CC BY
6
УДК 894.612.8-1 ББК 83.3
С.А. Бедирханов
К ЖАНРОВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА АЗИЗА АЛЕМА 1960-1980-Х ГОДОВ (НА МАТЕРИАЛЕ ДВУСТИШИЙ)
Рассматриваются особенности жанровой и строфической организации поэтического творчества Азиза Алема. Отмечается, что основные тенденции социокультурного развития 1960-1980-х годов определяются условиями интенсивного расширения художественно-эстетического пространства народов единого социалистического государства. Суть новаторских течений в поэзии дагестанских народов заключалась в возможности активной трансляции жизненных сил поэтического субъекта в строфические созидания как восточной, так и западной традиции стихосложения. В этом отношении особый интерес представляет жанр миниатюр, получивший широкое распространение в литературах народов Дагестана, что все больше проявляется и в лезгинской поэзии. Исходя из этого, целью статьи является исследование на материале стихотворений-двустиший (бейтов), различных аспектов особенностей малых поэтических форм в творчестве известного лезгинского поэта.
Ключевые слова:
Азиз Алем, двустишие, жанровая организация, миниатюра, поэтическое творчество, 1960-1980-е годы.
Бедирханов С.А. К жанровой организации поэтического творчества Азиза Алема 1960-1980-х годов (на материале двустиший) // Общество. Среда. Развитие. - 2020, № 1. - С.31 -34.
© Бедирханов Сейфеддин Анвер оглы - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы Дагестанского федерального исследовательского центра Российской академии наук, Махачкала; e-mail: bedirhanov@mail.ru
В 1960-1980-х годах культурно-исторические смыслы советского государства встраиваются в единый ценностно оформленный, системно завершенный стадиальный цикл, отмеченный интенсивным развитием творческих сил общества. Это определяет условия перехода интенцио-нальных структур общественного сознания от коллективно оформленных ценностных конструкций к индивидуально данным смыслам духовного бытия. Отмечая идейно-политический плюрализм и разнородность социалистического искусства 1960-1980-х гг., В.П. Конев пишет: «Искусство преодолевает ограниченность тематики и ее ортодоксальную интерпретацию. Наряду с традиционными, оно обращается к новым темам: границы революционного насилия, сталинизм, репрессии и реабилитации, борьба за мир, антиномии между официальными мифами и реальностью, поиски смысла жизни в ситуации кризиса традиционных идеалов, трагедия коллективизации, соотношение классового и общечеловеческого, православие, НТР, урбанизация, маргинализация общества, соотношение индивидуального и коллективного, социализм с человеческим лицом и т.д. Главным в содержании искусства 1960-1980-х становится поворот от преимущественного интереса к жизни коллектива и общества к жизни и судьбе отдельной личности, которая рассматривается не как простая персонификация
социальной функции, как маска, а как индивидуальное Я, которое автономно по отношению к общественному целому» [5].
Активность индивидуально явленных духовных сентенций обозначила реалии, определившие возможности рационализации ментальных конструкций творческого сознания. Как следствие творческое сознание все больше обращается к бытийным проблемам человеческого существования. Это способствовало расширению жизненного пространства поэтического духа, разнообразию форм, в первую очередь жанровых, репрезентации явлений его бытия.
Одним из самых распространенных в дагестанской, в том числе и в лезгинской, поэзии стихотворных жанров является жанр миниатюр. «Лаконичность, емкость, концентрированное выражение мысли, типологическая близость к фольклорным жанрам - пословицам, поговоркам, этим сгусткам народной мудрости, часто обладающим ритмическими качествами и очень сжатой организацией, - обусловили формирование миниатюрной формы, своеобразной мини-системы. Объединение двустиший давало более крупные поэтические конструкции - четверостишие, шестистишие, восьмистишие» [8, с.70-71].
Исследователь лезгинской поэзии 1960-1980-х годов Г. Темирханова видит о определенную закономерность в развитии 53 малых поэтических форм в лезгинской по- Ц эзии. Получивший широкое бытование в
о
устном народном творчестве и в дореволюционной поэзии лезгин жанр миниатюр исчезает в литературе 1920-1940-х годов. Возрождение жанра происходит в 19601980-е годы [6, с. 8].
Активное обращение лезгинских поэтов в 1960-1980-х годах к малым поэтическим формам было связано и со спецификой самого жанра, с открытостью его строфических структур к происходившим в обществе изменениям. Эти изменения и определяют композиционно-содержательные характеристики малых поэтических форм, в которых теперь «больше философских размышлений о времени, о себе, о человеке, о судьбах народа, об истинном и мнимом, о правде, гуманизме, добре и зле, смерти и бессмертии, вечности, о труде поэта и множество других вопросов, волнующих литераторов» [6, с. 9-10].
Таким образом, возможности художественной трансляции динамичных социальных потоков в информационно емкие, ограниченные символические поля определяют жанровые компетенции малых поэтических жанров. Это и обусловливает их значимость в развертывании этнопоэ-тических сценариев народа во всем историческом развитии. В этом отношении интересны выводы исследователя дагестанской поэзии С.М. Хайбуллаева, который отмечает: «Миниатюра - жанр, на примере которого можно наиболее полно, последовательно проследить эволюцию поэтического творчества, его динамику, развитие эстетических представлений народа и всего человечества на протяжении большого исторического периода» [7, с. 20].
К жанровым традициям миниатюр в 1960-1980-х годах обращается и известный лезгинский поэт Азиз Алем. В творчестве поэта представлены такие виды миниатюр, как одностишия, двустишия (бейт), трехстишия, четверостишия, пятистишия, восьмистишия. «Такая многогранность поэтического склада - следствие неустанных поисков в области формы. Идя от одной стиховой схемы к другой, поэт не делает самоцелью достижение определенной конструкции, а ищет модель, позволяющую наиболее плодотворно заключить тревожную мысль; его стих отправляется в поиски вслед за идеей» [6, с. 27].
Значительное место в поэзии А. Але-ма занимают стихотворения, созданные в строфических композициях двустиший. А.П. Квятковский определят двустишие как простейшую форму строфы, популярную у всех народов мира. В поэзии народов Ближнего и Среднего Востока двустишие носит название бейт [4].
Композиционно-содержательные основы двустиший А. Алема «охватывают разные явления жизни, в содержательном аспекте они близки философской, пейзажной, интимной лирике, разрабатывают идентичные социальные и морально этические проблемы» [8, с. 72]. Внешнее строение их строфической конструкции имеет единую ритмическую организацию, каждый бейт состоит из двух рифмующихся между собой стихотворных строк, каждая из которых содержит по 11 слогов.
Бейт, который начинается со слов «Зун пачагь я...» («Я падишах...») имеет интересную композиционную организацию. Основную семантическую и ритмическую нагрузку в двустишии несет слово «Зун» («Я»), которое повторяется в начале и в середине каждого стиха. Местоимение во всех позициях имеет единую, выраженную в именительном падеже грамматическую форму, которая выстраивает ритмическую структуру двустишия.
Сущностно-содержательная конструкция Я располагает концентрированной структурой лирического начала, определяющей авторскую позицию в поэтическом дискурсе произведения. Из этой позиции «набрасывается взгляд» и на прошлое, и на будущее. Ни прошлое, ни будущее не подлежит чувственно-эмоциональному переживанию (прошлого уже нет, а будущее еще не наступило). Поэтому Зун (Я) приобретает предикаты («Я есть падишах», «Я есть слуга»), присваивающие ему социальные характеристики, которые, однако, не могут быть определены как позиционные основе лирического начала в настоящем.
Знаки «Я», «падишах», «слуга», «прошлое», «будущее», «ушедшие», «приходящие» создают ассоциативную цепочку, затрагивающую глубинные экзистенциальные смыслы человеческого бытия:
Зун пачагь я, зун къведалди фейибурин.
Зун нуьквер я, зун хфейла къверибурин
[1, с. 13].
Я падишах для тех, кто был до меня.
Я слуга для тех, кто придет после меня.
Замыкающее содержательное пространство двустиший семантически завершенное, содержащее ограниченное количество лексических единиц, целое представляет определенный, внутренне концентрированный отрезок сознательной жизни лирического Я. Освещенные духовным содержанием семантические единицы заполняются символическим содержанием, которое отсылает к универсальным принципам организации человеческого бытия. В основаниях этих прин-
ципов и охватывается экзистенциальная сущность жизни. Носителем жизни является человек, что делает его присутствие в поэтическом поле двустиший тотальным.
Образ человека дается в различных лексических вариациях: инсан (человек), садбур (некоторые), чун (мы), жегьил кас (молодой), аялар (дети). В этих вариациях определяются сущностно-содержатель-ные характеристики стихотворений.
В одном двустишии поэт обращается к человеку со словами «эй, инсан» («эй, человек»). Эти слова расположены в конце первого стиха. Вербальный акт, который прерывается этими словами, санкционирован структурами переживания, через явления которого транслируется определенный, присущий человеческой жизни, смысл. Этим смыслом является одиночество.
Ценностно-смысловое значение одиночества существенно в наличии некоего неограниченного пространственного вместилища, в просторах которого одиночество приобретает экзистенциальное содержание. Таким вместилищем является мир, который в двустишии дан в двух формах. Разделительными знаками этих форм являются указательные местоимения: «тот мир», «этот мир».
Разграничивающие миры указательные местоимения есть вербальные смыслы некоего символически определенного мыслительного соединения, которое настраивается над человеческим бытием как единое всеобщее целое, удерживающее устойчивость конструкции, не поддающейся снятию оппозиции «жизнь и смерть». «Вмонтирование» в эту конструкцию в качестве смягчающего момента оппозиции жизни и смерти знака «одиночество» есть результат охваченности его понятийного пространства широким символическим содержанием, вследствие чего одиночество представляет человеческое бытие во всех его проявлениях. Человек одинок и в «этом мире», и в «том мире»:
Куьз тек я вун и дуьньяда, эй инсан?
А дуьньяда тахьайт1ани тек я чун [1, с. 13].
Отчего в этом мире ты так одинок,
о человек?
В том мире мы и так одиноки.
Рифмованные между собой стихотворные строки двустишия содержат ровное количество - по одиннадцать слогов. Оно имеет внутристиховую интонационную конструкцию, разделенную по схеме 4-4-3. Единая ритмическая организация двустишия замыкает пределы развернутого в нем поэтического дискурса, который, встроенный в ритмически созвучные се-
мантические структуры, отсылает к глубинным смыслам человеческого бытия. Такую же ритмическую организацию имеет и бейт, который начинается со слов «Йисар физва...» («Годы уходят...»). Эти слова представляют некое концентрированное символическое целое, синтезирующее и объективные, и субъективные характеристики в единую образную конструкцию: «Годы уходят, оставляя воспоминания о себе».
Делегирование субъективных характеристик во внутренне текущее (годы уходят) символически концентрированное образное целое определено изначально укорененном в сознании мыслью о подвластности жизни времени. Время встраивает жизненные ритмы человека в определенные циклы, каждый из которых раз и навсегда завершает индивидуально данные жизненные мгновения человеческого существования:
Йисар физва таз чпикай хиялар,
Уьмуьр патал ядигар яз аялар [1, с. 13].
Годы уходят, оставляя воспоминания
о себе
И детей, как сокровища этой жизни.
Таким образом, композиционно-содержательная основа двустишия А. Але-ма располагает в качестве организационных моментов не только присущими для данного вида жанра миниатюр ритмическими компонентами, но целым набором символических средств, отсылающих к проблемам жизни и времени. Анализируя малые поэтические жанры А. Алема, Г. Темирханова отмечает, что многие произведения поэта «отличаются философской глубиной, тягой к обобщениям. Поэт прибегает к сравнениям, которые должны подтверждать вечность и непреходящее значение многих истин, мысль его, часто афористичная, бьется ради постижения самых глубинных сторон бытия, того, что же такое счастье, где истина, как жить, чем измерить беспримерную красоту человека. В олицетворенных образах, афористических высказываниях и неожиданных сравнениях содержатся высказывания о времени, о сложности жизни и сложности постижения индивидуума» [6, с. 26].
Одной из особенностей двустиший А. Алема является отсутствие в развернутых в них поэтических дискурсах грамматически оформленного субъективного начала. Его жизненное пространство замкнуто в самом себе, вследствие чего приобретает существенность в качестве некоего источника энергии, через которой в поэтическое пространство универсальные конструкты человеческого бытия транслируются в духовном содержании. В духовном
содержании эти конструкты выстраивают дуальные оппозиции (жизнь и смерть, молодость - старость, прошлое - будущее), которые не могут быть преодолены. Осознание отсутствия в основаниях бытия механизмов их снятия делает возможным делегирование субъективные характеристики Я во всеобщие конструкты человеческого существования: инсан (человек).
В бейте «Кьуьзуь жезва» («Стареет») дуальная оппозиция имеет структурными компонентами такие антонимические слова, как старость -молодость. Грамматические формы этих слов (глагол, 3 лицо) определяет их понятийную сущность в направленных в противоположные стороны действиях.
Семантический ряд, выстроенный в пространстве первого стиха двустишия, обусловлен вербальными структурами сознания, сопряженными со смыслами необратимости времени. Последствием этой необратимости является старение жизни, носителем которого является жегьил кас (молодой человек). Слово «человек», которое сопровождается определением «молодой», занимает середину стихотворной строки, образует серединный отрезок цезуры (4-3-4). «Молодой человек» включен в процесс старения, который выражен в словах «кьуьзу жезва» («стареет»). Эти слова повторяются и в начале, и в конце строки, тем самым создается и внутристиховой ритмический порядок:
Кьуьзуь жезва, жегил кас, кьуьзуь жезва -
Кьуьзуь дуьнья къвердавай жегьил жезва
[1, с. 13].
Стареет молодой человек, стареет -
Старый мир с годами молодеет.
Во второй стихотворной строке действие глагола направлено в сторону омоложения. В это действие встроен мир, который облагается дефиницией «кьуьзуь» («старый»): старый мир с каждым днем молодеет. Однако сам мир равнодушен возрастным циклам бытия. В нем концентри-
рована идея вечности, которая подавляет внутреннее движение времени.
Вечность есть свойство мира, она не присуща жизни человека, каждый возрастной цикл которой определяется необратимостью линейного течения времени. Это и есть источник экзистенциальных переживаний, сопряженных с глубоким противоречием «между субъективной жизнью, которая не знает покоя, однако конечна во времени, и ее содержанием, которое, будучи раз роздано, неподвижно, однако вечно сохраняет свое значение» [3].
Тема быстротечности человеческой жизни - одна из самых распространенных не только в лезгинской, но и в мировой литературе. К ней часто обращается и А. Алем. Эта тема в стихах поэта приобретает новую духовную артикуляцию, которая, «обработанная» внутренними волнениями его сознания, определяет содержательно-композиционные характеристики созданных им малых поэтических жанров.
Таким образом, в двустишиях А. Алема затрагиваются идеи всеобщности, отражающие глубинные бытийные проблемы человеческого существования. Активное обращение к общечеловеческим проблемам было вызвано и общими тенденциями развития дагестанской литературы 1960-1980-х годов. «Главная линия ее развития идет по пути более углубленного отражения действительности, усиления ее связей с жизнью, развития ее гражданских и общечеловеческих черт» [2, с. 249]. Этой линии развития художественного мышления народов Дагестана соответствовало и творческое мышление известного лезгинского поэта, которое, фактически ставшее экспериментальной лабораторией по производству жанровых новаций, внесло в национальную поэтическую систему ряд неординарных структурных явлений, представляющих жизненные силы лирического героя в различных жанровых компетенциях духовного бытия.
о
Список литературы:
Алем А. Охапка лучей. - Махачкала, ДКИ, 1970. - 80 с. (На лезг. яз.)
Дагестанская литература на современном этапе (1954-1967) // История дагестанской советской литературы. В двух томах. Т. 1. 1917-1965. - Махачкала: изд-во даг. фил. Академии наук СССР, 1967. - 418 с. Зиммель Г. Понятие и трагедия культуры. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http/simmel.filosoff. org/wp-content/uploads/sites/153/2015/10/zimmel-georg-ponjatie-i-tragedija-kultury-filosoff.org_.pdf Квятковский А.П. Поэтический словарь. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://www.wysotsky. тот/0009/150.Мт#0591
Конев В.П. Советская художественная культура периода 30-х - 80-х годов XX века: теоретико-исторический анализ / Автореф. дисс. ... д. культурологии. - Кемерово, 2004. - Интернет-ресурс. Режим доступа: http://cheloveknauka.eom/sovetskaya-hudozhestvennaya-kultura-perioda-30-h-80-h-godov-xx-veka# ixzz5e6oe9jr1
Темирханова Г. Современная лезгинская поэзия. - Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1988. - 128 с. Хайбуллаев С.М. Современная дагестанская поэзия (система жанров). - Махачкала: Даг. учпедгиз, 1996. - 364 с.
Юсупова Ч.С. Дагестанская поэзия 1965-х - 1985-х годов. - Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 2012. - 215 с.
