CC BY
157
УДК 81’42
Ю. В. Гилясев
Категории художественного времени и пространства в текстовой цитате
В статье анализируются особенности репрезентации категорий художественного времени и пространства в текстовой цитате на примере романов американского писателя постмодернистского направления М. Каннингема. Особое внимание уделено влиянию структуры произведения (его композиции и архитектоники) на проявление специфики рассматриваемых текстовых категорий посредством цитатных вкраплений.
The analysis carried out in the article covers specific representation of categories of fictional time and space in text citations by the example of American post-modernist writer M. Cunningham’s novels. The influence of text structure (its composition and architectonics) on the characteristics of the categories in question by means of text citations is particularly emphasized.
Ключевые слова: текстовая категория, художественное время, художественное пространство, интертекстуальность, текстовая цитата, композиция, структура произведения, влияние.
Key words: textual category, fictional time, fictional space, intertextuality, text citation, text composition, text structure, influence.
Явление интертекстуальности - одна из самых популярных и перспективных тем в лингвистике текста, привлекающих пристальное внимание исследователей в последнее время. При этом вопросы, связанные с присутствием в литературном произведении «чужого слова», традиционно рассматриваются в рамках отдельного направления текстовых изысканий: в большинстве случаев анализируется либо содержательная, либо формальная составляющая интекстовых проявлений. Нельзя не заметить, что в подобных исследованиях не всегда уделяется достаточное внимание взаимодействию интертекстуальных вкраплений и других компонентов текста - его структуры, текстовых категорий, в частности, категорий художественного времени и пространства. В связи с этим в настоящей статье предпринимается попытка анализа взаимодействия таких прецедентных элементов текста, как цитата, и категорий художественного времени и пространства. Вследствие этого, возникает взаимовлияние содержательной (и, что еще более важно) композиционной стороны произведения.
Необходимо помнить, что категории текста отражают его наиболее общие и существенные свойства и представляют собой «ступеньки в познании его онтологических, гносеологических и структурных признаков» [9, с. 80]. Среди разнообразных текстовых категорий многие лингвисты,
в том числе З. Я. Тураева, И. Р. Гальперин, А. Ф. Папина, Н. А. Николина и другие, выделяют категории времени и пространства, рассматривая их по отдельности или же в качестве цельного составного образования, в котором время и пространство взаимообусловлены и неотделимы друг от друга (пространственно-временной континуум И. Р. Гальперина). В рамках же данной статьи предлагается рассматривать время и пространство художественного текста как две самостоятельные категории, в той или иной степени зависящие друг от друга.
Переходя непосредственно к анализу взаимодействия интертекстуальных элементов и упомянутых категорий в литературном произведении, необходимо описать основные особенности цитатных заимствований. Наиболее явным случаем проникновения одного текста в другой считается цитата атрибутивного характера или цитата без атрибуции. Такие текстовые вкрапления легче всего заметить при анализе интертекстуального взаимодействия литературных основ произведений. Н. А. Кузьмина дает следующее развернутое определение цитаты применительно к теории интертекста: «Цитата - это фрагмент текста, принадлежащий другому, в той или иной мере индивидуализированному субъекту, маркированный в авторском тексте при помощи графических, синтаксических, лексических, просодических, звуковых и пр. показателей. При включении таких фрагментов очевидна авторская установка на использование чужого слова, а сами они предполагают референцию не к миру, а к устному или письменному тексту» [4, с. 130].
Зачастую эксплицитные показатели «чужой речи» выделяются особым образом - например, за счет изменения шрифта, разных отбивок, особого места расположения цитаты в тексте и специфических графических средств [2, с. 196-200]. Иначе говоря, «автор намеренно тематизи-рует взаимодействие между текстами, делает его видимым для читателя с помощью особых формальных средств. Интертекстуальность в таком ее понимании сводится к намеренно маркированной интертекстуальности, - считает В. Е. Чернявская. - Это предполагает, что не только автор намеренно и осознанно включает в свой текст фрагменты иных предтек-стов, но и адресат способен верно определить авторскую интенцию и воспринимает текст в его диалогической соотнесенности» [10, с. 187]. Однако автор все же не всегда решается выделить заимствованный фрагмент столь очевидным образом. В некоторых случаях «точные и модифицированные цитаты вводятся в предложение без специальных сигналов, указывающих на «чужое» слово, усиливая смысловую плотность синтаксической конструкции и превращая ее в атемпоральный коллаж» [6, с. 286]. Так, в романе современного американского писателя Майкла Каннингема «Памятные дни» (Specimen Days) многие цитаты из стихов Уолта Уитмена никак не выделены графически. Тем не менее, читатель верно и без особого труда выявляет «чужеродный» элемент за счет сти-
левых изменений, поскольку даже современники поэта заметили бы особый высокий слог, которым вряд ли стали бы пользоваться в обыденной речи. Современному же читателю обязательно бросятся в глаза устаревшая лексика и грамматические формы и конструкции таких высказываний: «Mischief, gone and forgotten, what have ye done with the shattered hearts?», «Of Life immense in passion, pulse, and power, cheerful, for freest action form’d under the laws divine, The Modern Man I sing» и др..
В каждом случае цитирования производится отсылка к другому тексту. Поскольку любой текст обладает категорией времени и пространства - будь то концептуальные время и пространство или, как в нашем случае, художественные - к существующей в рамках конкретного литературного произведения пространственно-временной системе прибавляются темпорально-локальные характеристики текста-источника. Читателю в такой ситуации необходимо осознать время и пространство действия сюжета и одновременно учитывать проявляющиеся временные и пространственные свойства, связанные с привнесенным текстовым заимствованием. Так «автор "вкрапляет" готовые пратекстовые цитаты-маяки в становящейся пространственности нового произведения; происходит постепенное наложение» [3, с. 74]. Но помимо сочетания темпорально-локальных свойств двух взаимодействующих отрывков происходит и обратный процесс, основывающийся на контрасте двух миров. Прошлое, вторгаясь в художественную реальность настоящего, самим фактом вторжения делает очевидной разницу между двумя текстовыми основами и противопоставляет одну темпорально-локальную систему другой, вследствие чего можно констатировать синхронное отождествление и растождествление прототипичной и оригинальной сцен.
И. М. Михалева подчеркивает, что «механизм функционирования прецедентного текста следует рассматривать как «сложный механизм», в основе которого лежит взаимодействие нескольких частей: одна дана в «цитирующем» тексте (структура и семантика текста); вторая содержится в сознании и памяти индивида, воспринимающего текст <...>; третья существует как образ смысла и аксиологической ценности текста-источника. В результате такого взаимодействия прецедентный текст усложняет «смысловое пространство» определенного фрагмента «передающего» текста, делает его семантически насыщенным и трансформирует смысл цитируемого и цитирующего текстов» [5, с. 6]. Упомянутые преобразования затрагивают структурно-семантическую сторону художественного текста, в построении которой не последнюю роль играют категории времени и пространства. Отсюда выходит, что обе категории, имея дело с прецедентным текстом, подвергнутся определенным изменениям, затрагивающим их типологические свойства, и так же, как и смысловое пространство фрагмента, будут отличаться сложной
комбинацией темпорально-локальных планов, причем, как отмечает Н. А. Николина, «перетекание» одного плана в другой обуславливает зыбкость их границ [7, с. 153]. В итоге получается своеобразный «пространственно-текстовый «нахлест» - ранее созданное/создаваемое строит романную топику по модели палимпсеста. Здесь открывается взаимосвязь с временной компонентой» [3, с. 74].
Главные герои каждой из сюжетных линий в романе «Памятные дни», второстепенные действующие лица - все, так или иначе, цитируют строчки из стихов Уитмена, выражая тем самым свои мысли и чувства. Каннингем каждый раз добавляет в речь своих героев очень емкие в смысловом отношении цитаты - некоторые из них звучат в контексте приводимого диалога несколько абстрактно, но они всегда отражают самую суть сообщаемого «послания». Сами же герои «выбирают» такой способ оформления высказывания не потому, что не могут подобрать нужных слов, а лишь потому, что эти стихотворные отрывки наилучшим образом формулируют то, что волнует персонажей в данный момент, что они переживают и что невозможно выразить простым бытовым языком. Эти проверенные временем поэтические формулы как нельзя кстати подходят к той ситуации, осознать и понять которую пытаются герои.
В одной из сцен первой части романа «Памятные дни» Кэтрин отчитывает Лукаса за то, что тот думал о ней за работой - в цехе у прессовой машины: «“You must think only of yourself. Promise me.” He said, “Every atom belonging to me as good belongs to you.” “Thank you, my dear,” she answered, and she said no more» [11, с. 23]. Несмотря на то, что процитированная Лукасом строчка не является конкретным ответом на просьбу Кэтрин, девушка, равно как и читатель, прекрасно понимают имплицитный смысл этих слов. Как следствие, читатель может наблюдать положительный перлокутивный эффект, который производит реплика Лукаса, -Кэтрин не игнорирует его слова и не просит выразиться яснее, а, демонстрируя, что «послание» собеседника воспринято правильно, благодарит за своеобразное проявление внимательности и привязанности.
В другой сцене, уже в третьей части, робот Саймон смотрит на тлеющие останки своего друга Маркуса, тоже андроида, с которым за несколько мгновений до этого расправились за то, что тот ослушался команды остановиться. Выражая свой гнев и негодование, Саймон произносит вслух: «“Who degrades or defiles the living human body is cursed.” He hoped the drone hadn’t heard» [11, с. 216].
Так лирика выдающегося американского поэта становится в романе не только мерилом всех ценностей и отношений - она проходит тонкой нитью через все произведение, связывая разные эпохи и поколения, утверждая незыблемый характер извечных ценностей, не подвластных времени. Проблемы, волновавшие поэта в XIX веке, нисколько не утратили своей актуальности и значимости поныне и еще долго будут иметь
статус жизненно важных. Таким образом, обращаясь к литературным шедеврам прошлого, пропуская их сквозь новые сюжетные комбинации, Каннингем перебирает непреходящие темы как в искусстве в частности, так и в реальной жизни в целом, затрагивая в своей работе проблему времени и вечности.
Уитменовские цитаты в контексте романа получают статус поэтических максим, емко и четко формулирующих суть происходящего. Анализируя научно-фантастические тексты, О. С. Бочкова приходит к выводу, что подобные сентенции обретают в таких произведениях прочный «вечный» смысл, предопределенный их глобальной научной, социальной, философской проблематикой. «Сентенционные замечания углубляют пространственно-временную перспективу повествования, так как отличаются универсальностью и автосемантичностью. Так автор поднимается над конкретикой изображаемых событий и читатель - вместе с ним» [1, с. 15-16].
В результате такого искусного сочетания прозы и поэтических вставок категория художественного времени и пространства приобретает, как минимум, еще один пространственно-временной план: помещая своих героев в определенную темпорально-локальную плоскость, именно посредством цитат из Уитмена писатель соотносит текущую ситуацию с более глобальным контекстом, придает каждой отдельной незначительной проблеме вневременной и внепространственный статус, предлагая рассматривать ту ситуацию, в которой оказались герои, намного шире, то есть в масштабе вечности и бесконечности бытия. Естественно, что в каждом случае декламирования героем стихов Уитмена в художественный мир, созданный Каннингемом, вклинивается образ, порожденный цитированной строчкой. Как и любой образ, он не может существовать вне временных и пространственных координат, а, значит, в течение какого-то небольшого периода времени развития сюжета мы «переносимся» во времени и пространстве в другой художественный мир с его собственными пространственно-временными координатами. «Интертекст является одним из способов прерывания хода повествования. Следовательно, можно сделать вывод, что интертекстуальные включения или интертекст являются одним из способов создания и организации хронотопа произведения», - констатирует А. Л. Троицкая [8, с. 7]. Такое утверждение правомерно в отношении тех вставных элементов (преимущественно, цитат), которые маркированы в тексте особым образом. Этот прием позволяет автору отделить «свое» слово от «чужого», чтобы читатель без труда смог заметить переход - своеобразное обращение к внетекстовой реальности. Достаточное количество подобных цитат можно обнаружить и в другом произведении писателя - «Часы» (The Hours), особенно в сюжетной линии миссис Браун, которая в течение дня несколько раз принимается читать роман Вирджинии Вульф «Миссис Деллоуэй» (Mrs
Dalloway). Отдельные отрывки из романа писатель помещает в свой текст и выделяет их курсивом, чтобы читатель четко понимал, что это подлинные строчки из книги, которую читает придуманный им персонаж. Некоторые отрывки занимают половину, а иногда и целую страницу книги [12, с. 38-39, 40-41 и др.], позволяя говорить о том, что на данном этапе развития сюжета движение основного времени замедляется за счет выдвижения на передний план пространственно-временных отношений заимствованного текста.
Однако поскольку цитаты из стихотворений Уитмена в романе «Памятные дни» даются не просто в виде текстовых вставок, а звучат в речи самих героев, то в этом случае пространство текста не разрывается, унося читателя на мгновение в другую вымышленную реальность, а расширяется, впуская ее в себя. Два разных мира художественной действительности интегрируются в цитатных репликах персонажей, которые лишь на краткий миг раздвигают рамки сюжетной канвы и вновь возвращают к текущему ходу событий. Каждая из таких цитат важна не сама по себе, важен эффект соотношения, которое достигается за счет сочетания разных временных и пространственных обстоятельств разворачивающихся в произведении событий. Это соотношение позволяет увидеть, выделить нечто общее, сущностное, первопричину произошедшего, абстрагироваться от формальных деталей и выявить принципиальное сходство или различие, прикоснуться к вечным проблемам и темам.
Цитаты в романе «Часы» выполняют идентичную функцию сочетания разных временных пластов, необходимости их соотнесения, экспликации параллелей на сюжетном и смысловом уровнях. В некоторых случаях Каннингем никак не мотивирует присутствие интекста: он не всегда заставляет героев перечитывать книгу В. Вульф или мысленно обращаться к тексту произведения, чтобы обосновать появление той или иной интертекстовой вставки в главе. Цитатный характер такого заимствования виден благодаря изменению шрифта. Но все обращения к роману «Миссис Деллоуэй» в той или иной форме не случайны: автор намеренно сближает определенные части или элементы сюжетов. В одном из эпизодов миссис Браун во время завтрака решает закурить: «She lights a cigarette. ... the triumph and the jingle and the strange high singing of some aeroplane overhead was what she loved; life; this moment of June. She exhales a rich gray plume of smoke» [курсив Каннингема. - Ю.Г.] [12, с. 48]. Благодаря курсиву читатель с легкостью может определить цитату из романа Вульф. Но, как видно из самого текста, в этой сцене в руках у героини нет книги. Таким образом, Каннингем пытается провести параллель и соотнести два разных сюжета, чтобы продемонстрировать преемственность своего произведения по отношению к работе писательницы. Добавляя в этот эпизод соответствующую цитату, автор описывает эмоциональное состояние героини, используя для этого отрывок из прото-
текста. Подобный выбор обусловлен не только совпадением ощущений и переживаний Лоры Браун и Клариссы Деллоуэй. Как уже упоминалось в предыдущей главе, Лора Браун в концептуальном представлении писателя, помимо Клариссы Воган, олицетворяет собой миссис Деллоуэй как героиню романа Вирджинии Вульф, реализуя одну из граней ее образа. Такой плавный переход от одного текста к другому выполняет еще одну важную функцию: в романе Каннингема происходит необычное замещение вульфовской Клариссы его собственной героиней - миссис Браун. Достижение эффекта «подмены» получается благодаря соположению местоимения she в цитирующем и цитируемом текстах. В результате читатель замещает в своем сознании одного субъекта действия другим, понимая, что замещение носит все же условный характер и не может восприниматься буквально. Данный пример в очередной раз наглядно демонстрирует многоплановость повествования в романе «Часы». Из-за использования Каннингемом интекстовых вкраплений со временем и пространством произведения происходят разнообразные трансформации, зачастую имеющие противоположные тенденции. В каждом случае проникновения в текст цитаты из прототекста время и пространство одновременно расслаиваются на два разных, ощущаемых читателем пространственно-временных плана и, в то же время, сливаются в один пространственно-временной фон взаимодействия сюжетных основ. «Интертекстуальность обладает двойственной природой: с одной стороны, деструктивностью, т.к. взрывает линеарность текста, заставляя искать коды за пределами художественного произведения, и, с другой стороны, конструктивностью, т.к. восстанавливает разрушенную линеарность» [8, с. 7].
Помимо прочего, у цитат в романе «Часы» есть и еще одна очень важная функция. Являясь средством выражения категории когезии, они становятся связующими элементами между отдельными главами, частями и, что более важно, сюжетными линиями. Миссис Вульф садится писать свой роман - находим в тексте следующие строчки: «She picks up her pen. Mrs. Dalloway said she would buy the flowers herself» [курсив Каннингема. - Ю.Г.] [12, с. 35]. Этими словами заканчивается первая глава о миссис Вульф. Следующая же глава, посвященная миссис Браун, начинается аналогичной строчкой из романа «Миссис Деллоуэй», после чего Каннингем приводит еще один абзац из книги, которую начала писать в предыдущей главе миссис Вульф: «Mrs. Dalloway said she would buy the flowers herself. For Lucy had her work cut out for her. The doors would have to be taken off their hinges; Rumpelmayer’s men were coming. And then, thought Clarissa Dalloway, what a morning - fresh as if issued to children on a beach. It is Los Angeles. It is 1949» [курсив Каннингема. - прим. ] [12, с. 37]. Повтор цитаты и ее последующее расширение использованы писателем, чтобы показать соотнесенность двух сюжетных линий, двух про-
странственно-временных пластов произведения. Но в данном примере это не простой повтор предложения, а повтор интекстового элемента, имеющий многоуровневый характер: он связывает не только две части произведения, две его главы, но и две сюжетные линии. Более того, в сюжетном плане здесь представлен целый комплекс логических «мостиков» между разными по своей сути образованиями: прежде всего цитата связывает два сюжета художественного произведения, где и тот и другой являются фиктивными; далее, мы наблюдаем связь между двумя абзацами одного и того же заимствованного художественного текста, «чужого» для данного произведения; говоря о романе Вульф, в этом примере можно, естественно, обнаружить связь между сюжетами двух разных произведений, о чем уже упоминалось ранее; наконец, благодаря повторному использованию цитаты Каннингем интегрирует трех акторов своего романа - миссис Вульф, которая пишет эти строки, миссис Деллоуэй - лицо, о котором идет речь в этих строках и которое одновременно с этим является персонажем романа Каннингема, миссис Браун как собирательный образ Клариссы Деллоуэй и в то же время персонаж постмодернистского романа.
Узнавание цитаты облегчается, как и в большинстве цитатных вставок в романе, за счет курсива, которым пользуется писатель, вводя в пространство своей книги роман Вирджинии Вульф. В месте, где курсивный шрифт сменяется обычным, происходит переход от одной сюжетной линии к другой, от одного пространственно-временного плана к другому. В этом же примере Каннингем акцентирует перемещение во времени и пространстве, добавляя сразу после приведенной цитаты соответствующие маркеры. Помещая их после интекстовой вставки, автор помогает читателю, поясняя таким образом, что переход совершается не только от темпорально-локальных характеристик одного текста к характеристикам другого, но и от одной сюжетной линии к другой. Отсюда неудивительно, что многоплановость категории художественного времени и пространства выражает многообразие их функций в ключевых моментах сюжета.
Некоторые цитаты в романе не столько связывают непосредственно отдельные главы, сколько указывают на общее родство всех трех сюжетных составляющих друг с другом и с романом «Миссис Деллоуэй». В частях текста, относящихся к линии миссис Браун, периодически возникают строчки из упомянутого прецедентного текста, что может быть объяснено тем, что на протяжении всего дня Лора Браун читает книгу Вирджинии Вульф. Автору нет необходимости в каждом конкретном случае подчеркивать, что героиня, захваченная чтением, всякий раз берет в руки книгу, а внезапно появляющиеся в тексте отдельные цитаты всякий раз воспринимаются в памяти и сознании героини как отголоски прочитанного. Очередная глава о миссис Браун начинается фразой из
Mrs Dalloway: «Life, London, this moment of June. She begins sifting flour into a blue bowl» [курсив Каннингема. - прим.] [12, с. 75]. Поскольку предыдущая глава сюжетно относится к линии миссис Вульф, наличие этой строчки может быть легко объяснимо таким же образом, как и в предыдущем случае: две главные героини находятся на внешнем, поверхностном уровне в отношениях «писатель-читатель». Лора Браун читает творение писательницы Вульф или, по крайней мере, припоминает строчку из книги, просеивая, тем временем, муку в чашку. Однако было бы наивно полагать, что между героинями произведений действуют только такие формальные связи. На уровне глубинного смысла и глубинной структуры произведения писатель заставляет читателя посредством небольшой интертекстуальной вставки воспринимать Лору Браун как новое воплощение Клариссы Деллоуэй, указывает на необходимость соотнесения двух героинь в концептуальном плане. Подобное начало настраивает читателя не просто на знакомство с частью сюжетной канвы, но на активную аналитическую работу по сопоставлению содержательных коннотаций каждого из произведений с целью фиксации их сходства и различий.
Таким образом, цитаты в литературном тексте служат своеобразными вехами в развитии сюжета произведения и его композиционной организации, что особенно характерно для романов М. Каннингема. Они не только сополагают две разные текстовые основы и два художественных мира, изначально чужеродных друг другу, но и помогают глубже понять причины сопоставления литературных образцов. Важную роль в процессе экстраполяции одной художественной ситуации на другую играют категории времени и пространства: анализируя примеры цитирования прецедентного текста, необходимо учитывать темпорально-локальные характеристики каждой из двух текстовых основ - заимствованной и заимствующей - для адекватной и верной интерпретации смысловой стороны произведения.
Список литературы
1. Бочкова О. С. Категории модальности, времени и пространства в жанре НФ (на материале русско- и англоязычных текстов): автореф. дис. ... канд. филол. наук. -Саратов, 2006.
2. Иванова И. П. Об эксплицитном и имплицитном способах представления цитат в немецком публицистическом дискурсе // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. - Тамбов, 2009. - Вып. 9. - С. 196-201.
3. Клецкина О. А. Уровни и функционирование пространства текста. // Вестник Новгородского государственного университета. Сер. Гуманитарные науки: история, литературоведение, языкознание. - Новгород, 2003. - № 25. - С. 70-74.
4. Литвиненко Т. Е. Интертекст в аспектах лингвистики и общей теории текста. - Иркутск: Иркутский гос. лингвистический ун-т, 2008.
5. Михалева И. М. Реминисцентная структура художественных текстов // Культура, общение, текст. - М.: Наука, 1988. - С. 4-17.
6. Николина Н. А. Временная перспектива современного прозаического текста // Художественный текст как динамическая система. Материалы Междунар. на-учн. конференции, посвященной 80-летию В. П. Григорьева. - М., 2006. - С. 280-289.
7. Николина Н. А. Категория времени в художественной речи. - М.: Прометей,
2004.
8. Троицкая А. Л. Интертекстуальный хронотоп готического романа (на материале англоязычных произведений): автореф. дис. . канд. филол. наук. - СПб., 2008.
9. Тураева З. Я. Лингвистика текста. - М.: Просвещение, 1986.
10. Чернявская В. Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность. - М.: ЛИБРОКОМ, 2009.
11. Cunningham M. Specimen Days. - London, New York, Toronto and Sydney: Harper Perennial, 2006.
12. Cunningham M. The Hours. -New York: Farrar, Straus and Giroux, 2002.
