К ВОПРОСУ О СТАТУСЕ ПРАВОВЫХ ПОЗИЦИЙ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА И О РОЛИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ЕГО ОПРЕДЕЛЕНИИ Текст научной статьи по специальности «Право»

СТАНДАРТЫ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ

К вопросу о статусе правовых позиций Европейского Суда по правам человека и о роли Конституционного Суда Российской Федерации в его определении*

Алексей Лаптев, Мария Филатова

Статья посвящена исследованию основных точек зрения о пределах обязательности прецедентов Европейского Суда. В ней анализируются подходы к данному вопросу Конституционного Суда Российской Федерации. Поднимаются вопросы о юридическом статусе правовых позиций Страсбурга в национальных правовых системах, а также о природе Европейского Суда по правам человека как наднационального судебного органа и понимания результатов его деятельности. Позиции авторов сопоставляются с выводами К. Коротеева и С. Голубка по этому вопросу.

^ Европейский Суд по правам человека; прецедент; правовая позиция; европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод; компетенция

В настоящее время вряд ли у кого-то вызывает сомнение тот факт, что практика Европейского Суда по правам человека (далее — Европейский Суд, Суд), массив его правовых позиций по конкретным делам оказывают существенное влияние на развитие как российской правовой системы, так и национальных систем других европейских государств. Значительный массив решений Суда, вынесенных более чем за 50 лет его деятельности, а также большое количество сформулированных им правовых позиций образуют взаимосвязанную систему европейских стандартов, пронизывающих практически все сферы правового регулирования и рассматривающих эти сферы через призму защиты прав и свобод человека.

* Позиции, изложенные в настоящей статье, принадлежат исключительно авторам в их личном качестве..

Вместе с тем при общем понимании значения практики Европейского Суда по правам человека как для европейского правового пространства в целом, так и для правовых систем отдельных государств, до настоящего времени и в российской правовой доктрине, и в европейской научной мысли не сформировался единый подход к вопросам о юридическом статусе правовых позиций Страсбурга в национальных правовых системах и о пределах их обязательности (в том числе по кругу государств). Между тем этот вопрос остается одним из центральных применительно к проблеме определения природы Европейского Суда как наднационального судебного органа и понимания результатов его деятельности.

В литературе, а иногда и в практике, сложилась традиция именовать решения Европейского Суда по правам человека, содержа-

щие его правовые позиции по ключевым вопросам, прецедентами, при общем понимании того, что существо выносимых Судом постановлений значительно отличается от признаков, свойственных классическим прецедентам, как они формировались в англо-саксонской системе права и понимаются в теории права. Как отмечают исследователи, мы имеем дело с новыми разновидностями прецедента, не отвечающими классической модели, но имеющими, тем не менее, ярко выраженное нормативное значение1. Очевидно, что в данном случае юридическая наука идет вслед за практикой, описывая сложившиеся в последней явления уже существующими понятиями и концепциями и пытаясь вписать новые явления в уже разработанные конструкции. Однако до настоящего времени в науке не было дано исчерпывающего объяснения природы правовых позиций Европейского Суда, их места в иерархии источников права отдельных государств, соотношения с другими источниками и, прежде всего, — национальным законодательством. Дискуссионным остается также вопрос о пределах действия постановлений Европейского Суда по кругу государств, обязательности для государств — участников европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) правовых позиций Европейского Суда, сформулированных им в отношении других государств.

Задачей настоящей статьи является не системный анализ всех вышеуказанных проблем (для этого потребовалось бы не одно значительное по объему исследование), но лишь размышление о некоторых из них, в том числе о путях их решения, предлагаемых в практике Конституционного Суда РФ, включая оценку юридического статуса и пределов обязательности решений Европейского Суда в российской правовой системе.

Вопрос о пределах обязательности правовых позиций Европейского Суда (в том числе по кругу государств), помимо теоретической значимости, имеет важное прикладное значение, поскольку он определяет возможность и разумную необходимость для российских судов руководствоваться такими решениями при осуществлении правосудия.

По мнению авторов данной статьи, в настоящее время целесообразно провести краткий анализ и систематизацию существу-

ющих подходов к юридическому статусу постановлений Европейского Суда по правам человека, вытекающих как из нормативных положений и правоприменительной практики, так и из доктринальных источников.

Поводом для данной публикации явилась в том числе статья К. Коротеева (на тот момент — докторанта, научного сотрудника Университета Париж-1 (Пантеон-Сорбонна); в настоящее время — научного сотрудника и преподавателя Университета Страсбурга) «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период)»2.

В 2007 году тем же автором совместно с С. Голубком (на тот момент — магистрантом Университета Эссекса; в настоящее время — юридическим референтом секретариата Европейского Суда по правам человека) была опубликована статья «Постановление Конституционного Суда об институте надзора в гражданском процессе: отказ в правосудии, отрицание Европы»3.

В статье «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод...» К. Коротеев последовательно обосновывает утверждение, что многочисленные ссылки Конституционного Суда РФ в его практике как на нормы Конвенции, так и на прецеденты Европейского Суда по правам человека «не гарантируют соответствие им постановлений Конституционного Суда. Они не предохраняют и от искаженного применения методов анализа дел, основанных полностью или в части на Конвенции»4. Кроме того, в обеих статьях — и в подготовленной совместно с С. Голубком в 2007 году, и в опубликованной в 2009 году — К. Коротеев также формулирует вывод об изменении позиции Конституционного Суда РФ по вопросу о месте Конвенции в российском праве в сторону сокращения обязательств, вытекающих из Конвен-ции5.

Целью настоящей статьи, в свою очередь, является, во-первых, «инвентаризация» основных точек зрения о пределах обязательности прецедентов Европейского Суда (в том числе по кругу государств); во-вторых, анализ подходов к данному вопросу Конституционного Суда РФ и, наконец, сопоставление этих данных с выводами К. Коротеева и С. Голубка в вышеуказанных статьях.

1. Пределы обязательности

правовых позиций Европейского Суда по правам человека с точки зрения международного права

Для начала целесообразно уточнить, какие нормативные положения регулируют вопросы юридической силы и обязательности постановлений Европейского Суда по правам человека в международном праве.

Пункт 1 статьи 32 Конвенции наделяет Суд следующей компетенцией: «В ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней, которые могут быть ему переданы в случаях, предусмотренных положениями статей 33 [Межгосударственные дела], 34 [Индивидуальные жалобы], 46 [Обязательная сила и исполнение постановлений] и 47 [Консультативные заключения]». Таким образом, при рассмотрении конкретного дела Европейский Суд вправе давать толкование Конвенции. В ходе толкования он вырабатывает определенные методы толкования и формулирует свои правовые позиции, которыми и руководствуется при рассмотрении похожих дел в дальнейшем, если не посчитает нужным занять другую позицию и изменить свою судебную практику.

Пункт 1 статьи 46 Конвенции, которая регулирует международно-правовую обязательность вступивших в силу постановлений Суда, гласит: «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по любому делу, в котором они выступают сторонами». Опять-таки из буквального содержания данной нормы следует, что правовая позиция Суда, высказанная в конкретном деле, действует inter partes, то есть в отношении заявителя и государства-ответчика. В связи с этим Федеральный конституционный суд Германии говорит «об ограниченной правовой силе постановлений Европейского Суда»6, которая выражается в обязательстве исполнить определенное постановление Суда в рамках участвующих в рассмотрении дела лиц и в отношении конкретного предмета спора, рассмотренного Европейским Судом7.

Ставшие окончательными, Постановления Европейского Суда по правам человека, вынесенные в отношении конкретного государства, в силу статьи 46 Конвенции, безус-

ловно, являются юридически обязательными для него как субъекта международного права. Для исполнения окончательного постановления Европейского Суда, в целях предотвращения подобных нарушений в будущем, на внутригосударственном уровне может потребоваться принятие мер общего характера8. Хотя Комитет министров Совета Европы и имеет последнее слово в вопросе о том, являются ли предпринятые меры достаточными для исполнения соответствующего постановления Страсбургского суда, в выборе данных мер, в принципе, государство-ответчик обладает широкой свободой усмотрения (obligations of result)9. Вместе с тем в литературе отмечается, что в подавляющем числе государств Совета Европы власти принимают принцип прямого действия постановлений Европейского Суда, вынесенных в отношении соответствующего государства, под которым понимается выполнение обязательств, вытекающих из этих постановлений, непосредственно правоприменительными органами, не нуждаясь в предварительных действиях правительства или парламента с целью приведения внутреннего права в соответствие с этими постановлениями10.

В ходе разработки Протокола № 14 к Конвенции было высказано предложение о включении в статью 46 Конвенции положения об обязательности правовых позиций Европейского Суда для всех государств — участников Конвенции. Однако данное предложение было отклонено группой экспертов (Reflection Group) Совета Европы со ссылкой на трудности, которые могут возникнуть при реализации правовой позиции Европейского Суда, высказанной в отношении одного правопорядка, в правопорядках других государств — участников Конвенции11.

Таким образом, из буквального смысла статей 32 и 46 Конвенции не вытекает общеобязательность постановлений (а соответственно, и правовых позиций) Европейского Суда по правам человека за рамками конкретного дела и в отношении других государств — участников Конвенции, то есть их действие erga omnes.

В доктрине вопрос о толковании данных положений Конвенции и пределах действия правовых позиций Европейского Суда по правам человека также окончательно и единообразно не решен.

Так, одни авторы указывают, что правовые позиции Европейского Суда служат лишь ориентирами в вопросах применения Конвенции12, хотя в литературе подчеркивается, что Европейский Суд является авторитетной организацией и его правовые позиции имеют большое фактическое значение13. В частности, судья Европейского Суда по правам человека в отставке Георг Ресс отмечает: «Поскольку постановления Европейского Суда по правам человека не обладают действием erga omnes, они не связывают государства, не участвующие в процессе, в строго юридическом смысле, а только приобретают ориентирующее действие. Государства могут, в принципе, отклониться [от позиции Европейского Суда], без того, чтобы уже этим нарушить Конвенцию, если они должным образом проанализируют позицию Европейского Суда по правам человека»14. Отсутствие явного норматива обязательности дает возможность некоторым авторам характеризовать case-law Европейского Суда в качестве soft law15. Согласно данному подходу Страсбургский суд должен рассчитывать на силу убеждения (на обоснованность и убедительность своих правовых позиций), если он хочет, чтобы его практику учитывали в других государствах16.

Вместе с тем достаточно широко представлены и мнения сторонников общеобязательности правовых позиций Европейского Суда для всех европейских государств, вне зависимости от ответчика по конкретному делу. В обоснование своей позиции они приводят, в частности, следующие аргументы.

Во-первых, сторонники данного подхода ссылаются на то, что Конвенция наделяет Суд правом толковать Конвенцию17, причем данное толкование фактически рассматривается государствами-участниками как обязательное, что подтверждается многочисленными законодательными реформами, которые были проведены вследствие установленных Судом нарушений в отношении других государств18.

Между тем, как представляется, реакция законодателей государств — участников Конвенции на постановления Европейского Суда, вынесенные против другого государства-участника, и проведенные в связи с этим законодательные реформы сами по себе не доказывают того, что государства были обязаны или считали себя обязанными это

делать19. По нашему мнению, это следствие скорее доброй воли государств-участников, а не юридической обязательности правовых позиций Европейского Суда. Ведь не так уж редко государства воздерживаются от проведения соответствующих реформ в аналогичной ситуации.

Также в литературе отмечается, что «все чаще круг постановлений Европейского Суда, действующих напрямую во внутреннем праве, не ограничивается постановлениями в отношении данной страны»20 (статистические данные, к сожалению, не приводятся). Можно только приветствовать данную тенденцию, однако сам факт ее наличия может служить доказательством того, что общеобязательность правовых позиций не вытекает непосредственно из Конвенции; в противном случае, прямое действие постановлений Европейского Суда имело бы место во всех государствах — участниках Конвенции.

Во-вторых, общеобязательность правовых позиций Европейского Суда обосновывается ее сторонниками также путем ссылки на подпункт «Ь» пункта 3 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года. Согласно данной норме, «при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования»21. Вместе с тем в настоящее время практика применения Конвенции государствами-участниками едва ли свидетельствует о том, что достигнуто соглашение участников относительно юридической общеобязательности правовых позиций Европейского Суда. Рецепция правовых позиций Суда национальными правопоряд-ками варьируется не только от государства к государству, но даже внутри отдельных государств — участников Конвенции в зависимости от отрасли права22. Кроме того, не так уж редко внутригосударственные суды напрямую отказываются следовать правовым позициям Европейского Суда в своей практике. В качестве примера можно привести решение Конституционного суда Австрии от 14 октября 1987 года, в котором со ссылкой на конституционный порядок Австрии правовая позиция Европейского Суда была отвергнута как налагающая на государства-участники обязательства, которые они на себя не возлагали

и возлагать не собирались23. К аналогичному результату пришла в 2004 году Федеральная кассационная комиссия по трудовым спорам (Eidgenössische Personalrekurskommission) Швейцарии24. Федеральный административный суд Германии в ряде дел также отказался признавать обязательность правовых позиций Европейского Суда, высказанных им в постановлениях, вынесенных против других государств; он сам дал толкование Конвенции, придя к иным, чем Европейский Суд, выводам25. Палата лордов Великобритании в решении от 18 июня 2002 года отказалась применять правовую позицию Европейского Суда по правам человека, поскольку «по каким бы то ни было причинам... Европейскому Суду было представлено гораздо меньше информации, чем [Палате лордов]26. Федеральный конституционный суд Германии в 2004 году прямо указал, что постановления Европейского Суда, вынесенные против иных государств, не обладают свойством юридической обязательности, а дают лишь повод проверить свой национальный правопорядок и, при необходимости возможных изменений, ориентироваться на соответствующую судебную практику Европейского Суда27.

Весьма любопытными можно считать и результаты опроса национальных докладчиков XII Конференции европейских конституционных судов, проходившей в Брюсселе в мае 2002 года. Один из вопросов был сформулирован следующим образом: «Связан ли конституционный суд прецедентной практикой Европейского Суда по правам человека?». При ответе на данный вопрос большинство национальных докладчиков (21 из 33) указали, что конституционные суды соответствующих стран не являются связанными решениями Европейского Суда по правам человека28 (более подробно о выводах данной Конференции см. раздел 5 настоящей статьи). В такой ситуации ссылку на подпункт «b» пункта 3 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров как основание для общеобязательности правовых позиций Европейского Суда можно признать недостаточно убедительной.

Наконец, в качестве аргумента в пользу общеобязательности правовых позиций Европейского Суда используется также телеологическое толкование Конвенции, согласно которому только при признании такой обяза-

тельности могут быть достигнуты единообразное применение Конвенции внутри государств-участников, правовая определенность и стабильность, а также практическая действенность прав человека, которые государства-участники обязались обеспечить на национальном уровне в силу статьи 1 Конвенции29. Так, например, в одной из рекомендаций Комитета министров Совета Европы сказано: «Необходимое условие эффективной защиты прав человека в Европе с помощью Конвенции состоит в том, что государства применяют Конвенцию в своих правовых системах так, как она понимается в практике Европейского Суда»30.

Между тем case-to-case подход Европейского Суда, то есть учет всех обстоятельств конкретного дела, на который ссылается в том числе К. Коротеев в своей статье «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период)»31, не позволяет автоматически переносить выводы Европейского Суда, сделанные в отношении одного правопорядка, на правопорядки других государств. Как признает сам Европейский Суд32, Европейская конвенция оставляет государствам-участникам определенную свободу усмотрения (margin of appreciation) в вопросах обеспечения конвенционных гарантий, что предполагает отсутствие единообразия в вопросах их обеспечения в государствах — участниках Конвенции. «Вся прелесть доктрины свободы усмотрения в том, что она оставляет место для маневра и дает Европейскому Суду возможность по-разному оценивать ситуацию в зависимости от обстоятельств конкретного дела», — отмечает судья Европейского Суда по правам человека Лех Гарлицкий33. С учетом того, что выводы Европейского Суда формулируются на основе анализа фактических обстоятельств конкретного дела, перенос этих выводов в правопорядки других государств возможен лишь до определенной степени, так как фактические и правовые обстоятельства дела, даже при их внешней схожести, могут быть иными, и даже сам Европейский Суд оценивает их в контексте национальной правовой системы. Именно особенности конкретного дела могут приводить Суд к иным выводам, чем были сформулированы им ранее в делах со схожими фактическими

обстоятельствами, но с участием других государств-ответчиков или даже в отношении одного и того же государства-ответчика34.

Немецкий ученый Мейер-Ладевиг занимает промежуточную, по сравнению с вышеприведенными, позицию: «Нельзя отказать государству-участнику в праве дождаться реакции Суда вплоть до вынесения постановления против него, то есть подождать, пока Европейский Суд и в этом процессе подтвердит свою позицию. Однако, в случае устоявшейся судебной практики Суда, обязательность его правовой позиции вытекает из статьи 1 Конвенции, согласно которой Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I настоящей Конвенции»35. При этом, впрочем, автор не уточняет, с какого момента практика Суда должна считаться «устоявшейся» и кто должен этот вопрос решать.

Следует также отметить, что согласно позиции Европейского Суда по правам человека, его постановления «служат не только тому, чтобы разрешать те дела, которые к нему поступили, но и в более общем смысле тому, чтобы разъяснять, обеспечивать и развивать положения Конвенции, внося тем самым вклад в соблюдение государствами обязательств, которые они приняли на себя в качестве государств — участников Конвенции»36. При этом, согласно позиции Страсбурга, речь не идет о толковании, которое возлагало бы на государства-участники новые обя-зательства37. Европейский Суд ожидает, что его практика будет воспринята в государствах — участниках Конвенции38.

Вместе с тем, говоря о правах человека, не стоит забывать о правах государств, которыми они также обладают. Возлагать юридическую обязанность, которая содержится в постановлении Европейского Суда, на государство, не участвовавшее в процессе, не выслушав последнее по обстоятельствам дела, означало бы нарушение общепризнанного принципа международного права audiatur et altera pars (право лица, затронутого судебным решением, быть выслушанным судом по обстоятельствам дела). Данный принцип логически вытекает из права на справедливое судебное разбирательство, которое нашло свое закрепление в том числе и в Европейской конвенции (п. 1 ст. 6).

На наш взгляд, в определенной мере точка в споре о том, являются или не являются, с точки зрения международного права, правовые позиции Европейского Суда общеобязательными для всех государств — участников Конвенции, была поставлена в Интер-лакенской декларации (принята 19 февраля 2010 года на конференции высокого уровня государств — членов Совета Европы, которая состоялась в Интерлакене, Швейцария). Декларация включает в себя План действий (Action Plan), раздел «В» которого («Импле-ментация положений Конвенции на национальном уровне») призывает государства — участники Конвенции «принимать во внимание развивающуюся прецедентную практику Суда, в частности, с целью учета выводов, следующих из постановлений, устанавливающих нарушение Конвенции другими государствами, когда та же проблема принципиального характера существует в их собственных правовых системах» (подп. «с» п. 4)39. Сама по себе использованная формулировка (призыв принимать во внимание) подтверждает, что на сегодняшний день правовые позиции Европейского Суда, сформулированные в отношении соответствующих государств, не признаются государствами — участниками Конвенции как юридически обязательные для всех государств Совета Европы. Как отмечает Председатель Европейского Суда по правам человека в отставке Люциус Вильдхабер: «Главной задачей Европейского Суда по правам человека является выработка рекомендаций по развитию и совершенствованию систем защиты прав человека для национальных судов государств — участников Конвенции»40 (выделено нами. — А.Л., М. Ф.).

Таким образом, можно утверждать, что в явном виде общеобязательность правовых позиций Европейского Суда по правам человека, вне зависимости от того, в отношении какого государства вынесено постановление, в котором эти правовые позиции сформулированы, не вытекает из положений Конвенции или иных актов международного права; не вытекает она и из практики самого Европейского Суда по правам человека41.

Вместе с тем нельзя не признать, что практика Европейского Суда по правам человека имеет большое фактическое значение для государств — участников Конвенции. Так, большинство национальных докладчиков

на уже упомянутом XII Конгрессе европейских конституционных судов (Брюссель, май 2002 года) признали, что правовые позиции Европейского Суда по правам человека оказывают влияние при определении существа основных прав, гарантированных национальными конституционными положениями, и пределов их допустимых ограничений42. При этом они также отметили, что практика Европейского Суда по правам человека является одним из важнейших «источников вдохновения и идей» для органов конституционного контроля при решении ими вопросов о конституционности национальных правовых норм»43.

На наш взгляд, наиболее исчерпывающим объяснением получающей все большее распространение тенденции придания универсального характера прецедентам Европейского Суда вне зависимости от государства-ответчика, в отношении которого они вынесены, является точка зрения, согласно которой движущей силой этой тенденции выступают не нормативные положения международного права, а добрая воля государств — участников Конвенции. «Очевидно, что готовность государств — участников Конвенции добровольно следовать практике Европейского Суда по правам человека, сформированной вне связи с рассмотрением дел в отношении соответствующих государств, подчеркивает не общеобязательность, нормативность таких решений конвенционно-судебного органа... а степень их собственного усмотрения при решении вопроса о признании решений Европейского Суда как имеющих для них обязывающий характер»44.

Добровольное следование государствами — участниками Конвенции практике Европейского Суда становится обыкновением, пока еще не универсальным, но получающим все большее распространение в европейских странах (в лице их законодательных и правоприменительных органов). Очевидно, что движущей силой этой тенденции, помимо стремления к распространению единых европейских стандартов в области защиты прав человека и единообразного применения положений Конвенции, является также и ощутимый практический интерес: государствам выгодно учитывать правовые позиции Европейского Суда, сформулированные в решениях против других государств, чтобы умень-

шить вероятность вынесения негативных решений против них самих.

Характеризуя место решений Европейского Суда по правам человека в российской правовой системе, бывший председатель Конституционного Суда РФ и судья Европейского Суда по правам человека от России в отставке В. А. Туманов, в Докладе на международной конференции «Европейское измерение национальных конституций. Значение европейской Конвенции о правах человека для законодательства, судебной практики и судебного конституционного контроля в Восточной и Западной Европе», проходившей в Регенсбурге 20—22 июня 2002 года, отметил, в частности, следующее:

«Говоря о деятельности Европейского Суда, используют понятие "прецедентное право"; это правильно, когда речь идет об относительной (в отличие от английского правила прецедента) связанности Суда при рассмотрении дел его предшествующими решениями и сложившимися правовыми позициями; это неправильно, когда решение Суда трактуется как обязательный прецедент для национальных судов. Тем не менее, не обладая такой обязательной силой, судебная практика Европейского Суда оказывает влияние на национальную правоприменительную деятельность и на законодательство. Это влияние особенно значительно тогда, когда его результат достигается не такими формами воздействия, как денежные санкции, налагаемые Судом, или мониторинг Совета Европы, на органы которого возложен контроль за исполнением решений Суда, а стремлением самого государства-участника последовательно реализовывать свои обязательства по Конвенции. Именно такое отношение демонстрирует сегодня Россия».

Представляется, что данный подход сохраняет свою актуальность и сегодня.

2. Обязательность правовых позиций Европейского Суда с точки зрения внутригосударственного права Российской Федерации

Даже в случае наличия доброй воли государства на придание правовым позициям Евро-

пейского Суда общеобязательного характера и на расширение изначально заложенных в них в соответствии с Конвенцией пределов действия, такая общеобязательность должна найти закрепление во внутригосударственных нормах права либо в практике правоприменительных органов. Приведем несколько примеров того, как эта проблема была решена в некоторых государствах Совета Европы.

Одним из государств, признавших практику Европейского Суда источником права, является Украина (ст. 17 Закона Украины «Об исполнении решений и применении практики Европейского суда по правам человека» 2006 года)45. Следует отметить, что Европейская конвенция является частью национального законодательства Украины с 1997 года (с момента вступления Конвенции в силу для Украины)46. Однако для того, чтобы наделить правовые позиции Европейского Суда юридической силой на территории Украины, потребовалось принятие специальной правовой нормы. Это является еще одним подтверждением тому, что из самой Конвенции такое их качество не вытекает.

Другими примерами решения данного вопроса в государствах — участниках Конвенции может служить британский Акт о правах человека 1998 года и ирландский Акт о Европейской конвенции о правах человека 2003 года, которые устанавливают, что правоприменители должны толковать и применять национальное законодательство таким образом, который согласуется с Конвенцией, однако они должны это делать «so far as it is possible to do so»47 — то есть настолько, насколько это возможно, что предполагает возможность и другого результата48.

Теперь рассмотрим, насколько российская правовая система позволяет сделать вывод о том, что правовые позиции Европейского Суда являются обязательными для применения в России вне зависимости от того, в отношении какого государства они сформулированы.

Сразу необходимо отметить, что в российском праве отсутствует нормативно-правовой акт, прямо наделяющий такого рода правовые позиции Европейского Суда обязательной юридической силой49. Европейская конвенция стала частью правовой системы России в силу части 4 статьи 15 Конституции РФ и Федерального закона от 30 марта

1998 года № 54-ФЗ о ратификации Конвенции и протоколов к ней. На основании приведенного закона о ратификации «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации».

Буквальное прочтение данного текста не вносит существенной ясности в вопрос о статусе правовых позиций Европейского Суда в России. «По своему буквальному смыслу, — указывает Н. С. Бондарь, — данное положение предполагает обязательность для России лишь той части практики Европейского Суда, которая формируется при рассмотрении дел в связи с предполагаемыми нарушениями Российской Федерацией своих конвенционных обязательств. Это в полной мере соотносится с общим принципом связанности судебным решением сторон спора, но не третьих лиц. Что же касается вопроса о значении для национальной правовой системы практики Европейского Суда, сформированной без участия Российской Федерации, то он не получил прямого разрешения в Конвенции и Федеральном законе "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней" и не имеет однозначной оценки в отечественной научной литературе»50.

Е. А. Ершова, также анализируя указанное положение закона о ратификации, отмечает: «Отсюда можно сделать важный вывод: постановления Европейского суда, принятые против России, являются обязательными для правотворческих, исполнительных и судебных органов государственной власти, а также для органов местного самоуправления»51 (выделено нами. - А. Л., М. Ф.).

Вместе с тем анализируемое положение закона о ратификации Конвенции можно истолковать таким образом, что оно означает лишь признание «права писать в Страсбург», то есть речь идет о признании юрисдикции

Европейского Суда, которое позволило ему рассматривать жалобы против России, а не о решении вопроса об обязательности правовых позиций Европейского Суда за рамками конкретного дела. Дело в том, что до вступления в силу Дополнительного Протокола № 11 к Конвенции (вступил в силу 1 ноября 1998 года), который внес существенные изменения в текст Конвенции, требовалось специальное заявление о признании юрисдикции Суда; в противном случае он был бы не вправе рассматривать соответствующие жалобы. Иными словами, факт ратификации Конвенции не означал автоматического признания юрисдикции Суда. Поэтому Россия в законе о ратификации и сделала такое заявление, которое является практически дословным воспроизведением пункта 1 статьи 46 Европейской конвенции в действовавшей на тот момент редакции52. Указание же в законе о ратификации на то, что Россия признает юрисдикцию Европейского Суда только в отношении предполагаемых нарушений Конвенции, которые имели место после вступления Конвенции в силу (для России), может означать лишь ограничение юрисдикции Суда временными рамками.

Однако при формальной обоснованности вышеизложенного подхода можно поставить под сомнение его конструктивность, учитывая наличие постановлений Европейского Суда по правам человека, в которых констатируются нарушения Конвенции со стороны российских властей. Поэтому можно только приветствовать позицию государственных органов Российской Федерации, которые высказались в пользу признания обязательности прецедентов Европейского Суда по российским делам. Например, в приложении к Резолюции Комитета министров Совета Европы ResDH(2003)123 от 4 июня 2003 года (Информация, представленная Правительством РФ по делу Калашников против России) сказано: «Учитывая... широкое распространение постановления по делу Калашникова и его обязательную силу в российском праве, Правительство доверяет тому, что национальные суды будут учитывать его напрямую». А в приложении к Резолюции Комитета министров Совета Европы ResDH(2004)46 от 20 июля 2004 года (Информация, представленная Правительством Российской Федерации по делу Посохов

против России) сказано: «...Конвенция, истолкованная в свете прецедентного права Европейского Суда, является составной частью национального правопорядка, и ее положения имеют приоритет над любым другим законодательным положением». Данное высказывание можно понять таким образом, что составной частью российского правопорядка являются даже прецеденты Европейского Суда по правам человека, вынесенные в отношении других государств. Однако эта позиция была высказана в отношении конкретного постановления Страсбургского суда, вынесенного против России, поэтому нельзя исключить того, что именно такие постановления и имелись в виду.

Можно ли говорить, исходя из изложенного, что Россия, несмотря ни на что, движется по пути добровольного признания обязательности правовых позиций Европейского Суда по правам человека, независимо от того, в отношении каких государств они сформулированы? На наш взгляд, можно, и основанием для этого является практика высших судебных органов Российской Федерации и позиция Государственной Думы Федерального Собрания РФ.

Позиция Государственной Думы выражена, в частности, в Постановлении от 7 марта 2001 года № 1218-111 ГД «О сотрудничестве с Парламентской Ассамблеей Совета Европы», в котором Дума возложила на себя обязательство учитывать положения Конвенции и прецедентную практику Европейского Суда по правам человека в работе по совершенствованию законодательства (п. 4 Постановления).

Высший Арбитражный Суд РФ своим Информационным письмом от 20 декабря 1999 года «Об основных положениях, применяемых Европейским Судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие» обязал нижестоящие арбитражные суды принять во внимание требования Конвенции в толковании прецедентов Европейского Суда при осуществлении правосудия. В этом документе Высшим Арбитражным Судом РФ фактически приведен анализ и синтез сформировавшейся к тому моменту и подлежащей учету арбитражными судами Российской Федерации практики Европейского Суда по правам человека по

вопросам, касающимся защиты имущественных прав.

На необходимость использования правовых позиций Европейского Суда указывал и Верховный Суд РФ, в частности, в Постановлении Пленума от 10 октября 2003 года «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», в пункте 4 Постановления Пленума от 19 декабря 2003 года «О судебном решении», в преамбуле и пунктах 1 и 9 Постановления Пленума от 24 февраля 2005 года «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц».

Хотя указанные акты высших судов не уточняют, каковы пределы обязательности правовых позиций Европейского Суда для российских судов, анализ их практики по конкретным делам позволяет выявить все больше случаев, когда такие позиции, в том числе сформулированные в делах с участием других государств, являются предметом анализа в судебных решениях и используются в качестве правовых аргументов при разрешении конкретных дел.

Анализ судебной практики по данному вопросу выходит за рамки настоящей статьи, поэтому в качестве примера, сошлемся лишь на несколько судебных актов. В Определении Высшего Арбитражного Суда РФ от 19 декабря 2006 года № 13584/06 в качестве одного из оснований для передачи дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ коллегия судей сослалась на Постановление Европейского Суда от 9 марта 2006 года по делу Акционерное общество «Эко-Эльда Авее» против Греции, в котором Европейский Суд указал на необходимость поддержания «справедливого баланса между интересами частных лиц (налогоплательщиков) и интересами общества». Аналогичная позиция приводилась в качестве обоснования позиции коллегии судей Высшего Арбитражного Суда РФ в Определении от 6 декабря 2006 года № 11484/06 о передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ. В Определении Высшего Арбитражного Суда РФ от 27 апреля 2009 года № ВАС-2635/09 о передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ коллегия судей

в качестве одного из аргументов использовала позицию Европейского Суда об ограниченных основаниях для отказа налогоплательщику в праве на вычет сумм налога на добавленную стоимость, предъявленного налогоплательщику и уплаченного им при приобретении товаров (работ, услуг) — Постановление Европейского Суда от 22 января 2009 года по делу «Булвес» АД против Болгарии.

Подобные примеры можно найти и в практике Верховного Суда РФ. Так, например, в Определении от 24 ноября 2009 года № КАС09-542 Верховный Суд, сославшись на обобщенную практику Европейского Суда по правам человека, в которой установлены критерии отнесения обращения с осужденными в местах лишения свободы к унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию, сопоставил их с мерами, применяемыми к осужденным в российских исправительных учреждениях. В Решении от 9 ноября 2009 года № ГКПИ09-1140 с целью анализа статуса государственных служащих и допустимости применения к ним определенных ограничений с точки зрения Конвенции, Верховный Суд РФ сослался на Постановление Европейского Суда по правам человека от 26 сентября 1995 года по делу Фогт (Vogt) против Германии. Решением от 28 декабря 2009 года № ГКПИ09-1543 Верховный Суд на основании практики Европейского Суда по правам человека признал частично недействующим положение Административного регламента по исполнению Федеральным казначейством судебных актов, вынесенных в отношении федеральных бюджетных учреждений. Наконец, завершая ряд примеров, можно сослаться на подробный обзор практики Европейского Суда по вопросам экстрадиции иностранных граждан в Обзоре законодательства и судебной практики Верховного Суда за II квартал 2008 года (вопрос № 9).

Тем не менее, отмечая позитивную тенденцию в использовании российскими высшими судами правовых позиций Европейского Суда по правам человека (в том числе по делам с участием других государств) при разрешении конкретных дел, нельзя не отметить некоторую недостаточность такого использования и отсутствие определенной системы их применения.

3. Роль Конституционного Суда РФ в определении статуса правовых позиций Европейского Суда по правам человека

Оценивая общий уровень имплементации правовых позиций Европейского Суда в российскую правовую систему, необходимо помнить, что само по себе провозглашение необходимости учета таких позиций не означает их безусловного применения всеми правоприменительными органами, в первую очередь — судами. Для этого существует множество препятствий различного характера: как мировоззренческого (неготовность судей основывать свои решения на правовых позициях Европейского Суда по правам человека, неприятие прецедента как источника права), так и правового (отсутствие правовых норм, позволяющих судам обосновывать свои решения правовыми позициями страсбургских судей) и даже технического (отсутствие официальных переводов текстов решений Европейского Суда по правам человека, которыми могли бы руководствоваться суды)53.

Современный уровень восприятия российскими правоприменителями решений Европейского Суда по правам человека (не на уровне высоких государственных заявлений, а на уровне реальной практики) лучше всего характеризует ситуация с исполнением страс-бургских решений, вынесенных непосредственно против России. Данная проблема стала предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ в Постановлении от 26 февраля 2010 года № 4-П по делу о проверке конституционности статьи 392 Гражданского процессуального кодекса РФ (далее — ГПК РФ). Напомним, что в этом деле речь шла о неисполнении постановлений Европейского Суда по правам человека, вынесенных в отношении заявителей в Конституционный Суд, в которых устанавливалось нарушение Россией положений Конвенции при рассмотрении дел заявителей российскими судами. Данный вывод Европейского Суда предполагал пересмотр вынесенных по делам заявителей решений российских судов. Однако в таком пересмотре заявителям было отказано на том основании, что ГПК РФ, в частности статья 392, устанавливающая перечень оснований для пересмотра судебных постановлений по вновь открывшимся обсто-

ятельствам, не предусматривает такого основания, как установление Европейским Судом по правам человека нарушения Россией Конвенции при рассмотрении конкретного дела заявителя.

Хотя, по нашему мнению, действующее правовое регулирование предоставляло судам необходимый инструментарий для пересмотра вынесенных ими ранее решений54, для урегулирования данного вопроса понадобилось принятие Конституционным Судом РФ специального постановления. В данном постановлении было дано конституционно-правовое истолкование статьи 392 ГПК РФ как не противоречащей Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования, в том числе с учетом провозглашенного в части 4 статьи 15 Конституции РФ приоритета правил международного договора Российской Федерации, она не может рассматриваться как позволяющая суду общей юрисдикции отказывать в пересмотре по заявлению гражданина вынесенного им судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам в случае, если Европейский Суд по правам человека установил нарушение положений Конвенции при рассмотрении конкретного дела, по которому было вынесено данное судебное постановление, послужившее поводом для обращения заявителя в Европейский Суд по правам человека. Конституционный Суд также обязал федерального законодателя внести соответствующие изменения в ГПК РФ с тем, чтобы гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в указанных случаях.

На наш взгляд, этот пример дает повод для размышлений об уровне восприятия российскими правоприменителями (во всяком случае, некоторыми из них) решений Европейского Суда по правам человека и их места в правовой системе Российской Федерации.

Таков общий правовой фон имплемента-ции в российской правовой системе решений Европейского Суда — как вынесенных по жалобам против России, так и содержащих правовые позиции общего (прецедентного) характера, в том числе вынесенных против других государств. Каков вклад Конституционного Суда РФ в этот процесс?

Краткий анализ его практики по использованию в качестве обоснования правовых позиций Европейского Суда по правам человека позволяет сделать вывод, что из всех высших судебных органов именно Конституционный Суд наиболее последовательно и системно подходит к процессу имплемента-ции страсбургской прецедентной практики в российскую правовую систему. Этот процесс осуществляется на нескольких уровнях:

1) регулярное и последовательное использование Конституционным Судом правовых позиций Европейского Суда (в том числе сформулированных в решениях, вынесенных против других государств) в качестве правовых аргументов для обоснования собственных выводов в рассматриваемых делах;

2) использование указанных правовых позиций для истолкования содержания конституционных прав и свобод граждан, что дает еще одну возможность измерения российского законодательства в свете европейских стандартов;

3) обоснование обязательности учета правовых позиций Европейского Суда — вне зависимости от того, в отношении какого государства они сформулированы — как законодателем, так и правоприменительными органами Российской Федерации;

4) доктринальное обоснование в научных трудах судей Конституционного Суда юридического статуса решений Европейского Суда и их роли в российской правовой системе.

На уровне доктринального толкования подход к правовому статусу решений Европейского Суда по правам человека был сформулирован Председателем Конституционного Суда РФ на VIII Международном форуме по конституционному правосудию «Импле-ментация решений Европейского Суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы»: «В силу статьи 32 Конвенции о защите прав человека и основных свобод Европейский Суд по правам человека имеет право решать все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней. Поэтому правовые позиции Европейского Суда, излагаемые им в решениях при толковании положений Конвенции и Протоколов к ней, и сами прецеденты Европейского Суда признаются Российской Федерацией как имеющие обязательный характер»55.

На системный и последовательный подход судей Конституционного Суда к определению места и роли правовых позиций Европейского Суда в российской правовой системе указывают и независимые исследователи, отмечая, в частности, что «ни в одной известной нам работе [судей Конституционного Суда. - А. Л., М. Ф.] не видно желания уменьшить значение решений Европейского Суда по правам человека»56.

Что касается собственно практики Конституционного Суда, то сегодня уже трудно подсчитать количество решений, в которых в качестве дополнительного правового обоснования его выводов привлекались прецеденты Европейского Суда по правам человека. В литературе отмечается, что на 1 января 2006 года в 35 решениях Конституционного Суда содержатся прямые ссылки на решения Европейского Суда по правам человека57, причем их отсутствие совсем не означает, что Конституционный Суд не учитывает страс-бургские правовые позиции при вынесении других решений. Учитывая и активно используя их, Конституционный Суд тем самым фактически имплементирует их в правовую систему Российской Федерации и ориентирует другие суды на их применение.

Данная тенденция получила свое дальнейшее развитие в первые месяцы 2010 года при вынесении ряда решений, в частности Постановления от 21 января 2010 года № 1-П, затрагивающего проблему придания обратной силы судебной практике, ухудшающей положение лица в публично-правовых отношениях по сравнению с ранее действовавшим толкованием. Последняя проблема, как выяснилось, очень тесно связана с подходами Европейского Суда к возможности отмены судебных решений в случае изменения толкования вышестоящими судебными органами58.

В Постановлении от 21 января 2010 года № 1-П в качестве дополнительного обоснования важнейшего вывода о недопустимости придания обратной силы судебному толкованию нормы, данному высшим судебным органом и ухудшающему положение лица в его отношениях с государством, Конституционный Суд дал подробный анализ страсбург-ской судебной практики по делам, связанным с отменой судебных решений, вступивших в законную силу вследствие изменения толкования положенной в их основу нормы выс-

шим судебным органом, а также тех основных выводов, к которым он пришел в своей обширной практике по делам данной категории. Можно предположить, что это первый случай такого подробного анализа Конституционным Судом РФ в своем решении страс-бургской судебной практики по отдельной категории дел, а также последовавших из нее основных выводов для обоснования своей позиции по какому-либо вопросу и соотнесения ее со сложившейся в российской правовой системе ситуации.

Другое недавнее решение Конституционного Суда — упоминавшееся Постановление от 26 февраля 2010 года № 4-П — полностью посвящено проблеме исполнения страсбург-ских решений, вынесенных по жалобам против России, в контексте конкретных процессуальных механизмов, установленных российским законодательством. В Постановлении Конституционный Суд подробно проанализировал правовые последствия, которые должно повлечь принятие решения Европейского Суда, вынесенного по жалобам против России, в том числе и обязательства России как государства-ответчика, вытекающие из статьи 46 Конвенции в ее истолковании самим Европейским Судом. Указав на гибкий подход конвенционных органов к вопросам выбора способов исполнения решений Европейского Суда в отношении конкретных заявителей, Конституционный Суд, тем не менее, пришел к выводу о необходимости пересмотра судебных решений национальных судов, если для устранения нарушений Конвенции, допущенных при их вынесении, необходима отмена судебных актов, вынесенных в рамках национальной юрисдикции.

Наконец, ответ на самый важный вопрос — о юридической силе правовых позиций Европейского Суда по правам человека, сформулированных в его решениях вне зависимости от того, в отношении какого государства они вынесены, — был дан Конституционным Судом в Постановлении от 5 февраля 2007 года. № 2-П: «Ратифицируя Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, Российская Федерация признала юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договор-

ных актов (Федеральный закон от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ). Таким образом, как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, решения Европейского Суда по правам человека - в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, - являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права» (выделено нами. - А. Л., М. Ф.).

На наш взгляд, данный вывод Конституционного Суда, неоднократно воспроизведенный в его последующих решениях59, представляет собой как раз проявление той доброй воли государства, которая и приводит к признанию обязательности правовых позиций Европейского Суда по правам человека вне зависимости от государства-ответчика по конкретному делу. Позиция Конституционного Суда стала правовой основой для дальнейшей имплементации практики Европейского Суда в российскую правовую систему, поскольку до принятия Постановления от 5 февраля 2007 года № 2-П вопрос о юридической силе правовых позиций Страсбурга, сформулированных в отношении других государств, был весьма неоднозначным.

Исходя из этого, вывод, сделанный в статьях К. Коротеева и С. Голубка, в частности о том, что данное постановление Конституционного Суда означает не что иное, как пересмотр ранее сформулированных выводов в сторону сокращения обязательств, вытекающих из Конвенции, или даже пересмотр места Конвенции в иерархии норм российского права60, не кажется убедительным. Рассмотрим аргументы указанных авторов.

4. Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П: оценки и выводы

В опубликованной в 2007 году статье «Постановление Конституционного Суда об институте надзора в гражданском процессе: от-

каз в правосудии, отрицание Европы» соавторами обосновывается вывод о том, что в Постановлении от 5 февраля 2007 года, вынесенном по делу о проверке конституционности норм о производстве в порядке надзора в судах общей юрисдикции, Конституционный Суд дезавуировал ранее сформулированные им правовые позиции об обязательной силе Конвенции и ее положений и сузил сферу обязательных для применения правовых позиций Европейского Суда по правам человека. При этом авторы ссылаются на два основных аргумента: 1) сужение Конституционным Судом круга обязательных для учета в практике законодательных и правоприменительных органов решений Европейского Суда по правам человека только теми, в которых содержится толкование общепризнанных принципов и норм международного права; 2) указание Конституционным Судом на то, что решения Европейского Суда должны учитываться законодателем и правоприменителями, фактически означает отход от толкования этих решений как обязательных и придание им статуса факультативных.

Обоснованная критика первого из приведенных аргументов уже имела место в литературе61. Однако схожие доводы были приведены К. Коротеевым в его статье «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период)».

В частности, было отмечено следующее:

«Несмотря на то что Конституционный Суд РФ впервые прямо высказался о том, что решения Европейского Суда также являются составной частью правовой системы Российской Федерации на основании части 4 статьи 15 Конституции РФ, по мнению Конституционного Суда РФ, следует "учитывать" не все страсбургские решения, а лишь толкующие права, гарантированные Конвенцией, на основании общепризнанных принципов и норм международного права (то есть международных обычаев). Такие решения, однако, редки. Среди них можно назвать такие дела, как Стрелетц, Кес-слер и Кренц против Германии или Аль-Адсани против Соединенного Королевства — капля в море десяти тысяч решений Страсбургского суда по существу»62.

При этом автор, очевидно, не учитывает тот факт, что в Постановлении от 5 февраля 2007 года в основу международно-правовой аргументации Конституционного Суда легла статья 6 Конвенции в ее истолковании Европейским Судом по правам человека, в том числе - через ссылки на принцип правовой определенности, напрямую в Конвенции, как известно, не поименованный. Именно поэтому, проводя анализ решений Страсбургского суда, подлежащих обязательному учету в российской правовой системе, Конституционный Суд уточнил, что речь идет о решениях, которыми дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, к которым, безусловно, относится и принцип правовой определенности. Напомним, что принцип правовой определенности характеризуется самим Европейским Судом как один из «основополагающих аспектов верховенства права, признаваемого частью общего наследия Договаривающихся государств»63.

Может ли принцип, характеризуемый Судом подобным образом, не рассматриваться как общепризнанный принцип международного права для целей части 4 статьи 15 Конституции? На наш взгляд, не может. Также хотелось бы напомнить о другом выводе Конституционного Суда — об обосновании конституционного значения и статуса принципа правовой определенности в контексте российской правовой системы (см. п. 4, 6, 8 и, наконец, п. 9 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда от 5 февраля 2007 года).

По нашему мнению, ссылка Конституционного Суда на общепризнанные принципы и нормы международного права дана именно для обоснования имплементации в российскую правовую систему принципа правовой определенности, прямо в Конвенции не поименованного, а не для того, чтобы ограничить сферу обязательного применения постановлений Страсбурга только теми, которые вынесены на основе таких принципов и норм. Если же вывести за рамки анализируемой цитаты обоснование — «исходя из общепризнанных принципов и норм международного права», — то позиция Конституционного Суда РФ такова: «Как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод, решения

Европейского Суда по правам человека - в той части, в какой ими. дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод. являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права»64.

При таком (как мы считаем, правильном) понимании позиции Конституционного Суда, можно поставить под сомнение упрек в его адрес в том, что в указанном Постановлении Суд «неразумно ограничивает круг решений Европейского Суда, подлежащих применению в российском внутреннем правопоряд-ке»65. Здесь уместно привести комментарий В. Д. Зорькина относительно анализируемой позиции Конституционного Суда: «Конституционный Суд не только учитывает в своей деятельности прецедентную практику Европейского Суда по правам человека, но и обосновывает необходимость координации с этой практикой всей правовой системы России. Причем имеется в виду практика Европейского Суда по правам человека в широком смысле, то есть все решения, имеющие прецедентное значение с точки зрения применения и толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а не только вынесенные в отношении России. Конституционный Суд ссылается на решения Европейского Суда по правам человека, фактически оценивая их как источник права»66. А вот мнения независимых специалистов: «Доводы о возможной попытке ограничения учета решений Европейского Суда по правам человека законодателем и правоприменителями Конституционным Судом РФ в Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П полагаем надуманными. Наоборот, вышеуказанное Постановление Конституционного Суда РФ ориентирует и законодателя, и всех правоприменителей на применение в своей практике решений Европейского Суда по правам человека, независимо от времени их принятия и независимо от того, в отношении какой страны-ответчицы вынесено решение Европейского Суда по правам человека»67. И еще: «Эта правовая позиция Конституционного Суда идет дальше положения статьи 1 Закона 1998 года о ратификации Конвенции... В отличие от законодателя, Конституционный

Суд не ограничил юридическую силу постановлений Европейского Суда только делами, в которых Россия является стороной. Выражение, используемое Конституционным Судом... недвусмысленно свидетельствует о том, что толкование Конвенции Европейским Судом является обязательным для правоприменительных органов вне зависимости от того, в постановлении или решении против какой страны дается то или иное толкование Конвенции. Конституционный Суд пришел к заключению, что, в дополнение к тексту Конвенции, постановления Европейского Суда составляют часть правовой системы Российской Федерации. Другими словами, постановления Европейского Суда были признаны источниками российского права и правоприменительной практики; таким образом, они должны приниматься во внимание, учитываться при рассмотрении дел российскими судами»68.

Следующий вывод наших коллег, сформулированный в уже упоминавшихся статьях 2007 и 2009 годов, сводится к тому, что, указав на обязательность учета решений Европейского Суда всеми уполномоченными органами, Конституционный Суд тем самым дезавуировал их юридическую силу, допустив прямое игнорирование страсбургских решений в российской правовой системе:

«В Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П Конституционный Суд пересмотрел свой предыдущий подход к обязательной силе Конвенции и решений Европейского Суда во внутригосударственной правовой системе Российской Федерации. »69

И далее: «Как и Конвенцию, эти немногие европейские решения теперь нужно лишь "учитывать", а не "соблюдать", как это следовало из предшествующей судебной прак-

тики»70.

Затем указывается следующее:

«...в то время как из постановления по делу Богданова и др.11 вытекало существование юридического обязательства по принятию законов и подзаконных нормативных актов, а также вынесению судебных решений в соответствии с Конвенцией, постановление от 5 февраля 2007 года упоминает лишь об обязанности "учитывать" прецедентную практику Европейского Суда.

Эта формула, возможно, для некоторых не выглядит подозрительной: статья 2 Акта [Великобритании. — А.Л., М. Ф.] о правах человека 1998 года дает то же самое указание ("учитывать", "принимать во внимание") британским судам. Однако эти два "учета" существенно отличаются. Статья 2 Акта о правах человека представляет собой мудрый выбор формулировки (по сравнению с имевшейся альтернативой указать на "связанность" страсбургскими судебными актами), основанный на всестороннем знании авторами этого Акта конвенционной системы, и включает определенные обязательные правила. Слово "учитывать", использованное Конституционным Судом, в русском языке означает "иметь отношение, но не быть обязательным к исполнению". Исходя из имеющейся практики применения Конвенции российскими судами, это фактически означает "прочти и забудь" или даже "забудь, даже не читая" »72.

Возможно, авторам стоило бы пояснить, почему, по их мнению, использование одних и тех же терминов применительно к оценке степени обязательности решений Страсбурга в английском законодательстве (take into account (англ.) — принимать во внимание, в расчет13)14, и в постановлении Конституционного Суда («должны учитываться») в первом случае представляет собой «мудрый выбор формулировки», а во втором — фактический призыв к саботажу.

Для России, в отсутствие специальных нормативных положений и правоприменительной практики, недвусмысленно придающих обширному массиву правовых позиций Европейского Суда статус обязательных для принятия во внимание всеми уполномоченными субъектами, Постановление Конституционного Суда от 5 февраля 2007 года явилось, по существу, первым актом выражения государственной воли на придание решениям Европейского Суда, вне зависимости от того, в отношении какого государства они вынесены, статуса обязательных. Использованная же в Постановлении формулировка «должны учитываться» применительно к уточнению характера этой обязательности, на наш взгляд, совершенно не предполагает возможности их игнорирования или произвольного

толкования: определяющим в данном выражении является слово «должны», указывающее на обязанность, а не право соответствующих органов отражать содержание правовых позиций Европейского Суда при принятии законов или применении норм права для приведения деятельности законодательных и правоприменительных органов в соответствие с признаваемыми Российской Федерацией международно-правовыми стандартами75.

Что же касается самого слова «учитывать», то, во-первых, оно в наибольшей степени отражает сложность процесса импле-ментации правовых позиций Европейского Суда в российскую правовую систему (процесса, предполагающего учет национального правового контекста, что исключает возможность автоматического, бездумного переноса этих позиций на внутригосударственную почву), а во-вторых, является общепризнанным и устоявшимся термином для обозначения отражения в национальных юрисдикциях практики Европейского Суда76.

В отношении анализируемой позиции Конституционного Суда также уместно привести следующую цитату: «Во-первых, термин "должны учитываться" необходимо понимать не столько с точки зрения его лингвистического значения, сколько с точки зрения контекста (практики Конституционного Суда РФ), в котором используется этот термин. Конституционный Суд не просто говорит, что постановления Европейского Суда по правам человека "должны учитываться" судами, но учитывает (применяет) постановления Европейского Суда по правам человека (и не только постановления против России) в своей собственной практике. Судьи Конституционного Суда РФ, употребляя словосочетание "должны учитываться", имели в виду обязательное использование правовых позиций Европейского Суда по правам человека, содержащихся и в решениях против России, и против других государств просто потому, что в своей собственной практике Конституционный Суд РФ применяет положения решений Европейского Суда по правам человека, вынесенных не только против России. Более того, Конституционный Суд РФ ссылается на данные решения Европейского Суда по правам человека. Поэтому Конституционный Суд РФ, употребляя словосочетание "должны учитываться" имеет в виду не рекоменда-

цию, а юридическую обязанность. Во-вторых, выражение "должны учитывать" часто используется в российской правовой литературе. Не выражение имеет первоочередное значение. Первостепенное значение имеет статус органа власти, которым используется выражение. <...>»77.

Остается добавить, что в более поздней работе С. Голубок полностью изменил свою позицию по обоим вышеуказанным вопросам (со ссылкой на ряд актуальных постановлений Конституционного Суда РФ) и даже выступил с убедительной критикой в адрес (все еще неизменной) позиции К. Коротеева78.

5. Европейский Суд

по правам человека и органы конституционного контроля: практика взаимодействия

Как уже отмечалось, большинство органов конституционного надзора государств — участников Конвенции не рассматривают правовые позиции Европейского Суда в качестве обязательных, хотя они и оказывают влияние на формирование правовых позиций и являются для них «источником вдохновения и идей». Целесообразно рассмотреть практику взаимодействия органов конституционного контроля европейских государств и Европейского Суда по правам человека более подробно, чтобы понять, насколько обоснованной является позиция Конституционного Суда РФ в данном контексте. Ведь вопрос о пределах обязательности и способах учета решений Страсбурга актуален для национальных органов конституционного контроля всех стран Совета Европы.

Проблема пределов учета прецедентной практики Европейского Суда по правам человека в решениях конституционных органов, в частности, оказалась в фокусе уже упоминавшегося XII Конгресса европейских конституционных судов, проходившего в Брюсселе в мае 2002 года. Приведем несколько примеров позиций конституционных судов государств — участников Конвенции по данному вопросу.

В национальном докладе, представленном Германией (п. 43), отмечалось, например, что Федеральный конституционный суд Германии принимает во внимание практику Европейского Суда по правам человека, не придавая

этим ей, однако, какого-либо элемента обязательности. Таким образом, Федеральный конституционный суд Германии рассматривает прецедентную практику Европейского Суда по правам человека как вспомогательный инструмент для истолкования содержания и сферы действия основных прав и принципов верховенства права, гарантированных Кон-ституцией79.

В национальном докладе по Италии также отмечается, что решения Европейского Суда не являются обязательными для национального конституционного суда, но при этом последний часто ссылается на правовые позиции Страсбурга для целей толкования конституционных положений, касающихся личных свобод80. Схожий подход прослеживается в национальных докладах Франции и Испании.

Еще дальше идет позиция национального докладчика от Швейцарии, указавшего, в частности, что решение Европейского Суда по правам человека, даже констатирующее нарушение Конвенции со стороны Швейцарии, имеет только декларативный эффект и не влечет прямых последствий для правоприменительных решений, вынесенных швейцарскими судами по делу заявителя; возмещение же причиненного допущенным нарушением вреда не происходит автоматически и возможно только путем пересмотра вынесенных национальными судами решений81.

В то же время национальный докладчик от Латвии указал, что решения Европейского Суда по правам человека, в которых им дается толкование норм Конвенции, являются обязательными для Конституционного суда Латвии при толковании норм латвийской Конституции и при определении содержания основных прав и свобод человека82.

Промежуточную позицию представил венгерский национальный докладчик, указав, что Конституционный суд Венгрии не связан прецедентной практикой Европейского Суда по правам человека в том смысле, что последний выносит решение относительно нарушения прав заявителя, гарантированных Конвенцией, в конкретном деле, в то время как венгерский орган конституционного контроля оценивает собственно конституционность нормативного положения; в своих решениях Европейский Суд по правам человека применяет положения Конвенции к обстоя-

тельствам конкретного дела, в то время как Конституционный суд Венгрии принимает решение вне зависимости от фактических обстоятельств дела, оценивая лишь соответствие самой оспариваемой нормы Конституции. С другой стороны, указывает национальный докладчик, венгерский Конституционный суд связан практикой Европейского Суда, поскольку Конвенция, ратифицированная Венгрией и инкорпорированная в ее правовую систему, стала частью национального пра-

ва83.

При этом большинство докладчиков признали, что правовые позиции Европейского Суда по правам человека оказывают влияние при определении существа основных прав, гарантированных национальными конституционными положениями, и пределов их допустимых ограничений84.

Таким образом, подход европейских органов конституционного контроля с точки зрения использования ими правовых позиций Европейского Суда по правам человека в целом един: в отсутствие прямых нормативных положений международного права, закрепляющих обязательный характер правовых позиций Европейского Суда, последние воспринимаются практически всеми национальными конституционными судами как важнейший ориентир при толковании содержания основных прав и свобод человека, каталог которых — закрепленный в основном законе или выводимый из толкования конституционных положений компетентными судами — примерно совпадает в большинстве европейских стран. При этом в некоторых случаях конституционные суды рассматривают решения Европейского Суда как обязательные для применения — в том смысле, что эти решения задают единые стандарты для определения важнейших вопросов, входящих в компетенцию конституционных судов. Степень такой «обязательности», а также параметры того, что считать этой обязательностью, таким образом, зависят от воли конкретного государства, а точнее, от практики конкретного конституционного суда.

В отсутствие четко выраженных в международном праве положений об обязательности правовых позиций Европейского Суда такая неопределенность в практике органов конституционного контроля является неизбежной. Однако главным в этом вопросе, на

наш взгляд, становится практика придания национальными конституционными судами правовым позициям Европейского Суда преобладающего значения по сравнению с аргументами, вытекающими из национального правопорядка. С этой точки зрения, практика Конституционного Суда РФ в целом соответствует господствующим тенденциям деятельности европейских органов конституционного контроля.

Вместе с тем анализ практики европейских конституционных судов свидетельствует о том, что их склонность к европейским стандартам защиты прав и свобод, выводимых из практики Страсбургского суда, использование его правовых позиций при определении содержания основных прав и свобод, а также при толковании конституционных положений, не означает признание ими безусловной юридической обязательности правовых позиций Европейского Суда. Органы конституционного контроля оценивают эти правовые позиции в контексте норм национального права, включая конституционные положения. Кроме того, суды в своей практике осуществляют поиск баланса между конституционными ценностями, зачастую отсутствующими в Европейской конвенции (например, для Российской Федерации это принцип федерализма, равной защиты всех форм собственности, принцип социального государства, ряд прав и свобод, не упомянутых в Конвенции). Это означает, что орган конституционного контроля может применять отличные от используемых Европейским Судом методы толкования. Поэтому не исключено расхождение позиций конституционных судов и позиций Европейского Суда по правам человека. Данная проблема является общеевропейской и вытекает из отсутствия в нормах Конвенции, как и в других нормах европейского права, четких ориентиров, позволяющих разрешить этот вопрос.

На это обратил внимание, в частности, и председатель Европейского Суда по правам человека Ж.-П. Коста в своем выступлении в Конституционном Суде РФ в мае 2007 года: «...Если и не существует stricto sensu иерархии международной и национальных юрис-дикций, то существует, в силу фундаментального принципа pacta sunt servanda, иерархия норм, которая указывает Страсбургский суд в качестве последней инстанции по при-

менению Конвенции. И, таким образом, мы не всегда соглашаемся с точкой зрения национального конституционного судьи»85.

В качестве наиболее характерных демонстраций расхождения позиций Европейского Суда и национальных конституционных судов Ж.-П. Коста привел следующие примеры.

В деле Шрамек против Австрии (Sramek v. Austria) (Постановление Европейского Суда от 22 октября 1984 года) Конституционный суд Австрии пришел к выводу, что орган, на который была возложена функция контроля земельных сделок, должен рассматриваться как суд по смыслу статьи 6 Конвенции и что в данном деле этот орган действовал как независимый суд. Однако Европейский Суд решил иначе, не признав, что данный орган являлся независимым судом, соответствующим требованиям статьи 6 Конвенции.

Столкнувшись с прямым противоречием норм Конвенции и Конституции Ирландии (дело «Открытая дверь» и «Дублинские повитухи» против Ирландии (Open Door and Dublin Well Woman v. Ireland), Постановление от 29 октября 1992 года), Европейский Суд по правам человека признал приоритет конвенционных норм над положениями ирландского конституционного права. В данном случае Конституция Ирландии защищала право на жизнь неродившегося ребенка и, как следствие, беременным женщинам запрещалось получать какую-либо информацию о возможности аборта в Великобритании, в то время как статья 10 Конвенции гарантирует право на свободу выражения мнения, которое включает также право на получение информации. Европейский Суд в данном деле пришел к выводу, что имело место нарушение этой статьи.

В деле Зиелинский и Прадал и Гонсалес и другие против Франции (Zielinski and Pradal & Gonzalez and Others v. France) (Постановление от 28 октября 1999 года) заявители ссылались на то, что вмешательство государства в судебный процесс с их участием и использование закона, имевшего обратную силу, нарушило принцип равенства процессуальных возможностей, тем самым посягнув на их право на справедливое судебное разбирательство. Конституционный совет Франции пришел к выводу о соответствии оспариваемого положения Конституции. Несмотря на это, Европейский Суд констатировал на-

рушение статьи 6 Конвенции, посчитав, что соответствие Конституции оспариваемого закона не являлось достаточным основанием для признания соответствия его положений требованиям Конвенции.

Еще одно дело, вызвавшее большую огласку в силу известности участвовавших в нем лиц, — дело Фон Ганновер (Принцесса Ганноверская) против Германии (Von Hannover v. Germany) (Постановление от 24 июня 2004 года). Заявительница, принцесса Каролина Ганноверская, безуспешно обращалась в судебные органы Германии с требованием о запрете публикации серии снимков, появившихся в немецких журналах, ссылаясь на нарушение такой публикацией ее права на защиту частной жизни. Федеральный конституционный суд Германии принял решение, ссылаясь на свободу прессы, что заявительница, являясь «абсолютной» фигурой современной истории, не вправе запретить публикацию снимков, на которых она появлялась в публичных местах. Европейский Суд, тем не менее, не принял эту позицию и исходил из приоритета каждого на уважение его частной жизни и, в частности, права «на образ», в итоге констатировав нарушение статьи 8 Конвенции86.

Не признав приоритета национальных конституций в этих делах, Европейский Суд тем самым де-факто (хотя и не в виде прямого вывода) подтвердил приоритет конвенционных положений над национальными конституционными нормами. Вместе с тем такой имплицитный вывод Европейского Суда, закономерный с точки зрения международного права??, порождает весьма непростую проблему соотношения юридической силы Конвенции и национальных конституций в иерархии национальных источников права. Безусловно, данная сложнейшая проблема требует тщательной доктринальной проработки и обоснования87. Практическая необходимость в этом значительно возросла с момента принятия Европейским Судом постановления по делу Константин Маркин против России от 7 октября 2010 года, в котором Европейский Суд, установив нарушение Россией Конвенции в свете толкования ее статей 8 и 14 Конвенции, не согласился с данным ранее Конституционным Судом РФ конституционно-правовым истолкованием норм национального законодательства, которые, по мнению

Европейского Суда, привели к нарушению Конвенции. Принятие данного постановления перевело в практическую плоскость проблему соотношения конституционного и конвенционного толкования и разрешения возможных коллизий между ними. Вместе с тем, как нам представляется, практика взаимодействия между Европейским Судом по правам человека и органами конституционного надзора государств — участников Конвенции является скорее сотрудничеством по горизонтали, чем вертикальным контролем88. При этом каждый из судов с помощью юридических аргументов пытается убедить другой в правильности своей позиции. Таким образом, взаимодействие между Европейским Судом по правам человека и национальными органами конституционного надзора нужно понимать как систему, которая постоянно стремится к достижению баланса и единого понимания в вопросах защиты прав человека, реагируя на импульсы, посылаемые другой стороной.

6. Совместимость решений Конституционного Суда РФ с правовыми позициями Европейского Суда: некоторые примеры

В статье «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период)» автором сначала, казалось бы, положительно оценивается роль Конституционного Суда в процессе переноса европейских стандартов на российскую почву:

«Среди всех органов российской судебной системы Конституционный Суд... является наиболее открытым для представления и оценки аргументов, основанных на международных договорах в области прав человека, в частности на Конвенции. В силу полномочий по признанию актов или их отдельных положений неконституционными он играет особо значимую роль в имплементации стандартов Конвенции. <...> .Зачастую именно через судебную практику Суда (в силу общеобязательного характера его постановлений) суды общей юрисдикции, арбитражные суды и конституционные (уставные) суды субъектов получают импульс к использованию стандар-

тов Конвенции и воспринимают способы обращения к этим стандартам при решении рассматриваемых ими дел»89.

Вместе с тем при обращении к анализу конкретных решений Конституционного Суда РФ и применения в них правовых позиций Европейского Суда по правам человека автор, обосновывая вывод о принижении Конституционным Судом РФ в его практике статуса и роли как Конвенции, так и практики Европейского Суда по правам человека, приводит в качестве примера несколько решений (постановлений) Конституционного Суда РФ, в которых, по мнению данного исследователя, Конституционный Суд неправильно истолковал правовые позиции Европейского Суда по правам человека, сформулированные в том числе в делах по жалобам против других государств, либо даже вынес решения, противоречащие этим правовым позициям.

Безусловно, данный вывод является субъективной оценкой автора, так как очевидно, что окончательную оценку соответствия того или иного акта (и его последствий) Конвенции может дать только Европейский Суд по правам человека. В частности, автором не анализируется такой важнейший показатель совместимости позиций Конституционного Суда (и итоговых выводов его решений), как случаи прямой критики Европейским Судом тех или иных решений Конституционного Суда РФ, приводящей к выводам о нарушениях Конвенции. На сегодняшний день, насколько нам известно, имел место только один такой случай, и он не относится к перечисленным в статье примерам. Речь идет о совсем недавнем Постановлении Европейского Суда по правам человека от 7 октября 2010 года по делу Константин Маркин против России. В этом постановлении Европейский Суд, анализируя установленный законодательством Российской Федерации дифференцированный подход к мужчинам и женщинам, являющимся военнослужащими, по предоставлению отпуска по уходу за ребенком, не согласился с оценкой данного вопроса Конституционным Судом РФ, сформулированной в Определении от 15 января 2009 года № 187-О-О90, в котором Конституционный Суд не нашел оснований для принятия к рассмотрению жалобы о проверке конституционности соответствующих норм законодательства??.

Не проводится автором и какого-либо сравнительного анализа учета практики Европейского Суда органами конституционного контроля других европейских государств — для того, чтобы выявить общие механизмы взаимодействия этих двух уровней юрисдик-ций, ответственных за защиту прав и свобод граждан европейских стран, и соотнести общепринятую практику с практикой Конституционного Суда РФ. Объектом критики нашего коллеги неизменно становится лишь Конституционный Суд РФ. Вместе с тем говорить о расхождении позиций Конституционного Суда РФ и Европейского Суда было бы более уместно в контексте анализа коллизий, возникающих в деятельности национальных конституционных судов и самого Европейского Суда, ведь, как указано выше, данная проблема носит общеевропейский характер.

Кроме того, на наш взгляд, в статье упускается из виду тот факт, что Конституционный Суд не наделен компетенцией проверять законы и иные нормативно-правовые акты на соответствие Конвенции и, тем более, на соответствие правовым позициям Европейского Суда. За соблюдением Европейской конвенции следит специальный орган — Европейский Суд по правам человека. Конституционный же Суд, в пределах предоставленных им полномочий, осуществляет конституционный контроль. Как было сказано ранее, Конституционный Суд РФ при разрешении конкретного дела руководствуется поиском баланса между конституционными ценностями, которые зачастую отсутствуют в Европейской конвенции (в частности, принцип федерализма, суверенитет Российской Федерации, принцип равной защиты (наряду с частной) государственной и муниципальной собственности, принцип социального государства, ряд прав и свобод). Таким образом, даже одинаковым (или схожим настолько, что расхождения несущественны) предписаниям Конвенции и Конституции, не всегда можно придать одинаковый смысл, поскольку в таком случае иные конституционные ценности не были бы учтены должным образом91. Если же заявитель не будет удовлетворен результатом рассмотрения дела, то Конституцией РФ ему гарантировано право на обращение с жалобой в Европейский Суд, за которым остается последнее слово в оценке соответствия принятых по делу заявителя право-

применительных решений (в том числе и Конституционным Судом РФ). Анализируя практику учета Конституционным Судом РФ в его деятельности прецедентов Европейского Суда, автор выделяет ряд вопросов, в решении которых, по его мнению, Конституционный Суд противостоит страсбургской судебной практике. Рамки настоящей статьи не позволяют детально проанализировать все из них, впрочем, такая задача и не ставилась при ее написании. Тем не менее в качестве примеров предлагаем рассмотреть проблему надзорного производства в гражданском процессе и проблему запрета на создание политических партий по национальному и религиозному признакам, а также региональных политических партий92.

Оценивая выводы Конституционного Суда РФ в Постановлении от 5 февраля 2007 года №2-П о проверке конституционности норм ГПК РФ, регулирующих производство по пересмотру судебных актов в порядке надзора, исследователь утверждает, что «в подходе к вопросу о надзорном производстве Конституционный Суд РФ всегда противостоял позиции Европейского Суда по правам человека»93. Хотелось бы отметить следующее: в данном Постановлении Конституционный Суд РФ пересмотрел свои более ранние позиции относительно надзорного производства. Напомним, что ранее Конституционный Суд РФ неоднократно признавал институт судебного надзора соответствующим Конституции94. В Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П Конституционный Суд РФ воздержался от признания целого ряда положений ГПК (регулирующих надзорное производство) не соответствующими Конституции и обязал законодателя привести институт надзорного производства в соответствие с международно-правовыми стандартами (п. 8 резолютивной части), иными словами — с правовыми позициями Европейского Суда. Кроме того, в данном Постановлении Конституционный Суд РФ в свете практики Европейского Суда по правам человека дал конституционное толкование целому ряду других норм ГПК, регулирующих надзорное производство. Таким образом, Конституционный Суд изменил свою позицию и продемонстрировал готовность к толкованию Конституции РФ в свете позиций Европейского Суда95. Можно ли при таких об-

стоятельствах назвать данное постановление Конституционного Суда как «отрицание Европы»? Мы предлагаем самостоятельно ответить на этот вопрос читателям.

Необходимо также отметить, что затронутая в указанном Постановлении проблема носит комплексный характер и исключает возможность одномоментного решения. Признание института надзора не соответствующим Конституции создало бы вакуум в правовом регулировании и означало бы для многих граждан невозможность защитить свои права на внутригосударственном уровне. Практика Комитета министров Совета Евро-пы96 демонстрирует понимание всей сложности и неоднозначности данного вопроса, что говорит в пользу выбранного Конституционным Судом подхода к его решению. Более того, практика Европейского Суда по правам человека свидетельствует о том, что отмена в порядке надзора судебных решений по гражданским делам не всегда влечет за собой нарушение Конвенции97. В отношении арбитражного судопроизводства институт надзора признан Европейским Судом эффективным средством правовой защиты для целей Конвенции98. Таким образом, надзорное производство может быть даже необходимым, чтобы защитить права граждан на внутригосударственном уровне. На наш взгляд, такой вывод напрямую следует из вышеуказанной практики Европейского Суда, которая не была учтена К. Коротеевым, хотя уже была известна на момент публикации его статьи.

Далее автор утверждает: «Данное постановление Конституционного Суда РФ представляет собой не только упущенную возможность устранить из российского права причину многочисленных нарушений Конвенции, но и отказ в правосудии заявителям по данному делу»99.

Между тем в указанном Постановлении Конституционный Суд дал развернутое конституционно-правовое истолкование оспариваемых норм и прямо указал на необходимость пересмотра судебных решений, вынесенных по делам заявителей, основанных на положениях оспариваемых норм в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом (п. 10 резолютивной части Постановления). Поэтому вышеприведенный вывод К. Коротеева, по меньшей мере, не осно-

ван на внимательном и системном прочтении Постановления Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П.

Схожим образом, анализируя совместимость с положениями Конвенции Постановления Конституционного Суда РФ от 15 декабря 2004 года № 18-П, в котором Конституционный Суд пришел к выводу, что «на современном этапе развития российского общества партии, созданные по национальному или религиозному признаку, неизбежно ориентировались бы на преимущественное отстаивание прав соответствующих национальных (этнических) или религиозных групп», К. Коротеев отмечает, что данный вывод Конституционного Суда является «чистейшей спекуляцией в отсутствие каких бы то ни было ссылок на конкретные факты»100. Но при этом наш коллега и сам не приводит никаких ссылок на конкретные факты, которые опровергали бы данную презумпцию Конституционного Суда. Более того, далее он сам отмечает, что Европейским Судом в решении о неприемлемости жалобы «Игорь Артемов против России» от 7 декабря 2006 года применен тот же подход: «Поскольку партия стремится защищать интересы лиц одной национальности (в данном деле — русской), она вряд ли будет способна выражать интересы лиц всех остальных национальностей в нарушение положений о запрете дискриминации по признаку этнического происхождения» (заметим также, что Европейский Суд, как и Конституционный Суд, не обосновал данный вывод какими-либо ссылками на фактические обстоятельства, однако обвинений в спекуляциях в его адрес со стороны К. Коротеева не прозвучало). Здесь уместно привести еще одну цитату из данного решения Европейского Суда: «Конституционный Суд РФ разъяснил причины, по которым он пришел к выводу, что в современной России крайне опасно поощрять предвыборную конкуренцию партий, членство в которых основано на этнической или религиозной принадлежности. Относясь с уважением к национальной специфике выборного процесса, Европейский Суд не считает эти причины безосновательными и произвольными»191. Данное решение было принято судьями Европейского Суда единогласно.

Несмотря на данное решение Европейского Суда по правам человека и на отсутствие других решений, опровергающих выводы Конституционного Суда в указанном выше Постановлении, К. Коротеев все-таки приходит к выводу о том, что при определенных условиях «выводы страсбургских судей могут быть иными»102, оставляя, таким образом, у неподготовленного читателя впечатление несоответствия данной практики Конституционного Суда страсбургским правовым позициям. При этом автор не упоминает о практике Европейского Суда, признающей запрет создания политических партий по религиозному признаку совместимым с положениями Конвенции. Так, в принятом единогласно Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу Партия «Рефах» (Партия благоденствия) и другие против Турции от 13 февраля 2003 года, в частности, сказано, что государства — участники Конвенции вправе противодействовать политическим движениям, основывающимся на религиозном фундаментализме «в свете их исторического опыта»103.

Объектом критики К. Коротеева является и Постановление Конституционного Суда РФ от 1 февраля 2005 года в отношении конституционности запрета региональных партий. По его мнению, мотивировка Конституционного Суда «также может быть осуждена Европейским Судом»104. Конечно, полностью исключить этого нельзя, однако автор статьи упустил из виду весомый аргумент в пользу правомерности запрета на создание региональных партий с точки зрения Конвенции, а именно — резолюцию Комитета министров Совета Европы от 27 марта 2008 года СМ/ ResDH(2008)20105 относительно исполнения Постановления Европейского Суда по правам человека по делу Президентская партия Мордовии против Российской Федерации. В Постановлении по данному делу Европейский Суд установил нарушение статьи 11 Конвенции в связи с отказом в перерегистрации региональной партии. Комитет министров признал, что российские власти исполнили данное Постановление Суда в полном объеме, хотя партия-заявитель как региональная партия не была восстановлена в ее первоначальном виде в силу вступившего в силу запрета на их создание. Это позволяет сделать вывод, что данный запрет, во всяком случае, по мне-

нию Комитета министров, не является нарушением конвенционных обязательств России, поскольку Комитет министров Совета Европы не потребовал от России восстановления партии в первоначальном положении (restitutio in integrum), а тем самым и отмены данного запрета.

Для обоснования своих выводов (которые представляются скорее изначальными утверждениями автора, в обоснование которых и развивается вся аргументация статьи, нежели результатами непредвзятого и беспристрастного анализа исследуемого материала) уважаемый коллега также ссылается на работы других исследователей, подтверждающие, по его утверждению, сделанные им выводы. Так, в обоснование вывода о том, что «Конституционный Суд РФ, за редкими исключениями. не обращается к Конвенции и европейской судебной практике для установления содержания конституционных прав или расширения их содержания и обогащения толкования Конституции РФ», автор следующим образом ссылается на одну из статей Б. С. Эбзеева106: «Как признал один из судей Конституционного Суда РФ, ссылки на Конвенцию включаются в постановления Суда для придания решению большей видимости убедительности»107. Между тем в данной статье профессор Эбзеев пишет буквально следующее: «.международно-правовые нормы и прецеденты Европейского Суда по правам человека используются судами России трояким образом: в качестве дополнительного довода в пользу своих правовых позиций, вырабатываемых на основе Конституции; для разъяснения смысла и значения конституционного текста; для выявления конституционно-правового смысла проверяемого закона, то есть конституционного истолкования закона и его применения в соответствии с таким истолкованием. В этом последнем случае речь часто идет о проверке адекватности международно-правовым обязательствам России конкретизации законодателем механизма реализации прав человека, включая устанавливаемые им запреты и ограничения»108. Нетрудно заметить, что вывод К. Ко-ротеева существенным образом искажает смысл высказывания профессора Эбзеева. Вызывает лишь сожаление, что для ведения научной дискуссии применяются такие, мягко говоря, не вполне приемлемые способы.

Также автором делается вывод о том, что «ссылки на Конвенцию и страсбургскую судебную практику в постановлениях Конституционного Суда РФ не гарантируют соответствие им постановлений Конституционного Суда. <...> Это может быть обусловлено как практическими соображениями (как в случае с надзорным производством). так и политическими рассуждениями, прокравшимися в конституционную судебную практику (как в случае с делами о свободе объединений)»109. Однако, как представляется, окончательное суждение о соответствии Конвенции и страс-бургской судебной практике тех или иных решений Конституционного Суда РФ может дать только сам Европейский Суд по правам человека. В отсутствие его оценки соответствующих постановлений Конституционно -го Суда любые выводы внешних комментаторов остаются лишь их предположением и частным мнением. Наконец, заключительный вывод К. Коротеева в статье о том, что «в значительной части дел Конституционный Суд обосновывает свои выводы, ссылаясь на Конвенцию, хотя решение может и должно быть принято на основании Конституции РФ, предоставляющей гражданам и юридическим лицам более широкий перечень прав и свобод», свидетельствует, по-видимому, о невнимательном прочтении решений Конституционного Суда. Конституционный Суд РФ во всех случаях основывает свои решения на конституционных нормах, добавляя ссылки на нормы Конвенции и на практику Европейского Суда по правам человека для придания конституционному обоснованию своих решений более объемного звучания с точки зрения международных стандартов, подтверждением чему выступает и процитированная выше

точка зрения профессора Б. С. Эбзеева. ❖

В заключение хотелось бы отметить следующее.

В деятельности Европейского Суда по правам человека и Конституционного Суда России можно найти немало общего. Одним из таких общих свойств деятельности двух судов является движущий стимул их практики: необходимость решения конкретной проблемы, как правовой, так и фактической. Практика Конституционного Суда, как и практика Европейского Суда по правам человека, за-

частую развивается в условиях отсутствия выраженных правовых механизмов, подходов, системы координат. В этих условиях, столкнувшись с конкретной правовой, а главное — фактической проблемой, за которой стоят судьбы людей, Конституционный Суд вынужден самостоятельно искать и находить эти системы координат и выстраивать новые правовые подходы. Разве не на такой же постоянный поиск — иногда практически в правовом вакууме — указывает и история многих ключевых решений Страсбургского суда?

Зачастую пути решения лежат за рамками сложившихся в практике или известных доктрине правовых средств. И оба Суда в такой ситуации не имеют возможности ждать, пока научная мысль предоставит им варианты приемлемого решения проблемы. Поэтому практика обоих Судов зачастую идет впереди науки. И уже потом, постфактум, наука дает свое толкование — иногда через обоснование, а иногда через критику — подходов обоих судов. Но вынесенные ими решения к этому моменту уже входят в массив правоприменения и в рамках компетенции каждого из органов оказывают влияние на дальнейшее развитие соответствующих правовых систем.

Конституционный Суд, как и другие судебные органы, нуждается в научном осмыслении и взвешенной критике своей деятельности. Она позволяет устранить недостатки, возникающие в деятельности судов, и выбрать более верное направление движения, а кроме того, играет роль «обратной связи» между судебной властью и обществом.

Но такая потребность предполагает именно взвешенный (то есть учитывающий все нюансы и составляющие ситуации) и именно научный подход, неотъемлемым элементом которого в любой науке является, исключение субъективного толкования результатов. Проведение такого анализа представляется тем более необходимым, что в литературе периодически предпринимаются попытки обосновать вывод о том, что многочисленные обращения Конституционного Суда в его практике к нормам Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентам Европейского Суда по правам человека «носят поверхностный характер и выполняют скорее декоративную функцию, а не дают национальной судебной практике нового направ-ления»110.

Однако такой анализ может быть полноценным и действительно научным, только если он будет проведен системным образом, на основе исследования проблемы определения юридического статуса решений Европейского Суда в иерархии национальных источников права европейских государств, механизмов учета и имплементации в европейских правовых системах его прецедентов, соотношения конвенционных и конституционных норм, выявления способов взаимодействия двух уровней юрисдикций — Европейского Суда и национальных конституционных судов.

Приведение законодательства и правоприменительной практики в полное соответствие с обязательствами Российской Федерации, вытекающими из участия в европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколах к ней, является целью, которую поставило перед собой российское государство111. Конечно, данный процесс протекает не так быстро, как хотелось бы. Однако, например, такой благополучной стране как Швейцария, потребовалось около 20 лет, чтобы нижестоящие суды начали применять правовые позиции Европейского Суда по правам человека на регулярной основе112. Причем вплоть до настоящего времени Европейский Суд время от времени устанавливает нарушения Европейской конвенции швейцарскими властями. Ввиду проблем, которые нужно преодолеть на этом пути России, это может занять еще большее время. В рамках своей компетенции и в меру своих возможностей Конституционный Суд РФ интенсивно работает в этом направлении, выступая флагманом движения в сторону имплементации практики Европейского Суда в российское правовое поле.

Алексей Николаевич Лаптев — юридический референт секретариата Европейского Суда по правам человека, г. Страсбург (Франция), доктор права фг. шг.) (Германия), ЬЬЖ. (Германия).

a.laptev@bk.ru.

Мария Анатольевна Филатова - заместитель руководителя Представительства Конституционного Суда РФ в г. Москве, доцент кафедры частного права Всероссийской академии внешней торговли, кандидат юридических наук.

filama.gm@gmail.com.

1 Обзор новых подходов к классификации прецедентов см.: Марченко М.Н. Юридическая природа и характер решений Европейского Суда // Государство и право. 2006. № 2. С. 11 — 19.

2 Коротеев К. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период) // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 4 (71). С. 92-120.

3 Koroteev K., Golubok S. Judgment of the Russian Constitutional Court on Supervisory Review in Civil Proceedings: Denial of Justice, Denial of Europe // Human Rights Law Review. Vol. 7. 2007. No. 3. P. 619-632. Перевод статьи на русский язык см.: http://ehracmos.memo.ru/files/Koro-teev-Golubok-HRLR.pdf.

4 Коротеев К. Указ. соч. С. 115.

5 См.: Там же; Коротеев К., Голубок С. Указ. соч. С. 5.

6 Постановление Федерального конституционного суда Германии от 14 октября 2004 года, дело Гёргюлю (Görgülü): BVerfG, 2 BvR 1481/04 // Neue Juristische Wochenschrift. 2004. S. 3409 (Здесь и далее перевод с немецкого А. Лаптева).

7 См.: Ibid. См. также Постановление Федерального конституционного суда Германии от 11 октября 1985 года, дело Пакелли (Pakelli): BVerfG, 2 BvR 336/85 // Europäische Grundrechte-Zeitschrift. 1985. S. 656.

8 Application nos. 39221/98, 41963/98, Scozzari and Guinta v. Italy [G.C.], Judgment of 13 July 2000, § 249. См. также: Rules of the Committee of Ministers for the supervision of the execution of judgments and of the terms of friendly settlements. Adopted by the Committee of Ministers on 10 May 2006 at the 964th meeting of the Ministers' Deputies. Rule 6, para. 2.

9 В последние годы наблюдается тенденция по конкретизации Европейским Судом по правам человека обязательств общего характера в тех случаях, когда установлено системное нарушение Конвенции (так называемые «пилотные постановления»). Но даже они адресованы скорее законодателю, чем правоприменителям; см., например: Application no. 33509/04, Burdov v. Russia (No. 2), Judgment of 15 January 2009.

10 Лобов М. Прямое действие постановлений Европейского Суда по правам человека во внутреннем праве: сравнительный обзор // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1. С. 88—89 (с рядом примеров, но без статистических данных).

11 Council of Europe, Steering Committee for Human Rights, Reflection Group, 7th meeting, Contribution of rapporteurs C «Improving and accelerating execution of judgments of the Court», 31 January 2003, CDDH-GDR(2003)003, Sec. II, F: «Группа не одобрила идею удалить последние слова в п. 1 ст. 46 [Конвенции] ("по делам, в которых они являются сторонами"), чтобы наделить постановления суда действием erga omnes [против всех государств — участников Конвенции]... Группа соглашается с тем, что это важно, чтобы все государства-участники следовали прецедентному праву Суда и пересматривали свое законодательство и административную практику в свете прецедентного права Суда, включая постановления против других государств. Все же представляется проблематичным возложить на государства правовую обязанность исполнять постановления, вынесенные против других государств». Документ доступен на сайте Совета Европы: http://www.coe.int.

12 Uerpmann R. Die Europäische Menschenrechtskonvention und die deutsche Rechtsprechung. Berlin, 1993. S. 214 ff.; Kilian D. Die Bindungswirkung der Entscheidungen des Europäischen Gerichtshofs für Menschenrechte auf die nationalen Gerichte der Mitgliedsstaaten der Konvention zum Schutze der Menschenrechte und Grundfreiheiten vom 4. November 1950. Frankfurt am Main; New York; Paris, 1994. S. 196; Leeb D. Die innerstaatliche Umsetzung der Feststellungsurteile des Europäischen Gerichtshofes für Menschenrechte. Linz, 2001. S. 124, с дальнейшими ссылками; Schmalz N. Die Rechtsfolgen eines Verstoßes gegen die Europäische Menschenrechtskonvention für die Bundesrepublik Deutschland. Frankfurt am Main; Berlin; Bern; Bruxelles; New York; Oxford; Wien, 2007. S. 22; Grabenwar-ter Ch. Europäische Menschenrechtskonvention.

4. Aufl. München (etc.), 2009. § 16. Rn. 9, с дальнейшими ссылками.

13 Подробно об этом см.: Uerpmann R. Op. cit.

5. 220 ff.; Polakiewicz J. Die Verpflichtungen der Staaten aus den Urteilen des Europäischen Gerichtshofs für Menschenrechte. Berlin; New York, 1993. S. 286 ff., с дальнейшими ссылками.

14 Ress G. Das Europarecht vor dem Europäischen Gericht für Menschenrechte in Straßburg. Vortrag am 11. April 2002 // Forum Constitutionis Europae. 2002. Nr. 2. S. 4. Fn. 16 (http://www. whi-berlin.de/documents/ress.pdf).

15 См.: Гаджиев Г. А. Введение // Имплементация решений Европейского Суда по правам челове-

ка в практике конституционных судов Европы: Сборник докладов. М., 2006. С. 5.

16 Bertschi M., Keller H. Erfolgspotenzial des 14. Protokolls zur Europäischen Menschenrechtskonvention // Europäische Grundrechte-Zeitschrift. 32. Jg. 2005. H. 8-10. S. 218; см. также: Villiger M. E. Handbuch der Europäischen Menschenrechtskonvention unter besonderer Berücksichtigung der schweizerischen Rechtslage. 2. Aufl. Zürich, 1999. § 13, Rn. 261: «Следование внутригосударственных органов толкованиям, данным в Страсбурге... можно оправдать только силой убеждения, то есть юридическим качеством этих решений».

17 Meyer-Ladewig J. Europäische Menschenrechtskonvention: Handkommentar. 2. Aufl. Baden-Baden, 2006: «Это нежелательно и юридически невозможно - отделять Конвенцию от судебной практики, в которой она толкуется» (Art. 46, Rn. 5); Sauer H. Die neue Schlagkraft der gemeineuropäischen Grundrechtsjudikatur. Zur Bindung deutscher Gerichte an die Entscheidungen des Europäischen Gerichtshofes für Menschenrechte // Zeitschrift für ausländisches öffentliches Recht und Völkerrecht. Bd. 65. 2005. S. 35-69 (http://www.zaoerv.de/65_2005/65_2005_1_a_ 35_70.pdf): «В силу полномочия на толкование Конвенции в статье 32, Конвенция действует в международно-правовом измерении, а тем самым и внутри государства, в том виде, в котором она истолкована и применяется Европейским Судом» (S. 41 ).

18 Polakiewicz J. Op. cit. S. 350-351, с дальнейшими ссылками. Другие примеры см.: Okre-sek W. Die Umsetzung der EGMR-Urteile und ihre Überwachung. Probleme der Vollstreckung und der Behandlung von Wiederholungsfällen // Europäische Grundrechte-Zeitschrift. 30. Jg. 2003. H. 4-6. S. 170; Grabenwarter Ch. Op. cit. § 3, Rn. 15, с дальнейшими ссылками.

19 Schmalz N. Op. cit. S. 22.

20 Лобов М. Указ. соч. С. 90.

21 Вознесенский Н. Н. Европейская конвенция по защите прав человека и основных свобод: правовые аспекты перевода на русский язык // Московский журнал международного права. 2002. № 1. С. 212; Применение Европейской конвенции о защите прав человека в судах России / Под. ред. А. Л. Буркова. Екатеринбург, 2006. С. 17 (гл. 1, автор главы - Бурков А. Л.); Scheinin M. Human Rights Treaties and the Vienna Convention on the Law of Treaties - Conflict or Harmony?: Report presented at UNIDEM

Seminar «The Status of International Treaties on Human Rights», Coimbra (Portugal), 7-8 October 2005 (http://www.venice.coe.int/docs/2005/ CDL-UD(2005)014rep-e.pdf): «Было бы легитимно рассматривать результаты мониторинговых процедур на основе международных соглашений о защите прав человека... как различные формы "последующей практики" по смыслу подпункта "b" пункта 3 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров, по меньшей мере, в большинстве случаев, где государства-участники не заявили формальных возражений» (P. 8).

22 См.: HessB. Die Konstitutionalisierung des europäischen Privat- und Prozessrechts // Juristenzeitung. 60. Jg. 2005. H. 11. S. 548 ff., с дальнейшими ссылками; Grewe C. Die Rezeption der EMRK in Frankreich // Menschenrechte in der Bewährung: Die Rezeption der Europäischen Menschenrechtskonvention in Frankreich und Deutschland in Vergleich / C. Grewe, Ch. Gusy (Hrsg.). Baden-Baden, 2005. S. 124 ff., с дальнейшими ссылками.

23 См.: Juristische Blätter. 1988. S. 303. В данном решении речь шла об ограниченном контроле судов административными органами согласно австрийской Конституции. Приведем цитату из данного решения: «Конституционный суд при толковании Европейской конвенции о защите прав человека в особой мере должен учитывать судебную практику Европейского Суда как органа, который, в первую очередь, призван давать толкования Конвенции. Однако конституционными принципами Конституционный Суд связан и в том случае, если они противоречат Конвенции. Даже если Европейский Суд установит, что в данной части австрийский правопорядок не соответствует Конвенции, то данное нарушение может устранить только конституционный законодатель».

24 Решение от 26 марта 2004 года (PRK 2004-003): http://www.vpb.admin.ch/deutsch/doc/68/ 68.91.html. Приведем цитату из данного решения: «Если законодатель в полном сознании конвенционной проблематики высказался за определенное решение, то Комиссия в силу <.. .> Конституции не может отклониться от него. Это зависит от законодателя — принять соответствующее изменение посредством пересмотра закона».

25 См., например: Постановления Федерального административного суда Германии: от 15 апреля 1997 года (9 C 38/96) // Neue Zeitschrift für

Verwaltungsrecht. 1997. S. 1127; от 27 апреля 1998 года (9 C 13/97) // Neue Zeitschrift für Verwaltungsrecht. 1998. S. 973; от 7 декабря 2004 года (C 14/04) // Juristenzeitung. 2005. S. 784. Во всех этих делах речь шла о допустимости выдачи заявителей на получение статуса политических беженцев государствам, в которых была угроза преследования со стороны негосударственных структур, что, согласно судебной практике Европейского Суда в отношении иных государств — участников Конвенции, является нарушением Конвенции. См. также Постановление Федерального административного суда Германии от 20 января 1987 года // Neue Juristische Wochenschrift. 1987. S. 2691: «Что действительно, в силу Конституции, не может стать несостоятельным, благодаря нормам международного права».

26 Гарлицкий Л. Сотрудничество и конфликт (несколько наблюдений из практики взаимодействия Европейского Суда по правам человека и национальных органов конституционного правосудия) // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1 (54). С. 47.

27 См.: Постановление Федерального конституционного суда Германии от 14 октября 2004 года, дело Гёргюлю: BVerfG, 2 BvR 1481/04 // Neue Juristische Wochenschrift. 2004. S. 3409.

28 The Relations between the Constitutional Courts and the Other National Courts, Including the Interference in this Area of the Action of the European Courts: Reports. Bruxelles, 2005. Part I. P. 112. Материалы конференции доступны по адресу: http://www.confcoconsteu.org/reports. Следует отметить, что за прошедшие 8 лет данное соотношение могло существенно измениться. Более актуальной информации, к сожалению, найти не удалось.

29 См., например: Polakiewicz J. Op. cit. S. 351; Zimmer A. Abschiebungsschutz durch Art. 3 EMRK im Fall nichtstaatlicher Verfolgung // Zeitschrift für Ausländerrecht und Ausländerpolitik. 18. Jg. 1998. H. 3. S. 123.

30 Пункт 3 Приложения к Рекомендации Rec(2004)5 от 12 мая 2004 года.

31 Коротеев К. Указ. соч. С. 114.

32 См., например: Application no. 25052/94, Andro-nicou and Constantinou v. Cyprus, Judgment of 9 October 1997, § 199.

33 Гарлицкий Л. Указ. соч. С. 44-45.

34 См., например: Application no. 48843/99, Cooper v. the United Kingdom [G.C.], Judgment of 16 December 2003, § 122: «Большая Палата считает,

что представленные доказательства и материалы в данном деле таковы, что могут оправдать отклонение от ее вывода, сделанного в деле Morris».

35 Meyer-Ladewig J. Op. cit. Art. 46, Rn. 5.

36 Application no. 5310/71, Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978, § 154; Application no. 7367/76, Guzzardi v. Italy, Judgment of 6 November 1980, § 86. См. также: Application no. 40016/98, Karner v. Austria, Judgment of 24 July 2003, § 26: «Хотя основная цель конвенционной системы состоит в том, чтобы предоставить индивидуальное средство защиты, ее задача состоит и в том, чтобы разрешать вопросы правопорядка в публичных интересах, поднимая, таким образом, общие стандарты защиты прав человека и расширяя прецедентную практику в отношении прав человека в сообществе государств — участников Конвенции».

37 См., например: Application no. 4451/70, Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975, § 36. Вместе с тем в литературе справедливо отмечено, что Европейский Суд по правам человека «отошел от положения классического международного права, согласно которому в случае сомнения необходимо давать приоритет тому толкованию, которое по возможности ограничивает обязательства, принятые на себя государством в международном договоре. <...> На этом пути органы Конвенции время от времени касались границы того, что еще можно назвать толкованием договора в правовом смысле. <...> Возможно, они даже пересекли эту границу и перешли на почву, которая не является более толкованием договора, а уже представляет собой настоящую правовую политику» (Stök-ker H.A. Europäische Menschenrechtskonvention, Ordre public-Vorbehalt und nationales Selbstbestimmungsrecht // Europäische GrundrechteZeitschrift. 14. Jg. 1987. H. 19. S. 474).

38 См., например: Application no. 61603/00, Storck v. Germany, Judgment of 16 June 2005, § 93: «В обеспечении прав, защищаемых Конвенцией, государства-участники, особенно их суды, обязаны применять положения национального права в духе этих прав. Отказ сделать это может привести к нарушению [государством Конвенции]»; Application no. 36813/97, Scordino v. Italy (No. 1) [G.C.], Judgment of 29 March 2006, § 239: «Внутригосударственные суды также должны обладать способностью применять европейское прецедентное право напрямую, и их знанию данного прецедентного права должно

способствовать соответствующее государство»; Application no. 6301/73, Winterwerp v. the Netherlands, Judgment of 24 October 1979, § 45: «Само внутреннее законодательство [государств — участников Конвенции] должно соответствовать Конвенции, включая общие принципы, выраженные или подразумеваемые в ней».

39 Текст Декларации на русском языке, а также акты конференции (на английском и французском) доступны на сайте Совета Европы: http://www. coe.int/t/dc/files/events/2010_interlaken_conf/ default_ru.asp.

40 Вильдхабер Л. Отношения между Европейским Судом по правам человека и национальными судебными органами // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. № 1 (58). С. 87-89, 88.

41 Отсутствие качества юридической общеобязательности прецедентов Европейского Суда, конечно, не исключает постановку вопроса о существовании моральных и политических обязательств государств - участников Конвенции по обеспечению соответствия национальных пра-вопорядков прецедентной практике Европейского Суда.

42 The Relations between the Constitutional Courts and the Other National Courts, Including the Interference in this Area of the Action of the European Courts: Reports. Bruxelles, 2005. Part I. P. 112.

43 Ibid. Part II. P. 771.

44 Бондарь Н. С. Конвенционная юрисдикция Европейского Суда по правам человека в соотношении с компетенцией Конституционного Суда РФ // СПС «КонсультантПлюс».

45 Закон Украши «Про виконання ршень та за-стосування практики Европейського суду з прав людини» вщ 23 лютого 2003 року № 3477-IV // Вщомосп Верховноi Ради Украши. 2006. № 30. Ст. 260.

46 См.: часть 1 статьи 9 Конституции Украины: «Действующие международные договоры, согласие на обязательность которых дано Верховной Радой Украины, являются частью национального законодательства Украины».

47 Британский Акт о правах человека 1998 года (Human Rights Act 1988) гласит: «So far as it is possible to do so, primary legislation and subordinate legislation must be read and given effect in a way which is compatible with the Convention rights» (п. 1 ст. 3): (http://www.legislation.gov. uk/ukpga/1998/42/contents). Перевод: «Настолько, насколько возможно это сделать,

законодательные и подзаконные нормативные акты должны пониматься и применяться таким способом, который совместим с правами, закрепленными в Конвенции». Ирландский Акт о Европейской Конвенции о правах человека 2003 года (European Convention on Human Rights Act 2003) гласит: «In interpreting and applying any statutory provision or rule of law, a court shall, in so far as is possible, subject to the rules of law relating to such interpretation and application, do so in a manner compatible with the State's obligations under the Convention provisions» (п. 1 ст. 2) (http://www.oireachtas.ie/documents/ bills28/acts/2003/a2003.pdf). Перевод: «При толковании и применении любого положения законодательства или нормы права, суд должен, настолько, насколько это возможно, согласно правовым правилам в отношении такого толкования и применения, делать это способом, который совместим с обязательствами государства, вытекающими из положений Конвенции».

48 Вот как комментирует данную норму британский судья: «Это правило толкования, ни больше, ни меньше. Иногда, в силу ясности языка, просто невозможно истолковать нормы национального законодательства способом, который согласуется с Конвенцией. В таких случаях судам не дана власть упразднять национальное законодательство» (Kay M. The Influence of the ECHR on English Law: Before and After the Human Rights Act: Report presented at International Conference on the Influence of the ECHR Case-Law on National Constitutional Jurisprudence, Kyiv, Ukraine, 13— 16 October 2005 (http://www.venice.coe.int/ docs/2005/CDL-JU(2005)054-e.asp)).

49 В российской литературе регулярно высказываются предложения о принятии закона, определяющего порядок опубликования и исполнения постановлений Европейского Суда по правам человека, а также их место в российской правовой системе. См., например: Едидин Б. А. Исполнение решений Европейского Суда по правам человека: современные проблемы теории и практики // Арбитражный и гражданский процесс. 2004. № 11. C.22-25; Чуркина Л.М. Контроль как условие эффективного исполнения постановлений Европейского Суда по правам человека // Право и политика. 2007. № 9. С. 34-35; Воронцова В.И. Об обязательности постановлений Европейского Суда // Российский судья. 2009. № 6.

50 Бондарь Н. С. Указ. соч. Обзор мнений по вопросу о месте постановлений Европейского Су-

да по правам человека в российской правовой системе см.: Алисиевич Е. С. Решения Европейского суда по правам человека и российская правовая система: Обзор научно-исследовательских публикаций (http://www.demos-center. ru/projects/6B3771E/70688C12/l 15581 1949); Воронцова И. В., Соловьева Т.В. Постановления Европейского Суда по правам человека в гражданском процессе Российской Федерации. М., 2010. С. 1-15.

51 Ершова Е. А. Трудовые правоотношения государственных гражданских и муниципальных служащих в России // СПС «КонсультантПлюс».

52 Пункт 1 статьи 46 Конвенции в редакции на тот момент гласил: «Любая Высокая Договаривающаяся Сторона может в любое время сделать заявление о том, что она признает ipso facto и без специального соглашения обязательную юрисдикцию Суда в отношении вопросов, относящихся к толкованию и применению положений настоящей Конвенции».

53 Более подробно о проблеме отсутствия официальных переводов постановлений Европейского Суда по правам человека см.: Алисиевич Е. С. Указ. соч.

54 Подробнее об этом см.: Филатова М.А. Исполнение постановлений Европейского Суда по правам человека в свете Постановления Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 г. // Права человека. Практика Европейского Суда по правам человека. 2010. № 4. С. 11-17.

55 Зорькин В. Роль Конституционного Суда Российской Федерации в реализации Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Им-плементация решений Европейского Суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы: Сборник докладов. М., 2006. С. 178-179.

56 Султанов А. Р. О применении судами постановлений Европейского Суда по правам человека // Российский судья. 2008. № 9.

57 Бондарь Н. С. Конвенционная юрисдикция Европейского Суда по правам человека и осуществление конституционного контроля (в свете практики Конституционного Суда РФ) // Им-плементация решений Европейского Суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы. С. 203. В данной статье также приводится хороший обзор практики Конституционного Суда по этому вопросу.

58 О соотношении выводов Конституционного Суда РФ в Постановлении от 21 января 2010 года и практики Европейского Суда по правам чело-

века см.: Филатова М.А. Правовая позиция высшего судебного органа как основание для пересмотра судебного акта (Анализ практики Европейского Суда по правам человека) // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2010. № 3. С. 76-90.

59 См., например: пункт 1.2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 1 ноября 2007 года № 948-О-О; пункт 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 года № 4-П.

60 Коротеев К. Указ. соч. С. 99, 115; Коротеев К., Голубок С. Указ. соч. С. 5-6.

61 См.: Султанов А.Р. О применении судами постановлений Европейского Суда по правам человека // Российский судья. 2008. № 9. С. 4245; Султанов А. Р. Об общепризнанных принципах международного права и применении судами постановлений Европейского суда по правам человека // Международное публичное и частное право. 2008. № 6. С. 11-15. Обе статьи доступны в СПС «КонсультантПлюс».

62 Коротеев К. Указ. соч. С. 99.

63 См., к примеру: Application no. 28342/95, Bru-marescu v. Romania [G.C.], Judgment of 28 October 1999, § 61; Application no. 52854/99, Ry-abykh v. Russia, Judgment of 24 July 2003, § 51.

64 Чтобы понять, насколько изменилась позиция Конституционного Суда РФ в отношении статуса прецедентов Европейского Суда по правам человека в российской правовой системе, достаточно сравнить данное высказывание с позицией, которая содержится в его национальном докладе на XII конференции Европейских Конституционных Судов (Брюссель, май 2002 года): «ЕКПЧ [Конвенция о защите прав человека и основных свобод] и выражающие общепризнанные нормы и принципы международного права правовые позиции ЕСПЧ являются составной частью правовой системы Российской Федерации (часть 4 статьи 15 Конституции РФ)»; «...права и свободы, закрепленные в ЕКПЧ, поскольку она является международным договором, и решения ЕСПЧ, в той степени, в которой они выражают общепризнанные принципы и нормы международного права, являются составной частью российской правовой системы» (Конституционный Суд Российской Федерации. Отношения Конституционного Суда Российской Федерации и других национальных судебных органов с европейскими судебными инстанциями, а также их взаимодействие: Национальный доклад на XII конференции

Европейских Конституционных Судов, Брюссель, май 2002 года. П. 44, 43 confcoconsteu.org/reports/Rusland-RU.pdf)).

65 Коротеев К., Голубок С. Указ. соч. С. 5. Таким образом, под сомнением оказывается и тот вывод, что Конституционный Суд РФ в Постановлении № 2-П высказался в пользу «(необязательности» самой Конвенции, см.: Коротеев К. Указ. соч. С. 117. Примеч. 37.

66 Выступление Председателя Конституционного Суда РФ «Конституционный Суд Российской Федерации и его роль в защите прав человека в контексте глобальной юриспруденции» (материал к Всемирной конференции по конституционному правосудию; Кейптаун, 23—24 января 2009 года) (http://www.ksrf.ru/News/Speech/ Pages/ViewItem.aspx?ParamId=23). Данная цитата показывает очевидную необоснованность критики Конституционного Суда РФ в том, что его подход в Постановлении № 2-П «исключает» решения Европейского Суда, толкующие такие положения Конвенции, как нормы о юрисдикции (ст. 1), о праве на обращение в Страсбург с индивидуальной жалобой (ст. 34) или об обязательной силе решений Европейского Суда (ст. 46). См.: Коротеев К. Указ. соч. С. 99; Коротеев К., Голубок С. Указ. соч. С. 5.

67 Султанов А. Р. О применении судами постановлений Европейского Суда по правам человека.

68 Бурков А. Л. Конституционный Суд Российской Федерации и прецедентная практика Европейского Суда по правам человека // Права человека. Практика Европейского Суда по правам человека. 2009. № 3. С. 20.

69 Коротеев К. Указ. соч. С. 99. Имеется в виду Постановление Конституционного Суда РФ от 25 января 2001 года № 1-П, в котором Конституционный Суд подтвердил обязательность толкования и применения правовых норм (в частности, п. 2 ст. 1070 Гражданского кодекса РФ) в непротиворечивом единстве с требованиями Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

70 Коротеев К. Указ. соч. С. 99.

71 Имеется в виду Постановление Конституционного Суда РФ от 25 января 2001 года № 1-П по делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 1070 Гражданского кодекса РФ в связи с жалобами граждан И. В. Богданова, А. В. Зер-нова, С. И. Кальянова и Н. В. Труханова.

72 Коротеев К., Голубок С. Указ. соч. С. 5—6.

73 Новый англо-русский словарь В. К. Мюллера. М., 2002. С. 5.

74 Подпункт «а» пункта 1 статьи 2 британского Акта о правах человека сформулирован следующим образом: «A court or tribunal determining a question which has arisen in connection with a Convention right must take into account any judgment, decision, declaration or advisory opinion of the European Court of Human Rights, <...> whenever made or given, so far as, in the opinion of the court or tribunal, it is relevant to the proceedings in which that question has arisen» (выделено нами. — А. Л., М. Ф.). Перевод: «Суд или трибунал, разрешающий вопрос, который возник в связи с правом, предусмотренным в Конвенции, должен принимать во внимание любое постановление, решение, заявление или консультативное заключение Европейского Суда по правам человека, <...> когда бы они не были вынесены или сделаны, поскольку, по мнению суда или трибунала, это имеет отношение к процессу, в котором возник данный вопрос».

75 Это подтверждает, в частности, пункт 8 резолютивной части Постановления Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П.

76 См., например, текст Интерлакенской декларации на русском языке, в котором также используется термин «учитывать» (take into account), подпункт «с» пункта 4 раздела «В» Плана действий.

77 Бурков А. Л. Конвенция о защите прав человека в судах России. М., 2010. С. 84.

78 См.: Голубок С. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации: начало петербургского периода и несколько слов в защиту периода московского // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 6 (73). C. 153-159, 155-156.

79 См.: http://www.confcoconsteu.org/reports/ Duitsland-EN.pdf. Данная позиция Федерального конституционного суда Германии нашла свое дальнейшее развитие в Постановлении от 14 октября 2004 года по делу Гёргюлю: (BVerfG, 2 BvR 1481/04), которое показывает, что Федеральный конституционный суд оставляет за собой последнее слово в спорных вопросах. Подробнее об этом деле см.: Люббе-Вольфф Г. Европейский Суд по правам человека и национальные суды: дело Гёргюлю // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1(54). С. 39-42; Папир Х.-Ю. Соотношение между национальным конституционным правом и европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод с точки зрения Федерально-

го конституционного суда Германии // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. № 2 (59). С. 80-82;

80 The Relations between the Constitutional Courts and the Other National Courts, Including the Interference in this Area of the Action of the European Courts: Reports. Bruxelles, 2005. Part II. P. 471.

81 Ibid. Part II. P. 695.

82 Ibid. Part II. P. 479.

83 Ibid. Part II. P. 457-458.

84 Ibid. Part I. P. 112.

85 Текст выступления Ж.-П. Коста доступен по адресу: http://www.echr.coe.int/NR/rdonlyres/ CB4A0EEF-931F-4131-92C1-DF1844472D73/ 0/2007Costa_Moscow_1011May.pdf.

86 Все эти примеры приводились Ж.-П. Коста в его выступлении перед судьями Конституционного Суда РФ в Москве в июне 2007 года.

?? Например, в Консультативном заключении Постоянной палаты международного правосудия Лиги Наций (Permanent Court of International Justice) от 4 февраля 1932 года указывается: «.государство не может ссылаться на свою собственную Конституцию, чтобы избежать обязательств, которые возлагают на него международное право или действующие [международные] договоры» (Series A./B. No. 44. (1932). P. 24); статья 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года гласит: «Участник [государство] не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им [международного] договора».

87 На практике государства, как правило, следуют правовым позициям Европейского Суда, признавая тем самым приоритет Конвенции. Вместе с тем в литературе приводятся аргументы в пользу другого решения таких коллизий: «Неприкосновенные основы национального права образуют (негласную) оговорку, под которой стоит любое признание государством юрисдикции внешнего органа, наделенного властными полномочиями. <...> Если государства — участники Конвенции могут денонсировать Конвенцию <...>, даже если их публичный порядок не подвергается угрозе, то в таком случае, если определенное Постановление Суда затрагивает фундаментальные основы внутригосударственного правопорядка, они тем более должны обладать гораздо более мягким средством, а именно возможностью блокировать действие данного Постановления за рамками конкретного

дела с помощью оговорки о публичном порядке» (Stöcker H.A. Op. cit. S. 478-481). Федеральный конституционный суд Германии в Постановлении от 14 октября 2004 года по делу Гёргюлю (BVerfG, 2 BvR 1481/04), занял такую позицию: «Основной закон стремится к введению Германии в правовое сообщество мирных и свободных государств, однако не отказывается в полном объеме от немецкого суверенитета. В силу этого нет противоречия с целью международной вежливости, если законодатель в качестве исключения нарушит международное договорное право в случае, если только таким образом можно избежать нарушения фундаментальных принципов Конституции».

88 Более подробно об этом см.: Гладышева С. С. Европейский Суд по правам человека и Конституционный Суд Российской Федерации: сотрудничество по горизонтали или вертикальный контроль? // Московский журнал международного права. 2004. № 4. С. 59-72; Гарлицкий Л. Сотрудничество и конфликт (несколько наблюдений из практики взаимодействия Европейского Суда по правам человека и национальных органов конституционного правосудия) // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1(54). С. 43-52.

89 Коротеев К.. Указ. соч. С. 92.

90 Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2009 года № 187-О-О об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Маркина Константина Александровича на нарушение его конституционных прав положениями статей 13 и 15 Федерального закона «О государственных пособиях гражданам, имеющим детей», статей 10 и 11 Федерального закона «О статусе военнослужащих», статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы и пунктов 35 и 44 Положения о назначении и выплате государственных пособий гражданам, имеющим детей.

?? Авторами сознательно не дается анализ и сопоставление аргументации и позиций Конституционного Суда РФ и Европейского Суда по данному делу, так как данное постановление еще не стало окончательным

91 Данное обстоятельство упускает из виду К. Коротеев, утверждая, что «обязанность по толкованию в соответствии с Конвенцией прав, гарантированных Конституцией, вытекает, на наш взгляд, из того соображения, что одинаковым (или схожим настолько, что расхождения несущественны) предписаниям должен придаваться

одинаковый смысл...» (Коротеев К. Указ. соч. С. 116. Примеч. 27).

92 Коротеев К Указ. соч. С. 109 и сл. Критику в отношении ряда позиций К. Коротеева, высказанных в данной статье, приводит также С. Голубок: Голубок С. Указ. соч. C. 154-156.

93 Коротеев К. Указ. соч. С. 110.

94 См., например: Определение Конституционного Суда РФ № 248-О от 26 октября 2000 года об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Миронова Юрия Николаевича на нарушение его конституционных прав статьей 330 ГПК РСФСР // СПС «КонсультантПлюс».

95 «Постановление Конституционного Суда РФ № 2-П от 5 февраля 2007 г. ... можно считать своего рода исполнением Постановлений Европейского суда по правам человека по делу "Рябых против России", "Волкова против России", "Засурцев против России" и др., хотя Конституционный Суд РФ и воздержался от признания ряда норм ГПК РФ противоречащими Конституции РФ, но предписал федеральному законодателю реформировать надзорное производство» (Султанов А.Р. Об исполнении постановлений Европейского Суда по правам человека как средстве реализации конституционных ценностей // Международное публичное и частное право. 2008. № 4).

96 См.: Комитет министров Совета Европы, Промежуточная резолюция ResDH(2006)1 от 8 февраля 2006 года относительно нарушений принципа правовой определенности в процедуре пересмотра дел в порядке надзора в гражданском судопроизводстве в России - принятые общие меры и остающиеся вопросы по Постановлениям Европейского Суда по правам человека по делам Рябых (24 июля 2003 года) и Волкова (5 апреля 2005 года). Доступна, в частности, в сети Интернет на сайте Европейского Суда по правам человека (http://www.echr.coe.int).

97 См., например: Application no. 13151/04, Pro-tsenko v. Russia, Judgment of 31 July 2008; Application no. 2202/05, Tishkevich v. Russia, Judgment of 4 December 2008; Application no. 11612/ 05, Tolstobrov v. Russia, Judgment of 4 March 2010.

98 Application no. 6025/09, Kovaleva and Others v. Russia, Decision of 25 June 2009.

99 Коротеев К. Указ. соч. С. 111.

100 Там же. С. 113.

101 Application no. 17582/05, Igor Artyomov v. Russia, Decision of 7 December 2006.

102 Коротеев К Указ. соч. С. 115.

103 Application nos. 41340/98, 41342/98, 41343/98, 41344/98, Refah Partisi (The Welfare Party) and Others v. Turkey [G.C.], Judgment of 13 February 2003, § 124.

104 Коротеев К. Указ. соч. С. 113.

105 Доступна, в частности, в сети Интернет на сайте Европейского Суда по правам человека: http:// www.echr.coe.int.

106См.: Эбзеев Б. С. Конституция Российской Федерации: прямое действие и условия реализации // Государство и право. 2008. № 7. C. 5—15.

107 Коротеев К. Указ. соч. С. 115.

108 Эбзеев Б. С. Конституция Российской Федерации: прямое действие и условия реализации. С. 12. См. также: Эбзеев Б. С. «Интернационализация» законодательства как средство увеличить защиту достоинства личности // Российская Федерация сегодня. 2006. № 21 (http:// archive.russia-today.ru/2006/no_21/21_ me.htm): «Хочу сказать со всей определенностью: решения Европейского суда по правам человека не "просто" правоприменительные акты, а источники права, оказывающие непосредственное и весьма существенное влияние на практику Конституционного Суда России. То есть мы признаем обязательный характер правовых позиций решений и самих прецедентов Европейского суда».

109 Коротеев К. Указ. соч. С. 115.

110 Nußberger A., Marenkov D. Russland vor dem Europäischen Gerichtshof für Menschenrechte // Russlandanalysen. 2007. Nr. 140. S. 2-5. «Можно видеть, что как Конвенция, так и судебная практика Европейского Суда действительно стали чаще цитироваться в решениях россий-

ских судов, в особенности в решениях Конституционного Суда РФ... Однако эти ссылки чаще всего носят поверхностный характер и выполняют скорее декоративную функцию, а не дают национальной судебной практике нового направления» (S. 2). См. также: Применение Европейской Конвенции о защите прав человека в судах России / Под. ред. А. Л. Буркова. Екатеринбург, 2006 (гл. 2, автор главы — Бурков А.Л.): «.судебная практика высших судебных инстанций в той или иной степени является лишь демонстрацией Совету Европы применения Конвенции в российских судах, нежели действительным ее применением» (С. 74). Его позицию поддержали Коротеев К., Голубок С. Указ. соч. С. 6. Примеч. 24. Однако следует отметить, что в более поздней работе А. Л. Бурков несколько изменил свою позицию: «Российский Конституционный Суд. во многих своих постановлениях применяет постановления Европейского Суда, в том числе вынесенные против других стран» (Бурков А. Конвенция о защите прав человека и основных свобод и практика Европейского Суда по правам человека в российской правовой системе // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 4 (71). С. 132).

1.1 См., например, статью 2 Закона о ратификации Конвенции.

1.2 См.: Keller H. Reception of the European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms (ECHR) in Poland and Switzerland // Zeitschrift für ausländisches öffentliches Recht und Völkerrecht. 2005. Nr. 2. S. 313.