CC BY
527
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
Е.М. КРИВОЛАПОВА
кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы Курского государственного университета, докторант ИНИОН РАН E-mail: elena_vroblevska@mail.ru Тел. 8 950 877 20 25
К ВОПРОСУ О ЖАНРООБРАЗУЮЩИХ ПРИЗНАКАХ ДНЕВНИКА
В статье поднимается проблема критериев дневниковости. Для сравнительного анализа привлекаются различные жанры автодокументальной литературы: мемуары, автобиография, исповедь. Автор статьи приходит к выводу, что главными жанрообразующими признаками дневника являются синхронность, автокоммуникативность, литературная необработанность текста, датировка записей.
Ключевые слова: дневник, жанровые критерии, мемуары, синхрония, диахрония, автокоммуникация.
Реконструкция истории появления дневника как самостоятельного жанрового образования представляется весьма затруднительной по ряду объективных причин. Во-первых, из-за исключительной широты самого понятия «жанр», относящегося «к числу таких категорий, которые каждым новым поколением ученых подвергается если не переосмыслению, то обновлению» [12, с. 188]. В свое время Ю. Тынянов подчеркивал зависимость жанра от особенностей той или иной исторической эпохи. Само стремление жанра «соответствовать» времени позволяет говорить о его непостоянстве, подвижности в рамках той или иной системы, что в свою очередь приводит к «смещению» жанровых доминант и как следствие - невозможности «давать статистическое определение жанра, которое покрывало бы все его проявления» [18, с. 256]. В большей степени это относится к литературе с доминирующим документальным началом, внутри которой выделяются свои собственные жанры, в том числе и дневник. Несмотря на то, что статус их «в большинстве своем закреплен в справочных и учебных изданиях», исследователи отмечают отсутствие единой системы в выделении жанровых дефиниций [12, с. 188].
Согласно определению В.Е. Хализева, «литературные жанры - это группы произведений, выделяемые в рамках родов литературы. Каждый из них обладает определенным комплексом устойчивых свойств», кроме того, «жанры с трудом поддаются систематизации и классификации (в отличие от родов литературы), упорно сопротивляются им» [19, с. 319]. Дневник относится к числу таких жанров, которые в большей степени испытывают подобное «сопротивление» при попытках исследователей вывести единообразное определение с учетом «комплекса устойчивых свойств», осуществить классификацию образцов этого жанра. Так, М. Михеев, проведя исследование жанра дневника
на примере более чем трехсот текстов, приходит к парадоксальному выводу: «.. .если подводить некий предварительный итог, нужно сказать, что формальных критериев “дневниковости” практически не существует. Дневником называют то, что таковым считает автор (или издатель) или же предпочитает называть читающая публика» [11, с. 159].
Но поскольку «статус» жанра все же существует, обратимся к некоторым определениям дневника, закрепленным в современных справочных изданиях, с целью выделениях критериев, по которым производилась идентификация этого жанра.
Так, в Большой Российской Энциклопедии находим: «Дневник - литературно-бытовой жанр, совокупность последовательно датированных записей (обычно одного лица), фиксирующих внешние события, поступки, мысли, чувства и наблюдения автора» [3, с. 141]. Далее речь идет об истории возникновения жанра и его разновидностях. Литературный энциклопедический словарь также выделяет среди главных жанрообразующих признаков дневника форму ведения от первого лица, датировку записей, помимо этого обращается внимание на предельную искренность, откровенность высказываний, достоверность, монологичность; кроме этого, подчеркивается неретроспективный характер дневника: «это всегда - фиксация “только что” случившегося» [10, с. 98].
«Литературная энциклопедии терминов и понятий» представляет следующее определение: «Дневник - периодически пополняемый текст, состоящий из фрагментов с указанной датой для каждой записи. Обычно то или иное произведение в форме дневниковых записей относится к какому-либо из известных жанров (роману, повести, репортажу), и “дневниковость” лишь придает ему дополнительную специфику». Далее речь идет собственно не о дневнике, а о «дневниковой форме
© Е.М. Криволапова
Шэй
ФИЛОЛОГИЯ
записей», которая характеризуется рядом особенностей: «1) периодичность, регулярность ведения записей; 2) связь записей с текущими, а не с давно прошедшими событиями и настроениями; 3) спонтанный характер записей (времени между событиями и записью прошло слишком мало, последствия еще не проявили себя, и автор не в состоянии оценить степень значительности происшедшего; 4) литературная необработанность записей; 5) без-адресность или неопределенность адресата многих Д. (дневников - Е. К.); 6) интимный и поэтому искренний, частный и честный характер записей» [9, с. 232]. В статье оговаривается, что перечисленные особенности «могут быть реализованы в большей или меньшей степени в каждом дневнике». Закономерен вопрос: какие из приведенных особенностей являются основными, обязательными структурообразующими элементами жанра дневника, без которых он не может состояться, а какие факультативными? И тождественны ли понятия «дневник» и «дневниковая форма», которые постоянно перемежаются в приведенном определении жанра? Иными словами, перечисленные определения не предоставляют возможности говорить об автономности жанра, поскольку нейтрализуются критерии его разграничения с другими формами литературы non-fiction. Отсутствие таковых сформировало мнение о дневнике как о «диффузном» жанре и его контаминационной природе. Не случайно основной объем словарных статей о дневнике содержит материал о взаимодействии этого жанра с широким спектром самых разнообразных форм документалистики (мемуарами, автобиографиями, исповедями, письмами, литературой путешествий...), или посвящен выявлению признаков дневниковости в литературе в качестве «конструктивного элемента повествования».
Для установления критериев дневниковости сопоставим взгляды исследователей на природу жанра. Так, по мнению Т. Колядич, «мемуары и дневник выступают как равноправные разновидности мемуарного жанра. Кроме того, современное развитие дневника позволяет считать его значимой и в ряде случаев даже самостоятельной художественной формой». На основании того, что в «дневниковый текст вводятся записи мемуарного характера», «дневники можно также считать как бы своеобразными вариантами мемуаров» [8, с. 24-25]. М. Михеев считает, что к «дневниковым текстам» «нельзя не причислить и такие вполне традиционные, устоявшиеся литературные жанры, как - мемуары, афоризмы, исповеди». Основанием к этому он считает их ориентированность на реальный факт, а не на художественный вымысел [11, с. 8].
А.В. Подгорский в своем исследовании отстаивает особое место “дневника” в системе литературных жанров: «он рассматривается не как первичная форма мемуарной литературы, “форма без формы”, а как жанр во многом отличный от мемуаров, ибо автор дневника занят прежде всего настоящим, а мера присутствия памяти, воспоминания в подлинном дневнике зависит от того, насколько настоящее заставляет даиэриста обращаться к своему прошлому (далекому или недавнему)» [15, с.2]. Сопоставляя жанры дневника и мемуаров, исследователь «разводит» их по принципу синхронии/диахронии, выявляя при этом их специфические особенности: «”Мемуары” неразрывно связаны с процессом воспоминания, реконструкцией некогда бывшего, прошедшего, переписыванием и редактированием текста, чем и объясняется наличие в них фальсификаций и фактографических ошибок, отмечаемых и извиняемых комментаторами и исследователями», тогда как автор дневника всегда сосредоточен на настоящем. «Дневник - жанр не мемуарный; ставить его в один ряд с воспоминаниями, жизнеописанием, автобиографией, исповедью, зачастую использующими его элементы, не правомерно», - утверждает исследователь [15, с. 7]. Одним из доказательств полной самостоятельности жанра дневника он считает тот факт, что «“элементы дневника” могут быть и бывают составной частью едва ли не всякого прозаического жанра. При этом “дневник”, “отрывки из дневника”, “дневниковые записи” и даже “характер обыкновенного дневника” не удается ассимилировать ни одной структуре. Дневник также легко узнаваем, как, например, афоризм» [15, с. 6-7].
Стоит еще раз упомянуть, что в современной науке проблема взаимосвязи мемуарной литературы и дневника является одной из дискуссионнных. Сопоставление мемуаров и дневника как жанров позволяет выявить основной критерий дневнико-вости. При сравнении характерных признаков двух жанров возникает неизбежная временная оппозиция: подневные записи», ведущиеся синхронно, в одном случае, и воспоминания с последующим их осмыслением - в другом. «Синхронность/диахрон-ность» является тем признаком, который позволяет перенести дневники и мемуары в две различные жанровые плоскости, имеющие соответственно и различные системы координат. Добавим, что в дневниках, в отличие от мемуаров, текст не воссоздается, а создается, что позволяет говорить о высокой степени достоверности фактического материала, представленного в документах этого жанра.
Чем значительнее временная дистанция, тем больше оснований усомниться в достоверности написанного, причем отнюдь не по вине автора с
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
его личными пристрастиями. В этом случае вполне естественна аберрация памяти, возникающая у пишущего мемуары по прошествии определенного периода времени. Дневник же, в котором временная дистанция сведена до минимума, предполагает в качестве основных жанровых признаков непосредственность, спонтанность, достоверность изложения. Самым существенным для автора является первичное, эмпирическое восприятие действительности. Текст создается «по горячим следам событий», поэтому стремление автора к объективному изложению событий не вызывает сомнений (если, конечно, автор не ставит своей целью мистификацию). Сведенная до минимума временная дистанция ставит автора дневника в положение объективного наблюдателя, разумеется, с учетом собственного «видения». Это качество, присущее всем документальным жанрам, нашло отражение в обобщенном их названии - «эго-текст или «эгодокумент». Субъективность в дневнике прежде всего проявляется на уровне отбора фактов, производимого автором, и оценке событий «по горячим следам». «Единственным критерием значимости факта, события <...> становится личная заинтересованность или причастность автора к ним, тогда как значимость истинная, объективная определяется временем. Каждодневное писание, фиксация происходящего “по горячим следам” оберегает или избавляет от ошибок, но не позволяет вынести бесстрастное суждение.» [15, с. 8] Тем не менее, даже с этой поправкой дневник является своеобразным первоисточником, аутентичным документом своего времени. На эту особенность в свое время обратила внимание М.В. Нечкина: «Дневник, как правило, является более ценным первоисточником, нежели позднейшие мемуары» [13, с. 67].
Если говорить о последних, то «изначально жанр воспоминаний предполагал их публикацию спустя определенное время и после определенной подготовительной работы. <...> События воскрешаются спустя определенный промежуток времени, поэтому автору иногда необходимо провести необходимые уточнения» [8, с. 22]. В процессе работы над мемуарами, когда у пишущего невольно происходит «пересоздание» действительности и изменяется ракурс восприятия, реконструкция событий несомненно требует привлечения «подсобного» документального материала: дневников, записных книжек, писем, заметок. В этом случае для «позднейших» мемуаров все это будет являться хотя и необходимым, но все же «вторичным» материалом. В результате происходит то самое «смешение» понятий, какое имеется сейчас в современной науке о документалистике. В свою очередь, мемуары тоже
могут выступать в качестве «вторичного» материала, как, например, в дневнике Е. Шварца, когда особые жизненные обстоятельства драматурга способствовали появлению особой формы записей [20].
В контексте проблемы разграничения жанров достаточно значимым представляется еще один критерий «дневниковости» - литературная необработанность записей, их «первообразность», поскольку последующая обработка дает исследователям повод говорить о переходе дневникового жанра в мемуарный. В этом плане показательна история дневника З. Гиппиус «Синяя книга. Петербургский дневник», где записи ведутся с 1 августа 1914 года по 6 ноября 1917. Известно, что в 1927 году Гиппиус, готовя дневник к печати, произвела правку своих записей и переписала текст начисто. Предполагается, что и последующие дневники писательницы «Черные тетради» и «Серый блокнот» также были подвергнуты предварительному авторскому редактированию. Предоставляя доказательства «вторичности» текстов З. Гиппиус, А.М. Новожилова, однако, не сомневается в жанровой природе документов и однозначно рассматривает их как литературные дневники [14].
Иного мнения придерживается Н.Н. Кознова, анализируя книгу З. Гиппиус «Серое с красным» (Дневник. 1940 - 1941 гг.): «Стоит заметить, что многие мемуары писательницы изданы под общим названием “дневник”, но далеко не всегда представляют собой действительно ежедневные записи». Дело в том, что «значительная часть вышеназванной книги восстановлена, по свидетельству самого автора, по кратким записям, сделанным несколько месяцев назад» [7, с. 138]. На том же основании, хотя и с некоторой оговоркой, исследовательница относит к мемуарным жанрам и «Окаянные дни» И.А. Бунина: «.с позиции композиционного построения, дневник - ведущая форма в структуре «Окаянных дней», с точки зрения содержательной - он был бы неполным без авторских комментариев и включений мемуарного характера, поэтому дневниковый текст в бунинской книге находится в равных смысловых соотношениях с мемуарным. Дневники и воспоминания не только дополняют, но и заметно усиливают смысловое значение друг друга» [7, с. 141].
В приведенном выше высказывании обращает на себя внимание обстоятельство, при котором авторские записи бесспорно можно назвать дневником. Это композиционное построение, которое обеспечивается с помощью структурообразующего элемента - датировки, или «обозначения дат». Эта «примета» жанра является еще одним критерием «дневниковости». Именно этот формальный признак в первую очередь заставляет взглянуть на
ФИЛОЛОГИЯ
любой текст с точки зрения дневниковости и дает повод причислять к этому жанру другие разновидности документальных автотекстов. «Реальный» дневник должен быть структурирован - по числам, дням недели, месяцам, в крайнем случае, по годам. Все эти внешние атрибуты, как правило, присутствуют во многих дневниках, но иногда авторы обходятся и без них: это зависит от условий ведения, авторской установки. К примеру, З. Гиппиус всегда точно датировала каждую запись, даже если события описывались несколько дней спустя, С. Каблуков заранее «расписывал» тетрадь, которой надлежало стать дневником, по числам, дням недели, праздникам, и лишь затем методично, день за днем, заносил туда события и впечатления. А в дневнике Е.П. Казанович записи не всегда датированы и часто представляют собой сплошной текст. Если дневник не структурирован, но велся регулярно, в большинстве случаев он открывает возможность хронологической реконструкции и по записям можно установить не только реальное историческое время, но и проследить эволюцию взглядов автора. Так обстояло дело с ранними дневниками М.М. Пришвина.
Наличие датированных записей, формальный показатель «дневниковости» - возможно, не самый очевидный критерий в определении жанра, но, с другой стороны, структурированность дневника обеспечивает ему устойчивый, постоянный облик и вместе с тем облегчает работу автору в создании текста. Именно этим обстоятельством объясняет Д. Кин популярность обращения к этому жанру японцев, которые «всегда испытывали затруднения, когда дело касалось композиции»: «.У дневников есть уже готовая композиционная структура - течение времени. Твердая последовательность дней и месяцев освобождает от любой другой композиционной основы» [6, с. 10].
В качестве непременного, обязательного атрибута многие исследователи выделяют исповедаль-ность, интимность. Иными словами, дневник возникает тогда, когда у человека появляется потребность в самовыражении, которая реализуется посредством исповедальности, позволяющей автору «выразить себя», раскрыть свою душу, поделиться сокровенным, покаяться, похвалиться, наконец. Но, по справедливому утверждению исследовательницы, «... жанру дневника писателя искренность задана, но не дана, ее надобно обрести, достичь» [16, с. 15]. И если субъективность в качестве определяющего критерия заложена в самом жанре дневника изначально, то исповедальность «обретается», «достигается» при определенных условиях. И первое из них - целеполагание автора: какими обстоятель-
ствами вызвана потребность вести дневник и каковы исходные мотивы этой потребности.
Свою книгу «Дневник в России Х1Х-ХХ века - эго-текст, или пред-текст» М.Михеев начинает с прямого вопроса: «Для чего пишется большинство дневников?», оговариваясь, что под дневником он имеет в виду «не литературный дневник (то, что будет впоследствии почти обязательно опубликовано - как дневник писателя), <...> а прежде всего то, что в большинстве безымянных случаев пишется без расчета на аудиторию и не для потомков, но лишь для себя самого.» [11, с. 5] Вопрос этот первостепенен, так как ответ на него будет содержать указание на побудительные причины, вызвавшие к жизни дневник, а уж от них, в свою очередь, зависит и степень исповедальности.
Так, в первых дневниках С. Каблукова исповедальное начало полностью отсутствует, и это вполне согласуется с авторской задачей: запечатлеть и сохранить для потомков знаковые события своего времени, передать характеры уникальных личностей, предельно ясно выразить свое отношение к изображаемому. Дневники З. Гиппиус, А. Блока,
В. Брюсова, М. Кузмина создавались с иной установкой: основным мотивом, помимо прочих, было стремление воссоздать и запечатлеть символистское мироощущение. Степень исповедальности в этом случае варьировалась от самых интимных откровений до явно выраженной криптографии. Характер же «исповедания» М. Пришвина, дневники которого представляют сложное, многоструктурное по своим установкам и задачам образование, не поддается однозначному определению. Здесь необходимо учитывать все артефакты, сопутствующие процессу создания дневников писателя. Применительно ко всему вышеизложенному уместно вспомнить высказывание Л.Я. Гинзбург: «И дело тут даже, собственно, не в том, чего хочет человек; скорее в том, какого именно самовыражения требует от него среда, время, конкретная ситуация, его собственные способности и возможности» [4, с. 21].
«Исповедальность» как один из главных жанрообразующих признаков дневника возвращает к другому, не менее важному, зафиксированному в справочных литературоведческих изданиях, - это форма ведения записей от первого лица, что, в свою очередь, неизбежно поднимает вопрос о дневнике как особой форме автокоммуникативного текста, где оппозиция автор/адресат имеет принципиальное значение. На это обратил внимание В.Н. Топоров, анализируя дневники Андрея Тургенева и Исикава Такубоку: дневник «не просто интимен (интимна и исповедь), но интимность его такова, что она не предполагает читателя: поначалу дневник был вне-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
литературным жанром и, естественно, не предполагал не только читателя, но и “исповедника”, того, к кому обращена исповедь, даже если она тайная» [17, с. 84]. Способ коммуникации важен и как жанровый разграничительный признак для всей сферы автобиографических текстов. Уместно вспомнить и определение М.М. Бахтина, где под жанром понимается: «. устойчивый тип текста, объединенный единой коммуникативной функцией, а также сходными композиционными и стилистическими признаками» [2, с. 165].
Лингвист А. Зализняк, выделяя основные признаки дневника, также опирается на положения М.М. Бахтина. Она исходит из того, «что категория жанра формируется конвенциями отношений с адресатом, которые принимает на себя пишущий в данном произведении» [5, с. 163]. Поэтому закономерно, что в качестве первого и главного признака дневника А. Зализняк выделяет тождество адресата и автора.
Рассматривая формы социальной коммуникации, ученые-социологи также считают способ коммуникации доминирующим жанрообразующим признаком: «.дневник сугубо личностен, инпро-визационен; он может быть насыщен фактами («записная книжка»), переживаниями, размышлениями («ауторефлексия»); может быть регулярным или эпизодическим, воспроизводящим последовательность событий («хроника») и отражающим движение чувств или хода мыслей («поток сознания»). Можно продолжать перечисление вариаций. Принципиальным для нас является то, что дневник в любом случае обращен главным образом к самому себе, в этом его смысл и «организующее начало» [1, с. 491].
Если обратиться к самому дневниковому тексту, то здесь, помимо внутренне присущих ему признаков, таких, как достоверность, информативность, спонтанность, следует особо отметить его прин-
ципиальную незавершенность, которую, однако, в то же самое время можно рассматривать и как завершенность. Парадоксальность этого положения связана с особенностями строения дневникового текста: с его «бессюжетностью», отсутствием смысловой завершенности, расщеплением единого повествования, дискретностью чувств, исторических фактов, событий личной жизни. Автор дневника волен в любой момент прекратить свои записи по причинам как субъективным, так и объективным, в том числе из-за собственной смерти. Тем не менее, в какой бы точке не остановилось «дневниковое время», повествование всегда будет восприниматься как некая законченная текстовая структура. Такая особенность дневника как жанра исключает возможность его рассмотрения по «законам», применимым к художественному произведению, так как «художественной литературе и дневникам присущи разные типы обобщения и познания . <.> И если в литературе, по меткому наблюдению Л.Я. Гинзбург, “образ возникает в движении от идеи к выражаемому личному”, «то в дневниках - при движении от данного единичного к обобщающей мысли.» [4, с. 32]
Возвращаясь к проблеме критериев «днев-никовости», попытаемся выделить некоторые из них, расположив по принципу обязательной или возможной их реализации в тексте. Во-первых, это синхронность, которой определяется способ отражения действительности; во-вторых, автокоммуникативность, являющая тождество автора и адресата; в-третьих, необработанность материала, его «первообразность»; в-четвертых, датировка, выполняющая роль структурообразующего начала; в-пятых, интимность, искренность, правдивость записей. Что касается последнего критерия, то его наличие и реализация напрямую зависят от авторской интенции, которая в свою очередь определяется временем и личностью создателя дневника.
Библиографический список
1. Алексеев А.Н., Ленчовский Р.И. Профессия - социолог (Из опыта драматической социологии: События в СИ РАН 2008 / 2009 и не только). Документы, наблюдения, рефлексии. В.4.т. СПб.: Норма, 2010. Т. 3. 552 с.
2.
1996.
3.
4.
5.
6. 7.
Бахтин М.М. Проблема речевых жанров. Собр соч.: В 7 т. Т. 5. Работы 1940 1960 гг. М.: Русские словари,
Большая Российская Энциклопедия: В 30 т. М. 2007. Т. 9.
Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель, 1977. 464 с.
ЗализнякА.А. Дневник: к определению жанра. Новое литературное обозрение. 2010, № 106.
Кин Д. Странники в веках. Пер. с англ. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. 328 с. Кознова Н.Н. Дневники, письма, мемуары: к вопросу о взаимодействии жанров. Вестник МГОУ Серия «Русская филология». 2009, № 1.
8. Колядич Т.М. Воспоминания писателей: проблемы поэтики жанра. М.: Мегатрон, 1998. 276 с.
9. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.
10. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.
ФИЛОЛОГИЯ
11. МихеевМ.Ю. Дневник как эго-текст (Россия, XIX - XX). М.: Водолей Publishers, 2007. 264 с.
12. Местергази Е.Г. О «документальных» жанрах. Вестник МГОУ Серия «Русская филология». 2007, № 2.
13. НечкинаМ.В. Грибоедов и декабристы. М.: Худож. лит., 1977.. - 735 с.
14. Новожилова А.М. Петербургские дневники Зинаиды Гиппиус («Синяя книга», «Черные тетради», «Черная книжка», «Серый блокнот»): проблемы поэтики жанра: автореф. дис. .канд. филол. наук. СПб., 2004.
15. Подгорский А.В. Жанр дневника в английской литературе эпохи Реставрации: автореф. дис. .д-ра филол. наук. Екатеринбург, 1998.
16. Рудзиевская С.В. Дневник писателя в контексте культуры XX века. Филологические науки. 2002, № 2.
17. Топоров В.Н. Два дневника (Андрей Тургенев и Исикава Такубоку). Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Выпуск четвертый. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989. 301 с.
18. Тынянов Ю.П. Литературный факт. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 576 с.
19. ХализевВ.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2000. 398 с.
20. Шварц Е.Л. Живу беспокойно.: Из дневников. Л.: Советсткий писатель, 1990. 752 с.
The author of the article raises the problem of the diary criteria. The different genres of autodocumentary literature are involved in the comparative analysis: memoirs, autobiography, confession. The author comes to the conclusion that the main genre forming features are synchronism, authorcommunication, literary rawness of the material, dating ofpapers.
Key words: diary, genre criteria, memoirs, synchrony, diachrony, authorcommunication.
E.M. KRIVOLAPOVA
ON THE PROBLEM OF THE GENRE FORMING DIARY FEATURES
