CC BY
37
МНОГОМЕРНЫЙ МИР ЧЕЛОВЕКА
КАТЕГОРИЯ «СУБЪЕКТ» В СВЕТЕ МЕТОДОЛОГИИ УНИВЕРСАЛЬНОГО ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКОГО АЛГОРИТМА
И.И. Булычев
Bulychev I.L The category ‘subject’ in the light of the philosophy of the universal logical algorithm. Emotionalism is Subject’s distinctive feature, its attributes being Will and Reason. Subject’s principal contradiction lies in Authority struggling with Counter-authority. Individual, Group and Population are attributed to Subject’s structure.
Отличительный признак субъекта - его эмоциональность. Данное основное качество в равной мере присуще атрибутам субъекта - рассудку и воле. По словам Б.Н. Чичерина, именно «как существо, обладающее разумом и волей, человек является субъектом» [1].
Рассудок в качестве реального явления неразрывно связан и принадлежит субъекту любого уровня, представляя собой прочную и устойчивую его опору. Устойчивость рассудка придает соответствующую жизненную надежность многим проявлениям личности и социальной группы. «Без рассудка, - писал Гегель, - невозможна... никакая устойчивость характера, ибо для этой последней требуется, чтобы человек твердо держался своей индивидуальной сущности». Причем устойчивость рассудка может иметь не только позитивную, но и негативную направленность. Речь идет о том, что рассудок способен «какому-нибудь одностороннему определению придать форму всеобщности и тем самым превратиться в противоположность здравого человеческого рассудка...» [2].
Рассудок есть способность субъекта к формированию образов окружающей его действительности. Эта способность является одновременно отражательной и конструирующей. Рассудок обнаруживает себя в ра-ционально-логическом интеллекте и интуи-
тивно-иррациональной деятельности человека. Рассудок, в первом приближении, не столько отличает, сколько сближает нас с животными. Ф. Энгельс не без основания проводил определенную параллель между человеком и животным. «Нам общи с животными, - говорил он, - все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно, также абстрагирование... анализ... синтез... эксперимент... По типу все эти методы - стало быть, все признаваемые обычной логикой средства научного исследования -совершенно одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени (по развитию соответственного метода) они различны» [3].
Вместе с тем не следует отождествлять рассудок человека и животного (даже самого высшего из них). Человеческий разум социален, он не только отражает, но и, в определенном смысле, конструирует действительность. У животных разум выполняет, главным образом, задачу биологического приспособления. Человеческий разум ищет возможности для перестройки самой внешней среды, адаптации ее к нуждам и потребностям общественной жизни. В рассудке способность к опережающему отражению действительности достигает своей предельной величины. Неуклонно растет его могущество и возможность прогнозировать ход природных
и общественных событий на все более длительные сроки. Происходит процесс становления относительно автономного искусственного рассудка или, в известном смысле, искусственного интеллекта.
Способность к рассудочной деятельности (чаще всего к определенному ее виду) во многом наследуется людьми генетически. Разумеется, в развитии интеллектуальных способностей (отдельного индивида или социума в целом) значение, которое трудно переоценить, имеет их целенаправленное воспитание и умелое формирование. Здесь важно системно использовать весь арсенал современной культуры умственного труда (в том числе развивать навыки динамического беглого чтения и эффективного конспектирования, слушания и переработки информации и так далее) [4].
Замечу, что на переломе тысячелетий рассудок сплошь и рядом отождествляют с мышлением. Между тем современные потребности науки и философии настоятельно требуют разведения этих категорий. Мышление необходилю употреблять в едином блоке с языком и сознанием, рассудок - в блоке с волей и субъектом. Различна и структура этих важных научных и философских категорий. Структура мышления реализуется, по-видимому, в понятиях, суждениях и умозаключениях. Структура рассудка, скорее всего, проявляется в таких его функциях, как индукция - дедукция, анализ - синтез и других.
Воля - второй способ бытия субъекта. Полноценный субъект, не обладающий волей, не существует в природе. Волевая регуляция необходима для того, чтобы в течение длительного времени удерживать объект в фокусе сознания и деятельности, поддерживать сконцентрированное на нем внимание. Воля позволяет разрешить противоречия мотивации, неизбежно возникающие в процессе деятельности различных субъектов. Психологически процесс воления переживается субъектом как подконтрольность и подвластность собственных эмоциональных и иных проявлений.
Слово воля в разных языках употребляется в значении, с одной стороны, велеть, довлеть, власть, сила, желание, а с другой - в значении свобода, независимость, выбор [5]. В психологической науке отмечается, что понятие воли было введено как объяснительное для описания активности самого субъекта, активности, идущей от него самого,
имеющей своей задачей успешное преодоление препятствий. Судьба таких понятий в истории духовной культуры известна: либо они отвергаются при выяснении подлинного механизма изучаемого явления, либо находится реальность, отвечающая постулируемому содержанию понятия. Поскольку понятие воли, пройдя через века, сохранилось в науке и философии, возникает вопрос о той реальности, которая представлена этим понятием [6].
В истории философии нередко субъект редуцировался к одному из своих атрибутов: рассудку или воле. Так, Б. Спиноза рассматривал волю не в качестве самостоятельной силы, но как способность разума принимать решения. Могущество души «определяется только ее познавательной способностью», и «только в одном познании найдем мы средства против аффектов...» В принципе «воля и разум - одно и то же» [7].
Образ «человека рассудочного» (мыслящего) фактически нарисовал Гегель. Воля у Гегеля есть одно из проявлений мышления (рассудка). Ведь «без мышления не может быть никакой воли», и человек «настолько является волевым, насколько он мыслит» [2]. Гегель не только полностью подчиняет волю рассудку (разуму), но и ставит последний фактически выше самого субъекта, возводит в новый абсолют. «Сказать, что в мире есть рассудок, разум, равнозначно выражению: объективная мысль»; «...разум есть душа мира, пребывает в нем, есть имманентная сущность, его подлиннейшая внутренняя природа, его всеобщее». Иными словами, рассудок (или разум) не есть какой-то один из атрибутов субъекта, но нечто вне и неизмеримо выше него, то есть универсальная духовная субстанция. Замечу только, что в том же плане Гегель высказывается о Мышлении и Понятии. («Мышление составляет не только субстанцию внешних вещей, но также и всеобщую субстанцию духовного». И, следовательно, способность мышления нельзя поставить в один ряд с «...другими способностями, как, например, созерцанием, представлением, волей и т. д. Если мы рассматриваем мышление как подлинно всеобщее всего природного и также всего духовного, то оно выходит за пределы всех их и составляет основание всего». Именно мышление, а не субъект является субстанцией воли. Панрационализация достигает здесь у Гегеля своей предельной концентрации, и воля характери-
зуется им как непременно «мыслящая» и «рефлектирующая» [2, с. 121, 122, 311, 322].)
Таким образом, относительная самостоятельность атрибутов субъекта - рассудка и воли - порой чрезмерно преувеличивалась и даже возводилась в абсолют. Вообще, преувеличение роли рассудка и его производных (разум, мысль, знание и так далее) характерно в большей или меньшей степени для всей классической философии вплоть до конца XX столетия от Р. X. Так, еще Сократ отождествлял добродетель со знанием. Его великий ученик - Платон - «...признавал за высшее благо человека, за норму и цель его жизни такое состояние, в котором исчезают все желания и всякая воля. Идеалом человека для Платона был философ, характеристическая же особенность философа... состоит в том, что он постоянно умирает для практической жизни, т. е. находится в состоянии чистого созерцания вечных идей, исключающем всякое деятельное стремление, всякую действительную волю. <...> Точно так же у стоиков нравственною нормою признавалась совершенная невозмутимость духа [атараксия], т. е. чистое отрицание всякой определенной воли» [8].
Подобный подход стоиков, буддийской религии, как отмечает Вл. Соловьев, фактически ведет к нравственному безразличию, «...поскольку добро и зло суть качества воли, а не знания... только та религия могла иметь положительно-нравственное значение, могла определить собою и наполнить область практической жизни... в которой божество открывалось как волящее лицо, которого воля дает высшую норму воле человеческой». Здесь исключительно позитивна сама мысль русского философа о необходимости для нормальной практической человеческой жизни деятельной активности обоих атрибутов субъекта: как рассудка, так и воли («...мое бытие... заключает в себе и знание, и волю...») [8, с. 92, 119].
Тезис о примате разума (рассудка) в деятельности субъекта характерен для духовной культуры Византии. Эту позицию отстаивал, в частности, калабрийский философ-гуманист Варлаам (умер в 1348). Следует заметить, что и до сих пор в явной или неявной форме наблюдается сведение воли к интеллектуальным процессам. Кроме того, в современной философии понятие воля проходит по ведомству «онтология и теория познания», тогда как природу воли следует изучать в совер-
шенно ином секторе, то есть в курсе социальной антропологии, социальной философии, или аксиологии. Как справедливо отметил в свое время Ш.Н. Ччартишвили, «мотив волевого поведения всегда появляется в форме оценочного суждения» [9]. В самом деле, смысл волевого действия нередко заключается в преодолении аффективноотрицательного отношения ради эффективноположительного. Об этой стороне воли в свое время метко сказал И.Н. Сеченов: «Воля властна пускать в ход в каждом данном случае не только ту форму движения, которая ему наиболее соответствует, но любую из всех, которая вообще известна человеку. Мне хочется плакать, а я могу петь веселые песенки, танцевать; меня тянет вправо, а я иду влево; чувство самосохранения говорит мне: стой, там тебя ожидает смерть, а я иду дальше. Воля не есть какой-то безличный агент, распоряжающийся только движением, - это и деятельная сторона разума и морального чувства, управляющая движением во имя того или другого и часто наперекор чувству самосохранения... Эта-то ярко осознаваемая возможность, выражающаяся в словах «Я хочу и сделаю», и есть та неприступная с виду цитадель, в которой сидит обыденное учение о произвольности» [10].
Если для отечественной философской мысли характерна панрационализация воли, то на Западе широкое распространение получили учения, усматривающие в воле скорее нечто иррациональное и бессознательное (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, Н. Гартман, Г. Лебон и другие). В этих учениях, в противовес панрационализации, произошла панир-рационализация воли. Для данной тенденции, во-первых, характерен тезис о примате воли над рассудком, и, во-вторых, в наиболее радикальных вариантах превращение воли в новый абсолют.
Традиция, в соответствии с которой воля (главным образом божественная) стоит выше разума (рассудка) и определяет его, характерна еще для средневековья. Д. Скот (около 1266-1308) обосновывал зависимость разума от воли и усматривал в божественной воле причину всякого бытия. «Если в античности центр тяжести этики был в знании, то в средние века она - в вере, а значит, перенесен из разума в волю. Так, в частности, для Августина все люди суть не что иное, как воли» [11].
В Новое время Шопенгауэр стал не только одним из родоначальников неклассиче-
ской философии, но и поставил в ее центре волю. Причем речь у него идет не столько о воле реального субъекта, сколько о воле, которая возвышается над любыми конкретными субъектами и определяет их жизнь. Дело в том, что «личность - не воля... а... проявление воли, и, как таковое, личность уже детерминирована и приняла форму явления -закон основания». В человеке сущность воли полностью не выражается [12].
Согласно немецкому мыслителю, воля тесно связана с рассудком, а «действительный, т. е. действующий мир, мир как таковой всегда обусловлен рассудком и без него -ничто»; «материя... существует только для рассудка и... он - ее условие, ее носитель...». Рассудок (ум, разум), однако, целиком подчинен воле, он состоит «на службе у воли» [12, с. 41, 50, 193]: воля «не принадлежит интеллекту, а есть его корень, источник и повелитель» [13, с. 179]. Ограниченность рассудка заключается далее в том, что он в принципе не способен познать единую высшую мировую волю, но лишь ее конкретные проявления. Разум (рассудок) выступает «проявлением воли». Мало того, воля способна вообще обходиться без всякого рассудка и «без всякого познания...» [12, с. 167].
Если панрационализация воли как в прошлом, так и в настоящем, относит ее непременно к «произвольным» актам, то в ир-рационализаторских концепциях воля неразрывно связывается с «непроизвольными» актами. Согласно Шопенгауэру, любое «действие тела не что иное, как объективированный... акт воли», и сказанное «относится ко всякому движению тела, - не только совершающемуся по мотивам, но и непроизвольно следующему за простым раздражением». Более того, «волевой акт и действие тела не два... различные состояния... нет, они одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами...». И вследствие этого «каждое воздействие на тело», в свою очередь, есть «воздействие на волю». Таким образом, на уровне человека существует фундаментальное тождество «воли и тела» [12, с. 149, 150, 152].
Мотивы, произвольные желания («мое хотение») - все это «только повод, по которому обнаруживается моя воля; самая же воля лежит вне области закона мотивации...» и, следовательно, иррациональна. Высшая воля «не имеет основания», но сама является основанием всей природной и общественной
жизни. Каждая из сил природы и общества суть разновидность воли. Эта воля есть не что иное, как «вещь в себе», которая «совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм». Конкретные же формы воля «принимает лишь тогда, когда она проявляется», но самой мировой воле они «чужды» [12, с. 158, 164, 165].
Следовательно, наиболее глубокая воля мира совершенно бесформенна и «вездесуща», «едина» и «неделима», «свободна от всякого множественности...» и «лежит вне времени и пространства», которым она «никогда не подвластна». Не только человеческая личность, но и растения, неорганический мир, лучи солнечного света и так далее -все это лишь манифестации единой мировой воли, различающиеся по степени ее выраженности. (Воля «в камне обладает самой слабой, а в человеке самой сильной степенью видимости, объективности».) В целом же, шопенгауэровская «воля» есть «сущность всей природы...» [12, с. 165, 166, 183, 184, 185, 188, 195].
Воля у Шопенгауэра напоминает нечто вроде вершины, или Бога, в царстве идей. Каждая «ступень объективации воли» есть вместе с тем воплощение какой-либо «вечной идеи». «Эти ступени» (или «идеи») «относятся к определенным вещам как их вечные формы или их образцы». «Посредством времени и пространства идея разможается в бесчисленных явлениях...». Во всем изменчивом и подвижном мире явлений «неподвижной в этой смене» оказывается одна лишь воля. Она всегда едина, нераздельна и тождественна «самой себе» [12, с. 187, 192, 215,220].
Эта внутренняя воля мира одновременно находится в состоянии «гармонии», единства и противоречия, «борьбе». Причем «гармония простирается лишь настолько, чтобы сделать возможным устойчивость мира и его существ...» [12, с. 225]. Воля мыслится Шопенгауэром как чистое стремление, или абсолютно свободное хотение, не обладающее ни причиной, ни основанием. Воле невозможно приписать какие-либо цели и вообще ничего такого, чем бы можно было ее рационально определить. Будучи свободной и спонтанной активностью как таковой, воля не улавливается научно-теоретическими схемами. Фактически получается, что субъект с его рассудком и мышлением находится на службе у воли, а не наоборот. Подлинной
реальностью обладает лишь воля, которая отлична от всех своих объективаций (атрибутов. проявлений). Против воли способна выступить только сама же воля. В своей наиболее глубокой и непостижимой сущности эта мировая воля иррациональна.
Тем самым Шопенгауэр создает новый миф, или мифологизированную разновидность идеализма, где в качестве единственного и универсального абсолюта выступает воля. Этот общий паниррационализм отнюдь не отменяется на уровне анализа конкретного человека, волевые проявления которого мотивированы и осознаются. Весь «видимый мир», в том числе и, казалось бы, разумное человеческое бытие, подчеркивает Шопенгауэр, все это - «только зеркало воли», как бы ее «тень». Человеческая жизнь - всего лишь «иллюзия эмпирической свободы воли», рассудок, «интеллект» занимает подчиненное положение по отношению к воле. «Интеллект узнает решение воли только a posteriori и эмпирически... он не имеет данных о том, какое решение примет воля». В действительности же решение субъекта «при каждом выборе уже детерминировано...» волей, которая лежит в основе всего мира. Интеллект может, конечно, «ярко и всесторонне осветить свойство мотивов, но он отнюдь не в силах определить самую волю, ибо последняя для него совершенно недоступна... и непостижима» [12, с. 362, 381. 382].
Стремление, или «хотение», воли на любом уровне материального мира (неорганическом, органическом, человеческом) в конечном счете бессознательно: «Бессознательность - это изначальное и естественное состояние всех вещей, и она, следовательно, является той основой, из которой... вырастает сознание: поэтому бессознательное преобладает даже и на этой высокой ступени». Отсюда принципиальная непознаваемость воли самой по себе, ибо познаваемо «только явление». «Сущность» воли «не допускает никаких степеней, а всегда проявляется целиком в качестве себя самой. Только возбужденность воли имеет степени, от крайне слабого влечения - до страсти» [13, с. 182, 249, 258J.
Таким образом, если на уровне сущности воля непознаваема и потому неопределима, то в качестве явления она обнаруживается как всеобщее «хотение», «влечение», «стремление», «возбуждение», «раздражение». («...Воля непосредственно присутству-
ет во всех мышечных волокнах тела как возбудимость, как непрерывное стремление к деятельности вообще» [13, с. 319]. У Шопенгауэра получается, что холодной человеческой воли не бывает, ведь «только тогда, когда на сцену выходит воля, действительно появляется сам человек». Жизненная теплота. по его мнению, всегда связана с волей, тогда как рассудок является холодным [13, с. 285]. Односторонность позиции мыслителя в рассматриваемом вопросе совершенно очевидна.
Воля «выступает как нечто первичное и основное», тогда как интеллект «оказывается чем-то вторичным, подчиненным и условным». «Интеллект устает, воля неутомима». Воля «никогда не ленится и абсолютно неутомима. Деятельность - это ее сущность. Воля никогда не прекращает хотеть». Воля суть «неуничтожимая сущность человека» в отличие от интеллекта, или рассудка, который погибает вместе со смертью человека и его мозга. В то же время воля, которая «сама по себе» есть «дикий, неукротимый порыв», нуждается в интеллекте подобно тому, как необъезженный конь - в узде и удилах |13, с. 250, 252, 268].
В концепции Шопенгауэра получается, что самым устойчивым и одновременно деятельностным фактором в неравновесном мире оказывается именно воля. Ее устойчивость реализуется не только в неорганической природе, но и в человеческой жизни, где «индивидуум» должен в сходных условиях всегда поступать одинаково», и потому «мы в состоянии... вычислять будущее поведение человека, как солнечное и лунное затмение» [12, с. 383]?!
Если отвлечься от крайностей, присущих паниррационализму, то здоровая и позитивная идея, которую важно извлечь, заключается в поиске нерациональных проявлений воли. Есть ли в действительности таковые, или же воля вне светлого спектра сознания субъекта вообще не существует и поэтому может быть целиком сведена к «произвольному» поведению? Попробую ответить на этот весьма принципиальный для мировоззренческого осмысления воли вопрос, используя идеи, которые ранее были высказаны теми или иными мыслителями, а также подвергнув анализу нашу современность.
Реальный субъект, равно как и его атрибуты. есть неразрывное единство материального и духовного, тела и души, физиологиче-
ского и психического. Телесное глубоко связывает человека со всей природой, инстинктивным, бессознательным. Напротив, духовное несет в себе свет сознания, осмысленность и умение рациональным путем предвидеть будущее. Сложная взаимосвязь этих двух составных в континуальном поле субъекта нередко ведет к неадекватному ее отражению на уровне различных научных и мировоззренческих теорий. Рационалистические доктрины традиционно переоценивают значимость духовной компоненты и ее возможности влияния на человека и внешний мир. Противоположная, иррационалистиче-ская, парадигма склонна абсолютизировать влияние всего природного, телесного, физиологического на человеческую жизнь.
Шопенгауэр - типичный представитель метафизики второго, а именно иррационали-стического направления. Из этого вытекает его своеобразный натурализм. «...Мы могли бы вместо утверждения воли говорить и утверждение тела, - пишет немецкий мыслитель. - Основное содержание всех разнообразных волевых актов - это удовлетворение потребностей, которые неотделимы от существования тела в его здоровом состоянии...» Наиболее же мощно «воля к жизни» проявляется в области полового влечения: половые органы гораздо больше, чем всякий другой внешний член тела, подчинены одной только воле, а вовсе не познанию... половые органы являются настоящим фокусом воли и, следовательно, противоположным полюсом мозга, представителя познания, т. е. другой стороны мира, - мира как представления. <.. > Познание... дает возможность отринуть хотение...» (12, с. 427, 431-432]. Тогда как «половое влечение - ядро воли к жизни, концентрация любого желания... человек - это воплощение полового инстинкта...» 113, с. 653].
В свое время на ряд ограничений для волевого «произвольного» поведения указал Д. Локк. В частности, английский философ отмечает, что как бы не хотела разумная человеческая воля направить поведение человека исключительно на высшие ценности (блага), это далеко не всегда оказывается для нее возможным и осуществимым. Так, приобретенные привычки, пристрастие к алкоголю зачастую закрывают воле путь к благу и счастью и направляют ее в прямо противоположную сторону, то есть к контрблагу. «Происходит это не потому, что он [человек. -И. /э.| не видит... большего блага... Но... из-за
отсутствия привычного наслаждения, благо, признанное за большее, теряет свою силу... и низшая, однако, весьма сильная потребность «определяет волю к привычному действию, которое этим самым приобретает более твердую почву для своей победы при следующем случае...» Высшее благо в описываемой ситуации нуждается в мощном эмоциональном и ином подкреплении, и только тогда оно может получить преобладание «при определении и решении воли. До тех пор идея всякого блага в уме, подобно другим идеям, есть лишь объект пассивного умозрения, но не действует на волю и не побуждает нас к деятельности...» [ 14, с. 304, 305, 312].
Вообще волевые ориентации людей весьма часто детерминируют сиюминутные, повседневные потребности и желания, а отнюдь не стратегические и высшие. Конечно, достижение высоких степеней счастья приносит человеку громадное удовлетворение, однако оно сопряжено с большими затратами энергии, требует, подчас, самоотверженности и порой многих лет труда и забот. Между тем даже «невысокая степень удовольствия, доставляемая рядом обычных наслаждений, составляет счастье, которым люди могут довольствоваться». Поэтому волевые усилия людей сплошь и рядом направляются на достижение пусть небольшого, но такого близкого счастья: «...волю ...людей определяет... преобладающее беспокойство желаний, устремленных в погоню за радостями этой жизни...». В результате воля направляет основные усилия для удовлетворения «желаний, добивающихся пустяков». Непосредственное влияние на направленность воли оказывают, далее, такие отрицательные эмоциональные состояния, как отвращение, страх, гнев, зависть. стыд и другие 114. с. 305-307. 311].
На человека, продолжает Локк, одновременно воздействует множество различных потребностей и эмоций (как отрицательных, так и положительных). Главенствующее влияние на волю оказывают наиболее сильные из них, и они определяют «волю в се выборе ближайшего действия». Не следует забывать. что людям, которые нередко испытывают множество тягот (голод и жажду, жару и холод, переутомлены работой и так далее), не в состоянии сконцентрировать свою волю для достижения каких-либо высших общественных ценностей. В конечном счете английский мыслитель приходит к выводу, весьма су щественному для данной ра-
боты. Заключается он в том, что «в большинстве случаев человек не способен воздерживаться от акта воли...». Но если это так, то феномен воли мы не вправе относить исключительно к «произвольному» поведению. (Правда, сам Локк, будучи классическим рационалистом, такого вывода не делает. Для него более типично следующее высказывание: «...решение воли следует непосредственно за суждением разума» [14, с. 308, 320, 334]. И. следовательно, именно воля в конечном счете следует за разумом, а отнюдь не наоборот!)
Не следует, далее, сбрасывать со счета некоторые из аргументов Шопенгауэра, который полагает необходимым выявлять волевые акты ребенка со дня его рождения. «Грудные младенцы, - пишет он, - едва проявляющие первые слабые признаки интеллекта, уже полны своеволия. Необузданным, бесцельным криком и бу шеванием выражают они достигший переизбытка в них порыв воли...» [13, с. 266].
Перейду, однако, к делам современным. Начну с воли населения всей планеты, или мирового сообщества. Какие факторы ныне в наибольшей степени являются предметом волевого воздействия мирового сообщества, или народов мира? В первую очередь его заботят процессы расползания ядерного оружия и экологические катаклизмы. Рациональная воля мирового сообщества проявляется в принятии в рамках ООН решений, направленных на недопущение обзаведения все новых стран оружием массового уничтожения (с этой целью ведется контроль за промышленностью целого ряда государств, предусматриваются меры по запрету' поставок в эти страны соответствующих материалов, технологий, оборудования и так далее). Тем не менее, вопреки воле мирового сообщества все нОвые страны и регионы обзаводятся ядерным оружием. Что же получается? Противоположно направленная воля отдельных государств сильнее воли мирового сообщества в целом? Как возможна ситуация, чтобы воля нескольких отнюдь не самых мощных государств оказалась сильнее воли всех остальных?
Рассматриваемый парадокс поддается объяснению только в случае признания наличия в воле мирового сообщества определенных и весьма существенных противоречий. которые способствуют ослаблению этой интегральной общественной доминанты. Решения ООН и других влиятельных организа-
ций о недопущении эскалации ядерного и других видов оружия массового поражения находятся именно в светлом, рациональном спектре планетарного сознания. В темном же, или иррациональном его спектре, находится множество факторов, так или иначе противодействующих намерениям рациональной воли человеческого сообщества. Противодействие во многом обусловлено тем, что одни страны и регионы не видят иного способа ограждения своей национальной безопасности от все возрастающей агрессивности США и НАТО, как на пути обзаведения собственным ядерным оружием (Ирак, Иран), другие крайне озабочены появлением такого оружия у ближайших соседей (Индия, Пакистан). Тем самым воля мирового сообщества оказывается рациональноиррациональной, что способствует ее определенной непредсказуемости и недостаточной эффективности.
Далее, посмотрим на групповую волю, то есть общественную доминанту' среднесубъект-ного уровня. Возьму в качестве носителя и выразителя групповой воли футбольную или хоккейную сборные России. Чем объяснить их явно в целом слабую совокупную волю, когда дело касается чемпионатов Европы и Мира последнего десятилетия? Ведь многие из спортсменов, привлекаемых в сборные, весьма успешно и продуктивно выступают в лучших зарубежных командах, являются там признанными лидерами и звездами! Пресса приводит целый ряд фактов, свидетельствующих об ослаблении интегральной воли футболистов и хоккеистов. В их числе: отсутствие достаточной патриотической настроенности. чувства спаянности и товарищества (что было всегда присуще спортсменам СССР), материальных и моральных стимулов. дефекты внутренних чемпионатов и прочее. Иными словами, и групповая воля оказывается по своему содержанию рацио-нально-иррациональной.
Таким образом, автор пришел к выводу о том, что ни одна из двух распространенных тенденций истолкования воли не раскрывает ее сущности и является односторонней. Между тем и в конце второго тысячелетия от Р. X. представления о воле в философии и науке по-прежнему продолжают обсуждаться в границах этих основных теоретических парадигм. Сущность же феномена воли все еще не выявлена. В различных справочных изданиях, учебных пособиях и так далее, мы, как
правило, находим лишь описание проявлений воли, но не анализ самой ее сущности. Приведем характерные высказывания: воля -«это сознательная целеустремленность человека на выполнение тех или иных действий»
[15]; «сознательная организация и саморегуляция человеком своей деятельности и поведения. направленная на преодоление трудностей при достижении поставленных целей»
[16]. «Волевая регуляция - это сознательное, опосредованное целями и мотивами предметной деятельности создание состояния оптимальной мобилизованности, оптимального режима активности в нужном направлении, то есть целенаправленное создание такой организации психических функций, которая обеспечивала бы наибольшую эффективность действий» [17].
В приведенных выше формулировках отчетливо просматривается явная и чрезмерная рационализация волевых актов, зачисляемых в «особый вид преднамеренных действий» и безоговорочно квалифицируемых как «сознательные» или «осознанные» [16, с. 386, 387]. Подобный подход логически влечет за собой неправомерные практические выводы и рекомендации. Приведу характерные примеры: «осознание поставленной цели может закалить волю»; «тренировать волю надо, прежде всего преодолевая свои недостатки (лень, неаккуратность, дурные привычки и т. п.)» [18]. В том же методологическом ключе лежат предложения о формировании воли в целом. Дело в том, справедливо отмечает Е.П. Ильин, что «воли в целом» не существует, а «есть лишь отдельные и специфические ее проявления...» [19].
В целом, пан рационализация воли - достаточно распространенная и превалирующая традиция отечественной мысли XX столетия. Между тем, как отмечают исследователи, ни целенаправленность действия, ни осознание его возможных последствий еще не делают поступок волевым [20]. Широко распространенное определение волевого действия в качестве действия сознательного и целенаправленного не является сущностным, поскольку, скажем, «намеренное передвижение из одного места в другое без каких-либо внешних или внутренних трудностей является осознанным и целенаправленным. Еще более простым, но осознанным и целенаправленным является действие по удалению соринки из глаза (пример И.М. Сеченова). Если такие действия рассматривать как действия воле-
вые, то тогда понятия волевого и произвольного действия становятся синонимами и практически все волевое действие надо рассматривать как волевое, кроме импульсивных действий во время аффекта или гипноза. Даже действия по реализации непреодолимых патологических влечений могут быть осознанными и целенаправленными, но это скорее действия, выявляющие слабоволие человека, чем его волевые качества» [6. с. 71-72]. Между тем ряд психологов действительно предлагает рассматривать волю и произвольное поведение как тождественные явления [19, с. 57]. В результате понятие воли становится излишним и лишается статуса самостоятельного атрибута субъекта.
Другие исследователи пытаются анализировать волю в качестве одной из форм произвольного поведения. «Волевым может быть только произвольное действие, - пишет
В.А. Иванников, - так как непроизвольному всегда достаточно побуждения...» [6, с. 102]. Аналогичной позиции придерживается и Е.П. Ильин, согласно которому воля есть «интеллектуальная активность человека», существенная «часть произвольного управления» [19, с. 6 ]. Подобный подход приводит к ошибочному выводу о том. что особой - волевой - «...реальности просто не существует, а намеренное изменение побуждения к заданному действию достигается через совместную работу известных психических процессов или, точнее, в результате целостной работы мозга и психики». И далее: «Понимание волевой регуляции как регуляции действий или психических процессов через произвольную форму мотивации означает, что побуждение к действию обеспечивается не особым образованием - волей, не особыми волевыми мотивами, не особой потребностью в преодолении препятствий, а работой общего для любой активности мотивационного механизма, но работой намеренной, осознанной и произвольной» [6. с. 122].
Однако и этот подход не выглядит логически убедительным прежде всего из-за отсутствия четкости в понимании «произвольного» поведения. Не следует забывать, что, во-первых, термин «произвольный» в жизни нередко употребляют как синоним термина «своевольный», следовательно, для обозначения необдуманных действий, движимых капризом или упрямством; во-вторых, даже не в столь крайнем значении воля едва ли может быть редуцирована к намеренности и
сознательности осуществляемых актов поведения. В целом же рассматриваемый методологический подход ведет к тому, что использование термина «воля» становится не обязательным. И неслучайно в западной психологии он в настоящее время практически не используется [20, с. 59].
Некоторые исследователи пытаются отойти от указанного выше противополага-ния произвольного поведения как антонима непроизвольного, однако эти попытки не выглядят удачными. Так, В.А. Иванников утверждает, что «...нет оснований применять понятия сознательности... и намеренности к поведению животных» [6, с. 93-94]. Подобные утверждения все больше приходят в противоречие с новыми научными фактами и открытиями в области поведения животных конца второго тысячелетия.
Традиция, согласно которой животные обладают рассудком, насчитывает в философии и науке многие столетия и не может быть случайной. Об «известной доле разума» у животных писал Д. Локк [14, с. 209] и другие ученые. «...Все животные, даже самые несовершенные, обладают рассудком... -утверждал А. Шопенгауэр. - Рассудок у всех животных и всех людей один и тот же... Но степени его остроты и пределы его познавательной способности крайне разнообразны...» [12, с. 49].
Едва ли правилен подход, в соответствии с которым у животных вовсе отсутствует также и воля. Между тем гносеологизаторст-во, как правило, влечет за собой отрицание у животного одного из двух атрибутов субъекта. (Животное мы вправе рассматривать в качестве предсубъекта!) Так. Л.С. Выготский отрицал наличие воли у животных любого уровня организации и полагал, что «только действие человека, подчиненное его власти, есть волевое действие» [21]. «Животное... -утверждает Ш.Н. Чхартишвили, - никто не считает существом, обладающим волей» [9, с. 73]. Не удивительно, что отрицание воли у животных встречает убедительное возражение у других ученых. Так, Е.П. Ильин и П.В. Симонов говорят о безусловных «зачатках» волевого поведения у животных. Правда, Ильин полагает, что такое волевое поведение у животных «осуществляется непроизвольно», а на произвольно-сознательное усилие способен лишь человек [19, с. 103, 105]. Однако здесь ученый не вполне последователен, ибо высшие из животных в определен-
ной степени обладают волей произвольноосознанного плана.
Неудовлетворительность подхода к воле как форме произвольного поведения в первую очередь заключается в его противоречии фундаментальным методологическим парадигмам. Важнейшая из них - признание воли одним из двух основных атрибутов субъекта. Из этой парадигмы следует, что воля может быть свойством, проявлением субъекта в целом и, напротив, не может являться формой или разновидностью никаких иных его факторов. В силу этого, с одной стороны, неправомерно превращать волю в некий абсолют, стоящий как бы вне и над субъектом, а с другой стороны, воля отнюдь не является свойством сознания, произвольного поведения и иных психических процессов. Ибо в действительности воля - относительно самостоятельный и качественно определенный атрибут субъекта, наряду с рассудком (сознанием, мышлением, разумом) [22].
Сказанное, далее, означает, что оба атрибута субъекта самым глубоким образом укоренены в биосоциальной организации и проявляются во всей его стру ктуре, то есть в потребностях, интересах и идеалах. Примечательно в данной связи, что П С. Симонов усматривает в воле особую потребность в преодолении препятствий. На уровне потребности воля требует своего постоянного осуществления, функционирования. И если человек не дает волевым импульсам сознательного выхода, то они непременно «прорвутся» в его бессознательном и непроизвольном поведении (необъяснимые, подчас, капризы детей, иррациональные поступки взрослых и так далее).
Адекватный подход к проблеме воли заключается в том. чтобы соответствующие действия человека анализировать в единстве рассудочно-рациональной и бессознательно-иррациональной сторон. Иными словами, рассматриваемые нами социально-психические механизмы функционируют не обязательно проходя через светлый спектр сознания субъекта (так называемая слепая воля). Сложность человеческого поведения заключается в том, что субъект нередко действует не в соответствии, а вопреки разумным и рациональным планам и целям, проявляет своеволие и упрямство. Именно в силу всех этих и многих других обстоятельств воли отдельных людей в социуме «достигают НС того, чего они хотят, но сливаются в нечто
среднее, в одну общую равнодействующую, -из этого все же не следует заключать, что эти воли равны нулю. Наоборот, каждая воля участвует в равнодействующей и постольку включена в нее» [23]. Однако это равнодействующая сама слагается из асимметричных неравнодействующих. При этом лидирующая в сумме многих детерминант составная, которая в конечном итоге и окажется главной доминантой, может быть рассмотрена как целенаправленная, рациональная и произвольная. Те же ее составные, которые препятствуют внутри данного субъекта реализации этой генеральной линии, выступают фактически чем-то нецеленаправленным, иррациональным и непроизвольным. Следовательно, воля любого субъекта есть диалектическое единство целенаправленного и нецеленаправленного, рационального и иррационального, произвольного и непроизвольного. Из сказанного следует вывод о принципиальной невозможности отождествления феномена воли с первой или второй группой признаков.
Между тем практически вся отечественная психологическая наука и философия склонны связывать волю именно с первой группой указанных выше признаков. Разница между теми или иными концепциями разве что количественная, но отнюдь не качественная! А ведь во многих случаях в воле могут преобладать как раз нецеленаправлен-ность и иррациональность, непроизвольность и непредсказуемость. Все эти черты весьма характерны, в частности, для государственной воли России 90-х годов уводящего столетия, и они намного превысили черты целенаправленности и рациональности, произвольности и предсказуемости в волевых действиях правящего слоя Российского общества.
Впрочем, те же негативные характеристики отличают действия населения мира как особого исторического субъекта, если посмотреть на то. как он справляется с решением глобальных проблем современности. Данный максимально объемный субъект все более напоминает самоубийцу, который достаточно хорошо видит и понимает, что его деятельность (или бездеятельность) ведет к катастрофе, однако не способен изменить негативную волевую направленность собственного поведения на позитивну ю.
Этот характер воли отнюдь не изменяется, если мы перейдем от ее анализа на мегау-ровне к микроуровню. Так, упрямство или капризы и другое спонтанное поведение
3-летних детей странно было бы относить к вполне осознанным и рационально мотивированным. Все обстоит как раз наоборот, но именно в этом нередко и обнаруживают себя волевые проявления детей. А между тем ряд авторов именно дошкольный возраст считает интенсивным периодом развития воли [24-25].
Не следует, далее, забывать, что связь между произвольным и непроизвольным поведением человека и животного глубоко диалектична: одно при соответствующих условиях переходит в другое. Э. Кондильяк специально обращал внимание на то, что после ряда повторений тело «приобретает... привычку двигаться по своей воле. Вот тогда-то его движения становятся упорядоченными» [26]. Это означает, что многие акты поведения. которые животные и люди совершают по привычке, в своей основе являются формами волевого поведения и не могут быть из него исключены.
Не выдерживают критики и другие признаки, причисляемые к сущностным факторам воли. Так, отнесение ее к потребности по преодолению препятствий или трудностей (П.В. Симонов и другие) не выглядит удачным, поскольку роль рассудка «в преодолении препятствий не менее важна, чем значение «силы воли» [19, с. 31]. Подобного рода потребности могут быть характерны лишь для некоторых, но далеко не всех людей.
На мой взгляд, воля в качестве атрибута представляет собой способность субъекта к созданию доминанты в мышлении н действии. Способность доминировать не следует понимать в узкопсихологическом плане. Доминирование предполагает как придание особой значимости определенной ценности, мотиву, так и направлению деятельности (в том числе на макро- и мегауровне). Именно доминирование, рассмотренное в достаточно широком контексте, скорее всего, и является специфической (уникальной) чертой феномена воли. Отношения доминирования проявляются и в необходимости придания одному из мотивов деятельности преимущественного значения, и в выделении круга людей в рамках данного социума, влияние которых на всю его жизнь оказывается решающим, и других аналогичных явлениях.
Какие факторы в континуальном поле субъекта выступают в качестве субстратов воли и рассудка? По всей вероятности, ни воля, ни рассудок не имеют отдельных морфологических структур в организме челове-
ка (субъекта). «...Отдельных морфологических центров воли нет, - пишет в данной связи Д.В. Колесов, - это определенное устойчивое сочетание нервных связей между различными отделами лимбической системы, а также лобной коры, функцией которых является волевое подкрепление (волевой контроль) деятельности в плане ее соответствия достижению потребного результата. В нейрофизиологическом аспекте основа воли -тонко дифференцированное управление процессами возбуждения и торможения по определенным информационным каналам, что позволяет ослабить или затормозить одни побуждения и действия и усилить другие, способность соответствующих отделов центральной нервной системы удерживать нервное возбуждение (доминанта) до получения специфической команды отбоя, которая формируется в результате высшего нервного синтеза (т. е. управление доминантой)» [27].
Механизм соления связан с борьбой мотивов и необходимостью приложения усилий, принятием решений и их реализацией. Потребность в волевом действии возникает тогда, когда на пути осуществления мотивированной деятельности появляются препятствия. Волевой акт поэтому направлен на их преодоление. Воля нередко требует определенного самоограничения, сдерживания некоторых достаточно сильных влечений, подчинения их другим более значимым и важным целям, следовательно, ограничения удовлетворения одних потребностей, интересов, идеалов с целью предоставления возможности для преимущественного осуществления других, иначе реализация кардинальных потребностей, интересов и идеалов общества оказалась бы под угрозой. В целом воля обеспечивает выполнение двух взаимосвязанных задач - побудительной и тормозной и в них себя проявляет [28].
Воля - фундаментальное качество субъекта и наследуется прежде всего генетически. «...Волевые качества тесно связаны с типологическими особенностями свойств нервной системы. - пишет Е.П. Ильин. - Поэтому страх и неспособность человека владеть собой при его возникновении, а также неспособность принимать быстрое решение ит. п. могут иметь врожденную основу. Это не означает, что волевые качества развивать бесполезно. Однако в отношении некоторых волевых качеств, в существенной мере зависимых от врожденных особенностей челове-
ка, нужно избегать и излишнего оптимизма и стандартных подходов в их развитии» [19, с. 199].
Ученые указывают на важность поиска филогенетических предпосылок исследуемого феномена, ведь, как и вся психика в целом, воля есть функция мозга, нервной системы или, в более общем плане, атрибут субъекта. В данной связи примечательно, что имевшие место в психологической науке попытки установить возрастнучо границу, с которой начинается формирование воли, потерпели неудачу, и ныне ведется речь лишь о наиболее заметных «скачках» в ее развитии. С возрастом «волевые качества больше проявляются в одном виде деятельности, друтие -в другом виде, иными словами, может происходить перераспределение силы и фокуса воли, но не само ее исчезновение (последнее связано лишь с некоторыми тяжелыми патологическими заболеваниями)». Важно также, во-первых, признание того факта, что развитие воли идет параллельно с развитием других психических процессов (рассудочное мышление, внимание, воображение, память, мотивация), во-вторых, отсутствие жесткой корреляции между высокой степенью развития интеллекта и высоким уровнем воли, или наоборот [6, с. 43, 44].
Таким образом, хотя воля и не имеет собственного сугубо локализованного физиологического органа (как, например, сознание - кору больших полушарий мозга, язык - соответствующий материальный субстрат и так далее), это не означает, что у нее вовсе отсутствуют определенные физиологические и психологические субстраты. Выше уже говорилось о некоторых из них. Кроме того, ряд исследователей в качестве возможной филогенетической предпосылки воли рассматривает «рефлекс свободы», описанный И.П. Павловым, «потребность преодоления препятствий» и друтие. Правда, рефлекс свободы - это. по-видимому, самостоятельная форма поведения, для которой препятствие служит не менее адекватным стимулом. чем корм для пищедобывательного поиска, боль - для оборонительной реакции, а новый и неожиданный раздражитель - для ориентировочной [20, с. 116-117). Не будь рефлекса свободы, всякое малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни [29]. На общественном уровне рефлекс свободы получает совершенно осо-
бое и самостоятельное значение и осуществляется в ходе реализации субъектом своих потребностей. Преодоление препятствий здесь нередко превращается в самоцель, а исходные мотивы утрачивают свое значение и даже оказываются забытыми [20, с. 117].
Думается, однако, что филогенетические, физиологические и психические механизмы воли следует искать в отношениях доминирования. Все, что обеспечивает субъекту возможность доминирования, прямо или опосредованно имеет отношение к воле. Немало структур, обеспечивающих доминирование, носят врожденный характер, что придает соответствующий характер волевому поведению человека. Безусловно, на протяжении жизни воля поддается коррекции, но возможности последней отнюдь не беспредельны. В качестве аргумента в подтверждение выдвинутого тезиса приведу факты, подчас, слабой учебы (в школе, вузе) детей из семей интеллигенции, несмотря на высокий интеллект этих детей. Основная причина подобной ситуации заключается в слабом волевом самоконтроле ребят, обладающих достаточно высоким уровнем мышления. Смысл волевого действия в том и состоит, чтобы создать необходимые условия для преодоления постоянно возникающих в процессе деятельности трудностей. Люди для превращения их из случайной толпы, или собрания, в коллективный субъект должны добиваться консолидации своей групповой воли. Субъект любого уровня связан с входящими в него людьми, в первую очередь, единым механизмом воли.
Итак, единственной сущностной чертой воли является ее способность установить отношение доминирования. Таков универсально-методологический подход к решению проблемы воли в философском ракурсе. Инос дело - определение дополнительных параметров проявления воли, которые стремятся выявить различные науки. Так, установлена негативная корреляция волевых качеств субъекта с его внушаемостью и готовностью к гипнотизации [20, с. 121]. В то же время стремление к позитивному определению воли как активности, или способности, обусловленной потребностью преодолеть препятствия [6, с. 17; 20, с. 122], имеет по преимуществу конкретно-научный и нефилософский характер. Дело в том, что активность субъекта подчас направляется на то. чтобы обойти препятствия, не затрачивая
энергию на их преодоление. Здесь имеет место не столько отсутствие воли у данного конкретного субъекта, сколько ситуация наличия недостаточно сильной воли либо мотива сохранения энергии для направления воли на более значимые для человека цели. Таким образом, уход от преодоления препятствий отнюдь не всегда свидетельствует об отсутствии процесса воления. Волевая пассивность, следовательно, вовсе не является достаточным свидетельством полного отсутствия отношений доминирования.
Признание рассудка и воли двумя специфическими атрибутами требует анализа того, как действует та биосоциальная связь, которая обща для всех трех рассматриваемых нами факторов. Такой общей связью, а точнее детерминантой, выступает эмоциональное качество. Другими словами, эмоциональность и является той чертой, которая, в первую очередь, обеспечивает целостность и неразрывное единство субъекта с его атрибутами. Именно от особенностей эмоционального состояния субъекта непосредственно зависит успешное или неуспешное функционирование его рассудка и воли. Эмоции отнюдь не являются функциями атрибутов субъекта, они - их фундаментальная общая определяющая. Интегральный характер эмоций определяется тем, что ни рассудок, ни воля не в состоянии их полностью устранить либо, напротив, как бы «наполнить до краев». Рассудок и воля в состоянии лишь в большей или меньшей степени направлять и корректировать эмоциональный мир субъекта. будучи в целом зависимы и постоянно нуждаясь в нем.
Эмоциональная константа, по-видимому, воздействует на атрибуты субъекта не сама по себе, не непосредственно, но через механизм потребностей. интересов и идеалов. В частности, рассудок помогает человеку нарисовать образ (идеал) наиболее оптимального и значимого для него стиля жизни и поведения. Следует, однако, иметь в виду, что никакая воля не властна заставить субъекта делать то. чего он не знает и не умеет, то есть то, что не было отображено, исследовано и запечатлено рассудком. Рассудок и все процессы, непосредственно с ним связанные (восприятие, память, внимание, мышление) предоставляют человеку знание о среде и своих возможностях, обеспечивая вместе с навыками уверенность в необходимости действия и его успехе [6. с. 114].
В «чисто» рассудочной деятельности большое значение имеет человеческое воображение. Так, психологический механизм формирования идеала жизни-подвига нужно искать прежде всего в человеческом воображении [30]. Однако практическая реализация данного идеала сопряжена с большими волевыми усилиями. Иными словами, осуществление идеала требует от субъекта постоянной мобилизации сил и готовность к соответствующей деятельности обоих его атрибутов -воли и рассудка. Таким образом, изменение смысла действия или создание дополнительного смысла достигаются как через реальное изменение ситуации (связь с другими мотивами, новая роль, переживание последствий действий), так и через привлечение воображаемой ситуации [6, с. 91].
Замечу далее, что воля и рассудок являются именно специфическими атрибутами субъекта и их ни в каком плане нельзя отождествлять со структурой отношения, то есть потребностью, интересом или идеалом. «...Воля - это не самостоятельная потребность воления, а механизм подкрепления деятельности, делающий достижимым потребный результат (т. е. удовлетворение потребности) в самых разнообразных (в том числе и в первую очередь неблагоприятных) условиях, подкрепляющих нацеленную на это деятельность в случае отсутствия для нее подкрепления, в условиях наличия помехи. Если эмоции стимулируют скорейшее достижение цели, то воля - обязательное ее достижение». И далее: воля «...позволяет в определенной мере и управлять эмоциями, главным образом сдерживать их, равно как и внешние их проявления... Многое здесь зависит от тренировки и проявляется как особая черта характера - самообладание.
При анализе взаимоотношений воли и эмоций выясняется, что воля имеет собственные, помимо подключения (использования) энергии эмоций, источники энергии. Например, человек вопреки всем преградам доводит начатое дело до конца (побуждение + воля), но сил радоваться (в случае успеха) или огорчаться (в случае неуспеха) у него уже нет: на переживание «не остается сил» (т. е. источники эмоциональной энергии истощились), хотя дело свое он упорно довел до конца» [27, с. 86, 87].
Таким образом, атрибуты субъекта обладают известной самостоятельностью и по отношению к эмоциям, и по отношению дру г
к другу. Смысл волевых усилий направлен на всемерную активизацию прежде всего эмоциональной компоненты, на ее подкрепление. Одновременно воля активизирует мотивационную сферу рассудка, сосредоточивая мысль вокруг поиска дополнительных доводов в пользу преодоления возникших трудностей. При этом в одних ситуациях волю и рассудок мобилизуют эмоции положительного плана, в других, напротив, - отрицательного порядка (злость, ненависть и тому подобное).
В то же время относительная самостоятельность воли как особого атрибута субъекта позволяет ей «порождать собственные эмоции в связи с преодолением преграды до того, как будет достигнута конечная цель», а полученное удовольствие от их преодоления -«наиболее яркий показатель воли. Через эту положительную эмоцию и открывается путь к воспитанию воли, к ее усилению, чтобы человек не сникал под тяжестью неудач, но вновь и вновь испытывал радость преодоления препятствия даже в том случае, когда это препятствие на пути к достижению поставленной цели - он сам» [31|. Относительно самостоятельный характер воли, таким образом, ученые связывают с тем фактом, что она обладает самостоятельной энергией [27, с. 90].
Следует заметить, что в истории философии не раз отмечался фундаментальный и относительно самостоятельный характер всех трех рассматриваемых здесь факторов -эмоций, воли и рассудка, специфический характер их предметной области. «В самом деле... - писал Вл. Соловьев, - раз даны эти силы: воля, разум и чувство, - очевидно, что должен быть определенный предмет хотения, разумения и чувствования, - очевидно, что человек не может только хотеть ради хотения, мыслить ради мысли, или мыслить чистую мысль, и чувствовать ради чувства» [8, с. 531.
Эмоциональная константа имеет некоторые оптимальные значения (меру). Недостаток эмоций или их избыток способны дезорганизовать деятельность субъекта любого уровня. Так, предстартовая лихорадка или, напротив, апатия способны вызвать волевую дезорганизацию у спортсмена. Более фундаментальный характер эмоций по сравнению с волей неоднократно отмечался в специальных исследованиях. Последние привели, в частности, к выводу, что надежность работы операторов сложных систем наряду с традиционными приемами волевой регуляции в
большей степени достигается обучением методу анализа эмоциогенных ситуаций и их разрешения. Иными словами, поддержание эмоциональной устойчивости обеспечивается в основном не за счет торможения волевым усилием неадекватных эмоций, а за счет создания условий, поддерживающих оптимальное эмоциональное состояние и работоспособность. Все это привело к тому, что исследования эмоциональной регуляции спортивной и других видов деятельности, зародившиеся в рамках проблемы волевой регуляции, постепенно выделились в самостоятельную проблему, поставившую вопрос о соотношении волевой и эмоциональной регуляции [6, с. 54, 58-59].
Эмоция и воля порой ведут себя по отношению друг к другу как антагонисты: иногда воля подавляет всплеск эмоций, а в другой ситуации, наоборот, сильная эмоция (например аффект) оказывается весомее воли. Фактически практика показала: произвольное управление эмоциями отличается от управления как познавательными процессами (мышлением, запоминанием), так и волевой регуляцией, что потребовало и новых теоретических подходов к пониманию эмоций. Постепенно стало складываться понимание того, что потеря эмоционально переживаемого отношения к миру приводит к снижению как волевой, так и рассудочной (познавательной) активности [6, с. 59, 63].
Вероятно, субъект способен, в определенной степени, «перераспределять» силу эмоций в пользу рассудка или воли. Дополнительное подключение эмоций к рассудку требуется для стимулирования важных когнитивных процессов. Напротив, дополнительное подключение силы эмоций к волевым механизмам требуется для более эффективного преодоления возникших препятствий, для поддержания состояния боевой и прочей готовности.
Атрибутивный, то есть в определенной степени функционально-производный, характер воли и рассудка заключается в том, что не они должны «владеть» субъектом, но человек (или человеческая общность) обязаны подчинить их своим потребностям, интересам и идеалам. Кроме того, ни воля, ни рассудок не могут быть безэмоциональными. «Безличной, холодной воли мы не знаем...» -подчеркивал И.М. Сеченов [32]. Как сказал Гегель, «рассудительный человек - великий характер - может что-либо находить соглас-
ным со своей волей, не приходя от этого в бурное чувство радости, и, наоборот, переносить несчастье, не предаваясь чувству скорби» [2, с. 318]. Разумеется, гармония эмоций с атрибутами субъекта достигается отнюдь не всегда. Порой рассудочная или волевая мотивация превращается в нечто внешнее и самостоятельное по отношению к субъекту', управляя его поведением и приводя к «тирании» рассудка или «железной» воли. И все же нормальный (не деформированный) процесс развития субъекта предполагает овладение своими способностями: как атрибутивными, так и иными (память, восприятие, движение, внимание, мышление).
Безусловно, возможности подчинения атрибутов субъекта - рассудка и воли - не беспредельны, поскольку обусловлены всеми особенностями жизнедеятельности человеческих сообществ. Многое здесь определяется биогенетической и социальной наследственностью. окружающей средой. Атрибутивный характер воли проявляется, далее, в том, что волевым воздействиям поддаются те стороны деятельности субъекта, к которым у него в силу генетических или социально приобретенных обстоятельств существует явная предрасположенность. И, напротив, волевая регуляция существенно менее эффективна в тех сферах жизни людей, предрасположение к которым у них отсутствует. Ученые констатируют в данной связи, что нередко люди способны к значительным усилиям в деятельности двигательного характера (физическом труде, спорте), но не способны к значительным усилиям у мственного плана. Бывает и наоборот [27, с. 92]. Тем не менее развитая и сильная воля способна творить буквально чудеса. (Пожалуй, особенно много примеров того, на что способен волевой человек, дает нам практика спорта.)
Итак, весь рассматриваемый нами категориальный блок - субъект / воля / рассудок -в качестве исходного имеет понятие отношения. Поэтому их общая родовая черта - превалирование устойчивости над изменчивостью. Из данного положения следует вывод о неправомерности зачисления ни одной из названных выше категорий в число понятий, непосредственно характеризующих деятельностный подход. Между тем такое смешение континуу'мов деятельности и отношения в том или ином плане - явление широко распространенное. Так, Д.В. Колесов полагает, что «...все собственно волевые характсристи-
ки суть деятельностные...» [27, с. 88]. К их числу автор относит целеустремленность, упорство, настойчивость, настырность и другие. Однако из самих характеристик этих качеств, приводимых исследователем, следует как раз обратное. Действительно, «...упорство -характеристика волевого начала с точки зрения соотношения усилия и преграды, настойчивость - с точки зрения безусловного сохранения направленности усилия, упрямство - нерациональное сохранение направленности усилия вопреки изменяющимся обстоятельствам, настырность - активное действие вопреки реакции окружающих и т. д.» [27, с. 88].
В самом общем плане воля и рассудок, как атрибуты субъекта, равновелики и в этом смысле симметричны. Однако в жизни конкретных людей и социальных групп эта симметрия может в большей или меньшей степени нарушаться. Более того, возможны достаточно предельные концентрации силы воли или рассудка, что приводит к чрезмерному преобладанию одного атрибута над другим: человек «железной воли» или «тотального рассудка». В этом случае соответственно ослабляется значение другого атрибута (слабая воля или слабый рассудок). «Человек рассудочный» обычно весьма начитан, умен и образован, но нередко пасует перед трудностями (даже не очень значительными), неспособен на значительные усилия по их преодолению. Напротив, «человек волевой» нередко готов, что называется, «закусить удила», не прислушивается в необходимой мере к доводам разума и вследствие этого часто также обрекает себя на жизненные неудачи. Воля трансформируется у такого человека в бессмысленное упрямство. «Упрямство, - пишет Е.П. Ильин, - это тоже волевое проявление, но имеющее негативную направленность или кажущееся таковым (правда, с точки зрения самого субъекта). Решения, требования и просьбы при упрямстве... выдвигаются человеком вопреки разумным доводам, советам, указаниям других людей» [19, с. 147].
К сторонам основного противоречия субъекта следует, на мой взгляд, отнести авторитет вместе с его социальным антиподом, то есть контравторитетом. Сущность авторитета невозможно определить дезак-сиологически. Аксиологический же подход к данному явлению заключается в рассмотрении авторитета и контравторитета в качестве двух диалектически противоречивых сторон
субъекта любого (микро-, макро- или мега-) уровня. В этом случае авторитет и контравторитет следует определить через ближайшие и одновременно более общие социальные противоречия. И тогда логически достоверные определения будут выглядеть так: авторитет есть культурный субъект; напротив, контравторитет есть субъект контркул ьтуры.
Таким образом, наряду с авторитетным волением, бывает воля прямо противоположная по своей социальной значимости и направленности. И если авторитетная воля -признак социально-положительный, то контравторитет есть признак отрицательный. Безусловно, оба этих понятия находятся в соотносительной и притом диалектической взаимосвязи. Нередко один и тот же субъект сочетает в себе противоположные черты.
Именно развитая и авторитетная воля делает субъекта свободным, то есть действующим, исходя из своих собственных потребностей, интересов и идеалов, а не из внешнего принуждения (правда, нередко характер действий при свободной и подневольной деятельности может совпадать с точкой зрения внешнего наблюдателя) [27, с. 88-89]. Воля содействует трансформации потребности, интереса и идеала, устойчиво доминирующих в деятельности данного субъекта, во внешне реализуемое поведение (в действие, в поступок). Именно устойчивость доминирующей потребности, интереса или идеала нередко побуждает человека поступать несообразно с обстоятельствами, вопреки обстоятельствам. При этом поведение остается детерминированным, но не сиюминутной ситуацией, а доминирующей потребностью, интересом или идеалом.
Авторитет включает в себя представление о человеке-идеале. Субъект авторитета отличается от других чем-то важным, существенным и вследствие этого является как бы центром группы, образцом уподобления. Цементируя волю людей, осуществляющих ту или иную деятельность, он становится лидером. Конкретными носителями авторитета выступают не обязательно одни и те же субъекты. Многое здесь зависит от характера конкретной деятельности и, соответственно, от способностей людей и общностей, ее осуществляющих. Там, где требуется проявить волевые качества (мужество, выдержку, смелость), выделяется одна группа авторитетов, необходимость социума в людях, обладаю-
щих высокими инженерно-техническими или компьютерными знаниями, стимулирует выделение в качестве лидеров людей несколько иного плана и так далее. В целом речь здесь идет о влиянии субъектов социально-позитивного плана. Тогда же, когда имеет место эффективное негативное влияние, мы имеем дело с контравторитетами. В реальной жизни постоянно происходит взаимодействие и столкновение лидеров как позитивного, так и негативного толка. Кроме того, одни и те же субъекты нередко выступают как авторитеты в одном ракурсе и, напротив, в качестве контравторитетов - в другом.
Нередко в литературе контравторитетов именуют «ложными», «мнимыми», «дутыми» лидерами. Однако подобная терминология не вполне удачна, ибо антиавторитеты отнюдь не есть эфемерные величины, но вполне влиятельные субъекты, только с отрицательной социальной направленностью.
К базовой структуре субъекта целесообразно отнести три его основных уровня: индивид, группу и население. Триплет «индивид - группа - население» представляет собой единый социально-гносеологический блок понятий, фиксирующий вполне реальные социальные образования. (В свою очередь, каждый из основных уровней субъекта также обладает собственной структурой) [33]. Таким образом, итоговая схема изложения теории субъекта такова.
1. Чичерин Б.И. Философия права. С.-Пб., 1998. С. 39.
2. Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 ч. М., 1977. Ч. 3. С. 309.
3. Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 537-538.
4. См. об этом подробнее: Косырев В. И. Культура учебного труда студента: Уч. пособие. Тамбов, 1997. 153 с.
5. Фасмер М. Воля // Этимологический словарь русского языка. М., 1964. Т. 1.
6. Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. М., 1991. С. 65, 71.
7. Спиноза. Этика. М.-Л., 1932. С. 75.
8. Соловьев Вл. Спор о справедливости. Москва -Харьков, 1999. С. 91, 92.
9. Чхартишвили Ш.Н. Проблема воли в психологии // Вопр. психологии. 1967. № 4. С. 79.
10. Сеченов II.М. Избранные произведения. М., 1953. С. 177-178.
И. Введение в философию: В 2 ч. М., 1989. Ч. 1. С. 128-129.
12. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление: В 2 т. Минск, 1998. Т. 1. С. 166, 215.
13. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление: В 2 т. Минск, 1998. Т. 2. С. 250, 252, 268, 269.
14. Локк Д. Соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 1. С. 209.
15. Философский словарь. 4-е изд. М., 1980. С. 57.
16. Общая психология. 3-е изд. М., 1986. С. 386.
17. Калин В.К. Воля, эмоции, интеллект // Эмоционально-волевая регуляция поведения и деятельности: Тез. Всесоюз. конфер. молодых ученых. Симферополь, 1983. С. 177.
18. Гоноболин Ф.Н. Психология: Уч. пособие. М., 1973. С. 120.
19. Ильин Е.П. Психология воли. С.-Пб., 2000. С. 189.
20. Симонов И.В. Высшая нервная деятельность человека. Мотивационно-эмоциональные аспекты. М., 1975. С. 114.
21. Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1984. Т. 6. С. 85.
22. Селиванов В.II. Основные подходы к психологическому исследованию волевой активности личности // Экспериментальные исследования волевой активности. Рязань, 1986.
23. Мир философии: В 2 ч. М., 1991. Ч. 1. С. 396.
24. Котырло В.К. Развитие волевого поведения у дошкольников. Киев, 1971.
25. Леонтьев А.И. Проблемы развития психики. М., 1981.
26. Кондильяк Э.Б. де. Соч.: В 3 т. М., 1983. Т. 3. С. 220.
27. Колесов Д.В. Эволюция психики и природа наркотизма. М., 1991. С. 87-88.
28. Немое Р.С. Психология: В 2 кн. М., 1994. Кн. 1. С. 387.
29. Павлов П.П. Рефлекс свободы // Поли. собр. соч. 1951. 3. Кн. 1. С. 343.
30. Леонтьев А.И Потребности. Мотивы и эмоции. Конспект лекций. М., 1971. С. 209.
31. Симонов П.В. Мотивированный мозг. М., 1987. С. 59.
32. Сеченов ИМ., Павлов П.П., Введенский Н.Е. Физиология нервной системы. М., 1952. Вып. 1.
С. 286.
33. Подробнее об этом см.: Булычев И.И. К вопросу о структуре и противоречиях категории «субъект» // Всстн. Тамбов ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2000. Вып. 1. С. 103-107.
СУБЪЕКТ
ВОЛЯ РАССУДОК АВТОРИТЕТ КОНТР- АВТОРИТЕТ ИНДИВИД ГРУППА НАСЕЛЕНИЕ
