CC BY
39
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2013. № 3
К а л и т а И. В. Современная Беларусь: Языки и национальная идентичность. — иэИ nad ЬаЬеш: PF ШЕР, 2010. 300 с.
Рецензируемая монография посвящена социолингвистическому анализу сложившейся к началу нового тысячелетия на территории современной Беларуси ситуации асимметричного билингвизма.
Современные русский и белорусский языки отчетливо противопоставляются всем остальным славянским языкам, включая восточнославянский же украинский, прежде всего значительностью доли церковнославянского элемента в грамматической системе. Весьма показательна в этом плане развитая система причастных формантов, унаследованная русским языком из церковнославянского (для причастий настоящего и прошедшего времени, действительного и страдательного залога, ср. делающий, (с)делавший, делаемый, (с)де-ланный). Если не считать белорусского языка, подобной системы мы не найдем ни в одном современном славянском языке (см. [Изотов, 1991]). Ничего подобного нет ни в болгарском, ни в македонском, а ведь речь идет о языках непосредственных потомков солунских славян и их соседей. В современном македонском вообще представлен единственный причастный формант -н/-т, в силу этого не охарактеризованный ни по времени, ни по залогу, см. [Изотов, 2010: 9].
Зато в белорусском мы находим практически идентичную русской картину, ср.: «Действительные причастия образуются посредством суффиксов -уч-, -юч-, -ач-, -яч-: пшучы, гаворачы (наст. вр.), и -уйш-, -ш-: тсаушы, несшы (прош. вр.). Страдательные причастия образуются посредством суффиксов -м-: чытаемы, правадзiмы (наст. вр.) и -н-, -т- : выкананы, залты (прош. вр.)» [Кондрашов, 1986: 103]. В последнее время в белорусском интернете всё чаще звучат призывы исключить из употребления большую часть из приведенных типов (тип пшучы, гаворачы, тип чытаемы, правадзiмы, тип тсаушы, несшы) в качестве насильственно внедренных в советский период грамматических русизмов, однако не будем забывать, что по крайней мере в данном случае речь идет не просто о грамматическом заимствовании, но об обратном заимствовании. Ведь именно в Великом княжестве литовском — крупнейшем государстве Центральной Европы того времени, в котором старобелорусский язык был языком делопроизводства, — и зародилось восточнославянское книгопечатание, вспомним Франциска Скорину и Лаврентия Зизания,
да и московский первопечатник Иван Федоров именно здесь напечатал большую часть своих книг, включая знаменитую Острожскую библию. Здесь была создана и грамматика Мелетия Смотрицкого — основа церковнославянской грамматической науки XVП-XVШ столетий. Вопрос о том, как лучше называть «рутенский» язык (западнорусским, старобелорусским или староукраинским), равно как и вопрос о его отношении к церковнославянскому довольно сложен, однако очевидно одно — в ХУН-ХУШ, в отличие от последующего периода, именно он доминировал среди прочих «русьских» языков, подробнее см. [Коряков, 2002]. Рассматриваемый в монографии феномен «трасянки» типологически близок интереснейшему феномену обиходно-разговорного чешского койне, впитавшему несметное количество немецкой лексики, см. [Изотов, 2013].
Монография вышла под редакцией и с предисловием профессора Иржи Марвана.
В первой главе «О языковой политике Беларуси ХХ-ХХ1 вв.» в соответствии со сложившейся традицией (ср. [Мечковская, 1994: 299]; [Giger; $1оЬода, 2008]) для XX в. рассматриваются два Возрождения: первое (20-30 гг.), которое трактуется как «наиболее благоприятный период для развития белорусского языка», и второе (1989-1994), конец которого связывается с приходом к власти противников искусственно ускоряемой белоруссизации общества.
Безусловную ценность имеют приводимые исторические документы, относящиеся к проводимой в регионе национальной и языковой политике, в частности, данные о численности учеников еврейских и польских школ в предвоенный период, а также о специальных учебных заведениях, готовивших учителей для данных школ (в соответствии с действовавшей в период 1927-1937 гг. Конституцией государственными языками были белорусский, русский, польский и еврейский).
Основное внимание в главе уделяется «второму возрождению», в качестве главного достижения которого (впоследствии отмененного референдумом 14 мая 1995 г.) рассматривается «признание государственности белорусского языка как единственного» (с. 22) — утверждение, несколько дисгармонирующее с современными европейскими трендами мультикультур и толерантности.
Особого внимания заслуживает приведенная в монографии история «тарашкевицы» — альтернативного «наркомовке» варианта белорусского правописания, основанного на грамматике Б. Тараш-кевича (1918) и выступающего сейчас в качестве «второго варианта литературно-письменного языка, ориентированного на письменную традицию 20-х гг. XX в. и письменную практику белорусско-язычного зарубежья» [Лукашанец, 2009: 38].
Во второй главе «Общая характеристика интерференции в современной Беларуси» рассматриваются проблемы языковой интерференции, двуязычия (билингвизма) и диглоссии как разновидности билингвизма, характеризующейся функциональным распределением кодов (А — «национальный» язык; Б — русский язык; В — языковой код белорусского Полесья; Г — языки национальных меньшинств) и соответствующих субкодов.
В качестве исходного принимается один из существующих вариантов стратификации белорусского языка: «1. письменная разновидность белорусского языка: 1.1. общелитературный язык;
1.2. "тарашкевица"; 2. устная разновидность: 2.1. общелитературный язык; 2.2. "тарашкевица"; 2.3. народные говоры; 2.4. социальные диалекты; 2.5. "трасянка"» [Лукашанец, 2009: 36].
В качестве русских субкодов в монографии выступают: «1. письменная разновидность русского языка: 1.1. общелитературный язык; 2. устная разновидность: 2.1. общелитературный русский язык (русские СМИ в эфире); 2.2. [белорусский] нациолект русского языка;
2.3. русский сленг; 2.4. русский мат).
В отдельных параграфах рассматриваются возможные комбинации кодов и субкодов, например: 2.2.1.1. Белорусский [в оригинале здесь и далее «беларусский». — А.И.] общелитературный язык (письменная разновидность): белорусские диалекты, 2.2.1.2. Белорусский общелитературный язык: тарашкевица, 2.2.1.3. Белорусский общелитературный язык, народные говоры, социальные диалекты — тра-сянка, 2.2.1.4. Трасянка: белорусские диалекты и т.д.
Постулируются различные виды интерференции, например, 2.3.2. Лексико-грамматическая интерференция; 2.3.3. Лексико-стилистическая интерференция; 2.3.5. Грамматическая интерференция; 2.3.6. Интерференция на речевом уровне, в качестве которого рассматривается "трасянка", понимаемая как «негомогенный, неустоявшийся микс, включающий индивидуальные проявления отдельных личностей, диалектные особенности» (с. 59); 2.3.7. Интерференция на «акцентологическом» [фонетическом. — А.И.] уровне; 2.3.8. Интерференция на психологическом уровне».
С привлечением большого количества фактического материала анализируется билингвизм в белорусских СМИ, в системе среднего и высшего образования, в системе товарных знаков и государственных печатей, например, билеты на автобус в Бресте продаются с надписями на русском языке, на троллейбус — на белорусском (с. 98).
При этом, как отмечает автор монографии, «общая языковая ситуация ярко проявляется на этикетках товаров»: белорусские товаропроизводители предпочитают использовать русские надписи, которые могут дублироваться белорусскими на этикетках товаров,
реализуемых в странах СНГ и намного реже — на этикетках товаров, предназначенных для прочих стран (с. 102-103).
В параграфе 2.8. Понятие 'родной язык' для белоруса [в оригинале здесь и далее «беларуса». — А.И.] отмечается парадоксальность сложившейся в Беларуси ситуации: «... русский язык не считается чужим основной массой населения, белорусский — всегда звучит как настораживающий сигнал» (с. 107).
Завершается глава описанием документально-художественного проекта «Як я стау беларусам», суть которого можно выразить приводимым тут же высказыванием: «Белорусами не рождаются, ими становятся». У кого-то из участников проекта этническое самосознание проснулось в детстве, когда они жили или гостили у бабушки с дедушкой; у кого-то — под влиянием прочитанных белорусских книг или учебников; у кого-то — под влиянием современной музыки и белорусских песен; у кого-то — в результате общения с чернобыльскими переселенцами. Отмечается роль школы и учителей, роль советской армии, в которой общение с представителями разных национальностей способствовало «осознанию себя как иного», всевозможные субъективные впечатления, случайные встречи и т. п.
Третья глава «Интерференция на речевом уровне» посвящена феномену «трасянки»: рассматривается происхождение термина, его бытование и отношение к обозначаемому им явлению в современном белорусском обществе; описываются результаты проведенных в 2008 г. в различных регионах Белоруссии полевых исследований.
В качестве своего рода приложения к главе, уже после «Выводов», следует раздел о суржике — явлении, типологически близком трасянке, однако имеющем большее распространение и более продолжительную историю.
В главе четвертой «Транскод» вводится и обосновывается вынесенный в название главы термин, предлагаемый в качестве общего сигнификата для суржика и трасянки, при этом в качестве одного из достоинств данного термина, проясняющего, по мысли автора монографии, его семантику, отмечается использование в качестве составной его части слова транс — 'Форма пс1х1чнага расстройства, якая выяуляецца у бессвядомых учынках 1 дзеяннях'.
В отдельных параграфах главы рассматривается соотношение трасянки и суржика (объединенными под термином «транскод») с пиджин- и креольскими языками, с социалектом, с [белорусским] нациолектом [русского языка], с просторечием и т. д.
В пятой главе «К вопросу о подходах к формированию принципов языковой политики в Беларуси» проводятся некоторые исторические аналогии и параллели (Беларусь — Ирландия, Беларусь — Лужица, Беларусь — Словакия), обсуждаются «неко-
торые аспекты постсосветского билингвизма» (Киргизия, Украина, Беларусь, Адыгея, Башкирия, Чукотка), обсуждаются «возможности использования теории менеджмента и маркетинга для создания моделей стратегического плана языковой коррекции» и заканчивается призывом «обеспечить возможность активного изучения английского языка на том уровне, на каком сегодня находится русский», поскольку «это даст белорусской культуре / языку реальную возможность для самопрезентации в мировом масштабе».
Достоинством рецензируемой монографии является большое количество материала, особенно материала полевого, основным недостатком — подчиненность подачи этого материала доказательству тезиса, который в «политкорректной» форме выражен на с. 201: «Модель соотношений белорусский — русский языки в досоветский, советский и постсоветский периоды не может быть положена в основу создания модели нормального, взаимодополняющего развития языков, их обоюдовыгодного сосуществования».
К сожалению, доказательству этого тезиса, легко опровергаемого простым обращением к реальности (белорусский язык и белорусский этнос сохранились именно на тех исторически белорусских территориях, которые были «оккупированы» сначала Россией, а потом Советским союзом), подчинено и употребление ключевых в монографии терминов «нациолект» и «национальный язык».
Так, используемое автором монографии определение нациолек-та («разновидность мажоритарного языка, господствующего в чужом национальном пространстве, сложившаяся в национальном государстве под влиянием национального языка») отличается от традиционного его определения ('национальный вариант языка', например, немецкий в Швейцарии и немецкий в Австрии, ср. [Норман, 2010]) и неприменимо ко многим из современных нациолектов английского, немецкого, французского и ряда других европейских языков.
Что же касается «национального языка», то, не игнорируя традиционного его определения как «средства общения нации» (см. [Степанов, 1990]) либо как «языка, официально используемого на общенациональном уровне» (ср. английский текст первого параграфа 17 статьи Конституции Финляндии: The national languages of Finland are Finnish and Swedish), нельзя избежать необходимости рассматривать белорусский вариант (нациолект) русского языка в качестве одного из двух национальных языков белорусского этноса, так он «не считается чужим основной массой населения» (с. 107), являясь к тому же официально одним из двух государственных языков.
В монографии встречаются и другие вызывающие возражения пассажи, однако отметим лишь упреки в адрес русского справочно-информационного портала ГРАМОТА.ги за то, что тот считает 222
правильным написание «белорусский», «белорус» и «Белоруссия» (с. 236).
Данная ситуация не является совершенно абсурдной (гражданин одного суверенного государства предписывает гражданам другого суверенного государства, как тем пользоваться их собственным языком) лишь в одном случае: подсознательно говорящий продолжает считать этот язык своим.
Однако в чем автор монографии безусловно прав, так это в том, что лично он, коль скоро речь идет о разных национальных вариантах (нациолектах) русского языка, имеет, в отличие от московского школьника, полное право писать «беларус» и «беларуский» без оглядки на Институт русского языка имени В.В. Виноградова.
Список литературы
Изотов А.И. Система причастных форм в современном чешском литературном языке в сопоставлении с русским (формообразование, семантика, функционирование): Автреф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1991. Изотов А.И. Старославянский язык в сравнительно-историческом освещении: Учебное пособие. М., 2010. Изотов А.И. Чешское обиходно-разговорное койне vs русское просторечье //
Вестник РУДН. Серия Лингвистика. 2013. № 1. КалитаИ.В. Современная Беларусь: Языки и национальная идентичность. Ústí nad Labem: PF ÚJEP, 2010. URL: http://kamunikat.org/download. php?item=17324-1.pdf&pubref=17324 КондратовН.А. Славянские языки: Учебное пособие для студентов филол.
спец. пед. ин-тов., 3-е изд., перераб. и доп. М., 1986. Коряков Ю.Б. Языковая ситуация в Белоруссии и типология языковых ситуаций: Дисс. ... канд. филол. наук. М., 2002. Лукатанец А. Сацыяльная стратыфшацыя беларускай мовы // Язык и социум: Материалы VIII Международной научной конференции: В 2 ч. Ч. 1. Минск, 2009.
Мечковская Н.Б. Языковая ситуация в Беларуси: Этические коллизии двуязычия // Russian Linguistics. 1994. Vol. 18. № 3. Норман Б.Ю. Русский язык в современной Беларуси: практика и норма //
Русский язык. М., 2010. № 6. Степанов Г.В. Национальный язык // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Ferguson Ch. Diglossia // Language and Social Structures / Ed. P.P. Giglioli. L., 1972.
Giger M., SlobodaM. Language Management and Language Problems in Belarus: Education and Beyond // The International Journal of Bilingual Education and Bilingualism. Vol. 11. 2008. Nos. 3&4.
Сведения об авторе: Изотов Андрей Иванович, докт. филол. наук, профессор кафедры славянской филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: a.i.izotov@mail.ru
