CC BY
492
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 19(200). Право. Вып. 24. С. 28-33.
Е. В. Титова
К ВОПРОСУ О ПОНИМАНИИ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ В ТЕОРИИ ПРАВА И КОНСТИТУЦИОННОМ ПРАВЕ
Исследуются особенности применения категории «правосубъектность» в теории права и в конституционном праве, предлагается авторское понимание понятия конституционной правосубъектности.
Ключевые слова: конституционная правосубъектность, субъекты конституционного права, наука конституционного права.
Научная разработка проблемы правосубъектности в конституционном праве имеет важное теоретическое и практическое значение. Категория правосубъектности находится в непосредственной связи с такими ключевыми общеправовыми понятиями, как правоотношение и субъективные юридические права и обязанности. Следовательно, от того, насколько адекватно данная научная категория будет отражать реальное правовое явление, зависит решение важных вопросов о сущности конституционных правоотношений, поскольку «именно в правоотношениях проявляется социально реализованное бытие Конституции, обеспечивается связь Основного Закона с важнейшими социальными процессами»1.
Несмотря на различие сложившихся в юридической науке аспектов понимания субъекта права, догма права и законодатель по-прежнему подходят к определению субъекта права формальноюридически, то есть через праводееспособность (правосубъектность).
История развития правовой мысли свидетельствует о постепенном и достаточно длительном пути понимания данного феномена. Первое слово о субъектах права было произнесено устами представителей естественно-правовой доктрины, ими же впервые был введен в обиход термин «физическое лицо», которому затем стали противопоставляться термины «моральное лицо» во французской и «юридическое лицо» в немецкой юриспруденции2.
Так, не только немецкие цивилисты, но и госу-дарствоведы были едва ли не единодушны в отождествлении правосубъектности с правоспособностью, утверждая, что «юридическое понятие личности совпадает с понятием правоспособно-сти»3 (Ю. Барон), что «правоспособность объединяет всех лиц, а разъединяют их пол, возраст, недееспособность и т. п.4 (А. фон Тур), что «недееспособность не имеет никакого влияния на правоспособность» и что «субъектом права или
лицом является тот, кто может иметь права»5 (Г. Дернбург), что «правовое состояние лица состоит единственно и исключительно в правоспособности»6 (П. Лабанд) или что «личность или лицо есть способность быть носителем прав, одним словом, правоспособность»7 (Г. Еллинек).
В противоположность воззрениям германских правоведов представители французской доктрины высказывали единодушие в признании правосубъектности, складывающейся из право- и дееспособности одновременно. По мнению
О. С. Иоффе, определенную роль в таком понимании правосубъектности, вероятно, сыграло французское законодательство, пользующееся понятием состояния (сарасйе), а не право- и дееспособности, при этом под состоянием подразумевалась способность как обладать правами и обязанностями, так и осуществлять их8.
Русскому дореволюционному законодательству были известны оба термина: «правоспособность» и «дееспособность». Однако в Уставе гражданского судопроизводства9 определяемые данными терминами понятия не разграничи-вались10.
Советские правоведы, учитывая формализм данной правовой конструкции, высказывали немало упреков в адрес зарубежных и дореволюционных юристов. В частности, А. В. Мицкевич писал: «Буржуазные юристы в течение многих десятилетий безуспешно пытались раскрыть сущность правосубъектности»11. Справедливости ради следует сказать, что подобный упрек может быть адресован и советской, и российской юридической науке12, поскольку критикуемая теоретическая конструкция правосубъектности была принципиально заимствована советским правом и до настоящего времени составляет доктринальную основу российского законодательства.
Традиционно в отечественной юридической науке данная правовая категория рассматривается как «естественное условие реализации
прав, свобод и обязанностей личности, т. е. законом установленная способность лица иметь и осуществлять непосредственно или через представителя права и юридические обязанности. Правосубъектность включает способность быть носителем субъективных прав, обязанностей (правоспособность) и способность своими действиями приобретать права, нести обязанности, в том числе ответственность за совершение правонарушения (дееспособность)»13.
Отождествление правосубъектности с правоспособностью один из первых, пожалуй, провел С. Н. Братусь14, и впоследствии гражданско-правовая конструкция была перенесена на почву теории юридической науки как имеющая значение для характеристики правосубъектности вообще, а не только одной гражданской правосубъектности.
Следует отметить, что, несмотря на «живучесть» такого понимания правосубъектности, последнее вызывало и вызывает немало дискуссий. Так, О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородский еще в 60-х гг. XX в. подвергали критике указанную тенденцию, отмечая, что «она является результатом до сих пор еще не изжитого полностью положения, когда учение о правоотношении опирается лишь на материалы гражданского права и... достаточно выйти за пределы имущественных правоотношений, как сразу же утратит какой бы то ни было теоретический и практический смысл разграничение правоспособности и дееспособности»15. Это утверждение весьма убедительно подтверждается примером реализации избирательных прав. С точки зрения ци-вилистического подхода, лица, не достигшие 18-летнего возраста, в избирательных правах правоспособны, но недееспособны16. Указанные же лица в области названных правоотношений вообще не являются субъектами права до достижения определенного возраста, и потому гражданско-правовая конструкция, подразумевающая деление правосубъектности на правоспособность и дееспособность, становится совершенно бессодержательной категорией.
Отличного и достаточно своеобразного мнения об исследуемых понятиях правосубъектности и правоспособности придерживался С. Ф. Кечекьян. Его позиция сводилась к тому, что понятие правоспособности включает в себя понятие дееспособности, которая является всего лишь особым видом правоспособности17. В свою очередь, С. С. Алексеев рассматривал право-
субъектность как юридическое свойство лица, его общественно юридическое состояние, «которое по своей природе неотъемлемо от лица»18, а Н. В. Витрук считал правосубъектность качеством субъекта права19.
Предметом другой полемики в науке явился вопрос о соотношении понятий «субъект права» и «правосубъектность». По мнению одних ученых, данные понятия совпадают20, другие же выступали категорически против такого подхода21.
Анализируя приведенные выше воззрения, можно сделать следующий вывод: правосубъектность при всем многообразии ее понимания определяет принадлежность того или иного лица к правовой системе, присутствие в ней в качестве полноправного участника и возможность использования ресурсов данной системы. Эта принадлежность не формируется сама по себе. источником данного состояния является действующий правопорядок, система юридических норм. Итогом же наличия правосубъектности является правовая связь, соединяющая лицо как с самим правопорядком, так и с иными субъектами права. В этой связи весьма уместным будет привести сформулированный И. Кантом этикоправовой императив, согласно которому веление права гласит: «будь лицом и уважай других в качестве лиц. не будь лишь средством для других, будь для них также целью»22.
Поиск универсального понятия, при помощи которого можно было бы охарактеризовать типичное правовое состояние субъекта во всех общественных отношениях, активно ведется и современными исследователями права.
Проблема субъекта права, как отмечал А. В. Мицкевич, приобретает самостоятельное значение только тогда, когда правосубъектность рассматривается как положение лиц или организаций в общественной системе в целом, в отличие от их участия в конкретных правовых отношениях23.
Г. Еллинек в свое время писал: «Понятие правового субъекта есть понятие чисто юридическое и поэтому означает не присущее человеку реальное качество, а является по существу, как и все правовые понятия, отношением. Субъект в юридическом смысле не есть существо или субстанция, а данная извне, созданная волею правопорядка способность»24.
По мнению Г. Ф. Шершеневича, в таком понимании субъекта права концентрированно выражена идея о том, что он представляет собой «искусственный продукт творчества объективного
права»25. Но тогда возникает вполне справедливый вопрос: как это порождение правопорядка, находящееся к нему в определенных отношениях, способно определять данный правопорядок и свою правосубъектность? Если же лицо, именуемое субъектом права, не в состоянии определять ни правопорядок, ни свою правоспособность, то можно ли его считать таковым? Насколько правомерно отождествление субъекта права с участником правоотношений или носителем (обладателем) прав и обязанностей? Если право является сферой практических отношений, то почему субъект права определяется лишь как способность (возможность) обладания правами и обязанностями, а не как реально действующее правовое лицо? Возникают вопросы и по поводу того, почему субъект права характеризуется способностью обладания только правами и обязанностями, а например, не возможностью принимать правовые решения, осуществлять правовую деятельность, не особым местом в правовой системе, другими моментами. Подобного рода вопросы можно продолжить. Но суть проблемы заключается не в частностях, терминологических или юридических нюансах, а в самом принципиальном подходе, отношении к субъекту права26.
Ответы на эти вопросы весьма актуальны для науки конституционного права, поскольку «особенностью государственно-правовых отношений является то, что им присущ особый круг субъектов, которые наделены правоспособностью, отличающейся от правоспособности субъектов иных видов отношений»27, а «многим субъектам конституционных правоотношений не требуется предпринимать конкретных шагов для обозначения своего участия в них, или, как говорят юристы, для выражения своей право-субъектности»28.
Исследование проблемы правосубъектности отдельными отраслевыми науками чаще всего направлено на выявление особенности этой категории в зависимости от специфики изучаемых в рамках соответствующей отрасли права общественных отношений. До сих пор представляется справедливым мнение С. С. Алексеева о том, что особенности правосубъектности еще недостаточно изучены и, рассматривая правосубъектность в различных отраслях права, ее строят по такому же образцу, как и гражданскую правосубъектность, т. е. как общую, абстрактную предпосылку правообладания и несения юриди-
ческих обязанностей. При этом С. С. Алексеев, говоря о государственном праве29 как ведущей, основополагающей отрасли права, которая в значительной степени предопределяет содержание других отраслей, отмечает, что правосубъектность и примыкающие к ней конституционные права и обязанности — это субъективные права и обязанности, относящиеся к государственному праву. Будучи таковыми, пишет ученый, они одновременно являются общей предпосылкой конкретных правоотношений, устанавливаемых на основе норм других отраслей. В этом как раз и состоит ведущее значение государственного права по отношению к другим отраслям30.
Следует все же отметить, что, по мнению некоторых ученых, было бы методологической ошибкой рассматривать понятие «субъект права», отождествляя его свойства и признаки с характеристиками субъектов государственного (конституционного) права. Так, по мнению С. А. Зинченко, попытки сохранить роль конституционных прав в качестве конкретных прав побуждают ученых рассматривать правосубъектность как субъективное право, но ошибка такого подхода состоит в том, что они полностью не выводят правосубъектность как изначальную правовую категорию за пределы отраслевого, в том числе государственного (конституционного) права31.
Весьма справедливым представляется мнение профессора Лондонского университета Б. Ченга, который отмечает, что юридическая личность представляет собой понятие, которое на практике является общим для всех систем права. В реалии, пишет Б. Ченг, это факт способности обладания правами и обязательствами в рамках данной системы права или, другими словами, способности быть прямым дестинатором норм этой системы права и, следовательно, понятие «субъект права» ничего иного кроме качества реального участника общественного отношения, урегулированного нормой права, не под-разумевает32.
Таким образом, понимание правосубъектности, и прежде всего с позиции конституционного права, должно выражать не только особое отношение государства к личности33, но и отношение к ней юридической науки. Необходимо пересмотреть сложившееся представление о правосубъектности как о юридическом средстве, инструменте воздействия и управления личностью, перенеся акцент на восприятие субъекта права
как основу правовой системы, воспринимая при этом его праводееспособность «как установленную законодательством способность лица быть субъектом права во всех его проявлениях (не только в части обладания и осуществления прав и обязанностей)»34.
Рассматривая российское конституционное право как ведущую отрасль российского права, регулирующую основы правового статуса человека, гражданина и их добровольных объединений, экономической, социальной, политической систем и духовной жизни общества, основы взаимоотношений личности, коллектива, государства и общества путем применения на базе сотрудничества и состязательности различных социально-политических сил, государственной власти, используемой в конечном счете для установления порядка создания и распределения социальных ценностей (благ) в обществе35, полагаем, что задачей данной отрасли является отражение специфики исследуемой категории.
Современное же состояние разработанности проблемы конституционной правосубъектности едва ли можно признать удовлетворительным. Практически во всех учебниках по конституционному праву о правосубъектности участников конституционных отношений либо упоминается вскользь, либо не упоминается вовсе. Отчасти это объясняется тем, что в науке конституционного права различают отраслевые и собственные понятия и категории36, а понятие «правосубъектность», как уже было отмечено выше, традиционно является предметом научного интереса частноправовых отраслей права.
Представляется, что в основу разрабатываемой теории конституционной правосубъектности должны быть положены, в первую очередь, особенности предмета конституционноправового регулирования. При этом, учитывая неоднородность отношений, входящих в предмет регулирования конституционного права, наиболее адекватным будет выделение нескольких типов конституционной правосубъектности.
Так, в юридической литературе выделяют исключительную, абсолютную (универсальную), общую, ограниченную и специальную конституционную правосубъектность.
В частности, термин «исключительная правосубъектность» употребляется применительно к характеристике народа как субъекта конституционно-правовых отношений, поскольку только народ выступает первоисточником
всех прав и обязанностей, а само право является государственным выражением воли народа37. Кроме того, только народ обладает правом выражать государственную волю путем референдума и правом выборов представительных органов государственной власти, определяя их состав и направление деятельности38.
По мнению О. Е. Кутафина, полновластие народа получает выражение в комплексе прав, конституционно оформленных и обеспеченных, в политической и иных сферах жизнедеятельности общества. Многонациональный народ Российской Федерации суверенен, и в этом смысле по своей содержательной характеристике демократия в Российской Федерации непосредственна, хотя приемы и методы организации осуществления власти народа могут воплощаться как в представительной, так и в непосредственной, прямой форме39.
В ч. 2 ст. 3 Конституции РФ записано: «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления». В этом проявляется двухуровневая характеристика правосубъектности народа — в учредительных и конкретных правоотношениях40.
Говоря об исключительной правосубъектности, необходимо также вспомнить о правосубъектности наций, существование которой давно уже признано отечественными специалистами в области международного права. Подробно вопрос о правосубъектности наций (народов) в международном праве, включая генетические и концептуальные моменты, рассмотрен Т. Н. Нешатаевой41. Примечательно, что указанный автор подчеркивает «наличие международной правосубъектности у наций, представленных в международных отношениях собственной политической организацией», отмечая, что народ (нация) участвует в международных правоотношениях именно «как организационно оформленное социальное образование». Выдвигая чрезвычайно важное в методологическом плане положение о том, что «объем правоспособности того или иного субъекта диктуется не столько нормами международного права, сколько реальными международными отношениями», Т. Н. Нешатаева замечает, что участие народа в этих отношениях «определено целями и потребностями продвижения народа к независимости и самоопределению», поскольку «... именно эти цели и определяют объем
правового статуса народа (нации), закрепленный в действующем международном праве и, безусловно, находящийся в развитии»42.
Понятие абсолютной или универсальной правосубъектности в науке конституционного права связано с определением «юридической личности» государства. В силу особой, политической природы государства в его правоспособности многие авторы выделяют два начала: публичноправовое, выражаемое в особом статусе авторитарного, властвующего субъекта, устанавливающего для себя особые, исключительные права, преимущества и навязывающего свою волю иным субъектам права, и частноправовое, которое выражается в классической конструкции юридического лица.
Правосубъектность Российской Федерации как государства определяется ее конституцией. Конституционно-правовой статус Российской Федерации характеризуется прежде всего тем, что она является суверенным государством, обладающим всей полнотой государственной власти на своей территории (кроме тех полномочий, которые в соответствии с Конституцией РФ находятся в ведении органов власти ее субъектов), имеет территориальное единство, на ее территории установлено единое гражданство, общие органы государственной власти, единая федеральная система права. Российская Федерация имеет в своей собственности имущество (в том числе исключенное из гражданского оборота), единую денежную и кредитную систему, государственный язык и, являясь суверенным государством, обладает абсолютной правосубъектностью в международных отношениях.
В отличие от абсолютной или универсальной правосубъектности государства, наличием одновременно «общей» и «специальной» конституционной правосубъектности характеризуются республики, края, области, города федерального значения, автономные области и автономные округа, т. е. субъекты РФ. Причем объем специальной правосубъектности названных участников конституционных отношений различен. Этот же термин — «специальная правосубъектность» — употребляется применительно к государственным органам Российской Федерации и ее субъектов и к органам местного самоуправления, а также к их должностным лицам.
В свою очередь, «общей» и «ограниченной» конституционной правосубъектность обладают физические лица, объем которой зависит
в основном от таких факторов, как возраст, состояние здоровья и принадлежность к российскому гражданству.
Подводя итог сказанному, представляется очевидной необходимость детальной научнотеоретической разработки категории «конституционная правосубъектность», которая будет соответствовать современному состоянию отечественной науки конституционного права.
Примечания
1 Лучин, В. О. Конституционные нормы и правоотношения : учеб. пособие для вузов. М., 1997. С. 100.
2 См.: Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. М., 2000. С. 144.
3 Барон, Ю. Система римского гражданского права. СПб., 2005.
4 Tuhr. Der allgemeine Teil des deutschen burgerliehen Rechts, S. 133.
5 Dernburg H. Pandekten. Erster Band. Berlin, 1884. S. 157.
6 Laband. Das Staatsrecht d. Deutschen Reiches, 3 Aufl,
I, S. 221.
7 System der subjektiven offentlichen Rechte. Berlin, 1892; Allgemeine Staatslehre. Вєгііп, 1900; Ausgewahlte Schriften und Reden. Вєгііп, 1911.
8 См.: Избранные труды по гражданскому праву. С. 146.
9 См.: Устав гражданского судопроизводства / сост. А. Боровиковский. СПб., 1903. С. 905.
10 См.: Шершеневич, Г. Ф. Учебник русского гражданского права : в 2 т. М., 2000. Т. і. С. 62.
11 Мицкевич, А. В. Субъекты советского права. М., 1962. С. 5.
12 См.: Гражданский кодекс РСФСР 1922 года // Собр. узаконений СССР. 1922. № 55. Ст. 780; Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г. № 2211-1) // Ведомости Съезда народ. депутатов и Верхов. Совета СССР. 1991. № 26. Ст. 733; Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. // Ведомости Верхов. Совета РСФСР. 1964. № 24. Ст. 406; Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая // Собр. законодательства РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.
13 Конституционное право России : учебник / отв. ред. А. Н. Кокотов, М. И. Кукушкин. М., 2008. С. 153.
14 См.: Братусь, С. Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 1-8.
15 Иоффе, О. С. Вопросы теории права / О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский. М., 1961. С. 208.
16 В советской юридической литературе Ц. А. Ям-польская высказывала мнение о том, что лица, не достигшие возраста, который необходим для признания за ними избирательного права, должны быть признаны в области этого права правоспособными, но не дееспособными. См.: Ямпольская, Ц. А. О субъективных правах советских граждан и их гарантиях // Вопросы советского государственного права. М., 1959. С. 159.
17 См.: Кечекьян, С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958. С. 85.
18Алексеев, С. С. Общая теория права : в 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 139.
19 См.: Витрук, Н. В. Основы теории правового положения личности в социалистическом обществе. М., 1979. С. 81.
20 См., напр.: Алексеев, С. С. Указ. соч. С. 140; Марченко, М. Н. Проблемы теории государства и права. С. 645; Российская юридическая энциклопедия. М., 1999. С. 2796.
21 См., напр.: Халфина, Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 114-115; Зинченко, С. А. Юридические факты в механизме правового регулирования. М., 2007. С. 34; Архипов, С. И. Субъект права (теоретическое исследование) : дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2006. С. 111.
22 Кант, И. Основы метафизики нравственности : в 6 т. М., 1965. Т. 4. С. 146.
23 См.: Мицкевич, А. В. Учение о субъектах права: его источники и развитие в юридической литературе // Проблемы совершенствования советского законодательства. М., 1984. С. 26.
24 Еллинек, Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 106.
25 Шершеневич, Г. Ф. Общая теория права : учеб. пособие : в 2 т. М., 1995. Т. 2. С. 574.
26 См.: Архипов, С. И. Указ соч. С. 109.
27 Основин, В. С. Советские государственноправовые отношения. М., 1965. С. 13.
28Авакьян, С. А. Конституционное право России : учеб. курс. М., 2007. С. 36.
29 Используемые в работе понятия «конституционное право» и «государственное право» являются отражением сложившейся традиции, на самом деле они не имеют существенных различий. См., напр.:
Чиркин, В. Е. Конституционное право России : учебник. М., 2009. С. І5; Баглай, М. В. Конституционное право Российской Федерации : учебник. М., С. 20; Конституционное право России / отв. ред. А. Н. Кокотов, М. И. Кукушкин. М., 2003. С. 23.
30 См.: Алексеев, С. С. Указ. соч. С. І45.
31 См.: Зинченко, С. А. Юридические факты в механизме правового регулирования. С. 53.
32 Droit International. Bilan et Perspectives / Redactour General M. Bedjaoui. Paris, І99І. T. і. P. 23.
33 См., напр.: Александров, Н. Г. Трудовое отношение. М., 1948. С. 21; Он же. Законность и правоотношения в социалистическом обществе. М., І955. С. І34-І35; Мицкевич, А. В. Субъекты советского права. М., І962. С. 13; Айзенберг, А. М. Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право / А. М. Айзенберг, Н. Г. Александров, С. С. Алексеев, Е. А. Лукашева. М., І973. С. 505; Карпушин, М. П. Социалистическое трудовое правоотношение. М., 1958. С. 77.
34Архипов, С. И. Указ соч. С. ІІ2.
35 См.: Чиркин, В. Е. Указ соч. М., 2009. С. 2І.
36 См.: Богданова, Н. А. Система науки конституционного права. М., 200І. С. І55-І56.
37 См.: Основин, В. С. Указ соч. С. 33.
38 См.: Советское государство и право. М., І985. С. 18.
39 См.: Кутафин, О. Е. Предмет конституционного права. М., 2001. С. 323.
40 См.: Губенко, Р. Г. Советский народ — субъект конституционных правоотношений // Сов. государство и право. І980. № І0. С. ІІ5-ІІ6.
41 См.: Нешатаева, Т. Н. Международные организации и право. Новые тенденции в международноправовом регулировании. М., І998. С. 8І-86.
42 Там же. С. 85.
