CC BY
48СТАНДАРТЫ ПРАВОСУДИЯ В РОССИИ И ГЕРМАНИИ
Защита субъективных публичных прав в России: универсальные стандарты доступа к правосудию
Елена Гриценко*
В статье рассматриваются особенности восприятия международных стандартов доступа к правосудию в правовой системе России с учётом положений российской Конституции и интерпретации Конституционного Суда России. Доступ к правосудию как право, принцип и гарантия, элемент права каждого на судебную защиту и её предпосылка имеет конституционную природу и международно-правовое признание в качестве фундаментального права. Оно подкрепляется международными стандартами доступа к суду, получившими принципиальное закрепление, в том числе в Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, и дальнейшее развитие в прецедентной практике Европейского Суда по правам человека. Автор предлагает свой взгляд на универсальные стандарты доступа к правосудию как на совокупность принципов, гарантий и критериев доступа к судебной защите, признанных на международном, наднациональном и национальном уровнях правового регулирования; даёт классификацию этих стандартов. По юридическому содержанию и направленности выделяются материальные, процессуальные и институциональные стандарты доступа к правосудию. Материальные стандарты касаются характеристики объекта судебной защиты и условий доступа к ней, а процессуальные и институциональные - различных аспектов организации судебной защиты - судоустройственного (институциональные) и судопроизводственного (процессуальные). Автором подчёркиваются особенности восприятия универсальных стандартов доступа к судебной защите в российском законодательстве, которые во многом обусловлены выделением субъективных публичных прав в качестве самостоятельного объекта судебной защиты. Обосновывается необходимость дифференциации процессуальных форм защиты субъективных прав и выделения административного судопроизводства как гарантии доступа к правосудию и важного средства обеспечения эффективности судебной защиты субъективных публичных прав.
^ Судебная защита; универсальные стандарты доступа к правосудию; субъективные права; субъективные публичные права; Конституция РФ; Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод; 001: 10.21128/1812-7126-2017-6-65-77 Конституционный Суд РФ; Европейский Суд по правам человека
Развитая система защиты прав и свобод каждого человека и гражданина — важный признак успешно функционирующего правового государства. Обеспечение такой защиты является задачей и обязанностью государства, всех его органов1. Судебная защита в этом
* Гриценко Елена Владимировна - доктор юридических наук, профессор кафедры государственного и административного права Санкт-Петербургского государственного университета, Санкт-Петербург, Россия (e-mail: [email protected]). Статья подготовлена в рамках поддержанного РФФИ научного проекта № 16-03-00465/17-ОГОН «Доступ к судебной защите субъективных публичных прав: пределы, социальная поддержка и перспективы развития в условиях
ряду занимает особое место, будучи одновременно и субъективным, и конституционным основным правом, и объективно-правовым конституционным принципом, и гарантией всех иных прав и свобод человека и гражда-
электронного правосудия» и, как и следующая в данной рубрике статья Каролины фон Галль и Лизы Куюс «Применение международного права судами Германии», открывает серию публикаций материалов российско-германской конференции на тему «Доступ к судебной защите в Германии и России», проведённой в Берлине в мае 2017 года при поддержке Немецкого исследовательского общества (DFG) и указанного выше проекта РФФИ.
1 Статьи 2, 18 Конституции России.
нина. Она выступает не просто наиболее значимой частью системы государственной защиты прав и свобод, но и сама должна являться в правовом государстве действенным средством защиты лица от произвола государства. В то же время идея правового государства и верховенства права охватывает в качестве необходимого и обязательного элемента доступ к независимым судам, которые разрешают общественные конфликты на основе права.
Особое внимание в связи с этим в статье уделяется особенностям правовой природы доступа к правосудию (1), универсальным стандартам такого доступа, их отражению в российской Конституции и законодательстве (2) с учётом разграничения универсальных стандартов на материальные (2.1), а также институциональные и процессуальные (2.2), включая дифференциацию способов судеб -ной защиты и выделение административного судопроизводства как гарантии эффективной судебной защиты субъективных публичных прав и справедливого судебного разбирательства.
1. Доступ к правосудию -конституционное право, принцип и гарантия
Право на судебную защиту своих прав и свобод, включая право на доступ к правосудию, представлено в российской Конституции, с одной стороны, как всеобщее субъективное неотчуждаемое основное право каждого, а с другой — как общеправовой конституционный принцип и как универсальная гарантия реализации всех иных конституционных прав и свобод в соответствии со статьями 17, 18, частями 1 и 2 статьи 46, статьёй 52 Конституции, а также согласно общепризнанным принципам и нормам международного права2.
2 См.: Пункт 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамск-нефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан (далее — Постановление 2007 года по запросу Кабмина Республики Татарстан, жалобам АО
Тот факт, что доступ к правосудию рассматривается в неразрывной связи и в контексте права на судебную защиту, не исключает его самостоятельного конституционно-правового значения не только как процессуальной гарантии прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью (статья 52 Конституции), но и в качестве (а) права конституционного, вытекающего из права каждого на судебную защиту, на обращение в суд, на рассмотрение его дела в том суде и тем судьёй, к подсудности которых оно отнесено законом, а также в качестве (б) конституционного принципа доступности правосудия и (в) субъективного процессуального права, конкретизируемого в процессуальном законодательстве3. Таким образом, доступ к правосудию — элемент права каждого на судебную защиту и одновременно предпосылка реализации и показатель эффективности такой защиты.
Раскрывая правовую природу права на судебную защиту и доступ к суду, Конституционный Суд России (далее — Конституционный Суд, Суд) неоднократно указывал на недопустимость ограничения этого основного конституционного права. Он отмечал, в частности, что «право на судебную защиту, в целом реализуемое через совокупность различных процессуальных средств, относится к числу прав, не подлежащих ограничению»4, поскольку необходимость достижения при-
«Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго» и др.) // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации (далее — ВКС РФ). 2007. № 3.
3 О субъективном процессуальном праве на доступ к правосудию на примере арбитражного судопроизводства см.: Соловых С. Ж. Конкретизация содержания субъективного процессуального права на доступ к правосудию в арбитражном судопроизводстве // Современное право. 2013. № 9. С. 76—80.
4 Пункт 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 3 мая 1995 года № 4-П по делу о проверке конституционности статей 220.1 и 220.2 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. А. Аветяна // ВКС РФ. 1995. № 2—3. См. также: Абзац 7 пункта 6 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1996 года № 4-П по делу о проверке конституционности пункта 5 части второй статьи 371, части третьей статьи 374 и пункта 4 части второй статьи 384 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан К. М. Кульнева, В. С. Лалуева, Ю. В. Лукашова и И. П. Серебренникова // ВКС РФ. 1996. № 2.
знаваемых Конституцией целей, по смыслу статей 55 (часть 3) и 56 (часть 3), ни при каких обстоятельствах не может обусловить такое ограничение5 (курсив мой. — Е. Г.). Данная правовая позиция Суда получила в юридической литературе дальнейшую интерпретацию, которая зачастую сводится к утверждению тезиса об абсолютном характере права на судебную защиту, включая доступ к правосудию6.
5 См.: Пункт 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 29 апреля 1998 года № 13-П по делу о проверке конституционности части четвёртой статьи 113 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросом Костомукшского городского суда Республики Карелия // ВКС РФ. 1998. № 4. См. также: Пункт 6 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 28 мая 1999 года № 9-П по делу о проверке конституционности части второй статьи 266 и пункта 3 части первой статьи 267 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях в связи с жалобами граждан Е. А. Арбузовой, О. Б. Колегова, А.Д. Кутырева, Р. Т. Насибу-лина и В. И. Ткачука // ВКС РФ. 1999. № 5; пункт 1.1 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 12 марта 2001 года № 4-П по делу о проверке конституционности ряда положений Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», касающихся возможности обжалования определений, выносимых Арбитражным судом по делам о банкротстве, иных его положений, статьи 49 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций», а также статей 106, 160, 179 и 191 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Арбитражного суда Челябинской области, жалобами граждан и юридических лиц // ВКС РФ. 2001. № 5; абзац 2 пункта 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 17 марта 2009 года № 5-П по делу о проверке конституционности положения, содержащегося в абзацах четвёртом и пятом пункта 10 статьи 89 Налогового кодекса Российской Федерации, в связи с жалобой общества с ограниченной ответственностью «Варм» // ВКС РФ. 2009. № 2.
6 См., например: Стандарты справедливого правосудия (международные и национальные практики) / под ред. Т. Г. Морщаковой. М. : Мысль, 2012. С. 14 (цит. по:
Блохин П. Двойной юбилей. Конституционное правосудие на службе прав человека // Сравнительное конституционное обозрение. 2016. № 2 (111). С. 117 — 141, 122); Сахнова Т.В. Цивилистический процесс: миссия в меняющемся мире // Вестник гражданского процесса. 2013. № 1. С. 14-33; Бондарь Н., Джа-гарян А. Прямое действие Конституции: генерация и гарантирование конституционным правосудием // Сравнительное конституционное обозрение. 2016. № 3 (112). С. 52-78, 55.
Вместе с тем представляется, что подобная характеристика не позволяет адекватно и в полной мере раскрыть правовую природу права на судебную защиту и на доступ к правосудию. Вести речь об абсолютном характере этого права можно лишь применительно к его неотчуждаемому ядру (основному содержанию), что, однако, вовсе не исключает необходимости и обязательности его реализации в относительных правоотношениях, одним из участников которых является тот суд или судья, к подсудности которых законом отнесено рассмотрение соответствующего дела.
Но как же в таком случае следует трактовать правовую позицию Конституционного Суда о недопустимости ограничения права на судебную защиту и доступ к правосудию и о неприменимости к данному праву как общих (часть 3 статьи 55 Конституции), так и специальных (часть 3 статьи 56 Конституции) критериев ограничения прав? Не противоречит ли данной правовой позиции тот факт, что в целях обеспечения эффективного восстановления нарушенных прав доступ к правосудию реализуется через регулирование законом соответствующих правил и процедур, процессуальных гарантий и требований, включая соблюдение условий допустимости обращения в суд? В литературе в связи с этим позиция Конституционного Суда о недопустимости ограничения права на судебную защиту и доступ к правосудию зачастую критикуется как непоследовательная7. Тем более что и сам Суд в ряде своих решений, характеризуя требования к законодательному регулированию доступа к суду и пределы законодательного усмотрения, указывает уже не на абсолютную недопустимость ограничения права на доступ к правосудию, а только недопустимость тех ограничений, которые не соответствуют установленным в части 3 статьи 55 Конституции критериям. Достаточно широкую известность получила позиция Суда, подтверждённая им в Постановлении 2006 года по чеченскому делу о присяжных заседателях в военных судах, о том, что «права на доступ к правосудию и на законный суд... по самой своей природе требуют законодательного регулирования,
7 См., например: Должиков А. Влияние конституционных прав на российскую правовую систему // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 6(91). С. 109-120, 111.
при осуществлении которого федеральный законодатель располагает определённой свободой усмотрения, что, однако, не освобождает его от обязанности соблюдать вытекающее из Конституции Российской Федерации требование разумной соразмерности между используемыми средствами и поставленной целью, с тем чтобы не допустить такого ограничения указанных прав, которое затрагивало бы самое их существо»8 (курсив мой. — Е.Г.). Ещё ранее Суд распространял аналогичные требования на регулирование порядка производства по вновь открывшимся обстоятельствам и ограничений права на обжалование постановлений прокурора в рамках такого производства9, а также на установление пределов исполнения судебного решения и оценку ограничения прав кредитора на такое исполнение10.
8 Абзац 4 пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 6 апреля 2006 года № 3-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального конституционного закона «О военных судах Российской Федерации», федеральных законов «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации», «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Президента Чеченской Республики, жалобой гражданки К. Г. Тубуровой и запросом Северо-Кавказского окружного военного суда // ВКС РФ. 2006. № 3 (далее — Постановление 2006 года по чеченскому делу о присяжных заседателях в военных судах).
9 Суд указал, что «устанавливая порядок возобновления дел по вновь открывшимся обстоятельствам, федеральный законодатель может вводить только такие ограничения гарантий судебной защиты (а следовательно, и права на обжалование постановлений прокурора об отказе в возбуждении производства по вновь открывшимся обстоятельствам и о прекращении производства), которые обусловлены защитой конституционных ценностей, перечисленных в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации» (Определение от 9 апреля 2002 года № 28-О по жалобе гражданина Ефимова Николая Петровича на нарушение его конституционных прав частью третьей статьи 386 и частью второй статьи 387 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР // ВКС РФ. 2002. № 4).
10 В Определении Конституционного Суда РФ от 4 декабря 2003 года № 456-О об отказе в принятии к рассмотрению запроса Октябрьского районного суда города Ижевска о проверке конституционности абзацев первого и второго пункта 1 статьи 446 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации Кон-
Воспринимая системно приведённые выше позиции Конституционного Суда, можно прийти к выводу о том, что правовую позицию Суда о недопустимости ограничения права на судебную защиту и доступ к правосудию следует трактовать в контексте универсальности указанного права-гарантии. Идеей недопустимости ограничения подчёркивается основной и всеобщий характер данного права и беспробельность судебной защиты, независимо от используемых процессуальных форм, полнота охвата такой защитой всех возможных спорных ситуаций, связанных с нарушением субъективных прав, свобод и законных интересов, угрозой их нарушения. Именно непредоставление судебной защиты какой-либо сфере спорных правоотношений рассматривается Конституционным Судом изначально как недопустимое ограничение, которое невозможно оправдать ни одной из конституционных целей, названных в части третьей статьи 55 Конституции.
В то же время полнота и всеобщность судебной защиты не только не исключают, но и, напротив, предполагают реализацию государством обязанности по созданию такого механизма защиты, который позволял бы реализовать её в полном объёме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости, а значит, и осуществить необходимое законодательное регулирование с установлением правил и процедур, условий и порядка их использования. Так, ещё в Постановлении от 3 февраля 1998 года № 5-П Суд отмечал, что «гарантия судебной защиты прав и свобод, закреплённая в части первой статьи 46 Конституции, означает, что государство обязано обеспечить полное осуществление права на судебную защиту, которая должна быть справедливой, компетентной и
ституционный Суд пришёл к выводу о том, что «законодатель, определив в абзацах первом и втором пункта 1 статьи 446 ГПК Российской Федерации пределы обращения взыскания по исполнительным документам на принадлежащее гражданину-должнику на праве собственности жилое помещение и ограничив тем самым право кредитора на надлежащее исполнение вынесенного в его пользу судебного решения, не вышел за рамки допустимых ограничений конституционного права на судебную защиту, установленных статьёй 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации» (курсив мой. — Е. Г).
эффективной»11. В последующих решениях данная обязанность была конкретизирована в контексте обеспечения эффективности судебной защиты и преодоления правовой неопределённости. Суд неоднократно подчёркивал, что конституционное право на судебную защиту и доступ к правосудию — это не только право на обращение в суд, но и «возможность получения реальной судебной защиты в форме восстановления нарушенных прав и свобод в соответствии с законодательно закреплёнными критериями, которые в нормативной форме (в виде общего правила) предопределяют, в каком суде и в какой процедуре подлежит рассмотрению конкретное дело, что позволяет суду (судье), сторонам, другим участникам процесса, а также иным заинтересованным лицам избежать правовой неопределённости в этом вопросе»12. По мнению Суда, у федерального законодателя достаточно широки пределы усмотрения «при установлении системы судебных инстанций, последовательности и процедуры обжалования, оснований для отмены или изменения судебных постановлений вышестоящими судами, полномочий судов вышестоящих инстанций». В то же время эти пределы ограничены конституционными требованиями «осуществлять соответствующее регулирование, исходя из конституционных целей и ценностей, общепризнанных принципов и норм международного права и международных обязательств Российской Федерации, и обеспечивать процессуальные гарантии лицам, участвующим в деле»13. Таким образом, право на судебную защиту и беспрепятственный доступ к правосудию не
11 Пункт 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 3 февраля 1998 года № 5-П по делу о проверке конституционности статей 180, 181, пункта 3 части 1 статьи 187 и статьи 192 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации // ВКС РФ. 1998. № 3.
12 Абзац 3 пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 20 февраля 2006 года № 1-П по делу о проверке конституционности положения статьи 336 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан К. А. Инешина, Н. С. Никонова и открытого акционерного общества «Нижнекамскнефтехим» // ВКС РФ. 2006. № 3.
13 Абзац 2 пункта 2 мотивировочной части Постановле-
ния 2007 года по запросу Кабмина Республики Татар-
стан, жалобам АО «Нижнекамскнефтехим» и «Хакас-
энерго» и др.
означает полной свободы выбора по своему усмотрению способа и процедуры судебного обжалования и судебной защиты. Эти процедуры устанавливаются на основе Конституции федеральным законом14. Вводимые же законодателем требования обязательны для граждан15. Данный подход согласуется с закреплённым в части первой статьи 47 Конституции принципом законного суда и судьи: правосудие должен осуществлять только тот суд и тот судья, к ведению которых законом отнесено рассмотрение конкретного дела, при этом рассмотрение дел должно осуществляться законно установленным, а не произвольно выбранным составом суда.
Итак, законодательное регулирование доступа к правосудию через установление судебной системы, подведомственности и подсудности дел, порядка осуществления различных судебных процедур, процессуальных прав участников неизбежно связано с установлением пределов и ограничений, а следовательно, должно соответствовать конституционным требованиям и может быть прове-
14 См.: Пункт 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 30 ноября 2012 года № 29-П по делу о проверке конституционности положений части пятой статьи 244.6 и части второй статьи 333 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А. Г. Круг-лова, А. В. Маргина, В. А. Мартынова и Ю. С. Шарды-ко (ВКС РФ. 2013. № 2) со ссылками на постановления от 2 февраля 1996 года № 4-П, от 3 февраля 1998 года № 5-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П. См. также: Абзац 2 пункта 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 9 марта 2017 года № 592-О по жалобе гражданина Данилюка Сергея Александровича на нарушение его конституционных прав пунктом 5 части 2 статьи 246 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и частью шестнадцатой статьи 24.18 Федерального закона «Об оценочной деятельности в Российской Федерации» (Официальный интернет-портал правовой информации http://www.pravo.gov.ru. Номер опубликования: 0001201704140004. Дата опубликования: 14.04.2017) со ссылками на Постановление от 22 апреля 2013 года № 8-П; определения от 17 ноября 2009 года № 1427-О-О, от 23 марта 2010 года № 388-О-О, от 22 марта 2012 года № 555-О-О, от 26 мая 2016 года № 1058-О и др.
15 См.: Абзац 2 пункта 2 мотивировочной части Определения от 9 марта 2017 года № 592-О по делу Дани-люка со ссылками на определения от 15 июля 2010 года № 971-О-О, от 19 июля 2016 года № 1463-О, от 20 декабря 2016 года № 2682-О и др.
рено на предмет соблюдения установленных в части третьей статьи 55 Конституции целей и критериев допустимости ограничений. Конституционные принципы и гарантии доступа к судебной защите в свою очередь сочетаются с общепризнанными международными принципами и нормами, нормами международных договоров, включёнными в российскую правовую систему и образующими универсальные стандарты правосудия и доступа к судебной защите. Эти стандарты, наряду с Конституцией России, служат масштабом для оценки конституционности устанавливаемых в федеральном законодательстве правил доступа к правосудию16.
2. Стандарты доступа к правосудию: пределы универсальности
Общепризнанные стандарты правосудия являются не только предметом пристального внимания Конституционного Суда, но и достаточно активно исследуются в российской юридической литературе17. Обобщая имею-
16 На такой подход ориентирует законодателя и правоприменителя Конституционный Суд, ссылаясь на часть 1 статьи 17 Конституции РФ и формулируя общепризнанные стандарты правосудия. См., например: цитированные выше абзац 3 пункта 2 мотивировочной части Постановления 2006 года по чеченскому делу о присяжных заседателях в военных судах; пункт 2 мотивировочной части Постановления 2007 года по запросу Кабмина Республики Татарстан, жалобам АО «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго» и др. Об общепризнанных стандартах правосудия см. также: Абзац 2 пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 22 апреля 2013 года № 8-П по делу о проверке конституционности статей 3, 4, пункта 1 части первой статьи 134, статьи 220, части первой статьи 259, части второй статьи 333 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, подпункта «з» пункта 9 статьи 30, пункта 10 статьи 75, пунктов 2 и 3 статьи 77 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», частей 4 и 5 статьи 92 Федерального закона «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» в связи с жалобами граждан А. В. Андронова, О. О. Андроновой, О. Б. Белова и других, Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации и регионального отделения политической партии «Справедливая Россия» в Воронежской
2013. № 5.
17 См., например: Стандарты справедливого правосудия (международные и национальные практики) / под ред.
щиеся позиции и подходы применительно к универсальным стандартам доступа к судебной защите, к последним можно отнести принципы, гарантии и критерии доступа к правосудию, признанные на международном уровне и реализуемые в национальном законодательстве. Соответственно, закрепление этих стандартов происходит как на международном, наднациональном, так и национальном уровнях. Примечательно, что среди наиболее значимых международных актов, в которых сосредоточены общепризнанные стандарты правосудия, Конституционный Суд называет, помимо статей 8 и 29 Всеобщей декларации прав человека ООН 1948 года, статей 2 и 14 Международного Пакта «О гражданских и политических правах» 1966 года, Европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее — Конвенция), положениям которой также придаётся «статус» не просто норм международного договора, а общепризнанных принципов и норм международного права18. Речь идёт прежде всего о нормах статей 6, 13 и 35 Конвенции. При этом подчёркивается и особая роль в качестве составной части российской правовой системы решений Европейского Суда по правам человека (далее — ЕСПЧ, Европейский Суд) — «в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, даётся толкование содержания закреплённых в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие»19, а также оформляются и развиваются стандарты правосудия. Так, несмотря на то что в пункте 1 статьи 6 Конвенции прямо не говорится о гарантии доступа каждого к правосудию, ЕСПЧ в своём Постановлении Golder v. the United
Т. Г. Морщаковой; Правосудие в современном мире : монография / под ред. В. М. Лебедева, Т. Я. Хабриевой. М. : Норма : Инфра-М, 2012; Султанов А.Р Борьба за право на обжалование судебного решения. М. : Статут, 2014; Ковлер А. Международные принципы независимой судебной власти: К проблеме исследования стандартов справедливого правосудия в свете судейской независимости // Международное правосудие. 2016. № 2(18). С. 119—124.
18 См.: Пункты 2, 2.1 мотивировочной части Постановления 2007 года по запросу Кабмина Республики Татарстан, жалобам АО «Нижнекамскнефтехим» и «Ха-касэнерго» и др.
19 Там же. Пункт 2.1.
Kingdom от 21 февраля 1975 года указал на принципиальное значение доступа к суду как неотъемлемой составляющей права каждого на справедливое судебное разбирательство, наряду с гарантиями организации и состава суда, а также гарантиями движения процесса. Это связано с тем, что доступ, понимаемый как право инициировать судебное разбирательство, представляет собой условие пользования гарантиями пункта 1 статьи 6 Конвенции и обеспечения справедливости, публичности и динамизма судебного процесса20.
Рассматривая универсальные стандарты доступа к правосудию в системной взаимосвязи, можно выделить по крайней мере три основные группы стандартов, различающиеся по их содержанию и направленности: материальные, процессуальные, институциональные.
2.1. Материальные стандарты доступа к судебной защите
Материальные стандарты доступа к судебной защите касаются в первую очередь характеристики объекта судебной защиты, то есть тех субъективных прав, которые подлежат защите, и условий доступа. В пункте 1 статьи 6 Конвенции речь идёт, помимо прав в сфере уголовного процесса, о гражданских правах и обязанностях, принадлежащих индивидуальным и коллективным субъектам, которые затрагиваются возникшим спором. В то же время понятие «гражданские права» как в практике ЕСПЧ, так и в национальном праве воспринимается достаточно широко и неоднозначно. При этом учитывается разница в национальных подходах к трактовке субъективных прав, а именно проводимая в ряде правовых систем (как, например, в Германии) дифференциация субъективных прав на частные и публичные права. Соответственно, ЕСПЧ в Постановлении по делу König v. Germany отметил следующее: «Будет ли право рассматриваться как гражданское в смысле Конвенции, зависит не от его юридической квалификации во внутреннем законодательстве, а от того, какое материальное содержание вложено в него этим законодательством
20 См.: European Court of Human Rights (далее — ECtHR), Golder v. the United Kingdom, Application no. 4451/70. Judgment of 21 February 1975. § 35 — 36.
и какие последствия оно связывает с ним»21. Поэтому споры между государством и частными субъектами подпадают под действие пункта 1 статьи 6 Конвенции, причём независимо от того, выступает ли государство в отношениях с частными лицами как субъект гражданского оборота или как публично-властный субъект. Гражданские права по смыслу Конвенции, таким образом, могут охватывать и субъективные публичные права, то есть основанные на конституционных правах индивидуальные и коллективные правомочия и правопритязания публично-правового характера, реализуемые частными субъектами в отношениях с публичным субъектом, предполагающие наличие интереса частного лица. Субъективные публичные права подлежат защите как в административном, так и судебном порядке, а применительно к государствам, в которых осуществляется дифференциация судебного процесса, в рамках специального вида судопроизводства — администра-тивного22.
Наличие заинтересованности в судебной защите субъективных прав является важным условием допустимости обращения в суд: не случайно в пункте 1 статьи 6 Конвенции особо подчёркивается наличие «спора о его (субъекта) гражданских правах» в качестве условия реализации права на справедливое судебное разбирательство. Таким образом, затронутость права заявителя должна быть им подтверждена при обращении в суд. Данное условие допустимости обращения с большей или меньшей степенью жёсткости находит отражение в национальном законодательстве. В частности, в российском процессуальном законодательстве (Гражданском процессуальном, Арбитражном процессуаль-
21 ECtHR. König v. Germany. Application no. 6232/73. Judgment of 28 June 1978. § 89, 90. См. также: Ringeisen v. Austria. Application no. 2614/65. Judgment of 16 July 1971.
22 Вопрос о понятии субъективных публичных прав и их соотношении с конституционными правами является дискуссионным в юридической литературе. В данном случае в контексте рассматриваемого дела ЕСПЧ König v. Germany приводится определение субъективных публичных прав, наиболее распространённое в немецком праве. О понятии субъективных публичных прав см. подробнее: ГриценкоЕ.В. Субъективное публичное право как объект судебной защиты // Журнал конституционного правосудия. 2016. № 4 (52). С. 27— 30.
ном кодексах, Кодексе административного судопроизводства; далее соответственно — ГПК, АПК, КАС) речь идёт о праве каждого заинтересованного лица на обращение в суд за защитой нарушенных или оспариваемых прав, свобод или законных интересов23. Примечательно, что таким образом российский законодатель расширяет по сравнению с Конвенцией возможности частных субъектов для обращения в суд, распространяя это право и на «третьих лиц», не являющихся участниками конкретных правоотношений, не наделённых в них какими-либо правами, однако имеющих законный интерес в случае реализации прав и обязанностей участниками правоотношения.
Наконец, раскрывая требования к спору о гражданских правах, ЕСПЧ выработал следующие правовые позиции, получившие устойчивое распространение в его судебной практике: спор может относиться не только к факту существования права, но и к объёму и способу его реализации; спор может касаться как вопросов факта, так и вопросов права; спор должен иметь подлинный и серьёзный характер24. Эти подходы нашли отражение в дифференциации исков и заявляемых требований в национальном законодательстве государств-участников. В российском процессуальном законодательстве применительно к защите субъективных публичных прав в рамках административного судопроизводства такая дифференциация проводится в первую очередь по сфере жизнедеятельности, в которой складываются спорные отношения, и статусу спорящих субъектов: соответственно, выделяются административные экономические споры, возникающие с участием субъектов предпринимательской деятельности и разрешаемые по правилам АПК, а также иные административные споры, разрешаемые по КАС. Критерий предмета административного иска — нормативный акт или решение, действие, бездействие административного органа, адресованное конкретному субъекту и рассчитанное на конкретный случай применения, используется «во вторую очередь» и
23 См.: Часть 1 статьи 3 ГПК; часть 1 статьи 4 АПК; часть 1 статьи 4 КАС.
24 См. со ссылками на иные решения ЕСПЧ: ECtHR.
Benthem v. the Netherlands. Application 8848/80. Judgment of 23 October 1985. § 32.
раскрывается в КАС и АПК относительно сходным образом, хотя и с некоторыми весьма примечательными различиями25. Что касается дифференциации исков/заявлений в зависимости от характера требования заявителя, то применительно к обжалованию индивидуальных/ненормативных актов оба кодекса выделяют иски/заявления об оспаривании. При этом требование об обязывании административного органа или уполномоченного субъекта совершить/прекратить действия не рассматривается как самостоятельное, а интегрировано в иски/заявления об оспаривании. Что же касается исков о признании правоотношения, а также исков об исполнении обязательств, то эти требования преимущественно остались в сфере гражданских исков и гражданского судопроизводства. Таким образом, проблему системной дифференциации административных исков в России пока нельзя считать решённой.
2.2. Процессуальные и институциональные стандарты доступа к судебной защите
Процессуальные и институциональные стандарты доступа к правосудию тесно взаимосвязаны, хотя и касаются различных сторон организации судебной защиты — соответственно судопроизводства и судоустройства. Отдельные стандарты правосудия затрагивают одновременно и судоустройстве нный, и судопроизводственный аспекты. Именно в таком ключе могут быть рассмотрены, в частности, стандарты законного суда и судьи, независимого и беспристрастного суда, доступ к которому должен быть обеспечен, а также требование эффективной правовой защиты.
Понятие «эффективное средство правовой защиты» весьма подробно разработано в практике Европейского Суда, в том числе в связи с оценкой «исчерпания средств внут-
25 В АПК законодатель характеризует указанные решения, действия, бездействия административных органов как ненормативные (глава 24). Однако, несмотря на различие в терминологии АПК и КАС, можно предположить, что предмет обжалования в обоих случаях по своему внешнему юридическому действию совпадает. В то же время, в отличие от КАС, АПК не использует понятие «иск» применительно к спорам, возникающим из административных и иных публичных правоотношений, и в значительной мере противопоставляет производство по таким делам исковому производству.
ригосударственной защиты» для обращения с жалобой в ЕСПЧ (толкование статьи 13 для целей пункта 1 статьи 35 Конвенции). Судом выработана в связи с этим устойчивая правовая позиция о том, что эффективными и доступными средствами правовой защиты являются те, которые понятны, способны загладить вред в отношении жалоб заявителя и предлагают разумные перспективы на успешное их применение, имеют достаточную степень надёжности не только в теории, но и на практике; при этом заявитель не обязан прибегать к национальным правовым средствам, которые являются неадекватными или неэф-фективными26.
Принципиальное значение в рамках универсальных процессуальных стандартов правосудия и доступа к нему имеет требование надлежащей процедуры рассмотрения дела. Примечательна с этих позиций данная Европейским Судом оценка надзорного производства в российском гражданском и уголовном процессе. Анализируя имеющиеся в российском национальном законодательстве гарантии, ЕСПЧ не раз приходил к выводу о нарушении принципа правовой определённости при пересмотре судебных решений в порядке надзора27. Однако впоследствии, учитывая проведённую в 2003 году в российском процессуальном законодательстве реформу надзорного производства, ЕСПЧ признал надзорное производство надлежащим средством правовой защиты28. Стандарты доступа к судебной защите при пересмотре судебных решений и исправлении судебных ошибок, как и надлежащей правовой процедуры при таком пересмотре, получили всестороннее развитие в практике российского Конституционного Суда, в том числе с опорой на прецедентную
26 См. со ссылками на иные решения: ECtHR. Akdivar and Others v. Turkey. Application no. 21893/93. Judgment of 16 September 1996. § 66-67. Denisov v. Russia. Application no. 21566/13. Judgment of 6 May 2004. § 89, 92.
27 О правилах пересмотра судебных решений, пределах отступления от принципа res judicata см. подробнее: ECtHR. Ryabykh v. Russia. Application no. 52854/99. Judgment of 24 July 2003. § 52; Berdzenishvili v. Russia. Application no. 31697/03. Decision of 29 January 2004.
28 См.: ECtHR. Galina Vasilyevna Kovaleva and Others
v. Russia. Application no. 6025/09. Decision of 25 June
2009.
практику Европейского Суда по правам че-ловека29.
Особую актуальность в аспекте соблюдения стандарта «надлежащей процедуры» имеет дальнейшая дифференциация видов судебного процесса в зависимости от характера разрешаемого спора. Специальная судебная процедура для разрешения споров гражданина с государством предполагает не отдельные фрагментарные отличия от гражданского процесса, а комплексную проработку, законодательное оформление и внедрение в практику принципиальных начал административного судопроизводства, пронизывающих все стадии административного судебного процесса и имеющих корни в досудебных административных процедурах. Введение в действие и практическое применение Кодекса административного судопроизводства является важным шагом в этом направлении, однако пока нельзя сказать, что данный вид судопроизводства оформился окончательно. Остаются нереализованными такие начала административного судебного процесса, как принцип активного суда и инквизиционный/исследовательский принцип административного судопроизводства.
Разумные сроки судебного разбирательства и исполнения судебных решений относятся к универсальным стандартам правосудия как элементы эффективного средства правовой защиты и гарантии стабильности правовой системы30. Применительно к доступу к правосудию данный стандарт служит обоснованием установления процессуальных сроков на обращение в суд и последующее обжалование судебных решений. В то же время пропуск сроков обращения в суд не является основанием отказа в принятии искового заявления: суд выясняет причины пропуска и может вос-
29 См.: Пункты 2.2, 4, 9.1 мотивировочной части Постановления 2007 года по запросу Кабмина Республики Татарстан, жалобам АО «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго» и др.
30 Данный универсальный стандарт правосудия получил широкую интерпретацию в решениях ЕСПЧ. См., например: Burdov v. Russia. Application no. 59498/00. Judgment of 7 May 2002; Gushakova v. Russia. Application no. 23287/05. Judgment of 10 May 2007; Kulkov and Others v. Russia. Applications nos. 25114/03, 11512/03,9794/05,37403/05,13110/06,19469/06, 42608/06, 44928/06, 44972/06, 45022/06. Judgment of 8 January 2009.
становить срок. Однако невосстановление пропущенного срока является основанием для отказа в удовлетворении иска31. Утрата права на возражение, представление доказательств или использование тех или иных средств защиты, наконец отказ в иске в случае своевременного неиспользования своих прав участником процесса охватываются в правовых системах континентального права понятиями «преклюзия» и «преклюзивные санкции»32, которые представляют собой своего рода ограничение права на судебную защиту и доступ к правосудию. Существование этого ограничения оправдывается необходимостью поиска баланса между принципами добросовестности участников процесса, своевременности и эффективности судебного разбирательства, а также объективностью и справедливостью принимаемого судом решения. Вместе с тем при защите субъективных публичных прав в спорах граждан с публичной администрацией сфера применения пре-клюзии должна сужаться в связи с действием принципа «активного суда», на который возлагаются особые задачи по поиску доказательств и оценке аргументов, а также в связи с необходимостью обеспечения публичного интереса.
Разумный срок судебного разбирательства ЕСПЧ распространяет и на досудебные процедуры разрешения спора33. В связи с этим в случае введения в национальном законодательстве обязательных досудебных процедур разрешения определённых категорий споров отведённый на них срок необходимо учитывать при установлении сроков обращения в суд. Добровольное использование заявителем досудебных и альтернативных процедур рассмотрения для споров также должно влиять на сроки его обращения в суд и приостанавливать их течение.
31 См.: Статья 219 КАС РФ. См. также: Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 25 декабря 2013 года № 99 «О процессуальных сроках» с учётом изменений, внесённых Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2017 года № 23 // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2014. № 3; Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2017. № 8.
32 См.: Макаров П.Н. Концентрация процессуального материала при разрешении гражданских споров (опыт Германии). М. : Статут, 2014. С. 145—235.
33 См. со ссылками на другие решения ЕСПЧ: Golder v.
the United Kingdom. § 32.
Наконец, надлежащая процедура доступа к правосудию предполагает адекватные гарантии доступа к информации о процессе, к материалам своего дела, а также личного или через представителя присутствия на слушаниях своего дела. Такой доступ позволяет всесторонне и своевременно обосновать заявителю свою правовую позицию и представить возражения относительно позиций иных участников процесса. Указанные гарантии являются отражением принципа публичности/ гласности/открытости судебного процесса, без которого немыслимо справедливое судебное разбирательство, они распространяются также и на досудебные стадии. В то же время эти гарантии не абсолютны, не исключают возможности отказа от устных слушаний, при этом выбор способа обеспечения равных прав сторон остаётся за государством. Данный подход, нашедший отражение в практике Европейского Суда, касающейся толкования статьи 6 Конвенции34, в целом согласуется со статьями 24 (часть 2) и 123 Конституции России и получил своё дальнейшее развитие в правовых позициях Конституционного Суда. Так, Суд, раскрывая гарантии права на доступ к информации, полученной правоохранительными органами в отношении лица, если эти данные затрагивают его права и свободы, указал на недопустимость неопределённых критериев сокрытия подобной информации: такая информация должна быть доступна гражданину, если законодатель не предусмотрел специальный правовой статус такой информации в соответствии с конституционными принципами, обосновывающими необходимость и соразмерность её особой за-
щиты35.
34 См., например: ECtHR. J.J. v. the Netherlands. Application no. 21351/93. Judgment of 27 March 1998. § 43; Van Orshoven v. Belgium. Application no. 20122/92. Judgment of 29 June 1997. § 39. См. также ссылки на предшествующую прецедентную практику: Larin v. Russia. Application no. 15034/02. Judgment of 20 May 2010. § 35.
35 См.: Пункт 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 18 февраля 2000 года № 3-П по делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 5 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина Б. А. Кехмана // ВКС РФ. 2000. № 3. См. также: Определение Конституционного Суда РФ от 18 января 2005 года № 39-О по жалобе гражданина Часов-ских Сергея Владимировича на нарушение его кон-
Одной из важных гарантий доступа к правосудию, средством обеспечения участия лица в процессе является институт представительства и квалифицированной юридической помощи при обращении в суд36, в том числе бесплатной для нуждающихся37. Очевидно, именно в этом ключе следует рассматривать систему бесплатной юридической помощи38, а также институт обязательного представительства, введённый Кодексом административного судопроизводства РФ, который не должен выступать дополнительным препятствием в доступе к правосудию39. В связи с этим при реализации положений КАС об обязательном представительстве и требованиях к представителям учитываются позиции Конституционного Суда о конституционных рамках использования организациями-заявителями нештатных представителей в арбитражном процессе. Суд указал, что возможности ограничения принципа диспозитивности при выборе представителя в арбитражном процессе могут быть продиктованы лишь частью 3 статьи 55 Конституции РФ. Конституционные требования статьи 48 о квалифицированной юридической помощи связаны с качеством самой юридической помощи, но никак не с организационно-правовой формой представляемого, поэтому не могут оправдать вводимое АПК ограничение, распространяемое только на представителей организаций, не входящих в штат: обязательное наличие ста-
ституционных прав частью второй статьи 416 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // ВКС РФ. 2005. № 4.
36 Как указал ЕСПЧ в § 137 постановления от 21 июня 2016 года по делу Vasenin v. Russia (Application no. 48023/06) со ссылкой на § 34 постановления от 23 ноября 1993 года по делу Poitrimol v. France (Application no. 14032/88): не будучи абсолютным, право каждого обвиняемого на эффективную защиту адвоката, при необходимости назначенного, является одним из основных признаков справедливого судебного разбирательства.
37 См. подробнее с анализом позиций ЕСПЧ по данному вопросу: Шереметова Г. С. Право на бесплатную юридическую помощь в гражданском процессе. М. : Статут, 2015.
38 См.: Федеральный закон от 21 ноября 2011 года № 324-ФЗ «О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 48. Ст. 6725.
39 См.: Статьи 45 (часть 5), 55 (часть 1), 208 (часть 9)
КАС РФ.
туса адвоката40. Примечательно, что законодатель, первоначально сформулировав в части 1 статьи 55 КАС требование об адвокатском статусе лиц, которые могут быть представителями по административным делам, в изменениях Кодекса, внесённых Федеральным законом от 2 июня 2016 года № 169-ФЗ, указал и на иных лиц, имеющих высшее юридическое образование.
Рассмотренные выше процессуальные стандарты доступа к правосудию не только не исчерпывают всего их многообразия, но и имеют более широкое значение для судебной защиты в целом, как и обеспечения судебного контроля за законностью. В этом не следует усматривать противоречия, поскольку доступ к судебной защите не может быть оторван от самой судебной защиты. Неслучайно и российский Конституционный Суд, раскрывая соответствующее право, говорит о едином праве на судебную защиту и доступ к суду.
3. Заключение
Анализ стандартов справедливого судебного разбирательства сквозь призму универсальных стандартов доступа к правосудию не может быть полным без рассмотрения национальных конституционных и законодательных способов их внедрения в правовую систему. Универсальные стандарты дают лишь общий импульс и ориентир для достижения целей эффективной судебной защиты, однако выбор вариантов их воплощения остаётся за национальным законодателем и зависит от особенностей конкретной правовой системы и сложившихся правовых традиций. Российская Федерация, реализуя универсальные стандарты доступа к правосудию, идёт по пути дифференциации видов судопроизводства в зависимости от характера защищаемого субъективного права. Для России, как и для других государств континентальной правовой
40 См.: Пункт 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 16 июля 2004 года № 15-П по делу о проверке конституционности части 5 статьи 59 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами Государственного Собрания — Курултая Республики Башкортостан, Губернатора Ярославской области, Арбитражного суда Красноярского края, жалобами ряда организаций и граждан // ВКС РФ. 2004. № 6.
семьи, подобная интерпретация универсальных стандартов правосудия и доступа к нему представляется вполне закономерной.
Вместе с тем задача дифференциации видов судопроизводства и выделения из гражданского процесса в качестве самостоятельного вида административного судопроизводства начала решаться в России относительно недавно и предлагаемые варианты регулирования не свободны от противоречий, воспринимаются как в теории, так и на практике неоднозначно. Это во многом обусловлено отсутствием в Российской Федерации достаточно разработанной доктрины общего административного права, принципов и правил административных процедур, доктрины субъективных публичных прав как материально-правовой основы административного судопроизводства.
Конституционная реформа судоустройства 2013—2014 годов, выразившаяся исключительно в объединении двух высших судов при сохранении во всех остальных чертах судеб -ной системы без изменений, не способствовала отграничению административной юстиции от других ветвей правосудия, решению вопроса о пределах административной юстиции, круге административных дел, их отграничению от публичных дел, разрешаемых по правилам гражданского искового судопроизводства, как дел гражданских, с одной стороны, и от публичных дел, разрешаемых по правилам конституционного судопроизводства -с другой. Напротив, изменения Конституции зафиксировали и усугубили имеющиеся концептуальные проблемы в разграничении ветвей судопроизводства: непосредственно в Конституции появились «экономические споры» наряду с административными, гражданскими, уголовными, конституционными.
Арбитражные суды по-прежнему занимаются разрешением экономических споров в сфере предпринимательской деятельности, которые вытекают либо из гражданских, либо из административных отношений, то есть являются либо гражданскими, либо административными делами, однако по Конституции рассматриваются как одна категория дел -экономические споры. Таким образом, вместо дифференциации и уточнения особенностей административного судопроизводства в арбитражных судах, в отличие от гражданского, законодатель затушёвывает эти различия в
новом конституционном понятии «экономического спора».
Непоследовательность наблюдается и при решении вопроса о разграничении полномочий Федерации и её субъектов в сфере процессуального права. В Конституцию России введено положение о новой сфере федерального ведения — «процессуальном законодательстве» (статья 71, пункт «о»). При этом административно-процессуальное законодательство по-прежнему провозглашается предметом совместного ведения (статья 72, часть 1, пункт «к»).
Нарушение логики дифференциации административно-процессуального и гражданско-процессуального права обусловлено широким распространением господствующей позиции о том, что процессуальные формы рассмотрения публичных дел по существу те же, что и частноправовых. Отсюда — недостаточность проработки в КАС специфики административного судопроизводства. Так, если даже некие специфические принципы и правила упомянуты, однако должным образом они не раскрыты, как, например, принцип активного суда.
Всё это свидетельствует о том, что процесс становления административной юстиции в России ещё не завершён, нуждается в дальнейшей доктринальной проработке и практической реализации универсальных стандартов доступа к правосудию с учётом российской национальной специфики и особенностей споров граждан с государством.
Библиографическое описание: Гриценко Е. Защита субъективных публичных прав в России: универсальные стандарты доступа к правосудию // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 6 (121). С. 65—77.
The protection of subjective public rights in Russia: universal standards of access to justice
Elena Gritsenko
Doctor of Science in Law, Professor, Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russia (e-mail: [email protected]).
Abstract
Access to justice as a right, principle, and guarantee is the element of everyone's right to judicial protection and the condition for its implementation is constitutional in nature and is recognized under international law as a fundamental human right. It is supported by international standards of access
to the court as embodied in the European Convention on Human Rights, and is extensively developed in the case law of the European Court of Human Rights. This article examines the perceptions of these international standards in the Russian legal system, taking into account the provisions of the Russian Constitution and the interpretations of the Constitutional Court of the Russian Federation. The author's view on universal standards of access to justice is proposed as a set of principles, guarantees, and criteria for access to judicial protection that is recognized at the international, supranational, and national levels of legal regulation. A classification of these standards is also given. Depending on the legal content and focus, the following types of standards are distinguished: material, procedural, and institutional standards of access to justice. Material standards relate to the characteristics of the object of judicial protection and the conditions for access to it, while procedural and institutional standards relate to various aspects of the organization of judicial protection, such as institutional judicial organization (institutional standards) and judicial proceedings (procedural standards). The peculiarities of the perception of universal standards of access to judicial protection in the Russian legislation are largely due to the allocation of subjective public rights as an independent object of protection. In this regard, it seems necessary to differentiate the forms of judicial protection and to distinguish the administrative judicial proceedings as a guarantee of access to justice and an important way to ensure the effectiveness of judicial protection of subjective public rights.
Keywords
judicial protection; universal standards of access to justice; subjective rights; subjective public rights; Russian Constitution; European Convention on Human Rights; Russian Constitutional Court; European Court of Human Rights.
Citation
Gritsenko E. (2017) Zashchita sub'ektivnykh publichnykh prav v Rossii: universal'nye standarty dostupa k pravosudiyu [The protection of subjective public rights in Russia: universal standards of access to justice]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 6, pp. 65-77. (In Russian).
References
Blokhin P. (2016) Dvoynoy yubiley: Konstitutsionnoe pravosudie na sluzh-be prav cheloveka [Double anniversary. Constitutional justice at the service of human rights]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 2, pp. 117-141. (In Russian). Bondar' N., Dzhagaryan A. (2016) Pryamoe deystvie konstitutsii: genera-tsiya i garantirovanie konstitutsionnym pravosudiem [The direct appli-
cation of the Constitution: the making and providing guarantees by constitutional justice]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 3, pp. 52-78. (In Russian).
Gritsenko E. (2016) Sub'ektivnoe publichnoe parvo kak ob'ekt sudebnoy zashchity [Subjective public right as an object of judicial protection]. Zhurnal konstitutsionnogopravosudiya, no. 4, pp. 27-30. (In Russian).
Dolzhikov A. (2012) Vliyanie konstitutsionnykh prav na rossiyskuyu pra-vovuyu sistemu [Influence of constitutional rights on the Russian legal system]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 6, pp. 109-120. (In Russian).
Kovler A. (2016) Mezhdunarodnye printsipy nezavisimoy sudebnoy vlasti: K probleme issledovaniya standartov spravedlivogo pravosudiya v kon-tekste sudeyskoy nezavisimosti [International principles of the independent judiciary. An outline to study of fair trial standards in the context of judicial independence]. Mezhdunarodnoe pravosudie, no. 2, pp. 119— 124. (In Russian).
Lebedev V. M., Khabrieva T. Ya. (ed.) (2012) Pravosudie v sovremennom mire [Justice in the modern world], Moscow : Norma: INFRA-M. (In Russian).
Makarov P. N. (2014) Kontsentratsiya protsessual'nogo materiala pri raz-reshenii grazhdanskikh sporov (opyt Germanii) [Concentration of procedural material by resolving civil disputes (German experience)], Moscow: Statut. (In Russian).
Morshchakova T. G. (ed.) (2012) Standarty spravedlivogo pravosudiya (mezhdunarodnye i natsional'nye praktiki) [Fair trial standards (international and national practice)], Moscow: Mysl'. (In Russian).
Sakhnova T. V. (2013) Civilisticheskiy process: missiya v menyayushchemsya mire [Civil procedure: a mission in the changing world]. Vestnik grazh-danskogo processa, no. 1, pp. 14-33. (In Russian).
Solovykh S. Zh. (2013) Konkretizatsiya soderzhaniya sub'ektivnogo pro-tsessual'nogo prava na dostup k pravosudiyu v arbitrazhnom sudo-proizvodstve [Concretization of the content of the subjective procedural right to access to justice in arbitration proceedings]. Sovremennoe pravo, no. 9, pp. 76-80. (In Russian).
Sultanov A. R. (2014) Bor'ba za pravo na obzhalovanie sudebnogo reshe-niya [The struggle for the right to appeal a court decision], Moscow: Statut. (In Russian).
Sheremetova G. S. (2015) Pravo na besplatnuyu yuridicheskuyu pomoshch' v grazhdanskom processe [Right to free legal aid in civil proceedings], Moscow: Statut. (In Russian).
