CC BY
138
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2013. № 4
КАРТЕЗИАНСТВО И СИСТЕМА ФИЛОСОФИИ
МАЛЬБРАНША
Кротов А.А. Мальбранш и картезианство. М.: Издательство Московского госуниверситета, 2012 г. — 320 с.
В статье представлена монография А.А. Кротова «Мальбранш и картезианство» (2012). Выявляются научное достоинство, оригинальность, обоснованность выводов историко-философского исследования, показан его вклад в отечественную и европейскую историю философии.
Ключевые слова: Декарт, картезианство, Мальбранш, метафизика окказионализма, «видение всех вещей в Боге», религиозная философия, христианский интеллектуализм.
G.V. D г а с h, S.P. L i р о v о у. Cartesianism and Malebranche's philosophy system
This article features Krotov's monograph "Malebranche and cartesianism" (2012). The author shows scientific value, originality, validity of conclusions of historical and philosophical research, and also Krotov's contribution to national and European history of philosophy.
Key words: Descartes, cartesianism, Malebranche, metaphysics of occasionalism, "vision of all things in God", religious philosophy, Christian intellectualism.
Интерес к Декарту в отечественных философских исследованиях возник еще в XVII в. [см.: А.И. Абрамов, 1996; А.Ф. Замалеев, 1999; НА. Куценко, 2000] и сохраняется до настоящего времени. Ранний сугубо историко-философский интерес подтверждается тем, что уже в 1886 г. появилась монография о Декарте | II.А. Любимов, 1886]. В 30-е гг. XX в., хотя и не часто, но регулярно выходили статьи о Декарте. Публиковались в эти годы и переводы его работ на русский язык. Первое солидное научное издание трудов Декарта на русском языке появилось, как известно, в 1950 г. Усилиями историков философии (надо воздать должное В.В. Соколову) были обоснованы место и роль Декарта в истории западноевропейской философии: он квалифицировался как основоположник новой философии, идеи которого оказали решающее воздействие на ее формирование. Декарт выработал новый, уникальный метод, поставил ряд проблем и предложил свой, картезианский, способ их разработки и решения. И в 60—80-е гг. XX в. сохранялся заметный интерес к Декарту, регулярно выходили статьи и монографии. А на 90-е гг. пришелся юбилей Декарта — 400-летие со дня рождения, в связи с чем в стране прошли конференции [Бессмертие философских идей Декарта, 1997].
И все-же надо отметить, что со времен В.Ф. Асмуса и Я.А. Лятке-ра у нас не было ни одного значительного монографического исследования о Декарте. Лишь в 2007 г. появилась монография «Проблема методического сомнения в философии Декарта» [Т.А. Дмитриев, 2007]. Однако, по нашему мнению, темой картезианства как философской школы специально у нас не занимался никто! Ведь если признавать, что Декарт — основоположник новой философии, то естественным был бы научный интерес к самому феномену картезианства. Ведь для того чтобы понять влияние Декарта на последующее развитие заложенной им философии, надо выяснить «очертания» его школы, состав персоналий, темы, проблемы, метод, те идеи, которые принимаются в неизменном виде, и те, которые модифицируются, развиваются.
Еще меньше повезло в отечественной историко-философской науке Мальбраншу и окказионализму — одной из руководящих его концепций. Можно отметить лишь, что в 1903 г. публикуется главное сочинение Мальбранша «Разыскание истины» в переводе Е.Б. Сме-ловой, которая написала и довольно обстоятельную вступительную статью, где представила «исключительно философскую... сторону» его воззрений | II. Мальбранш, с. 29]. А в 1914 г. в Казани вышла монография М.Н. Ершова «Проблема богопознания в философии Мальбранша» [М.Н. Ершов, 1914]. На этом, кажется, и закончилась отечественная традиция изучения главного картезианца в новой философии. А ведь Мальбранш в отношении ведущего замысла всего своего философствования и системы делает очень близкое к тому, что Фома Аквинский сделал в европейской философии и культуре в Средние века при росте популярности Аристотеля, естественно-научных интересов и распространении «теории двух истин». Этот пунктирный эскиз отечественных исследований Декарта можно представить как фон, на котором по-декартовски отчетливо и ясно проступает научное достоинство самого выбора A.A. Кротовым предмета изучения. В этом смысле позиции A.A. Кро-това представляет точно подобранная цитата из Мальбранша: «Нужно, таким образом, заставить служить метафизику религии... и распространить на истины веры тот свет, который служит для успокоения ума» (с. 207 рецензируемой монографии).
Так что A.A. Кротов не мог опираться на отечественный опыт исследований ни Мальбранша, ни окказионализма. И ему пришлось использовать то, что имелось — западноевропейскую историко-философскую традицию исследований картезианства и творчества Мальбранша. Автор убедительно продемонстрировал, что он овладел этой традицией в полном объеме имен и исследований и с учетом ее основных результатов. Он точно формулирует
задачу собственного исследования: «...анализ основных понятий и концепций философской системы Мальбранша в контексте главных тенденций развития картезианства второй половины XVII — начала XVIII в.» (с. 8).
Отметим, что публикации анализируемой монографии предшествовали статьи A.A. Кротова в ряде ведущих философских периодических изданий (Кротов A.A., Метафизика Мальбранша // Вопросы философии. 2003. № 2; Он же. К истории картезианской традиции: окказионализм Кордемуа // История философии. 2010. № 15. Он же. Картезианская философия Пьера Сильвена Режи // Философские науки. 2011. № 2; Он же. Мальбранш и Спиноза // Вопросы философии. 2012. № 1) и др.
Структура монографии точно соответствует исследовательской задаче. В книге два раздела. В первом рассматриваются основные линии развития картезианской философии: физика и методология, метафизика окказионализма и проект систематизации научного знания. Представляя в разделе только картезианцев, автор показывает созвездие имен, деятельность и труды которых говорят о том, какой интенсивной, разнообразной, цветущей была интеллектуальная жизнь Франции того времени. В частности, это физики — Доруа, Poro, Фонтенель и методологи и логики — Арно и Николь. Конечно, эти имена известны лишь специалистам. Но детали их картезианского философствования, тем более в качестве контекста творчества Мальбранша, у нас изучены слабо, а в монографии представлены очень интересно и дают богатый материал для размышлений о развитии идей и концепций Декарта. Что касается общефилософской проблематики, то вызывает особый интерес позиция Деруа, который отказался от дуализма Декарта в пользу материалистического монизма, а также от понятия врожденных идей, включая идею Бога. Автор монографии, похоже, принимает этот факт как указание на то, что в картезианстве (и уже у самого Декарта) есть внутренняя логика уклонения его от дуализма к монизму и сенсуализму. На наш взгляд, это не очевидно. Но здесь есть над чем подумать.
Арно и Николь, показывает A.A. Кротов, в их совместном творчестве и в персональных работах применили «методологию Декарта к таким областям гуманитарного знания, как лингвистика, риторика, этика» (с. 31), а также теология и мораль. Подводя итог рассмотрению творчества картезианцев этой линии, автор делает вывод, что споры картезианцев друг с другом и уклонение от некоторых позиций учителя «во многом были вызваны наличием нерешенных... проблем» в философии Декарта и что «наличие этих проблем стимулировало дальнейшее развитие картезианства» (с. 42).
Самой существенной трансформацией картезианства оказалась метафизика окказионализма, которая приобрела «форму всеохватывающей метафизической системы... в трудах Гейлинкса и Маль-бранша» (с. 43). Поэтому A.A. Кротов ищет самое первое появление этой идеи и находит ее в трудах немецкого картезианца И. Клау-берга. В одной из своих работ он высказал соображение, что душа и тело, будучи различными субстанциями, не могут по естественным законам действовать друг на друга. Поэтому их действия согласуются волей Бога и так, что действия одной являются поводом (окказиональной причиной) для действий другой. Отдав дань научной добросовестности, A.A. Кротов замечает, что вряд ли И. Клау-берг оказал какое-либо влияние на Мальбранша. Тем не менее автор монографии приводит и краткий, но содержательный анализ творчества голландского мыслителя А. Гейлинкса, который, по его мнению, тоже не мог оказать значительного влияния на Мальбранша, но дал развернутую аргументацию в пользу окказионализма. Очевидно, что рассмотрение творчества этих мыслителей, хотя они и не оказали влияния на Мальбранша, и как раз в части их окказионализма не только уместно, но и научно оправданно. Они демонстрируют весь контекст картезианства, а также то, что идея окказионализма «витала в воздухе», пытаясь разрешить острую теоретическую потребность мыслить согласованность действий души и тела на основе дуализма Декарта.
Непосредственное влияние на Мальбранша, считает A.A. Кротов, оказали знаменитые французские картезианцы, сторонники и разработчики концепции окказионализма Луи де Лафорж и Жеро де Кордемуа. В отношении первого автор монографии находит даже возможность установить точную дату, когда он впервые изложил свое учение об окказиональных причинах — 1658 г. И эту дату можно считать исходным пунктом «развития метафизики окказионализма во Франции» (с. 54). Собственная страсть Лафоржа — разработать науку о человеке, что он попытался сделать в «Трактате о человеческом уме». Нам это напоминает аналогичную задумку Д. Юма, который, начиная ее реализовывать, давал понять, что такой науки еще нет (10, с. 79—85). Показательно для картезианства и творчество Кордемуа, который дал опыт применения идей Декарта не только в метафизике и физике, но также в лингвистике и педагогике.
В целом, как видим, в монографии отчетливо предстает картина очень эффективного применения французскими интеллектуалами идей Декарта во всех отраслях тогдашнего знания. Причем везде картезианцы или впервые создавали их, или выводили на новый уровень. Наиболее грандиозным, показывает A.A. Кротов,
оказался проект систематизации научного знания П.С. Режи. Он осуществил его в своем главном произведении «Полный курс философии, или Общая система согласно принципам г. Декарта» (1690).
Помимо этого масштабного предприятия, демонстрирующего всю силу влияния Декарта на развитие философии и науки во Франции, Режи интересен своей гносеологией и полемикой с Маль-браншем по поводу концепции окказионализма. В гносеологии Режи интегрировал в картезианство идею опытного (сенсуалистического) происхождения человеческих знаний посредством утверждения причинно-следственного взаимодействия души и тела. В полемике по поводу окказионализма Режи и Мальбранш остались каждый при своем мнении. И это, считает A.A. Кротов, наглядно демонстрирует, «насколько обострились на рубеже XVII—XVIII вв. противоположные тенденции внутри картезианской философии» (с. 93). Эмпиристское направление в картезианстве, которое у французов открывает Poro (с. 12) и доводит до разработанной концепции Режи (с. 84), показывает, считает автор, что французским просветителям не всегда и не обязательно нужно было обращаться за эмпиристской методологией к своим британским соседям.
Второй раздел книги посвящен философской системе Маль-бранша. В нем пять глав, четыре из которых представляют основные разделы системы Мальбранша, а в пятой автор показывает влияние Мальбраншизма на развитие картезианства и прослеживает использование его идей в последующей философии. Наиболее репрезентативными для Мальбранша являются его онтология и учение об окказиональных причинах (гл. 4), а также гносеология и учение о «видении всех вещей в Боге» (гл. 5). Такой полный, обстоятельный и детальный анализ важнейших разделов системы Мальбранша беспрецедентен для русскоязычных историко-философских исследований. В отношении же сопоставления Мальбранша с другими картезианцами и классиками «новой философии», а также привлечения и анализа мнений на этот счет западноевропейских историков философии XIX—XXI вв. монография A.A. Кро-това, можно с уверенностью сказать, займет достойное место среди подобных изданий на Западе.
Обратим внимание на те положения рецензируемой монографии, которые подтолкнут специалистов к постановке нетривиальных историко-философских вопросов и к осмыслению возникающих теоретических проблем. Сложнейшей для Декарта была проблема обоснования существования внешних материальных вещей. АА. Кротов показывает, что и для Мальбранша она оставалась такой же сложной, и он разработал систему различных аргументов, стремясь доказать «существование материи... с геометрической строгостью»
(с. 107). Но он же сформулировал положение, что «поскольку Бог не обманщик... не он непосредственно посылает мне эти идеи (идеи материальных тел) (с. 105). Заметим от себя, что, по существу, это упредительная критика берклианства, включая его исходный тезис "esse est percipii". В связи с этим напрашивается задача сопоставительного исследования этих сюжетов в концепции Мальбранша и в построениях Беркли. Не менее интересным было бы, на наш взгляд, сопоставление Мальбранша и Юма по этому вопросу. Мальбранш, как показывает A.A. Кротов, в конечном итоге пришел к выводу, что «только вера может нас убедить, что действительно имеются тела» (с. 108). И по этому поводу он заключает, что у Мальбранша «вместо сугубо рационального обоснования существования материального бытия решающее значение в итоге имеет аргументация теологического плана» (с. 109). Здесь нельзя не напомнить, что Д. Юм, который вообще не использует понятие Бога и данные Откровения, в своих построениях тоже делает вывод, что мы только верим в существование внешних тел \Д. Юм, 1965]. Поэтому мы согласны с тем, что апелляция к вере у Мальбранша — факт теологической аргументации, потому что он прямо обращается к Богу, Откровению и другим его данным. Но вряд ли в этом случае стоит противопоставлять рациональную и теологическую аргументацию. Для любой метафизики, которая допускает трансцендентное в составе бытия, как раз необходимы некоторые очевидные способности человеческого духа, которые воспринимают манифестации трансцендентного в сферу имманентного. Вера, о наличии которой в составе своих способностей знают все люди, в этом отношении достаточно рациональна. Да и наличие Откровения тоже факт. И для Мальбранша в связи с его основным замыслом игнорировать этот факт было бы нерационально. Поэтому A.A. Кротов, как нам представляется, по существу, вскрывает у Мальбранша особый вид рационализма, когда реализуется установка делать данные Откровения ясными уму, а там, где ум не находит ясных и отчетливых идей о сотворенных вещах и их связях, — принимать и прояснять смыслы Откровения.
Очень интересным в историко-философском и теоретическом отношении является анализ A.A. Кротовым полемики Ж.Ж. Мор-ту де Мэрана с Мальбраншем по поводу близости его позиции пантеизму Спинозы. Проанализировав саму полемику и большое количество мнений историков философии на этот счет, автор делает безупречно аргументированный вывод, что конечно Мальбранш «не был пантеистом» (с. 139) ни в каких смыслах. К этому он добавляет также хорошо обоснованное заключение, что система
Мальбранша не была непосредственной ступенью к монизму Спинозы и не приводила с неизбежностью к имматериализму берклианства (там же). Это очень взвешенные и теоретически обоснованные историко-философские наблюдения.
В пятой главе автор также обстоятельно излагает гносеологию Мальбранша и особенно тщательно, в деталях, его концепцию «видения всех вещей в Боге». Аргументы Мальбранша представлены подробно и так, что видно, как он тщательно обдумывает и учитывает позиции всех картезианцев его времени. Это подтверждает правильность и научную эффективность избранного A.A. Кротовым подхода: изучить философию Мальбранша в контексте картезианства его времени. Приведя собственные наблюдения и мнения многих историков философии, автор выделяет импульсы влияния на формирование концепции Мальбранша, идущие и от дальних предшественников — Августина, схоластов и от современников в их деталях и конкретных результатах. Подводя итоги, A.A. Кротов специально остановился на полемике среди историков философии о том, был ли Мальбранш мистиком или все же оставался рационалистом (с. 170—172). Сам автор без колебаний принимает и отстаивает позицию, что, несмотря на использование Мальбран-шем теологических доводов, он остается рационалистом, так как все элементы его системы «связаны прочными нитями аргументации» (с. 173). Эта одна из многочисленных прямых оценок Мальбранша как ярко выраженного рационалиста подтверждает наше вышевысказанное соображение, что исследование А.А.Кротова обнаруживает особый вид европейского рационализма. Ему даже можно дать имя, например, христианский интеллектуализм [см. по этому поводу: Э. Жилъсон, с. 11, 21, 25]. Аргументацию A.A. Кро-това мы могли бы усилить его же наблюдениями: рационализм Мальбранша особо выражен тем, что он стремится подчинить все понятия своей системы принципу ясности и отчетливости, а их связь — геометрической достоверности и необходимости.
В главе о физике, антропологии и этике для русскоязычного читателя представлено очень много нового. Поэтому читается она с большим интересом и представляет собой несомненно весомый вклад в исследование творчества Мальбранша. В особой степени относится сказанное к главе о его философии религии. Автор монографии не пожалел для нее места. И это оправданно. Ведь система Мальбранша представляет уникальный вариант религиозной философии. Автор реконструирует ее, следуя своему подходу, в сопоставлении со взглядами «ведущих религиозных мыслителей "классического века"» (с. 206). Он тщательно прорабатывает все
пункты полемики этих мыслителей с Мальбраншем, чем воссоздает атмосферу большого накала теологических споров во Франции того времени. В результате A.A. Кротов получает важные историко-философские выводы и квалификации. В частности: 1) «...единой «религиозно-философской ветви» внутри картезианской школы не существовало никогда» (с. 243); 2) «философия религии Маль-бранша во всех своих важнейших пунктах остается тесно соединенной с главными положениями картезианского рационализма и механицизма» (там же).
В заключительной главе исследуется влияние Мальбранша на развитие картезианства и рецепции его идей в последующей философии. Автор стремится не упустить ни одного значимого имени и ни одного мало-мальски проявленного влияния. Он специально анализирует дискуссию историков философии, инициированную еще современниками Мальбранша, о его «верности» Декарту. Здесь, как и во всем остальном, A.A. Кротов делает аргументированный вывод, что хотя Мальбранш и создал оригинальную систему, творчески переработав наследие учителя, в главных установках «он продолжает оставаться картезианцем» (с. 251). А влияние его идей было настолько значимым, что «во многом изменило эволюцию картезианства» (с. 252).
Автор монографии проследил восприятие идей Мальбранша в других странах и нашел его последователей в Англии, Германии, Италии. Он сопоставил его важнейшие метафизические и гносеологические конструкции с взглядами Спинозы, Лейбница, Локка, Беркли, Юма; с представителями немецкой классической философии — Кантом, Фихте, Шеллингом, Гегелем, Фейербахом; с философами XIX в. — Шопенгауэром, Контом, Кузеном. В результате этой огромной сравнительной работы получен общий вывод, что «в XIX в. Мальбранш сохраняет репутацию одного из крупнейших метафизиков Нового времени» (с. 291). А в XX в., отмечает автор, философы меньше уделяют внимания Мальбраншу, хотя представители западноевропейской религиозной философии достаточно часто его цитируют (с. 293). И закономерная итоговая оценка: философия Мальбранша — «выдающаяся система «классического века»», «она оставила глубокий след в истории мысли» и «будет получать все новые прочтения» в дальнейшем развитии европейской философии.
Монография A.A. Кротова нас в этом полностью убедила. Мы считаем, что она, будучи первым за сто лет исследованием картезианства и философии Мальбранша на русском языке, вносит весомый вклад в отечественную историко-философскую науку. А по овладению предметом, достижениями западноевропейских коллег
и полученным результатам она займет и самое достойное место среди аналогичных работ на Западе.
В заключение отметим еще два момента, которые позволят сыграть монографии A.A. Кротова значимую роль в конституирова-нии отечественных историко-философских исследований в специальную успешно развивающуюся научную отрасль современной философии.
Во-первых, это последовательно проводимая установка на объективность всего хода исследования и его результатов. Она реализуется предельной полнотой привлечения персоналий и состава их взглядов, относящихся к предмету исследования. Кроме того, что также важно, это учет в полном объеме всех предшествующих исследований по данной теме. Поэтому в монографии приведены не десятки, а больше двух сотен имен и представлены их точки зрения. Эта же установка проявляется и в том, что A.A. Кротов, имея свою позицию по всем обсуждаемым вопросам, не спешит ее заявлять, а высказывает только после тщательного анализа содержания каждого из них, приведения мнений коллег и в точных, предельно корректных, может быть, даже толерантных выражениях. Это стремление к объективности хорошо чувствуется во всем исследовании.
Во-вторых, исследование A.A. Кротова своими результатами инициирует большое количество историко-философских и теоретических размышлений. При этом оно настолько активирует профессиональную мысль, что просто подталкивает начать разрабатывать программы и проекты исследований истории философии (не только западноевропейской) по целому вееру направлений. Поэтому мы уверены, что монография A.A. Кротова «Мальбранш и картезианство» вызовет интерес и будет полезной не только специалистам в области философии и культурологи, но и всем, кто занимается изучением проблем гуманистики.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Абрамов А.И. Восприятие картезианской философии в русской философской культуре XVII—XIX вв. // Встреча с Декартом: Философские чтения, посвященные М.К. Мамардашвили, 1994 год. М., 1996.
Бессмертие философских идей Декарта: Материалы международной конференции, посвященной 400-летию со дня рождения Рене Декарта. М., 1997.
Дмитриев ТА. Проблема методического сомнения в философии Декарта. М., 2007.
Ершов М.Н. Проблема богопознания в философии Мальбранша. Казань, 1914.
Жильсон Э. Дух средневековой философии. М., 2011.
Замалеев А.Ф. Картезианство в русской мысли: Историко-философские заметки // Проблемы русской философии и культуры: Сб. науч. трудов. Калининград, 1999.
Куценко H.A. Российские богословы 18—19 столетий как историки философии // История философии. М., 2000. № 6. Любимов H.A. Философия Декарта. СПб., 1886. Мальбранш Н. Разыскание истины. СПб., 1999. Юм Д. Соч.: В 2 т. М., 1965. Т. 1.
Г.Ii. Драч*, С.П. Липовой**
* Драч Геннадий Владимирович — доктор философских наук, профессор, декан факультета философии и культурологии Южного федерального университета, тел.: 230-32-48; e-mail: [email protected]
" Липовой Савелий Петрович — кандидат философских наук, доцент факультета философии и культурологии Южного федерального университета, тел.: 320-32-78; e-mail: [email protected]
