34ББК 74.483(4Беи)6
О. А. Яновский КАК ШЛИ БЕЛОРУСЫ К СВОЕМУ УНИВЕРСИТЕТУ
...Наше государство является научно-обоснованным, и общественности его можно строить только на научном методе.
Б. М. Беркенгейм1
В эпиграфе данной публикации — строки из речи профессора-химика Бориса Моисеевича Беркенгейма, произнесенной во время торжеств по поводу первого выпуска молодых специалистов, подготовленных в первом по-настоящему белорусском университете. Весь пафос выступления одного из профессоров первого поколения Белорусского государственного университета должен был закрепить мысль о неразрывности интересов и сущностных характеристик всех составляющих советского белорусского государства (а равно и белорусского общества) и его университета. Университета государственного, но прежде всего — университета белорусского и тем самым ориентированного на «строительство» нового социума белорусов с привлечением огромного потенциала высшего образования и науки.
В основе данных констатаций лежало уже прежде закрепленное убеждение и его реальные воплощения, что только глубокое, профессиональное во всех измерениях интеллектуальное наполнение как жизни общественно-политической, так и научно-образовательной в конечном итоге позволит наконец-то сформировать и новое государство на многострадальной земле, и новый «рассадник» высших знаний. Эту неразрывность, казалось бы, двух несопоставимых по масштабности и предназначению
Яновский О. А., 2018
Яновский Олег Антонович — кандидат исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Белорусского государственного университета, заслуженный работник Белорусского государственного университета. helgoleg@mail.ru
субъектов цивилизационного состояния изначально, то есть с момента победы Октябрьской революции, понимали те, кого ныне в Беларуси чтут как основателей белорусской государственности и научно-образовательных институций.
Сегодня в Беларуси как само собой разумеющееся, по привычке, не задумываясь, произносят и полное название ее первого университета, и его аббревиатуру — Белорусский государственный университет, БГУ. Не задумываясь, что это «Белорусский» и что это «Государственный» университет. В теперь уже далекие начальные 1920-е гг. все три слова этого названия писались с большой буквы, и с естественным, осознанным пиететом велась на всех уровнях, всеми, кто хоть в малейшей степени был причастен к нему, пропаганда его Идеи и Смысла, его предназначения.
Тем более печально, что сегодня, в условиях углубляющегося ниспровержения многих прежних интеллектуальных приоритетов, подкрепляемого «кликовой» вседоступностью как бросовой, так и научно-образовательной информации, настоящее содержание этих Идеи и Смысла первого университета Беларуси уже мало для кого значимо и даже понятно. А во многом и безразлично — от рядового гражданина до властных инстанций. Это при том, что рейтинги качественной состоятельности БГУ в мировом университетском сообществе несравнимо высокие, если брать во внимание иные в более чем 50 высших учебных заведениях страны. В массовом сознании Белорусский государственный университет неуклонно превращается в рядовую образовательно-научную институцию среди прочих подобного рода. В этом, конечно, можно видеть тяжелое наследие интернационализации всех сторон жизни советских республик, приведшее к девальвации собственно национального (хотя и под громыхание лозунгов о гармоничном сочетании и того, и другого). Но следует также понимать, что без корпоративной консолидации и отстаивания общих университетских интересов в современном мире сложно быть Первым. Первым не только по праву историческому, но именно постоянно подкрепляя всеми составляющими своей деятельности это первенство в нарастающей конкурентной среде. В том числе и среде внутренней, а не только на большой мировой арене.
Поучительно обращение к примерам прошлых лет, когда и коллектив интеллектуалов БГУ, и государственные лидеры различных политических пристрастий, обладавшие достойным образовательным уровнем, были солидарны в продвижении по всем направлениям понимания исключительной важности многообразной деятельности в полной мере «своего» для граждан Беларуси университета. Ключевой парадигмой в его восприятии являлась неразрывная связь между выстраиванием государства и квалифицированным, научным сопровождением политической, экономической, культурной государственной политики, более того — непосредственное участие в выработке главных концептов этой политики.
Вот почему, вновь обращаясь к терминологии, в словах «Белорусский» и «Государственный» изначально был заложен глобальный смысл создания с помощью интеллектуального сообщества наконец-то своего белорусского государства. При том, что сам университет, миссия которого определялась столь значимо и многовекторно, должен был создаваться с нулевых организационных, финансово-материальных, кадровых и прочих позиций. Попросту говоря — на белорусской земле, очерченной весьма ужатыми границами новой советской государственности, с XVI в. не было ни университета, ни иной формы получения высшего образования.
Беларусь, а точнее доминирующая территория Великого княжества Литовского расчлененной Речи Посполитой, ставшая после ее включения в состав России «Северо-Западным краем» империи, оказалась в сфере новой государственной системы, в том числе ее образовательной составляющей. «Новоприсоеди-ненные» территории не вызывали доверия царского правительства, которое хорошо понимало силу воздействия на молодых людей образования высшего уровня: оно раскрепощает внутренний мир человека, развивает аналитические, интеллектуальные способности, что усиливает стремление к свободе самовыражения, к неприятию насилия в любых формах. Но главное — способствует побуждению вести борьбу за свободу личную и общественную.
Допустить формирование студенчества как специфичной социальной данности в проблемном во всех отношениях регионе, наполненном устремлениями к возрождению разрушенной
государственности, не могло входить в планы Петербурга. Интеллектуализация населения, мягко говоря, нетрадиционно присоединенного к противоречивой громаде российской государственности, могла привести к непредсказуемым последствиям. События антироссийских восстаний 1830—1831 гг. и 1863— 1864 гг. тому были яркими примерами, и не удивительно, что хорошо известный в Европе Виленский университет уже в 1832 г. был уничтожен в условиях подавления первого масштабного восстания на белорусских землях. Варшавский университет, к которому стремилась молодежь из Беларуси, российские власти также закрыли. Правда, несколько позднее указом Александра II от 8 июня 1869 г. он был воссоздан и приобрел статус «императорского», «русского», а значит — особо контролируемого на предмет лояльности. Восстание же первой половины 1860-х гг. привело к закрытию Горы-Горецкого земледельческого института.
Тем не менее, время требовало людей образованных, специалистов нового уровня знаний, новой ментальности. Поэтому в конце XIX в. российское правительство вынуждено было всё чаще обращаться к вопросам просвещения и науки, обсуждать планы создания новых учебных заведений, в том числе университетов. К этому подталкивали запросы с мест, от губернских и городских властей. Например, витебское дворянство поднимало вопрос о необходимости открытия университета в белорусских губерниях. Но даже обращение к царю со стороны министра народного просвещения на этот счет осталось без внимания. В начале XX в. решить положительно наболевший вопрос не удалось, хотя местные власти убедительно заверяли, что университет станет «прочным оплотом русского начала против иноплеменного влияния» и «правадшком расшскае грамадзкасьщ i расшскае палггыю» .
Однако царские власти побоялись пойти на создание университета в «Северо-Западном крае», прежде всего, из-за возможности разбудить здесь через студентов заглушенные рецидивы национально-политической борьбы. К этому выводу пришла в 1906—1907 гг. специальная комиссия Министерства народного просвещения. Попытки со стороны властей Смоленска, Минска, Витебска убедить в том, что университет станет
«могучим рассадником русской культуры на Белоруссию», в который раз были отвергнуты3.
И только события 1917 г. способствовали революционным решениям, в том числе и в части очевидной для большинства перспективно мыслящих белорусов проблемы. Уже между февралем и октябрем ее актуализировали, хотя и без конкретики действий. Так, в марте 1917 г. на съезде белорусских партий и организаций было лишь заявлено о необходимости при первой возможности открыть в Беларуси высшее учебное заведение. Но не более того.
В первых постоктябрьских условиях в советской Беларуси университет должен был сыграть роль не только интеллектуального, образовательного, многопрофессионального центра, но одновременно центра выработки важнейших концептуальных идей политического свойства. Университет виделся и «рассадником» знаний, и выразителем интересов национального государства, очертания которого вполне реально стали проявляться в обстановке ниспровержения старого режима власти, и мощнейшей скрепой обновляемого социума с его древней историей, культурой, традиционными и модерными устоями экономики.
Первое осмысление идеи и необходимых действий по созданию именно «Белорусского университета» сфокусировалось в процессе подготовки и проведения Всебелорусского съезда в первой половине декабря 1917 г. Этот съезд, призванный решить коренной вопрос — быть или не быть белорусской государственности, а если быть, то в какой форме, — естественным образом рассмотрел и пути создания Белорусского университета как органичной составляющей будущего политического, экономического, культурного развития нового государства. На обсуждение был вынесен университетский проект, подготовленный академиком Е. Ф. Карским. Делегаты съезда овациями встречали ученого, более чем тысячей голосов приветствуя его: «Да здравствует профессор Белорусского университета!»4
В это время профессор-историк М. В. Довнар-Запольский также готовил к рассмотрению свой вариант структуры и учебно-методического наполнения будущего университета. Оба являлись уроженцами соответственно западной и восточной частей Беларуси, оба в дореволюционные годы состоялись как выдающиеся
ученые и организаторы высшей школы Российской империи. Их богатейший научный и административный опыт был абсолютно востребован в разрешении проблемы. Однако дальше заслушивания интеллектуальных пропозиций дело не пошло, так как съезд был грубо разогнан большевиками. В скором времени Е. Ф. Карский, российский академик и бывший ректор Императорского Варшавского университета, подготовил проект устава Белорусского университета для публичного обозрения5.
Следующий шаг к университету сделало правительство Белорусской Народной Республики (БНР). Эта впервые декларированная белорусская государственность через Народный секретариат, как воплощение власти, в первые месяцы 1918 г. взяла под свой контроль и организационное сопровождение разработки университетского проекта. Первый народный секретарь просвещения в правительстве провозглашенной в марте 1918 г. БНР А. А. Смолич (в последующем профессор-географ БГУ) инициировал создание в апреле 1918 г. подготовительной комиссии для открытия в Минске Белорусского университета6. В состав комиссии вошли многие из тех, кто уже горячо агитировал за эту идею во время революционных событий 1917 г., — сам А. А. Смолич, названные выше Е. Ф. Карский, М. В. Довнар-Запольский и др. Продолжилась «доводка» предложений Е. Ф. Карского, а М. В. Довнар-Запольский 10 мая 1918 г. вынес на обсуждение свой проект сущностных параметров Белорусского университета.
Среди 19 пунктов как пространно, так и лапидарно обозначенных вопросов-предложений он, прежде всего, указал на необходимость выяснить, насколько земства и города заинтересованы в университете и «могут ли его субсидировать». Как опытный организатор российской высшей школы, профессор предложил руководству БНР ориентироваться на создание шести факультетов (историко-филологического, физико-математического, юридического, коммерческо-экономического, медицинского и богословского) и особо отметил, что при создании историко-филологического факультета, несмотря на скудость средств, придется «допустить на нем известного рода роскошь преподавания» — организовать кафедры белорусские, польские и литовские, что обусловлено «национальным характером
университета». Характерно, если «для практического осуществления проекта» университета предлагалось сформировать комитет «из своих коллег» и обязательно «снестись по всем вопросам с профессорами-белорусами: Завитневичем, Карским, Лаппо, Жуковичем и др.», то языком преподавания историк-белорус определял русский «с допущением в известных случаях польского»7.
Однако в условиях немецкой оккупации все усилия создать университет были тщетными, также неудачей окончились и попытки закрепления внутренних и внешних позиций Белорусской Народной Республики. В сложившейся политико-военной ситуации, когда значительная часть белорусских территорий была оккупирована кайзеровской Германией, когда правительство БНР не воспринималось взявшими власть в свои руки большевиками, расчеты на реализацию университетских планов снова оказались призрачными. Не мог реализоваться и замысел большевиков 1918 г. о переводе в один из не занятых немцами городов (Витебск или Смоленск) Юрьевского университета. Усилиями Белорусского национального комиссариата в Витебске были организованы несколько лекций по белорусоведению (читали В. И. Пичета, М. В. Мелешко, П. П. Демидович), собравших не так уж много заинтересованных, а в Москве — как бы прообраз столь желанного университета — Белорусский народный университет. Но в реальности это были лишь некие курсы, а не настоящий университет. И были они в Москве, проработав лишь с 11 июля по 12 августа 1918 г.8
Тем не менее, весьма суматошная и разновекторная работа, в том числе и проведенная правительством БНР, не могла остаться без последствий. Большевикам при распоряжении властью необходимо было учитывать стремление народов бывшей Российской империи к реализации своих национальных задач, сохранению и обогащению национальных особенностей. Этому в полной мере соответствовала миссия университета. Вот только следовало удержать процесс создания и последующую деятельность университетов в русле общих и особых установок, диктуемых из политического Центра, который воплощал Россию, точнее — уже Советскую Россию в ее быстро оформленном федеративном устройстве. В нем достаточно продолжительное
время подразумевалась и белорусская составляющая. Нельзя не отметить, что в российском федерализме видели Беларусь и многие фигуры из первого состава белорусского руководства (партийного, правительственного, Советов разных уровней).
Если определить этапы становления Белорусского и одновременно Государственного университета, то знаковым следует считать одно из первых постановлений Советской Социалистической Республики Беларусь — декрет от 25 февраля 1919 г. Им Центральный исполнительный комитет только-только (1 января 1919 г.) объявленной в Смоленске белорусской государственности наметил конкретные меры по созданию в Минске университета. Были выделены некоторые деньги и организована специальная Комиссия из семи человек при губернском (Минском) комиссариате народного образования под руководством Е. Ф. Карского. Для согласования в Москву выехал председатель ЦИК ССРБ А. Ф. Мясников. Его миссия заключалась в обосновании правомерности февральского декрета, и совершенно прагматично, но точно среди прочих аргументов перед российским Наркомпросом прозвучали «соображения экономического, технического и культурно-бытового характера»9.
Эти доказательства опровергнуть было сложно да и незачем. Важной проблемой являлся вопрос о приоритетности для западных губерний советской России (несмотря на провозглашение ССРБ!) университета в Смоленске или в Минске. Следовало также принять в расчет факт слияния советской Беларуси и советской Литвы в единую Социалистическую Советскую Республику Литвы и Беларуси с центром в Вильно. Партийное решение-«рекомендация» о создании этого политического двуумвирата состоялось 16 января 1919 г. в Москве. Затем руководство двух недавно провозглашенных республик без особых препирательств 27 февраля 1919 г. оформило полученную установку на совместном заседании ЦИК ССРБ и ЦИК ССРЛ. Тогда же центральное большевистское руководство «изъяло» у ССРБ в пользу РСФСР Витебскую и Могилёвскую губернии и белорусскую часть Смоленской губернии10.
Единый СНК и 16 совместных наркоматов, в том числе просвещения (его возглавил Ю. М. Лещинский), должны были теперь учитывать конкретику интересов исторически и географически
близких, но всё же весьма разных народов. Ожидать, что поляк-большевик Юлиан Лещинский проникнется идеей Белорусского университета, не приходилось11. Приоритетность Виленского университета была неоспоримой — старейший в Восточной Европе университет образован в далеком 1579 г. по указу короля польского и великого князя литовского Стефана Батория, но в 1832 г. закрыт по указу императора Николая I. В условиях интервенции и Гражданской войны председатель СНК Литовско-Белорусской республики, литовец по факту рождения В. Миц-кявичюс-Капсукас, ставя цель возродить Виленский университет, смог лишь инициировать открытие в Вильнюсе Трудового университета. Немногим ранее намерения воссоздания Вильнюсского университета под польской аурой и с пропольским содержанием также более походили на «политические игры», чем на реальные шаги по возрождению если не прежних интернационально-интеллектуальных основ этого уникального для всей Восточной Европы университета, то хотя бы по созданию нового университета — литовского12. В ряду «университетских решений» правительства Литовско-Белорусской ССР можно назвать и политически мотивированное удаление в мае 1919 г. из Минского пединститута одного из самых продуктивных идеологов и инициаторов Белорусского университета — профессора Е. Ф. Карского. Его подвергли обыску и аресту, что вынудило академика обратиться к своим коллегам-ученым ходатайствовать о том, чтобы бдительные новые власти оставили его в покое, ибо он не занимается политической деятельностью13.
Но подобные действия и решения в тогдашних политических и военных условиях никоим образом не могли повлиять на уже запущенный процесс создания Белорусского университета. Он если и отошел на второе место у политиков, но в планах белорусской интеллигенции всё более конкретизировался. Прежде всего следовало разобраться с финансовыми возможностями как самой Москвы (оказание помощи, сопровождение проекта в различных плоскостях), так и местных бюджетов — Минска и Минской губернии (а это и были столь урезанные масштабы тогдашней Беларуси). Центральные органы власти, предоставляя широкие полномочия местному руководству, держали ситуацию под своим контролем. При Наркомпросе РСФСР
вслед за «Минской комиссией», сформированной почти сразу после издания февральского 1919 г. декрета ЦИК ССРБ, 22 марта 1919 г. была образована еще и комиссия «Московская».
Обе комиссии в течение весны 1919 г. разрабатывали учебные планы, подбирали научно-педагогические кадры, обсуждали структуру будущего университета. Без совместных активных и настойчивых действий решать большие и малые вопросы не представлялось возможным. Поэтому члены комиссий — известные ученые и педагоги стремились не столько руководствоваться политическими мотивами, но действовать в конструктивном, творческом направлении. После оккупации Минска польскими войсками летом 1919 г. Минская комиссия продолжала существовать, хотя занималась лишь обдумыванием вариантов продолжения своей работы в случае изменения политической обстановки. Комиссия же в Москве фактически распалась.
После освобождения Минска 11 июля 1920 г. частями Красной армии и повторного провозглашения ССРБ Минская комиссия вновь инициировала шаги к восстановлению работы по открытию университета (она продолжила свою деятельность при Минском губернском отделе народного образования). Об этом писал в «Докладной записке» народному комиссару просвещения ССРБ заместитель председателя комиссии Д. М. Мейчик (уроженец Беларуси, выпускник юридического факультета Московского университета)14. Будучи в солидных годах, Давид Маркович с искренним энтузиазмом в официальной бумаге эмоционально отметил: «Комиссия по организации Белорусского Государственного Университета, возобновив свою деятельность после ухода польских войск из гор. Минска в августе 1920 г., тотчас приняла целый ряд решительных мер к созданию в сердце Белоруссии Научного Центра, который служил бы средоточием культурных ценностей молодого народа»15. Но всем было понятно, что решения могли приниматься только в Москве. Тем более, что политически, а тем самым и юридически ССРБ всецело находилась в подчинении РСФСР. Безусловной данностью была и полная финансовая зависимость от России советской вообще и в том числе в части университетского проекта.
Поскольку реальные возможности для его реализации находились в Москве, небезосновательным выглядело желание
вновь подтвердить решение о продолжении подготовительных мероприятий. Показательна в этом отношении командировка в августе 1920 г. в Москву делегации членов Минской комиссии, состоявшей из достаточно разных людей, которых объединил Белорусский университет (Е. Ф. Карский, Л. Б. Слепян, С. Д. Каминский, Н. К. Ярошевич). О каждом из них можно рассказать многое. Разным был их путь к университету, разной оказалась и последующая судьба. Например, Никанор Казимирович Яроше-вич во время польской оккупации возглавлял Минскую губернскую земскую управу, тяготел к правым эсерам и по убеждениям был федералистом и приверженцем теснейших связей с РСФСР. В скором времени после приезда из Москвы он в ноябре 1920 г. станет заведующим Минским политехникумом и будет предпринимать попытки превратить его в Белорусский государственный политехнический институт. Но уже в марте 1921 г. последует арест ЧК ССРБ за якобы антисоветскую деятельность, а в начале 1923 г. высылка в Ташкент16.
Делегация из Минска предполагала в «высоких властных кабинетах» договориться о восстановлении работы Московской комиссии, согласовать перечень факультетов, обсудить вопросы привлечения к работе в БГУ профессоров и преподавателей из РСФСР, просить оказать финансово-материальную поддержку и др., поэтому поездка в Москву растянулась на целую неделю (11—18 августа 1920 г.). Главное было удостовериться в позиции российских властей по факту «декретирования открытия» БГУ.
Правда, оказалось, что чиновники Наркомпроса РСФСР были и более демократичны, и более безразличны к проблемам своих белорусских коллег, чем это виделось из Минска. Во время приема 11 августа 1920 г. белорусской делегации заведующим отделом высших школ наркомата просвещения Советской России В. Т. Тер-Оганезовым на просьбу уточнить юридический статус задуманного университетского проекта был дан совсем конкретный ответ: «Вопрос о декрете, ввиду объявления независимости Белоруссии и сохранения фактической связи ее с Россией, может быть решен так же, как относительно Туркестанского университета». Как именно, не было уточнено Вартаном Тиграновичем (по крайней мере, не удалось выявить документально подтверждаемые комментарии армянского по происхождению, грузинского
по месту рождения, астронома по научным увлечениям важного российско-советского чиновника, назначенного одним из главных сопроводителей проекта Белорусского университета). Через несколько дней (14 августа 1920 г.) на аудиенции у заместителя наркома просвещения РСФСР М. Н. Покровского русский историк и одновременно революционер-большевик официально констатировал, что Москва согласна с идеей открытия университета в Минске, но должны быть продемонстрированы возможности «местных сил». Тем более, что «декрет об учреждении университета был в прошлом году опубликован в нормальном законодательном порядке», и это является юридическим основанием для того, чтобы вопрос об университете мог «двигаться местной властью»17.
Следует отметить, что среди членов белорусской делегации не было единства даже по принципиальным вопросам — что же необходимо предпринять, чтобы университет состоялся, и каковым он должен быть по своей структуре и направлениям деятельности. Более того, Л. Б. Слепян накануне поездки в Москву написал семистраничное обоснование с однозначным по смыслу названием «К вопросу об учреждении Университета в Минске». Но в нем он, пространно обозначив все «за» и «против», объективно оценив колоссальные проблемы финансового, кадрового и даже ментального характера, вышел с предложением оставить на время идею университета и заняться укреплением позиций уже имеющегося пединститута, который пока не обрел статуса высшего учебного заведения. Тем не менее, секретарь Минской комиссии поддерживал идею Белорусского университета и исходил не из его «обычного вида» — «научный и научно-учебный центр области», но видел в нем полноценный «научный центр», «живой научный круг», так как «жизнь выдвигает потребность в интеллигентных работниках не узкой практической специальности, но с более широкой научной подготовкой...»18. Уже вскоре Л. Б. Слепян поставил свою подпись в полновесном обосновании скорейшего открытия в Минске университета.
Это обоснование, в развитие прежних, было дано в «Докладной записке для Московской Комиссии по открытию Государственного Университета в городе Минске». Не вдаваясь в конкретику искренних и убедительных предложений и пояснений
минчан своим московским коллегам, обратим внимание лишь на то, как сложно давалась белорусским интеллектуалам, взращенным и образованным в условиях Российской империи, осознание приоритетности нового политического положения, в котором с начала 1919 г. пребывала хотя и небольшая, но всё же центральная часть этнических белорусских территорий. В записке указывалось, что «из всех областей Российской Республики Белоруссия с населением до 15 миллионов человек (в том числе до 10 миллионов белорусов) не имеет до сих пор ни одного Высшего Учебного Заведения», что «Белоруссия одна из самых обездоленных областей России во всех отношениях». Хотя насчет миссии университета — в политическом, социальном, образовательно-культурном предназначении сомнений не было: «Задача Правительства развить производительные силы страны, просветив народ и учредив такие центры, около которых сгруппировались бы все работники на указанных поприщах, а это может дать только Университет.. ,»19
Белорусская делегация, удовлетворенная ответами, констатировала результаты своей поездки тем, что смогла прояснить «юридическое положение вопроса о декретировании открытия Университета в Минске».
Опустив детали весьма сложной и противоречивой деятельности двух комиссий по учреждению Белорусского университета, оставив без подробностей политические и военные обстоятельства, в которых более года находилась провозглашенная белорусская советская государственность (оккупации кайзеровскими, а затем польскими войсками значительной части территории), следует акцентировать внимание на значимости личностного фактора. Он, в многообразии проявлений, и позволил в конце концов состояться Белорусскому университету в его государственной принадлежности и национальном предназначении. Приходится отмечать, что чуть ли не каждый — будь то политик или ученый-интеллектуал, белорус или революционными вихрями унесенный в малознакомую Беларусь русский, украинец, еврей, поляк, латыш и т. д., — все они внесли свою достойную лепту в дело создания «с чистого листа» классического университета в Беларуси и для белорусов.
Многочисленные факты говорят о том, что реальная помощь исходила от тогдашних российских ученых с мировым именем — К. А. Тимирязева, Д. М. Прянишникова, А. Ф. Фортунатова и др. В конце 1920 г. 12 ученых из Москвы (историк В. И. Пичета, химик А. М. Беркенгейм (старший брат Б. М. Бер-кенгейма), зоолог Н. М. Кулагин, этнограф Н. А. Янчук, медики Л. С. Минор и М. Б. Кроль и др.) приехали в Минск, чтобы на месте завершить подготовительные работы и обеспечить открытие университета. На четырех совместных заседаниях двух комиссий, прошедших 28—30 декабря 1920 г. и 3 января 1921 г., были выработаны первоочередные предложения пошаговых действий для открытия в «особой в культурном и бытовом отношении области» своего университета20. Однако опыт собравшихся мог быть реализован лишь в условиях проявления инициативного понимания местных политических и интеллектуальных сил. В данном случае непреходящая роль принадлежит фактическому главе государства А. Г. Червякову, наркому просвещения и профессору БГУ В. М. Игнатовскому, партийному лидеру и также профессору БГУ В. Г. Кнорину и др. Этот властно-интеллектуальный сплав и позволил состояться Белорусскому Государственному Университету.
Совместным решением Минской и Московской комиссий 7 марта 1921 г. было создано Временное правление БГУ, которое в составе В. И. Пичеты, Ф. Ф. Турука и З. Г. Гринберга начало свою деятельность 16 марта 1921 г. Уже 18 апреля 1921 г. специальным постановлением Президиума ЦИК ССРБ был официально утвержден список зданий, земель и инвентаря, которые переходили в пользование университета.
Молодая республика в те годы остро нуждалась в высококвалифицированных кадрах: врачах, учителях, экономистах, юристах. Именно на их подготовку и был сделан упор. Учитывая общий не очень высокий образовательный уровень тех, кто намеревался учиться в БГУ, как и во многих иных университетах советской России был предусмотрен особый рабочий факультет для подготовки рабоче-крестьянской молодежи к учебе по университетским специальностям. В специальную комиссию по созданию рабфака вошли представители центральных органов партии
и правительства (В. Г. Кнорин, зам. наркома просвещения и впоследствии ректор БГУ И. П. Кореневский и др.).
Коллегия Наркомпроса ССРБ 8 июля 1921 г. официально назначила руководство БГУ — Правление, которое возглавил ректор, выдающийся историк В. И. Пичета. Торжественное открытие БГУ прошло в годовщину освобождения Минска от польской оккупации — 11 июля 1921 г. В здании Минского городского театра собрались члены правительства белорусской республики, представители общественности, ученые, подготовившие открытие университета в составе пока всего лишь медицинского факультета, факультета общественных наук и рабфака.
На заседании Совета ФОН 16 октября 1921 г. было принято решение определить 30 октября днем начала учебного года. Открытие занятий в БГУ в торжественной обстановке провели в полдень этого октябрьского дня. И вновь столь знаковое событие собрало всех первых профессоров (около 15), преподавателей (около 50), студентов (около 1300), а также представителей партийно-государственного руководства республики. После выступлений официальных лиц и оглашения приветственных телеграмм от университетов и научных учреждений России и Украины, с докладом, констатирующим проделанную работу и определяющим первостепенные задачи, выступил ректор В. И. Пичета. На следующий день профессор-москвич Д. П. Кончаловский прочитал первую лекцию21.
Долгожданная мечта о создании Белорусского университета, к которой, преодолевая военное лихолетье, разруху, национальное унижение, так настойчиво шли представители различных социальных слоев, политических партий и движений, ратовавших за общественный и цивилизационный прогресс в Беларуси, воплотилась в жизнь. Всеми осознавался непреложный факт — общими усилиями был возведен не только «храм науки», но и один из столпов белорусской государственности — Белорусский государственный университет.
Характерно, что в первые годы его деятельности непременной учебной дисциплиной стала в различных смысловых модификациях тема «История образования» — в целом и в частности на белорусских землях. Даже в день торжественного открытия занятий в университете одним из двух научных докладов, произнесенных
перед собравшимися, был доклад (вскоре опубликованный в виде научной статьи) профессора-педагога И. М. Соловьева «Школа и задачи научной педагогики». В нем ученый акцентировал внимание на непреложном тезисе, что «только объединение, близость и связь наук дают истинное знание», и поэтому «школа по самому смыслу своему является лабораторией первого научного труда своих питомцев»22. Он, как и его коллеги-гуманитарии, затем читал общие и специальные курсы по различным сюжетам истории образования. Например, профессор-историк А. А. Савич знакомил университетских гуманитариев с особенностями, этапами светского и церковного образования на белорусских и украинских землях в XVI—XVII вв. Студентам еврейской секции педфака преподаватель Г. С. Александров читал курс «История еврейского народного просвещения и современная система просвещения БССР и СССР»23.
Сразу после открытия БГУ один из его активнейших организаторов, Ф. Ф. Турук, в первом номере научного журнала университета представил пространную «Университетскую летопись». В ней автор рассмотрел путь от закрытия в 1832 г. Виленского университета до открытия 30 октября 1921 г. Белорусского университета. Он, хотя и белорус по происхождению, тогда еще не смог усмотреть в первую очередь национальное, общественное и государственное предназначение того университета, к созданию которого приложил свою руку. Констатируя, что БГУ «является одним из самых молодых в семье русских университетов с некоторыми особыми чертами, обусловленными местными этнографическими и политическими условиями и историческими причинами жизни края», он был вынужден признать, что «вся работа по организации велась главным образом на средства, отпускаемые Наркомпросом РСФСР. Особых сумм на строительство университета не было, равно как и фонда "патриотического
24
приношения » .
Но более всех посвящал белорусскую общественность в исключительность предназначения Университета ректор БГУ В. И. Пичета. В 1920-е гг. он не раз выступал в республиканской прессе с публикациями о трудном пути, пройденном белорусами к своему Университету, о непреходящей роли интеллектуалов
и интеллигенции в жизни общества и государства, об очевидной значимости государственной поддержки и понимания значения высшего образования во всех сферах жизни социума25. В 1928 г. в научном журнале университета В. И. Пичета опубликовал обобщенное научное исследование по истории становления на белорусских территориях именно высшей школы26.
И в публикациях, и в научных работах, и в реальной деятельности первого поколения интелллектуалов советской Беларуси «красной нитью» проходила убежденность в том, что понятия «государство» и «университет» неразделимы в своих смысловых дефинициях и своем предназначении — служить интересам развития общества и каждого его члена, служить интересам как национальным, так и интернациональным. В данном случае ярким подтверждением и условием формирования подобной убежденности были этапы, пройденные Белорусским университетом в процессе своего становления: 1) от закрытия в 1832 г. Виленского университета до революционных бурь 1917 г.; 2) обсуждение проекта Университета наряду с проектами белорусской государственности на Всебелорусском съезде в декабре 1917 г.; 3) попытка глубокой проработки путей и возможностей реализации университетского проекта, наряду с архиактуальными политическими вопросами, правительством Белорусской Народной Республики весной — летом 1918 г.; 4) декретирование и реальные шаги по созданию условий организации деятельности Университета правительством ССРБ в феврале — марте 1919 г.; 5) проработка деталей университетского проекта членами Минской комиссии по созданию Университета в условиях польской оккупации летом 1919 г. — летом 1920 г.; 6) создание правительствами РСФСР и ССРБ полноценной материально-финансовой, кадровой, методической базы для начала работы Белорусского государственного университета летом 1920 г. — осенью 1921 г.; 7) 30 октября 1921 г. — торжественное открытие членами белорусского правительства, представителями белорусской общественности, университетской профессурой и преподавателями, интеллектуальной элитой Белорусской советской республики регулярных занятий в БГУ.
Примечания
1 Беркенгейм Б. М. Секция научных работников // Першы выпуск Бела-рускага Дзяржаунага Ушвэрсггэту, 20 Лютага 1925 году. Витебск, 1925. С. 27.
2 Иванов А. Е. География российских университетов: реальность и планы (конец XIX — начало XX века) // Российские университеты в XVIII—XX веках : сб. науч. ст. Воронеж, 2000. Вып. 5. С. 89—90 ; Шчэта У. I. Пытаньне аб вышэйшай школе на Беларуа у м^лым. Мшск, 1991. С. 30, 34.
3 Иванов А. Е. Указ. соч. С. 97.
4 Стэнаграма першага Усебеларускага з'езда // Беларуская Народная Рэспублжа — крок да незалежнасщ : да 100-годдзя абвяшчэння : пстарычны нарыс / А. А. Каваленя [i шш.]. Мiнск, 2018. С. 49.
5 Турук Ф. Университетская летопись // Труды Белорусского государственного университета в Минске. Минск, 1922. № 1. С. 180.
6 Ходин С. Н. Аркадий Антонович Смолич // Интеллектуальная элита Беларуси : основоположники белорусской науки и высшего образования (1919—1941) / науч. ред. О. А. Яновский. Минск, 2017. С. 295.
7 Национальный архив Республики Беларусь (далее — НАРБ). Ф. 205. Оп. 1. Д. 1. Л. 15, 15 об. ; Доунар-Запольст М. Выбранае / укладанне, прадмова В. Лебедзевай. Мшск, 2017. С. 565—568.
8 НАРБ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 12. Л. 87 об., 88, 95 об.
9 Яноусю А. А. Беларуси утверспэт: ад щм да увасаблення // Выбраныя навуковыя працы Беларускага дзяржаунага утверспэта. Мшск, 2001. Т. 2. С. 11.
10 Псторыя беларускай дзяржаунасщ у канцы XVIII — пачатку XXI ст. / А. А. Каваленя [i шш.]. Мшск, 2011. Кн. 1. С. 405 ; Лггоуска-Беларуская Савецкая Сацыялктычная Рэспублжа // Энцыклапедыя псторьи Беларуа. Мшск, 1997. Т. 4. С. 382—383.
11 Там же. С. 350.
12 Кудаба Ч. Годы возрождения и расцвета // Вильнюсскому университету — 400 лет. Вильнюс, 1979. С. 28 ; Political Games about the Restoration of the University // BumblauskasA. [etc.]. Uneversitas Vil-nensis. Vilnius, 2004. P. 42—43.
13 Шишкина К. Хроника деятельности Е. Ф. Карского в Петербургской Академии наук : протоколы заседаний Общего собрания и отделений из фондов Санкт-Петербургского филиала архива РАН // Пстарычна-археалапчны зборшк. Мшск, 2016. Вып. 31. С. 31.
14 Сидляревский Л. Д. М. Мейчик. Некролог // Труды Белорусского государственного университета в Минске. Минск, 1922. № 2—3. С. 365—366.
15 НАРБ. Ф. 205. Оп. 1. Д. 1. Л. 13.
16 Кукса А. Н. Н. К. Ярошевич — первый ректор Белорусского государственного политехнического института. Минск, 2011. С. 32, 41, 48, 64.
17 НАРБ. Ф. 205. Оп. 1. Д. 1. Л. 17—22 ; Памяць i слава : Беларуси дзяржауны ушверсиэт, 1921—1941 / склад.: С. М. Ходзт и др. Мшск, 2006. С. 54, 57.
18 НАРБ. Ф. 205. Оп. 1. Д. 1. Л. 1—2 об.
19 Там же. Л. 11.
20 Там же. Л. 13.
21 Вальфсон С. Я. Адрыуш з успамшау i думш // Беларуси дзяржауны ушвэрсытэт, 1921—1927 : да 10-й гадавшы Кастрычшкавай рэвалюцьп. Менск, 1927. С. 54.
22 Соловьев И. М. Школа и задачи научной педагогики // Труды Белорусского государственного университета в Минске. Минск, 1922. № 1. С. 72.
23 Агляд выкладаньня на пэдагопчным факультэце Беларускага дзяржаунага ушвэрсытэту у 1927—28 ак. г. Менск, 1927. С. 35.
24 Турук Ф. Указ. соч. С. 175, 207.
25 Пичета В. Интеллигенция и Октябрьская революция // Звезда. 1922. 7 нояб. ; Шчэта У. Наш першы выпуск // Савецкая Беларусь. 1925. 20 лют. ; Шчэта У. Беларускае адраджэньне XVI веку i сучаснае беларускае нацыянальна-культурнае адраджэньне // Савецкая Беларусь. 1925. 4—12 жшуня ; Шчэта У. Юбшей Беларускага дзяржаунага ушвэрсытэту // Маладняк. 1926. № 7—8. С. 166—171 ; Шчэта У. Юбшей Беларускага дзяржаунага ушвэрсытэту — сьвята працоуных мас // Савецкая Беларусь. 1926. 5 снеж. ; Шчэта У. Савецкая улада i пытаньне аб адчыненьш ушвератэту на Беларуа // Савецкае будаунщтва. 1928. № 6. С. 137—144 ; Шчэта У. Беларуси дзяржауны утверсытэт i Кастрычшк // Савецкая Беларусь. 1928. 7 лют.
26 Шчэта У. Пытаньне аб вышэйшай школе Беларуа у м^лым // Працы Беларускага дзяржаунага ушвератэта. 1928. № 19. С. 3—19.
