Естественным следствием всего этого стали многочисленные миграционные потоки из конфликтных, политически нестабильных и экономически неблагоустроенных районов.
Часть живших на Севере России вынуждена была вернуться на родину, поскольку новые независимые государства не всегда соблюдали прежние условия и гарантии для работающих на Крайнем Севере. Преимущественно этот поток был направлен в южные республики. Встречная волна хлынула с юга на север, особенно велик поток из бывших южных республик, откуда люди бежали, спасаясь от кровавых межэтнических конфликтов1.
© Змеева О.В., 2012
Отток населения из Мурманской области, начавшийся с 1992 г., сохраняется до настоящего времени, иммиграция составляет лишь небольшую долю от общих миграционных процессов. В последнее десятилетие XX в. на Кольском Севере при постоянном снижении численности населения разнообразнее стал его этнический состав, возросла численность некоторых этнических групп, наблюдается новый приток особой категории этнических мигрантов - «беженцев». Происходит развитие миграционных связей, прежде всего с областями Северо-Запада России, а также Азербайджаном, Таджикистаном, Украиной, Молдовой2.
В Мурманской области появились так называемые новые диаспоры, заметно увеличилось число представителей закавказских и среднеазиатских народов. Главными «поставщиками» жителей на Кольский Север стали Кавказский и Закавказский регионы. По данным Всероссийской переписи населения 2002 г., в области насчитывалось в общей сложности 10894 «кавказцев» (1,2 % от общей численности населения), которые могут быть отнесены к данной категории по самоидентификации. Азербайджанцы занимают первое место среди «кавказцев» - 4614 человек (42,4 %), далее следуют армяне - 1954 человека (17,9 %) и лезгины - 840 человек (7,7 %)3.
Казалось бы, в малых монопрофильных городах области, в связи с сокращением в 1990-е годы рабочих мест и объемов производства, не было возможности устроиться неподготовленным (без специального образования и навыков работы на горнодобывающих предприятиях) этническим мигрантам с Кавказа. Однако они быстро заняли малоразвитую экономическую нишу - торговлю. Именно в 1990-е годы в области появился новый социальный тип, до этого времени отсутствовавший в северных промышленных городах, -рыночный торговец-«кавказец».
Обратимся к миграционному и адаптационному опыту этнических мигрантов, приехавших в Мурманскую область из Закавказья в разные периоды, и на основе нашего исследования, проведенного путем бесед и опросов, сравним особенности адаптации двух поколений мигрантов: переселившихся во второй половине XX в., до 1991 г., и приехавших после 1991 г.
Те, кто приехали во второй половине XX в. и проживают в заполярных городах более 20 лет, считают себя если не основателями этих городов, то людьми, собственноручно строившими их. Они сопоставляют себя с «первопроходцами» и «старожилами», особенно те, у кого на Кольском Севере родились дети. К ним обычно применяется понятие «старожилы» (или «советские мигранты», или «мигранты доперестроечного периода»).
«Кавказцы» из числа «советских мигрантов», как правило, попадали в Заполярный регион по следующим причинам: мужчины -благодаря распределению на работу, службе в армии; женщины приезжали исключительно вслед за супругом. При этом наряду с объективными причинами переезда важную роль играли и дополнительные благоприятствующие обстоятельства. Как правило в ходе опросов переселенцев выясняется, что к моменту его переезда на территории Мурманской области уже проживал какой-либо родственник. Обычно этим родственником являлся дядя главы семьи. В начальный период адаптации наличие родственника становится необходимым: без него невозможно хорошо устроиться на работу, получить квартиру и т. д. Но «дядя» присутствует в жизни мигранта только в первое время, потом он «исчезает».
Приведем типичный рассказ мигранта-«кавказца»: «И вот к нам дядька приехал, устроился по специальности... вот в "Апатитстрой", устроился столяром-плотником на три года... Дядя сам через два года уехал, я остался здесь» (муж., 1963 г. р.).
Наличие «дяди» - типично для биографий представителей «кавказских» этнических групп. Интерпретировать данное обстоятельство можно по-разному. С одной стороны, переезд к дяде в самом начале жизненного пути мог быть простым совпадением (здесь мог проживать и не дядя, а другие родственники), с другой - переселение на Север к родственникам может быть связано с обычаем воспитания ребенка не в родной семье, а в семье родственников. Это своего рода опека со стороны дяди, но опекается уже не ребенок, а взрослый человек, который оказывается фактически в положении ребенка, не имеющего опыта жизни в непривычных климатических, этнокультурных и прочих условиях.
Мигранты времени перестройки и постперестроечного периода, казалось бы, имели право выбора региона, но эта группа в большинстве своем представлена вынужденными переселенцами. Их переезд был вызван разрушением местной экономики, невозможностью трудоустройства, начавшимися военными действиями.
«... И потом вот случилась война, то, что жить там стало невыносимо, денег не было, пенсию не платили, зарплату тоже не платили» (муж., 1977 г. р.).
«После землетрясения, после всего этого распада Советского Союза настали очень трудные времена: без света, без газа, без отопления, без вода... вода теплая вообще нету, без работы. Вот жили так...» (жен., 1962 г. р.).
«...Ну в 92-м началась там вот этот война, ну я получил только что там работу, квартиру и пришлось все бросить и ехать вот сюда» (муж., 1953 г. р.).
У вынужденных переселенцев, как правило, не было особого выбора, и они в первую очередь искали поддержку у родственников. В отличие от добровольных мигрантов, руководствовавшихся при выборе места переселения несколькими мотивами, вынужденные переселенцы приехали на Север только потому, что здесь находились родственники, в которых они видели определенную защиту. До сих пор многие местные жители считают большинство прибывших в 1990-е годы «беженцами». Разумеется, восприятие окружающей природной и социальной среды существенно различается у тех, кто родился на Кольском полуострове, и у тех, кто приехал не по своей воле. Не случайно исследователи подчеркивают, что при вынужденной миграции «серьезно нарушается социальная интеграция человека. Из одной, привычной для него, природной и социальной среды он перемещается в другую, болезненно разрывая множество естественно-антропологических связей и искусственно создавая такие связи на новом месте»4. Присутствие дяди сохраняется и в этой ситуации, оно дополняется другими родственными связями: братьями, сестрами, племянниками.
«У меня раньше здесь дядя давно уже был, вот и мы к дяде приехали» (жен., 1994 г. р.).
«...У меня племянник, который трудится здесь на руднике. Я подумал и приехал сюда...» (муж., 1965 г. р.).
«Советские мигранты» не испытывали внешнего давления при переезде, но будучи «первостроителями» молодых городов, они столкнулись с серьезными бытовыми проблемами. Мигран-ты-«кавказцы» 1990-х годов оказались в более тяжелых условиях вследствие военных действий на Кавказе, роста кавказофобии и экономической нестабильности в России. С другой стороны, в сравнении с ситуацией, существовавшей в кавказском регионе, который они покинули, условия жизни в Мурманской области представлялись им значительно более комфортными. В качестве главных показателей комфортности опрашиваемые обычно указывали на возможность устроиться на работу (даже неквалифицированную) и относительное спокойствие межэтнических отношений.
Между этническими группами переселенцев нет видимых противоречий, поддержка этнических мигрантов на уровне родственных связей сохраняется и сегодня. Успевшие адаптироваться на севере «советские мигранты» не отказывают в помощи новым мигрантам, своим землякам, по крайней мере, в первоначальный период их проживания. Кроме родственных связей сильны дружеские, партнерские отношения. Судя по опросам, особо важны родственные связи для азербайджанцев, что, может быть, связано
с большей культурной дистанцией между ними и русскими, в отличие, например, от армян или грузин.
В первое время после переезда главной проблемой мигрантов было привыкание к новым природно-климатическим условиям. «Холодно», «полгода зима», «солнце постоянно», «летом снег может идти», «фрукты не растут» - вот лишь небольшой перечень характеристик Заполярья. Даже жилищные проблемы, по их суждениям, отступили на второй план по сравнению с трудностями приспособления к природным условиям.
Мужчины из «советских мигрантов» при переезде практически не испытывали сложностей языкового характера: русский язык многие из них учили в армии. Проблемы с языком возникали, в основном, у женщин.
«Привез меня сюда, ну устроилась на работу... языка не знала, ниче не знала» (жен., 1962 г. р.).
Жены и дети недавних «мигрантов перестроечного и постсоветского времени» из Армении, Грузии и Азербайджана так же сталкиваются с языковой проблемой, как и в середине XX в. Отличие состоит в том, что новые мигранты приезжают в сформировавшуюся языковую среду: на новом месте теперь уже много двуязычных земляков, свободно говорящих на двух языках - русском и родном. Это особенно облегчает адаптацию молодых переселенцев-азербайджанцев. Численность их земляков в северных городах достаточна для того, чтобы употребление материнского языка не ограничивалась семьями.
«Никто не разговаривает по-русски, да, раньше не разговаривал, кроме меня, поэтому приходилось по-азербайджански разговаривать» (муж., 1970 г. р.).
Представители других армянской и грузинской этнических групп используют родной язык лишь в семейном кругу.
«Три семьи общаемся по-армянски, выходим куда-нибудь - тогда по-русски... Так хорошо разговаривать, конечно, не умела, ну так я все понимала, но отвечать трудности были, но все равно же смогла сказать то, что хочу, долго, но сказала» (жен., 1962 г. р.).
Все «старожилы» подчеркивают свою приверженность идее многонациональности, дружбе народов. Для них акцентировать внимание на этнической принадлежности означает «выпячивать себя». С точки зрения успешного взаимодействия с местными жителями этничность еще в относительно недавнем прошлом воспринималась как барьер для взаимопонимания. Сложности адаптации ассоциировались только с природно-климатическими и бытовыми условиями. Современные же мигранты, напротив, склонны демонстрировать этническую принадлежность или манипулировать ею.
В сформировавшемся сообществе им легче найти поддержку и при необходимости объединяться против других. «Земляки» для них -любые выходцы с Кавказа.
«Здесь между азербайджанцами и армянами очень дружеские отношения, как родные, поддерживают друг друга, если надо... Считают своими родными, земляками, и мы идем с ними покупки какие-то делать, очень хорошо принимают, например, русские что-то просят - не дают, да, с подвала, а нам дают как своим» (жен., 1962 г. р.).
«Постсоветские мигранты» не испытывают сложностей бытового характера, поскольку на родине отсутствовал не просто бытовой комфорт, но и условия, минимально необходимые для жизни.
«Стекла стали вылетать, все начало вылетать... я в подвале жил, а мама с отцом, это, в ванне, там спали, потому что стреляли...» (муж, 1977 г. р.).
До определенного момента для «кавказцев» не было и правовых проблем, они легко приживались даже без документов. В отсутствие бытовых неудобств для них более важными стали иные проблемы: пересечение границы в обстановке военных действий, ужесточение режимов въезда и выезда, оформление миграционных карт и т. д.
И все же «постсоветские мигранты», вынужденные беженцы, еще не вписались в пространство межэтнических контактов. Они до сих пор мечтают о родине, живут надеждами на скорое возвращение.
«Родина есть родина. И мы все мечтаем...» (муж., 1965 г. р.).
«Но так как мы приехали временно, ну думали, что сегодня, завтра и вернемся, ну так и остались здесь» (муж., 1953 г. р.).
Рассказы всех опрошенных нами объединяет тема исторической родины. Родина значима для всех. Но для одних - это место, куда они должны обязательно вернуться или хотя бы съездить, если не были, так как там жили предки. А для других - это просто место отдыха. Сохраняется непосредственная связь мигрантов как с новым местом, так и с родиной. Сравнение нового места жительства (Кольского полуострова) с родиной происходит в двух отношениях: они сопоставляются или противопоставляются. С одной стороны, Хибинские горы похожи на Кавказские горы, на обеих территориях расположены малые города, объединяемые различными ассоциациями, там и здесь сосуществует полиэтничное население. С другой стороны, на севере спокойно, на родине - конфликты и войны, здесь - «все вместе», там - «каждый сам за себя» и т. д. Таким образом, стереотип родины разрушается на уровне взаимодействий и сохраняется при упоминании экзотических природных условий, традиционного уклада.
«Чайхана там все, там очень, очень красиво, идешь, дорога, виноград, яблоко, гранаты» (муж., 1933 г. р.).
«... В Чечне, и потом вот случилась война, то что жить там стало невыносимо» (муж., 1977 г. р.).
Оценка мигрантами мест «жизненных маршрутов» зависит от их географического положения, контрастности облика, сложившихся в регионах экономико-политических ситуаций, социокультурных различий. Можно предположить, что процессы адаптации имеют региональную специфику. Осознание отсутствия (сглаженности) межэтнических проблем становится важным показателем стабильности региона и условий для быстрой адаптации новых мигрантов.
Мы далеки от того, чтобы делать обобщения на основе собранных к настоящему времени материалов, но и те данные, которые удалось получить в ходе исследования, позволяют выявить некоторые модели поведения мигрантов и особенности их адаптации.
С одной стороны, быстрота адаптации может быть связана с местом рождения мигрантов и этнической принадлежностью родителей. Контакты детей, родившихся на Севере, более разнообразны, чем родительские. Они чувствуют себя вполне комфортно и в пространстве этнического большинства, и в полиэтничной среде. Если человек - выходец из гетероэтничной семьи и владеет несколькими языками, скорее всего, он более приспособлен к условиям поликультурности, чем выходцы из моноэтнических семей. С другой стороны, несправедливо место рождения и этническую самоидентификацию считать главными факторами адаптации - среди переселенцев можно выделить вполне адаптированных выходцев из моноэтнических семей, этничность которых не совпадает с родительской.
На адаптацию мигрантов также влияет и специфика малых городов Кольского Севера, в которых высока плотность социальных связей. Кроме того, малые индустриальные города Заполярья - это «социалистические города», которые создавались как «многонациональные», усилиями приезжих из разных регионов бывшего СССР. К большинству из них не применимо понятие «русский город», и это не могло не сказаться на самосознании населения.
«Кавказцы»-мигранты на Севере сохраняют миграционные установки, но существует ряд обстоятельств, препятствующих их быстрому выезду. В первую очередь, это отсутствие стабильной обстановки на родине. Отчасти ослабляет установку на выезд «посттравматический синдром» вынужденных переселенцев. Даже при недостаточной интегрированности в местное сообщество они воспринимают новую территорию своего проживания как «убежище». В сравнении с родиной пространство Кольского Севера, вопреки климатическим условиям, представляется им спокойным и даже комфортным в социальном и экономическом отношениях. Фактор времени сказывается на привыкании к новому месту жительства.
Основанием для отклонения возвратной миграции становится рождение детей на новой территории.
Таким образом, об адаптации «кавказцев» свидетельствуют только косвенные признаки, среди которых мы можем назвать время проживания, взаимодействие с местным населением, общение на русском языке вне семейных и родственных контактов, отсутствие крупных этнических конфликтов в области5, рождение детей и т. д. Женщины адаптируются в процессе «вторичной социализации», приобретая профессию, обучаясь языку, взаимодействуя с местными жителями. Для мужчины в качестве одного из вариантов включения в местное сообщество может быть женитьба на русской (местной) женщине.
В целом исследование выявило высокую степень индивидуализации адаптационных практик на уровне малых социальных и этнических групп при общей направленности адаптационного процесса (трансформация этничности, отказ от материнского языка).
Примечания
См.: Брусина О. Мигранты из Средней Азии в России: этапы и причины переезда, социальные типы, организации диаспор // Вестник Евразии. 2008. № 2(40). С. 66-95.
Кольская энциклопедия. Т. 1. СПб.; Апатиты, 2008. С. 78.
Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. В 14 т. Т. 4. Национальный состав и владение языками, гражданство. Кн. 1. М., 2004. С. 52-53. Жогин Б.Г., Маслова Т.Ф., Шаповалов В.К. Интеграция вынужденных мигрантов в местное сообщество: опыт практической и исследовательской деятельности. Ставрополь, 2002. С. 154.
См.: Разумова И.А. Северный «миграционный текст» постсоветской России // Этнокультурные процессы на Кольском Севере. Апатиты, 2004. С. 9.
4
5
