CC BY
88
УДК 94(470.47).06+94(510).07
ББК Т3(2Рос.Калм)512-64+Т3(5Кит)5-64
О.Н. Болдырева
Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова
К ВОПРОСУ О ЗАКЛЮЧЕНИИ ЦИНСКИМ КИТАЕМ ВОЕННОГО СОЮЗА С КАЛМЫКАМИ В СЕРЕДИНЕ XVIII ВЕКА
Актуальность данной работы определяется необходимостью более расширенного изучения роли Калмыцкого ханства в восточной политике России, особенно вXVIII в., когда ханство находилось на пике своего развития. Это важно не только для истории собственно калмыцкого народа, но и для изучения участия народов, входивших в состав России, в ее внешнеполитической деятельности в тот или иной период.
Целью работы является рассмотрение отношений Калмыцкого ханства и Цинского Китая после джунгаро-цинской войны 1729-1733 годов, базируясь на новых материалах Архива внешней политики Российской империи и Национального архива Республики Калмыкия, которые впервые вводятся в научный оборот. Научная новизна работы заключается в подробном прослеживании связи Калмыцкого ханства с соседствующими на востоке народами и государствами в указанный период, главным образом с китайцами, которые не отвечали интересам России в рассматриваемом регионе.
Ключевые слова: союзник, посольство, запрет, Далай-лама, перемирие, народ, калмыки, китайцы, Цинский Китай
O.N. Boldyreva
Kalmyk State University
THE ISSUE OF THE CONCLUSION OF MILITARY UNION BY QING CHINA WITH THE KALMYKS IN THE MIDDLE OF THE XVIII CENTURY
The author writes about the need for a more extensive study of the role of the Kalmyk Khanate in Russia's eastern policy especially in the XVIII-th century. It was the time when the Khanate reached the highest level of its development. The study is important for the history of the Kalmyk people as well as for researching other peoples'participation in Russian foreign policy activities in different periods of time.
The aim of the work is to examine the relations of the Kalmyk Khanate and Qing China after the Jungaro-Qing War of 1729-1733 based on new documents received from the Archive of the Foreign Policy of the Russian Empire and the National Archives of the Republic of Kalmykia. The documents were very secret but nowadays scientists have a great opportunity to investigate them. The scientific novelty of the work is explained by a detailed tracing of the connection of the Kalmyk Khanate with neighboring nations and states in the east, mainly with China. The Russian Empire did not approve these connections in the region.
Keywords: Ally, embassy, ban, Dalai Lama, armistice, people, Kalmyks, Chinese, Qing China
В начале XVIII века Китай претендовал на некоторые пограничные территории с Россией. Чтобы обезопасить границы, русская дипломатия поддерживала с Джунгарией регулярные политические контакты. Однако в случае покорения джунгарами этих земель, они, вероятно, начали бы претендовать на приграничные районы, чего опасались российское правительство и местные администрации Сибири и Оренбургского края. Поэтому в 30-40-е гг. XVIII в. российское правительство сделало
все для недопущения ни мирных отношений, ни военного союза между ойратами и казахами.
Русское правительство начало рассматривать Джунгарское ханство как своего потенциального союзника в борьбе против Цинской империи. Например, в апреле 1728 г. посол России в Китае С. Л. Владиславич-Рагузинский извещал императора Петра II о важности развития дружественных взаимоотношений с Галдан-Цереном, который стал новым ханом Джунгарии. Ему отводилась роль не только доброго соседа империи, но и защитника от нападения китайцев, а также в случае необходимости - полезнейшего союзника [1, Л.16.].
Второе маньчжуро-китайское посольство побывало у калмыков в 1731 г. 11 августа 1729 г. послы прибыли в приграничный российский город Кяхту. В состав пекинской делегации, которая отправилась к калмыкам, входили: двое китайских подданных, мерен-зангин Мандай и мерен-зангин Асхай, и двое монголов, тайши Гунбу-Чуван, мерен-зангин Горюзяп. Общая свита дипломатов составляла 20 человек, что по тем временам было не мало и указывало на важность миссии[15, с.122].
После длительного и нелегкого пути 14 января 1731 года посольство прибыло в Москву. Здесь было официально объявлено о причинах, побудивших отправиться к калмыкам. Основной целью приезда, по словам манджуро-китайцев, являлось поздравление Церен-Дондука (ок. 1703-1738 гг.), старшего сына Аюки-хана от Дармы-Балы, со вступлением на престол. Также указывалось, что у послов имеется «словесное предложение» к калмыцкому хану по поводу возможного участия его подданных в совместных с Китаем военных действиях против джунгарского хунтайджи Галдан-Церена. В ходе переговоров в Москве китайская сторона, указывая на вероятность перекочевки людей из Джунгарии вследствие военных действий, обращала внимание на необходимость оказывать им помощь и принимать к себе, за исключением зайсан-гов и нойонов, которых следовало передавать китайскому императору.
Российская сторона, ознакомившись с текстом послания и содержания предложения, не нашла серьезных оснований для отказа в пропуске к калмыкам. Но вместе с тем предприняла ряд мероприятий с целью ослабления усилий пекинского посольства, так как участие ее подданных в войне против Джунгарии не входило в планы русского правительства.
Историк-калмыковед, профессор Н.Н.Пальмов считал, что руководство Пекина, когда предложило правительству Российского государства принимать тех, кто прибывает из Джунгарии, и, предложив это же хану калмыков Церен-Дондуку, рассчитывало на то, что калмыки будут недовольны новым правительством и отправятся на берега Волги. В Джунгарии правил фактически Лоузанг-Шоно - сводный брат Галдан-Церена, который был в то время ханом. Лоузанг-Шоно был любим своим народом и мечтал возглавить Джунгарское ханство [15, с. 57.]. Пекин намеревался использовать эту ситуацию для того, чтобы низвергнуть Галдан-Церена, поэтому ему было важно, чтобы вокруг Лоузанг-Шоно были сторонники. Китайцы были уверены в том, что если Галдан-Церен лишится власти, то его брата обязательно поддержит народ. Поскольку Джунгария находится от берегов Волги на достаточно большом расстоянии, то у Галдан-Церена не возникало опасений за свою безопасность [15, с. 60.]. И в Джунгарии это тоже понимали. Н.Н. Пальмов уверен в том, что для Галдан-Церена было опасно выступление брата.
Мнение о том, что Пекин намерен использовать Лоузанг-Шоно в противодействии с Джунгарским ханством, высказывал и В. М. Бакунин, который в 1731 г. сопровождал посольство Пекина к калмыкам. Он говорил о том, что маньчжуро--китайцы
спешили прибыть к калмыцким сородичам ранней весной, поэтому их интересовали самые разные вопросы, например, не будет ли посылать хунтайджи военную силу против калмыков, кто находится на территории между Джунгарией и калмыками, не помешают ли они военной операции и т.д. [2, с.21.].
В 1731 г. калмыцкая степь получила известие о том, что в скором будущем сюда прибудет пекинское посольство. Калмыцкий наместник всячески откладывал встречу с представителями богдыхана. И у него для этого были свои причины: он не хотел, чтобы гости увидели, каким изнуренным выглядит скот после зимовки. В Пекине калмыцкий хан был представлен как правитель, имеющий самостоятельность, независимый от России. Среди тех, кто был отправлен в составе посольства, были и китайцы. Посольство Пекина из Москвы было отправлено в калмыцкую степь 8 марта 1731 г. По пути следования значились такие города, как Муром, Арзамас, Пенза, Петровск, Саратов. В качестве провожатых была составлена группа из 16 человек, в которую входили солдаты и переводчики под руководством «дорожного пристава», секретаря Коллегии иностранных дел В.М. Бакунина, хорошо владевшего калмыцким языком и являвшегося основным выразителем и проводником интересов России. В задачу сопровождающих вменялась охрана, обеспечение продовольствием, развлечение, организация торжественных приемов в городах, через которые пролегал путь посольства. Посольство Китая сразу обратилось в наместнику Калмыцкого ханства с просьбой принять его. Затем послами было заявлено, что они прибыли к Аюке-хану для того, чтобы получить его поддержку в борьбе империи Цинь против Джунгарии. Правительство российского государства стремилось не потерять влияния на Церен-Дондука, поэтому быстро возвело его в достоинство хана. Об этом был принят специальный указ, подписанный императрицей Анной Иоанновной 17 февраля 1731 г.
Китайские послы торопились посетить калмыцкого хана. Но у секретаря по калмыцким делам В.Бакунина была другая цель этой миссии: как можно дольше удержать послов и не допустить быстрой встречи с калмыцким ханом. Причиной тому явилась церемония по возведению Церен-Дондука в ханское звание, которую российское правительство намеревалось провести до встречи с посольством, для того чтобы не только лишь увеличить престиж Калмыцкого ханства, но и обязать его верностью к Российскому государству. В задержке посольства заинтересован был и сам Церен-Дондук, знавший о его приезде уже в начале 1731 г. и просивший русскую администрацию отложить встречу до той поры, пока не пройдет окот и не поправятся животные после зимы. Церен-Дондук не желал демонстрировать своих людей в обессиленном состоянии.
В Саратов, ближайший к калмыцким улусам город, посольство прибыло 26 марта 1731 г. Там посольство находилось два месяца. Все это время В.М. Бакунин, следуя указаниям руководства в лице астраханского губернатора генерал-майора И. Измайлова, задерживал его как мог. В ход шли всевозможные отговорки: о весенней распутице, бездорожье, о трудностях перехода на лошадях. До сведения послов доводилось, что калмыцкий владетель далеко кочует и т.п. Одновременно Бакунин предпринял ряд мер по предотвращению слухов о приезде делегации, вплоть до распоряжения о невыезде калмыков из Саратова. Осаждаемый целый месяц послами «пристав» дал разрешение послать письмо Церен-Дондуку о приезде посольства. Не заставив долго ждать, в ответ на письмо к ним были присланы представители Церен-Дондука - за-йсанги Джап и Гандаши, объяснившие цель своего приезда так: «...они присланы от ханши Дармы Балы и от Черень Дундука к китайским посланным для уведания о здравии бокдоханова величества, также и посольском здравии»[13, Л.699].
1 мая 1731 г. Церен-Дондук был объявлен ханом. Следует отметить, что после этого события главным проводником российской политики в отношениях с манджу-ро-китайцами стал саратовский воевода, управляющий калмыцкими делами, подполковник В.П. Беклемишев, в ведение которого были переданы китайские дипломаты. 28 мая он после всех приготовлений с большим количеством подарков для хана и его ближайшего окружения вместе с посольством и сопровождением переправился через Волгу и направился в калмыцкие улусы. Как указывает Н.Н. Пальмов, «кортеж был очень внушительным: для 36 человек с багажом и провиантом понадобилось телег, колясок и других средств передвижения - 51, лошадей 87» [15, с. 149]. Присоединив сюда экипаж самого воеводы, его личной свиты и служителей, можно представить впечатление торжественности, которое производил посольский эскорт.
Помимо подарков хану, В.П. Беклемишев вез и так называемые «формуляры» -заранее подготовленные ответы на предложения китайского богдыхана. Отвечать Церен-Дондук должен был именно так, как ему предписывалось, а не иначе. В.П. Беклемишев же должен был пристально следить за тем, чтобы переговоры пекинцев с калмыками не выходили за рамки, намеченные русским правительством, и не содержали в себе ничего секретного. Особое внимание уделялось Лоузанг-Шоно, изгнанному из Джунгарии своим братом, джунгарским хунтайджи Галдан-Цереном, который находился в тот момент в калмыцких улусах и который мог, поддавшись на уговоры, попытаться отобрать с помощью китайцев власть в Джунгарии.
Из «Повседневной записки» В.П. Беклемишева о сопровождении китайских послов к Церен-Дондуку от 29 мая 1731 г. сказано, что подполковник В.П. Беклемишев и китайские послы поехали от Волги в степь в улусы, и, отъехав верст семь, зайсанги привезли им «вареного мяса в корытах да вина калмыцкого в торсуках и в боченках, которое у них приняв сами не ели. А кормили и поили их же зайсангов и при них будущих калмык» [11, Л. 128об.]. Через семь верст от первого места опять зайсанги привезли то же, и опять послы сами не ели, а кормили зайсангов. В свою очередь саратовский воевода также выехал вперед и встретился с Шакур-ламой и секретарем хана Намки-геленом, чтобы вручить грамоту от императрицы и заранее обсудить предстоящую встречу.
В июне 1731 г. китайские послы посетили калмыцкого хана Церен-Дондука. 5 июня 1731 г. хан Церен-Дондук в присутствии своей матери Дарма-Балы, главы калмыцкого духовенства Шакур-ламы, управляющего калмыцкими делами В.П. Беклемишева с почетом принял посольство. Опуская подробное описание подарков, торжественного церемониала, формальных бесед, напомним, что центральным моментом всей церемонии явилось вручение «листа» богдыхана калмыцкому наместнику. Кратко его содержание можно свести к следующему: император вспоминает дружественные отношения с ханом Аюкой, отмечает добрые нравы калмыков, затрагивает захваченных джунгарским хунтайджи торгутов (речь идет о торгутах Санжипа, сына Аюки-хана, которых насильно расселил в Джунгарии Цеван-Рабдан в начале XVIII в.). После ознакомления с письмом калмыкам стало ясно, что основная цель посольства выражается в «словесном предложении», которое и было сделано во время второго приема пекинского посольства Церен-Дондуком 7 июня.
«Словесное предложение», сделанное главным посланником Мандаем, было очень обширным [11, Л.129-129об.]. В большей своей части оно детально описывает политическую ситуацию, сложившуюся вокруг Джунгарского ханства, действия его ханов Галдан-Церена и Цеван-Рабдана, приводящие к дестабилизации обстановки в Центральной Азии, и «миролюбивые» настроения китайского императора, который
вынужден защищать Западную Монголию и направлять войска для усмирения джун-гарцев. Особо подчеркивалось, что Китай не заинтересован в захвате Джунгарии. Надо учитывать, что содержание речи отвечало, прежде всего, интересам Китая и было составлено таким образом, чтобы убедить калмыков в необходимости дать отпор «захватчикам-джунгарам». Изложив содержание, посланник Мандай обратился к калмыцкому хану с основным предложением, а именно: отправить своих людей к границам Китая и Джунгарии.
15 июня 1731 г. состоялась итоговая встреча, на которой хан Церен-Дондук вручил письменный ответ китайской стороне. К большому неудовлетворению китайцев, ответ хана был малосодержательным и буквально сводился к следующему: калмыки слышали о делах Галдан-Церена и согласны принимать перебегающих джунгарцев, но вопрос отправки военных частей будет решать только российская императрица.
18 июня 1731 г. послы, «получив в подарок 50 кусков выделанной кожи, 100 баранов, 50 лошадей двинулись в обратный путь из калмыцких улусов к Саратову, в который прибыли 19 июня 1731 г.[15, с.193]. Затем, после нескольких дней подготовки к долгому переходу, китайско-манджурская делегация отправилась на сибирскую границу в Тобольск. Таким образом, закончился важный момент калмыцко-российско -китайских отношений, показавший все увеличивающуюся зависимость калмыцких ханов от России, приведший в дальнейшем к полной потере самостоятельности, к реформированию «Калмыцких дел» и суда Зарго.
В 1733 г., давая инструкцию вице-губернатору Иркутской провинции А. Бибикову, Коллегия иностранных дел особое внимание обратила на то, что в отношении Галдан-Церена «главнейший интерес российской состоит в том, чтоб оного каким способом склонять к подданству Российской империи... Ежели б с китайцы у России случилась иногда война, в такое время он, контойша, к союзу с Россиею зело полезен» [1, Л. 16-16об.].
В 1733 г., с 3 по 9 июня, были задержаны и допрошены калмыки. Из указа императрицы Анны Ивановны следовало, что привезенные из Сибирской губернии волжских улусов калмыки, которые ехали к Далай-ламе, были в Пекине при дворе китайского императора и оттуда отправились обратно, в Царицыне были арестованы из-за подозрения в причастности к исчезновению племянника Аюки-хана Арабжура. Однако из допроса следовало, что Арабжур, по показанию задержанных калмыцких послов, давно уже умер, а в Пекине живет его сын Данжун [12, Л. 38об.].
В 1734 г. Галдан-Церен заключил перемирие с цинским Китаем. Отправив в Южный Казахстан свои армии, он в этом, а также в следующем году смог вновь подчинить себе Старший жуз [8, с. 106-121.]. В 40-50-е гг. XVIII в. восточная политика Калмыцкого ханства была недостаточно активной. Российская империя обратила взор на Центральную Азию. Возникшие с другими государствами споры Россия стремилась уладить мирным путем, укрепляя восточные пограничные рубежи.
С целью получения благословения Далай-ламы с июля 1734 г. наместник Дондук-Даши начал ходатайствовать в Коллегии иностранных дел о направлении собственных посланцев в Тибет. При этом наместник просил царицу Елизавету Петровну предоставить грамоту к китайскому императору, «ибо он без того их не пропустит» в Китай. Он просил десять его человек отправить в Тибет, к Далай-ламе. Кроме того, он просил, чтобы императрица «для интересов вашего величества и для всего нашего калмыцкого народа общей пользы всемилостивейше повелеть изволила дербетева владельца Лабан-Дондука по-прежнему обыкновению с нами соединить». В «Выписке о зенгорских посланцах» от 23 июля 1741 г. также еще просил произвести между
калмыками и русскими «справедливаго суда и расправы во всех местах единым не разными образы, пожаловать выдать письменное право, а волских городов команда-рам вашего величества указом наикрепчайше подтвердить, дабы оные по тому суд производили без продолжения времяни...» [9, Л. 123.].
Но в 1741 г. в Петербурге был получен запрет калмыкам посещать Далай-ламу от внешнеполитического ведомства МИД Китая. Кроме этого, оказалось, что все прошлые посольства Китай не рассматривал как посольства русских подданных, «... всякому человеку по закону своему моления отправлять никто запрещения не чинил, и потому мнит, что и китайской хан оных людей его, яко для моления отправленных, по китайской дороге без задержания пропустит, а прежде оной китайской хан не пропустил их может быть по той притчине, что те посланцы отправлены были почтенным образом и на казенном коште» [10, Л. 72.].
В документе от 23 марта 1751 года говорится о письме (листе) Дондук-Даши, в котором он писал, по какой причине отправление посланцев его к Далай-ламе в прошлом году остановлено, и что сейчас он хотел бы тех посланцев отправить «чрез мунгалы» и просил о разрешениии. «А ежели ныне онаго учинить будет невозможно, то б повелено было оренбургскому губернатору помянутых его посланцов приказать пропустить чрез Яик безпрепятственно...» [10, Л. 72-об].
По причине недопущения посланцев к Далай-ламе Коллегия иностранных дел была против любых контактов калмыков, которые могли быть с Джунгарией, Китаем, Тибетом, и всеми способами тянула время.
Наконец, в сентябре 1755 г. через Сибирь в Тибет отправилось посольство, главой которого выступил Цойджиб, всего в его составе было 60 человек. Главной их целью стало получить от Далай-ламы VII для Дондук-Даши знаки ханской власти. Но посольству не удалось выполнить поставленную задачу, поскольку к этому времени Далай-лама скончался [7, с.218]. В 1756 г. китайский правитель Цянь-лун принял у себя калмыцкого посланца Цойджиба.
Возможно, в Пекине состоялись переговоры послов с цинскими властями, которые утвердили в том, что в китайско-джунгарской конфронтации калмыкам необходимо соблюдать нейтралитет. Неслучайно, после того как в 1757-1758 гг. Цинская империя, используя гражданскую войну среди князей ойратов, разгромила Джунгарию, Дондук-Даши не стал поднимать тему помощи ему. Из 600 тыс. ойратов осталось не больше 40 тыс., которые смогли спастись бегством в Россию [3, с. 332.]. Крушение джунгар затронуло Калмыцкое ханство только вследствие того, что взяли улусы джунгарского нойона Шеаренга, который в 1758 г. отправился к сибирской границе с 2 тыс. кибиток. Руководство России приказало Дондук-Даши позвать на Волгу джунгарцев.
27 января 1756 г. правительство писало Дондук-Даши, «чтоб он отправил от себя нарочных для перезыву в соединение с калмыцким торгоутским народом, заменяя некоторым образом приобретением их за ушедших с Санжипом в зенгорской народ пятнадцети тысяч кибиток торгоут». Причиной этого приказа стало произошедшее у джунгар междоусобие и наступление на них китайских войск, а также то, что джун-гарские владельцы и зайсанги попросились в китайское подданство. При этом Дон-дук-Даши было приказано, переманивая джунгар на Волгу, дать им надежду, что они в Калмыцком ханстве будут на таком же «основани, как и протчия подданыя калмыки и люди их с ними выходящия от них не отнимутся». Подполковник И. А. Кишенской представил в КИД «Доношение о спорном деле», в котором в вопросе о Шеаренге было сказано, что правительство призывало убрать его из императорского ведомства [14. Л. 44-об.].
Таким образом, китайских политических деятелей ни во второй половине 30-х, ни в 40-х годах XVIII в. не интересовало как само Калмыцкое ханство, так и его паломнические передвижения в Тибет. Можно предположить, что пассивное время в отношениях между калмыками и Китаем непосредственно связано с фактом 15-летия мира, который воцарился между Цинской империей и Джунгарским ханством. При правлении Дондук-Даши Российское государство еще более усилило свое влияние на Калмыцкое ханство, превратив его в зависимую территорию. Причиной серьезного интереса Китая к Калмыкии стало стремление использовать военную силу калмыков в борьбе с главным неприятелем Пекина в Центральной Азии, речь идет о Джун-гарском ханстве. Данная стратегия в полной мере соответствовала дипломатическим приемам, которые уже неоднократно использовались политиками Китая в отношении к кочевым народам: пусть варвары воюют с варварами, привлечь дальние народы, чтоб обезопасить себя от ближних и проч.
При этом Китай активно обращался к религиозному и этническому факторам. Вскоре, в первой половине 30-х годов XVIII в., китайская правящая верхушка поняла, что Калмыцкое ханство уже не так самостоятельно, как прежде, что исключает ведение военных действий между калмыками и джунгарами. Вот почему Пекин практически свел на нет все отношения с калмыками. Также на это повлиял и 15-летний мир между империей Цин и Джунгарским ханством, когда они не нуждались в военной помощи со стороны калмыков.
Список литературы
1. Архив внешней политики Российской империи (Далее: АВПРИ). Ф.119. Оп.1. 1730 г. Д.8.
2. Бакунин В.М. Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского, и поступков их ханов и владельцев. Элиста, 1995.
3. Бокщанин А.А., Непомнин О.Е. Лики Срединного царства. М., 2002.
4. Горяев М.С. Формирование новой улусной системы в Калмыцкой степи в последней трети XVIII века // Вестник Калмыцкого университета, .№1(29), 2016. С. 4-11.
5. Джагаева О..А. О научной и педагогической деятельности профессора Н.Н. Пальмова // Вестник КИГИ РАН, №1, 2013. С. 30-33.
6. Колесник В.И. Ошибка хана Убаши // Вестник Калмыцкого университета, №1(29), 2016. С. 11-21.
7. Митиров А.Г. Ойраты-калмыки: века и поколения. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 1998.
8. Моисеев В. А. Джунгарское ханство и казахи 17-18 вв.. Алма-Ата. 1991.
9. Национальный архив Республики Калмыкия (Далее: НАРК). Ф.36. Оп.1 Д. 150.
10. НАРК. Ф.36. Оп.1. Д. 267.
11. НАРК. Ф.36. Оп.1. Д. 44.
12. НАРК. Ф.36. Оп.1. Д. 63.
13. НАРК.Ф..36. Оп.1. Д.42.-
14. НАРК. Ф.36. Оп.1. Д. 400.
15. Пальмов Н.Н. Этюды по истории приволжских калмыков. Часть 1. XVII-XVШ века. Астрахань, 1926.
16. Санчиров В.П. Новый источник на «ясном письме» по истории Джунгарского ханства (1635-1758) // Вестник КИГИ РАН, №2, 2014. С. 8-15.
