CC BY
15ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации: начало петербургского периода и несколько слов в защиту периода московского
Сергей Голубок*
В предлагаемой вашему вниманию статье с критических позиций обсуждается ранее опубликованная в нашем журнале статья Кирилла Коротеева «Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период)». Автором предпринята попытка изучения того, как изменились подходы Конституционного Суда России к использованию правовых стандартов, выработанных Европейским Судом по правам человека на основе положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, после его переезда в Санкт-Петербург.
^ Конституционное судопроизводство; соотношение международного и национального права; европейская Конвенция в национальном правопорядке
2009 год стал не только годом полувекового юбилея с начала практической деятельности Европейского Суда по правам человека — 21 января 1959 года были избраны его первые судьи, которые в сентябре того же года выбрали своим первым председателем лорда Макнэйра, а его заместителем — Рене Кас-сена1, ставшего впоследствии председателем Суда. 2009 год ознаменовал собой также десятилетие практического взаимодействия Европейского Суда по правам человека и российской правовой системы: хотя Конвенция о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) вступила в силу в отношении России годом раньше, именно в 1999 году Судом в Страсбурге было принято первое решение по делу против Российской Федерации2.
* Позиции, изложенные в настоящей статье, принадлежат исключительно автору в его личном качестве.
Вместе с тем основным способом указанного взаимодействия должно являться не только рассмотрение жалоб против России в Страсбурге, но и применение положений Конвенции российскими судами. Особую роль в этом «диалоге судей» призван играть Конституционный Суд Российской Федерации, обращение в который с индивидуальной жалобой хоть и не представляет собой, по общему правилу, эффективное средство правовой защиты по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции, но способно предотвратить обращение с аналогичной жалобой в Европейский Суд по правам человека не только того же заявителя, но и, если в его пользу будет вынесено решение, других лиц, по делам которых применен закон, признанный Конституционным Судом не соответствующим Конституции Российской Федерации или конституционно-правовой смысл которого выявлен этим органом.
В этой связи всех тех, кто интересуется «конвенционной проблематикой» в российском контексте, не может не интересовать количественный и качественный анализ практики Конституционного Суда РФ, ссылающегося как на положения Конвенции и Протоколов к ней, так и на решения Европейского Суда по правам человека по конкретным делам. Важной и интересной попыткой предпринять такой анализ стало обобщающее значительный эмпирический материал фундаментальное исследование К. Н. Коротеева3.
Приветствуя эту важную публикацию, следует отметить, что, во-первых, ряд решений Конституционного Суда, вынесенных им после переезда в Санкт-Петербург, способен несколько скорректировать сделанные ее автором выводы; во-вторых, некоторые из приведенных в ней оценок идут слишком далеко в стремлении вменить Конституционному Суду в вину то, что он не совершал.
Петербургский период: важные новеллы
Следует начать с количественного анализа ссылок на Конвенцию и решения Европейского Суда по правам человека в постановлениях Конституционного Суда РФ, вынесенных в течение первых месяцев «петербургского периода» его деятельности, то есть с 21 апреля 2008 года по начало осени 2009 года. При этом представляется оправданным применять предложенную К. Н. Коротеевым методологию4.
За указанный период Конституционным Судом России было вынесено 18 постановлений, в том числе четыре до конца 2008 года и четырнадцать с начала 2009 года.
За 2008 год после переезда из Москвы Конституционный Суд сослался на нормы Конвенции и Протоколов к ней, а также практику страсбургских контрольных органов трижды, при этом в одном деле Суд сослался как на собственно конвенционное положение, так и на практику Европейского Суда по правам человека, в том числе по «российским делам»5; в одном деле Суд ограничился цитированием статей Конвенции и Протокола к ней6, а в еще одном деле (впервые7) Суд исходил из устоявшейся практики Европейского Суда, не ссылаясь на конкретную статью Конвенции либо Протоколов к ней8.
Таким образом, в целом в 2008 году «петербургский» Конституционный Суд сослался на Конвенцию и/или позиции Европейского Суда по правам человека в 75 % своих постановлений, что сравнимо с показателями признанного К. Н. Коротеевым «исключительным» 2005 года9.
Однако более показательным является 2009 год, который Конституционный Суд РФ впервые встретил в здании Правительствующего Сената в Петербурге (в настоящем материале анализу подверглись постановления, вынесенные до ухода Суда на летние каникулы). Из четырнадцати постановлений ссылки на Конвенцию содержатся в пяти (35,7 %), а на практику Европейского Суда по правам человека — в трех из них (21,4 %), что несколько выше среднего показателя за прошедшие годы, причем значительно возрос (до 60 %) уровень постановлений, содержащих ссылки на Конвенцию, в которых Конституционный Суд ссылается также и на страсбургскую судебную практику (ранее — 39,2 %)10.
Следующим образом выглядит отраслевое распределение восьми постановлений «петербургского периода», принятых Конституционным Судом в 2008—2009 годах и содержащих ссылки на Конвенцию и практику Европейского Суда:
уголовное право — 1; уголовный процесс — 1; гражданское право — 1; гражданский процесс — 1; налоговое право — 1; судебное право (статус судей) — 2. Еще в одном постановлении рассматривались комплексные взаимосвязанные вопросы, затрагивающие гражданский процесс и производство по делам об административных правонарушениях.
Впрочем, данное распределение вряд ли является показательным, так как, например, в обоих постановлениях, связанных с законодательством о статусе судей, Конституционный Суд лишь воспроизвел общие положения пункта 1 статьи 6 Конвенции.
Следует более подробно рассмотреть не только как часто, но и как именно Конституционный Суд ссылался на Конвенцию и практику Европейского Суда по правам человека.
Как было отмечено К. Н. Коротеевым, нередко ссылка на Конвенцию не предопределяет окончательных выводов Конституцион-
ного Суда и не является существенным элементом аргументации11. Так, трижды Конституционный Суд, упоминая положения Конвенции, ограничивался констатацией того, что они корреспондируют соответствующим положениям Конституции РФ и его собственным правовым позициям12.
В еще одном постановлении ссылка на постановление Европейского Суда по правам человека была призвана подкрепить уже сделанный Конституционным Судом вывод13. При этом позиция Европейского Суда была процитирована наряду с «международными стандартами в сфере правосудия», содержание которых было дедуцировано Конституционным Судом из положений акта, принятого резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН14. Таким образом, решения международного судебного учреждения, содержащие общеобязательное толкование международного договора, ратифицированного Российской Федерацией, были фактически уравнены с актами «мягкого права», которые сами по себе носят рекомендательный характер, хоть и обладают значительным авторитетом. Такое смешение вряд ли можно считать удачным.
В двух постановлениях Конституционный Суд в практически идентичных формулировках воспроизвел толкование Европейским Судом по правам человека общеправового принципа правовой определенности15. Этот подход следует считать положительной тенденцией, так как он свидетельствует о том, что Конституционный Суд не ограничивается исследованием практики Европейского Суда по правам человека относительно толкования того или иного положения Конвенции и Протоколов к ней, а исходит из общей методологии, которой придерживаются в Страсбурге, общих принципов, пронизывающих Конвенцию в целом, без уяснения которых последовательное толкование данного международного договора невозможно. При этом в одном из постановлений Конституционный Суд указал на то, что «необходимость соблюдения принципа правовой определенности подчеркивает и Европейский Суд по правам человека при применении содержащихся или вытекающих из Конвенции о защите прав человека и основных свобод общих принци-пов»16 (курсив наш. — С. Г.). Таким образом, Конституционный Суд исходил из полномочий Европейского Суда по правам человека по
толкованию Конвенции путем трактовки не только непосредственно содержащихся в ней принципов, но и тех принципов, которые Конвенцией подразумеваются. Без сомнения, такой подход соответствует как закрепленной самой Конвенцией функции Суда (п. 1 ст. 32 Конвенции), так и применяемому в его практике телеологическому методу толкования ее субстантивных положений17.
Два оставшихся постановления, вынесенных Конституционным Судом в 2009 году, заслуживают отдельного рассмотрения.
В феврале 2009 года Конституционному Суду РФ, пожалуй, впервые в своей истории пришлось выносить постановление по делу, вытекающему из тех же правовых и фактических обстоятельств, по которым Европейским Судом по правам человека ранее было установлено нарушение Конвенции. Речь идет о Постановлении от 27 февраля 2009 года № 4-П по делу о проверке конституционности ряда положений Гражданского процессуального кодекса РФ и Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»18 в связи с жалобами ряда граждан, один из которых, петербуржец П. В. Штукатуров, ранее выиграл дело в Страсбурге19. Таким образом, Конституционный Суд как внутригосударственный судебный орган столкнулся с вопросом исполнения постановления Европейского Суда по правам человека20 в части принятия мер не только общего, но и индивидуального характера21.
Помимо непосредственного признания неконституционными положений Гражданского процессуального кодекса РФ, применение которых Василеостровским районным судом Санкт-Петербурга в деле П. В. Штукатурова привело к нарушению его конвенционных прав, что само по себе должно воспрепятствовать повторению подобных ситуаций в будущем, Конституционный Суд РФ также показал пример проактивного применения международных стандартов в сфере защиты прав человека при толковании имеющих родственную природу конституционных положений.
Так, например, процитировав статьи Конституции РФ, провозглашающие право на свободу и личную неприкосновенность и право на судебную защиту22, Конституционный Суд отметил, что «приведенные конституционные положения в их взаимосвязи со статьями 5, 6 и 8 Конвенции о защите
прав человека и основных свобод действуют в том числе и в качестве гарантии от необоснованного принудительного помещения гражданина в психиатрический стационар»23 (курсив наш. — С. Г.). Положения Конституции РФ и Конвенции образуют, таким образом, нормативное единство, определяя содержание прав и свобод человека и гражданина, на страже которых стоят и Конституционный Суд РФ, и Европейский Суд по правам человека (разумеется, каждый в пределах своей компетенции). В этой связи логичным представляется вывод Конституционного Суда о том, что нарушение принципов справедливости правосудия, состязательности и равноправия сторон в судебном процессе представляет собой в данном деле нарушение не только соответствующих положений Конституции РФ, но и статьи 6 Конвенции24.
В том же постановлении Конституционный Суд отметил, что положения Конвенции подлежат применению «в их истолковании Европейским Судом по правам человека»25 (курсив наш. — С. Г.).
Данная методология — толкование конституционных положений «во взаимосвязи» с требованиями Конвенции и уяснение последних «в истолковании» Европейским Судом по правам человека — получила дальнейшее развитие в принятом в июне 2009 года постановлении по делу о проверке конституционности ряда положений Кодекса РФ об административных правонарушениях, Гражданского и Гражданского процессуального кодексов РФ26. Оставляя за скобками чрезвычайно важный и заслуживающий отдельного подробного изучения вопрос, по которому принято данное постановление, следует отметить следующие аспекты использования Конституционным Судом как собственно положений Конвенции и правовых позиций Европейского Суда по правам человека, так и выработанных в Страсбурге подходов.
Во-первых, Конституционный Суд вновь использовал приведенную выше формулу, но в слегка доработанном виде: он сослался на Конвенцию «в ее официальном истолковании Европейским Судом по правам чело-века»27 (курсив наш. — С. Г.). Таким образом, Конституционный Суд РФ вновь авторитетно подтвердил статус правовых позиций Европейского Суда, высказанных им в решениях по конкретным делам: они представляют со-
бой толкование Конвенции как международного договора, причем толкование, признаваемое самой Конвенцией обязательным для государств-участников28.
Во-вторых, упоминая статус Конвенции, Конституционный Суд указал на то, что она является составной частью российской правовой системы в силу не только части 4 статьи 15, но и части 1 статьи 17 Конституции РФ29, согласно которой в Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. Таким образом, вопреки буквальному толкованию К. Н. Коротеева30, ничто во второй главе Конституции не препятствует восприятию конституционных положений о правах и свободах человека и гражданина «согласно» корреспондирующим им нормам Конвенции и других международных договоров о правах человека общего характера, таких как Международный пакт о гражданских и политических правах, то есть «во взаимосвязи» с ними.
В-третьих, Конституционный Суд посчитал возможным включить в свой арсенал приемы, выработанные и проверенные Европейским Судом по правам человека. Так, анализируя содержание конституционного права на свободу и личную неприкосновенность (статья 22 Конституции РФ), Конституционный Суд пришел к выводу об автономном значении понятия «лишение свободы» в его конституционно-правовом смысле31. Как известно, концепция «автономных понятий» является одним из основных методов толкования Конвенции Европейским Судом по правам человека32, позволяющим ему не зависеть от разнообразных и меняющихся значений одного и того же термина в различных правовых системах Европы. Надо полагать, что выявление «автономных значений» основных используемых в конституционном тексте терминов может оказаться полезным и в практике Конституционного Суда, например в целях преодоления межотраслевых противоречий.
Московский период: серьезная основа
В комментируемой статье проведена важная работа по содержательному анализу ссылок на положения Конвенции и правовые пози-
ции Европейского Суда по правам человека в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации. В частности, сделанный К. Н. Коротеевым вывод о том, что «подход Конституционного Суда РФ к установлению применимости положений Конвенции характеризуется расширением сферы их применения, однако без объяснения оснований для такого расширения»33, подтверждается, по нашему мнению, практикой Конституционного Суда уже из «петербургского периода» его деятельности.
Так, в упоминавшемся выше Постановлении от 27 февраля 2009 года № 4-П Конституционный Суд РФ отметил, в частности, со ссылкой на пункт 3 статьи 5 Конвенции, что «в ситуациях, связанных с ограничением права на свободу и личную неприкосновенность, особое значение приобретают гарантии судебной защиты, что признается и международно-правовыми актами, согласно которым каждому арестованному или задержанному по уголовному обвинению лицу должно быть обеспечено право на судебное разбирательство в течение разумного срока или право на освобождение»34, из чего был сделан вывод о том, что «ограничение свободы и личной неприкосновенности в течение значительного времени вне судебного контроля не допуска-ется»35.
Вместе с тем пункт 3 статьи 5 Конвенции, как недвусмысленно следует непосредственно из ее текста, применяется только к задержанным или заключенным под стражу в соответствии с подпунктом «с» пункта 1 данной статьи, то есть к задержанным или заключенным под стражу по подозрению в совершении правонарушения. Возможность заключения под стражу душевнобольных лиц предусмотрена подпунктом «е» пункта 1 статьи 5 Конвенции; на такие случаи гарантия пункта 3 той же статьи не распространяется. В свою очередь, судебный контроль ограничения свободы и личной неприкосновенности — независимо от оснований такого ограничения из числа предусмотренных подпунктами пункта 1 статьи 5 Конвенции — прямо закреплен в другом положении той же статьи Конвенции, а именно в пункте 4 статьи 5.
Таким образом, следует согласиться с мнением автора комментируемой статьи, согласно которому в ряде случаев «Конституционный Суд мог бы отказаться от произ-
вольного расширения сферы применения положений Конвенции, а вместо этого опираться на аргументы, основанные на российской Конституции»36. В приведенном примере (Постановление от 27 февраля 2009 года № 4-П) Конституционный Суд РФ мог бы основываться на предельно ясно сформулированном конституционном запрете на содержание под стражей без судебного решения более 48 часов (ч. 2 ст. 22 Конституции РФ), исходя из того, что автономное конституционно-правовое значение данного понятия включает в себя случаи принудительного ограничения свободы душевнобольных лиц.
Вместе с тем, как уже отмечалось, в обсуждаемой статье К. Н. Коротеев, анализируя практику применения Конституционным Судом РФ в «московский период» его деятельности (то есть до 21 апреля 2008 года) положений Конвенции и правоприменительной практики Европейского Суда по правам человека, пытается, образно говоря, обвинить Конституционный Суд в том, чего он не совершал. Позволим себе подробнее остановиться на двух предъявленных Суду обвинениях, по которым состав преступления отсутствует.
Комментируя вынесенное в июне 2007 года постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности положений Федерального закона «О погребении и похоронном деле», согласно которым тела лиц, погибших в ходе контртеррористической операции, родственникам не выдаются, К. Н. Коротеев пришел к выводу о том, что указанное постановление «является открытым отрицанием одной из фундаментальных основ современной системы прав человека, в том числе европейской Конвенции, — недопустимости ограничений принципа уважения человеческого достоинства»37. При этом автор исходит из того, что конституционное право на защиту достоинства личности (ст. 21 Конституции РФ) по своему нормативному содержанию совпадает с конвенционным правом быть свободным от пыток, иного бесчеловечного, унижающего достоинство обращения или наказания (ст. 3 Конвенции). По мнению К. Н. Коротеева, признавая возможность определенного ограничения первого — как, в частности, в указанном постановлении, — Конституционный Суд РФ подрывает и абсолютный характер запрета пыток. По
нашему мнению, предъявленное Конституционному Суду обвинение в легализации пыток является беспочвенным и основано на ошибочном понимании соотношения вышеприведенных прав — конституционного и конвенционного.
Дело в том, что, как следует непосредственно из текста статьи 21 Конституции РФ, запрет пыток (в широком смысле этого слова) является одним из элементов права на охрану достоинства личности, но им его содержание не исчерпывается. В этой связи отмечалось, что «новеллой действующей Конституции РФ является... расширение понятия "человеческое достоинство", включение в него запретов на негуманное, унижающее человека отношение к его личности, жизни и здоровью»38 (курсив наш. — С. Г.). Достаточно широко данное понятие толкуется и в практике Конституционного Суда РФ. Так, Суд рассмотрел с точки зрения достоинства личности такие далекие от пыток виды воздействия, как лишение законно приобретенного гражданства либо ограничение права осужденного добиваться смягчения своей
участи39.
Данный подход Конституционного Суда привел к формированию такого доктриналь-ного понимания места и функций права на защиту достоинства личности в конституционной схеме защиты прав и свобод человека и гражданина:
«Очевидно, что достоинство личности как юридическая категория не стоит в одном ряду с такими правами, как право на свободу и личную неприкосновенность, на неприкосновенность частной жизни, на свободу передвижения и другими личными правами. Как жизнь человека и признание его права на жизнь являются общими условиями существования всех прав и свобод человека и гражданина, так и человеческое достоинство (достоинство личности), его признание, соблюдение и защита государством являются необходимым условием существования личных прав человека. Таким образом, юридическая категория "достоинство личности" раскрывается через набор тех личных прав и свобод, которые в конкретном обществе гарантируются каждому человеку. Можно говорить о принципе уважения достоинства личности как базисном принципе в сфере личных (и не только личных) прав и свобод»40.
Сказанное отчасти подтверждается и правовыми позициями Конституционного Суда РФ, который в одном из своих ранних постановлений указал, что «в соответствии со статьей 21 Конституции Российской Федерации государство обязано охранять достоинство личности во всех сферах, чем утверждается приоритет личности и ее прав»41. Таким образом, признание достоинства личности (исходя из автономного конституционно-правового значения данного термина), помимо прочего, предопределяет признание иных прав человека, являясь своеобразным аналогом понятия правосубъектности.
Другими словами, нормативное содержание статьи 21 Конституции РФ не сводится к нормативному содержанию статьи 3 Конвенции (хотя и включает его); следовательно, Конституционный Суд, признавая в определенных случаях возможность ограничения конституционного права на защиту достоинства личности, вовсе не обязательно автоматически отрицает абсолютный характер конвенционного запрета пыток42.
Кроме того, справедливо критикуя Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П43, К. Н. Коротеев необоснованно, по нашему мнению, выводит из него приписываемую Конституционному Суду правовую позицию, согласно которой на основании части 4 статьи 15 Конституции РФ «следует "учитывать" не все страсбургские решения, а лишь толкующие права, гарантированные Конвенцией, на основании общепризнанных принципов и норм международного права»44. Сказанное основывается на использованном в указанном постановлении пассаже о том, что решения Европейского Суда по правам человека являются составной частью российской правовой системы «в той мере, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод»45, из чего делается вывод о том, что, по мнению Конституционного Суда РФ, частью российской правовой системы являются лишь «некоторые»46 решения Европейского Суда по правам человека.
Позиция К. Н. Коротеева о якобы проводимой Конституционным Судом дифференциации между решениями Европейского Суда по правам человека относительно общепри-
знанных принципов и норм международного права, которые являются составной частью российской правовой системы, и всеми остальными решениями, которые таковой не являются, ни на чем не основана.
Во-первых, следует кратко остановиться на используемой в тексте части 4 статьи 15 Конституции РФ фразе «общепризнанные принципы и нормы международного права». Помимо категории «общепризнанные принципы международного права» (оставляя в стороне вопрос о том, каково может быть их содержание), конституционный текст относит к составной части российской правовой системы также «общепризнанные нормы международного права», то есть прежде всего международный обычай47, что утверждает и сам К. Н. Коротеев48. Обычный характер большинства положений Конвенции в их истолковании Европейским Судом по правам человека неоспорим, что подтверждается, в частности, многократными ссылками на них как на международно-признанные нормы о правах человека (п. 3 ст. 21 Римского статута), содержащимися в ряде решений палат Международного уголовного суда. То, что в данном случае нормы обычного характера совпадают с положениями договорного происхождения, ни в коем случае не подрывает их природу; более того, такое положение вещей характерно для данной отрасли международного права, так как «в договорном праве мы находим большинство из правил, составляющих международное обычное право в области прав человека»49. Кроме того, и сам Конституционный Суд РФ, как отмечалось выше, признал принадлежность положений Конвенции к общепризнанным нормам международного права. Таким образом, использованная Конституционным Судом РФ 5 февраля 2007 года фраза «исходя из общепризнанных принципов и норм международного права» никоим образом не сужает круг решений Европейского Суда по правам человека, являющихся составной частью российской правовой системы.
Во-вторых, при более внимательном прочтении вышеприведенной фразы становится ясно, что начинающееся словами «в той мере» замечание имеет целью лишь подчеркнуть, что общеобязательными являются не постановления Европейского Суда по правам человека в целом, которые, будучи результа-
том разрешения конкретного спора между двумя или более сторонами, сами по себе обязательны лишь для государств — участников Конвенции, против которых они вынесены (пункт 1 статьи 46 Конвенции), а содержащиеся в них правовые позиции относительно толкования положений Конвенции и Протоколов к ней. В этой связи следует отметить рассмотренные выше постановления 2009 года (№ 4-П и № 9-П), в которых Конституционный Суд РФ недвусмысленно признал, что Конвенция подлежит применению исходя из официального истолкования ее положений Европейским Судом по правам человека.
То, что Конституционный Суд в ряде своих постановлений, вынесенных в «петербургский период» деятельности, придерживается именно такого подхода: содержание конституционных прав и свобод подлежит определению во взаимосвязи с корреспондирующими им положениями Конвенции, которые, в свою очередь, следует понимать в их официальном истолковании Европейским Судом по правам человека, — позволяет опровергнуть основанные на одном из вариантов прочтения Постановления от 5 февраля 2007 года № 2-П мрачные прогнозы, в соответствии с которыми Конституционный Суд более не будет считать правовые позиции Европейского Суда по правам человека обязательными50. Насколько корректно и насколько полно Конституционный Суд использует и будет использовать эти правовые позиции в своей практике — это другой вопрос, но, во всяком случае, нет сомнений в их обязательности как официального толкования международного договора, который не только сам по себе является составной частью российской правовой системой, причем приоритетной по отношению к национальному законодательству и подзаконным актам, но и содержит общепризнанные нормы международного права — международные стандарты в области защиты прав человека, согласно которым в России признаются и гарантируются конституционные права и свободы человека и гражданина и во взаимосвязи с которыми должно определяться нормативное содержание указанных прав и свобод.
В этом смысле представляется очень верной недавно высказанная мысль о том, что «постановления Европейского Суда по правам человека должны рассматриваться в оте-
чественной судебной системе как акты, в плане юридической силы подобные актам Конституционного Суда Российской Федера-ции»51. Равно как официальным толкователем Конституции РФ является Конституционный Суд РФ (как по делам о толковании положений Конституции РФ, так и по делам о проверке конституционности законов и иных нормативных правовых актов), «единственно возможное толкование Конвенции, имеющее общеобязательную силу, дает только Европейский Суд по правам человека»52. Таким образом, «только учитывая весь корпус решений Европейского Суда по правам человека, учитывая изменения в практике Европейского Суда по правам человека, возможно верно определить объем защищаемых Конвенцией [а следовательно, и Конституцией. — С. Г.] прав»53.
Голубок Сергей Александрович - магистр права (международное право прав человека) Университета Эссекса, Великобритания, юридический референт секретариата Европейского Суда по правам человека.
sgolubok@gmail.com
1 См.: The European Court of Human Rights, Some Facts and Figures: 1959—2009 (http://www.echr. coe.int/NR/rdonlyres/ACD46A0F-615A-48B9-89D6-8480AFCC29FD/0/FactsAndFigures_ EN.pdf).
2 См.: Решение Европейского Суда по правам человека от 22 июня 1999 года по вопросу приемлемости жалобы № 47033/99, поданной Людмилой Францевной Тумилович против Российской Федерации (Третья секция) // Журнал российского права. 2000. № 9.
3 Коротеев К.Н. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период) // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 4 (71). С. 92-120.
4 Там же. С. 93-94.
5 Постановление Конституционного Суда РФ от 27 мая 2008 года № 8-П по делу о проверке конституционности положения части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки М. А. Ас-
ламазян // Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 24. Ст. 2892.
6 Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июля 2008 года № 9-П по делу о проверке конституционности положений статьи 82 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина В. В. Ко-стылева // Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 30. Ст. 3695.
7 Ср.: Коротеев К.Н. Указ. соч. Сноска 14.
8 Постановление Конституционного Суда РФ от 27 ноября 2008 года № 11-П по делу о проверке конституционности части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в связи с жалобами граждан
A. Ф. Кутиной и А. Ф. Поварнициной // Собрание законодательства Российской Федерации.
2008. № 51. Ст. 6205.
9 Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 95.
10 Там же.
11 Там же. С. 96.
12 Абзац третий пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от
16 июля 2008 года № 9-П; абзац первый пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 24 марта 2009 года № 6-П по делу о проверке конституционности положений пункта 8 статьи 5, пункта 6 статьи 6 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и пункта 1 статьи 23 Федерального закона «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина В. Н. Рагозина // Собрание законодательства Российской Федерации.
2009. № 14. Ст. 1771; абзац третий пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 16 июля 2009 года № 14-П по делу о проверке конституционности статьи 7.1 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», части первой статьи 1, части третьей статьи 8 и статьи 297 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина
B. В. Милехина // Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 31. Ст. 3998.
13 Абзац шестой пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от
17 марта 2009 года № 5-П по делу о проверке конституционности положения, содержащегося в абзацах четвертом и пятом пункта 10 статьи 89 Налогового кодекса Российской Федерации, в связи с жалобой общества с ограниченной ответственностью «Варм» // Собрание законода-
тельства Российской Федерации. 2009. № 14. Ст. 1770.
14 Там же.
15 Абзац четвертый пункта 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 27 мая 2008 года № 8-П по делу о проверке конституционности положения части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки М. А. Ас-ламазян; абзац третий пункта 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда от 27 ноября 2008 года № 11-П по делу о проверке конституционности части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в связи с жалобами граждан А. Ф. Кутиной и А. Ф. Поварнициной.
16 Абзац четвертый пункта 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 27 мая 2008 года № 8-П.
17 См.: Harris D., O'Boyle M., BatesE., Buckley C. Law of the European Convention on Human Rights. 2nd ed. Oxford; New York: Oxford University Press, 2009. P. 5.
18 Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 11. Ст. 1367.
19 См.: Постановление Европейского Суда по правам человека от 27 марта 2008 года Дело «Штукатуров (Shtukaturov) против Российской Федерации» (жалоба № 44009/05) (Первая Секция) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2009. № 2 (вступило в силу 27 июня 2008 года).
20 См.: Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 98.
21 См.: Деменева А.В. Исполнение Россией постановлений Европейского Суда по правам человека: количество, не переходящее в качество // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 4 (71). С. 63-64.
22 Абзац первый пункта 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 27 февраля 2009 года № 4-П по делу о проверке конституционности ряда положений статей 37, 52, 135, 222, 284, 286 и 379.1 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации и части четвертой статьи 28 Закона Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» в связи с жалобами граждан Ю. К. Гудковой, П. В. Штукатурова и М. А. Яшиной // Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 11. Ст. 1367.
23 Там же. Абзац второй пункта 5 мотивировочной части.
24 Там же. Абзац третий пункта 3.2 мотивировочной части.
25 Там же. Абзац первый пункта 2.2 мотивировочной части.
26 Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июня 2009 года № 9-П по делу о проверке конституционности ряда положений статей 24.5, 27.1, 27.3, 27.5 и 30.7 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, пункта 1 статьи 1070 и абзаца третьего статьи 1100 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 60 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан М. Ю. Карелина, В. К. Ро-гожкина и М. В. Филандрова // Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 27. Ст. 3382.
27 Там же. Абзац восьмой пункта 3 мотивировочной части.
28 По нашему мнению, лучше всего по данному вопросу высказался в одном из своих особых мнений судья Конституционного Суда РФ А. Л. Кононов, указавший, что решения Европейского Суда по правам человека «являются обязательными в части толкования Европейской конвенции [о защите прав человека и основных свобод]» (абзац второй пункта 4 особого мнения судьи Конституционного Суда РФ А. Л. Кононова к Определению Конституционного Суда РФ от 19 мая 2009 года № 545-О-О (текст Определения официально опубликован не был).
29 Абзац второй пункта 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 16 июня 2009 года № 9-П.
30 См.: Коротеев К.Н. Указ. соч. Сноска 27.
31 Абзац пятый пункта 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 16 июня 2008 года № 9-П.
32 См.: Letsas G. The Truth in Autonomous Concepts: How to Interpret the ECHR // European Journal of International Law. 2004. Vol. 15. No. 2. P. 279-305.
33 Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 109.
34 Абзац четвертый пункта 5.1 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 27 февраля 2009 года № 4-П.
35 Там же.
36 Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 109.
37 Там же. С. 106.
38 Дмитриев Ю.А. Право человека на достойную жизнь как конституционно-правовая категория // Конституционный строй России. Вып. 3 / Отв. ред. А. Е. Козлов. М.: ИГП РАН, 1996. С. 56.
39 См.: Научно-практический комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В. В. Лазарева. 4-е изд., доп. и перераб. М.: Юрайт, 2009. С. 184-185 (автор главы -Т. Н. Москалькова).
40 Конституция Российской Федерации: Проблемный комментарий / Отв. ред. В. А. Четвернин. М., 1997. С. 145 (автор главы — В. А. Четвернин).
41 Абзац второй пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 3 мая 1995 года № 4-П по делу о проверке конституционности статей 220.1 и 220.2 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. А. Аветяна // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 19. Ст. 1764.
42 Следует лишь добавить, что сказанное не означает согласие (или несогласие) автора данных заметок с выводом, сделанным Конституционным Судом РФ в своем Постановлении от 28 июня 2007 года. Речь здесь идет о применяемой методологии, а не о достигнутых результатах конституционного нормоконтроля.
43 Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 1 12, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388
и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Ниж-некамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 7. Ст. 932.
44 Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 99.
45 Там же.
46 Там же.
47 См.: Конституция Российской Федерации. Научно-практический комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина. 3-е изд. М.: Юристъ, 2003. С. 177 (автор главы — И. И. Лукашук).
48 См.: Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 99.
49 D'Amato A. International Law: Process and Prospect. New York, 1987. P. 142. Цит. по: Мюллер-сон Р. А. Права человека: идеи, нормы, реальность. М.: Юридическая литература, 1991. С. 32.
50 См.: Коротеев К.Н. Указ. соч. С. 99.
51 Садчикова О. В. Решения Европейского Суда по правам человека и их значение для российской правоприменительной практики: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 11.
52 Там же. С. 15—16.
53 Там же. С. 16—17.
