CC BY
32
Очевидно, что процесс формирования правовой теории, начавшийся в средние века и связанный с выделением юридической проблематики в качестве основной для новой отрасли знания, продолжается и по сей день. Речь идет о той ситуации, которая сложилась в современном правоведении в связи с решением проблемы интеграции правового знания в единую систему с однородной методологией и задачами исследования правовой действительности. Проект такого синтеза, столь убедительный по своей актуальности и по некоторым оценкам завершившийся неудачей, не есть проект лишь современной юриспруденции [1].
Если говорить об актуальности решения этой задачи, то, по нашему мнению, она обусловлена двумя важными обстоятельствами: во-первых, развитием социально-гуманитарного знания, которое сопряжено с увеличением количества дисциплин, предмет которых в той или иной степени совпадает с изучением правовых явлений, что, в свою очередь, делает возможным и необходимым целостный взгляд на эти явления, позволяющий получить более полное и глубокое знание о них; во-вторых, признанием в качестве фундаментального для юриспруденции принципа социальности правовых явлений, их социальной обусловленности, с одной стороны, и влияния на общественные отношения, с другой, когда социальная среда рассматривается в качестве содержательного компонента права, его функционирования как нормативной системы.
Следует отметить, что решение этой задачи связано не с выработкой более общего знания по отношению к частным юридическим наукам, а с открытием более фундаментальных компонентов права, позволяющих рассмотреть правовую действительность под углом зрения более общей методологии, выяснить внутренние закономерности формирования и функционирования права. Очевидно, что такую синтезирующую роль не может выполнить теория государства и права именно в силу того, что представляет собой более общее знание по отношению к отраслевым юридическим наукам, не охватывает своим предметом проблематику новых правовых наук. Так, появление в современной российской гуманитарной науке таких новых дисциплин, как юридическая психология, юридическая социология, философия права никак не отражается на ее предмете и задачах. Между тем, данные дисциплины вносят немалый вклад в изучение права. Какая же дисциплина может сыграть такую роль?
Как справедливо замечает В. Г. Графский, «такую роль в состоянии выполнить дисциплина наподобие старинной энциклопедии права либо некоей новой юриспруденции, которая окажется в состоянии включить в себя основы знаний о праве (правовой теории с общими принципами, понятиями и с различениями правового и неправового) и правовой практике в их связи с обществознанием и общественным бытием, с индивидуальными и групповыми запросами людей, живущих и работающих в сильно изменившихся (по сравнению с предшествующими историческими эпохами) социальных условиях конца ХХ - начала XXI в.» [2].
Однако следует усомниться в предположении этого ученого о том, что данную роль может сыграть наука, напоминающая старую энциклопедию права именно в силу резонного замечания автора о ее практической направленности. Энциклопедия права является историческим этапом синтеза правового знания, в рамках которого решались задачи его систематизации посредством выработки основополагающих для правовой теории понятий. При этом исторический контекст, дававший возможность эмпирического обобщения правовых явлений, был главной методологической предпосылкой такого обобщающего анализа. Очевидно, что современная теория государства и права может рассматриваться в качестве закономерного этапа такой эволюции, которая, тем не менее, сегодня «...эту роль выполнить не в состоянии, поскольку она стоит в ряду наук теоретических и исторических и ко всем другим наукам - отраслевым (гражданское право, карательное право и др.) или прикладным (правовая статистика, судебная медицина и др.) - имеет лишь самое косвенное отношение» [2].
По нашему мнению, в этом процессе глобального правового синтеза всегда решались и продолжают решаться две основные проблемы - теоретико-методологическая и практическая. Первая проблема связана с систематизацией развивающегося правового знания, с формированием методологии и концептуального аппарата, а вторая - с применением данного знания к решению проблемных ситуаций, связанных с правообразованием, правореализацией, правоприменением. При
этом решение первой проблемы сопряжено с ответом на вопрос о том, что такое право, второй - с ответом на вопрос о том, насколько действующее (позитивное) право соответствует идеальному образу, сконструированному теорией. Итогом того и другого является тот или иной тип правопонимания и теоретическая реконструкция воздействия права на индивида. Отсюда и разные способы решения этих проблем, прежде всего, в юснатурализме и позитивизме, советском правовом этатизме, других типах правопонимания.
Следует согласиться с А. В. Поляковым, полагающим, что среди основных проблем современного правоведения доминируют две: «1) Каков modus vivendi права, его онтологический статус? Определяется ли он государством? 2) Имеет ли право аксиологические характеристики и что они собой представляют? Правовой этатизм трактует право как нормативное установление государства, не имеющее самостоятельного ценностного значения. Юснатурализм понимает право как нормативное установление природы, имеющее самостоятельное ценностное значение. Возможен ли диалог разных вариантов правовидения? Возможно ли научное совмещение противостоящих позиций без эклектики и апологетики? Можно ли при этом учесть основные интенции естественно-правового, этатистского, социологического и психологического правопонимания? Положительный ответ означал бы признание возможности такой правовой теории, которая имела бы интегральный (целостный) характер» [3].
Принимая во внимание важность и плодотворность подходов указанных авторов, следует, тем не менее, отметить, что в целом они ориентированы на решение теоретико-методологических проблем правового синтеза, которое, безусловно, обогащает фундаментальную правовую теорию. Между тем любой синтез научного знания всегда сопряжен с его применением к решению практических задач.
Говоря о правовой теории, следует еще раз отметить, что, прежде всего, эти задачи концентрируются в прикладной сфере, связанной с правообразованием, правореализацией, правоприменением. Что же касается решения проблемы сущности права, его онтологического и аксиологического статуса, на которое сориентированы данные подходы, то оно имеет косвенное отношение к указанным задачам.
По нашему мнению, в процессе правового синтеза главную роль должно играть решение проблемы механизма правового воздействия, интерпретированной в контексте того или иного правопонимания, соединяющее решение как теоретико-методологических, так и практических проблем. Очевидно, что продемонстрированный Л. И. Петражицким подход, несмотря на психологизм и субъективизм его концепции, несомненно, заслуживает внимания именно в контексте решения задачи правового синтеза.
Изучая данную проблему, ученый исходит из необходимости выделения такого наиболее существенного признака права, который бы задал более широкую правовую онтологию в сравнении с иными более узкими правовыми подходами. Ясно, что такой признак выходит за пределы узконаправленных определений права и, более того, охватывает феномен нормативности, тот его аспект, который является общим для нормативного поведения. Речь идет о мотивационной структуре поведения индивида, когда то или иное требование выступает в качестве внутреннего побуждения к действию. Следовательно, норма как таковая, как внешнее требование не включена в механизм воздействия на индивида до тех пор, пока не станет внутренним императивным требованием.
Основываясь на психологической интерпретации правовых феноменов, ученый рассматривает императивность как главное свойство нормативной сферы, а атрибутивность - как свойство права. При этом право, соединяющее императивность и атрибутивность, исследуется не в рамках «проекционной точки зрения», а в акте восприятия, обусловленного особенностями сознания индивида, включающего соответствующие ценности и оценки, мировоззренческие установки и представляет собой императивно-атрибутивную эмоцию.
Исходя из этого, Л. И. Петражицкий усматривает противоречие в традиционном подходе юристов, стоящих на проекционной точке зрения и отождествляющих право с императивно-атрибутивными нормами, субъективными и объективными правами и обязанностями, правоотношениями и др., акцентируя внимание на праве как переживании индивидом должного по отношению к самому себе и к другому. Так, указанный подход упускает из виду широкий класс правовых явлений, которые, будучи не отраженными в позитивном праве, являются правовыми, поскольку содержат в себе
правопритязание, осознание правомочия, обнаруживаемого не в официальных нормативных предписаниях, а в психологическом акте переживания права.
Что же является этим внутренним фактором, обуславливающим правовое поведение индивида? По мнению Л. И. Петражицкого - это правовая совесть. Он полагает, что «в области тех случаев и вопросов поведения, которые предусматриваются и разрешаются в таком или другом смысле государственными законами или иными позитивно-правовыми определениями, например, в области отношения к чужой жизни, собственности, в области имущественно-делового оборота, купли-продажи, найма квартиры, прислуги, извозчиков, займа и иных кредитных сделок и проч., и проч., люди фактически приписывают на каждом шагу себе или другим разные обязанности правового типа и права и исполняют эти обязанности и осуществляют права вовсе не потому, что так написано в гражданском кодексе или т. п., а потому, что так подсказывает им их интуитивно-правовая совесть» [4, с. 273].
Значит, понятием права, из которого исходит ученый, «...обнимаются все те, еще более многочисленные, императивно-атрибутивные переживания и нормы, обязанности и т. д. (интуитивного и позитивного свойства), которые касаются разных случаев и областей жизни и поведения, находящихся вне сферы ведения и вмешательства со стороны государственных законов, судов и иных официальных учреждений и начальства» [4, с. 275]. В его интерпретации это, во-первых, та совокупность отношений, которая не имеет делового характера и значения, во-вторых, семейные отношения, отношения любви, дружбы, совместной домашней жизни, в-третьих, то право, которым руководствуются дети в своих забавах и играх, в-четвертых, криминальные отношения, в-пятых, обычаи, освященные религиозной традицией и др.
Очевидно, что Л. И. Перажицкий, устанавливая тот универсальный критерий права, о котором шла речь выше, руководствуется не столько принципом нахождения общих признаков явлений в их внешнем проявлении, сколько принципом внутреннего сходства (родства). Вопрос о том, что есть право, таким образом, сводится к вопросу о том, как оно воздействует на индивида, объясняя соответствующие поступки. Правовая совесть в данном контексте имеет большую методологическую нагрузку, объясняя механизм воздействия права, в основе которого, естественно, не может лежать принуждение.
Однако, что же такое само право, если основным элементом правового воздействия выступает правовая совесть? Это явление психологического порядка, в основе которого лежит переживание психикой индивида различных состояний атрибутивности, т. е. как императивно-атрибутивная эмоция, есть переживание правомочия в том или ином акте поведения. «Императивно-атрибутивные (как и чисто-императивные) эмоции, - пишет Л. И. Петражицкий, - суть абстрактные, бланкетные импульсии, способные сочетаться со всевозможными акционными представлениями, в том числе с представлениями разных чисто внутренних действий (психических явлений). Не заключая в себе вообще никаких ограничений относительно содержания акционных представлений, установленное понятие права обнимает и всевозможные такие (реальные и мыслимые) императивно-атрибутивные переживания и нормы, которые "предписывают" какое-либо чисто внутреннее поведение, т. е. акционные представления которых суть представления психических явлений» [4, с. 289].
Именно поэтому к праву следует относить не только ту совокупность норм, которые санкционированы государством и которые могут быть источником таких эмоций, но и те нормы, которые могут прямо противоречить государственным установлениям.
Следовательно, правомочие как основная характеристика императивно-атрибутивного сознания человека присуще не только людям. Им могут наделяться и животные, неодушевленные предметы, различные божества и т. д.
Рассматривая религиозное право как осознание правомочия со стороны людей и богов, ученый приводит пример из Ветхого завета (1 кн. Моис. гл. IX), иллюстрирующий, что Иегова заключает договор с Ноем, его сынами, их будущим (мужским) потомством и со всеми живыми существами на земле, с животными, пережившими потоп, и их будущим потомством, договор, по которому Он обязуется по отношению ко всем этим настоящим и будущим существам впредь никогда больше не истреблять их потопом. Знаком и укреплением договора является протянутая Иеговою и появляющаяся в нужные, в смысле напоминания Ему о принятом обязательстве, минуты радуга.
Ученый отмечает, что существует коренная разница между Ветхим и Новым Заветами. Так, если Ветхий завет построен на императивно-атрибутивных переживаниях, которые по своей природе являются правовыми, то Новый завет - на нравственной, т. е., чисто императивной этике. Существенные изменения, по мнению Л. И. Петражицкого, происходят в Средние века, когда в религиозное сознание проникают правовые элементы и начинает доминировать императивно-атрибутивное сознание. Он утверждает, что «...средневековая, а отчасти и позднейшая христианская этика опять в значительной степени превращается в правовую этику с разными ее характерными свойствами (точною определенностью предметов обязанностей, казуистикою и т. д.). Возобновляется, между прочим, и теократический режим, и заключение договоров, обетов на случай исполнения известных услуг с другой стороны дарственных, завещательных и иных предоставлений прав Божеству, святым и т. д.» [4, с. 308].
Таким образом, можно сказать, что право, понимаемое как императивно-атрибутивная эмоция, в акте правового поведения реализуется как правовая совесть, которая в учении Л. И. Петражицкого имеет категориальный статус и рассматривается в качестве понятия, обобщающего механизм воздействия права на поведение индивида, на основе осознания им ответственности за реализацию того или иного правомочия.
Очевидно, что проблемы, поднятые Л. И. Петражицким в связи с рассмотрением сущности права и правовой совести как основного элемента правового воздействия, рассматривались сквозь призму подхода, изучающего право как синтетическое явление. Поэтому психологическое учение о праве Л. И. Петражицкого затрагивает широкий круг проблематики, касающейся не только юридической психологии, но и социологии права, философии права, теории государства и права. Но может ли предложенная модель правового синтеза стать основой интегральной юриспруденции? Этот вопрос будет оставаться открытым до тех пор, пока не будет ясно, что именно следует понимать под такой интеграцией и какие задачи теории и практики она должна решить.
Проблема же, исследуемая Л. И. Петражицким, вполне понятна современным правоведам, ведущим речь о правовом синтезе именно в контексте ее решения. Они говорят о соотношении правового сознания и правовой культуры с позитивным правом; о том, каково аксиологическое содержание права и как оно сочетается с его онтологическим статусом. Поскольку же ценность не имеет постоянного содержания, являясь идеологическим феноменом, то в конечном итоге речь здесь идет о государственной правовой политике, о том, на каких ценностях она должна быть основана с тем, чтобы не противоречить «интуитивной правовой совести» и обеспечить легитимацию формируемого государством правового порядка.
Очевидно, что Л. И. Петражицкий значительно обогатил представления современной ему правовой науки, установив преходящий характер ценностей, их непостоянство в пространстве и времени, что, соответственно, существенно изменило как натуралистические представления о праве, основанные на идее непреходящих естественных правовых ценностей, так и позитивистские, отрицающие правовые ценности как таковые. Изучая механизм правового воздействия на уровне психики индивида, его правосознания, он пришел к выводу о том, что право имеет духовно-ценностную природу, а его содержание определяется культурным контекстом общества. Возвращаясь к сформулированному выше вопросу, на основе этих выводов необходимо отметить, что модель правового синтеза, предложенная Л. Петражицким, имеет исторические границы, поскольку обусловлена задачами правовой науки той эпохи. По нашему мнению, такая попытка представляет собой не чисто правовой, но этико-правовой синтез [5], что и определяет ее место в решении поставленных в начале статьи проблем.
Литература
1. Головина Л. Ю. Теория понимания права Л. И. Петражицкого: история и современность: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2007.
2. Графский В. Г. Интегральная (синтезированная) юриспруденция: актуальный и все еще незавершенный проект. URL: http://rus-lib.ru/book/32/tgp/2/049-064.htm
3. Макаров Р. Н. Идея этико-правового синтеза в философии права А. С. Ященко: дис. ... канд. филос. наук. Тула, 2003.
4. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1907. Т.
I.
5. Поляков А. В. Возможна ли интегральная теория права? URL: http://bibliofond.ru/view.aspx? id=97806
