К вопросу о "совести" как компоненте морально-нравственных основ в уголовно-процессуальной и оперативно-разыскной деятельности Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 343.14

К ВОПРОСУ О «СОВЕСТИ» КАК КОМПОНЕНТЕ МОРАЛЬНО-НРАВСТВЕННЫХ ОСНОВ В УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ И ОПЕРАТИВНО-РАЗЫСКНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Середнев Владимир Анатольевич

преподаватель, факультет экономики и права, кафедра права, философии и социальных дисциплин, Арзамасский филиал Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского

e-mail: naganov1910@mail.ru

TO THE QUESTION OF «CONSCIENCE» AS A COMPONENT OF MORAL AND MORAL FOUNDATIONS IN CRIMINAL PROCESSUAL AND OPERATIONAL-OPTIONAL ACTIVITIES

Vladimir Serednev

Faculty of Economics and Law, Department of Law, Philosophy and Social Sciences, Arzamas Branch of Nizhny Novgorod State University. N. I. Lobachevsky

АННОТАЦИЯ

В работе рассмотрены основные положения, направленные на совершенствование и реализацию нравственных основ в уголовного-процессуальной и оперативно-разыскной деятельности. Для наиболее эффективного доказывания по уголовным делам, автор считает необходимым такой феномен, как «совесть», ввести в ранг принципа уголовного процесса, а в оперативно-разыскной деятельности «принцип совести» закрепить в нравственных принципах ОРД, при этом дифференцировать морально-нравственный комплекс принципов ОРД на принципы морали и нравственности.

ABSTRACT

The paper considers the main provisions aimed at improving and implementing moral foundations in criminal procedural and operational-search activities. For the most effective proof of criminal cases, the author considers it necessary to introduce such a phenomenon as «conscience» into the rank of the principle of the criminal process, and in the operative-investigative activity the «principle of conscience» should be fixed in the moral principles of the RDD, while differentiating the moral and moral complex of the principles of the SAR , On the principles of morality and morality.

Ключевые слова: уголовный процесс; оперативно-разыскная деятельность; совесть; нравственность; мораль; справедливость; дух; душа; закон.

Keywords: criminal process, operatively investigative activity, conscience, morality, morality, justice, spirit, soul, law.

Совесть раскрывает человеческому сознанию, что истинное положение дел не

соответствует мнимому.

И. А. Ильин

Концепция действующего Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации основана на западной идеологии «прав человека». «Права человека выставляются как новое основание мирового порядка Запада. Именно поэтому права человека рассматрива-

ются в качестве религии человечества... на идеологии "прав человека", заложена идея "правосудия без границ", стремящаяся уничтожить, без того "больное" российское правосудие.» [21, с. 45—54].

Говоря о механизме совести, следует указать, что «совесть должна побуждать суд, прокурора, следователя, орган дознания и дознавателя активно действовать в поиске истины по уголовному делу с тем, чтобы принять решение, отвечающее и этическим представлениям

о должном и справедливом» [15, с. 107—108]. Но обращая взор на Запад, следует заметить, что «у других народов нет славянского понятия "совесть", этот феномен в западной матрице если и рассматривается, то как "внутреннее знание" [17, с. 269], западная научная парадигма отрицает присутствие в человеке души.

В словаре С. И. Ожегова слово «совесть» толкуется как «чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми, обществом» [19, с. 1105]. Нравственность же, на наш взгляд, есть представление человека о добре и зле, долге, чести, справедливости и несправедливости, и, естественно, о совести. В толковом словаре того же С. И. Ожегова нравственность толкуется как «правила, определяющие поведение, духовные и душевные качества, необходимые человеку в обществе, а также выполнение этих правил поведения» [19, с. 638]. Классик указывал, что «мораль — это важничанье человека перед природой» [18, с 767.], а поскольку закон есть способ урегулирования общественных отношений, то именно по этой причине «мораль есть точная копия права» [16, с. 9], соответственно: мораль — это законотворческий процесс, а нравственность — правоприменительный.

«На Руси во все времена видели в законе выражение совести... Екатерина II глубоко усвоила этот традиционный русский взгляд на закон. Законодательство западноевропейских стран, где все подробно, до мельчайших деталей регламентировалось, вызывало у нее отрицательные чувства. Составляя тот или иной нормативный акт российская императрица не просто формулировала правовую норму, а, как правило, одновременно выражала свою нравственную позицию. тексты законов, вышедшие из-под руки Ее Величества, наполненные эпитетами, чаще всего возвышенными, производили огромное воспитательное воздействие» [24, с. 82—83]. Да и сегодня следует сказать, что «совесть и здравый смысл русского человека противится многим нынешним вердиктам и приговорам судов, значит, мы обладаем каким-то внутренним ведением исконной подлинно русской справедливости, где не всякая вина считалась преступлением, где тяжким грехом полагались поступки, обыкновенные в современном обществе» [17, с. 129—130].

Обращаясь к современному законодательству, важно понять, по какой причине в ч. 1 ст. 17 УПК РФ введено понятие «совесть» в

аспекте оценки доказательств. «Будучи таковой, она не способна оказывать никакого воздействия на уголовно-процессуальную деятельность, за исключением той ее части, которая основывается на индивидуальном индивидуализме, эгоизме и цинизме» [14], т. е. на идеологии либерализма, навязанного Западом. Поэтому звучит один из главных манифестов либерального воззрения и идеологии «прав человека» — «подлинный эгоизм является очень серьезным моральным достижением» [20].

В настоящее время в УПК РФ духовно-нравственная составляющая следователей, дознавателей, прокурора и суда представлена в каком-то «изуродованном» виде, а «совесть», в крайнем случае, и с очень большой «натяжкой», можно было бы наименовать в ходе интерпретации «социальным контролем», хотя, как уже сказано, весьма условно. Вся причина кроется в том, что лица, наделенные полномочиями на осуществление уголовно-процессуальной деятельности, рассматриваются вне исторического, культурного, духовного наследия народа, то и явление совести формальное. В связи с этим, говоря об интерпретации «совести», в аспекте того, что она собой не представляет объективно то, чем ее хочет представить законодатель в разрезе существующего уголовно-процессуального законодательства, уместна будет цитата немецкого философа Х. Г. Гадамера: «.портрет содержит указание на представленного, в которое он, однако, не укладывается; это указание подразумевается самим представлением и выразительно характеризует его именно как портрет. Это отчетливо проявляется в различии с моделью, которую художник использует, например, для жанровой картины или фигурной композиции. модель — это схема, которая должна исчезнуть. Указание на прообраз, служивший художнику, в картине должен заглохнуть» [6, с. 192].

Профессор А. В. Агутин, рассуждая о совести, рассматривает ее «в качестве внутреннего духовного опыта и внутренней культуры должностного лица, осуществляющего производство по уголовному делу.» [2, с. 187]. Таким образом, по мнению А. В. Агутина, совесть проявляется в духовно-нравственном и культурно-историческом наследии народа, и этому, находясь на фундаментальной основе традиции, традиционного общества, вряд ли можно возразить, так как основной лозунг и

идея традиционных ценностей гласит: «православие, народность, самодержавие».

В нашем обществе господствуют либеральная идеология Запада, правовой и нравственный нигилизм. В такой ситуации невозможно вести серьезный разговор о каком-либо воздействии совести на уголовно-процессуальную деятельность. «Правовой и нравственный нигилизм, — как верно замечает А. Д Бойков, — по общему признанию стал знаменем — времени невнятных реформ. насаждения. идеологии эгоизма, чистогана, индивидуального успеха любой ценой» [4, с. 32].

В условиях западнизации отечественного уголовного судопроизводства необходимо отметить, что «подобная социокультурная модель, безотказно действующая в Западной Европе и США. входит в глубокое противоречие с русской языковой картиной мира, формирующей совершенно иные представления о жизни и человеческом поведении, нежели западноевропейские языки.» [17, с. 42—43]. Сбылись пророческие взгляды русского философа А. И. Ильина: «Народ, не понимающий своего хозяйства, будет обманут первой же шайкой демагогов. Народ, не способный самостоятельно мыслить о своей судьбе и своем государстве, будет цепляться за подсказываемые ему фальшивые лозунги и побежит за льстивыми предателями» [12, с. 138].

Содержание феномена совести в ее законодательной форме «следует расценивать в качестве надругательства над совестью» [2, с. 190] нашего народа. Сущность законодательной формулы «совести» в УПК РФ есть не что иное, как профанация не только самой нормы (ч. 1 ст. 17 УПК РФ), но всего уголовно-процессуального доказывания, в процессе собирания, проверки и оценки доказательств. «Издеваться» над совестью и пренебрегать ею в аспекте уголовного процесса можно как через субъективный критерий, так и через объективный. То есть, объективно понимая сущность и предназначение совести и действуя ей вопреки, либо зная, что существует такое понятие, как «совесть», даже «верить» в нее, не зная и не понимая при этом основных существенных характеристик совести, — это субъективный критерий пренебрежения совестью. Для реализации организационно-правового механизма совести необходимо все-таки, на наш взгляд, нонконформистское, критическое мышление, обеспеченное смысловым содер-

жанием культуры и языка народа. На сегодняшний же день прав А. В. Агутин: «.законодательная формула совести не выступает в роли организующей силы внутреннего мира и среды функционирования должностных лиц, осуществляющих производство по уголовному делу. Законодательная формула совести не включает в свое содержание смысловые особенности русского языка как языка межнационального общения народов России. не взаимообусловлена с нашим воспитанием и образованием, религиями, традициями, материальной и духовной культурой» [2, с. 191]. «В организационном аспекте изложенное означает, что законодательная формула совести не создает надлежащие условия для формирования нравственных основ уголовно-процессуальной деятельности...» [2, с. 194], а является, на наш взгляд, механизмом разрушения доказательственного права.

Вступаем в заочную «полемическую дискуссию» с профессором А. В. Агутиным, который отмечает, что «совесть является компонентом определенной морали» [2, с. 194]. Да, мы с этим полностью согласны, поскольку «мораль в отличие от нравственности всегда порождена идеологией и имеет социально-групповой характер (например, воровская мораль, расовая мораль, мораль партии и т. д.). Одно из самых значимых отличий нравственности от морали в том, что в системе морали имеется главное соотношение "свой-чужой". Принцип "свой-чужой" каждая система морали заимствует у порождающей идеологии, и им обеим — идеологии и морали — свойственны проявления бдительной враждебности к "чужим"» [22, с. 33]. Поэтому совесть как «внутреннее судилище» человека безусловно присутствует в любой морали. Ф. Ницше указывал, что «всякая мораль в противоположность laisseralkr («распущенности». — В. С.), есть своего рода тирания по отношению к "природе".» [18, с. 90]. То есть «"моральность" не только не есть синоним "добродетели" и не только не выражает одобрения, но, наоборот, является нередко отвергающей и отрицательной характеристикой души.» [10, с. 331]. Тогда Ф. Ницше верно указывает при рассмотрении морали: «Взгляните. на любую мораль, и вы увидите, что ее природа в том и заключается, чтобы учить ненавидеть laisseralkr, ненавидеть слишком большую свободу и насаждать в нас потребность в ограниченных горизонтах, в

ближайших задачах... [18, с. 92]. Далее А. В. Агутин указывает: «.если в обществе нет моральных норм, то нет совести.» [18, с. 194]. Мы не согласны с данным мнением, так как кроме морали существует еще и нравственность, а это совершенно разные философские категории [22]. «Нравственность сама по себе представляет внутреннее природное содержание человека, она выражает интересы всего человечества (базисные понятия: добро и зло, справедливость, совесть, честность)... Для нравственности же вообще нет "чужих", а есть лишь более грешные и менее, но все одинаковые "свои".» [22, с. 33], а если это так, то совесть имеет место и вне морали. Ведь на самом деле «совесть раскрывает человеческому сознанию, что истинное положение дел не соответствует мнимому...» [10, с. 356]. Мораль больше связана с пропагандой, с идеологией государства. Поэтому поскольку мораль и нравственность, по нашему убеждению, разные философские категории, мы не согласны с тем, что «нормы морали производны от культуры народа» [2, с. 194], так как солидарны в этом вопросе с мнением Т. Л. Мироновой, которая указывает: «Во врожденных русских понятиях о добре и зле мы видим тяготение к свету и отторжение тьмы. деятельная ненависть ко лжи и кривде, приверженность к честности и прямоте, осознание себя правым, белым народом, т. е. стоящим на началах добра и истины» [17, с. 29]. То есть мораль, по нашему мнению, больше соотносится с понятием закона, а «ныне, когда законы государства Российского как никогда далеки от наших понятий о праве и справедливости, мы снова вспоминаем народные юридические обычаи — свой русский порядок жизни» [17, с.101], свою совесть. А вот с мнением А. В. Агутина относительно совести, что «вне взаимосвязи с культурой российского народа и его религиозными верованиями совесть является ничем не обеспеченной декларацией» [2, с. 194], мы полностью согласны. «Русскому человеку совесть не позволяет многое. Разумеется, помимо запрещенных заповедями Закона Божьего убийства, прелюбодеяния, лжесвидетельства, совесть не позволяет русскому человеку врать. совесть запрещает воровать, присваивать чужое, а еще самовозноситься.» [17, с. 269]. И именно так «ведет нас основной, божественный закон вселенной» [11, с. 330]. И если «религия — это тот образ, каким человек чувствует себя духовно

связанным с невидимым миром или с немиром» [13, с. 9], то под религией следует понимать не только веру в Бога или веру в патриотизм, веру в Родину, но и мощную невидимую связь с идеями экзистенциализма (существования), понятия значения истины для духовного и физического существования человека. Именно поэтому «с позиции русской православной традиции слово "религия" обозначает совестливость и добросовестность.» [2, с. 186].

И. С. Аксаков верно указывал, что «закон не есть непреложная истина, не есть какое-то непогрешимое изречение оракула, не подверженное изменениям: он имеет значение ограниченное и временное, и бессмыслен закон, носящий в себе притязание уловить в свои тесные рамки свободную силу постоянно творящей и разрушающей жизни! Самое "право" не есть нечто само для себя и по себе существующее.» [3], а посему совесть есть механизм внутреннего судилища человека, который направляет закон в нужное русло, как требует это духовное начало нравственного закона. Говоря о духе и душе человека, являющимися связующим звеном между совестью и нравственностью, мы выразим сразу свою точку зрения, в которой укажем, что дух — это скрытая воля человека, а душа — это форма закрепления духа, место его нахождения, но душа сама по себе является автономной по отношению к телу. Душа «живет, растворенная в тех содержаниях, которые ей навязывает природа, и подвергается ее влияниям и определениям: душа определяется климатом, возрастом, расою, наследственностью, темпераментом, половым влечением.» [10, с. 281]. Поэтому именно «в борьбе со своим телом и со своими естественными и непосредственными состояниями душа человека уже поднялась до уровня интеллигентного духа и утвердила в себе. всеобщую волю, т. е. как единую и цельную страсть духа, нашедшую себе достойный уровень жизни и ищущую полного удовлетворения своей разумной и благой природе» [10, с. 354]. «Наша русская картина мира заставляет нас быть душевными людьми, изъятие души у человека мы всегда будем рассматривать как тяжелую болезнь, пусть сегодня она и приобретает характер эпидемии.» [17, с. 254]. Но главное помнить, что «дух», покуда он свободен, подчиняется силе воле, он связан с ней, и оторванность духа от воли превращает его в слабость, которую некоторые принимают

ошибочно за доброту, ибо «великий независимый дух. возвышает отдельную личность над стадом и причиняет страх ближнему, называется отныне злым, умеренный, скромный, приспособляющейся, нивелирующей образ мыслей, посредственность вожделений получают моральное значение и прославляются» [18, с. 105]. «Духовное есть начало светского.» [13, с. 151]. Поэтому «положа руку на сердце» не преминем отметить, что все чувствуют, но внутренне не хотят с этим соглашаться, что «когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх» [18, с. 768], а если бы согласились и проникли в сущность обстоятельства, то, очевидно, бы смогли понять: что они считают «страхом» — является уважением, а «отвращением» является смех над слабостью. Соответственно, из этого следует усвоить, что «сфера объективного духа раскрывается в элементе человеческой воли.» [10, с. 281], а объективный дух — это то явление, которое воплощается в морали, праве, религии, нравственности, государстве и обществе. Поэтому прокурору, следователю (дознавателю) и судье нужно отличать слабость духа от нравственности, а силу духа от бессердечного принятия решения без руководства совестью. Так как в отличие от морали «нравственность и духовность в уголовно-процессуальной сфере представляют собой единое целое. Отрывать одно от другого означает вставать на путь дезорганизации уголовно-процессуальной деятельности на началах безнравственности. Нельзя противопоставлять друг другу нравственность и духовность, поскольку они являются одним единым целым.» [1, с. 18].

Нам думается, что нравственность в уголовном процессе должна быть возведена в ранг «принципа совести», который должен являться механизмом уголовно-процессуальной деятельности. В оперативно-разыскной деятельности уже существуют морально-этические принципы, и относительно этого необходимо заметить, что «нравственность прямым образом связана с психическим механизмом самооценки и самоконтроля, а также с внутренним судилищем человека с позиции добра и зла — совестью человека. Поэтому, чтобы исключить идентификацию морали и нравственности и устранение воздействия механизма морали на нравственность, считаем необходимым в принципы нравственности

включить «принцип совести». Принцип совести является. важнейшим регулятором действий оперативного сотрудника в его деятельности и внутреннего его долга перед обществом в борьбе с преступностью.» [22, с. 36].

Более того, совесть человека куда более эффективное средство достижения результата, чем даже внешний авторитет (например, закон). На это указывал еще Эрих Фромм, который являлся специалистом в сфере психоанализа и этики. «При формировании совести такие авторитеты, как родители, церковь, государство, общественное мнение, осознанно или бессознательно рассматриваются как этические и моральные законодатели. Законы и санкции внешнего авторитета становятся частью человека, и вместо того чтобы чувствовать ответственность перед чем-то внешним, человек чувствует ответственность перед чем-то внутренним — собственной совестью. Совесть куда более эффективный регулятор поведения, чем страх перед внешней властью.» [25, с. 185— 186]. Именно совесть — механизм, который являет собой внутренний спор двух мыслей субъекта, одна из которых оправдывает его действия, а другая осуждает и заставляет человека заботиться об общем для всех благе. «Совесть, нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке. внутреннее сознание добра и зла, тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка, способность распознавать качество поступка, чувство, побуждающие к истине и добру, отвращающее от лжи и зла, невольная любовь к добру и истине, прирожденная правда.» [7].

Заключение

Почему же случилось так, что законодательная формула совести оказалась оторванной от содержания культурно-исторического и духовно-нравственного наследия российского народа? Ответ тривиально прост: «При создании постсоветского уголовного процесса «его "творцы" (нарушили) закон соответствия социальной организации человеческому материалу страны, ее историческому наследию, ее природным и геополитическим условиям. Они стали насильственно навязывать стране чуждую ей западническую организацию. Последняя не является пригодной для любых народов и любых условий их существования. Опыт истории показал, что для большинства незападных народов она несет закабаление и гибель»

[8, с. 262]. Норма права, реализуемая в уголовном процессе без совестливого элемента, не может пониматься нормой права в духовном смысле и наводит на воспоминания о «коммунистическом обществе», где очевидно одно — что «коммунистическое общество есть общество неправовое. Это не значит, что тут царствует произвол и беззаконие, что тут вообще отсутствуют какие бы то ни было нормы, регулирующие поведение людей. Здесь таких норм может быть больше, чем в других обществах, — это общество есть общество нормативное» [9, с. 261]. Поэтому очень важно понимать, что «совесть характеризует нравственную природу не только оценки доказательств, но и всей процедуры доказывания.» [5]. Оторванность изложенного представления о совести состоит в том, что совесть является одновременно и духовным, и нравственным свойством самого человека, которые формируют его мировоззрение.

Очень важно чувствовать и разграничивать «взаимное отношение между нравственною областью и правовою. между идеальным нравственным сознанием и действительною жизнью. Между идеальным добром и злою действительностью есть промежуточная область права и закона, служащая воплощению добра, ограничению и исправлению зла. Всякому понятны и никем не будут оспариваться такие этические утверждения: я осознаю свою обязанность воздерживаться от всего постыдного. я обязан по мере сил помогать своим ближним и служить общему благу.» [23, с. 501]. Именно поэтому совесть диктует правило поведения, в котором указывается, что «терпящий от преступления имеет право на защиту и по возможности на вознаграждение; общество имеет право на безопасность; преступник имеет право на вразумление и исправление. Противодействие преступлению, согласное с нравственным началом, должно осуществлять или во всяком случае иметь в виду равномерное осуществление этих трех прав» [23, с. 448]. Именно совесть указывает на то, что только «высший нравственный закон обязывает меня любить врагов. Если я им отказываю в любви, то я поступаю несправедливо, нарушая правду. Вот термин, в котором одном воплощается существенное единство юридического и нравственного начала.» [23, с. 501].

Поэтому для того, чтобы совесть являлась организационно-правовым механизмом в уго-

ловно-процессуальной и оперативно-разыскной деятельности, уголовно-процессуальное и оперативно-разыскное законодательство должно стать отражением культурного и духовного наследия народа, с целью создания «единства и борьбы противоположностей» — закона и совести как источников самодвижения.

Список литературы

1. Агутин А. В. К вопросу о нравственных основаниях уголовно-процессуальной деятельности // Вестн. Нижегор. ун-та им. Н. И. Лобачевского. — 2013. - № 3-2. - С. 18.

2. Агутин А. В. Организационно-правовой механизм реализации концепции «должной правовой процедуры» и нравственные основы уголовно-процессуальной деятельности в отечественном уголовном судопроизводстве : монография / А. В. Агутин, Е. З. Трошкин, Р. Х. Губжоков. — М. : Юрли-тинформ, 2016. — 240 с.

3. Аксаков И. С. Доктрина и органическая жизнь // Аксаков И. С. Наше знамя — русская народность. — М. : Ин-т рус. цивилизации, 2008. — 640 с.

4. Бойков А. Д. Адвокатура и адвокаты / А. Д. Бойков. — М. : Юрлитинформ, 2006. — 368 с.

5. Будников В. Л. Совесть как нравственный критерий доказывания в уголовном судопроизводстве // Рос. юстиция. — 2010. — № 1. — С. 43—45.

6. Гадамер Х.-Г. Истина и метод / Х.-Г. Га-дамер. — М. : Кн. по требованию, 2012. — 704 с.

7. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль. — СПб. : Изд. книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1863—1909. — 810 с.

8. Зиновьев А. А. Логическая социология: избранные сочинения / А. А. Зиновьев ; сост. Ю. Н. Солодухин. — М. : Астрель, 2008. — 608 с.

9. Зиновьев А. А. Коммунизм как реальность: избранные сочинения / А. А. Зиновьев ; сост. Ю. Н. Солодухин. — М. : Астрель, 2008. — 768 с.

10. Ильин И. А. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека: в 2 т. Т. 2. Учение о человеке / И. А. Ильин. — СПб. : Наука, 1994.— 541 с.

11. Ильин И. А. Собрание сочинений: Русский Колокол: Журнал волевой идеи / И. А. Ильин ; сост. и коммент. Ю. Т. Лисицы ; подгот. текста и имен. указ. О. В. Лисицы ; худ. Л. Ф. Шканов. — М. : ПСТГУ, 2008. — 856 с.

12. Ильин М. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948—1954 г.: в 2 т. Т. 1. — М. : Эксмо, Алгоритм, 2011. — 464 с.

13. Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории : сб. ; пер. с англ. / Т. Карлейль. — М. : Астрель, 2012. — 1023 с.

14. Кравцов Ф. И. Организационно-правовой механизм воплощения нравственных основ в уголовно-процессуальной деятельности : дис. ... канд. юрид. наук / Ф. И. Кравцов. — М., 2011. — 199 с.

15. Кругликов А. П. Принципы уголовного процесса Российской Федерации : учеб. пособие / А. П. Кругликов, И. С. Дикарев, И. А. Бирюкова ; под ред. А. П. Кругликова. — Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2007. - 194 с.

16. Мальцев Г. В. Нравственные основания права : монография / Г. В. Мальцев. — 2-е изд., пересмотр. - М. : ИНФРА-М, 2015. — 400 с.

17. Миронова Т. Л. Броня генетической памяти. — М. : Алгоритм, 2014. — 352 с.

18. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Казус Вагнера. Антихрист. Ессе Homo. Человеческое, слишком человеческое. Злая мудрость [пер. с нем.] / Ф. Ницше. — Минск : Харвест, 2012. — 879 с.

19. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка: Ок. 100 000 слов, терминов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов ; под ред. Л. И. Скворцова. — М. : Мир и Образование ; Оникс, 2012. — 1376 с.

20. Рэнд А. Добродетель эгоизма / А. Рэнд. — М. : Альпина Паблишер, 2017. — 186 с.

21. Середнев В. А. Идеология «прав и свобод человека» как вредоносный фактор для русской культуры и российского государства // Экономика, социология и право. - 2016. - № 10. - С. 45-54.

22. Середнев В. А. Конфиденциальное содействие граждан субъектам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность : учеб.-метод пособие / В. А. Середнев. - Арзамас : Арзамас. филиал ННГУ, 2017. - 54 с.

23. Соловьев В. С. Оправдание добра / В. С. Соловьев. - М. : Акад. проект, 2010. - 671 с.

24. Судейская этика : учебник / И. И. Аминов [и др.] ; под ред. Н. Д. Эриашвили. - М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2015. - 247 с.

25. Фромм Э. Человек для себя / Э. Фромм ; пер. с анг. А. В. Александровой. - М. : Астрель, 2012. - 314 с.

2(14)/2017 Глагол Ъ

ПРАВОСУДИЯ