CC BY
63
УДК 130.2
КАРЛСОН, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ НА КРЫШЕ И ЛЕВЫЙ УКЛОН В ЕВРОПЕЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ (МЕДИАЛЬНЫЙ АСПЕКТ)
Е.А. Цуканов
Высшая школа печати и медиатехнологий Санкт-Петербургского государственного университета промышленных технологий и дизайна, г. Санкт-Петербург e-mail: tsukanov_1975@inbox.ru
Работа посвящена выявлению скрытых политико-идеологических смыслов, заложенных в тексте известного детского литературного произведения. Автор анализирует приключения Малыша и «в меру упитанного человечка с моторчиком» не как повод к легкомысленному времяпрепровождению, а как карнавал и иносказание, рассчитанные на серьезную дешифровку подготовленной взрослой аудиторией. Эзопов язык сказки Астрид Линдгрен будто бы призван вербовать армию приверженцев левой социал-демократии, к которой принадлежала и сама писательница. В данном разрезе фигура милого трикстера Карлсона выглядит еще и в меру революционной и даже в меру террористичной с налетом марксистской доктринальности.
Ключевые слова: открытое произведение, интерпретация, карнавал, идеология, медиальность, террор, воображение, автокоммуникация.
В рамках данной статьи нам хотелось бы посмотреть на популярный текст детской литературной классики под альтернативным углом зрения. Методологически этот угол будет создан за счет привлечения операционных ресурсов психоанализа, медиафилософии и феноменологии, что, несомненно, позволит увидеть в привычном - оригинальное, обнаружив не вполне очевидную суть вещей по ту сторону устоявшейся инерции восприятия. Предметом нашего исследования станет знакомая с детства каждому ребенку, во всяком случае, в нашей стране, сказка шведской писательницы Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон, который живет на крыше», вышедшая в свет в далеком 1955 году. Знакомая настолько, что многим может показаться, что созданный автором увлекательный нарратив уже не содержит поводов к новым интерпретациям. Однако постмодернистский принцип открытого настежь для комментирования произведения1 дает возможность поупражняться в интеллектуальной процедуре остранения2, тем более, что похожие творческие маневры в современной гуманитарной науке предпринимались неоднократно. Наиболее интересным по исполнению стал, на наш взгляд, опыт деконструкции смысла сочинений о Винни Пухе английского писателя Алана Милна, осуществленный отечественным исследователем В. Рудневым3.
Прежде всего, следует констатировать, что сказка Линдгрен по многим внешним признакам - интерфейс, создающий целую гамму зазоров между, скажем, наивным миром детства и унылым миром взрослых, между вымыслом и реальностью,
1 Эко У. Открытое произведение: Форма и неопределенность в современной поэтике. СПб., 2004.
2 Гинзбург К. Остранение: предыстория одного литературного приема // Новое литературное обозрение. 2006. №4 (80). С. 9-29.
3 Руднев В. Введение в прагмасемантику «Винни Пуха» // Винни Пух и философия обыденного языка. М., 1996.
сознанием и бессознательным. Александр Ленкевич, например, считает, что интерфейс этимологически намекает на операции связывания (взаимодействия) элементов/частей (интерфейс - от лат. inter - между, и face - поверхность). С этой точки зрения его действительность проявляется лишь тогда, когда осуществляется взаимодействие, в моменты его функционирования в качестве подстроенного под пользователя медиатора4.
Главный персонаж литературного шедевра, Карлсон, - типичный медиум, расположенный на стыке очевидного и невероятного, зависающий над бездной расколотого на две половинки универсума. Несомненно, расколот он в воображении другого главного персонажа, мальчика, отчаянно сражающегося за право путешествовать по лабиринтам персональной метафизики вместе с загадочным другом. Попробуем разобраться в перипетиях весьма экстравагантного сюжета, а параллельно дадим собственную версию того, о чем на самом деле повествует Линдгрен не напрямую, а косвенно. Ведь, как точно заметил Мераб Мамардашвили, мышление фоном может содержать некие темные элементы, неизвестные и непонятные самому мыслящему5.
Назовем эти «темные элементы» условным знаменателем психики мыслящего субъекта, противопоставив их находящимся на поверхности, явленным в языке и поведении «элементам светлым и ясным» (условный числитель). В художественном оформлении наш числитель может быть представлен как топологический верх или, лучше сказать, «чердак» личностной вертикали, тогда как знаменатель логически вызывает аллюзии низа, и, соответственно, аллегорического «подвала». Еще точнее: человек - это условно-двухэтажное строение, в котором перманентно противоборствуют друг с другом свет сознания и тьма бессознательного, что соответствует фрейдистским теоретическим установкам на структуру личности. Добавим, что ассоциируемый подобным образом «чердак» в знаково-символической системе координат будет естественно соответствовать мифологическому раю, а подвал мифологическому аду.
По Н. Грякалову, воображение ада является психоисторическим событием, а это значит, что с кем бы мы там не встречались, встречаемся мы всегда сами с собой6. Это относится и к Малышу. Анализируя его духовные состояния, приходишь к выводу, что субъект он весьма депрессивный. Читаем, к примеру, что в особые дни быть Малышом ему не доставляло никакой радости7. Ему могло вдруг показаться, что у него в действительности никого и ничего нет на свете8. В его биографии бывали случаи, когда он убегал из семьи и бродяжничал9. В подобном измененном состоянии сознания линдгреновский герой, бесспорно, впадает в девиантную автокоммуникацию, что внешне выражается в виртуальных интеракциях с господином «в полном расцвете сил», имеющим чрезвычайно подозрительный образ. Мы вынуждены взять Карлсона на подозрение, поскольку родителям Малыша (во всяком случае, по мультфильму) так и не удалось встретиться с ним. Поэтому предположительно Карлсон - это фантом, порожденный депрессией болезненного ребенка, его бессознательный двойник. На сленге программистов - это
4 Ленкевич А.С., Латыпова А.Р. Интерфейс как предмет рефлексии // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2015. №2. Том 2. С. 184.
5 Мамардашвили М. Очерк современной европейской философии. СПб., 2018. С. 81.
6 Грякалов Н.А. Фигуры террора. СПб., 2007. С. 35.
7 Линдгрен А. Малыш и Карлсон // Сказочные повести. М., 1983. С. 22.
8 Там же, с. 23.
9 Там же, с. 44.
сконструированный богатой фантазией аватар, в психиатрическом дискурсе -компенсаторное альтер-эго.
Итак, Карлсон у Астрид Линдгрен - это сам Малыш, только в состоянии мечтательного сопротивления тем правилам приличия, которые жестко навязываются обществом в целях большей социализации и покорности. Отрок-бунтарь как завзятый маргинал бродит по черепичным крышам, прыгает в раскрытые окна и крушит мебель в собственной комнате. Карлсон как деформированное отражение Малыша адски отвратителен своими ужимками и гримасами, вредительскими поступками, уродливым внешним видом и попранием всякой логики. Не стоит, наверное, давать каскада примеров, чтобы доказать это утверждение, однако приведем, пожалуй, самый репрезентативный случай. Речь идет о фрагменте, в котором Малыш-Карлсон (он же Карлсон-Малыш) совершает деструктивный акт вандализма с удовольствием террориста, уничтожая игрушечную паровую машинку, подаренную папой. «Она взорвалась, - в восторге закричал наш совокупный персонаж, - словно ему удалось проделать с паровой машиной самый интересный фокус. - Честное слово, она взорвалась! Какой грохот! Как здорово!»10. Реакция в высшей степени симптоматическая: так может ликовать лишь искренний разрушитель, кстати, технически достаточно хорошо оснащенный. Его гаджету с «хитроумным моторчиком» и пропеллером, напоминающим какую-нибудь адскую машинку воинов-камикадзе, позавидовали бы террористы любых мастей. Вспоминается, в частности, случай с эсерами, которые в начале XX века чуть было не ликвидировали императора Николая II и его семью прямо в Зимнем дворце с воздуха. Они планировали использовать для этих целей раритетный по тем временам аэроплан11.
А еще Карлсон - обжора, лгун, шельмец и негодяй. С самым безобидным видом он совершает подлости, которые и не снились, наверное, даже Евно Азефу, на что уж тот был сибаритом и сластолюбцем12. Ради сладостей заставляет Малыша опустошать собственную копилку и покупать конфеты с печеньками; в другой раз он обещает сбросить его со спины во время полета, если выбьется из сил; потом он выступил в роли профессионального провокатора, втянув Малыша в авантюру с прогулками по крышам в опасных местах; любит Карлсон и брутально подшутить над мирными обывателями в мансардах, чего только стоит эпизод с убаюкиванием младенца в чужой квартире и попыткой накормить новорожденную девочку колбасой и картошкой. Отвратительна картина, когда «в меру упитанный мужчина» раздраженно трясет голодного младенца, не желающего засыпать. Здесь вспоминается эпизод из сериала «Семнадцать мгновений весны», когда эсэсовец, пытая русскую радистку Кэт, по-садистски распеленывает ее ребенка и держит голое тельце на сквозняке. А еще Карлсон втягивает несовершеннолетнего в полукриминальную историю с жуликами, тем самым травмируя его тонкую душевную организацию. И это далеко не полный список специфических шалостей и проказ человечка с моторчиком. Перед нами содержимое условного знаменателя неустойчивой психики Малыша. То, что вытворяет Карлсон, есть разнузданное буйство воображения мальчика, выплеск его инфернальных аффектов. Еще раз подчеркнем, Карлсон - это обратная сторона Малыша, его чудовищный личностный бэкграунд. И между Карлсоном и Малышом существует не просто тесная эмоциональная связь, между ними смело можно ставить знак равенства. Линдгрен, на
10 Линдгрен А. Малыш и Карлсон // Сказочные повести. М., 1983. С. 25.
11 Савинков Борис. Воспоминания террориста. М., 2009. С. 265.
12 Гейфман Анна. В сетях террора. Дело Азефа и Русская революция. М., 2002. С. 61.
наш взгляд, повествует о едином персонаже Малыше-Карлсоне как о двуликом Янусе. Но нет ли здесь еще одной потаенной медиальной связи, которая объяснила бы нам весь спектр причудливых коллизий разбираемого произведения?
Мы допустили, что Мальчик придумал Карлсона, ставшего его вытесненным деструктивным Я, но тогда резонно было бы задаться вопросом «Кто придумал Малыша?». Легкий ответ дает нам право на то, чтобы объединить в некоем абстрактно-синкретическом существе не двух, а сразу трех фигурантов, включая и Астрид Линдгрен, которая через своих героев в особой манере выражает собственное отношение к жизни. Учитывая тот факт, что она долгое время варилась в реальной шведской политике, требуется уточнить, что к жизни политической. Это немаловажное замечание, поскольку Линдгрен, как известно, несколько десятилетий состояла членом социал-демократической рабочей партии и в этой связи, как нам представляется, было бы вполне уместно говорить о ее книгах еще и как инструментах политической пропаганды. Посмотрим, что такого социал-демократического есть во взаимоотношениях персонажей сказки. Оговоримся, что наши дальнейшие рассуждения необходимо оценивать по законам карнавала, в котором уместны любые, даже доходящие до абсурда эксцессы. И если так бредит у Линдгрен Малыш, то почему бы нам как исследователям ее творчества не позволить немного бреда себе? В целях лучшей дешифровки ее ускользающих авторских месседжей, скрытых быть может и от нее самой.
Начнем с того, что имя Карлсон чем-то напоминает имя родоначальника коммунистической идеологии, взятой на вооружение социалистами, Карла Маркса. Случайно ли? С точки зрения художественно-поэтической логики имена героев литературных произведений должны быть говорящими. Радикально террористическое поведение данного удивительного персонажа имеет и едва заметный благородно-революционный подтекст. Необходимо держать в уме, что социализм есть такое общественное устройство, при котором государство выступает в качестве силы перераспределения накопленных индивидуальных благ от богатых к бедным. Иногда Карлсон поступает как Робин Гуд, действуя в духе большевистского правила «Экспроприация экспроприированного». Он ассенизирует излишки добра и собственности, которые потом чудесно перекочевывают к тем, кто испытывает в них недостаток. Как иллюстрация - случай с похищенной Карлсоном бутылочкой молока. В ответ на возмущение Малыша, что вещь чужая Карлсон категорично отрезал: «Вернуть? Никогда! У них и так много»13. Подобным же императивом он руководствуется и в ситуации с ворами, когда приходит на помощь незадачливому гостю прохиндеев Филле и Рулле Оскару. Он издевательски принуждает карманников
14 п
вернуть похищенные часы и кошелек . В марксистской парадигме даже описанный выше случай с потрошением копилки Малыша выглядит как мягкая попытка перевоспитания молодого буржуа и возвращения его на стезю добродетели. Карлсон добивается отказа мальчика от правого уклона и перехода, так сказать, на левый политический фланг. Так иносказательно Линдгрен ведет вербовку сторонников социал-демократической платформы среди юношества.
Приведенный эмпирический материал позволяет распознать в Карлсоне красную галлюцинацию, явившуюся с подачи Линдгрен в сознании Малыша, своего рода коммунистический фантазм, в котором иронически представлен образ светлого будущего, когда людям будет позволено не беспокоиться о хлебе насущном,
13 Линдгрен А. Малыш и Карлсон // Сказочные повести. М., 1983. С. 53.
14 Там же, с. 57.
заниматься чем пожелаешь в море досуга, не стареть, жить где угодно, хоть на крыше, иметь абсолютную свободу передвижений. Надо учитывать, что Линдгрен -гражданка страны победившего социализма, но, тем не менее, многие происходящие вокруг нее процессы не устраивают ее социал-демократический вкус. Ей регулярно приходится участвовать в компаниях помощи нуждающимся, она видит несправедливую картину действительности, в которую не вписываются ее эгалитарные идеалы: деньги, частная собственность, отчуждение не были вычеркнуты из жизни ее соотечественников, но наоборот, культивировали мещанский дух и готовили реванш капитализма. Можно предположить, что сказка о Малыше и Карлсоне - это замаскированный бунт самой социал-демократки Линдгрен против обуржуазившегося шведского общества, лишь внешне имитирующего социализм. К чему привела эта имитация, мы знаем: в 1986 году неизвестными был убит лидер социал-демократической партии Швеции и по совместительству премьер-министр этой страны Улоф Пальме. Преступников не нашли до сих пор15. Интересно, что инцидент произошел за несколько дней до запланированной поездки премьера в СССР, где книги Линдгрен пользовались повышенной популярностью.
Таким образом, наше исследование показало, что любые попытки перепрочтения классических литературных текстов в условиях исторических трансформаций и смены культурных парадигм могут порождать неожиданные смысловые эффекты. В случае с Астрид Линдгрен нами был открыт момент политической ангажированности автора, через литературу продвигавшего левый уклон в европейской политике. Писатель искусно использовала литературный труд как трибуну для распространения собственных взглядов, имевших социал-демократический оттенок. И хотя эти взгляды в целом были лояльны к правящему режиму, их радикально левый характер всё-таки просвечивает сквозь поступки и переживания выдуманных персонажей, ставших хрестоматийными.
Список литературы
1.Гейфман Анна. В сетях террора. Дело Азефа и Русская революция. - М., 2002.
2.Гинзбург К. Остранение: предыстория одного литературного приема // Новое литературное обозрение. - 2006. - №4 (80). - С. 9-29.
3.Грякалов Н.А. Фигуры террора. - СПб., 2007.
4.Кто убил премьера? - URL: https://www.newsru.com/background/06feb2007/olofpalme.html
5.Ленкевич А.С., Латыпова А.Р. Интерфейс как предмет рефлексии // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. - 2015. - №2. - Том 2. - С. 181-191.
6.Линдгрен А. Малыш и Карлсон // Сказочные повести. - М., 1983.
7.Мамардашвили М. Очерк современной европейской философии. - СПб., 2018.
8.Руднев В. Введение в прагмасемантику «Винни Пуха» // Винни Пух и философия обыденного языка. - М., 1996.
9.Савинков Борис. Воспоминания террориста. - М., 2009.
10.Эко У. Открытое произведение: Форма и неопределенность в современной поэтике. - СПб., 2004.
15 Кто убил премьера? URL: https://www.newsru.com/background/06feb2007/olofpalme.html
CARLSON WHO LIVES ON THE ROOF AND THE LEFT DEVIATION IN THE EUROPEAN POLICY (MEDIAL ASPECT)
E.A. Tsukanov
The Higher School of the Press and Media Technologies of St. Petersburg State University of Industrial Technologies and Design, St. Petersburg e-mail: tsukanov_1975@inbox.ru
The hidden political and ideological meanings of the famous literary work for children are considered in the article. The author analyzes the adventures of the Kid and a "moderately well-fed little man with the motor" not as a reason for thoughtless pastime, but as a carnival and an allegory aimed on serious decoding by the smart adult audience. The Aesopian language of Astrid Lindgren's fairy tale seems to be aimed at hiring an army of adherents of the left social democrats to which the writer also belonged. In this context, the figure of the lovely trickster Carlson looks also moderate revolutionary and even moderate terroristic with a shade of a Marxist doctrinism.
Keywords: open work, interpretation, carnival, ideology, mediality, terror, imagination, autocommunication.
