А.А. Насонов,
Волгоградский государственный университет
К ВОПРОСУ О ПОНЯТИИ РЕАЛИЗАЦИИ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ ПРАВА НА ЗАЩИТУ ЛИЦА ПРИ ВЫДАЧЕ ИНОСТРАННОМУ ГОСУДАРСТВУ ДЛЯ УГОЛОВНОГО
ПРЕСЛЕДОВАНИЯ
ON THE CONCEPT OF THE UNDERSTANDING THE IMPLEMENTATION IN A CRIMINAL LEGAL PROCEEDINGS RIGHT TO PROTECT A PERSON WHEN ISSUING A FOREIGN STATE FOR CRIMINAL PERSECUTION
В статье рассматриваются составляющие понятия реализации в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования. Среди них: право на защиту лица, запрашиваемого к выдаче, экстрадиционная процедура, цель реализации права на защиту лица при выдаче для уголовного преследования, субъекты реализационного процесса, способы реализации права на защиту лица при выдаче для уголовного преследования. Раскрывается содержание указанных понятий.
In article making concepts ofrealisation of criminal legal proceedings of the right to protection of the person at delivery to the foreign state for criminal prosecution are considered. Among them: the right to protection of the person requested to the delivery, ex-traditional procedure, the purpose of realisation of the right to protection of the person at delivery for criminal prosecution, subjects реализационного process, ways ofrealisation of the right to protection of the person at delivery for criminal prosecution. The maintenance of the specified concepts reveals.
Выдача лица для уголовного преследования является одним из направлений международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства, получившим свое закрепление в УПК РФ. Такое внимание законодателя к этой проблеме не случайно. Оно вызвано потребностью взаимодействия Российской Федерации с иностранными государствами в уголовно-процессуальной сфере. Указанная потребность продиктована заинтересованностью нашего государства в выдаче находящихся за рубежом лиц, причастных к деяниям, посягающим на отношения, взятые под охрану российским уголовным законом. Реализовать этот интерес невозможно, не приняв на себя соответствующих обяза-
тельств по отношению к другим государствам, стремящимся также самостоятельно привлекать к уголовной ответственности виновных лиц, где бы они ни находились.
Также уголовно-процессуальное взаимодействие различных государств стимулирует следующая ситуация, сложившаяся в крупных российских городах: значительная доля преступлений в них совершается иностранцами, в большинстве своем нелегально находящимися на территории страны. За январь — март 2018 г. иностранными гражданами и лицами без гражданства на территории Российской Федерации совершено 10415 (-3,4%) преступлений, из которых 9345 (-2,2%) совершено гражда-
нами государств — участников СНГ, что составило 89,7% от всех преступлений, совершенных не гражданами России [1]. Среди иностранцев и лиц без гражданства, совершивших преступления на территории Российской Федерации, есть и те, кто скрывался от привлечения к уголовной ответственности у себя на родине.
Укрепление уголовно-процессуального взаимодействия государств, направленного на борьбу с преступностью, не исключает, а скорее, наоборот, предполагает согласованность их деятельности по обеспечению законных прав и интересов личности, потребность в которой, по справедливому утверждению Р. А. Гурбанова, на современном этапе лишь увеличивается [2. — С. 15]. Эти два вида деятельности — борьба с преступностью и обеспечение законных прав и интересов личности — применительно к уголовному судопроизводству требуют синхронизации, то есть одновременного осуществления. Данное обстоятельство актуализируется не только для уголовно-процессуальных отношений, сопровождающих традиционное движение уголовного дела по стадиям уголовного судопроизводства, но также и для отношений, обусловленных реализацией норм, содержащихся в части пятой УПК РФ «Международное сотрудничество». Особое значение параллельное существование борьбы с преступностью и обеспечения законных прав и интересов личности приобретает для экстради-ционных отношений, в рамках которых должны защищаться права запрашиваемых к выдаче лиц. Такое положение дел исторически предопределено, так как начиная с ХГХ века, когда сотрудничество государств в борьбе с общеуголовными преступлениями стало преобладать над личными интересами государя, субъектами экстрадиции, помимо государств, стали индивиды, чьи права подлежали защите в экстрадиционном процессе [3. — С. 10].
В настоящее время следовать упомянутой параллели обязывает не только национальное законодательство, ориентированное на защиту прав личности (ст. 6 УПК РФ), но и международные документы, содержащие соответствующие стандарты в указанной области.
К сожалению, правоприменительная практика смещает акценты в целях, стоящих перед выдачей лиц, в сторону борьбы с международной преступностью в ущерб интересам реализации прав этих лиц. Такое смещение явно дает о себе знать, когда оно сопровождается пренебрежительным отношением к праву на защиту лица, запрашиваемого к выдаче. Надо сказать, что данная проблема является лишь частью общей, которая достаточно точно была в свое время обозначена В. Н. Синюковым, но, к сожалению, так и не нашла своего окончательного решения. Речь идет о прогрессирующем ухудшении ситуации по
многим позициям правовой защищенности личности — важнейшему международному показателю здоровья правовой системы, и это при том, что введен ряд прогрессивных защитных механизмов [4. — С. 447].
Указанная тенденция наблюдается отчасти и в отношении запрашиваемого к выдаче лица. Она проявляется в трудностях, которые складываются вокруг реализации его права на защиту. Подтверждением этого являются многочисленные нарушения российского государства в этой сфере, фиксируемые в решениях ЕСПЧ. При этом количество экстрадиционных дел, рассматриваемых в ЕСПЧ, продолжает увеличиваться, создавая угрозу для престижа Российской Федерации [5. — С. 111]. Комитет министров Совета Европы вынужден обсуждать вопросы исполнения российскими властями постановлений ЕСПЧ о нарушениях прав лиц, запрашиваемых иностранными государствами для уголовного преследования. А именно: на его заседаниях выражалась обеспокоенность повторяющимся характером нарушений и неэффективностью расследования фактов похищений и принудительного перемещения с территории России лиц, в отношении которых заявлено ходатайство о выдаче. Подобные нарушения зафиксированы в ряде документов [6—8]. Комитетом министров Совета Европы было выдвинуто предложение предоставить более подробную информацию о практической реализации существующего в России превентивного и защитного механизма в отношении лиц рассматриваемой категории [9. — С. 30].
Все это свидетельствует об остроте проблемы эффективности реализации в уголовном процессе России права на защиту лица при выдаче для уголовного преследования. Однако не только указанные особенности практики ЕСПЧ обуславливают необходимость решения обозначенной проблемы. Есть и другие обстоятельства, актуализирующие ее. К их числу можно отнести: соответствующие положения международно-правовых документов, ориентированные на необходимость защиты прав лица; курс на защиту личности от ограничения ее прав и свобод, взятый российским законодателем (ч. 1 ст. 6 УПК РФ); складывающуюся практику Конституционного Суда Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации, вектор которой в основном совпадает с указанным законодателем курсом.
Решение проблемы эффективности реализации права на защиту запрашиваемого к выдаче для уголовного преследования предполагает обязательную оптимизацию правового регулирования ряда вопросов выдачи лица. Это и понятно, поскольку такая реализация не может рассматриваться в отрыве от экстрадиционных отношений. Она призвана их сопровождать.
Указанную оптимизацию, на наш взгляд, следует осуществлять в рамках УПК РФ, абстрагируясь от идеи издания отдельного федерального закона о выдаче (экстрадиции), приверженцы которой есть не только в России, но и за рубежом. Они считают эту меру в силу разных причин необходимой для своего национального уголовно-процессуального законодательства [10, 11]. Против этого в литературе уже приводились убедительные аргументы, одним из которых является наличие в действующем УПК РФ главы, регламентирующей выдачу лица для уголовного преследования [12. — С. 10]. Относительно доводов сторонников принятия специализированного закона, обеспечивающего дальнейшее развитие института выдачи, ликвидации пробелов УПК РФ, устранения противоречий российских и международных норм, касающихся экстрадиционной процедуры [13. — С. 81], следует сказать, что эти проблемы разрешаемы и в рамках кодифицированного уголовно-процессуального закона.
Для того чтобы знать, в каком направлении совершенствовать реализацию права на защиту запрашиваемого к выдаче лица, необходимо уяснить ее сущность, понять ее структуру. Указанные обстоятельства, на наш взгляд, должны найти отражение в дефиниции «реализация в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования».
В науке уголовно-процессуального права не сформулировано ни одного определения реализации в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче для уголовного преследования. Поскольку реализационный процесс является одним из способов достижения назначения уголовного судопроизводства, описание его важнейших отличительных признаков, хотя бы в рамках соответствующего понятия, является необходимым. В связи с этим нами предлагается следующее определение рассматриваемого понятия.
Реализация в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования — это осуществление лицом, запрашиваемым к выдаче иностранному государству для уголовного преследования, его защитником, законным представителем, соответствующими государственными органами и должностными лицами предусмотренного нормативными актами права на защиту запрашиваемого к выдаче лица в целях наступления благоприятных последствий пребывания его в указанном статусе путем совершения правомерных действий и вынесения решения, а также бездействия в ходе применения в отношении данного лица экс-традиционной процедуры, находящих свое отражение в уголовно-процессуальных актах.
Необходимо дать комментарий к данному определению.
Отметим, что право на защиту лица, запрашиваемого к выдаче, — это совокупность прав, которые принадлежат данному лицу, а также полномочия защитника и законного представителя данного лица, необходимые ему для отстаивания собственных интересов в ходе процедуры выдачи.
Что касается нормативных актов, предусматривающих права на защиту запрашиваемого к выдаче, то необходимо сказать следующее. Если исходить из того, что право на защиту запрашиваемого к выдаче включает в себя его права, то можно говорить, что оно закреплено в законе, поскольку права запрашиваемого к выдаче, образующие содержание его права на защиту, предусмотрены в УПК РФ. Правда, и нормы международного права также предусматривают право на защиту запрашиваемого к выдаче лица, поскольку также уделяют внимание его правам (например, Минская конвенция 1993 года [14]). Поэтому к нормативным актам, предусматривающим права на защиту запрашиваемого к выдаче, следует относить не только российские законы, но и международные нормативные правовые акты.
Если говорить о цели реализации права на защиту лица при выдаче для уголовного преследования, то она обозначена в предложенном определении.
Нам она видится в наступлении благоприятных последствий пребывания лица в статусе запрашиваемого к выдаче, суть которых не быть выданным иностранному государству, а также не быть ограниченным в правах при применении к нему процедуры выдачи.
Следующее понятие, без которого бы не состоялось определение реализационного процесса, — экстрадиционная процедура. Необходимы пояснения на этот счет.
Экстрадиционная процедура — это предусмотренная нормативными правовыми актами взаимосвязанная последовательность действий государственных органов и должностных лиц одного государства в целях доставления лица другому государству, обратившемуся с соответствующим запросом или просьбой, предполагающей направление указанного запроса.
В контексте представленного нами авторского определения понятия «экстрадиционная процедура» и «процедура выдачи лица» используются как равнозначные. Но даже если исходить не из тождества экстрадиционной процедуры и процедуры выдачи лица, а из того, что каждому направлению международного сотрудничества (например, передача лица для отбывания наказания) соответствует свой вид экстрадиционной процедуры, то и в этом случае из предложенного
нами определения реализации в уголовном процессе России права на защиту лица при выдаче для уголовного преследования прослеживается, что применяемая в отношении запрашиваемого лица процедура является процедурой выдачи для уголовного преследования. Это связано с тем, что никакой иной вид экстрадиционных процедур в отношении лица, запрашиваемого к выдаче для уголовного преследования, не применяется. Ведь запрос, послуживший предпосылкой для приобретения лицом статуса запрашиваемого к выдаче, содержит просьбу именно выдачи данного лица для уголовного преследования и никакую другую.
Хотелось бы отметить, что при создании дефиниции «реализация в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования» исходили из того, что «далеко не всегда права могут реализоваться исключительно по воле самого субъекта. Во многих случаях имеются факторы, затрудняющие процесс реализации. В этом случае необходима властная организующая деятельность со стороны государственных органов» [15]. Действительно, охарактеризовать ее можно как обеспечение прав лица. Однако механизм обеспечения наряду с механизмом непосредственной реализации и механизмом защиты входит в механизм реализации прав граждан, о чем, например, не раз указывалось в работах М. В. Пучковой, задававшейся вопросами соотношения понятий «осуществление» и «реализация» [16].
Следует отметить, что реализация права на защиту является разновидностью реализации субъективного права, которая в широком смысле слова предполагает не только непосредственное осуществление права его обладателем без помощи специально уполномоченных органов. Нередко для осуществления принадлежащих лицу прав закон требует правоприменительной деятельности компетентных органов. Как верно отмечает О. В. Белинская в своей диссертации «Механизм непосредственной реализации прав и свобод личности» (Саратов, 2003), «говорить о полной автономности личности от государства в процессе реализации ее прав и свобод нельзя, так как существуют права, которые человек может реализовать только при участии органов государства» [17]. Такой же подход используют, например, следующие авторы:
1) Т. Е. Алешина в диссертации «Нотариальная форма реализации права: Теоретико-правовое исследование» (Саратов, 2001) [18], где подчеркивается, что «в механизме правореализации участвуют множество государственных и негосударственных органов и организаций»;
2) А. Э. Ушамирский в диссертации «Механизм реализации субъективных прав военнослужащих в России (вопросы теории и практики)»
(Волгоград, 2006) [18], где отмечается, что «большинство субъективных прав военнослужащих, в том числе основополагающих прав человека, осуществляются через правоприменительные акты». А известно, что правоприменительные акты издаются «компетентным органом или должностным лицом по какому-либо делу (вопросу) в отношении конкретного субъекта на основе соответствующей правовой нормы» [19];
3) О. Г. Соколова в диссертации «Особенности реализации права на обращение в суд в арбитражном процессе» (Саратов, 2017) [20], где прокурор, государственные органы, органы местного самоуправления и иные органы рассматриваются в качестве субъектов реализации прав лица.
Поэтому и опосредованное осуществление субъективного права, принадлежащего лицу, с помощью государственных органов и должностных лиц (именно в ходе их правообеспечительной деятельности) также входит в широкое понятие «реализация субъективного права».
Кроме того, давая определение понятия «реализация в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования», необходимо учитывать и общепризнанные формы реализации права, приводящие к осуществлению как объективного, так и субъективного права. К ним относятся использование, соблюдение, исполнение и правоприменение. На это ориентируют многие учебники по теории права [21. — С. 607]. При этом такая форма реализации, как правоприменение, немыслима без участия в реализационных отношениях государственных органов и должностных лиц.
Учитывая публично-правовой характер уголовно-процессуальных отношений, в рамках которых осуществляется экстрадиция, роль государственных органов и должностных лиц в реализации прав лица, запрашиваемого к выдаче, безусловно возрастает. Не защищая лицо, запрашиваемое к выдаче, как это делают само лицо, его защитник и законный представитель, но обеспечивая права запрашиваемого к выдаче, прокурор, суд, орган дознания участвуют в реализации прав данного лица.
Таким образом, реализовывать право на защиту может не только лицо, наделенное этим правом, причем самостоятельно или с помощью иного лица (защитника, представителя, законного представителя). Государственные органы и должностные лица обязаны обеспечивать реализацию указанного права.
Относительно уточнения используемых в авторском определении слов «правомерность действий», «бездействие» и «вынесение решений» хотелось бы обратить внимание на следующее.
В теории права реализация субъективных прав предполагает выполнение различных правомерных действий, в результате чего граждане, обладающие конкретным субъективным правом, получают реальные различные по своему характеру желаемые результаты (блага, социальные ценности, удовлетворение разнообразных интересов), которые стоят за этим субъективным правом.
А поскольку право на защиту является разновидностью субъективных прав, то его реализация, в том числе и применительно к лицу, запрашиваемому к выдаче, связана с выполнением правомерных действий лицом, запрашиваемым к выдаче, его защитником, законным представителем, а также властными субъектами. К таким правомерным действиям в пользу реализации права на защиту лица, запрашиваемого к выдаче, можно, например, отнести: подачу жалобы на решение о выдаче лицом, запрашиваемым к выдаче, его защитником; уведомление прокурором лица, запрашиваемого к выдаче о принятом в отношении него решении о выдаче и разъяснение прав лицу в указанном контексте. Все эти действия соответствуют правовым предписаниям, поэтому являются правовыми.
Реализация права может осуществляться с помощью бездействия. Примером может служить неприменение в отношении лица, запрашиваемого к выдаче, физического насилия, действий, унижающих человеческое достоинство. С помощью такого бездействия реализуется право лица на уважение его чести и достоинства. Данное право является составной частью права на защиту лица, запрашиваемого к выдаче. Сложная структура права на защиту, включающая процессуальные права лица, по существу, признается постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 года № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве», в частности пунктом 2 [22].
Что касается вынесения решения, как способа реализации права на защиту лица, запрашиваемого к выдаче, то уместно отнести к нему, например, постановление судьи о признании решения о выдаче лица незаконным или необоснованным и его отмене. С помощью такого решения реализуется право запрашиваемого лица не быть подвергнутым экстрадиции без соответствующих на то оснований. А данное право также является одним из элементов права на защиту.
Наконец, нельзя обойти вниманием еще один признак реализационного процесса, отраженный в предложенном нами определении «реализация в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования». Речь идет об отражении в уголовно-процессуальных актах не только решений, но и правомерных действий субъектов реализационного процесса. Действительно, правомерные действия таких субъектов находят свое отражение в уголовно-процессуальных актах. Причем это правило касается не только государственных органов и должностных лиц, но и лица, запрашиваемого к выдаче для уголовного преследования, его защитника и законного представителя. Примером уголовно-процессуальных актов, которыми оформляются действия последней группы субъектов реализационного процесса, являются ходатайства, жалобы. Данный подход используется и другими авторами, полагающими, что ходатайства и жалобы, составленные защитником и его доверителем, относятся к числу процессуальных актов [23. — С. 118].
Проанализированные нами составляющие понятия реализации в уголовном судопроизводстве права на защиту лица при выдаче иностранному государству для уголовного преследования, позволяют сделать вывод о том, что данный реализационный процесс является важной составляющей в уголовно-процессуальном механизме реализации права на защиту лиц, вовлекаемых в орбиту уголовно-процессуальных отношений.
ЛИТЕРАТУРА
1. Состояние преступности в России за январь—март 2018 г. // URL: https://genproc.gov.ru/ upload/iblock/347/sbornik_3_2018.pdf (дата обращения: 28.05.2018).
2. Гурбанов Р. А. Взаимодействие судебных органов на европейском пространстве: вопросы теории и практики : автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. — Москва, 2016. — С. 15.
3. Гуськов И. Ю. Возникновение и становление института экстрадиции в России // Российский следователь. — 2016. — № 5. — С. 10.
4. Синюков В. Н. Российская правовая система: введение в общую теорию. — Саратов : Полиграфист, 1994. — С. 447.
5. Богачевская Е. А., Новиков Д. С. Совершенствование регламентации международного сотрудничества // Вестник Владимирского юридического института. — 2015. — № 1 (34). — С. 111.
6. Касымахунов против Российской Федерации : постановление ЕСПЧ от 14.11.2013 (жалоба № 29604/12) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. — 2014. — № 11(149).
7. Эрмаков против России : постановление ЕСПЧ от 07.11.2013 (жалоба № 43165/10) // Российская хроника Европейского Суда. — 2014. — № 3.
8. Низомхон Джураев против России : постановление ЕСПЧ от 03.10.2013 (жалоба № 31890/11)
// Российская хроника Европейского Суда. — 2014. — № 2.
9. Кононов А. Организация взаимодействия МВД России с Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека // Профессионал. — 2015. — № 2. — С. 30.
10. Ху Жунь. Правовые проблемы борьбы с коррупцией Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе и пути их решения // Актуальные проблемы экономики и права. — 2015. — № 4. — С. 85.
11. Жумабекова К. Д. Перспективы развития законодательства о выдаче (экстрадиции) преступников // Актуальные проблемы юридических и общественных наук : материалы международной научно-теоретической конференции курсантов / отв. ред. канд. юрид. наук Д. Т. Кенжетаев. — Караганда : Карагандинская академия МВД РК им. Б. Бейсенова, 2016. — С. 108—109.
12. Косарева А. Е. Выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора в российском уголовном судопроизводстве : дис. ... канд. юрид. наук. — Санкт-Петербург, 2005. — С. 10.
13. Несмачная Н. В. Выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора: правовое регулирование и порядок осуществления в Российской Федерации. — Саратов, 2016. — С. 81.
14. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (заключена в г. Минске 22.01.1993), (ратифицирована Федеральным законом от 04.08.1994 № 16-ФЗ и вступила в силу 19.05.1994, для Российской Федерации 10.12.1994) (с изм. от 28.03.1997) // Собрание законодательства РФ. — 1995. — № 17. — Ст. 1472.
15. Пучкова М. В. Деятельность Совета Министров союзной республики по обеспечению реализации конституционных прав граждан : дис. ... канд. юрид. наук. — Москва, 1984. — 186 с.
16. Хаманева Н. Ю., Пучкова М. В. Проблемы взаимодействия гражданина с государственным аппаратом в сфере реализации и защиты прав личности // Труды института государства Российской академии наук. — 2011. — № 1. — С. 5—44.
17. Белинская О. В. Механизм непосредственной реализации прав и свобод личности. — Тамбов, 2003. — 182 с.
18. Алешина Т. Е. Нотариальная форма реализации права: теоретико-правовое исследование : дис. ... канд. юрид. наук. — Саратов, 2001. — 195 с.
19. Ушамирский А. Э. Механизм реализации субъективных прав военнослужащих в России (вопросы теории и практики) : дис. ... канд. юрид. наук. — Волгоград, 2006. — 180 с.
20. Соколова О. Г. Особенности реализации права на обращение в суд в арбитражном процессе : дис. ... канд. юрид. наук. — Саратов, 2017.
— 146 с.
21. Марченко М. Н. Теория государства и права : учебник. — 2-е изд., перераб. и доп. — Москва : Проспект, 2006. — С. 607.
22. О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве : постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 г. № 29 // Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2015. — № 9.
— С. 10—14.
23. Муратова Н. Д. Правореализационная модель процессуальных актов адвоката в уголовном судопроизводстве : монография. — Казань : Изд-во Казан. гос. техн. ун-та, 2010. — С. 118.
REFERENCES
1. Sostoyanie prestupnosti v Rossii za yanvar -mart 2018 g. // URL: https://genproc.gov.ru/up-load/iblock/347/sbornik_3_2018.pdf (data obrascheniya: 28.05.2018).
2. Gurbanov R. A. Vzaimodeystvie sudebnyih or-ganov na evropeyskom prostranstve: voprosyi teorii i praktiki : avtoref. dis. ... d-ra yurid. nauk. — Moskva, 2016. — S. 15.
3. Guskov I. Yu. Vozniknovenie i stanovlenie in-stituta ekstraditsii v Rossii // Rossiyskiy sledovatel. — 2016. — № 5. — S. 10.
4. Sinyukov V. N. Rossiyskaya pravovaya sistema: vvedenie v obschuyu teoriyu. — Saratov : Poligrafist, 1994. — S. 447.
5. Bogachevskaya E. A., Novikov D. S. Sovershen-stvovanie reglamentatsii mezhdunarodnogo sotrudni-chestva // Vestnik Vladimirskogo yuridicheskogo insti-tuta. — 2015. — № 1 (34). — S. 111.
6. Kasyimahunov protiv Rossiyskoy Federatsii : postanovlenie ESPCh ot 14.11.2013 (zhaloba № 29604/ 12) // Byulleten Evropeyskogo Suda po pravam che-loveka. — 2014. — № 11(149).
7. Ermakov protiv Rossii : postanovlenie ESPCh ot 07.11.2013 (zhaloba № 43165/10) // Rossiyskaya hronika Evropeyskogo Suda. — 2014. — № 3.
8. Nizomhon Dzhuraev protiv Rossii : postanovlenie ESPCh ot 03.10.2013 (zhaloba № 31890/11) // Rossiyskaya hronika Evropeyskogo Suda. — 2014. — № 2.
9. Kononov A. Organizatsiya vzaimodeystviya MVD Rossii s Upolnomochennyim Rossiyskoy Federatsii pri Evropeyskom Sude po pravam cheloveka // Professional. — 2015. — № 2. — S. 30.
10. Hu Zhun. Pravovyie problemyi borbyi s kor-ruptsiey Kitaya v Aziatsko-Tihookeanskom regione i puti ih resheniya // Aktualnyie problemyi ekonomiki i prava. — 2015. — № 4. — S. 85.
11. Zhumabekova K. D. Perspektivyi razvitiya za-konodatelstva o vyidache (ekstraditsii) prestupnikov // Aktualnyie problemyi yuridicheskih i obschestvennyih nauk : materialyi mezhdunarodnoy nauchno-teoretich-eskoy konferentsii kursantov / otv. red. kand. yurid. nauk D. T. Kenzhetaev. — Karaganda : Karagandin-skaya akademiya MVD RK im. B. Beysenova, 2016. — S. 108—109.
12. Kosareva A. E. Vyidacha litsa dlya ugolov-nogo presledovaniya ili ispolneniya prigovora v ros-siyskom ugolovnom sudoproizvodstve : dis. ... kand. yurid. nauk. — Sankt-Peterburg, 2005. — S. 10.
13. Nesmachnaya N. V. Vyidacha litsa dlya ugolovnogo presledovaniya ili ispolneniya prigovora: pravovoe regulirovanie i poryadok osuschestvleniya v Rossiyskoy Federatsii. — Saratov, 2016. — S. 81.
14. Konventsiya o pravovoy pomoschi i pravovyih otnosheniyah po grazhdanskim, semeynyim i ugolov-nyim delam (zaklyuchena v g. Minske 22.01.1993), (rat-ifitsirovana Federalnyim zakonom ot 04.08.1994 № 16-FZ i vstupila v silu 19.05.1994, dlya Rossiyskoy Federatsii 10.12.1994) (s izm. ot 28.03.1997) // Sobranie za-konodatelstva RF. — 1995. — № 17. — St. 1472.
15. Puchkova M. V. Deyatelnost Soveta Min-istrov soyuznoy respubliki po obespecheniyu reali-zatsii konstitutsionnyih prav grazhdan : dis. ... kand. yurid. nauk. — Moskva, 1984. — 186 s.
16. Hamaneva N. Yu., Puchkova M. V. Prob-lemyi vzaimodeystviya grazhdanina s gosudarstven-nyim apparatom v sfere realizatsii i zaschityi prav
lichnosti // Trudyi instituía gosudarstva Rossiyskoy akademii nauk. — 2011. — № 1. — S. 5—44.
17. Belinskaya O. V. Mehanizm neposredstven-noy realizatsii prav i svobod lichnosti. — Tambov, 2003. — 182 s.
18. Aleshina T. E. Notarialnaya forma realizatsii prava: teoretiko-pravovoe issledovanie : dis. ... kand. yurid. nauk. — Saratov, 2001. — 195 s.
19. Ushamirskiy A. E. Mehanizm realizatsii sub'ektivnyih prav voennosluzhaschih v Rossii (vo-prosyi teorii i praktiki) : dis. . kand. yurid. nauk. — Volgograd, 2006. — 180 s.
20. Sokolova O. G. Osobennosti realizatsii prava na obraschenie v sud v arbitrazhnom protsesse : dis. ... kand. yurid. nauk. — Saratov, 2017. — 146 s.
21. Marchenko M. N. Teoriya gosudarstva i prava : uchebnik. — 2-e izd., pererab. i dop. — Moskva : Prospekt, 2006. — S. 607.
22. O praktike primeneniya sudami zakonodatelstva, obespechivayuschego pravo na zaschitu v ugolovnom su-doproizvodstve : postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 30 iyunya 2015 № 29 // Byulleten Verhov-nogo Suda RF. — 2015. — № 9. — S. 10—14.
23. Muratova N. D. Pravorealizatsionnaya model protsessualnyih aktov advokata v ugolovnom sudo-proizvodstve : monografiya. — Kazan : Izd-vo Kazan. gos. tehn. un-ta, 2010. — S. 118.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Насонов Александр Александрович. Старший преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики.
Волгоградский государственный университет. E-mail: [email protected]
Россия, 400062, Волгоград, Университетский проспект, 100.
Nasonov Alexander Aleksandrovich. Senior lecturer of the chair of Criminal Procedure and Criminalistics. Volgograd State University. E-mail: [email protected]
Work address: Russia, 400062, Volgograd, Prospect Universitetsky, 100.
Ключевые слова: реализация права на защиту; запрашиваемый к выдаче; экстрадиционная процедура; действия; бездействие; решения; защитник; государственные органы; должностные лица.
Key words: realisation of the right to the protection; requested to the delivery; extraditional procedure; actions; inactivity; decisions; defender; state structures; officials.
УДК 343.13