CC BY
41
сновидения в стихах и прозе»). Текстуальную аналогию мы можем провести только с фельетоном «Петербургская летопись».
Сопоставление продемонстрировало функционирование фельетонного жанра в данной статье «Дневника». Аргументом в пользу присутствия здесь фельетонного начала служит и автономность рассмотренного нами фрагмента.
Это происходит не в силу того, что «Маленькие картинки» соответствуют нумерации главок (1,2): наблюдается фельетонная независимость как в общей структуре статьи, так и в первой главке в частности (абзац: «Пыль и жар»). 26-летний срок отделяет «дневник писателя» от фельетона «Петербургская летопись». Однако очевидно: актуальность темы Петербурга оставалась на 1873 год не исчерпанной. Более того, эта тема представляется значительно существеннее и шире: национальная самобытность России в целом, ибо одно из важнейших понятий Ф. М. Достоевского - понятие «почвы», национальных оснований для исторической и политической жизни государства.
Будучи «национальным философом России» [2, с. 12], переводя все конкретные политические проблемы в метаисторический и метафизический план, Ф. М. Достоевский, с другой стороны, все метафизические проблемы разрешал как конкретные и текущие. Фельетонная «обработка» способствовала этому.
Заметим, что культурно-исторический и общественно-политический аспекты - взаимодополняющие компоненты в идейно-тематическом своеобразии фельетонов Ф. М. Достоевского и «Дневника писателя». Поэтому необходимо сказать о том, что статьям «Дневника» на политические темы также свойственны черты фельетонного жанра. Правда, в подобных статьях их не так много, и они не даны фрагментарно (указанный выше структурный принцип при их рассмотрении невозможен). Тем не менее их можно вычленить. Например, из Главы первой, которой открывается статья «Самозваные пророки и хромые бочары, продолжающие делать луну в Гороховой. Одни из неизвестнейших русских великих людей»: «Видите ли: тут дело в том, что наш европеизм и «просвещенный» европейский наш взгляд на Россию - это все та же еще луна, которую делает все тот же самый заезжий хромой бочар в Гороховой, что и прежде делал, и все так же прескверно делает, что и доказывает поминутно; вот он и на днях доказал: впредь же будет делать еще сквернее, -ну, и пусть его: немец, да еще хромой, надобно иметь
сострадание» [1, с. 40]. Или, из статьи «Лучшие люди», в которой основным является социальный аспект, что подсказывает тематическую направленность: «Прежние купцы - миллионеры разделялись на два разряда - на тех, которые продолжали носить бороду, несмотря на свой миллион, и в огромных собственных домах своих, несмотря на зеркала и ракетные полы, жили немного по-свински... Самое лучшее, что в них было, - это их любовь к колоколам и к голосистым диаконам. <...> Другой разряд миллионеров-купцов отличался прежде всего фраками и бритыми подбородками, великолепной европейской обстановкой домов их, воспитанием дочерей на французском и английском языках с фортепианами, нередко орденом за большие пожертвования, нестерпимым чванством над всем, что его пониже . приниженностью перед высшим сановником, особенно если случалось . залучить такого к себе на бал или обед, разумеется для него же и устроенный. Эти старания дать обед особе обращались в программу жизни. почти ведь для того и жил миллионер на свете» [1, с. 408]. Поднятая здесь социальная тема сопровождается также темой конфронтации национальной российской самобытности и всепроникающего «европеизма».
В отношении проникновения фельетонного жанра в «Дневник писателя» характерно следующее - проблема в фельетоне обобщается и рассматривается с точки зрения различных аспектов. В тех фрагментах статей, которые были выделены, мы заметили в том числе и эту особенность.
Таким образом, вполне возможно говорить о взаимовлиянии, которое представим схемой: тематика ^ культурно-исторический аспект, определяющий (наряду с другими особенностями) специфику фельетона. Выявление ее в некоторых статях «Дневника писателя», позволило аргументировать то, что здесь проявляется фельетонное начало, насыщая своими элементами данное произведение.
список литературы
1. Достоевский Ф. М. Дневник писателя. Собр. соч.: В 9 т. Т. 9. Кн. 1. М.: Астрель. АСТ 2004. 603 с.
2. Касаткина Т. «Дневник писателя» // Ф.М. Достоевский. Собр. соч.: В 9 т. Т. 9: В 2 кн. Кн. 1. М.: Астрель. АСТ, 2004. 844 с.
3. Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2004. 405 с.
4. Ходасевич В. Ф. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Наука, 1997. 375 с.
к вопросу о взаимодействии лирики н.в. станкевича с поэзией «любомудров»
Н. С. СОЛНЦЕВА
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра русской и зарубежной литературы
В статье представлены материалы по вопросу о влиянии такого яркого литературного явления конца ХУШ-на-чала Х1Х века, как поэзия «любомудров», на формирование творческой индивидуальности и этико-эстетических взглядов одного из интереснейших лириков указанного периода Н. В. Станкевича. Используя сравнительно-истори-
ческий метод, а также прием потекстовой интерпретации, мы попробуем показать специфику отражения в его лирике основных философско-эстетических, а также художественных установок «любомудров».
С историко-литературной точки зрения Станкевич, по мнению многих исследователей (Г. Елизаве-тина, С. Машинский), был типичным представителем литературы рубежа XVIII-XIX столетий. В своих произведениях он в той или иной мере отразил наиболее характерные тенденции ее развития. Однако самое существенное воздействие на его лирику оказала поэтическая школа «любомудров». Это примечательное литературное явление может быть охарактеризовано как «поэзия философской мысли, стремящаяся проникнуть в глубинные дали мироздания, в сущность и смысл жизни» [3;94]. Истоки такого романтического идеализма следует искать в популярном среди «любомудров» философском учении Шеллинга.
Философию Фридриха Вильгельма Шеллинга принято называть эстетическим идеализмом или философией трансцендентализма. Краеугольным камнем этой системы следует считать установку на восприятие искусства в качестве той сферы, где преодолевается противоположность теоретического и нравственно-практического, сознательного и бессознательного, свободы и долга. Для Шеллинга в творческом процессе главное - самопознание. Художник обретает недостижимый идеал - «бесконечность» - только путем постоянного самоуглубления и самоанализа. именно этот тезис оказал решающее влияние на формирование эстетической доминанты школы «любомудров», которая может быть выражена таким образом: самопознание субъекта поэтического творчества есть наивысший смысл искусства:
Оставь, о друг мой, ропот твой, Смири преступные волненья; Не ищет вчуже утешенья Душа, богатая собой [1;23].
Цитируются программные строки Веневитинова, пожалуй, самого известного и самобытного представителя поэзии «любомудров», открывшие веху обостренного внимания русской литературы к «внутреннему человеку».
Этот тезис будет продолжен и развит таким представителем поэзии философской мысли, как Ф.И. Тютчев. В своем стихотворении «Silentium» 1830 года он призывает:
Лишь жить в себе самом умей, Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их возмутит наружный шум. Дневные разгонят лучи, -Внимай их пенью - и молчи! [6;57].
Тютчев и «любомудры» акцентируют внимание на богатстве, неповторимости и суверенности духовного мира каждого отдельно взятого человека. обращая внимание личности на ее «внутреннее бытие», эти поэты выдвигают нравственно-этический закон о невмешательстве реального мира в мир духовный, о взаимной непроницаемости и взаимном «невлиянии» этих двух пластов человеческого существования. Таким
образом, идеи Шеллинга были не просто слепо калькированы, а своеобразно интерпретированы русской философско-поэтической мыслью.
кроме того, необходимо подчеркнуть, что на рубеже XVIII-XIX веков в литературе происходит сложный процесс смены двух литературных направлений: романтизма и реализма. Борис Сучков в своей книге «исторические судьбы реализма» пишет, что «происходившая между этими главнейшими течениями искусства филиация художественных идей» [5;98] отнюдь не означала кардинальной смены эстетических и художественных взглядов, однако в то же время и не представляла собой копирования одним методом разработок другого. да, идеи романтизма воспринимались реализмом, но в совершенно ином творческом контексте. Так, реализм утвердился, преодолевая романтическую односторонность восприятия мира. В лирике Тютчева и «любомудров» эта тенденция также нашла свое отражение. В уже приводимом нами стихотворении «Silentium» Тютчев пишет: ...Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, -Питайся ими - и молчи. [6;63] Мотив отчужденности человек от мира, несомненно романтический по своей природе, нисколько не сужает диапазона содержательной стороны произведения, не обедняет его философского смысла. отстаивая яркую индивидуальность внутреннего мира человеческой личности, взятой в ее отдельном проявлении, Тютчев поясняет, что один человек не может понять другого в силу присущего им своеобразия. Это не жалоба, не трагическое сетование на противоречивость мироздания, а констатация нормы бытия [7;115]. Тютчев преодолевает односторонность романтической трактовки существования неповторимой и своеобразной личности и открывает «истоки исключительного в самой действительности» [5;105].
Николай Владимирович Станкевич - поэт особой, яркой индивидуальности, не достаточно исследованный в нашем литературоведении. Его творчество формировалось под воздействием многих ярких и продуктивных направлений русской поэзии рубежа XVIII и XIX столетий. Однако наиболее существенное влияние оказала на него именно поэзия «любомудров». Лирический герой Станкевича - это человек обостренного нравственного чувства. Он ведет напряженную духовную жизнь, пытаясь проникнуть в тайны бытия. истинная сущность жизни для него, как и для поэтов школы «любомудров», в неустанно ищущей мысли, в самосозерцании и самоанализе. В стихотворении, характерно озаглавленном «Подвиг жизни», Станкевич призывает:
Когда любовь и жажда знаний Еще горят в душе твоей, Беги от суетных желаний, От убивающих людей [4;59].
Обратим внимание на то, что автор не требует бороться с миром, противопоставить себя остальным людям (что было характерно прежде всего для романтических произведений той литературной эпохи). Он лишь просит «бежать» их общества. Увлекая человека, внешний мир поглощает его, стирает из его памяти истинное предназначение человеческого бытия. В стихотворении «Отшельник» Станкевич художественно воплотил эту мысль в строках:
Покину мир - среди могил Влачить мне долгое изгнанье! Покину мир - я в нем забыл Свое высокое призванье! [4;54].
«Высокое призвание», с точки зрения Станкевича, это постоянная работа мысли, неустанное самосовершенствование. Человек должен приумножить свое духовное богатство, а не растратить его. Таким образом, отношения между личностью и окружающим миром для поэта образно можно представить как параллельные линии. Перед нами нет трагического пафоса сильной личности в ее конфликте с миром, нет традиционной формулы романтического двоемирия. Герой Станкевича не противостоит миру, а «отстоит» от него. В стихотворении «Заветное» поэт дает развернутое объяснение такой своей позиции:
В моей душе живут прекрасные виденья И звуки чудные звучат; Но никогда творящие мгновенья Их для людей не воплотят [4; 59].
Богатый, разносторонний и самодостаточный внутренний мир человека дает ему огромную пищу для анализа. увлеченный созерцанием «прекрасных видений» и «чудных звуков» герой независим от мира.
...Мне с ними чужд других людей кумир:
Они мне жизнь, любовь; но сердце - их обитель,
Им безответною пустыней был бы мир [4;59].
Однако обратим внимание также на то, что все три процитированных нами стихотворения исполнены глубокого личностного чувства и далеки по своей эмоционально-экспрессивной окраске от спокойного самосозерцания и констатации его результатов, которые можно отметить в стихах «любомудров». Поэтической лаборатории Станкевича чужды холодность и объективизм. Вселенские проблемы он переживает в контексте своей собственной судьбы, своих чувств. В этом особенность его творчества, отличительная черта его авторской индивидуальности. А.Н. Плещеев подчеркивал, что главная сфера поэзии Станкевича -«внутренний мир человека, его душевных переживаний» [3;95]. Мы знаем, что абсолютизация чувств, эмоций, переживаний и субъективизм свойственны прежде всего романтической литературе, что дает нам право утверждать, что поэтические традиции «любомудров» отнюдь не являлись константой в творчестве Станкевича, оставляя простор для проникновения в него других литературных тенденций.
Мир, реально существующий вокруг лирического героя поэзии Станкевича, как и в поэзии «любомудров», имеет второстепенное значение. главенствую-
щую роль для человека играют мгновения, когда он созидает свой собственный, внутренний мир. Для поэта эти мгновения - творческая стихия.
Есть для души священные мгновенья: Тогда она чужда земных забот, Просветлена лучом преображенья И жизнию небесною живет.
Борьбы уж нет; стихают сердца муки, В нем царствуют гармония и мир, И стройно жизнь перелилася в звуки, И зиждется из звуков новый мир [4;52].
Богатство философской проблематики поэзии Н.В. Станкевича не исчерпывается обращением к проблеме взаимоотношения «внутреннего» и «внешнего» человека. В стихотворениях «на могилу сельской девицы», «Грусть», «Старая, негодная фантазия», «На могиле Эмилии» поэт в тяжком раздумье останавливается перед загадкой жизни и смерти, кратковременности существования прекрасного. Он мучительно размышляет о законах, управляющих человеческой судьбой, с трагической глубиной осознает неповторимость каждой угаснувшей жизни:
- «Звезда горела средь небес, Но закатилась - свет исчез».
- «В небе других миллионы сияют Блеском отрадным взоры пленяют».
- «Сколько ни будут пленять и светить, Той, что погибла, не воротить» [4:54].
Поэт отмечает неповторимость, индивидуализм каждой отдельно взятой жизни. И эта индивидуальность проявляет себя так ярко, что порой самые заветные думы и стремления личности непонятны другому человеку. Просто потому, что он другой. Это еще одна общая черта его поэтического мировосприятия и описанных в первой части данной статьи философских взглядов Ф. И. Тютчева и «любомудров».
Необходимо отметить, что философичность лирики Станкевича, особый мягкий, сдержанный, скромный языковой строй, мягкий лиризм его произведений позволяют нам говорить о бытовании в его творчестве еще одной литературной традиции русской поэзии XVШ-XIX веков, заложенной еще А. С. Пушкиным и Е. А. Баратынским. Мы имеем в виду жанровую традицию философской элегии. С. Машинский в своей книге «Слово и время» писал: «Голос этой поэзии тих и сосредоточен... Она привлекает непосредственностью своего задушевного тона, простотой. выраженного в ней чувства» [3;95]. Эта особенность произведений поэта является следствием его эстетических установок. В написанном под влиянием все того же Ф. В. Шеллинга незаконченном философском трактате «Моя метафизика» 1833 года одну из главных своих задач Станкевич видит в поисках и выработке «простоты», жизненной и художественной. Ю. В. Манн, современный исследователь эстетики Станкевича, отмечает: «В целом эстетический комплекс Станкевича, образованный пересечением повседневного и абсолютного, был весьма типичным явлением, одной из переходных
форм от романтического к реалистическому этапу сознания».
В завершении статьи мы считаем целесообразным подвести некоторые итоги, сделать выводы:
1. Общей характерологической чертой поэзии «любомудров» и лирики Н. В. Станкевича было утверждение главенствующей роли духовного начала в жизни человека, а также внимание к глубинным, вселенским проблемам бытия (жизнь, смерть, закон, индивидуальность).
2. Эстетические системы школы «любомудров» и Станкевича сложились под непосредственным влиянием философии Ф. В. Шеллинга.
3. Несмотря на отмеченное нами огромное воздействие лирики «любомудров» на формирование творческой индивидуальности Станкевича, нельзя не признать
того, что его поэзия складывалась как синтез многих литературных явлений, в том числе и романтизма.
4. Специфика проблематики стихотворных произведений Станкевича и «любомудров» обусловила строгую избирательность и сдержанность в использовании поэтических средств.
список литературы
1. Поэты пушкинской поры. М.: Просвещение, 1989.
2. Манн Ю. В. Русская философская эстетика. М., 1982.
3. Машинский. С. Слово и время. М., Советский писатель, 1975.
4. Станкевич Н. В.. Избранное. М., 1982.
5. Сучков Б. Исторические судьбы реализма. М., 1970.
6. Тютчев Ф.И. Соч. в 2-х тт., т. 1. М.. Правда, 1980.
7. Щеблыкин И. П.. Грани великих дарований. Пенза, 2001.
УДК 8 (075)
эпическое изображение действительности как отличительная черта народного романа д.в. григоровича
А. А. ТИМАКОВА
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского кафедра русского языка и литературы
В статье рассматриваются вопросы эпического отражения действительности в романах известного писателя середины XIX века Д. В. Григоровича. Доказывается, что эпика народного романа Д. В. Григоровича основывается на классических принципах романного повествования, обогащаясь художественными приемами «натуральной школы».
Понятие «эпическое изображение действитель- уточнения необходимы, поскольку первый опыт Гри-ности» в литературоведческой науке употребляется горовича-романиста («Проселочные дороги», 1852)
в широком контексте и вбирает в себя целую массу вопросов, связанных с развитием того или иного характера, судеб отдельных героев, различных картин и деталей, то есть всего того, что составляет содержание произведения в целом. Исследователи отмечают, что колоссальные возможности эпического повествования в литературе используются далеко не полно. Поэтому можно говорить о разных его уровнях, определяющих идейно-тематические компоненты произведения.
Так, В. Е. Хализев подчеркивает, что «со словом «эпос» прочно связано представление о художественном воспроизведении жизни в ее целостности, о раскрытии сущности эпохи, о масштабности и монументальности творческого акта» [10]. Нетрудно увидеть, что в приведенном понятийном ряду речь идет о контекстно близких, но семантически различающихся явлениях. Жизнь в ее целостности - это вопрос уровня реалистического произведения, раскрытие сущности эпохи - качество историзма, а «монументальность творческого акта» относится к проблеме авторской одаренности.
Таким образом, поднимая вопрос о принципах эпического изображения, необходимо определить конкретные направления исследования художественного материала. Таковыми являются типы и характеры в их движении и развитии («жизнь в ее целостности»), исторический контекст («сущность эпохи»), уровень художественного мастерства («монументальность творческого акта»). В контексте нашей работы эти
вызвал обвинения критики в «мелочности и однообразии... неуклюжего романа» [5]. Однако эта неудача лишь придала новый творческий импульс Д. В. Григоровичу, и в 1853 году он приступил к работе над следующим романом - «Рыбаки», качественно отличившимся от первого именно эпичностью повествования, широтой и достаточной глубиной изображения народной жизни.
Здесь уместно обратиться к вопросам историко-литературного контекста творчества Д. В. Григоровича. Очевидно, что писатель сформировался под сильным влиянием «натуральной школы», авторитет и воздействие которой будут ощущаться на протяжении всего XIX века. Но немаловажно учитывать и факт все возрастающего влияния новых тенденций в реализме, связанных с более широким осмыслением конкретных, подчас чисто бытовых фактов и противоречивых социальных явлений середины 50-х годов. И влияние этих новых тенденций на жанровую модель народного романа оказывается весьма значительным. Иначе говоря, не только правомерно, но и необходимо рассматривать народный роман Д. В. Григоровича в контексте развивающегося реализма и поисков новых форм его выражения.
Одна из характерных черт этого жанра состояла в сочетании пока еще доминирующих элементов повествования «натуральной школы» с реалистическими приемами, проявляющимися именно в эпической манере повествования. Действительно, роман «Рыбаки»
