CC BY
50
4. Варламов А.Н. Рождение // Роман-газета. - 1997. - № 15. - С. 1-30.
5. Зеньковский В.В. Психология детства. - Екатеринбург: Деловая книга, 1995. - 348 с.
6. Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. - М.: Русская книга, 1993-1998. -Т. 6, кн. 2. - 672 с.
7. Котельников В. А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. - М.: Прогресс-плеяда, 2002. - 384 с.
8. Старостин А.С. Стрела летящая // Москва. - 2007. - № 5. - С. 8-48.
КАТЕГОРИЯ ИМЕНИ В РОМАНЕ М.А. БУЛГАКОВА «БЕЛАЯ ГВАРДИЯ»
© Кулько Е.С/
Волгоградский государственный университет, г. Волгоград
В статье Е.С. Кулько «Категория имени в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия» рассматривается проблема взаимосвязи категорий имени и судьбы. Основываясь на сопоставлении теории имени о. Павла Флоренского и теория М.А. Булгакова, косвенно выраженной в романе «Белая гвардия», автор приходит к выводу о том, что ономастика становится в романе одним из важнейших способов выражения психологизма. Имя в романе Булгакова предопределяет судьбу героев, в какой-то мере влияет на ход событий.
Проведенный сравнительный анализ позволяет говорить о сходстве двух теорий, что обусловлено одним временным периодом разработки данных теорий и сходными философскими и религиозными взглядами авторов.
В художественном произведении категория имени является важным компонентом характеристики персонажей с точки зрения психологизма. На существенное значение имени для человека указывает А.Ф. Лосев, утверждая, что в имени присутствует так называемая софийная сущность, которая «есть личность» [4, С. 354]. В понятийной системе человека имя занимает одно из главенствующих мест. Исследуя проблему имени и влияния его на человека, религиозный философ Сергей Булгаков приходит к следующему выводу: «Имя есть идея человека. У имени есть свое определенное значение. Имя выражает собой духовный тип, строение человека» [3, С. 241]. Таким образом, имя становится символом, несущим в себе заряд определенной информации, который может влиять на его обладателя. О влиянии имени на личность говорит и Павел Флоренский:
♦ Кафедра Литературы, издательского дела и литературного творчества
«... имя не то предвещает, не то приносит его характер, его душевные и телесные черты в его судьбу» [5, С. 54].
Однако следует разделять такие понятия, как «имя человека» и «имя литературного героя». Имя литературного героя задается преднамеренно, когда автор уже знает (пусть в общих чертах) характер своего персонажа. Разграничивая данные понятия, Л.В. Белая пишет следующее: «Литературная ономастика (resp. антропонимика), будучи формой существования общеязыковой ономастики, субъективно обусловлена целями и задачами, вытекающими из авторского замысла, и в силу этого обладает признаками артефакта. Литературный антропоним выражает идею, лежащую в основе авторского замысла, тогда как общеязыковой антропоним выступает как социальный знак» [1, С. 103].
Большой вклад в осмысление проблемы имени внес религиозный философ о. Павел Флоренский. Над своим трудом «Имена» Флоренский работал примерно в то же время, в которое создавал свой первый роман М.А. Булгаков. На общность их философских взглядов указывают некоторые исследователи (В.В. Компанеец, М.Ю. Белкин).
В своей работе Павел Флоренский утверждал, что роль имени в художественном произведении велика, и определять ее нужно исходя из идеи всего произведения: «Нет сомнения: в литературном творчестве имена суть категории познания личности, потому что в творческом воображении имеют силу личностных форм» [5, С. 46].
Мы попытаемся сопоставить две теории толкования имен. Первая -теория Павла Флоренского, изложенная в его работе «Имена». Вторая -теория Михаила Булгакова, косвенно выраженная в романе «Белая гвардия».
Список имен, представленный в романе «Белая гвардия», шире анализируемого Павлом Флоренским. Исходя из этого, нам приходится ограничить сопоставление именами, совпадающими в данных трудах.
Алексей - имя одного из основных персонажей романа. Вот как характеризует человека, носящего такое имя, Флоренский: «Алексей - по натуре своей импрессионист, и мгновенное impression овладевает им всецело, чтобы далее столько же всецело быть отвергнутым. «. » Алексей остается сравнительно тихим и неактивным во внешнем мире. Но он тонок и в ином смысле - не крепок, собою мало владеет, себя в руках не держит...» [5, С. 183]. Действительно, эту черту характера мы можем выделить и у Алексея Турбина: «Турбин вытащил из кармана скомканный лист и, не помня себя, два раза ткнул им мальчишке в физиономию, приговаривая со скрипом зубовным: - Вот тебе вести. Вот тебе. Вот тебе вести. Сволочь! На этом припадок его бешенства и прошел» [2, Т. I, С. 251]. Алексей Турбин оказывается вспыльчивым человеком, но данная черта проявляется лишь в те моменты, когда затрагивается вопрос чести. Так,
старший Турбин очень эмоционален в эпизодах, связанных с Тальбергом: «У него на лице заиграли различные краски. Так - общий тон шафранный, у скул розовато, а глаза из голубых превратились в черные. - С каким бы удовольствием... - процедил он сквозь зубы, - я б ему по морде съездил...» [2, Т. I, С. 420]. Повышенную эмоциональность мы можем наблюдать в рассуждениях Турбина на политические темы: «Я б вашего гетмана, - кричал старший Турбин, - за устройство этой миленькой Украины повесил бы первым!» [2, Т. I, С. 208]. Таким образом, мы можем говорить, что именно через его рассуждения дается оценка тех или иных событий с позиции нравственности.
За именем «Алексей» закрепилась представление о юродстве. Эту особенность рассматривает и Павел Флоренский: «В нем есть что-то онтологически болезненное: неприспособленность к самостоятельному существованию в мире - неприспособленность внутренняя и, легко может быть, хотя не необходимо, - внешняя. Предельно - оно есть, как сказано, юродивость. Алексей, в своем предельно высшем раскрытии, есть юродивый, или около того; и даже тогда, когда, на поверхностный взгляд, данное лицо не имеет ничего общего с юродивостью, внимательный анализ все же откроет в таком Алексее некие пробелы сознания или рыхлость сознания, сквозь которые сочатся непосредственные движения подсознательного, то есть основную конституцию юродивости. Галлюцинации и вещие сны приходят к нему, так как он - юродивый, т.е. от бога» [5, С. 181]. Данная мысль очень важна для психологического анализа характера Алексея Турбина. Именно ему автор посылает вещий сон, в котором заключаются философские измышления Булгакова о равенстве всех «на поле брани убиенных» [2, Т. I, С. 236]. Таким образом, имя обусловливает характер героя.
Следующий персонаж - Николка Турбин. Обратимся к характеристике данного имени в работе Павла Флоренского: «У Николая редко бывают сомнения, что хорошо и что плохо. Антиномии внутренней жизни далеки от него, как и вообще его мало занимает углубляться в области, где трудно дать, или во всяком случае трудно ожидать четких и деловитых решений. Без сомнений и колебаний, Николай прямолинейно и нарочито честен, нарочито прям, волит иметь горячую честность и честную горячность» [5, С. 265]. Эти черты в Николке смешиваются с юношеским темпераментом и приносят свои плоды: «Он боялся испугаться и все время проверял себя: «Не страшно?» - «Нет, не страшно» - отвечал бодрый голос в голове, и Николка от гордости, что он, оказывается, храбрый, еще больше бледнел. Гордость переходила в мысль о том, что если его, Ни-колку, убьют, то хоронить будут с музыкой» [2, Т. I, С. 309]. В данном эпизоде наглядно показано, как сильно в Николке тщеславие военного. Но это не то тщеславие, которое граничит с глупостью и приносит только
гибель. Николка не трус, понятие чести в нем развито с той же силой, с какой развито оно и в старшем Турбине: «Николка припал к холодному дереву кобуры, трогал пальцами хищный маузеров нос и чуть не заплакал от волнения. Захотелось драться, сейчас же, сию минуту, там, за Постом, на снежных полях. Ведь стыдно! неловко... Здесь водка и тепло, а там мрак, буран, вьюга, замерзают юнкера» [2, Т. I, С. 208]. Таким образом, мы можем говорить о соединении в характере Николки таких черт, как самолюбие и порядочность, что в конечном итоге приведет к его гибели: «. пропел Николка и вошел. В руках у него была гитара, но вся шея в крови, а на лбу желтый венчик с иконками. Елена мгновенно подумала, что он умрет.» [2, Т. I, С. 427]. Вновь мы наблюдаем, как имя предопределяет судьбу.
Еще один центральный персонаж - Елена Турбина. Характеризуя это имя, Флоренский отмечает женственное начало, доминирующее в нем: «Елена - вечная женскость. Отсутствие в поведении и мыслях твердого начала норм, преобладание эмоций, не протекающих в строго определенном русле, разрозненность и прихотливость душевной жизни - вот эти черты» [5, С. 251]. В романе «Белая гвардия» Елена Турбина олицетворяет истинную женственность. Впечатление усиливается благодаря постоянному эпитету, подаренному автором Елене, - «золотая». Елена - хранительница очага, уюта, который так ценят и герои, и автор. Преобладание в Елене чувства над разумом определяют ее близость к метафизическому началу. Так, именно ей в момент молитвы являются Богородица и Христос, у которых ей удается вымолить жизнь старшего брата: «Вот помолилась . условие поставила . ну, что ж . не сердись . не сердись, Матерь Божия», - подумала суеверная Елена» [2, Т. I, С. 420]. Рыжий цвет волос и связь с потусторонним миром придают Елене некоторое сходство с ведьмой.
Еще одно значимое действующее лицо в романе - Василий Лисович. Его нельзя назвать однозначно отрицательным персонажем. Если в начале писатель относится к нему с явной иронией, то ближе к концу романа иронический тон уходит: «Черт его знает, Василиса какой-то симпатичный стал после того, как у него деньги поперли, - подумал Николка.» [2, Т. I, С. 419].
Характеризуя данное имя, Павел Флоренский подчеркивает его значительность и даже величественность: «Имя Василий этимологически означает царский, царственный» [5, С. 194]. Но искажение имени в Василису, отказ от имени есть отказ от судьбы, которую это имя в себе несет. Взяв другое имя, Лисович отказался от царского образа. Появляется что-то фарсовое, пародийное в былой царственности. Переход мужского имени в его женский вариант несет за собою изменение, смягчение характера. Таким образом, благодаря смене имени идет изменение судьбы героя. Чер-
ты, приписываемые Василию Павлом Флоренским, присутствуют и в образе Василия Лисовича, однако в своем негативном варианте.
Важную роль для понимания произведения в целом играет образ Михаила Шполянского. Для лучшего осмысления психологического портрета необходимо рассмотреть черты его характера, выраженные через имя. Павел Флоренский отмечает высоко развитое духовное начало в этом имени: «Михаил самой этимологией своей указывает на высшую меру духовности, на особливую близость к Вечному: оно значит «Кто как Бог», или «Тот, Кто как Бог». Оно означает, следовательно, наивысшую ступень богоподобия. Это - имя молниевой быстроты и непреодолимой мощи, имя энергии Божией в ее осуществлении, в ее посланничестве. Это - мгновенный и ничем не преодолимый огонь, кому - спасение, а кому - гибель» [5, С. 368]. Действительно, Михаил Шполянский наделен какой-то нездешней энергией, силой обаяния, коварством. Булгаков называет его демоном: «Он молод. Но мерзости в нем как в тысячелетнем дьяволе. Жен он склоняет на разврат, юношей на порок...» [2, Т. I, С. 414]. Важно, что Михаил Семенович Шполянский в романе играет роль предтечи Антихриста. Эту мысль подтверждает Флоренский: «Небесное - не значит непременно хорошее, как и земное - не значит плохое» [5, С. 369]. Следовательно, мы можем говорить, что имя Михаил в понятийной системе Булгакова несет в себе заряд потусторонней энергии, демонического начала.
Данное сопоставление позволяет сделать вывод, что описание имен как типов личности Павла Флоренского во многом совпадает с описанием характеров персонажей, носящих то или иное имя в романе Михаила Булгакова, что указывает на близость мировоззрений двух авторов.
Список литературы:
1. Белая Л. В. Лексико-семантические и функциональные особенности антропонимики М.А. Булгакова (на материале романа «Мастер и Маргарита») / Л.В. Белая // Филологические науки. - 1990. - № 5. - С. 79-93.
2. Булгаков М. А. Собрание сочинений: В 5 т. Т.1: Записки юного врача. Белая гвардия. Рассказы. Записки на манжетах / М.А. Булгаков; Ред-кол.: А. Караганов, В. Лакшин и др. - М.: Художественная литература, 1989. - 623 с.
3. Булгаков С.Н. Первообраз и образ: Сочинения в 2-х т. Т. 2: Философия имени. Икона и иконопочитание. - М.; СПб.: Искусство, ИНА-ПРЕСС, 1999. - 438 с.
4. Лосев А.Ф. Бытие, имя, космос. - М.: Мысль, 1993. - 958 с.
5. Флоренский П. Имена / П. Флоренский. - М.: Эксмо, 2007.
