CC BY
6К вопросу об осуществлении субъективных .
УДК 347.78
к вопросу об осуществлении субъективных гражданских прав при исполнении смарт-контрактов
Саченко Алексей Леонидович
Санкт-Петербургский имени В.Б. Бобкова филиал Российской таможенной академии, доцент кафедры гражданско-правовых дисциплин, канд. юрид. наук, доцент, e-mail: alex_sachenko@list.ru
В работе раскрываются проблемы правового регулирования осуществления гражданских прав при реализации смарт-контрактов. Исходя из имеющейся правоприменительной практики и анализа норм материального права, автором делаются выводы относительно допустимой возможности волеизъявления участников гражданского оборота при реализации условий смарт-контрактов
Ключевые слова: смарт-контракт; гражданско-правовая сделка; информационная система; электронная форма сделки; волеизъявление; осуществление гражданских прав
on the issue of the implementation of subjective civil rights in the execution of smart contracts
Sachenko Alexey L.
Russian Customs Academy St. Petersburg branch named after Vladimir Bobkov, Associate Professor of the Department of Civil Law Disciplines, Candidate of Juridical Sciences, Docent, e-mail: alex_sachenko@ list.ru
The paper reveals the problems of legal regulation of the exercise of civil rights in the implementation of smart contracts. Based on the available law enforcement practice, as well as the analysis of the norms of substantive law, appropriate conclusions are drawn regarding the permissible possibility of a full-fledged expression of the will of civil turnover participants in the implementation of the terms of smart contracts
Keywords: smart contract; civil transaction; information system; electronic form of transaction; expression of will; exercise of civil rights
Для цитирования: Саченко А.Л. К вопросу об осуществлении субъективных гражданских прав при исполнении смарт-контрактов // Учёные записки Санкт-Петербургского имени В.Б. Бобкова филиала Российской таможенной академии. 2022. № 4 (84). С. 99-102.
Импульсом к развитию цифровых технологий и применению их в современном гражданском обороте послужило то, что законодателем было введено такое понятие, как электронная форма сделки. Следует иметь в виду, что электронная форма сделки не образует отдельной, обособленной категории и является лишь разновидностью сделки, поскольку, согласно п. 2 ст. 434 Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ) электронная сделка в объективном смысле представляет собой форму электронного документа. Анализируя действующее законодательство, стоит отметить, что в качестве электронного документа понимается информация, подготовленная, отправленная, полученная или хранимая с помощью электронных, магнитных, оптических либо аналогичных средств, включая обмен информацией в электронной форме и электронную почту.
В то же время стоит обратить внимание на тот факт, что Федеральный закон от 27 июля 2007 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее - Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации») [1] вводит такое понятие, как электронный документ, представляющий собой документированную информацию, представленную в электронном виде.
Такая форма позволяет воспринимать физическим лицом соответствующие сведения с использованием ЭВМ, передавать эти сведения по каналам информационно-коммуникационной сети, а также обрабатывать в информационных системах.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод об отсутствии законодательного единообразия в отношении понятия «электронный документ», что существенным образом отражается на понимании такой правовой категории, как электронная форма сделки.
Рассматривая содержание понятия электронной формы сделки, общим, по сути, родовым признаком является то, что в обоих случаях такая сделка представляет собой информацию. В то же время справедливым является и то, что информация - это внешнее обличие сделки, поэтому логично воспринимать электронную сделку не как самостоятельную сделку, а как разновидность ее формы. Ввиду этого более приемлемой является формулировка, содержащаяся в Федеральном законе «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», согласно которой электронная сделка - это электронный документ или документированная информация. Необходимо иметь в виду, что документированная информация обрабатывается в определённой информационной системе.
Несмотря на то, что гражданское законодательство прямо не содержит понятия «информационная система», тем не менее оно указывает на то, что электронный документ - это информация, полученная и хранимая с помощью любых электронных, магнитных и оптических средств. Таким образом, законодатель избегает понятия «информационная система», в связи с чем возникает вопрос: возможно ли обеспечить получение, а также хранение информации вне системы? Формулировка ч. 2 ст. 434 ГК РФ содержит лишь указание на средства, обязательные компоненты информационной системы, такие как, например, электронные средства. Однако сами по себе ни электронные средства, ни магнитные и оптические аналоги не могут существовать вне системы.
Таким образом, можно сделать общий вывод о том, что электронная форма сделки - это электронный документ или документированная информация, содержащаяся в определенной информационной системе, а соответствующая информационная система предопределяет условия электронной формы сделки.
Такая постановка вопроса выделяет и еще одно явление, укоренившееся в качестве одного из главных явлений современного гражданского оборота, получившее название «смарт-контракт». Отсутствие легальной дефиниции данного понятия позволяет сделать вывод о том, что смарт-кон-тракт - это, по сути, разновидность электронной формы сделки, в которой главенствующее положение занимает информационная система. Вместе с тем смарт-контракт представляет собой сделку, заключаемую в электронной форме, по которой возникающие из нее обязательства могут исполняться без отдельного волеизъявления сторон путем применения информационных технологий. Как следствие, информационные технологии (в том числе определенная информационная система) самостоятельно исполняют обязательства, то есть осуществляют субъективные права и обязанности.
Представляется, что ввиду вышеуказанного обстоятельства полностью перекраивается традиционное понимание осуществления гражданских прав, поскольку обладатель субъективного гражданского права не способен самостоятельно осуществлять его и с этой целью вынужден обращаться к правилам соответствующей информационной системы, которая, в свою очередь, будет самостоятельно определять условия осуществления субъективного права.
Складывается ситуация, при которой присутствует воля субъекта, но при этом она не может быть им выражена самостоятельно, поскольку эта воля выражена информационной системой, действия которой санкционируются обладателем субъективного права. Однако в данном случае понимается воля обезличенного субъекта, поскольку в цифровой среде идентифицировать личность субъекта возможно лишь в ретроспективе с помощью соответствующих
данных в системе распределенного реестра, то есть уже после того, когда фактически сделка находится в стадии исполнения или после ее исполнения. Подобное положение вещей позволяет весьма критично подходить к вопросу об идентификации личности обладателя субъективного права и, как следствие, наличия или отсутствия его волеизъявления на заключение сделки, особенно если такая сделка представляет собой смарт-контракт. Таким образом, стадия реализации сделки как волеизъявление субъекта в заключении сделки с технико-правовой стороны представляет собой всего лишь информационный алгоритм, заданный и проводимый самой системой уже без участия самого лица, обладающего субъективным правом. Думается, фактически складывающаяся ситуация противоречит базовому понятию, изложенному в ст. 9 ГК РФ, в соответствии с которой участники гражданского оборота - граждане и юридические лица - осуществляют гражданские права по своему усмотрению, но не по усмотрению информационной системы, которая никак не может предопределять волю участника соответствующего гражданского правоотношения. Более того, видоизменяется традиционное как для отечественной, так и для мировой цивилистики определение сделки, поскольку согласно п. 1 ст. 153 ГК РФ сделка представляет собой волевой акт - действие, направленное на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Аналогичной позиции придерживается Верховный Суд РФ, согласно которой сделкой является волеизъявление, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей [2].
В данном случае презюмируется положение, при котором волеизъявление осуществляется участником гражданского оборота непосредственно: если таковым является гражданин, то его воля должна быть выражена им лично, если таковым является юридическое лицо, то воля должна быть выражена непосредственно уполномоченным юридическим лицом гражданином и опять же лично.
Однако как быть со смарт смарт-контрактом, когда, например, процедура его заключения сводится не к непосредственному волеизъявлению лица, а к осуществлению определенного информационного алгоритма в советующей информационной системе и по её же правилам? Если пытаться проводить какие-либо аналогии, предварительно изыскивая их в гражданском законодательстве, то вполне логичным представляется вывод о том, что никакого представительства со стороны информационной системы в данном случае возникать не может, равно как и информационная система самостоятельно не может выражать волю субъекта. Более того, в гражданском законодательстве на сегодняшний день нет ни одной нормы, которая позволяла бы информационной системе осуществлять волеизъявление обособленно от участника гражданского оборота.
К вопросу об осуществлении субъективных ..
Отдельным вопросом является то обстоятельство, что по своему содержанию смарт-контракт является частным способом оформления и реализации типовых договоров, которые всегда требуют наличия волеизъявления участников гражданско-правовых отношений смарт-контрактов, в том числе с применением технологии «электронная подпись». В частности, согласно ст. 2 Федерального закона от 06.04.2011 № 63-Ф3 (ред. от 14.07.2022) «Об электронной подписи» [3] под электронной подписью понимается информация в электронной форме, которая присоединена к другой информации в электронной форме (подписываемой информации) или иным образом связана с такой информацией и которая используется для определения лица, подписывающего информацию. Таким образом, однозначность вывода о том, что с помощью электронной подписи можно идентифицировать лицо, подписывающее информацию, предопределена ключевыми положениями вышеуказанного закона. Однако при этом вопрос о наличии, равно как и отсутствии волеизъявления на заключения соответствующего смарт-контракта, остается открытым. Это обусловлено тем, что идентификацию личности лица, заключающего смарт-контракт, проводит информационная система, а не уполномоченный на то удостоверяющий центр. Как следствие, в подобных отношениях отсутствует квалифицированный сертификат ключа проверки электронной подписи, следовательно, отсутствует возможность идентификации личности посредством отсылки к удостоверяющему центру или к использованию данных удостоверяющего центра для идентификации лица, изъявляющего желание заключить смарт-контракт. В отношениях, реализуемых с помощью смарт-кон-тракта, деятельность удостоверяющего центра отсутствует, поскольку он выпадает из элементов отношений, реализуемых смарт-контрактом. Более того, наличие электронной подписи у лица, изъявляющего желание на заключение смарт-кон-тракта, не может презюмировать его волеизъявление, поскольку, как отмечалось выше, процесс заключения смарт-контракта никак не соприкасается с электронным документооборотом вообще и электронной подписью в частности.
Таким образом, юридически безразличным представляется факт наличия или отсутствия электронной подписи при осуществлении субъективных прав в процессе реализации конкретного смарт-контракта.
Данные особенности вытекают из того, что при регулировании отношений, возникающих в связи с заключением смарт-контрактов, отсутствует возможность традиционного регулирования субъективных прав с позиции классического договорного права. Причиной является не только тот факт, что смарт-контракт является электронной сделкой, а то, что регулятором данной сделки выступает информационная система, которая, в свою очередь, определяет правила, отдельные
алгоритмы исполнения смарт-контракта. В связи с этим, например, отсутствует как явление цифровой документооборот, что также является особенностью тех отношений, которые лежат в сфере регулирования смарт-контрактом. В связи с этим представляется весьма сложным отождествление рассматриваемых отношений с договорными отношениями как таковыми со всеми вытекающими особенностями, начиная с процесса идентификации участника смарт-контракта, а также осуществления им субъективных гражданских прав, и заканчивая исполнением конкретного смарт-контракта в интересах его конкретного участника.
Несмотря на то, что институт электронной подписи имеет минимальное значение в процессе реализации смарт-контракта, в перспективе его применение представляется весьма значимым, однако вопрос технико-правовой составляющей его применения, при осуществлении субъективных прав по смарт-контракту, остается открытым.
В связи с этим стоит отметить то обстоятельство, что институт цифровой подписи, равно как и его отражение в алгоритме реализации смарт-контракта, заслуживает отдельного исследования.
Фактически сегодня очень многие граждане и даже юридические лица сталкиваются с тем, что сама информационная система, в отсутствии непосредственного волеизъявления осуществляет, например, соответствующий платеж в пользу третьих лиц. В ретроспективе уже совершенных информационной системой действий, гражданин понимает порочность такой сделки, когда обнаруживает отсутствие определенного количества денежных средств и, как следствие, обращается в суд за защитой нарушенного права, аргументируя свою позицию тем, что в действительности его воля была лишь выражена обособленной информационной системой, а не им самим. Ну а в итоге отсутствие единообразной судебной практики, соответствующих разъяснений со стороны высшей судебной инстанции нашей страны лишь усугубляет сложившуюся проблемную ситуацию.
Представляется, что реализация таких масштабных проектов, как «Цифровая экономика» [4], неизбежно поставит перед законодателем вопрос совершенствования правовой регламентации осуществления субъективных гражданских прав при исполнении смарт-контрактов. Автор убежден, что отождествлять волеизъявление участника гражданского оборота при заключении и исполнении гражданско-правовой сделки и смарт-кон-тракта видится ошибочным, поскольку в первом случае волеизъявление осуществляется непосредственно субъектом правоотношения, а во втором - информационной системой, которая ни при каких условиях не может восприниматься в качестве носителя субъективных прав и обязанностей.
Библиографический список:
1. Федеральный закон от 27 июля 2007 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Официальный интернет-портал правовой иормации. URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody&nd=1021082 64&ysclid=l6ysuvn3d3534595397 (дата обращения: 06.10.2022).
2. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // СПС «Консультант
Плюс». URL: https://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_181602/
3. Федеральный закон от 06.04.2011 № 63-ФЗ (ред. от 14.07.2022) «Об электронной подписи» // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&nd=102 146610&ysclid=l9wdvfz53l50373668 (дата обращения: 06.10.2022).
4. Паспорт национальной программы «Цифровая экономика Российской Федерации» // Официальный сайт Правительства Российской Федерации. URL: http://government.ru/info/35568/ (дата обращения: 06.10.2022).
