CC BY
381
УДК 808.51
ББК Ш100.3 ГСНТИ 16.01.
Н. В. Гурова
Пятигорск, Россия КАТЕГОРИЯ ПОБУДИТЕЛЬНОСТИ И ЕЕ ФУНКЦИИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ
Аннотация. Рассматривается универсальная понятийная категория побудительности, ее основные дифференцирующие характеристики и компонентыI в контексте современный наук: теории коммуникации, лингвистики текста, прагмалингвистики, политической лингвистики. Категория побудительности лежит в основе современной политической коммуникации, воплощается в самыгх разнообразныа языгковыгх формах, эффективно воздействует на массового ад-ресата.
Ключевые слова: категория побудительности; императивность; директивные речевые акты ; воздействие; политическая коммуникация.
11; 16.21.07 Код ВАК 10.02.20
N. V. Gurova
Pyatigorsk, Russia CATEGORY OF EXHORTATION AND ITS FUNCTIONS IN POLITICAL COMMUNICATION
Abstract. The article highlights the problem of universal conceptual category of exhortation, its essential differential features and constituents in the context of the modern sciences, such as Theory of Communication, Text Linguistics, Linguistic Pragmatics and Political Linguistics. The category of exhortation forms the basis for the actual political communication, reveals itself in diverse linguistic forms and efficiently expresses the influence on the mass addressee.
Key words: category of exhortation; imperative; directive speech acts; influence; political communication.
Сведения об авторе: Гурова Наталия Владимировна, кандидат филологических наук, доцент (должность и звание) кафедры испанистики и межкультурной коммуникации.
Место работыг: Пятигорский государственный лингвистический университет.
Контактная информация: 357532, г. Пятигорск, пр-т e-mail: [email protected].______________________
About the author: Gurova Natalia Vladimirovna, Candidate of Philology, Assistant Professor of Spanish Studies and Cross-cultural Communication Department.
Place of employment: Pyatigorsk State Linguistic University.
Калинина, 9.
В современном мире коммуникация является основным инструментом формирования информационного общества и трансформации политического дизайна власти.
Политика не существует вне человеческой деятельности, разных способов взаимодействия людей, вне коммуникационных действий, связывающих, направляющих и инновациирующих общественнополитическую жизнь. Политическая коммуникация выступает своеобразным социально-информационным полем политики. Ее значение в политической жизни общества сравнимо со значением нервной системы для человека [Ирхин, Зотов, Зотова 2002].
Выполняя одну из главных функций политических систем, политическая коммуникация занимает центральное место в организации и структурировании политических процессов в обществе и детерминирует форму власти в социуме: «Политическая коммуникация оказывает влияние на распределение и использование власти благодаря тому, что она служит средством воздействия на сознание принимающих политические решения людей (избирателей, депутатов, чиновников и др.). Политическая коммуникация не только передает информацию, но и оказывает эмоциональное воздействие, преобразует существующую в сознании человека политическую картину мира» [Чудинов 2003].
Политическая жизнь в любом обществе невозможна без устоявшихся способов политической коммуникации. Политическая коммуникация подразумевает не одностороннюю направленность сигналов от элит к массе, а весь спектр неформальных коммуникационных действий в обществе, по-разному влияющих на политику.
Категория побудительности является неотъемлемой и значимой чертой политической коммуникации.
© Гурова Н. В., 2011
Описание категории побудительности — одно из наиболее динамично развивающихся направлений современной теории познания. Императив, рассматриваемый как одна из древнейших семантических универсалий, представлен практически во всех языках, во всех типах текстов и имеет глобальное значение в коммуникации и человеческой деятельности. Как справедливо отмечает А. В. Вельский, «общение немыслимо без побуждения к действию. Люди непрерывно обращаются друг к другу с разнообразными побудительными фразами» [Вельский 1953: 83].
В связи с изменением научной парадигмы и утратой ведущей роли структурной лингвистикой, в основе которой лежит понимание языка как знаковой системы с четко выделимыми структурными элементами и стремление к строгому описанию языка [Виноградов 2000], особую важность в настоящий момент приобретают вопросы, связанные с коммуникацией, прагматической ситуацией, фактором адресата и т. д.
В теории коммуникации четко дифференцируются термины «коммуникация» и «общение»: «коммуникация» понимается как обмен мыслями и информацией в форме речевых или письменных сигналов, «общение» — двунаправленный процесс, отражающий обмен мыслями, информацией и эмоциональными переживаниями. Общение является актуализацией коммуникативной функции языка в различных прагматических ситуациях. В то время как за общением закрепляются характеристики межличностного взаимодействия, за коммуникацией закрепляется дополнительное значение — информационный обмен в обществе [Бердникова, Гурова 2006: 11].
В современной лингвистической науке термины «императивность» и «побудительность» не-
редко используются синонимично: «Императив, или побуждение, — это сообщение о желании говорящего, чтобы адресат выполнил определенное действие, и попытка каузировать его выполнение адресатом» [Апресян 1995: 9].
Императив определяется в лингвистических словарях как «наклонение, выражающее просьбу, приказание говорящего или побуждение к совершению действия» [Розенталь, Теленкова 1985: 136—137]. Словарное определение этой категории дает представление о ней как о специализированных формах глагольного наклонения, имеющих значение повеления в широком смысле слова (приказа, просьбы и т. п.).
В монографии В. С. Храковского и А. П. Володина убедительно доказывается, что императив не является формой наклонения, не связан с модальной рамкой (т. е. не входит в оппозицию «индикатив / конъюнктив / императив»), а связан с коммуникативной рамкой (т. е. входит в оппозицию «повествование / вопрос / повеление») [Хра-ковский, Володин 1986].
Императив (повелительное наклонение в лингвистике) является грамматикализованным средством выражения побуждения [Изотов 2007: 59]. Семантика императива — это «прямое волеизъявление говорящего, результатом которого, с точки зрения говорящего, должно стать совпадение пропозиционального содержания его высказывания с действительностью» [Касевич 2006: 554]. В императивных высказываниях адресант самим фактом своего высказывания «пытается каузиро-вать совершение некоторого действия (эксплицитно указанного в этом высказывании)... При этом каузацию мы понимаем в самом широком смысле — как каузацию некоторого действия или состояния, прекращения или предотвращения действия или состояния, в общем, любого изменения в мире» [Гусев 2005: 16].
Императивность предполагает присутствие в тексте языковых средств со значением побуждения (волеизъявления) и связана со способностью текстовых средств выражать явные (прямые) авторские интенции волеизъявления, которые адекватно распознаются в тексте реципиентом. Императивность следует отнести к текстовым категориям первого порядка (включающим, наряду с императивностью, аргументативность и суггестивность), поскольку она обеспечивается непосредственно языковыми средствами текста и мало зависит от двух других категорий первого порядка [Шелестюк 2009].
Исследователи выделяют несколько модальных модификаций императивности: с индикацией вероятности каузируемого действия (например, приказ, разрешение, инструкция); с индикацией мотивированности каузируемого действия (например, просьба); с индикацией полезности для реципиента (например, совет); немаркированная императивность (например, предложение) [Изотов 2007]. Кроме того, императивность классифицируется в зависимости от того, выражается ли побуждение по отношению к получателю / получателям текста, к совместному действию отправителя и получателя или к действию субъекта, не участвующего непосредственно в коммуникации.
Все исследователи императивных конструкций отмечают их обязательную обращенность к адресату, диалогичность и направленность на программирование поведения реципиента. С категорией императивности, ее имплицитными и эксплицитными способами выражения несомненно связаны языковые особенности реализации понятия побуждения [Неустроев 2008]. Как отмечает Е. С. Сагалова, «...побуждение не следует приравнивать к императиву, поскольку императивность по своему значению уже, чем побудительность, и формы императива — лишь одно из средств актуализации побудительной модальности» [Сагалова 2009: 9].
Феномен побудительности закономерно приобретает статус категории, обобщающей специфический способ отражения действительности — через побуждение объекта к действию [Левус 1986]. Категория побудительности является коммуникативно-семантической категорией, обладающей соответствующими категориальными признаками.
В современной теории речевой коммуникации пока нет однозначного понимания коммуникативной категории, не выработаны принципы выделения и не определены статус и исчерпывающая номенклатура коммуникативных категорий. Под коммуникативными категориями понимаются «самые общие коммуникативные понятия, упорядочивающие знания человека об общении и нормах его осуществления» [Стернин 2002]. Коммуникативные категории участвуют в организации и регулировании коммуникативного процесса, имеют определенную структуру, собственное коммуникативное содержание и средства для его выражения.
По сравнению с побуждением, выражающим желание говорящего воздействовать на слушающего или третье лицо с целью изменения ситуации, термин «побудительность» имеет более широкое значение: это свойство людей и других явлений действительности каузировать изменение окружающей действительности. Категория побудительности рассматривается современной лингвистической наукой как функционально-семантическая категория с полевым принципом построения разноуровневых языковых единиц побудительной семантики.
Проблема побуждения к действию или достижения определенного состояния изучается зарубежными и отечественными лингвистами. В работах современных исследователей представлены различные подходы к структуризации категории побудительности.
Лингвисты предлагают учитывать при построении поля побудительности такие критерии, как количество действий и характер отношения к ним адресата/адресатов [Абрамов 1990; Davies 1986], семантическую структуру языковой единицы и ее функциональную характеристику [Рябенко 1975; Bolinger 1967; Bownan 1963; Broadie 1972; Morris I960; Risselada 1993], принадлежность языковой единицы к определенному уровню языковой системы [Музыкантов 1988; Levenston 1989], не-облигаторность/облигаторность исполнения побуждения [Sommerfeldt, Schreiber, Starke 1996] и т. д.
В отечественной лингвистике исследовались лексико-грамматические особенности императивных и/или побудительных предложений [Молчанова 1977; Новичкова 1981], их структура в историческом плане [Зернов 1971; Соколова 1952], интонационное оформление [Антипова 1984; Козьмин 1966; Ставицкая 1984; Юрова 1991; Гончарова 2009], эмоциональный аспект [Кисловская 1976; Ковыльникова 1972].
Считая правомерным отнесение категории побудительности к коммуникативно-семантическим, А. Ю. Маслова исходит из того, что реализация категории осуществляется посредством иерархически организованных и взаимодействующих коммуникативных, прагматических и собственно лингвистических составляющих [Маслова 2009].
Коммуникативная составляющая категории побудительности базируется на том, что побуждение — неотъемлемая часть речевого общения. Ее компонентами выступают информационный и прескрипционный, или директивный факторы.
Прагматическая составляющая категории побудительности предполагает исследование коммуникативных средств в отношении к человеку, а именно следующего: что происходит с человеком, когда от него исходит сообщение или он принимает его; от чего зависит форма коммуникации в каждом конкретном случае; в какой мере тип культуры обусловливает форму коммуникации. В рамках изучения прагматической составляющей категории побудительности концентрируется внимание на коммуникативной ситуации и цели, с которой происходит побуждение к действию.
Лингвистическая составляющая категории побудительности представлена совокупностью разноуровневых языковых средств, выражающих побудительное значение и организованных по принципу функционально-семантического поля (согласно положениям функциональной грамматики).
Категориальным основанием побудительности выступает категориальный смысл побуждения — общекатегориальное значение, которое складывается из набора значений отдельных коммуникативно-семантических групп, каждая из которых имеет коммуникативное содержание, обусловленное прежде всего коммуникативной побудительной целью. Категориальный принцип системной организации является иерархическим, репрезентирующим взаимодействие коммуникативных, прагматических, семантических и собственно языковых факторов [Маслова 2009: 8—10].
В исследовании А.Ю. Масловой рассматривается структура категории побудительности, представленная иерархически организованным трехплановым единством: планом содержания, планом выражения и планом трансляции.
План содержания — это суть категории побудительности, воплощение целевого аспекта процесса общения. И. П. Сусов пишет: «Побудительность есть коммуникативное значение, или, в иной терминологии, иллокутивная сила, в которой находит воплощение целевой аспект языкового общения. Ее конкретное содержание раскрыва-
ется из анализа взаимодействия исходной ситуации, или начального положения дел, действия говорящего, оперирующего языковыми средствами, или речевого акта, действия слушающего по восприятию и пониманию речевого акта, или ау-дитивного акта, предметно-практического действия слушающего, направленного на достижение цели, поставленной говорящим, или практического акта, и конечного положения дел, результирующей ситуации» [Сусов 1988].
План выражения — это совокупность фонетических, супрасегментных средств языка (интонации, тембра, громкости, скорости речи, паузации, молчания, придыхания и др.) и невербальных знаков коммуникации, которые могут сопровождать устную речь или функционировать самостоятельно. В письменной речи категория побудительности репрезентируется графикой или средствами интерпретирующего контекста.
План трансляции осуществляет связь между планом содержания и планом выражения категории побудительности, кодируя интенцию речевого акта коммуникантов посредством языковых знаков. Этот план проявляется в полевой организации средств языка, выражающих побудительное значение. Объединяясь на основе общности и взаимодействия семантических функций, разноуровневые языковые средства структурируются как функционально-семантическое поле.
Наряду с изучением функционально-семантического аспекта, значительный научный интерес представляет также исследование категории побудительности с текстолингвистических и прагма-лингвистических позиций.
В контексте лингвистики текста побудительность рассматривается как категория, определяющая типичный для директивного текста набор языковых средств [Иванова, Рыболовлев 1990: 33]. Реализуя прагматическую функцию долженствования, она составляет основу функционально-стилистических отношений. Различные морфологические, лексико-грамматические, лексические и синтаксические средства актуализируют категорию побудительности, коррелируя с определенными типами и подтипами директивнорегулятивных текстов. Функционально-стилистическая принадлежность и коммуникативно-прагматическая направленность текста являются детер-минантными в механизме отбора языковых единиц и их функционировании в директивно-регулятивных текстах [Большакова 2005: 6].
С прагмалингвистической точки зрения побудительность понимается как коммуникативное значение или иллокутивная сила, конкретное содержание которой складывается из исходной ситуации, речевого акта, аудитивного акта, практического акта и результирующей ситуации [Сусов 1988: 125—126; Романов 1982].
Исследователи отмечают, что теория речевых актов предоставляет адекватный аппарат для описания вербальных способов выражения побудительности. Речевые акты, направленные на изменение поведения и состояния собеседника, являются побудительными, директивными или регулятивными актами. Побудительность в них выступает частью прагматического значения [Шилихина 1999].
В терминах теории речевых актов как базы прагматических исследований [Грайс 1985; Остин 1986; Серль 1986; Серль, Вандервекен 1986] побуждение рассматривается как разновидность директивного речевого акта [Романов 1982]. Побуждение — это такой речевой акт, который, как писал Дж. Р. Серль, «представляет собой попытки ... со стороны говорящего ... от весьма скромных до весьма агрессивных... добиться того, чтобы слушающий нечто совершил» [Серль 1986].
Директивность чаще всего интерпретируется как одно из значений побудительности [Яковлева 2005]. Директивность в своих формах выражает волеизъявление, направленное на собеседника. Ее первичной функцией является выражение побуждения во всех его оттенках: приказа, просьбы, приглашения и т. п., — вторичной же — выражение определенных логических отношений (возможности или допустимости, долженствования, утверждения и т. д.) [Долинин 1975].
Директивные, или побудительные речевые акты — это специфические типы речевых образований, отличающихся от остальных разновидностей высказываний своей специфической интенцией — волеизъявлением говорящего, чтобы совершилось/не совершалось определенное действие или имело место определенное положение дел. Они характеризуются наличием волевой составляющей в семантике и направленностью на регулирование поведения адресата. В них говорящий, называя определенное действие или состояние, стремится с большей или меньшей степенью настойчивости заставить адресата стать его исполнителем, т. е. изменить определенным образом существующее положение дел. Действительность в данном случае должна быть приведена в соответствие с высказыванием.
В традиции Дж. Л. Остина — Дж. Серля, директивный речевой акт есть некое высказывание адресанта, которому последний придает директивную иллокутивную силу, позволяющую каузировать заранее предсказуемое изменение во внутреннем состоянии слушателя, а как результат этого — стимулировать конкретное действие адресата.
Директивный речевой акт (как и любой речевой акт) анализируется с точки зрения семантических, синтаксических и прагматических характеристик.
Семантический аспект директивных речевых актов — называемое действие, которое предстоит совершить слушающему.
Синтаксический аспект изучения директивных речевых актов включает в себя различные способы выражения пропозиции и коммуникативной интенции говорящего (прямой или косвенной, эксплицитной или имплицитной, конвенциональной или неконвенциональной), а также различные синтаксические структуры, которые могут быть использованы для передачи целостного значения высказывания.
Прагматические характеристики директивного речевого акта — это совокупность коммуникативно релевантных факторов социальнопсихологического плана, а также собственно коммуникативные факторы, влияющие на выбор формы высказывания. К ним относятся распреде-
ление социальных ролей между коммуникантами, соотношение их социальных статусов, характер межличностных отношений, сфера общения, распределение собственно коммуникативных ролей и т. д. [Шилихина 1999].
Побудительный/директивный речевой акт является компонентом коммуникации, представляет собой сложный продукт, в образовании и функционировании задействованы оба участника коммуникации, непосредственный ситуативный контекст высказывания, социальная и языковая среда, к которой принадлежат коммуниканты, и общий для них культурно-исторический фон (т. е. лингвистические и экстралингвистические индикаторы) [Неустроев 2008].
Как отмечает Е. Е. Кубарева, «категория побудительности обладает чрезвычайно богатым арсеналом выразительных средств. Средствами языка можно выразить все оттенки эмоциональнопобудительных значений — от самых мягких, просительных, некатегоричных, вежливых до самых резких, грубых, настойчивых [Кубарева 1977; Я^-эеЫа 1993].
План содержания побудительности структурируется семантической и коммуникативно-прагматической составляющими. Систематизация проводится на уровне коммуникативно-семантических групп, которые, в зависимости от реализуемой интенции (цели коммуникации), объединяются в категориальные ситуации директивного, комиссивного и превентивного типов.
Исходное речевое намерение говорящего — инициатора побудительного речевого акта — связано с желанием предписать, регулировать определенным образом поведение адресата, заставить его выполнить требуемое действие. Эта интенция почти всегда (за небольшими исключениями) выражается эксплицитно. В интенцио-нальной структуре побуждения заложено отчетливое стремление говорящего регулировать и направлять ход межличностных отношений таким образом, чтобы провести общение в желаемом им ключе — в духе кооперации, или же в духе конфликта. Это, как правило, сопровождается различными эмоциональными наслоениями.
В смысловой структуре побуждения комбинируются название определенного фрагмента действительности и желание говорящего относительно его изменения/неизме-нения. Таким образом, смысл каждого отдельного побудительного высказывания всегда складывается из пропозициональной и интенциональной составляющей, находящихся при различных средствах выражения побуждения в различных пропорциях.
Специфика побудительности такова, что само общее значение этой категории поддается яркой дифференциации в зависимости от силы интенции. Сила эта варьируется и проявляется в категоричности, нейтральности или мягкости побуждения.
Л. А. Киселёва отмечает, что языковые средства, закрепленные за какой-либо одной функцией, образуют особую иерархическую систему, или языковое поле. По ее словам, «побудительное поле членится на такие подсистемы, как поле ка-
тегорического побуждения, поле смягченного побуждения, поле нейтрального побуждения» [Киселева 1971: 57]. По мнению автора, поле категорического побуждения состоит из таких подсистем, как поле приказа, поле команды, поле требования, поле запрещения. Поле смягченного побуждения состоит из следующих подсистем: поле просьбы, поле мольбы. Поле нейтрального побуждения включает в себя поле предложения, поле пожелания.
Наблюдения над интенциональной структурой языковых единиц, составляющих функциональносемантическое поле побудительности, показывают, что в них можно выявить инвариантное значение собственно побуждения и его дополнительные модификации по шкале настойчивости требования, категоричности/мягкости и времени выполнения действия — все это зависит от оценки говорящим объективных параметров ситуации: необходимости или обязательности побуждения, его уместности/неуместности, возможности адресата осуществить каузируемое действие и др.
Интенциональная структура побудительного речевого акта отличается неоднородностью и сложностью строения и включает в себя не только компоненты, направленные на достижение выполнения каузируемого действия и активизирования адресата для этой цели, но и добавочные значения, отражающие различные ипостаси личности говорящего, степень его заинтересованности в совершении действия, мотивацию и соответствующую аргументацию, стиль и манеру общения, различные маркеры межличностных отношений, показатели установок обоих коммуникантов на кооперацию или конфликт, маркеры различных эмоциональных реакций и т. д.
То, что все речевые (иллокутивные) акты нацелены на воздействие, подтверждается тем, что большинство речевых актов подразумевает наличие адресата.
На основании ряда прагматических признаков, отражающих наиболее существенные аспекты ситуации побуждения, выделяются три прагматических типа директивных речевых актов — пре-скриптивы, реквестивы, суггестивы. Прескрип-тивы подразумевают облигаторность действия, приоритетность говорящего. Реквестивы выражают приоритетность адресата, необлигаторность и бенефактивность действия для говорящего. Суг-гестивы указывают на приоритетность говорящего, необлигаторность и бенефактивность действия для адресата [Беляева 1992].
Речевые акты, предполагающие обратную связь, квалифицируются как сильные (побуждение, вопрос). К речевым актам, не задающим обратной связи, относятся утверждения, которые интерпретируются как слабые. Сильные речевые акты — побуждение и вопрос — способны стимулировать ответные действия слушающего. При этом они, в свою очередь, подразделяются на акты, эксплицирующие, с одной стороны, категорическое побуждение, с другой — некатегорическое. В подгруппу категорического побуждения входят речевые акты запрещения, требования и приказания, объединенные следующим общим смыслом: говорящий, в силу сво-
его более высокого социального статуса или же в силу физического или морального превосходства, навязывает свою волю подчиненному ему слушающему, ожидая в ответ безусловного исполнения повеления.
С содержательной точки зрения все побудительные речевые акты в зависимости от установки говорящего подразделяются на 1) побуждение со знаком «+» (требование и приказание) и 2) побуждение со знаком «-» (запрещение/предупреждение) [Шмелева 1990].
Универсальные характеристики директива как класса речевых актов заключаются в его доминантной характеристике выражения воли адресанта, в признании адресантом способности адресата понять и выполнить то, что ему говорится, в праве адресата не выполнить обращенный к нему директив, в усилении директива обертонами различной аргументации: с позиций силы, здравого смысла, эмоционального воздействия, манипуляции, со смягчением средствами вежливости.
В нашем понимании, побуждение является одновременно и речевым актом — ядром класса директивов, — и семантическим компонентом, содержащимся во всех иллокутивных актах, не относящихся к директивам.
Категория побуждения изучается на материале многих языков мира: английского [Беляева 1992; Депутатова 2004; Зернов 1971; Неустроев 2008; Сагалова 2009], русского [Андреева 1971; Кондзеля 1991; Саранцацрал 1993; Филатова 1997; Формановская 1984], немецкого [Абрамов 1990; Бикель 1968; Большакова 2005; Ковыльни-кова 1972; Козьмин 1966; Романов 1982; Рябенко 1975], французского [Долинин 1975; Муллаянова 1997; Корди 2009; Яковлева 2005], испанского [Андреев 2002; Закутская 2003; Пазухин 1966], португальского [Любимов 1984], славянских языков [Изотов 2007; Маслова 2009], монгольского [Абаева 2004], лакского [Абакарова 2003], японского [Хронопуло 2007], вьетнамского [Нгуен 2000], аварского [Асхабалиева 2006], татарского [Бикбаева 2008] и др.
Подобные исследования побуждения и императивности ведутся в разноаспектном общелингвистическом плане и, в силу этого, отражают природу категории побудительности как лингвистической универсалии. Как отмечают Дж. Гринберг, Ч. Осгуд и Дж. Дженкинс, «за бесконечным поражающим многообразием языков мира скрываются общие для всех них свойства. При всем безграничном несходстве оказывается, что языки созданы как бы по единому образцу... Языковые универсалии по своей природе являются обобщенными высказываниями о тех свойствах и тенденциях, которые присущи любому языку и разделяются всеми говорящими на этом языке» [Гринберг, Осгуд, Дженкинс 2002: 118].
Понятийная категория побудительности объективируется в каждом из исследуемых языков средствами, принадлежащими к разным уровням языковой системы: морфологическому, фонетическому, синтаксическому, лексическому. Факт множественности способов и средств выражения категориальной семантики императивности в разноструктурных языках свидетельствует об универ-
сальной значимости понятийной категории побудительности для разных национально-культурных сообществ.
Побудительные/директивные речевые акты — универсальный продукт речевой деятельности. Специфика прескриптивных отношений между участниками речевого общения и способы их языкового оформления интенсивно изучаются на материале различных языков мира и в разных плоскостях. Это вполне объяснимо, учитывая, что побудительные высказывания имеют достаточно явную семантику и им присуще формальное разнообразие [Хабирова 2004]. В связи с этим предлагается рассматривать категорию побудительности как универсальную категорию языка.
Категория побудительности представлена во всех типах текстов и играет ведущую роль в политической коммуникации, которая приобрела свои современные очертания во многом благодаря тому, что применяемые в ней вербальные средства убеждения аудитории направлены на формирование готовности определенного коллективного адресата поддержать действия политика. Без умения оказывать воздействие на слушателей политическая деятельность была бы невозможна [Вознесенская 2010: 3].
М. В. Никитин и Е. Т. Юданова отмечают, что одна из главных задач политика — убедить население в правоте собственных взглядов, какой-либо политической концепции и т. п. Искусный оратор способен увлечь слушателей, заставить их чувствовать, а порой и делать то, о чем он говорит [Никитин, Юданова 2003: 192]. Среди множества методов и приемов, используемых в политической коммуникации, средствам побуждения и воздействия на массовое сознание избирателей отводится ведущая роль [Лубяной].
Убеждающая функция (функция воздействия, побуждения) является основной функцией политической коммуникации, в рамках которой общение носит интенциональный характер [Карасик 1992: 30], а воздействие может осуществляться посредством убеждения, логического обоснования необходимости чего-либо. Эффект речевого воздействия, побуждения к действию во многом обусловлен потенциальной вариативностью языка и интерпретации, так как язык допускает возможность вариативного отражения действительности средствами данного языка.
Международные связи предполагают взаимную пропаганду и убеждение. Для этих целей лингвисты выработали систему международной политико-дипломатической терминологии и использования универсальных категорий, среди которых ведущую роль играет категория побудительности. Это позволяет определить, насколько эффективно используются языковые средства воздействия, насколько текст отвечает принятым в другом языковом коллективе нормам массовой коммуникации.
Политическая коммуникация нацелена на то, чтобы вызвать в обществе определенную социально-политическую реакцию. Политический текст, как основной инструмент политической коммуникации, по мнению А. П. Чудинова, «воздействует на политическую ситуацию при помощи пропаганды определенных идей. и побуждает их
<реципиентов> к политическим правильным оценкам и консенсусу» [Чудинов 2008: 33]. С этим, по мнению специалистов, связана и эффективность политической коммуникации.
Коммуникативная природа акта воздействия положена в основу «политического влияния», так как любое обращение (письменное или устное, по радио или телевидению) представляет собой некий комплексный гиперкоммуникативный акт, в котором политик выступает всегда как субъект, а адресат — как объект такого воздействия. Интенция политического лидера, воплощенная в конкретные вербальные формы, получает реализацию в ответных действиях со стороны адресата.
Политическая коммуникация во многом определяется совокупностью воздействующих факторов, их комбинированием с целью усиления прагматического потенциала убеждения и побуждения массового адресата.
Категория побудительности — ведущая черта современной политической интеракции — эксплицитно и имплицитно воплощается в самых разнообразных языковых формах, эффективно выражает волю адресанта, призывая к реакции в виде определенного действия, является социально значимой, важной и востребованной реалией, недостаточно изученным и перспективным объектом для дальнейшего научного поиска.
ЛИТЕРАТУРА
Абаева Ю. Д. Интонация побудительных высказываний в монгольских языках северо-восточного ареала Центральной Азии : автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Улан-Удэ, 2004.
Абакарова Н. М. Средства выражения побудительной модальности в лакском языке : автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Махачкала, 2003.
Абрамов Б. А. Функционально-семантическое поле побудительности в немецком языке // Функциональнотипологические аспекты анализа императива. Г рамма-тика и типология повелительных предложений / ИЯ АН СССР. — М., 1990. С. 8—12.
Андреев О. А. Дирекциональность в испанском языке (грамматико-категориальный и когнитивно-концептуальный аспекты) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 2002.
Андреева И. С. Повелительное наклонение и контекст при выражении побуждения в современном русском языке : дис. ... канд. филол. наук / Ленингр. гос. пед. ин-т им. Герцена. — Л., 1971.
Антипова А. М. Ритмическая система английской речи. — М., 1984.
Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 1 : Лексическая семантика. Синонимические средства языка. — М. : Школа «Языки русской культуры», 1995.
Асхабалиева К. 3. Императив аварского языка в функционально-семантическом освещении : дис. ... канд. филол. наук. — Махачкала, 2006.
Беляева Е. И. Модальность и прагматические аспекты директивных речевых актов в современном английском языке : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. — М., 1988.
Беляева Е. И. Грамматика и прагматика побуждения: английский язык. — Воронеж : Изд-во ВГУ, 1992.
Бердникова Л. П., Гурова Н. В. Стратегии в использовании интеррогативов в межличностной коммуникации : учеб. пособие. — М. ; Пятигорск : РАО-ПГЛУ, 2006.
Бикель М. М. Языковые средства выражения побудительности и их стилистическое значение (на материале
немецкого языка) : автореф. дне. ... канд. филол. наук. — Л., 1968.
Бикбаева Л. М. Сиетема ередетв выражения побудительной модальноети в татареком и руееком языках : автореф. дие. ... канд. филол. наук. — Т обольек, 2008.
Большакова Т. М. Соетав и функционирование пре-екрипций и прохибитивов в немецкоязычных текетах директивно-регулятивного типа (прагмалингвиетичеекий и еоциокультурный аепекты) : автореф. дие. . канд. филол. наук. — СПб., 2005.
Ваеильева А. Н. Глагол в разговорной речи. Императив // Руеекий язык за рубежом. 1969. № 1. С. 39—44.
Вельекий А. В. Побудительная речь // Учен. зап. Моек. пед. ин-та иноетр. яз. им. М. Тореза. — М., 1953. Т. 6.
Виноградов В. А. Структурная лингвиетика // Большой энцикл. елов. 2000. ИЯГ: http://dic.academic.ru/ dic.nsf/enc3p/283334 (дата обращения: 15.08.2011).
Вознееенекая Ю. В. Речевые етратегии конфликта в немецкой политичеекой коммуникации (на материале парламентеких дебатов в Бундеетаге) : автореф. дие. . канд. филол. наук. — СПб., 2010.
Гончарова О. В. Проеодия руеекого побуждения в уе-ловиях кабардино-черкееекой интерференции (экепери-ментально-фонетичеекое иееледование) : автореф. дие. . канд. филол. наук. — Пятигорек, 2009.
Грайе Г. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвиетике. — М., 1985. Т. 16 : Лингвиетичеекая прагматика. С. 217—238.
Гринберг Дж., Оегуд Ч., Дженкине Д. Меморандум о языковых универеалиях // Зарубежная лингвиетика. — М. : Прогреее, 2002. Т. 2. С. 118—131.
Гуеев В. Ю. Типология епециализированных глагольных форм императива: дие. . канд. филол. наук. — М., 2005.
Депутатова Н. А. Стимулирующие реплики побудительной еемантики в английеком и руееком речевом дие-курее : автореф. дие. ... канд. филол. наук. — Казань, 2004.
Долинин К. А. Коммуникативные варианты француз-екого проетого предложения. — Л., 1975.
Закутекая Н. Г. Формальный и коммуникативный ае-пекты директивных речевых актов в иепанеком языке : автореф. дие. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 2003.
Зернов Б. Е. Иетория императивного предложения в английеком языке (древне- и ереднеанглийекий периоды) : дие. ... канд. филол. наук. — Л., 1971.
Иванова И. В., Рыболовлев Н. Р. Роль категории по-велительноети в организации директивного текета (на материале польекого, руеекого и немецкого языков) // Функционально-типологичеекие аепекты анализа императива. — М., 1990. Ч. 2. С. 31—35.
Изотов А. И. К вопроеу о полной парадигме чешекого императива // В. А. Богородицкий: научное наеледие и еовременное языковедение : труды и материалы Между-нар. науч. конф. (Казань, 4—7 мая 2007 г.) / Казан. гое. унт ; Ин-т языкозн. РАН ; Ин-т лингвиет. иеелед. РАН ; Казан. гое. ун-т им. В. И. Ульянова-Ленина. — Казань, 2007. Т. 1. С. 59—61.
Изотов А. И. Функционально-еемантичеекая категория императивноети в еовременном чешеком языке как прагмалингвиетичеекий феномен : автореф. дие. . д-ра филол. наук. — М., 2007.
Ирхин Ю. В., Зотов В. Д., Зотова Л. В. Политология. — М. : Юриетъ, 2002.
Караеик В. И. Язык еоциального етатуеа / Ин-т языкозн. РАН ; Волгогр. гое. пед. ин-т. — М., 1992.
Каеевич В. Б. Труды по языкознанию / Филол. фак. СПбГУ. — СПб., 2006.
Киеелева Л. А. Язык как ередетво воздейетвия. — Л., 1971.
Ковыльникова В. П. Модификации интонационной структуры побудительных предложений под влиянием эмоциональной окраски в немецком языке : автореф. дис. . канд. филол. наук. — М. : МГПИИЯ, 1972.
Кондзеля Е. С. Функционально-семантическое поле побудительности и реализация его конституэнтов в русской речи : автореф. дис. . канд. филол. наук. — Киев, 1991.
Козьмин С. Г. Интонация побудительных предложений в немецком языке // Коллоквиум по экспериментальной фонетике и психологии речи. — М. : МГУ, 1966. С. 289—315.
Корди Е. Е. Оптатив и императив во французском языке. — СПб. : Нестор-История, 2009.
Кубарева Е. Е. Эксплицитные и имплицитные побудительные конструкции в английском языке (в сопоставлении с русским) // Сопоставительный лингвистический анализ : науч. тр. — Куйбышев, 1977.
Левус Г. П. Логическое содержание категории побудительности // Функционально-семантический анализ языковых единиц. — Алма-Ата, 1986.
Лубяной Е. Методы манипулятивного воздействия телевидения на общественное сознание. ИЯГ: Шр://Ыаск.рг-оп1те.ги/агйс1е.а8р?а1г=392 (дата обращения: 17.08.2011).
Любимов А. О. Средства выражения побуждения в современном португальском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук. — М., 1984.
Маслова А. Ю. Коммуникативно-семантическая категория побудительности и ее реализация в славянских языках (на материале сербского и болгарского языков в сопоставлении с русским) : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — М, 2009.
Молчанова Г. П. Лексико-грамматическая характеристика императивных предложений в современном английском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук. — М., 1977.
Музыкантов Г. Ф. Немецкие перформативные глаголы со значением совета в структуре перформативных реплик. 1988. ИЯГ: http://tver1ingua.by.ru/archive/012/
muzykantov_07_12.htm (дата обращения: 17.08.2011).
Муллаянова Г. И. Побудительная модальность: императивные ситуации и их реализация в современном французском языке) : автореф. дис. . канд. филол. наук. — Н. Новгород, 1997.
Нгуен Т. М. Аспекты функциональной морфологии: функционально-семантическая категория побудительности в русском и вьетнамском языках : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — М, 2000.
Неустроев К. С. Способы выражения побуждения и воздействия (на материале современного английского языка) : автореф. дис. . канд. филол. наук. — Ростов н/Д, 2008.
Никитин М. В., Юданова Е. Т. Языковая суггестия. Убеждение, манипуляция сознанием, гипноз // Перспективные направления современной лингвистики. — СПб., 2003.
Новичкова Р. Н. О сложных синтаксических структурах, содержащих императивную форму // Филологические науки : науч. докл. высш. школы. 1981. № 3. С. 75—78.
Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. — М., 1986. Вып. 17. С. 22—129.
Пазухин Р. А. Повелительное наклонение в испанском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук / ЛГУ. — Л., 1966.
Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов. — М. : Просвещение, 1985.
Романов А. А. Коммуникативно-прагматические и семантические свойства немецких высказываний-просьб :
автореф. дис. . канд. филол. наук / Калинин. гос. ун-т. — Калинин, 1982.
Рябенко В. С. Функционально-семантическое поле побудительности в современном немецком языке : авто-реф. дис. . канд. филол. наук. — Минск, 1975.
Сагалова Е. С. Функционально-семантическое поле побудительности в древнеанглийском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук. — Н. Новгород, 2009.
Саранцацрал Ц. Речевые акты побуждения, их типы и способы выражения в русском языке : автореф. дис. . д-ра филол. наук / МГУ. — М., 1993.
Серль Дж. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. — М., 1986. Вып. 17. С. 151—169.
Серль Дж., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. — М. : Прогресс, 1986. Вып. 19. С. 242—263.
Соколова М. А. Выражение волеизъявления в русских бытовых и деловых памятниках 16 в. // Учен. зап. ЛГУ. № 161. Сер. филол. наук. — Л., 1952. С. 52—79.
Ставицкая Т. Е. Просодия английских диалогических единств с побуждением в разных экстралингвистических условиях (экспериментально-фонетическое исследование) : автореф. дис. . канд. филол. наук / ОГУ. — Одесса, 1984.
Стернин И. А. Коммуникативное и когнитивное сознание // С любовью к языку. — М. ; Воронеж, 2002. С. 44—51.
Сусов И. П. Побудительность: деятельностьно-
коммуникативное и функционально-семантическое представление // Императив в разноструктурных языках. — Л., 1988. С. 125—127.
Филатова Е. А. Побудительные высказывания как речевые акты в современном русском языке : дис. . канд. филол. наук. — М. : МГУ, 1997.
Формановская Н. И. Способы выражения просьбы в русском языке. Прагматический подход // Русский язык за рубежом. 1984. № 6. С. 67—73.
Хабирова Н. М. Способы выражения побудительных интенций в татарском и английском языках : дис. . канд. филол. наук / Казан. гос. пед. ун-т. — Казань, 2006.
Хронопуло Л. Ю. Императивная семантика и средства ее выражения в современном японском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук. — СПб., 2007.
Храковский В. С., Володин А. П. Семантика и типология императива: русский императив. — Л. : Наука, 1986.
Шелестюк Е. В. Речевое воздействие: онтология и методология исследования : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. — Челябинск, 2009.
Шилихина К. М. Вербальные способы модификации поведения и эмоционально-психологического состояния собеседника в российской и американской коммуникативных культурах : автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Воронеж, 1999.
Шмелёва Е. А. Разрешение и запрещение как побудительные речевые акты // Функционально-типологические аспекты анализа императива. — М., 1990. Ч. 2. С. 66—71.
Чудинов А. П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации. — Екатеринбург, 2003.
Чудинов А. П. Политическая лингвистика. — М. : Флинта : Наука, 2008.
Юрова Г. А. Модально-стилистическая обусловленность просодии директивных актов разрешения и запрета : автореф. дис. . канд. филол. наук. — Пятигорск, 1991.
Яковлева Г. Г. Директивный дискурс в диалогическом пространстве разных языков: строевые и функциональные аспекты описания : автореф. дис. . д-ра филол. наук. — Тверь, 2005.
Bolinger D. The Imperatives in English // To Honor Roman Jacobson. Vol. 1. — The Hague-Paris, Mouton, 1967.
Broadie A. Imperatives // Mind. 1972. Vol. 81. № 322. P. 179—190.
Bownan E. The Classification of Imperative Sentences in English // Studies in Linguistics. 1963. V. 17. P. 23—28.
Davies E. E. The English Imperative. — L., 1986.
Levenston E. A. Imperative structures in English Linguistics. — Hague-Paris, 1989. № 50.
Morris II. Imperatives and orders // Theoria. 1960. Vol. 26. № 3. P. 183—200.
Risselada R. Imperatives and other directive expressions in Latin: A study in the pragmatics of a dead language. — Amsterdam, 1993.
Sommerfeldt K.-E., Schreiber H., Starke G. Grammatisch-semantische Felder. Einführung und Übungen. — Langenscheidt, 1996.
Статью рекомендует к публикации д-р филол. наук, проф. П. И. Шлейвис
