CC BY
112
УДК 94(=161.3)
ПРОБЛЕМЫ БЕЛОРУССКОЙ ИСТОРИИ В ПРИЗМЕ ЛИЧНОСТИ И ПРОФЕССИОНАЛИЗМА
ИССЛЕДОВАТЕЛЯ
В.В. Яновская
Институт истории Национальной академии наук Беларуси, отдел историографии и методов исторического исследования E-mail: janval@mail.ru
О.А. Яновский
Белорусский государственный университет, кафедра истории России E-mail: helgoleg@mail.ru
На примерах творческих судеб некоторых белорусских историков XX в. (В.И. Пичеты, В.Н. Перцева, В.Н. Михнюка и др.) авторы проводят мысль о том, насколько важными являются профессионализм и личная позиция (кредо) исследователя для всестороннего объективного прочтения белорусской истории в контексте истории сопредельных государств. Многочисленные исторические экскурсы сопрягаются с анализом современного состояния белоруссистики и россиеведения, преподавания в высшей школе истории восточнославянских народов и подготовки новых кадров историков.
Ключевые слова: История Белоруси, Академия наук Беларуси, историография, преподавание истории Беларуси и России в школе.
PROBLEMS OF BELARUSIAN HISTORY IN THE CONTEXT OF THE RESEARCHERS PERSONALITY
AND PROFESSIONALISM
V.V. Yanovskaya, O.A. Yanovsky
Based on the examples of the career paths of selected Belarusian historians of the 20th century (V.I. Picheta, V.N. Pertsev, V.N. Mikhniuk and others), the authors show the importance of the researcher's professionalism and personal attitude (credo) for a comprehensive and non-biased understanding of Belarusian history in the context of the neighbouring countries' history. Various historical examples are combined with the analysis of the current state of Belarusian Studies, Russian Studies, university courses on the history of East Slavic nations, and personnel training of historians.
Key words: Belarusian history, The Academy of Sciences of Belarus, historiograhpy, teaching of history of Belarusia and Russia in schools.
История каждого народа исключительна, отлична от других. С другой стороны, сама история в значительной степени определяет исключительность того или иного этноса, народа, нации. Как и язык. Как и некоторые черты культуры, этнического характера, менталитета и др. Общество заинтересовано знать свою историю - правдивую, объективную. Власти же видят в истории один из важнейших рычагов управления современными политическими, образовательными, научными, культурными и иными процессами. И с летописных времен существует «заказная» история с «приглаженными углами», умышленно сохраняемыми «белыми пятнами» и т.д. Однако в большинстве случаев те, кто непосредственно занимается научным творчеством - историки - в меру своей компетентности и внешних обстоятельств, стремятся к объективному прочтению прошлого, представлению результатов своего труда по итогам выявления сущностных параметров исторических сюжетов и коллизий. При этом они остаются людьми своего времени, «своих» политических систем, в которых живут. Так или иначе, они вовлечены в реалии политики. Разумеется, и индивидуальность историка, особенности его мировоззрения всегда накладывают свой, порой значительный отпечаток на создаваемый творческий продукт. В связи с этим существует определенное недоверие общества к индивидуальным работам, а со стороны коллег по «цеху» - завышенный критический подход. Это же относится и к коллективным работам, хотя многие из них нередко «прикрыты» как бы неким консенсусом, а то и заказным характером.
В целом все субъекты - заказчики (общество, государство) и создатели исторических трудов - действуют не по отдельности, а в единстве. В единстве совместного проживания в конкретное время, которое всегда сопряжено с определенной гармонией и дисгармонией прав и обязанностей. И все же, вопреки довлеющей над историком необходимости придерживаться некой «политкорректности» (конечно, в разном ее понимании и прочтении), профессиональным кредо является создание совершенной с научной точки зрения, объективной (в отношении к общественным требованиями и ожиданиям), толерантной, но в тоже время наступательной при отстаивании национальных приоритетов отечественной истории.
На белорусских землях попытки написания такой истории на протяжении последних почти ста лет предпринимались не
единожды. К ней подступались (и не безрезультатно) представители первой волны профессиональных белорусских историков, которые вынуждены были в своем научном творчестве воспринимать и учитывать революционные сдвиги начала ХХ-го столетия и эйфорию его 20-х годов. И почти тут же приспосабливаться к политическим обстоятельствам годов 30-х. Создавались (чтобы сразу лечь на долгое время на полки «спецхранов») как индивидуальные, так и коллективные работы по белорусской истории. И только некое «эхо» от них и о них в 19501980-е гг. доходило до заинтересованного белоруса. Обучение в школах и даже на истфаках вузов велось как бы по «мумиям» тех работ, которые реально были написаны, но находились вне досягаемости даже специалистов-историков. И до сих пор многое из созданного в те годы недоступно, правда, уже по причинам иным: из-за нашей суетливости и небрежности по отношению к «гигантам, на плечи которых мы взобрались», выражаясь словами средневекового ученого-монаха Бернарда Шартрского1.
Мы постепенно разучиваемся читать работы коллег-современников и оценивать их хотя бы в виде рецензий. Не говоря уже о том, чтобы обращаться к творчеству предшественников для расширения своего профессионального кругозора. К слову, абсолютно не потеряли своей научной и общественно-политической актуальности многочисленные научные и публицистические статьи В.И. Пичеты по различным сюжетам белорусской истории (хотя бы его оценки исторического пути и значения белорусского национального движения)2. И поныне не находит своих издателей коллективная работа по отечественной истории академических и университетских историков Беларуси, созданная в конце 1930 -начале 1940-х годов3. А ведь уже в мае 1940 г. президент АН БССР К.В. Горев констатировал, что «проведена значительная работа по подготовке учебника по истории Белоруссии». Он же в 1942 г., в условиях войны, заявил о завершении столь важного обобщающего интеллектуального труда (хотя по-прежнему ведущей темой исторических исследований белорусских
1 Гофф Ж.Л. Интеллектуалы в Средние века / пер. с фр. А.М. Руткевича. 2-е изд. СПб., 2003. С. 13.
2 См.: Шчэта У. Формы нацыянальнага й опозыцыйнага руху на Беларусi // Полымя. 1924. № 2 (10).
3 Королюк В.Д. Рукописное наследство академика В.И. Пичеты // Ученые записки Института славяноведения. М.; Л., 1949. Т. 1. С. 29.
историков оставалась «история Великой Октябрьской революции в БССР»)4.
В планы восстановленного академического Института истории на 1944 г., наряду с изданием «серии политических брошюр, имеющих военно-оборонное, политико-воспитательной значение и направленных к целям мобилизации всех сил нашего народа на борьбу против гитлеровской тирании»5, была включена однотомная коллективная работа «Краткая история БССР с древнейших времен до наших дней»6. Концептуальный подход изложения истории Беларуси досоветского периода и даже «целевая установка» -согласно плана НИР Отделения общественных наук АН БССР -заключались в необходимости подчеркнуть «самобытность белорусского народа и внутреннюю преемственность отдельных этапов развития его истории, независимо от того, в состав какого государства входили белорусские земли». Правда, одновременно были определены границы этой самобытности: «Основной мыслью всего издания должно быть доказательство, что народ, живший на территории Белоруссии, мог достигнуть объединения и приобрести государственность лишь при Советской власти». А при изложении фактов, связанных с революционными движениями, необходимо было отметить: «во-первых, руководящую роль белорусского пролетариата и, во-вторых, совместную борьбу против царизма со стороны белорусского народа в союзе с русским и украинским народами»7.
В 1943 г. академик-секретарь Отделения общественных наук АН БССР В.Н. Перцев в своей докладной записке в отдел пропаганды ЦК КП(б)Б смело утверждал, что «Общественная задача нашей научной литературы заключается в том, чтобы защищать способность белорусского народа на самостоятельное духовное и социально-политическое развитие...». И, думается, вряд ли первое академическое издание истории белорусов не состоялось из-за военного лихолетья или «В связи с отсутствием
4 Национальная академия наук Беларуси: историко-документальная летопись, 1928-2008 гг. / сост. Г.В. Корзенко [и др.]. Минск, 2008. С. 57, 59.
5 Центральный научный архив Национальной академии наук Беларуси (ЦНА НАНБ). Ф. 1. Оп. 1. Ед. хр. 91. Л. 1.
6 Там же. Ф. 3. Оп. 1. Ед. хр. 59. Л. 7.
7 Там же. Ф. 1. Оп. 1. Ед. хр. 91. Л. 2.
собственной типографии...»8. Скорее здесь свою определяющую роль сыграли общая объективно-идеологическая атмосфера тех лет и вызванные ею субъективно-творческие разногласия в среде историков. Так, даже ставший после ссылки донельзя сдержанным, В.И. Пичета не удержался и с укоризной буквально отчитал в письме от 12 мая 1943 г. Президиум АН БССР за неспособность «ценить работу и знания академиков» (в связи с написанием им «Истории Белоруссии 1861-1914 гг.»)9
В.И. Пичета нашел в себе силы отказаться от продолжения работы над коллективным «прочтением» белорусской истории в условиях очередных «уточнений» идеологических парадигм. А вот его коллегам из Института истории АН БССР вкупе с сотрудниками Института партии при ЦК КП(б)Б потребовалось в 1948 г. в очередной раз переосмыслить свои тексты и принять руководящий документ - «Тезисы об основных вопросах истории БССР»10. Они и стали основой для «доработки» написанного ранее и создания другими авторами «нового прочтения» отечественной истории11. И лишь в марте 1954 г. Бюро ЦК КП(б)Б приняло решение издать первый том «Истории Белорусской ССР». Он тут же был подписан к печати (11 мая 1954 г.) и огромным тиражом (в 20 тыс. экземпляров) напечатан12.
В написании тома приняли участие 15 белорусских историков, а в предисловии была отмечена «большая помощь в работе» со стороны восьми известных российских историков (А.М. Панкратовой, М.Н. Тихомирова, М.В. Нечкиной, В.Т. Пашуто и др.). Однако второй том появился только через четыре года. От первоначальных текстов в этом издании мало что осталось. В процессе работы над ними из авторского коллектива выводились авторитетные историки, не «вписавшиеся» в
8 Национальная академия наук Беларуси: историко-документальная летопись. С. 70, 83.
9 Памяць i слава: Першы рэктар Беларускага дзяржаунага ушверсгтэта -Уладз^р Iванавiч Шчэта / склад.: С.М. Ходзш, М.Ф. Шумейка, А.А. Яноусю. Мшск, 2011. С. 338.
10 См.: Тэзгсы аб асноуных пытаннях псторьп БССР. Частка I. Псторыя беларускага народа да Вялжай Кастрычнщкай соцыялютычнай рэволюцып / / Большэвж Беларусь 1948. № 8.
11 Наука Беларуси в XX столетии / НАН Беларуси. Комис. по истории науки. Минск, 2001. С. 76.
12 См.: История Белорусской ССР. Т. I / под ред. действ. чл. АН БССР В.Н. Перцева, канд. ист. наук К.И. Шабуни и Л.С. Абецедарского. Минск, 1954.
концептуальные установки «Тезисов» и перманентно менявшиеся политические установки. Этот двухтомник так и не смог стать «основополагающим» ни для ученых-белорусистов, ни для системы высшей школы. Уже вскоре один из его авторов и редакторов - Л.С. Абецедарский - буквально искоренял из памяти студентов-историков Белорусского госуниверситета даже сам факт его наличия в библиотечных фондах. Более того, использовал чуть ли не репрессивные меры по отношению к «продвинутым студентам» в случае озвучивания ими на семинарах или экзаменах малейшей смысловой и фактографической информации из данного издания. Она расценивалась в одном ряду с информацией из первых, 1920-х гг., текстов по белорусской истории, которые имели властную идеологическую оценку как «нацдемовские».
Тем не менее, даже в 1960-1970-е гг. особо смелые студенты стремились найти альтернативу выхолощенному до предела школьному учебнику по «истории БССР» за авторством того же Л.С. Абецедарского и его двух коллег из БГУ и Минского пединститута - М.П. Барановой и Н.Г. Павловой. Не было полностью забыто, что задолго до этой работы, «на заре советской власти», в распоряжении белорусской системы образования был целый ряд замечательных, фундаментальных работ, системно отражавших белорусскую историю. И тогда, и теперь сложно кому-либо из авторов отдать предпочтение, определить приоритетность концептуальности их осмысления всех исторических вех, сюжетов, событий, судеб: М.В. Довнар-Запольскому, В.М. Игнатовскому, В.Ю. Ластовскому, В.И. Пичете. Так или иначе, но последнее слово за исследователем, который обращается к работам предшественников. Тем более что многие из них были изданы в первые два десятилетия XX в. и переизданы только в последние два десятилетия рубежа ХХ-ХХ1 столетий13.
13 См.: Пичета В.И. История белорусского народа // Курс белорусо-ведения: Лекции, читанные в Белорусском народном университете в Москве летом 1918 г. М., 1918-1920; Яастоуст В.Ю. Каротк нарыс псторьп Беларусь Втьня, 1921; 1гнатоуст У. Каротю нарыс псторып Беларусь Выданьне 4-е, пераробленае. Менск, 1926; 1гнатоуст У. Псторыя Беларусi у XIX i у пачатку XX сталецьця. Лекцып, чытаныя студэнтам Беларускага Дзяржаунага Уншэр-сытэту. Выданьне трэцяе, стэрэотыпнае. Менск, 1928; Доунар-Запольсш. Псторыя Беларус / пер. з рус. Т.М. Бутэвiч, Т.М. Кароткая, Е.П. Фешчанка. Мшск, 1994; 1гнатоуск У.М. Каротю нарыс псторып Беларус / Уступ. арт. А.П. Грыцкевiча; Камент. i заувап Э.Н. Гнеую. 5-е выд. М1нск, 1991; Яастоуст В.Ю. Кароткая
Таким образом, и сегодня приходится констатировать, что свободы, которые принес белорусскому обществу 1861 г., обществу придавленному, но не омертвевшему за годы польской, а затем российской унификации, и в последующие 150 лет так и не были в полной мере освоены, не восприняты историческим профессиональным сообществом. Все еще не расставлены по местам, по степени восприятия и значимости дефиниции таких политически заангажированных понятий (как их обозначил еще В.И. Пичета), как «национальный и оппозиционный», «национализм», «патриотизм», «историзм».
В данном случае многое зависит от профессионализма историка, его понимания дефиниции, наличия или отсутствия некоего внутреннего кредо, которым он руководствуется в конкретике научных штудий. Примеров с диаметрально противоположными характеристиками предостаточно, как в исследуемом далеком прошлом, так и в личном опыте общения в профессиональной среде. В первом случае, как представляется, классическим примером можно считать кредо, даже некую глубоко личную исповедь, написанную в условиях тюремного заточения ректором-историком В.И. Пичетой. Это кредо-исповедь было дополнено и как бы перечеркнуто через многие годы в его «дневниковых записях», которые велись с целью некоего материального воплощения мучительных внутренних раздумий14. Однако в сумме достаточно протиивоположные по смыслу тексты представляют собой цельный, хотя и противоречивый внутренний мир историка, всеми обстоятельствами внешней среды принуждаемого к лавированию между научной истинностью и общественно-политической необходимостью.
На другом временном полюсе, но далеко не смысловом, находимся все мы, историки XXI столетия. И кажцый, обращаясь к предмету своих исследований, почти всегда сопрягает его с реалии-ями времени настоящего, будучи повязанным сотнями условностей,
псторыя Беларусь Мшск, 1993; Пичета В.И. История белорусского народа. Минск, 2003; Шчэта У.1. Псторыя Беларусь Мшск, 2005.
14 См.: Пичета В.И. Мое общественно-политическое кредо // Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 147. Оп. 2. Д. 11. Л. 20-22; Пичета В.И. «Дневниковые записи 19441946 гг.» / сост., предисл., науч. коммент. Л.И. Уткиной // Российские и славянские исследования. Минск, 2009. Вып. 4.
лично осознанных и корпоративных. Более того - неким общественно-властным пониманием «ответственности» за достоверность выводов и оценок в переложении на современные реалии, как бы далеко не отстоял от них предмет научного изучения со столь трудно достижимой объективностью его прочтения.
Данная ситуация может быть проиллюстрирована сотнями творческих биографий коллег «по цеху». И всегда найдется «пища для ума», для размышлений о предназначении историка. Проще же в морально-этическом плане обратиться к жизненным и творческим перипетиям тех, кто долгое время был с рядом тобой, был подобен и не подобен тебе и многим, но, к сожалению, уже покинул этот суетливый мир. Проще, но не легче. Одним из неординарных историков Беларуси был Владимир Николаевич Михнюк - доктор исторических наук, профессор. Прошло уже достаточно много времени со дня его неожиданной для всех нас смерти. Вскоре после нее, как-то спешно был организован некий «круглый стол», за которым собрались те, кто чувствовал необходимость отдать должное памяти историка-коллеги. Вот только материалы-воспоминания, а все говорили о Владимире Николаевиче, может, излишне эмоционально, но искренне, так и не были опубликованы. Наверное, опять же в силу необходимости преодолевать очередные и всегда «первоочередные» интеллектуальные и житейские «баррикады»? Однако по-настоящему мы еще и не смогли оценить масштабность фигуры этого ученого, так много сделавшего для реанимации научного понимания событий бурного XX столетия, для фиксации всех -значимых и не очень - работ белорусских историков в единой историографической обработке и подаче.
В данном случае, чтобы не «растекаться мыслью по древу», осмелимся представить свои, все еще «скороспелые» (в силу поверхностного прикосновения к исследованиям Владимира Николаевича), а потому и достаточно эмоциональные оценки личности и творчества нашего коллеги.
Яновский О.А.: «Сегодня трудно воспринимать трагическую действительность - Владимиру Николаевичу 27 сентября 2007 г. могло бы быть только 60. Но его нет среди нас. И только творческое наследие историка по-прежнему в нашем распоряжении, позволяет вспоминать неординарность личности ее творца. Хотелось бы обратить внимание на то, что мы еще так и не научились по-настоящему ценить память своих ушедших из материального в духовный мир коллег. Как и делать о них и их
творчестве основательные научные доклады, писать «историю через личность». Вроде бы, думаем мы, нет в этом нужды, ведь важнее заниматься «глобальными» вопросами постижения вечности и величия каких-то там «выдающихся» деятелей от разного уровня власти. И лишь время от времени мы спохватываемся, пытаясь отдать должное тем, кто рядом с тобой продвигает продукт ремесла историка в общественные и властные пространства. В большинстве случаев это происходит, когда теряем коллег. И то ненадолго, ибо поток повседневных забот быстро подхватывает, и стремление осмыслить творческие достижения умершего, проникнуть в какие-то философские и точные обстоятельства его работ заканчиваются сразу после столкновения с первыми личными проблемами.
Разумеется, было бы очень хорошо, чтобы мы имели возможность и стремление делиться своими личными впечатлениями от встреч и о совместной работе с неординарными личностями не только по случаю завершения их земного пути. А если и в таком случае, то основательно и всесторонне, уважительно и заинтересованно. Фигура Владимира Николаевича возникает всегда, когда сам собираешься в который раз проследить тот или иной сюжет белорусского истории через жизнедеятельность конкретного лица, интеллектуала-гуманитария. Ранее к этому подталкивала неудовлетворенность результатами своей работы над сбором и редактированием книги о профессорах и докторах наук нашего университета, которая была издана в 2001 году. К слову, среди более 565 фамилий выдающихся интеллектуалов нашей alma mater -нашего БГУ - за 80 лет ее деятельности на благо родной Беларуси рассказывается и о жизненном и творческом пути Владимира Николаевича. Но все статьи в пылу предъюбилейной подготовки получились очень схематичными. Они содержат определенный набор данных, но нет личности, нет тепла и «живинки». А интеллектуальная элита не только университета, но и всей нашей страны не может восприниматься «в целом», каждый ученый и преподаватель высшего звена - это исключительное явление, это, по большому счету - эксклюзив в развитии нации, ее гордость. И не надо стесняться называть вещи своими именами.
Не последнее место среди творцов-интеллектуалов занимает В.Н. Михнюк. Только теперь мы все более начинаем это осознавать. Владимир Николаевич был одним из самых талантливых, творчески работающих историков, который всегда с большим уважением относился к авторам предмета своего изучения - будь ими то ли создатели капитальных монографии или же авторы совсем «сырых» статей и материалов. Им по-настоящему научно стала разрабатываться тема качественности диссертационных защит, ибо Владимир Николаевич
практически первым подошел к оценке диссертационных работ как определенной квинтессенции исторических взглядов не только самих диссертантов, но и их научных руководителей, консультантов, оппонентов, а также научных сообществ, представленных советами по защите, оппонирующими организациями, научно-методологическими семинарами и т.д.
Именно на этом поприще и случилось первое знакомство с В.М. Михнюком, который до этого воспринимался совершенно зрелым, даже пожилым историком, занимающимся историей исторической науки. Первое же «виртуальное» знакомство с ним произошло гораздо раньше, когда с чувством удовлетворения нашел свое имя в анналах системного представления защищенных в начале 80-х гг. диссертаций. Тогда показалось, что автор статьи - это человек, который знает все и вся что делается на «<ниве» белорусской исторической науки. А потому он представлялся не просто опытным, но и почти что седовласым человеком. И таким Михнюк воспринимался долгое время, когда звучала его фамилия, но не было личного знакомства. Только когда в начале 1990-х гг. исторический факультет БГУ стал все шире открывать свои двери для историков новой генерации, среди них как-то органично возникла фигура Владимира Николаевича. И было большим удивлением, что это был моложавый, очень статный и красивый мужчина. Красивый не только внешним обликом, но своей энергичностью, деловитостью, своей очевидной заинтересованностью в деле, которым он занимался. Он, что самое главное, воплотил новый тип национального белорусского историка, хотя, как и мы многие, всеми «нитями» был привязан к советскому научному наследию. Но выйти на новый уровень осознания своего профессионального и человеческого назначения Владимиру Николаевичу, казалось, было легко. Его творческая мобильность уже тогда по-хорошему удивляла.
Потом посчастливилось в течение почти семи лет работать вместе с Владимиром Николаевичем в совете по защите диссертаций при БГУ. Его страсть «охотника» за диссертациями только увеличивалась. Помню, как он постоянно допытывался у меня, ученого секретаря совета, о различных почти мелочах, связанных с прохождением в совете всех без исключения диссертаций. И его интересовали не какие-то обстоятельства, а именно научное сопровождение работ. Это ему было нужно не только для их более глубокого осмысления для фиксации в своих научных анналах, а прежде всего для основательной подготовки к обсуждению в ходе самой защиты. Не было того, чтобы Михнюк не выступил со своим мнением, своей оценкой той или иной диссертации. А его интересовали почти все темы. Он стремился понять диссертанта, определить, разумеется, на уровне концептуальных подходов, его научную зрелость. И поспорить!
Культура споров Михнюка не всех могла удовлетворить. Прежде всего коллег его уровня. Здесь можно было перешагнуть через определенный «профессорский» барьер в применении лексических приемов и словосочетаний. И даже обидеть. Что же касалось молодежи, диссертантов, то здесь профессор оставался всегда на высоте. Более того, если предмет обсуждения для диссертанта был слишком тяжел, его оппонент всегда находил возможность подвести молодого коллегу к явному, бросить ему «спасательный» тезис. А как Владимир Николаевич стремился «почистить» заключительные документы по диссертациям! Его они волновали так, как будто это был результат личной работы, работы его учеников.
Если суммировать эти короткие воспоминания, дать максимально лапидарное обозначение своему восприятию Владимира Николаевича, то приходит на ум слово-символ как выражение сути этого человека: Факел! Он горел ради поиска научной истины. Горел для того, чтобы повести в мир Науки тех, кто хотел и мог называться Историком!»
Яновская В. В.: «В вечность ушел, пожалуй, один из самых энергичных, целеустремленных историков Беларуси. Как теперь принято говорить, креативность Владимира Николаевича Михнюка всех поражала. Он мог одновременно заниматься десятками научных проектов, заряжать интересом к ним своих коллег и учеников и всегда работал на конечный результат в виде то ли книги, то ли статьи или же яркого и запоминающегося выступления на научной конференции. Одновременно историк оставался совершенно приземленым, любившим жизнь во всех ее проявлениях. С ним было интересно обсуждать и вчерашний сериал, и феномен современных молодежных тусовок, и зигзаги внешней политики постсоветских стран, и качественные параметры ювелирных изделий - и многое другое, находившееся далеко за пределами научных интересов историка.
Круг же научной увлеченности Владимира Николаевича был довольно широк, что было обусловлено самой исследовательской проблематикой, которой он занимался - развитие исторической науки в Беларуси и историография. На протяжении многих лет, год за годом историк всесторонне изучал эти вопросы, несмотря на то, что они напрямую затрагивали «научную кухню» и позиции конкретных коллег. Он не боялся давать оценки (причем не всегда те, какие бы они желали слышать) их деятельности, их взглядов. Сейчас трудно выделить какой-то узкий хронологический период или проблематику, чему Владимир Николаевич отдавал свое предпочтение. Жизненный и научный опыт подсказывали ему необходимость исследовать проблемы не только в широком аспекте, во взаимосвязи и взаимозависимости со
многими факторами, но идти вглубь, искать корни того или иного явления, искать причинно-следственные связи в фактах, процессах, в побудительных мотивах деятельности конкретных исторических личностей.
С историографией в своем научном творчестве сталкивается каждый исследователь. Нет и не может быть диссертации, монографии и даже отдельной проблемной статьи без историографического анализа. Но далеко не каждый умеет (или отважится) дать полноценную аналитическую оценку взглядов своих предшественников, в особенности тех, кто продолжает работать рядом и даже слывет «мэтром». Причины могут быть разные - элементарная нехватка эмпирических знаний или неумение пользоваться ими для конструкции научной концепции, использования их в качестве доказательной базы при отстаивании своих взглядов. Иногда сказывается научный авторитет маститого ученого или срабатывает фактор страховки. Ну и, естественно, политическая конъюнктура. Все это отлично понимал Владимир Николаевич. Понимал, но не шел на сделку с научной совестью и учил этому своих учеников. Может быть, именно поэтому он был не всегда и не для всех «удобен».
Конечно, он был органичным представителем, так сказать, «позднее-советской» и «раннепостсоветской» генерации белорусских историков. Да, мы вышли из советского времени, более того - мы в нем сформировались как личности, как историки. И нам труднее, чем молодым, тем, кого мы сегодня учим, кого учил Владимир Николаевич, оценивать без излишней эмоциональности, а тем самым - субъективности, историческое прошлое, прожитое нами вместе с той огромной нашей страной, которая называлась СССР. Ведь это не столько наше прошлое (а может ли оно быть у живущего дееспособного человека?), а время нашего становления, наших побед и потерь. И мы в нем не без оснований видели и теперь, уже с высоты дней сегодняшних и своего научного опыта, продолжаем видеть много положительных черт. Все это отражается в сущностных параметрах нашего научного «кредо», является составляющей наших исторических трудов. Трудно найти в истории исторической науки Беларуси еще одно такое десятилетие -90-е годы ХХ столетия - которое бы вызывало столь огромный противоречивый всплеск мыслей и рассуждений об историческом прошлом белорусов. В результате - в целом в историографии вырисовывается как бы пессимистический «<диагноз», поставленный многими отечественными и зарубежными историками, о глубоком кризисе белорусской исторической науки, якобы малоспособной расставить обоснованные научные акценты по основополагающим проблемам «своей» истории.
Но никогда в числе пессимистов не был В.Н. Михнюк. Выбирая проблемы для научного анализа (для себя и для своих учеников), он старался отталкиваться от их научной, а не политической составляющей. Хотя, понятно, полностью преодолеть политизацию при обсуждении научных проблем еще никому не удавалось. И всегда находились и будут находиться оппоненты, которые ищут и «находят» в научных сочинениях «политику», в то время как автор умышленно стремился в своих научных изысканиях ее избегать. А уж у Владимира Николаевича их, таких «оппонентов», было немало.
Главное, на наш взгляд, к чему стремился историограф и историк исторической науки Владимир Николаевич Михнюк, это не пытаться стать «последней инстанцией» в решении научной проблемы и не считать свое мнение самым правильным и окончательным, а определить проблемные области, попытаться вовлечь других исследователей в научную дискуссию. Но дискуссию именно научную, а не в заангажи-рованный политический спор с навешиванием оскорбительных ярлыков, с делением историков на группы и категории - типа «пропрезидентских», «национальных», «памяркоуных» и т.п. Главное для него было, чтобы все, а прежде всего его многочисленные ученики, исходили из непреложной данности - есть у белорусов и всегда была своя история, свои исторические, в том числе и научные, традиции.
Историки уходят. Но их идеи остаются в научных трудах, памяти коллег, в их учениках. В отношении Владимира Николаевича это все представляется сияющей россыпью, не способной поблекнуть с ходом времени».
Столь долгая преамбула и личные эмоциональные воспоминания позволяют более отчетливо очертить так и не снятую с повестки дня белорусской исторической науки проблему осмысления истоков и развития белорусской государственности. В кАкой только плоскости не развертываются о ней дискуссии, проводятся всевозможные конференции и «круглые столы", пишутся индивидуальные и коллективные работы. Перспектив нахождения консенсуса так и не видно. Однако сегодня, как и ранее, никуда не исчезли наши и сложные, и плодотворные связи с соседями, из которых Россия, Польша и Литва очевидно являлись и являются наиболее значимыми хотя бы в контексте понимания путей и смысла развития белорусской государственности. Уже не раз отмечалось, что ее судьба, характер и перспективы являлись предметом исследований и историков-белорусистов, и истори-ков-россиеведов. В принципе, эти проблемы можно считать некой
особенностью академического изучения и университетского преподавания истории белорусской, российской, украинской, да и всей славянской. Опять же, не ссылаясь на самих себя, отметим, что историки-россиеведы (в том числе уроженцы Беларуси, но сформировавшиеся профессионально в императорских университетах России) как основатели и «интеллектуальные меценаты» Белорусского государственного университета и Белорусской академии наук, будучи зачинателями в Беларуси системных исследований истории России, на первый план своих научных интересов все же ставили проблематику белорусской истории (В.И. Пичета, Д.А. Жаринов, М.В. Довнар-Запольский, А.А. Савич, А.П. Пьян-ков и др.). Можно даже «выстроить» как бы хронологически-смысловую ленту системного изучения и преподавания истории России в высшей школе Беларуси:
- 1920-е гг.: обозначение в структуре БГУ некоего подобия кафедр - истории России, истории права и хозяйства России (точнее, чтение студентам-обществоведам с такими названиями общих и специальных лекционных курсов профессорами В.И. Пичетой, А.А. Савичем и Д.А. Жариновым, «занимавших» эти кафедры);
- большая общественная деятельность университетских россиеведов по популяризации истории России и по исторической интеллектуализации широких масс белорусов.
- 1930-е гг.: начало не только системной подготовки историков в Беларуси, но акцентированное внимание к российской истории через деятельность с 1936 г. одной из трех кафедр созданного в 1934 г. исторического факультета - истории народов СССР (при совмещении на ней преподавания и изучения конкретно белорусской истории). В данном случае нельзя удержаться, чтобы вновь не вспомнить имя В.И. Пичеты, во второй раз востребованного в Беларуси - теперь уже в связи с подготовкой учебника по ее истории. Он после тяжелого периода гонений как крупнейший знаток белорусской и российской истории был приглашен в Минск. Тогдашний директор Института истории АН БССР Н.М. Никольский, с которым Владимира Ивановича связывали многолетние теплые отношения, в личном письме убеждал коллегу забыть прошлые обиды и вновь поработать на благо белорусской исторической науки и образования: «Дорогой Владимир Иванович!.. Академия наук БССР считала бы огромным приобретением для обеспечения успеха ее работы, если бы вы согласились вернуться в среду научных работников Академии. Конкретно мы желали бы, чтобы Вы
взяли на себя руководство секцией истории СССР и БССР Института истории <...>. Кроме того, мы хотели бы, чтобы взяли на себя также руководство аспирантурой по истории СССР и БССР <...>. Для Вашего сведения сообщаю, что сейчас секция заканчивает составление 1 части учебника истории Белоруссии для средней школы, а на 1939 г. запланировано составление 2 части этого учебника и составление 1 части учебника для вузов»15;
- подготовка в Перми и зашита в Минске весной 1939 г. первой на белорусской земле кандидатской диссертации по проблеме истории древней Руси (тема: «Феодальное общество Верхнего Поволжья ХП-ХШ веков») - деканом и заведующим кафедрой истории народов СССР истфака БГУ, уроженцем Перми Алексеем Петровичем Пьянковым, который одновременно активно включился в исследование проблем собственно белорусской истории16.
- 1940-е гг.: неоднократные неудачные попытки создания в БГУ отдельной кафедры истории БССР. Так, центральная союзная «Учительская газета" еще военным летом 1943 г. опубликовала статью ученого секретаря Совет БГУ В.И. Шевченко о возобновлении работы белорусского университета на станци Сходня под Москвой, в которой писалось, что «Создается новая кафедра -истории Белоруссии, руководителем которой будет Т.С. Горбунов, секретарь ЦК КП(б) Белоруссии по пропаганде»17. Однако и на Сходне, и в первые послевоенные годы в Минске даже столь высокий властный уровень заведующего так и не позволил кафедре национальной истории утвердиться на университетском истфаке в своем самостоятельном учебно-научном статусе18. Белорусская история преподавалась и исследовалась только исключительно в рамках кафедры истории СССР и с точки зрения доминирования научных парадигм «векового единения двух братских народов - русского и белорусского». Отдельная кафедра истории БССР была создана в БГУ лишь в 1959 году.
- 1950-1980 гг.: долговременное творческое сотрудничество кафедр истории СССР БГУ, Минского пединститута и других
15 Архив Российской Академии наук. Ф. 1548. Оп. 3. Д. 171. Л. 15.
16 Архив Белорусского государственного университета. Ф. 205. Оп. 1. Д. 890. Л. 13.
17 См.: Учительская газета. 1943. 16 июня.
18 Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 205. Оп. 5. Д. 62. Л. 109.
вузов республики с российскими коллегами. Проведение в БГУ в 1968 г. IV международного славистического конгресса.
- 1991-1993 гг.: радикальное изменение учебных планов подготовки специалистов-историков в вузах Республики Беларусь, в которых изучению белорусской истории было уделено особое внимание. В Белорусском государственном университете это потребовало разделения кафедры истории Беларуси на две самостоятельные - истории Беларуси древнего времени и средних веков и истории Беларуси Нового и Новейшего времени.
- 1993-1997 гг.: проведение историками БГУ и Института истории НАН Беларуси двух всебелорусских конференций, которые продемонстрировали стремление ученых к объединению усилий для полноценного изучения как отечественной, так и всемирной истории.
- 1998 г.: создание в БГУ самостоятельных кафедр - истории России и истории южных и западных славян, что стало данью исторической традиции, заложенной В.И. Пичетой, и для обеспечения реализации учебных планов и проведения конкретных научных исследований в русле истории России и истории славянского мира. Сохранение на исторических факультетах других белорусских университетов кафедр общеславянско-российского синтетического направления.
- 1990-е гг - начало XXI в.: поиск оптимальных организационных решений при переходе от преподавания истории СССР к истории России и славянских народов путем образования в белорусских вузах кафедр истории славянских стран, российской и славянской истории, истории восточных славян (в том числе и с разбивкой на исторические периоды).
Параллельно с организационными проблемами решались вопросы формирования новых научных и педагогических подходов в преподавании истории России в учебно-научном поле Беларуси:
- осмысление территориально-государственных параметров в конкретных временных рамках именно российской истории (под углом зрения великорусской истории с государственно-политии-ческим центром в Москве);
- определение «белорусского взгляда» и подходов к изучению и преподаванию временных исторических отрезков, наполненных позитивными и негативными сюжетами
раздельной и совместной политической, экономической, социальной, культурной и духовно-религиозной жизни белорусского, русского и украинского народов;
- очевидная необходимость осмысления по-белорусски уникального и общего восточноевропейского единства украинской истории с учетом ее отношения к общерусской, российской и белорусской истории;
- выход в 2003 г. на преподавание сначала в БГУ единого курса «История России и Украины», а затем и на внедрение в высшей школе Беларуси типовой программы этого курса;
- необходимость (при условии использования возможностей слабо разработанной источниковой базы Беларуси в русле истории России, преодоления финансовых и временных затруднений при работе в архивах России и др.) акцентированного изучения «включенности» белорусской истории в общий восточнославянский контекст и конкретно в контекст истории России, как и истории Украины;
- попытка выхода на подготовку докторских диссертаций хотя бы, в большей степени, в «белорусской оболочке» (состоявшиеся удачные и не совсем защиты диссертаций в принципе по российско-имперской истории XIX - начала XX в. А.М. Лютым, З.В. Шибеко, О.Г. Буховцом, Н.И. Полетаевой, А.П. Житко, Н.М. Забавским, Д.В. Каревым, В.Е. Козляковым, Г.В. Корзенко, А.А. Горбацким, С.В. Морозовой, В.В. Шведом, Д.С. Лавриновичем, Е.К. Анищенко и др.);
- повышенное внимание к истории именно XIX в. как возможность «наложить» белорусскую составляющую на российскую историю, используя доступные архивные фонды (в первую очередь - Минского и Гродненского исторических архивов, а более всего - санкт-петербургских и московских);
- преодоление определенной боязни исследовать сюжеты советской истории (может быть, исключая проблематику Великой Отечественной войны), а тем более постсоветской, которую прочно «захватили» представители политической науки (о чем свидетельствуют защиты подобных докторских диссертаций);
- восприятие как данности наметившегося вхождения на «поле» российской истории представителей иных кафедр всеобщей истории, в особенности по кафедрам истории Нового и Новейшего времени, а также кафедр истории международных
отношений (главным образом по проблемам участия России в европейской политике второй половины XIX - начала XX в.);
- осмысление очевидной увлеченности исследователями историографической тематикой, в том числе советского периода истории; пересмотр ими ключевых проблем и терминологического обеспечения (типа - «сталинизм», «тоталитаризм», «РПЦ и советская власть» в научном освещении и др.).
Все вышесказанное не только констатирует круг очевидных научных и образовательных проблем, но и очерчивает возможные пути их решения, перспективы и надежды на научную эффективность и общественную востребованность труда историка. А они-то несбыточны без налаживания, а скорее - восстановления прочных и взаимозаинтересованных творческих связей между россиеведами Беларуси, Украины и России и других стран. Пока что можно говорить о достаточно хорошем уровне творческих связей лишь с «провинциальными» российскими университетами - Иваново, Брянск, Псков, Тула, Кострома и некоторыми иными (с недавних пор - и Саратова). Здесь непреложной данностью, движителем были и остаются личные контакты, а возможность виртуального общения через Интернет значительно расширяет их (в том числе при организации и проведении совместных научных мероприятий в условиях скромных финансовых возможностей всех сторон). В БГУ, к примеру, такого рода общение ученых в последнее десятилетие концентрируется вокруг научного журнала истфака БГУ «Российские и славянские исследования», являющего собой пример интеграции славистов, белорусистов и россиеведов многих стран.
В русле постижения важнейших этапов белорусской истории, форм ее государственности, векторов политического и цивилизационного развития никак не обойтись без наращивания творческих контактов со всеми историками «ближнего и дальнего зарубежья». Одним из возможных направлений могло бы быть реальное (а не неоднократно продекламированное на самом высоком уровне) сотрудничество в написании учебников и пособий по истории России, Беларуси, Украины, Польши, Литвы с тем, чтобы добиться наиболее объективного прочтения и острых, и совершенно сопряженных периодов, процессов, сюжетов в истории соседних народов и государств. Можно
сказать, что это важно для того, чтобы не было необходимости на политическом уровне заниматься проблемой противоборства «фальсификациям истории» с какой угодно стороны, а заодно, -чтобы минимизировать однобокое восприятие и интерпретацию истории белорусскими исследователями. Чтобы торжествовала Наука история как основа основ профессионально-эффективного преподавания истории «своей» и «чужой», основа и патриотизма, и, по-советски банально выражаясь, - интернационализма, взаимоуважения к нашему общему сложному прошлому и столь же непростому настоящему.
