CC BY
20DOI 10.47643/1815-1337_2023_5_58 УДК 340.1
К ВОПРОСУ О РОЛИ ПРЕЦЕДЕНТА В ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКЕ РОССИЙСКИХ СУДОВ The question of the role of precedent in the law enforcement practice of Russian courts
ЯПРЫНЦЕВ Евгений Викторович,
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры теории и истории государства и права Стерлитамакского филиала Уфимского университета науки и технологий. 453103, Россия, Республика Башкортостан, г. Стерлитамак, пр. Ленина, 47а. E-mail: kus330@yandex.ru;
ЯПРЫНЦЕВ Иван Евгеньевич,
студент факультета права Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 109028, Москва, Большой Трехсвятительский переулок, д. 3. E-mail: kus330@yandex.ru;
Iapryntsev Evgeny Viktorovich,
PhD in Law, Associate Professor, Associate Professor, Department of Theory and History of State and law of the Sterlitamak Branch of the Ufa University of Science and Technology. 453103, Russia, Republic of Bashkortostan, Sterlitamak, 47a Lenina Ave. E-mail: kus330@yandex.ru;
Iapryntsev Ivan Evgenievich,
a student of law at the National Research University Higher School of Economics. 109028, Moscow, Bolshoy Trekhsvyatitelsky pereulok. 3. E-mail: kus330@yandex.ru
Краткая аннотация: статья посвящена вопросу о роли судебной практики в правоприменении, рецепции прецедентного права в отечественную правовую систему и наличию признаков прецедента в актах высших судебных инстанций России.
Abstract: The article is devoted to the role of judicial practice in law enforcement, the reception of case law in the domestic legal system and the presence of signs of precedent in the acts of the highest judicial instances of Russia.
Ключевые слова: судебный прецедент, судебная практика, правоприменение, обязательное толкование норм права, источники права.
Keywords: judicial precedent, judicial practice, law enforcement, mandatory interpretation of legal norms, sources of law.
Для цитирования: Япрынцев Е.В., Япрынцев И.Е. К вопросу о роли прецедента в правоприменительной практике российских судов // Право и государство: теория и практика. 2023. № 5(221). С. 58-61. http://doi.org/10.47643/1815-1337_2023_5_58.
For citation: Iapryntsev E. V., Iapryntsev I.E. The question of the role of precedent in the law enforcement practice of Russian courts // Law and state: theory and practice. 2023. No. 5(221). pp. 58-61. http://doi.org/10.47643/1815-1337_2023_5_58.
Статья поступила в редакцию: 18.03.2023
Значение и роль судебного прецедента в странах романо-германской правовой семьи на протяжении длительного времени остаётся дискуссионным вопросом, несмотря на довольно интенсивное научное обсуждение и высокий интерес к данной проблематике со стороны как учёных-правоведов, так и практикующих юристов, а также представителей судейского корпуса.
Традиционно судебный прецедент не относится к источникам права в романо-германской правовой семье. Однако, в ходе конвергенции романо-германской (civil law) и англо-саксонской правовой семьи (common law) де-факто, на практике происходит рецепция института судебного прецедента и его влияние постоянно увеличивается [1].
Так, судебный прецедент уже сейчас в той или иной мере действует в Италии, Франции, Германии, Испании, хотя зачастую и не является полноценным источником права [2]. Несмотря на то, что суды в Европе, чаще всего, выполняют сугубо правоприменительную функцию, они начинают влиять на возникновение и новых норм права. Подобные процессы происходят и в России, но со своей спецификой.
Полагаем целесообразным опираться на понимание судебного прецедента, сформированного классиком сравнительного правоведения Рене Давидом, которое сводится к тому, что судебный прецедент - это решение по конкретному делу, являющееся обязательным для судов той же или низшей инстанции при решении аналогичных по составу правоотношений дел, либо служащее образцом толкования закона, не имеющим прямой обязательной силы, однако учитываемой судами при вынесения решения по делу [3].
Очевидно, что судебный прецедент в российской правовой системе, в основном, соответствует второй части вышеприведённого определения, поскольку в судебных актах по конкретным делам, постановляемыми российскими судами, как правило, отсутствуют ссылки на решения вышестоящих судов по конкретным делам, а основаниями для изменения или отмены судебных решений никогда не является «не следование» суда той или иной обязательной правовой позиции вышестоящей судебной инстанции.
Между тем, стороны по делу всё чаще обосновывают свою позицию, ссылаясь на судебные акты апелляционной и вышестоящих инстанций, по делам со сходными фактическими обстоятельствами. И суды, в целом, не пресекают эту практику, поскольку это ориентир, заслуживающий внимания.
При этом, судебный прецедент в российской системе правоприменения остаётся исключительно толковательным, обладая рядом особенностей, обусловленных историей его развития и самим устройством государственного механизма в Российской Федерации.
В юридической науке существует несколько подходов к соотношению и определению понятий форма и источник права. Будем придерживаться его определения в формально-юридическом смысле: как формы внешнего выражения правил поведения участников общественных отношений [4].
Почему же наличие судебного прецедента в Российской правовой системе, изначально типично континентальной, представляет собой не только небезынтересный теоретико-правовой феномен, а практическую и философскую проблему, требующую понимания?
Судебный прецедент основан на принципе «Stare decisis et non quieta movere», что в переводе с латинского означает: «стоять на решённом и не нарушать спокойствие». Исходя из этого принципа, решения вышестоящих судов являются обязательными, а одни и те же правовые ситуации регулируются единообразно.
А вот обеспечение единообразия судебной практики как формы правоприменения как раз и является одной из основных задач Верховного Суда РФ как высшей судебной инстанции и одновременно как органа судебного надзора, координирующего работу всей судебной системы. Недаром в преамбуле Постановлений Пленума ВС РФ указывается на то, что дать судам разъяснения постановляется именно «в целях обеспечения единства практики применения судами законодательства...».
Одним из основных аргументов, выдвигаемых против судебного прецедента как источника права является противоречие десятой статье Конституции РФ. Исходя из нее, ветви власти независимы, а значит судебная власть не может заниматься правотворчеством и тем самым претендовать на полномочия законодательной власти. Но факты есть факты.
Так или иначе, невозможно отрицать фактическое влияние судебной практики на реальное правоприменение, причём оно закреплено и в законодательстве. Так 74 статья ФКЗ о Конституционном Суде устанавливает, что Конституционный Суд РФ принимает решение по делу, оценивая, помимо прочего, и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием, в том числе в решениях по конкретному делу, или сложившейся правоприменительной практикой. [б].
Более того, роль Верховного Суда РФ закреплена в статье 126 Конституции РФ, гласящей, что Верховный Суд осуществляет в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за деятельностью судов общей юрисдикции и арбитражных судов и дает разъяснения по вопросам судебной практики [6].
Основой дискуссии о прецеденте в России являются три вида актов: решения Конституционного суда, постановления Верховного суда и сохраняющие свое действие постановления Высшего арбитражного суда РФ (в том числе, постановления Пленумов этих судов) и Обзоры судебной практики, утверждённые Президиумом Верховного Суда РФ.
Конституционный Суд осуществляет проверку конституционности законов и иных нормативно-правовых актов. В случае вынесения решения о неконституционности закона, его действие прекращается. Именно поэтому Конституционный Суд называют «негативным законодателем», а такие его постановления действительно имеют нормативный характер.
Вместе с тем, помимо «блокирующего» нормотворчества Конституционного Суда РФ, связанного с признанием тех или иных норм противоречащими Конституции России, в большом количестве актов формулируются «правовые позиции» на основе толкования нескольких правовых актов «в их взаимосвязи», ни один из которых не содержит положений в том конечном виде, как они формулируются Конституционным Судом РФ. И в дальнейшем судами при рассмотрении конкретных дел применяется уже сформулированная «правовая позиция» с прямой ссылкой на соответствующие акты КС РФ как источник права.
Так, Конституционный Суд РФ впервые дал конституционно-правовое обоснование категории «муниципальной власти» как особой формы власти публичной (постановления Конституционного Суда РФ от 15 января 1998 г. № 3-П [7], от 30 ноября 2000 г. № 15-П [8], от 2 апреля 2002 г. № 7-П [9]. В постановлениях от 23 февраля 1999 г. [10], от 18 июля 2003 г. [11] Конституционный Суд РФ обосновал конституционно-правовую природу категории «свобода договора». При этом правовые позиции, как их юридически обязательны, то есть имеют такую же юридическую силу, как и сами решения Конституционного Суда (Определение от 8 октября 1998 г. № 118-О Конституционный Суд РФ) [12].
В этой связи нельзя не вспомнить и Постановление № 21-П от 14 июля 2015 г., в котором Конституционный Суд РФ сформулировал следующую правовую позицию: в случае, когда постановление ЕСПЧ, вынесенное против России, основано на таком толковании положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которое входит в противоречие с Конституцией РФ, такое постановление ЕСПЧ не может быть исполнено в России. Законодательное выражение эта позиция получила в июне 2022 г., когда Президент России В.В. Путин подписал закон, позволяющий не исполнять решения ЕСПЧ, принятые после 15 марта, а в сентябре 2022 года Россия окончательно вышла из под юрисдикции ЕСПЧ и перестала быть стороной Европейской конвенции по правам человека.
Что касается судебной практики судов общей юрисдикции и арбитражных судов, то здесь имеются различные мнения. Ряд авторов полагают, что постановления Пленумов Верховного Суда являются специфической формой судебного правотворчества. Так, А.В. Корнев считает, что постановления Президиума ВС РФ, вынесенные при рассмотрении конкретных дел в порядке надзора, могут быть отнесены к судебному прецеденту, а вот обзоры судебной практики, утверждаемые тем же президиумом, имеют неоднозначную юридическую природу, и могут рассматриваться как официальная систематизация поддерживаемых им прецедентов толкования закона и одновременно как абстрактное толкование правовых норм, данное самим президиумом. Постановления Пленума автор признаёт уникальной формой судебного правотворчества, сложившейся в СССР, и сохранившейся в этом качестве в современной России [13].
Помимо доктринального соответствия дефинитивным признакам судебного прецедента, определяющая роль правоприменительной практики высших судов и обязательный характер их толкования нормативного материала напрямую закрепляются в самих же Постановлениях Пленума.
Например, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 12 от 30.06.2020 прямо указывается обязанность суда апелляционной инстанции применительно к ч. 4 ст. 170 АПК РФ устанавливать, соответствуют ли выводы судов практике применения правовых норм, определенной постановлениями Пленума и Президиума Верховного Суда РФ и сохранившими силу постановлениями Пленума и Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, а также содержащейся в обзорах судебной практики, утвержденных Президиумом Верховного Суда РФ (п. 28) [14].
Или, например, в п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебном решении» разъясняется, что при принятии решений судам необходимо учесть, помимо правовых норм по делу, также постановления Конституционного Суда РФ и Пленума Верховного Суда РФ, содержащие разъяснения по применению норм материального или процессуального права, подлежащих применению в данном деле [15]. И, по нашему мнению, любой судебный акт Верховного Суда РФ, не подлежащий дальнейшему обжалованию, де-факто является судебным прецедентом.
А дело, по нашему мнению, вот в чём. В условиях конституционного декларирования верховенства права и гарантии судебной защиты прав, сво-
бод и законных интересов граждан и организаций всех форм собственности, правосудие становится важнейшим элементом государственного управления, общим знаменателем, конечным пунктом нормативного регулирования в любой сфере деятельности. В условиях всеобщего доступа к правосудию, судебная система неизбежно включается в регулятивную работу государства и проведение его внутренней политики во всех сферах жизни общества.
Вместе с тем, очевидно, что для обеспечения единообразия судебной практики необходимы общие ориентиры для правоприменителей, и в этой связи определённую проблему представляет собой сочетание принципа независимости судей, которые должны принимать решения, руководствуясь исключительно нормами законодательства, своим внутренним убеждением и совестью с одной стороны и принципом единообразного применения законодательства с другой, ибо невозможно применять правовую норму, никак её не толкуя; толкование - продукт человеческого понимания, которое не всегда бывает «правильным», поскольку априори субъективно.
Вот эту правовую целостность и единообразие и обеспечивают судебные акты не только Президиума и Пленума, но и коллегий Верховного Суда РФ по конкретным делам, вступившие в законную силу, как отдельные, сами по себе, так и включаемые в Обзоры судебной практики.
Более того, суды уровня субъектов Федерации регулярно формируют собственные обзоры судебной практики, которые доводятся до районных судов и мировых судей соответствующего субъекта). Положения, которые включаются в обзоры, формально не являются императивными для нижестоящих судов, однако при несоблюдении данных положений, решение по делу, в случае обжалования, как правило, будет отменено или изменено, поэтому, как правило, суды применяют правовые позиции Верховного Суда, да и просто вышестоящих судов, являющихся по отношению к ним апелляционной или кассационной инстанцией.
Дело в том, что в судебной системе Российской Федерации применительно к оценке работы судей существует такое явление как «качество рассмотрения дел», характеризующееся специфическим понятием «утверждаемость» в разрезе как каждого конкретного судьи индивидуально, так и в разрезе каждого суда, региона и округа. Это вполне конкретный статистический показатель в процентах, характеризующий количество изменённых или отменённых итоговых судебных актов по отношению к общему количеству рассмотренных по существу дел и к общему числу обжалованных итоговых судебных решений.
Этот показатель судебной работы является ключевым и принимается во внимание, в том числе и при рассмотрении кадровых вопросов - чем выше «утверждаемость», то есть, чем с большим количеством решений суда согласилась апелляционная, кассационная и надзорная инстанция, тем лучше, и тем выше «качество» рассмотрения дел как конкретным судьёй, коллегией судей или территориальной (региональной или окружной) системой судов, хотя в наибольшей степени это касается всё-таки судей районных (городских)судов и мировых судей, которые и являются основным правоприменительным звеном.
Приемлемый процент «утверждаемости», конечно, отличается в зависимости от нагрузки на судей и интенсивности обжалования (как правило, в районных и межрайонных судах средний («нормальный») процент «утверждаемости» несколько выше, чем в городских), и в зависимости от региона и округа, и, конечно, от уровня судебной инстанции. Однако, главный принцип действует неизменно - «качество рассмотрения дел» должно быть не ниже среднего по суду, региону, округу, и судья всегда ориентирован на то, чтобы его итоговые судебные акты при обжаловании оставлялись в силе судом вышестоящей инстанции, в идеале, в 100% случаев.
Поэтому игнорировать правовые позиции высших судов, формулировки которых носят, конечно, толковательный характер, однако, зачастую де-факто формулируют нормы, не закреплённые напрямую в таком виде в нормативно-правовых актах, как говорится, «себе дороже», - согласен с ними конкретный судья или не согласен.
Например, в определении судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 24 декабря 2015 г. № 309-ЭС15-11394 сформирована правовая позиция, которая напрямую не содержится в специализированным нормативном акте (Земельном кодексе РФ).
Указанным определением были отменены решение Арбитражного суда Республики Башкортостан от 18.11.2014 по делу № А07-17306/2014, постановление Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 27.01.2015 и постановление Арбитражного суда Уральского округа от 03.06.2015 по тому же делу.
Так, на основании пп. 6 п. 2 ст. 39.3 ЗК РФ без проведения торгов осуществляется продажа земельных участков, на которых расположены здания, сооружения, собственникам таких зданий, сооружений либо помещений в них в случаях, предусмотренных статьей 39.20 ЗК РФ.
Статья 39.16 ЗК РФ содержит исчерпывающий перечень оснований для отказа в предоставлении земельного участка, находящегося в государственной или муниципальной собственности, без проведения торгов.
В данном пункте (как и вообще в законодательстве РФ) не содержится указания на «несоразмерность» как основание для отказа в реализации права на предоставление земельного участка за плату на условиях, предусмотренных земельным законодательством.
Более того, Минэкономического развития РФ в письмах № Д23и-2954 от 25.06.2015 и № Д23и-3084 от 3 июля 2015 г. даны официальные разъяснения, которые подтверждают, что у правообладателя застроенного земельного участка, который в существующих границах значительно превосходит площадь застройки расположенных на нем зданий, имеется право выкупа всего земельного участка. Какой-либо обязанности разделить земельный участок на застроенную и пустующую его части законодательством не установлено.
До вынесения указанного Определения Верховного Суда РФ именно так и применялись вышеприведённые нормы ЗК РФ, соответственно земельные участки продавались собственникам расположенных на них объектов недвижимости вне зависимости от их размера.
Характерно, что по указанному делу такую же позицию заняли все судебные инстанции вплоть до кассационной, решения которых в итоге были отменены Верховным судом РФ, который пришёл к выводу о том, что из совокупного толкования норм п. 2 ст. 35, п. 1 ст. 36 Земельного кодекса РФ следует, что собственник объектов недвижимости имеет исключительное право на приобретение земельного участка, занятого объектом недвижимости и необходимого для его использования, площадь которого определяется в соответствии с правилами пункта 3 статьи 33 названного Кодекса [16]. Это при том, что все указанные статьи к моменту вынесения определения утратили свою силу уже более чем как полгода.
На этом основании с 2016 года в предоставлении государственной услуги по выкупу земельных участков собственниками расположенных на них зданий и сооружений, площадь которых значительно меньше площади испрашиваемого участка, отказывается по причине несоразмерности со ссылкой на
п. 1 ст. 39.16 ЗК РФ, хотя этот пункт в качестве основания для отказа предусматривает ситуацию, когда с заявлением о предоставлении земельного участка обратилось лицо, которое в соответствии с земельным законодательством не имеет права на приобретение земельного участка без проведения торгов.
Очевидно, что это уже не просто толкование совокупности правовых норм, а создание самостоятельного основания для отказа в предоставлении важной государственной услуги, не предусмотренного первоначально законодателем и не внесённое в закон впоследствии. Однако государственная политика требовала именно такой позиции (и обоснованно - с целью пресечения злоупотребления правом и скупки земельных участков по льготным ценам), и норма была «выкована» из практики.
Причём формирование указанной позиции Верховным судом РФ незамедлительно запустило пересмотр позиции как административной, так и судебной системы по указанному вопросу в сторону отказа собственникам зданий и сооружений в льготной продаже земельных участков по мотиву несоразмерности (хотя каких-либо критериев соотношения объекта недвижимости и необходимого для его эксплуатации земельного участка до настоящего времени не выработано).
Более того, органы прокуратуры начали в массовом порядке проводить проверки в органах исполнительной власти субъектов РФ и в муниципальных администрациях и обращаться и исками об оспаривании ранее заключенных в порядке пп. 6. п. 2 ст. 36 ЗК РФ договоров купли-продажи земельных участков, если размер проданного участка по мнению прокуратуры несоразмерен расположенному на нём зданию или сооружению.
Необходимо отметить ещё один любопытный феномен, способствующий рецепции прецедентного принципа в отечественную правовую систему: взаимно-мультиплицирующий эффект, связанный с внедрением информационно-цифровых технологий в процесс отправления правосудия, да и вообще в отечественную юриспруденцию, повсеместное построение работы на основе информационно-справочных систем, таких как «Консультант» и «Гарант», и их стремительное совершенствование.
Быстрый и удобный доступ к гигантскому массиву правовой информации (и в первую очередь, к судебной практике) как по вертикали (всех уровней и инстанций, по ссылкам вплоть до решения судов первой инстанции), так и по горизонтали (любых регионов страны) сам по себе формирует «спрос» на поиск чужого опыта при разрешении споров.
С другой стороны, обязательное толкование вышестоящих судов и система «качества рассмотрения» дел, выраженная во вполне конкретной статистике по каждому судье, делают информационно-правовые системы важнейшим и необходимейшим инструментом работы любого судьи, да и любого юриста-правоприменителя или правоведа-теоретика.
Библиогра фия:
1. Mattei, Ugo, and Luca G. Pes,' Civil Law and Common Law: Toward Convergence?'in Gregory A. Caldeira, R. Daniel Kelemen, and Keith E. Whittington (eds)The Oxford Handbook of Law and Politics (2008; online edn, Oxford Academic,2 Sept.2009), https://doi.org/10.1093/oxfordhb/9780199208425.003.0015, accessed 4 Dec. 2022.
2. MacCormick, D.N., Summers, R.S., & Goodhart, A.L. (Eds.). (1997). Interpreting Precedents: A Comparative Study (1st ed.). Routledge. https://doi.org/10.4324/9781315251905.
3. Давид Р. Основные правовые системы современности. М.,1988. С. 318-323, 365.
4. Мирошник Светлана Валентиновна. Источник права и форма права: соотношение понятий // Пробелы в российском законодательстве. 2013. № 5. С. 35-37.
5. Собрание законодательства РФ. 1994. № 13. Ст. 1447.
6. «Российская газета» от 25.12.1993 г. № 237 (первоначальный текст).
7. Сборник законодательства РФ. 1998. № 4. Ст. 532
8. Сборник законодательства РФ 2000. № 50. Ст. 4943.
9. Сборник законодательства РФ. 2002. № 14. Ст. 1374.
10. Сборник законодательства РФ. 1999. № 10. Ст. 1254.
11. Сборник законодательства РФ. 2003. № 28. Ст. 3102.
12. Бондарь Н.С. Нормативно-доктринальная природа решений Конституционного суда РФ как источников права // Журнал российского права. 2007. № 4. С.
75-85.
13. Корнев А.В. Разъяснения высших судов по вопросам судебной практики как форма судебного правотворчества в России: дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2016. С. 12-13.
14. Бюллетень Верховного Суда РФ. 2020. № 9.
15. Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. № 2.
16. Собрание законодательства РФ. 2001. № 44. Ст. 4147.
References:
1. Mattei, Ugo, and Luca G. Pes,' Civil Law and Common Law: Toward Convergence?'in Gregory A. Caldeira, R. Daniel Kelemen, and Keith E. Whittington (eds)The Oxford Handbook of Law and Politics (2008; online edn, Oxford Academic,2 Sept.2009), https://doi.org/10.1093/oxfordhb/9780199208425.003.0015, accessed 4 Dec. 2022.
2. MacCormick, D.N., Summers, R.S., & Goodhart, A.L. (Eds.). (1997). Interpreting Precedents: A Comparative Study (1st ed.). Routledge. https://doi.org/10.4324/9781315251905
3. David R. Basic legal systems of modernity. Moscow, 1988. pp. 318-323, 365.
4. Miroshnik Svetlana Valentinovna. Source of law and form of law: correlation of concepts // Gaps in Russian legislation. 2013. No. 5. pp. 35-37.
5. Collection of Legislation of the Russian Federation. 1994. No. 13. St. 1447.
6. "Rossiyskaya Gazeta" dated 25.12.1993, No. 237 (original text).
7. Collection of legislation of the Russian Federation. 1998. No. 4. Article 532
8. Collection of legislation of the Russian Federation 2000. No. 50. Article 4943.
9. Collection of legislation of the Russian Federation. 2002. No. 14. Article 1374.
10. Collection of legislation of the Russian Federation. 1999. No. 10. Article 1254.
11. Collection of legislation of the Russian Federation. 2003. No. 28. Article 3102.
12. Bondar N.S. Normative-doctrinal nature of decisions of the Constitutional Court of the Russian Federation as sources of law // Journal of Russian Law. 2007. No. 4.
pp. 75-85.
13. Kornev A.V. Explanations of the supreme courts on judicial practice as a form of judicial law-making in Russia: diss. ... cand. jurid. M., 2016. pp. 12-13.
14. Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 2020. № 9.
15. Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 2004. No. 2.
16. Collection of legislation of the Russian Federation. 2001. No. 44. St. 4147.
