CC BY
90
УДК 343.132
К ВОПРОСУ ОБ ОТКРЫТОСТИ ПЕРЕЧНЯ СУДЕБНЫХ ДЕЙСТВИЙ СЛЕДСТВЕННОГО ХАРАКТЕРА
Е. Б. Кузин, соискатель кафедры уголовного процесса и криминалистики Юж-
но-Уральского государственного университета
Анализируются вопросы отнесения оглашения показаний подсудимого, потерпевшего и свидетеля, протоколов следственных действий и иных документов к судебным действиям следственного характера, а также вопросы открытости перечня судебных действий следственного характера.
Ключевые слова: следственные действия, судебные действия следственного характера.
В УПК РФ судебные действия следственного характера представлены не как случайное и неорганизованное множество определенных судебных действий, а как системное образование, в котором каждое судебное действие следственного характера выступает равноправным элементом системы.
В настоящее время в систему судебных действий следственного характера, по нашему мнению, можно включить следующие судебные действия:
1) допрос подсудимого;
2) допрос потерпевшего;
3) допрос свидетелей;
4) допрос лиц, обладающих специальными познаниями (эксперта, специалиста);
5) производство судебной экспертизы (назначение судебной экспертизы);
6) осмотр вещественных доказательств;
7) осмотр местности и помещения;
8) следственный эксперимент;
9) предъявление для опознания;
10) освидетельствование.
Анализ научной литературы показал, что, несмотря на включение законодателем в гл. 37 УПК РФ («Судебное следствие») наряду с вышеизложенными оглашения показаний подсудимого (ст. 276 УПК РФ), потерпевшего и свидетеля (ст. 281 УПК РФ), а также протоколов следственных действий и иных документов (ст. 285 УПК РФ), в научных кругах дискуссионным остается вопрос их отнесения к судебным действиям следственного характера.
Так, О. Я. Баев и И. Б. Михайловская, полагая, что в связи с тем, что в ходе оглашения показаний участников процесса, протоколов других следственных действий и иных документов не происходит собирание и представ-
ление новых доказательств, не указывают их в системе судебных действий следственного характера, именуя их специфичным путем исследования преступлений или «способом преобразования следственных доказательств в доказательства судебные»1.
С такой позицией не соглашается С. А. Александрова, указывая, что цель судебных действий следственного характера состоит не только в получении новых доказательств, но и в исследовании доказательств, собранных в ходе предварительного расследования, в проверке и оценке доказательств, выявлении возможных противоречий между содержанием доказательств и выяснении причин таких противоречий, и считая обоснованным отнесение оглашения показаний подсудимого, потерпевшего, свидетеля, а также протоколов следственных действий и иных документов к судебным действиям следственного характера2.
Полагаем, что с указанным мнением С. А. Александровой согласиться нельзя, так как высказанная О. Я. Баевым и И. Б. Михайловской позиция представляется нам более обоснованной и не только в связи с приведенными ими доводами.
Подтверждая верность приведенной позиции названных авторов, прежде всего, по нашему мнению, необходимо обратиться к разделяемой многими исследователями и автором концепции формирования доказательств, согласно которой доказательства изначально в природе не существуют, а появляются в результате познавательно-удостоверительной деятельности следователя, когда закономерное в любом отражательном процессе преобразование информации, придание ей следователем (дознавателем) требуемой зако-
ном процессуальной формы позволяют следователю получить, т.е. сформировать, доказательство.
В связи с изложенным следует согласиться с высказанным С. А. Шейфером мнением о том, что определяющим в трактовке следственного действия является тот факт, что формирует доказательство субъект, которому закон вверяет собирание доказательств, т.е. следователь, дознаватель, суд (судья), и который осуществляет эту деятельность на основе контакта с носителем доказательственной информации3.
В свою очередь, развивая данное утверждение и констатируя, что определяющим в трактовке судебных действий следственного характера является то, что суд формирует доказательства, осуществляя эту деятельность на основе контакта с носителями доказательственной информации путем познавательноудостоверительной деятельности, полагаем невозможным отнесение оглашения показаний участников процесса, протоколов следственных действий и иных документов к судебным действиям следственного характера. Так, в данном случае доказательственная информация уже извлечена и не судом, который ее лишь оглашает, не управляя в этом случае познавательной деятельностью. Именно отсутствие возможности применения судом приемов познавательно-удостоверительной деятельности на основе непосредственного контакта с носителями доказательственной информации при оглашении показаний участников процесса, протоколов следственных действий и иных документов является определяющим аргументом.
Более того, полагаем, что эту позицию ничуть не колеблет и закрепление законодателем оглашения показаний участников процесса, протоколов следственных действий и иных документов в гл. 37 УПК РФ, так как они, имея другую правовую природу, вполне могут быть отнесены не к судебным действиям следственного характера, а, например, к определенному «способу преобразования следственных доказательств в доказательства судебные»4, что отнюдь не мешает им находиться в гл. 37 УПК РФ.
Именно в связи с вышеизложенным полагаем невозможным отнесение к судебным действиям следственного характера оглашения показаний участников процесса, протоколов следственных действий и иных документов.
Система судебных действий следственного характера в уголовном процессе России формировалась в течение длительного времени, и до настоящего времени в научных кругах достаточно дискуссионным остается вопрос об открытости перечня судебных действий следственного характера и соответственно о возможности либо невозможности применения других следственных действий непосредственно в ходе судебного следствия.
В. М. Бозров и В. М. Кобяков высказывали мнение о возможности применения всех следственных действий, производимых в ходе предварительного расследования, и в период судебного следствия. При этом они обращали внимание на то, что при ответе на этот вопрос следует исходить из требований ст. 70 УПК РСФСР 1960 года, в которой перечислены процессуальные средства по собиранию доказательств. Из содержания данной статьи вытекает вполне определенный и соответствующий процессуальной логике вывод, что все следственные действия, производимые на предварительном расследовании, как правило (в принципе), могут быть осуществлены и в ходе судебного следствия, поскольку эта статья адресована всем без исключения органам уголовного судопроизводства в познавательных целях5.
На первый взгляд, высказанное этими авторами мнение со ссылками на статьи УПК РСФСР 1960 года может показаться неактуальным в связи с введением в действие УПК РФ. Однако статья «Собирание доказательств» (ст. 86 УПК РФ) хотя и претерпела ряд существенных изменений, все же положение о том, что собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства наряду с другими участниками еще и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных УПК РФ, осталось. Более того, отсутствуют в этой статье, как и в действовавшей ранее, какие-либо ограничения на производство судом в ходе судебного следствия лишь определенных следственных действий. В этой связи мнение В. М. Бозрова и В. М. Кобякова представляется верным и актуальным до настоящего времени. В определенных случаях суд может воспользоваться практически любым следственным действием, в том числе и не входящим в перечень, указанный в гл. 37 УПК РФ, для вынесения законного, обоснованного и справедливого приговора. Таким образом, полагаем возможным утверждать,
Кузин Е. Б.
что в настоящее время система судебных действий следственного характера носит открытый характер, так как периодически она пополняется новыми элементами.
Верность таких суждений подтверждает и практика применения судебных действий следственного характера за последнее десятилетие. Примером тому может служить закрепление в УПК РФ в системе судебных действий следственного характера следственного эксперимента, предъявления для опознания и освидетельствования. Так, если мы обратимся к ранее действовавшему УПК РСФСР 1960 года, то обнаружим, что ни следственный эксперимент, ни предъявление для опознания, ни освидетельствование не входили в систему судебных действий следственного характера, так как не были включены в соответствующую гл. 23 УПК РСФСР. Однако с учетом потребностей в практическом применении вышеуказанных следственных действий не только в ходе предварительного следствия, но и в ходе судебного следствия все они были включены в систему судебных действий следственного характера в качестве самостоятельных судебных действий следственного характера (ст. 288, 289, 290 УПК РФ). В настоящее время идет длительный и сложный процесс практической апробации введенных в систему новых элементов, и поэтому еще достаточно рано окончательно констатировать, какие из вновь введенных элементов активно применяются в ходе судебного следствия, а какие остались лишь на бумаге. Но все же промежуточные выводы сделать можно.
Так, по результатам анкетирования 40 судей Уральского военно-судебного округа (территория включает шесть субъектов РФ и Республику Таджикистан) мы сделали вывод о достаточно широком применении за прошедшее время военными судьями следственного эксперимента. Например, по уголовному делу в отношении капитана Р., обвиняемого в превышении должностных полномочий с применением насилия к потерпевшему С. (ст. 286, ч. 3, п. «а» УК РФ), судом с учетом мнения сторон был назначен и проведен следственный эксперимент в комнате дежурного по войсковой части для выяснения реальной возможности наблюдения свидетелем А. происходивших событий. По результатам следственного эксперимента и с учетом всей совокупности исследованных и согласующихся между собой доказательств судом были сде-
К вопросу об открытости перечня судебных действий следственного характера
ланы выводы о виновности подсудимого Р. в превышении должностных полномочий и причинении при этом средней тяжести вреда здоровью потерпевшему С. При этом именно по результатам следственного эксперимента с участием свидетеля А. показания последнего (об отсутствии ударов в лицо потерпевшего и наличии лишь пощечин) были признаны судом недостоверными, так как в результате было установлено, что названный свидетель не мог реально наблюдать полностью все
происходящее при таком его местоположе-
6
нии, как он утверждал .
В период рассмотрения другого уголовного дела - дела в отношении лейтенанта К., обвиняемого в превышении должностных полномочий с применением насилия и причинении тяжких последствий (ст. 286, ч. 3, п. «а», «в» УК РФ), сторона защиты активно настаивала, что ряд допрошенных в суде свидетелей обвинения Л. и С. оговорили подсудимого К. из-за личных неприязненных отношений и они не могли реально видеть непосредственно нанесение ударов. При этом сторона защиты акцентировала внимание участников процесса на исследованной в суде схеме места происшествия, из которой следовало, что свидетелям Л. и С. для обзора мешала расположенная в помещении колонна, и в этой схеме, подтверждая ее правильность, расписались данные свидетели. Проведенным следственным экспериментом была установлена несостоятельность доводов стороны защиты, так как колонна не препятствовала обзору свидетелей Л. и С. Что же касается удостоверяющих подписей в схеме места происшествия, то названные свидетели в ходе следственного эксперимента пояснили, что поставили свои подписи, реально не знакомясь с ней и не сверяя ее достоверность. В результате показания свидетелей Л. и С., данные следственного эксперимента наряду с другими согласующими доказательствами были положены в основу обвинительного приговора в отношении подсудимого К.7
Следует отметить, что судебной практике известны и случаи применения ряда следственных действий, прямо не входящих в перечень судебных действий следственного характера. Например, в Дальневосточном военносудебном округе в 1993 году Дальневосточным окружным военным судом при рассмотрении по первой инстанции уголовного дела в отношении подсудимого П., обвиняемого в убийстве, судом были проведены эксгумация
и осмотр трупа потерпевшего, в результате которых, а также по итогам соответствующих экспертиз была установлена истинная причина его смерти, что существенно отразилось как на предъявленном обвинении, так и на справедливости вынесенного обвинительного приговора8.
В Центральном районном суде г. Челябинска при рассмотрении в 2008 году уголовного дела в отношении граждан Ш. и К., обвиняемых в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью группой лиц по предварительному сговору, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего К. (ст. 111 ч. 4 УК РФ), была проведена эксгумация трупа потерпевшего К. Такие действия в судебном заседании были вызваны необходимостью проведения повторной комиссионной судебномедицинской экспертизы трупа, по результатам которой с учетом других согласующихся между собой доказательств содеянное подсудимыми было переквалифицировано судом на ст. 116 ч. 2 УК РФ в отношении подсудимого К., на ст. 115 ч. 1 УК РФ в отношении подсудимого Ш. и назначено справедливое наказание9.
В. М. Бозровым приводится пример проведения эксгумации трупа потерпевшей и предъявления ее для опознания. Так, военный трибунал, рассматривая уголовное дело М. и Г., обвинявшихся в убийстве С., пришел к выводу о необходимости эксгумации трупа потерпевшей для проведения дополнительных экспертных исследований. По изъятии трупа из могилы родственники потерпевшей заявили, что существенных изменений внешности
С. после ее захоронения не произошло. В этой связи суд решил представить труп для опознания ряду свидетелей, видевших С. на месте ее гибели с М. и Г. Опознание дало положительные результаты, и у суда появились дополнительные доказательства причастности М. и Г. к убийству С.10
Таким образом, случаи применения судами следственных действий, прямо не входящих в перечень судебных действий следст-
венного характера, но предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством на предварительном следствии, не являются такими уж и редкими. Более того, следует отметить реально существующую тенденцию к тому, что отсутствие в гл. 37 УПК РФ каких-либо следственных действий, предусмотренных только на предварительном следствии, не является для судов препятствием к их проведению в необходимых случаях и в ходе судебного следствия.
1 Баев О. Я. Основы методики уголовного преследования и профессиональной защиты от него: научнопрактическое пособие (на примере уголовнопроцессуального исследования должностных и служебных преступлений). М., 2009. С. 220, 223; Михайловская И. Б. Соотношение судебных и следственных доказательств // Государство и право. 2006. № 9. С. 46.
2 Александрова С. А. Судебные действия, осуществляемые судом первой инстанции в уголовном судопроизводстве России: понятие, виды, процессуальный режим: дис. ... канд. юрид. наук. Воронеж, 2010. С. 129.
3 См.: Шейфер С. А. Следственное действие: кто является субъектом его проведения? // Сб. материалов 50-х Криминалистических чтений « Теория и практика использования специальных знаний в раскрытии и расследовании преступлений». М., 2009. Ч. 2. С. 69.
4 См.: Баев О. Я. Указ. соч. С. 220, 223; Михайловская И. Б. Указ. соч. С. 46.
5 См.: Бозров В. М., Кобяков В. М. Судебное следствие: вопросы теории и практики. Екатеринбург, 1992. С. 8; Бозров В. М. Современные проблемы российского правосудия по уголовным делам в деятельности военных судов (вопросы теории и практики): монография. Екатеринбург, 1999. С. 158-159.
6 Из собственной судебной практики. Архив Нижнетагильского гарнизонного военного суда. Дело № 46/3. 2003.
7 Из собственной судебной практики. Архив Нижнетагильского гарнизонного военного суда. Дело № 79/5. 2006.
8Архив Дальневосточного окружного военного суда. Дело №6/11. 1993.
9 Архив Центрального районного суда г. Челябинска. Дело № 1-2/08. 2008.
10 Бозров В. М., Кобяков В. М. Указ. соч. С. 42.
Статья поступила в редакцию 25 апреля 2011 г.
