CC BY
105
Научный лекторий
«Карамзин - наш Кутузов двенадцатого года»*
Шмидт
Сигурд Оттович
советник РАН,академик РАО, доктор исторических наук, заслуженный профессор РГГУ, заслуженный деятель науки РФ, иностранный член Польской академии наук (1922-2013)
Доклад С.О. Шмидта с таким же названием был представлен на Международной научной конференции «Эпоха 1812 года в судьбах России и Европы», проходившей 7 октября 2012 года в здании Государственного исторического музея, и на научном лектории XIX Всероссийских Чтений юношеских исследовательских работ им. В.И. Вернадского 11 апреля 2012 года в ДНТТМ МГДД(Ю)Т. В основе публикуемого текста лежат материалы выступлений на этих двух мероприятиях.
Выбор слов писателя князя П.А. Вяземского в качестве заголовка обусловлен тем, что в год, объявленный Годом российской истории, усиливается внимание не только к прошлому и его взаимосвязям с настоящим и будущим, но и к тому, как добываются и распространяются исторические знания, каковы приемы работы историка и взаимодействие исторических наук и других наук и сфер общественного сознания, особенно общественно-политического.
В России первичное возбуждение общего интереса ко всему этому у читающей публики связано с изданием книг «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина. Первые восемь томов из двенадцати вышли в свет в 1818 году, когда и в России, и за ее рубежами все находились под впечатлением развала империи Наполеона I, подчинившего себе значительную часть Европы. Началось это с поражения в войне с Россией - в Отечественной войне 1812 года. В 1815 году русские войска вступили в Париж.
Наполеон был гениальным полководцем, выдающимся государственным деятелем, образ которого сформировал во всем мире представление о том, чего можно достичь личным дарованием, энергичной целеустремленностью, умелым отбором соратников в военных начинаниях и советников в государственных преобразованиях. Он потерпел поражение, когда переоценил свои возможности, начав войну, недостаточно осведомленным о потенциале России и образе поведения россиян. Как сформулировал А.С. Пушкин в стихотворении «Наполеон», написанном сразу после кончины «великого человека» в 1821 году, он «сердца русских не постигнул» и «поздно русских разгадал», и тем самым «русскому народу / Высокий жребий указал». И потому события эти побуждали к размышлениям и о том, почему именно России оказалось по силам положить предел экспансии наполеоновской империи на территории других стран? Какова роль России в событиях мировой истории? Что предшествовало в нашем прошлом таким победоносным свершениям?
И путь развития России в большей мере, чем прежде стал рассматриваться в общемировом контексте. А поскольку многие россияне, и прежде всего армейская молодежь, знакомились тогда с обиходом общественной жизни и культуры Западной Европы, то стали сопоставлять узнанное с российским и настоящим, и прошлым. Тогда учащенно быстро развивалось национальное самосознание.
Шмидт Сигурд Оттович
Выход в свет именно в ту пору книг «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина заметно воздействовал на общественные воззрения, на стиль воспитания россиян, на формирование представлений об отечественных исторических традициях. Это сразу же не только существенно расширило возможности дальнейшего исследования нашего прошлого учеными и установления его взаимосвязей с настоящим и будущим, но и повлекло за собой обращение к российской истории в произведениях художественной литературы и искусства.
Широко известно написанное А.С. Пушкиным о впечатлении первых читателей «Истории» Н.А. Карамзина в автобиографических записках 1828 года. Полагают, что это повторение мемуарных записей 1822 года, уничтоженных автором при известии об аресте декабристов. А.С. Пушкин писал: «...Это было в феврале 1818 года. Первые восемь томов Русской истории Карамзина вышли в свет. Я прочел их в моей постеле с жадностию и со вниманием. Появление сей книги (как и быть надлежало) наделало много шуму и произвело сильное впечатление, 3000 экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) - пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать Историю своего Отечества, дотоле им неизвестную. Она была для всех новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - Коломбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили...»1.
Наблюдение А.С. Пушкина о «сильном впечатлении» первых читателей «Истории» Н.М. Карамзина подтверждается многими свидетельствами - и того времени, и мемуарными.
П.А. Вяземский писал А.И. Тургеневу 9 ноября 1836 года: «Карамзин - наш Кутузов Двенадцатого года: он спас Россию от нашествия забвения, воззвал ее к жизни, показал нам, что у нас отечество есть, как многие узнали о том в Двенадцатом годе»2.
Александр Сергеевич Пушкин, князь Петр Андреевич Вяземский, Александр Иванович Тургенев, семья Карамзиных - все они из небольшого дружеского круга тесно связанных между собой образованных аристократов, близких друг к другу и по общественно-политическим интересам, и по литературным пристрастиям.
Суждения П.А. Вяземского о значении «Истории» Н.М. Карамзина сходны с суждениями А.С. Пушкина 1820-х гг. В этом кругу «литераторов-аристократов» (как обозначил его А.С. Пушкин) устойчиво придерживались суждений (мнений и оценок) об «Истории государства Российского», сложившихся у них еще при жизни Историографа. А.С. Пушкин, написав по возвращении из ссылки в 1826 году по заданию царя записку «О народном воспитании», утверждал: «Историю русскую должно будет преподавать по Карамзину. История государства Российского есть не только произведение великого писателя, но и подвиг честного человека. Россия слишком мало известна русским... Изучение России должно будет преимущественно занять в окончательные годы (т.е. в последние
Пушкин А.С. Полное собрание сочинений, подготовленное в Академии наук и изданное в 1990-е гг. в Москве (Далее - Пушкин. ПСС). - Т. 12. - С. 305.
^ Остафьевский архив князей Вяземских. Т. III. Переписка князя П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым. 1824-1836. - СПб., 1899. - С. 356.
Пушкин. ПСС. - Т. 11. С. 47.
Шмидт С.О. Подвиг наставничества.
B.А. Жуковский - наставник наследника царского престола // В кн.: Шмидт
C.О. Памятники письменности в культуре познания истории России. -
Т. 2. Кн. 1: От Карамзина до «арбатства» Окуджавы. - М., 2009. - С. 425 и сл. (Впервые опубл. в 1996 г.) (Далее: Шмидт. Памятники письмен-
Тартаковский А.Г. 1812 год и русская мемуаристика. Опыт источниковедческого изучения. -М., 1980; Он же. Русская мемуаристика XVIII -первой половины XIX в. От рукописи к книге. -М., 1991.
6В кн.: Шмидт С.О. Памятники письменности, перепечатаны статьи: «Н.М. Карамзин и его "История государства Российского"» (1990), «"Примечания" в книгах «История государства Российского» Н.М.Карамзина - веха в развитии исторической науки и книжной культуры» (2001 г.), «"История государства Российского" Н.М.Карамзина в контексте истории мировой культуры» (1989 г.), «"История государства Российского» в культуре дореволюционной России» (1988 г.), «"История государства Российского" Н.М.Карамзина в культуре российской провинции» (1996 г.), «Пушкин и Карамзин» (1992), «Николай Михайлович Карамзин (1766-1826)» // Портреты историков. Время и судьбы. М., Иерусалим, 2000. - Т. 1. - С. 25-37 и др.
годы обучения - С.Ш.) умы молодых дворян, готовящихся служить отечеству верою и правдою, имея целию искренне и усердно соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений»3. Показательно употребление дважды именно определения «подвиг» и к оценке труда Н.М. Карамзина, а следовательно, и его направленности, и направленности, желанной для государственной деятельности! А В.А. Жуковский положения «Истории» Н.М. Карамзина сделал главными в плане не только обучения наследника престола истории, но и воспитания его общественного сознания4.
Очень существенно в словах П.А. Вяземского прямое сравнение подвига Н.М. Карамзина с подвигом М.И. Кутузова - содеянного Н.М. Карамзиным для познания прошлого России с содеянным М.И. Кутузовым для настоящего и будущего России.
Столь выразительная ассоциация вызвана прежде всего, происходившим в общественной жизни именно в то время, когда собирались отметить 25-летие победы 1812 года и снова многообразно напоминали о событиях того времени: в 1834 году в столице была открыта Александровская колонна, готовились к празднованию годовщины битвы на Бородинском поле и к закладке в Москве на новом месте Храма Христа Спасителя, задуманного как памятник 1812 году, появился уже основной массив воспоминаний участников войн 1812-1815 гг. (не все, конечно, публиковалось, но стремление составить такие мемуары владело умами)5. Возбужденная память о событиях тех славных лет вызывала тогда их образ в сочинениях писателей разных калибров. Самое замечательное из этих сочинений - «Бородино» М.Ю. Лермонтова, написанное в 1836 году, -закрепилось в сознании и как эталонное определение восприятия событий 1812 года, и как образец «народного воспитания» историей (если использовать пушкинское выражение).
Сосредоточился на работе по подготовке многотомной отечественной истории Н.М. Карамзин лишь в 1803 году. Осознание необходимости создания такого труда, который стал бы привлекательным и для соотечественников, и для иностранцев и не уступал бы лучшим образцам современных зарубежных сочинений по истории, пришло к нему еще в начале литературного пути. И потому темы превращения писателя в историка и литературно-художественное мастерство как существенная и показательная особенность Н.М. Карамзина-историографа привлекали многих литературоведов и историков: особо значимо в таком плане из работ недавних десятилетий - написанное Ю.М. Лотманом, Н.Я. Эйдельманом, В.П. Козловым, Г.П. Макогоненко, Е.И. Осетровым, Н.Д. Кочетко-вой, Л.А. Сапченко, Ю.С. Пивоваровым, Д.П. Николаевым. Приходилось об этом писать и мне6.
К тому времени в представлении читающей России распространилось уже понимание того, что отечественность должна быть первым предметом нашей литературы; и в литературе - как и в изобразительном искусстве - все более заметной становилась тематика
Шмидт Сигурд Оттович
отечественной истории давних лет. Постепенно расширялся и круг лиц, заинтересованных в познавании отечественной, и особенно местной, истории.
И до Н.М. Карамзина написанием многотомной истории своего отечества на основании изучения многообразных исторических источников занимались уже образованные аристократы, успешно проявившие себя и в других сферах культуры и общественной деятельности: во второй четверти XVIII века В.Н. Татищев, «птенец Петров», зодчий многих наук в России, в последней трети XVIII века князь М.М. Щербатов, видный публицист и государственный деятель. Но у обоих авторов изложение обрывается при изложении событий Смутного времени начала XVII века (как позднее и в «Истории» Н.М. Карамзина). Но Н.М. Карамзин был первым автором, к чьему труду по отечественной истории проявилось внимание широкого читателя, воспринявшего его и как высшее в ту пору достижение нашей художественной литературы. И «История» Н.М. Карамзина так сильно повлияла на историческое сознание россиян, и особенно на формирование представлений о событиях и лицах отечественной истории, что стала основой их на протяжении столетия, а затем и в среде российской эмиграции.
Восприятие «Истории государства Российского» первыми читателями объясняется и обстоятельствами российской общественной жизни тех лет и тем, что именно в Н.М. Карамзине наблюдается счастливое совмещение дарований мыслителя и писателя, а также редкостной образованности и любознательности, чуткого ощущения склонностей и вкусов читательской аудитории. К тому же он обладал опытом знакомства с традициями и русской культурной среды и с культурным обиходом европейского зарубежья, который старались освоить образованные россияне той эпохи.
Среда общавшихся с его отцом помещиков Симбирской губернии, где провел юные годы родившийся в 1766 году Н.М. Карамзин, не походила на Скотининых и Простаковых фонвизинского «Недоросля». Талантливый сатирический гротеск этой комедии не следует принимать за типологическое изображение всех, кто владел крепостными. Не забудем, что сверстниками Митрофанушки были и родители, воспитавшие и декабристов, и А.С. Пушкина, и его друзей. В автобиографической повести «Рыцарь нашего времени» отмечается, что «словоохотливые беседы» и «анекдоты старины» знакомых его отца помогали мальчику набраться «духа русского и благородной дворянской гордости», а знакомство с романами из библиотеки матери образовывали «ум и чувство», и душа его плавала «в свете книжном как Христофор Коломб на Атлантическом море, для открытия... сокрытого». (Не под впечатлением ли этого текста 1802 года памятливый А.С. Пушкин, поражавший лицеистов познаниями в современной русской литературе, сравнит позднее самого Карамзина с Колумбом?). «Чтение» - заключает Н.М. Карамзин, - было весьма важно для "образования в нем нравственного чувства"»7.
Карамзин Н.М. Сочинения в двух томах. - Т. 1. -1984. - С. 591.
С 13 лет Н.М. Карамзин - в пансионе профессора Московского университета И.М. Шадена, имевшего широчайшее по тому времени немецкое гуманитарное образование, преподававшего многие предметы. Особое значение он придавал «нравственной философии» как «науке образования нравственности и совести», «основанию всех узаконений и наблюдения оных».
После недолгой военной службы в Петербурге, в гвардии, и краткого пребывания в Симбирске, Карамзин снова оказывается в Москве, и именно в среде тех, чья деятельность у истоков формирования в России интеллигенции и первичных нравственных представлений об интеллигентности. В Н.М. Карамзине уже тогда видели глубоко и самостоятельно мыслящего человека, одаренного и разностороннего литератора-поэта, прозаика, переводчика и умелого практика журналистской работы.
В мае 1789 - сентябре 1790 годов Н.М. Карамзин знакомился с зарубежьем: побывал в германских государствах, Швейцарии, Франции, Англии, задерживаясь преимущественно в больших городах. Он посещал примечательные места, театры, научные заседания, музеи, наблюдал общественную жизнь (в Париже бывал, и в Национальном собрании, и в революционных клубах), знакомился с местными изданиями и приобретал их. Беседовал с известными людьми - прежде всего с философами, литераторами, учеными.
Зарубежные наблюдения и вызванные ими размышления запечатлены в «Письмах русского путешественника», печатавшихся первоначально в номерах основанного им «Московского журнала» (в 1791-1792 гг. популярнейшего в России издания, первым оказавшимся привлекательным и для дамского чтения). «Письма» должны были показать и представления россиянина о Западной Европе, и то, каким кажется образованный россиянин западноевропейцу. В этом художественно-публицистическом сочинении философской направленности Россия рассматривается как страна европейской культуры.
В «Письмах» прослеживается особый интерес к истории. Особенно знаменательно рассуждение (в связи с книгой французского историка о прошлом России) о том, каким должно быть сочинение об истории России, интересное и соотечественникам, «и чужестранцам», и на труды каких знаменитых историков и древности (названо имя древнеримского историка-моралиста Тацита), и недавнего времени должен равняться автор такого сочинения: «...Больно, но должно по справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей Российской истории, то есть писанной с философским умом, с критикой (соответственно современным понятиям - научно-исследовательской методикой. - С.Ш.), с благородным красноречием... Говорят, что наша История сама по себе менее других занимательна: не думаю, нужен только ум, вкус, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить... Все черты, которые означают свойства народа Русского, характер древних наших Героев, отменных людей, происшествия действительно любопытные описать
Шмидт Сигурд Оттович
живо, разительно. У нас был свой Карл Великий - Владимир; свой Лудовик XI - царь Иоанн; свой Кромвель - Годунов и еще такой Государь, которому нигде не было подобных: Петр Великий. Время их правления составляет важнейшие эпохи в нашей Истории, и даже Истории человечества»8. Большинство первых читателей написанного Карамзиным полагали тогда, что «занимательное» для них в истории России начинается лишь со времени Петра I.
В «письме» этом из Парижа, датированном 1790 годом, Н.М. Карамзин, по существу, прямо вторит вступлению к книге величайшего и разностороннейшего по своим научным интересам и творческому потенциалу российского мыслителя XVIII века М.В. Ломоносова. В вышедшей в 1766 году книге «Древняя российская история» (где изложение доведено до 1054 года - времени кончины Ярослава Мудрого) Ломоносов писал: «Всяк, кто увидит в Российских преданиях разные дела и Героев, Греческим и Римским подобных, унижать нас пред оными причины иметь не будет, но только полагать должен на бывший наш недостаток в искусстве, каковым Греческие и Латинские писатели своих героев в полной славе предали вечности»9.
Написанное и М.В. Ломоносовым, и Н.М. Карамзиным - это декларация о всемирноисторической значимости истории «народа русского», и лиц, и событий российской истории и заявление о желании найти силы для написания «хорошей Российской истории», не уступающей научными и литературно-художественными достоинствами лучшим современным образцам. И занятый многообразной литературной деятельностью и как автор, и как редактор Н.М. Карамзин не отступает от своего намерения, все более обогащаясь изучением источников российской истории и овладевая новейшей зарубежной методикой источниковедения и археографии (если употреблять принятую ныне терминологию).
В 1802-1803-х годах в издаваемом им журнале с показательным названием «Вестник Европы», ставшем родоначальником литературно-политических журналов в России, Карамзин в художественных и публицистических своих сочинениях не раз обращается к прошлому России, к тому, что и как воспринимают из него современники.
К тому времени Н.М. Карамзин обрел уже устойчивые философские и политологические представления и немалый опыт размышлений, сопоставляя прошлое и настоящее и России, и других стран. Возросший на идеях Века Просвещения Карамзин был приверженцем политики просвещенного абсолютизма, но убежденно опирающийся при этом на понятия о «нравственном законе» и о роли просвещения как основах исторического прогресса. Личным идеалом для него, по-видимому, по-прежнему оставался Томас Мор.
31 октября 1803 года императорским указом Н.М. Карамзин был назначен историографом «для сочинения полной истории Отечества нашего» с древнейших времен, и получил право доступа
Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. - Л., 1984. -С. 252-253.
Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. -Т. 6. М.; - Л., 1952. - С. 170.
10
Рубинштейн П.Л. Русская историография. - М., 1941. - С. 168.
11
Русский биографический словарь. Ибак-Ключарев. - СПб., 1897. - С. 512. (Статья К. Бестужева-Рюмина «Карамзин Н.М.»)
к материалам всех хранилищ, необходимым для такой работы. (В XIX веке под историографией понимали само описание прошлого, исторических «деяний», и Н.М. Карамзин называл себя потом «дее-писателем»; в наше время термином «историография» обозначают отрасль исторической науки, изучающую ее историю, а также совокупность предшествовавших исследований определенной исторической тематики.)
В ту пору сочинение историка, доступное по изложению широкому читателю, не казалось отъединенным от остальной литературы. В Древней Греции одной из девяти муз была Клио - муза искусства повествования о прошлом, покровительница истории.
То, что виднейший писатель, автор самого популярного тогда произведения русской прозы (повести «Бедная Лиза», принесшей ему еще в начале 1790-х годов всероссийскую славу) становится историком, представлялось тогда естественным. И Н.М. Карамзин, конечно, предвидел то, что от него ожидают сочинения по истории, написанного с присущим ему литературным мастерством, не уступающего прежним произведениям ни в занимательности и изобразительности, ни в чувствительности и в психологизме, ни в побуждении к дальнейшим размышлениям. Историограф и сам рассматривал многотомное сочинение, к созданию которого он приступал, и как художественно-литературное произведение. «Психологизм для Карамзина (как справедливо отметил в книге «Русская историография» Н.Л. Рубинштейн) не только средство объяснения фактов, но и самостоятельная литературная тема, характер литературного стиля»10.
Н.М. Карамзин неизменно продолжал ощущать себя и писателем-художником слова, влияющим - по определению А.С. Пушкина - на «публику, им образуемую». Это монументальное новое сочинение призвано было утвердить и развиваемые им представления о путях развития и современной русской литературы, и современного языка - и литературного, и разговорного. И потому не только предшествовавшую литературную деятельность Н.М. Карамзина, но всю предшествовавшую биографию и жизненные наблюдения можно рассматривать и как подготовку к созданию «Истории государства Российского».
Историограф так определял свои намерения в письме к императрице Елизавете Алексеевне (жене Александра I), с которой сложились у него доверительные отношения: «Я писал с любовью к отечеству, ко благу людей в гражданском обществе и к святым уставам нравственности»11. Убежденный в том, что «каждый век, каждый народ дает особенные краски искусному Бытописателю» (как утверждается в Предисловии), Н.М. Карамзин впитал в себя основные элементы отечественных традиционных представлений, восходящих к нравственно-религиозным, унаследованным еще от допетровского времени. Это во многом способствовало тому, что его «История» оставалась в дореволюционной России доступна лю-
Шмидт Сигурд Оттович
дям разных сословий и стала распространенным семейным чтением, привлекательным и для детей школьного возраста.
В то же время «История» Н.М. Карамзина - сплав таких представлений с достижениями западноевропейского Века Просвещения. А образованная часть русского общества тогда воспитана была в пансионах иностранцев, дома иностранцами-гувернерами и боннами (вспомним о книгах, читавшихся Евгением Онегиным и Татьяной Лариной, ровесниками первых молодых читателей томов «Истории» Н.М. Карамзина).
Близкий ему Александр Тургенев охарактеризовал в дневнике Н.М. Карамзина как «единственного полного представителя не нашего, но европейского просвещения в России, соединенного в нем с познанием всего отечественного, познанием, коему можно уподобить только одну любовь его»12.
Свое понимание значения знания о прошлом и тяги к такому познанию Историограф выразил в «Предисловии» к «Истории государства Российского». Н.М. Карамзин, можно полагать, придавал особое значение «Предисловию», о котором А.С. Пушкин уже в 1830 году писал как о «столь много критикованном и столь же мало понятом»13. Между тем «Предисловию» уделялось явно недостаточное внимание в специально историографических трудах, особенно в изданных после 1917 года.
«Предисловие», написанное тогда, когда Карамзин готов был передать в типографию первые восемь томов «Истории государства Российского» (оно датировано 7 декабря 1815 года), отражает не только намерения Историографа, приступившего к созданию такого фундаментального труда, но и результат его двенадцатилетних размышлений в период этой работы, относящихся к проблематике тех сфер исторического знания, которые ныне определяем как «источниковедение» и «историография». По существу это - программное сочинение, можно сказать, даже методологический манифест Историографа, причем обращенный одновременно и к приобщающимся к познаванию истории и к тем, кто уже занят был размышлениями о ходе истории, и путях ее изучения. Конечно, в «Предисловии» явственно заметна «политико-назидательная тенденция» (как ее определил Н.Л. Рубинштейн14), характерная и для всех томов «Истории», но несправедливо было бы преимущественно к ней сводить основное содержание текста, предваряющего многотомный труд.
Главный смысл познания прошлого Н.М. Карамзин видел в изучении уроков для настоящего и будущего, в нравственно-воспитательном и просветительском назначении истории и для обладающих высокой властью и возможностью руководствоваться этим в политике и для общества в целом.
Именно такое убеждение глубокомысленно выражено в самых первых фразах «Предисловия» к «Истории государства Российского»: «История в некотором смысле есть священная книга народов; главная, необходимая, зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, изъ-
12
Тургенев А.И. Хроника русского: Дневники 1825-1826. - М; Л., 1964. -С.122.
13
Пушкин А.С. ПСС. -Т. 11. - С. 120.
14
Рубинштейн П.Л. Русская историография. -С. 171.
15
ИГР. - Т, 1. - С. 13.
16
Там же. - С, 20.
17
Пушкин А.С. ПСС. Т. 2. - С. 376.
18
ИГР. - Т. 1. - С. 28.
19
Там же. - С. 21.
20
Там же. - С. 21.
яснение настоящего и пример будущего. Правители, законодатели действуют по указаниям истории и смотрят на ее листы, как мореплаватели - на чертежи морей. Мудрость человеческая имеет нужду в опытах... Но и простой гражданин должен читать историю. Она мирит его с несовершенством видимого порядка вещей как с обыкновенным явлением во всех веках, ... она питает нравственное чувство и праведным судом своим располагает душу к справедливости, которая утверждает наше благо и согласие общества...»15.
В «Предисловии» указывается на различия трех «родов истории», обусловленные особенностями источниковой базы в зависимости от времени, отделяющего годы создания исторического сочинения от описываемых событий. Подчеркивая различие «Дееписания от Поэмы», он формулирует «неизменные правила» источниковедческого подхода к историческим построению и изображению. Описывать прошлое следует только исходя из данных, запечатлевшихся в дошедших до нас памятниках.
Н.М. Карамзин счел необходимым отметить в «Предисловии» значимость сделанных им «примечаний и выписок», которые служат «иногда свидетельством, иногда объяснением или дополнением» и призваны убедить в достаточной «достоверности» изложе-ния16. «Предисловие» написано в несколько высокопарном стиле, характерном для риторов той эпохи, но это соответствовало понятиям об эстетических нормах того времени: «Прекрасное должно быть величаво», - формулировал А.С. Пушкин17.
Вслед за «Предисловием» помещены замечания «Об источниках российской истории до XVII века». Написаны они в иной литературной манере, в той же традиционно научной, что и «Примечания», и завершается этот текст словами: «Вот материалы Истории и предмет Исторической Критики»18. В «Предисловии» обнаруживается широкий подход к выявлению «источников» познания прошлого: «Для охотников все бывает любопытно: старое имя, слово, малейшая черта древности дает повод к размышлению»19.
Н.М. Карамзин показал себя и «критиком» исторической мысли, знатоком зарубежных и отечественных исторических трудов, т.е. историографом в современном истолковании этого термина, и по «Предисловию» это прослеживается.
В «Предисловии» Историограф кратко обосновал (оспаривая мнение Шлецера - авторитетнейшего на рубеже XVШ-XIX веков историка и в России и в Западной Европе) периодизацию отечественной истории на «древнейшую», «среднюю» и «новую» (начиная с Петра Великого)20. Все это свидетельствует о том, что Карамзин рассматривал свой труд как стимул и к дальнейшим изысканиям историков, и к развитию специальных отраслей научного исторического знания.
«Историк-философ» в широком понимании и авторов и читателей Века Просвещения превращался и в исследователя, методика которого становилась все более строгой и совершенной. Это было очевидно при сравнении не только с сочинениями историков
Шмидт Сигурд Оттович
XVIII века, но и младших современников Н.М. Карамзина. И потому-то в 1870-е годы, когда принято было объявлять «Историю» Н.М. Карамзина устарелой, авторитетнейший филолог и славист широкого гуманитарного профиля, эрудит классического образца, к труду которого «Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» неизменно обращаемся и поныне, академик И.И. Срезневский в лекциях по палеографии в Петербургском университете счел необходимым особо подчеркнуть, что «Карамзин как исследователь былых судеб России был тем же, что Петр Великий как строитель судеб ее будущего: ибо должно было не забыть ничего». И далее: «Карамзин - историк, это значит Карамзин - палеограф, нумизмат, хронолог, генеалог и т.д. и т.п. во всем исследователь, во всем критик, во всем требовательный... Забывать эту сторону в Карамзине - значит не понимать Карамзина...»21
Опытный литератор, учитывающий возможности, привычки, вкусы читающей публики, для удобства обращения к книгам «Истории государства Российского» разделил каждую из них на две части. Основной текст набран крупным шрифтом - чтение для всех - belles lettres - изящная словесность, беллетристика, т.е. художественная литература (в узком смысле - художественная проза, отличающаяся от поэзии и драматургии). И вслед за тем «Примечания» ко всему тому, компактные, набранные мелким шрифтом, -научная литература, предназначенная для ученых и особо любознательных. Там, рассуждения историографического характера, цитаты из исторических источников (иногда даже первые публикации некоторых источников, и указания на листы цитируемых архивных документов), и страницы печатных изданий. Примечания убеждают в том, что Н.М. Карамзин был основательно знаком со всей вышедшей к тому времени в России и за рубежом литературой по российской истории, использовал в компаративистском плане то, что относилось ко всеобщей истории.
В двенадцати книгах «Истории», Карамзина 6538 примечаний! «История государства Российского» не раз издавалась и без примечаний (и до 1917 г. и с 1980-х гг.).
В «Предисловии», по существу, обращается внимание читателя на то, что не должно довольствоваться лишь впечатлением об образности исторических явлений, а стоит задумываться и о более глубоком.
Потому-то он полагал важным введение в текст «исторического» изложения апофегм - нравоучительных изречений афористического стиля. Это - и наблюдения о шкале ценностей «культуры» и памяти («Слово принадлежит веку, а мысли векам»). Но чаще для апофегм показателен нравственный или морально-политический аспект («Великодушие действует только на великодушных», «Злодеи не знают благодарности», «Народ в кипении страстей может быть скорее палачем, нежели судиею», «Где нет защиты от правительства, там нет и повиновения», «Главная цель общежития есть личная безопасность и неотъемлемость собственности», «Уставы
21
Срезневский И.И. Славяно-русская палеография Х1-ХУГ веков. СПб., 1885. - С. 10, 11.
Шмидт С.О. Памятники письменности. - С. 424 (Статья 1990 год «Н.М. Карамзин и его «История государства Российского»»).
23
ИГР. - Т. 1. - С. 20.
24
Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. - М., 1983. - С. 138.
отцов бывают не всегда мудры, но всегда священны для народа», «Самодержец с высоты престола видит лица и вещи в обманчивом свете отдаления», «Время государей тихих редко бывает спокойным, ибо мягкосердечие их имеет вид слабости, благоприятной для внешних врагов и мятежников внутренних» и т.д. и т.п.). Апофегмы «Истории» вошли в языковой обиход как крылатые слова других сочинений Карамзина: «Ничто не ново под луною»; «Смеяться, право, не грешно / Над всем, что кажется смешно», эпитафия на памятнике двухлетнего ребенка (1791 г.): «Покойся, милый прах, до радостного утра» - ее можно увидеть на плитах многих старых кладбищ22. Морализирование было основой церковных проповедей, к толкованию притч привыкли даже малограмотные. А Н.М. Карамзин с годами все в большей мере стремился расширить аудиторию, самостоятельно воспринимающую напечатанное слово.
Исторический труд Н.М. Карамзина в русле прагматической истории (от греческого слова «прагма», переводимого обычно как «действие», «дело»), когда не ограничиваются только последовательным описанием исторических явлений, но дают объяснение во взаимосвязи с другими явлениями - в «Предисловии» к своей «Истории» Н.И. Карамзин подчеркивает это, даже выделяя особым шрифтом: «Читатель заметит, что описываю деяния НЕ ВРОЗЬ, по годам и дням, но СОВОКУПЛЯЮ их для удобнейшего впечатления в памяти. Историк не Летописец: последний смотрит единственно на время, а первый на свойство и связь деянии, ... должен всему уделять свое место»23.
Н.М. Карамзин убедился в том, что прежде всего в «Истории» «ищем действий и характеров», и понимал, что в «поучающей» истории наибольшее впечатление производят запоминающиеся события (и их взаимосвязи) и личности (их характер и поведение), т.е. то, что относится к сфере государственно-политической истории, и сюжетам ее уделено наибольшее внимание в томах «Истории государства Российского».
Это вовсе не означает, однако, что Н.М. Карамзин к изображению государственно- политической истории и сводил задачу изучения прошлого. Но преимущественное внимание таким событиям в книгах «Истории» Н.М. Карамзина способствовало созданию впечатления, что, если по Н.М. Карамзину «самодержавие - коренное начало русского государственного СОВРЕМЕННОГО порядка», то «следовательно, - как полагал В.О. Ключевский, - его развитие -основной факт русской государственной жизни, самая сильная тенденция всех ее условий»24. И даже С.Ф. Платонов, столь старавшийся воспитать уважение к содеянному Карамзиным для развития русской исторической науки, пожалуй, все-таки слишком однозначен, утверждая, будто «Карамзин во всей русской исторической жизни видел один главнейший процесс - создание национального государственного могущества» и особенно, отмечая «односторонность основного взгляда Карамзина, ограничивавшую задачу историка изображением только судеб государства, а не общества с его культурой, юридическими и экономическими
Шмидт Сигурд Оттович
отношениями»25. В «Истории государства Российского» укрепление государственного могущества действительно «главнейшее» в отечественной истории, и политической истории уделено более всего места, но представление о значимых явлениях в историческом процессе у Карамзина было намного шире. И степень внимания к сферам истории определялась наработанными тогда в европейской исторической науке традициями и - главное - состоянием источниковой базы и имевшейся уже историографией.
И Историограф сам это разъясняет в «Предисловии»: «...изображал не только бедствия и славу войны, но и все, что входит в состав гражданского бытия людей: успехи разума, искусства, обычаи, законы, промышленность; не боялся с важностью говорить о том, что уважалось предками...»26. Но в начале XIX века в науке было очень мало данных о жизненном обиходе далекого прошлого: в России не сформировались еще такие науки, как археология, этнография, история древнерусской литературы, фольклористика, актовое источниковедение, история древнерусского искусства. И приходится удивляться, даже восхищаться тем, как сумел Историограф в своей «Истории» собрать столько материала о времени, предшествовавшем призванию Рюрика, и о быте последующих веков - недаром именно знакомство с первым томом «Истории» побудило И.Е. Забелина, в будущем классика и нашей отечественной археологии и истории быта, научного руководителя Исторического музея в Москве, заняться (как он сам отмечал) именно такой проблематикой в своей научной деятельности27.
Н.М. Карамзин осознавал и то, что отечественная история наша изначально была историей многих народов (а ранее и разнородных племен), скрепленных постепенно единовластием российских государей. Этим обусловлено, можно полагать, наименование его многотомного труда не «Российская история», как у В.Н. Татищева (автора томов «Истории Российской с самых древнейших времен») и М.М. Щербатова (автора «Истории Российской от древнейших времен»), а «История государства Российского».
Н.М. Карамзин рассматривает российскую историю в контексте всемирной истории, сопоставляет явления, события и деятелей российской и зарубежной истории. И не раз подчеркивает и естественность, и значимость такого подхода в «Предисловии». В «Предисловии» отмечено и то, что творения выдающихся историков явственно свидетельствуют о принадлежности их к культуре своего народа, в них проявляется мировосприятие его и не следует изображать беспристрастность.
Откровенно декларируя свою любовь к отечеству и объясняя, как важно ощущение это для пишущего о прошлом его, Н.М. Карамзин прокламирует и обязанность «добрых россиян» следовать «правилу государственной нравственности, которая ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному»28.
Н.М. Карамзин в соответствии с распространенным в XVIII веке среди философов и политиков представлением полагал, что в
^Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. -М., 1993. - С. 46.
26
27
ИГР. - Т. 1. - С. 20
Шмидт С.О. Путь историка. С. 294 (статья 1992 г. «И.Е. Забелин и русская культура»).
28
ИГР. - Т. 1. - С. 17.
29
Соловьев С.М. Сочинения. Кн. XVI. - М., 1985. -С. 139.
30
ИГР. - Т. 1. - С. 15.
государстве, обширном по территории, естественнее всего система единовластного правления: в России ее обозначали как «самодержавие». Самодержавие, однако, по его убеждению, должно опираться на Закон, иначе оно превращается в «самовластие», деспотизм. Главное в «истинном самодержавии» - соблюдение самодержцем проверенных временем, опытом истории нравственных правил, забота о благе подданных. Потому-то самодержавие противопоставляется самовластию - и единовластна, и олигархов, и народа. Истинный самодержец должен обладать «добродетелями» - «человеческими и государственными».
Самодержавие в концепции Н.М. Карамзина - надклассовая, общесословная сила, обеспечивающая нормальную деятельность государственного организма и определяющая постепенное прогрессивное развитие общества. Государство призвано оберегать общество от насилия и злоупотребления власть имущих и от опасности и жестокости народного бунта. Оно обеспечивает внешнюю безопасность, особо важная его забота - сохранение единства державы. Важнейшее условие подобного развития - просвещение. Задача же просвещения - не только распространение знаний, способствование образованности, но и - обязательно - воспитание нравственности. И именно в этом существеннейшая польза литературы, ибо роль чтения особенно велика в «образовании ума и чувства».
Идея государственного величия, несомненно, близка Историографу, по Н.М. Карамзину развитие государства определяется в наибольшей мере деятельностью государя, личностью государя. С.М. Соловьев подчеркивает важность заключения Карамзина, «что великие державы образуются не механическим слипанием частей как тела минеральные, но превосходным умом державным»29. И потому Н.М. Карамзин возвеличивает Ивана III, о котором особо пишет и в «Предисловии» («Одно государствование Иоанна III есть редкое богатство для Истории: по крайней мере не знаю Монарха достойнейшего жить и сиять в ее святилище. Лучи его славы падают на колыбель Петра»30), а в период времени «между сими двумя Самодержцами» вторая половина правления «удивительного Иоанна IV» изображена как пример деспотического самовластия, пагубного и для подданных, и для самого властителя.
IX том «Истории государства Российского», посвященный второй половине «царствования Иоанна Грозного» (в 1560-1584-х годах) произвел впечатление, пожалуй, еще большее, чем выход восьми предыдущих томов. Непосредственный свидетель событий Великой французской революции, Н.М. Карамзин стал убежденным сторонником не революционного, а эволюционного пути развития общества и, соответственно, действий государей именно такой направленности. Н.М. Карамзин понимал значимость реформ, но полагал, что они должны быть продуманными, неторопливыми, не приносящими бедствия многим и особенно тем, на кого привык опираться государь и кто до того ощущал себя соучастником его действий, быть понятными обществу.
Шмидт Сигурд Оттович
Глубоко верующий, Н.М. Карамзин, усматривавший и обязанность истории быть учительницей жизни, воспитывающий человека на нравственных началах, полагал действия царя Ивана IV второй половины его правления отступлением от христианских заповедей, что особенно неповадно государю, поступки которого на виду у всех. Такой подход к негативным, по его понятиям, явлениям прошлого тоже входил, как убеждаемся, в его задачу формирования исторического сознания читателей. И IX том, несомненно повлиял на историческое сознание декабристов и лиц, близких им по мировоззрению.
Это отражено в написанном декабристами - и в эмоциональных откликах первых читателей, и в мемуарах. Рылеев писал сразу по прочтении, в 1821 году: «Ну, Грозный! Ну, Карамзин! Не знаю, чему больше дивиться, тиранству ли Иоанна или дарованию нашего Тацита». И под впечатлением от прочитанного сочинил первую из своих исторических дум «Курбский». Декабристы просили передать им тома «Истории» в Петропавловскую крепость. Декабрист Лорер воспроизвел в мемуарах анекдот 1821 года: «В Петербурге оттого такая пустота на улицах, что все углубились в царствование Иоанна Грозного», а декабрист-москвич Штейн-гейль в мемуарах глубокомысленно отметил: «...явился феномен небывалый в России - девятый том Истории государства Российского, смелыми, резкими чертами изображающий все ужасы неограниченного самовластия и одного из великих царей открыто именовавший тираном, какому подобных мало представляет история»31.
Восприятие «Истории государства Российского» как произведения художественной литературы усиливало воздействие этого сочинения на общественное сознание. Такой глубокий мыслитель, как П.Я. Чаадаев, определяя значение издания - в письме А.И.Тургеневу в 1838 году, - подчеркивал интеллектуально-эстетическое в творчестве Карамзина: «Живописность его пера необычайна: в истории же России это главное дело; мысль разрушила бы нашу историю, кистью одной можно ее создать»32.
Талантливый молодой литературный критик Валериан Майков, слушавший лекции в зарубежных университетах, близкий к петрашевцам, писал в 1846 году по прошествии трех десятилетий после передачи в типографию первых восьми томов «Истории государства Российского» об общественном настрое первых читателей ее (что отражало, соответственно, и восприятие этого передовой русской общественностью в канун революционных событий в Европе 1848 года): «Потребность отечественной истории - необходимое следствие пробуждения народного самосознания - получила силу и живость необыкновенную. Вопросы о значении России, о ее настоящем, прошлом и будущем, о том, чем она была, есть и должна быть, зашевелились в образованной части общества... В это время явилась История Карамзина... Кто беспристрастно изучал это творение, тому, конечно, известно, что оно написано с мыслью - по-
31
Эйдельман Н.Я. Последний летописец. -М., 1983. - С. 117-127.
^ Чаадаев П.Я. Сочинения. - С. 412.
Майков В.Н. Литературная критика. Л., 1985. С. 36, 38.
34
Козлов В.П. «История государства Российского» Н.М.Карамзина в оценках современников. М., 1989.
Шмидт С.О. Путь историка. С. 236 и сл. (статья 1988 г. «"История государства Российского" в культуре дореволюционной России»).
^Герцен А.И. Собр. соч. В 30 тт. Т. 7. М., 1956. С. 191.
37 Толстой Л.Н. ПСС. Т 46. М., 1937. С, 200-209.
казать, что история России ничем не хуже, а во многих отношениях и лучше историй других европейских народов... Можно себе представить, какой эффект должно было произвести такое сочинение в эпоху только что возникшего вопроса о прогрессивном движении России»33.
Научная критика «Истории государства Российского» началась еще при жизни Карамзина (и изучению этого посвящены работы В.П. Козлова и других современных исследователей34), общеисторические представления его стали казаться устарелыми в среде и историков, и философов, и публицистов сравнительно скоро, однако В.Г. Белинский, чутко реагирующий на изменения в современном ему мироощущении, но в то же время с особой дальновидностью ощущавший ценное на все времена, глубокомысленно писал в 1845 году: «"История государства Российского" - творение великое, которого достоинства и важность никогда не уничтожатся, вытесненная историческою и философскою критикой из рода творений, удовлетворяющих потребности современного общества, История Н.М. Карамзина навсегда останется великим памятником в истории русской литературы».
Но в середине 1840-х годов, когда стали выходить тома пятого издания «Истории» Н.М. Карамзина (предпринятого И. Эйхерлингом), В.Г. Белинский откликался на каждую книгу, и, видимо, именно он инициировал приложение к изданию «Ключа» П.М. Строева. В последней (самой пространной) из рецензий отмечал в пушкинском духе и даже литературном стиле: «Главная заслуга Карамзина, как историка России, состоит не в том, что он написал истинную историю России, а в том, что он создал возможность в будущем истинной истории России. Карамзин открыл целому обществу русскому,... что история его отечества должна быть для него интересна, а знание ее не только полезно, но и необходимо. Подвиг великий!»35 И А.И. Герцен в 1850 году, обращаясь в эмиграции к иностранному читателю, писал в книге «О развитии революционных идей в России»: «Великий труд Карамзина - памятник, воздвигнутый им для потомства, - это двенадцать томов русской истории... Его история весьма содействовала обращению умов к изучению отечества»36. Следовательно, и в середине XIX века передовые мыслители, и общественные воззрения, и научная подготовка которых были иными, чем у аристократов времени Карамзина, признавали заслугой именно Карамзина внушение обществу уважительного внимания к отечественной истории.
Л.Н. Толстой - в двадцать пять лет ему захотелось перечитать «Историю» Н.М. Карамзина, о чем остались дневниковые записи ноября-декабря 1853 года, передающие впечатление от прочитанного, - писал: «...слог очень хорош. Предисловие вызвало во мне пропасть хороших мыслей. Читал отрывками». И, завершив чтение, указывал: «Окончил Историю России, я намерен пересмотреть ее снова и выписать замечательные события»37.
Шмидт Сигурд Оттович
В «Предисловии» Н.М. Карамзин размышляет и о том, что «в повествовании о временах отдаленных есть какая-то неизъяснимая прелесть для нашего воображения: там источники Поэзии!»38. И, действительно, целое столетие именно страницы «Истории государства Российского» были главным «источником» возбуждения творчества исторической тематики для писателей, художников, композиторов, актеров и множества тех, чьи произведения можно отнести к недолговечной массовой продукции.
Особенно много писали о воздействии «Истории» Н.М. Карамзина - и основного текста, и примечаний - на А.С. Пушкина, когда он создавал драму «Борис Годунов», где на восприятии написанного Карамзиным основаны не только историческая фактология, но и политологические соображения; такое воздействие обнаруживается и в других поэтических и особенно прозаических сочинениях А.С. Пушкина. Из широкоизвестных произведений литературы и искусства влияние «Истории» Н.М. Карамзина особо заметно у М.Ю. Лермонтова, А.К. Толстого (и в прозе, и в драмах, и в стихотворениях), А.Н. Майкова, А.Н. Островского, Л.А. Мея (драмы которого «Царская невеста» и «Псковитянка» стали основой для опер Н.А. Римского-Корсакова), Ф.М. Достоевского, скульптора М.А. Антокольского, в творениях И.Е. Репина и других живописцев, изображавших и время Ивана Грозного, и иные события российской истории39. Появление подобных произведений художественной литературы и искусства способствовало тому, что и при концепционном отличии от «Истории» Н.М. Карамзина и насыщенности вводимыми в науку новыми данными от обобщающего типа и иных трудов по российской истории, появившихся в последующее время, «История государства Российского» оставалась едва ли не столетие доминантой в представлениях большинства наших соотечественников об их истории до начала правления Романовых.
В дореволюционное время распространенным был обычай семейного чтения вслух для детей и взрослых: тома «Истории» Н.М. Карамзина было принято читать вслух в семье Достоевских в его детские годы. Став знаменитым писателем, он и сам любил возвращаться к страницам «Истории государства Российского», особенно последних томов, и рекомендовал «Историю» Н.М. Карамзина для детского и «народного чтения», прежде всего о тирании Ивана Грозного, полагая, что образность и нравственное начало в «Истории» Карамзина благотворно «действуют на воображения»40.
Воздействие «Истории» Н.М. Карамзина обнаруживается в школьных учебных пособиях, в изданиях, предназначенных для юных; оно зафиксировано во многих воспоминаниях, в публицистике. А для особенно пытливых раннее знакомство с томами «Истории государства Российского» повлияло на формирование направлений их дальнейшей творческой деятельности - на это прямо указывают и родившиеся в 1820 году историки И.Е. Забелин и С.М. Соловьев, и родившийся в 1864 году А.А. Шахматов, и ученые меньшего масштаба, даже родившийся в 1885 году москвовед П.В. Сытин.
38
39
ИГР. - Т. 1. - С. 20.
Русская историческая живопись. Выставка 1939 г. Издание Государственной Третьяковской галереи. - М., 1939.
^ Подробнее в ст.: С.О.Шмидта 1988 г. «История государства Российского» в культуре дореволюционной Росси (последнее издание в кн.: Шмидт С.О. Памятники письменности в культуре познания истории России. - Т. 2. - Кн. 1. -С. 364-390.)
41
Русский архив. 1867. Кн. 1. - С. 919.
42
Подробнее в ст.: С.О. Шмидта 1989 г. «История государства Российского» в истории мировой культуры (последнее издание в кн.: Шмидт С.О. Памятники письменности в культуре познания истории России. - Т. 2. -Кн. 1. - С. 348-363).
Знакомые с зарубежной научной литературой россияне и иностранцы высоко оценили «Историю государства Российского»: книги были переведены на иностранные языки и воспринимались в ряду значительных исторических трудов Европы своего времени. М.М. Сперанский писал из Пензы приславшему ему туда первые восемь томов «Истории»: «Я ничего не знаю ни на английском, ни на французском языке превосходнее или вообще прекраснее»41. Знаменитый немецкий публицист Л. Берне характеризовал Н.М. Карамзина как «великого историка» и заявлял, что «мастерское произведение» «достойно своего предмета», а гейдельбергский профессор Ф.-Х. Шлоссер в своей знаменитой многотомной «Всемирной истории», написанной в середине XIX века, опирался именно на узнанное у Карамзина, излагая события российской истории (из сочинения Шлоера К. Маркс позднее делал хронологические выписки по российской истории)42.
Эффективность издания «Истории» Н.М. Карамзина проявилась и в возбуждении интереса читающей публики к размышлениям об изучении прошлого России: напечатано было много откликов в журналах, вызвавших, в свою очередь, разного жанра словесную реакцию (в виде эпиграмм тоже), внесены были изменения в преподавание истории. Сам Н.М. Карамзин, читавший публично главы готовящихся к изданию томов «Истории государства Российского» выступил, по существу, зачинателем традиции публичных лекций профессоров истории. И уж, безусловно. издание это стимулировало выявление, описание, публикацию памятников истории, т.е. развитие археографии во всех ее сферах (которые ныне определяются как полевая, описательная и эдиционная археографии), развитие источниковедения, археологии, этнографии, историографии (в современном понимании), краеведения.
Особенно существенно то, как относились к историографическому наследию Н.М. Карамзина ведущие историки России последующих десятилетий, обучавшие в университетах будущих специалистов преподавания и изучения отечественной истории.
Серьезный труд об «Истории государства Российского» на уровне уже новейшей исследовательской историографической методики написал сменивший М.П. Погодина на кафедре Московского университета С.М. Соловьев - либерал по общественным взглядам, рано заявивший о себе как крупнейший ученый новой формации, характерной для мировой науки уже второй половины XIX века. Показательно то, что приступив к работе по изданию многотомной «Истории России с древнейших времен», С.М. Соловьев счел важным и подготовку трудов (в виде серии статей в 1853-1856 гг.) «Н.М. Карамзин и "История государства Российского"» и «Писатели русской истории XVIII века». Заканчивает С.М. Соловьев свое сочинение четкой оценочной формулировкой о «великом значении разбираемого творения».
Академик Д.С. Лихачев в одной из своих последних статей, где утверждалось и то, что «историческая наука - величай-
Шмидт Сигурд Оттович
шая школа нравственности», охарактеризовал сложившиеся в XIX - начале XX веков черты московской и петербургской школ ученых-гуманитариев, подчеркнув «осмысление истории не только в научной, но и в художественной форме» москвичами, и источниковедческую направленность трудов петербуржцев. И в этой связи он подметил, что Н.М. Карамзин был в своей «Истории государства Российского» родоначальником обеих школ: московской и петербургской; в своем основном изложении - московской, в своих не утративших своего значения «Примечаниях» - петербургской»43.
В.О. Ключевский в записях конца 1890-х гг. отмечает, что Н.М. Карамзин «много помог русским людям лучше понимать свое прошлое, но еще больше он заставил их любить его. В этом главная заслуга его труда перед русским обществом и главный недостаток его перед исторической наукой», ибо, как полагал В.О. Ключевский, «взгляд Карамзина на историю строился не на исторической закономерности, а на нравственно-психологической эстетике»44.
С конца XIX века, когда в трудах по историографии и научно-исследовательский, и нравственный подходы стали подменяться политико-идеологическим, Н.М. Карамзина стали изображать прежде всего официальным верноподданническим историком, а по утверждению П.Н. Милюкова, даже не участвовавшим в развитии исторической науки.
М.Н. Покровский пошел еще дальше, охарактеризовав многотомный ученый труд Карамзина как «типичную придворную историю». В его лекциях 1923 года «Борьба классов и историческая наука» историограф изображался воинствующим националистом, крепостником, находящимся в прямой зависимости от политико-экономической конъюнктуры45.
В «Лекциях по русской истории», в «пересмотренном и исправленном» 10-м издании, вышедшем в 1917 году, С.Ф. Платонов указывал на то, что именно в «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина «создался наконец... первый цельный взгляд на русское историческое прошлое» и изложение его основано «на многочисленных изысканиях, которые до нашего времени сохраняют за его Историей важное научное значение».
И академик С.Ф. Платонов решился противостоять суждениям главы «исторического фронта» партийных историков, выступив с докладом к 100-летию со времени кончины Карамзина, во многом опиравшемся на похвальное слово Карамзину, произнесенное им в 1911 году при открытии памятника историку в подмосковном Оста-фьево, но текст этот оставался ненапечатанным при жизни автора. Доклад, озаглавленный «Карамзин-историк», завершался очень смелым по тому времени заявлением: «На трудах Карамзина все мы в свое время учились тому, как честно следует работать историку. Не лишним будет заметить, что и в настоящее время многие могли бы не без пользы этому поучиться именно у Карамзина»46.
В советские годы оценочную характеристику Карамзина-историка пытались свести к расширительному толкованию эпиграм-
43
Лихачев Д.С. Вместо предисловия // Анатолий Васильевич Предтечен-ский: из творческого наследия. Сост. Т.Н. Жуковская,
44
Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. - С. 134.
45
Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов. - П., 1923.
^ Карамзин. Личность и творчество Н.М. Карамзина в оценке русских писателей, критиков, исследователей. Антология / Сост. Л.А. Сапченко. -СПб., 2006. - С. 269.
47
Пушкин А.С. ПСС. -Т. 2. - Кн. 1. - С. 524. (Комментарий В.Э. Вацуро)
мы юного А.С. Пушкина, будто задачей изложения привлекательного «изяществом» и «простотой», было убедить в «необходимости самовластия» даже «прелести кнута». При этом озорное высказывание юного поэта (вероятнее всего, как показал наш блистательный знаток и литературы, и нравов пушкинской поры В.Э. Вацуро, основывавший на факте замены Иоанном III трем провинившимся смертной казни наказанием кнутом) не рассматривали в сопоставлении с многими высказываниями (и в печати, и в переписке, и в мемуарах) более зрелого А.С. Пушкина, преклонявшегося перед личностью, талантом, ученостью Н.М. Карамзина и возвеличивавшего его «подвиг честного человека», посвятившему памяти его своего «Бориса Годунова»47.
Очерняли «Историю» Карамзина, примитивно вульгаризируя и искажая исторические взгляды историографа, и в годы влияния Покровского, и после того, как стали сосредоточиваться на «ошибках Покровского и его "школки"». Это объясняется, конечно, не тем, что Карамзин был идеологом монархизма и развитию государственности в истории придавал большее значение, чем классовой борьбе (при Сталине самовластие достигло невиданного после Ивана Грозного масштабности, и сам Сталин откровенно инициировал пропаганду в литературе, искусстве, науке образа сильного государя!). Неприемлем был нравственный критерий, с которым Историограф подходил к характеристике и оценке исторических явлений и особенно исторических личностей.
Но переиздания стали появляться лишь тогда, когда явственнее стало ощущение перестройки с конца 1980-х гг. (без примечаний, и в сокращенном виде). В 1988-1989 гг. вышли книги репринтного воспроизведения 5-го издания 1840-х гг., и с 1989 года стало выходить академическое издание «Истории государства Российского». Показательно и то, что с последней трети XX века усилилось внимание к Карамзину-историку и за рубежом (особенно выделяются труды английского ученого А. Кросса).
Проявление широкого интереса к «Истории» Н.М. Карамзина -показатель изменений, происходивших в общественной жизни и общественном сознании тех лет, когда обнаружилась возможность разномыслия, и в воспитании истории стало допустимым усматривать не только формирование идеологии, но нравственное начало.
С тех пор стало все более закрепляться снова представление о Н.М. Карамзине и как о великом историке. И теперь, с выходом новейших трудов о Карамзине-писателе, Карамзине-историке, Карамзине-мыслителе, заметно влиявшем на общественное сознание, становится все очевиднее, что Н.М. Карамзин был одним из самых авторитетных людей для современников войн с Наполеоном, а соображения Карамзина-историка надолго определили представления не только об отечественной истории до нового времени, но и сам подход к историческим явлениям, проявлявшийся и в учебной литературе, и в произведениях литературы и искусства историче-
ской тематики.
Шмидт Сигурд Оттович
Из ответов на вопросы по лекции:
Скажите, пожалуйста, «История государства Российского» Н.М. Карамзина, его книги - были ли они изменены в ходе нашей истории, истории России, после написания.
Шмидт С.О.: Книги Н.М. Карамзина издавались в том виде, в каком их издал сам Н.М. Карамзин. И поэтому они долгое время и не издавались, потому что так, как писал Н.М. Карамзин первоначально, не хотели издавать в советские годы, и понадобился авторитет Д.С. Лихачева для того, чтобы издать их со всеми примечаниями, что сейчас мы и готовим.
Но взгляд на историю, содержание истории, конечно, изменились. Они изменяются не только по идеологическим причинам, а и потому, что в науке все время происходят новые открытия, мы познаем новые источники, новые документы. И поэтому думать и писать в XXI веке так, как писали в начале XIX века, совершенно невозможно.
Как Вы относитесь к Нормандской теории?
Шмидт С.О.: Сейчас само словосочетание «Нормандская теория» кажется странным. Да, норманны, которые для России являются пришельцами из скандинавов, очень много сделали для формирования правящей династии. Противники норманнской теории, того, что здесь были скандинавы, не могут это доказать. По-моему, они унижаются, пытаясь возвыситься, потому что действительно, первая княжеская династия была норманнская. Между прочим, норманном был Вильгельм Завоеватель, который завоевал Англию, а итальянцем был Наполеон Бонапарт, который создал величие Франции. Значит, эти пришельцы растворились в русской культуре, они не оставили своих слов. В нашем языке почти нет скандинавских слов, у нас нет скандинавских обычаев, это были европейские общерыцарские обычаи. Пришла династия, большая сопровождающая дружина, которые оказались по общему уровню социально-культурного развития отнюдь не выше той страны, куда они пришли. И нам тут вовсе не нужно выпячиваться. Тогда уже существовала славяно-русская культура с элементами государственности, которая ожидала династии, которая была уже оформлена для создания государственного строя с классовыми отношениями. Поэтому у нас просто неверный подход к этой теме.
Император Александр вызвался быть цензором Н.М. Карамзина. Насколько и в каких случаях он вмешивался в текст, и насколько Н.М. Карамзин прислушивался к его вмешательствам?
Шмидт С.О.: Это очень интересный вопрос, на который, к сожалению, трудно ответить. Н.М. Карамзин понимал, что его труд -
это не труд индивидуальный историка Н.М. Карамзина, дающий ему славу и средства, он действовал с явно откровенными просветительскими задачами. Этот труд должен был дойти до читателя. Н.М. Карамзин был очень умен и понимал, что не нужно ставить Александра в неловкое положение - он не писал то, что Александр мог бы вычеркнуть. И он все-таки сумел заставить Александра согласиться с его трактовкой Ивана Грозного. В предисловии сказано, что «дожили до времени, когда в государстве так самодержавно можно писать о властителе прошлого...» И это оказалось внушенным, потому что В.А. Жуковский, замечательный человек и ближайший друг Н.М. Карамзина, предстал воспитателем Александра II. И когда поставили памятник тысячелетия России в Новгороде в 1862 году, там нет Ивана Грозного, там есть Адашев и Сильвестр, которых как раз заклеймил и пытался очернить Иван Грозный. Н.М. Карамзин осмелился написать «Записки о Древней и Новой России», которые Александру не понравились, и он смело высказался о том, что перебор был в некоторых реформах Петра, что недостаточно уважали права и привилегии российского дворянства. Но после этого Александр и Н.М. Карамзин много беседовали в Зеленом кабинете, ежедневно были и прогулки пешком или верхом в Царском Селе в летнее время. Некоторые думают, что, когда Александр погиб, в день восстания декабристов Н.М. Карамзин вышел на площадь, поскольку был под присягой и, поскольку был не одет, смертельно простудился.
Н.М. Карамзин и М.М. Сперанский: как объяснить их отношения?
Шмидт С.О.: Отношение было уважительное, но взгляды -разные. Н.М. Карамзин не оставался на месте. Ему была присуща черта настоящих талантливых людей - не останавливался в своей области. К концу жизни он стал немного по-другому мыслить, чем в период 1812 года. Его больше всего смущало в реформах М.М. Сперанского грядущая бюрократизация России, в чем, кстати, Н.М. Карамзин оказался прав. И он опасался того, что М.М. Сперанский недостаточно опирается на потенциальные культурные возможности, которые могли быть у дворянства.
Отношения были доброжелательные, даже с А.С. Шишковым, когда «шишковисты» и «карамзинисты» буквально дрались друг с другом, а сами они встречались домами, поскольку были воспитанными людьми.
Кого из современных историков можно назвать продолжателями дела Н.М. Карамзина?
Шмидт С.О.: Продолжателями дела Н.М. Карамзина формально являются все историки. Талантливее Н.М. Карамзина из современных историков я не знаю, наверное, еще не прочитал, но
Шмидт Сигурд Оттович
надеюсь, что они появятся. К сожалению, об этом грустно говорить, но современные историки менее совестливы, чем Н.М. Карамзин. Они не ставят перед собой просветительскую задачу воспитания душ. У нас, как и образование, обучение фактически оторвано от воспитания. История же - наука, формирующая общественное сознание, и должна быть воспитывающей. И все историки этому должны быть верны. Думаю, что мне максимально близок был (не только потому, что мы с ним дружили) Д.С. Лихачев, который был, конечно, и историк культуры. Именно его усилиям мы благодарны за то, что издание Н.М. Карамзина вышло, хотя этому очень противились. И если бы не его авторитет, мы бы тогда ничего не добились. и/в
фотографии С.О. Шмидта сделал Михаил Синицын
