CC BY
49Аксаньян К.Э.
К ВОПРОСУ О СЛОВАХ ИВАНА IV ОТНОСИТЕЛЬНО ПЕРИОДА
«БОЯРСКОГО ПРАВЛЕНИЯ»: ПРОТИВОРЕЧИЕ МЕЖДУ ЗАЯВЛЕНИЯМИ ЦАРЯ И КАРЬЕРОЙ
КНЯЗЯ И.М. ШУЙСКОГО
Род князей Шуйских — выдающихся представителей русской служилой аристократии — нередко оказывался в фокусе внимания историков. В отличие от многих других представителей русской аристократии его представители и их роль в судьбе России привлекали внимание историков в советский период, а в последние десять лет биографиям Шуйских был посвящен ряд специализированных работ (Абрамович, 1991; Володихин, 2012; Козляков, 2007). Особое внимание исследователей к Шуйским связано не только с их влиянием на дела большой политики, которое трудно переоценить, но и с тем, что они удостоились особого внимания Ивана Грозного, крайне негативно отозвавшегося о них в своей переписке с князем Андреем Курбским. Слова государя оказали воздействие на восприятие отечественными историками не только рода Шуйских, но и роли русской аристократии в целом.
В связи с этим представляется уместным проследить взаимосвязь слов царя Ивана Васильевича с его отношением к князю Ивану Михайловичу Шуйскому — одному из виднейших бояр периода Боярского правления, служебная биография которого не получила до сих пор должного освещения в специализированной литературе.
В первом послании Ивана Грозного князю Андрею Курбскому есть эпизод, получивший широкое освещение в исторической литературе. Это рассказ о детстве юного правителя Иван IV подробно описывает притеснения со стороны боярства, прежде всего князей Шуйских. Значительный отрывок переписки посвящен описанию злоупотреблений как представителей младшей ветви династии — князей В.В. и И.В. Шуйских, так действиям А.М. Шуйского, представлявшего среднюю ветвь династии. Царь обвиняет их в самовольном опекунстве, хищениях, вооруженном мятеже, неуважении к памяти Василия III и в невнимательности по отношению к себе. «Сколько раз мне и поесть не давали вовремя!» — восклицает царь.
Падение клана Шуйских связано с избиением и публичным унижением князем А.М. Шуйским боярина Ф.С. Воронцова, произошедшим на глазах молодого великого князя. В результате, в декабре 1543 года по его приказу А.М. Шуйский будет убит псарями, что станет первой в череде казней Грозного царя. Этот эмоциональный рассказ, как точно подметил Г.В. Абрамович, с легкой руки Карамзина долгое время гипнотизировал историков и лег в основу концепции, связывавшей последующее поведение и жестокость Ивана Грозного с ужасами и унижениями, пережитыми в
детстве по вине бояр. В советской историографии этот монолог царя воспринимался как доказательство реакционности «боярского правления», направленного против централизации (Зимин, 1960: 258-262; Смирнов, 1958: 93-100). Такой подход укладывался в общее русло изучения истории XVI века. Р.Г. Скрынников предположил, что царь писал с чужих слов, т.к. не мог помнить и подмечать перечисленные мелочи, но не оспаривал вывод о крайне негативном отношении государя к своим опекунам (Скрынников, 1975: 18-20). Д.Н. Альшиц заметил расхождения между посланием царя и Лицевым летописным сводом касательно вопроса самовольного опекунства Шуйских, но посчитал, что царь просто не счел нужным вспомнить свои обвинения (Альшиц, 1947: 273-276).
Первым на расхождение слов и реального отношения Ивана Грозного к Шуйским обратил внимание Г.В. Абрамович. Он отметил, что, несмотря на столь уничижительную характеристику, которой удостоились одни только Шуйские, они оказались единственным крупным княжеским семейством, которых не затронул опричный террор (Абрамович, 1991: 98). Более того, опричнина стала тем трамплином, который поднял на самую верхушку придворной иерархии И.А. Шуйского — сына затравленного псарями боярина. Его «взлет» приблизительно совпал со временем написания первого послания князю Курбскому.
Но во времена опричнины на сцену вышло уже следующее поколение Шуйских. А что же произошло с теми Шуйскими, которые непосредственно участвовали в событиях «боярского правления»? Среди оставшихся в живых к моменту казни А.М. Шуйского в 1543 году на службе находилось трое князей Шуйских. Сын «наместника московского» — князь П.И. Шуйский, который помог своему отцу одержать победу над князьями Бельски-ми в 1542 году, пробыл два года в опале, но уже в 1550 году стал боярином и до конца жизни будет занимать видное положение на службе (Володи-хин, 2012: 14-16). Лицевой летописный свод содержит сведения о ссылке князя Ф.И. Скопина-Шуйского, но разрядные книги называют в 1544 году его воеводой в Костроме, причем с боярским титулом. Для нас же особый интерес представляет судьба брата казненного А.М. Шуйского — князя И.М. Шуйского.
Карьера и государственная деятельность И.М. Шуйского изучены слабо. В работе Г.В. Абрамовича он упоминается в связке со своим братом. Исследователь проецирует на него летописные свидетельства о злоупотреблениях и грабежах, характерных для А.М. Шуйского, но в отличие от других видных князей рода не дает ему подробной характеристики, а основные вехи карьеры князя описывает весьма поверхностно. Показательный момент: М.М. Кром в своем исключительно подробном исследовании периода «боярского правления» не уделяет И.М. Шуйскому должного внимания. Говоря о том, что казнь князя А.М. Шуйского не повлекла за собой расправ над его окружением, он приводит в пример назначения мо-
лодого Ф.И. Скопина-Шуйского, не говоря ни слова о судьбе брата казненного (Кром, 2010: 299).
Между тем, биография боярина И.М. Шуйского богата на события.
Действительно, И.М. Шуйский в начале свой карьеры упоминается вместе с печально знаменитым братом. Вместе с ним он планировал отъехать на службу к уездному князю Юрию Дмитриевичу в 1528 году, но план был раскрыт, и на князей была наложена опала. После своего освобождения под залог, внесенного группой из двадцати восьми князей, князь начинает воинскую службу с позицию городового воеводы в Коломне в 1531 году (Разрядная книга, 1977: 226). В 1532 году, почти сразу после начала воинской карьеры, он впервые возглавлял самостоятельное полевое соединение — войска, стоявшие на Угре (Там же: 229). В 1538 году это назначение повторяется. В 1541 году И. М. Шуйский назван вторым воеводой большого полка в разряде «на берег» после Д.Ф. Бельского, в момент явного преобладания Бельских (Там же: 295). К моменту падению Шуйских и гибели брата он уже имел солидный опыт командования самостоятельными соединениями. И, видимо, заслужил такую репутацию, которая позволила ему сохранить свое положение при Дворе и в воинской иерархии. Страшная смерть брата, поплатившегося за свое наглое поведение, вроде бы, должна была похоронить карьеру Ивана Михайловича. Но уже в январе 1544 князь И.М. Шуйский поставлен во главе большой армии во Владимире (Там же: 312).
В 1546 году он командует полком правой руки в «береговой» армии, формально отданной под команду князя Юрия Васильевича — брата царя (Там же: 318-319). В 1547 году князь вновь возглавляет полк правой руки в береговой армии (Там же: 330), а позднее он возглавил полк правой руки в первом казанском походе Ивана Грозного 1547-1548 гг. (Там же: 343). В 1550 он указан наместником в Новгороде, откуда вызван в Коломну руководить армией из пяти полков (Там же: 382). В 1551 году князь И.М. Шуйский — снова главный воевода в разряде «на берег» (Там же: 402).
В 1553 году состоялся государев поход «на берег», в котором князь расписан на должность первого воеводы большого полка (Разрядная книга, 1978: 451), т.е., опять-таки, командующего. В 1554 году он так же возглавил разряд «на берег» (Там же: 474).
Краткий обзор карьеры князя И. М. Шуйского показывает, что смерть брата не повлияла на положение князя. Он остается одним из самых востребованных воевод государства в период, когда молодой царь начинает брать власть в свои руки. О его прочном положении не только в воинской иерархии, но и при дворе свидетельствует получения чина дворецкого в 1547 году в связи с венчанием на царство Ивана IV (Борисов, 1993: 172175). Положение свое князь сохранял, несмотря на политические неурядицы. Назначение 1554 года свидетельствует, что он не потерял положение при дворе в результате обострения придворной борьбы во время болезни
царя. В 1553 году князь Иван Михайлович выразил протест Боярской Думы против присяги, которой должен был руководить Владимир Воротынский, а не он (Скрынников, 1975: 49). Но в 1555 году он назначен первым наместником Москвы во время похода царя к Коломне (Разрядная книга, 1978: 499). Должность эту он занимал вплоть до 1557 года (Там же: 513). Назначения названного периода нельзя приписать к числу случайных или полученных по инерции, за счет прежнего влияния Шуйских в Думе. Боярина И.М. Шуйского не коснулись казни, обрушившиеся на тех, кто злоупотреблял своим положением в период «боярского правления»: его не только не тронули, но и продолжали давать ему высокие посты вплоть до кончины князя в 1559 году (Козляков, 2007: 35). Очевидно, его «неблаговидные» родственные связи перевешивались в глазах царя превосходными личными качествами. Его карьера (вкупе с карьерами родственников) позволяет сделать вывод, что отношения царя ко всему роду Шуйских было далеким от того, что он изложил в переписке с Курбским.
Учитывая возраст князя, его влияние на воинской службе, частоту военных назначений и стабильное положение при дворе, можно сделать предположение, что именно князь И.М. Шуйский возглавлял весь род после 1543 года. И он смог сохранить влияние на дела, добытое при Василии III и во время «боярского правления».
БИБЛИОГРАФИЯ Абрамович Г.В. Князья Шуйские и российский трон. Л., 1991. Альшиц Д.Н. Иван Грозный и приписки к лицевым сводам его времени // Исторические записки. Кн.23. М., 1947. Борисов Н.С. Русские полководцы XIII-XVI веков. М. 1993. Володихин Д.М. Иван Шуйский. М., Вече, 2012.
Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного: Очерки социально-экономической истории России середины XVI в. М., 1960 Козляков В.Н. Василий Шуйский. М., 2007.
Кром М.М. «Вдовствующее царство»: политический кризис в России 3040-х гг. XVI века. М.: Новое литературное обозрение, 2010. Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975.
Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского государства 30-50-х г. XVI в. М., 1958.
Разрядная книга 1475-1605. Т. 1. Ч. 2. М.: Наука, 1977. Разрядная книга 1475-1605. Т. 1. Ч. 3. М.: Наука, 1978.
