CC BY
27
7.10. К ВОПРОСУ О НАКАЗУЕМОСТИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПРОТИВ ЖИЗНИ И ЗДОРОВЬЯ, СОВЕРШАЕМЫХ ОСУЖДЕННЫМИ В ПЕНИТЕНЦИАРНЫХ УЧРЕЖДЕНИЯХ
Унтеров Владимир Анатольевич, подполковник внутренней службы. Должность: старший научный сотрудник. Место работы: Самарский юридический институт ФСИН России. Подразделение: организационно-научный и редакционно-издательский отдел. E-mail: [email protected]
Аннотация: В статье рассматриваются вопросы наказуемости преступлений против жизни и здоровья, совершаемых осужденными в пенитенциарных учреждениях. Автор анализирует необходимость данной наказуемости путем оценки повышенной опасности пенитенциарной преступности в целом и против жизни и здоровья в частности, при этом учитывается опыт зарубежного законодателя. В результате проделанной работы автором вносятся предложения, направленные на предупреждение пенитенциарного рецидива, что будет иметь серьезное профилактическое воздействие на осужденных.
Ключевые слова: преступления, здоровье, жизнь, исправительное учреждение, пенитенциарная преступность.
TO A QUESTION OF PUNISHABILITY OF CRIMES AGAINST THE LIFE AND HEALTH MADE BY CONVICTS IN PENAL INSTITUTIONS
Unterov Vladimir Anatolyevich, lieutenant colonel of internal service. Position: senior research associate. Place of employment: Samara law institute of FPS Russia. Department: organizational scientific and publishing department. E-mail: [email protected]
Annotation: In article questions of punishability of crimes against the life and health made by convicts in penal institutions are considered. The author analyzes need of the given punishability by an assessment of the increased danger of penitentiary crime in general and against life and health in particular, at the same time experience of the foreign legislator is considered. As a result of the done work as the author the offers directed to the prevention of a penitentiary recurrence that will have serious preventive impact on convicts are made.
Keywords: crimes, health, life, correctional facility, penitentiary crime.
Наказуемость, как самостоятельный признак преступления впервые получил легальное обозначение в ст. 14 УК РФ[27, с. 68], где кроме него отображено еще три признака: виновность, противоправность и общественная опасность. Наказуемость деяния является одним из важнейших инструментов реализации уголовной политики[10, с. 167], которая осуществляется в рамках таких процессов, как криминализация и декриминализация, воспринимаемые, как процессы отличающиеся приобретением деяниями признака наказуемости и, соответственно, его утратой[16, с. 65]. При этом криминализация и декриминализация могут быть как полными, так и частичными. Например, частичная
криминализация характеризуется не установлением наказания за какое-либо деяние, а внесения в систему наказаний или в санкции действующего Уголовного кодекса изменений в направлении их ужесточение. Данный процесс известен также как пенализация[6, с. 226]. Частичная декриминализация отличается обратными процессами.
Исследование нами пенитенциарной преступности против жизни и здоровья позволили прийти к выводу о необходимости частичной криминализации некоторых деяний против жизни и здоровья, совершенных лицами, в отношении которых в рамках реализации уголовной ответственности применена принудительная изоляция от общества. Связано это со степенью их общественной опасности и с особенностями совершения данных преступлений, на что обращается внимание в юридической литературе[например, 14; 25; 28].
Оценивая общественную опасность пенитенциарных преступлений против жизни и здоровья, следует согласиться с мнением В.С. Ишигеева, который отметил, что совершение данных преступлений в местах лишения свободы прямо или косвенно влияет на нормальные условия исполнения уголовного наказания в пенитенциарных учреждениях[11, с. 5.]. Действительно, преступления против жизни и здоровья, совершаемые в пенитенциарных учреждениях, характеризуются повышенной общественной опасностью, так как совершаются в условиях исполнения уголовного наказания по приговору суда. При этом, безусловно, вред причиняется общественным отношениям, обеспечивающим нормальную деятельность уголовно-исполнительных учреждений, направленная на исправление осужденных и предупреждение совершением ими новых преступлений.
Следует отметить, что эти общественные отношения традиционно рассматриваются как объект дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества[20, с. 25-26]. (ст. 321 УК РФ), однако отрицать воздействие на них в рамках преступлений против жизни и здоровья, не направленных непосредственно на нормальную деятельность учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, нельзя.
Основной довод в пользу этого, по нашему мнению, связан с тем, что администрация учреждения ФСИН РФ обязана обеспечить защиту жизни и здоровья осужденных, что в целом принято также рассматривать в контексте нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества[8, с. 84]. При этом отсутствие чувства защищенности у лиц, содержащихся в условиях изоляции от общества, безусловно негативно сказывается на нормальное функционирование данных учреждений, способствует стремлению данных лиц самостоятельно обеспечить свою безопасность, в том числе и противоправными мерами, порождает чувство недоверия к администрации учреждений, снижает авторитет последних и формирует у указанных лиц стремление покинуть место принудительной изоляции от общества, в том числе и не-законно[9, с. 73].
В этом аспекте справедливой представляется и точка зрения Т.А. Мошкова, отмечающего, что насилие в местах принудительной изоляции от общества посягает и на общественные отношения, обеспечивающие нормальное отправление правосудия[18, с. 138].
Таким образом, особая общественная опасность данных преступлений связана с посягательствами не только на жизнь и здоровье, представляющих наиболее важные объекты уголовно-правовой охраны, но и с
посягательствами на интересы государства в области правосудия и управления. Полагаем, что данное обстоятельство требует дополнительной уголовно-правовой охраны.
Следующий специфический момент, требующий оценки с позиции пенализации, связан с особенностями совершения данных преступлений. В этом аспекте следует отметить, что преступления против жизни и здоровья, совершаемые в учреждениях, обеспечивающих принудительную изоляцию от общества, характеризуются определенной уникальностью, связанной с особенностями механизма совершения преступления, выражающегося в наличии специфических объективных и субъективных факторов, детерминирующих насильственное преступное поведение.
Так, например, к факторам объективного характера относится распространение норм криминальной субкультуры, требующих соблюдения иерархического построения неформального общества, отстаивания своего места в нем, а к факторам субъективного характера - психологические детерминанты, выражающиеся в повышенной агрессивности, связанной с нахождением в условиях изоляции в замкнутом однополом коллективе^, с. 44]. Причем реализуются данные факторы зачастую комплексно.
Рассматривая данные факторы более подробно, отметим, что субкультура преступного мира, являясь продуктом воздействия специфических социальных (генетическая предрасположенность человека к совместному общежитию и установлению правил поведения в группе) и психологических факторов (связанные предрасположенностью человека к установлению лидерства и поддержанию авторитета), характерна для многих стран и проявляется в совокупности тюремных традиций и обычаев[3, с. 12; 4, с. 54; 29, с. 87].
В настоящее время тюремная субкультура представляет собой своеобразную организацию жизнедеятельности правонарушителей, основанную на системе искаженных ценностных ориентации, интерпретированных нормах традиционной культуры, языке-жаргоне, знаках-символах[15, с. 129; 21, с. 16, 30, с. 123-128]. Поскольку криминальная субкультура является одной из форм самозащиты конкретной социальной группы, её нормы и правила априори распространяются на всех членов этой группы, независимо от того хотят они этого или нет.
Таким образом, попадание осужденного в место принудительной изоляции от общества неизбежно подталкивает его к необходимости участвовать в системе отношений, определенных субкультурой. При этом потерпевший не имеет возможности покинуть территорию учреждения и вынужден находиться в определенном коллективе, что существенно сужает возможности выбора им модели поведения, ограничивает возможность уйти или разрядить конфликт и, соответственно, виктимизирует его личность, превращая его в обреченную жертву[15, с. 6-7].
В таких условиях фактически любое лицо, содержащееся в условиях изоляции от общества, особенно нарушающий правила и нормы криминальной субкультуры становиться фактически беззащитным перед обязанностью других лиц защитить нормы криминальной субкультурыи подвергнуть виновного наказанию[7, с. 55]. Причем добровольное согласие лиц придерживаться норм и правил криминальной субкультуры и соответственно принятие на себя обязанности обеспечивать их путем применения силы в отношении нару-
шителей этих правил, существенно криминализирует их личность.
На это обращал внимание и Т.А. Мошков, отмечая, что насилие (в том числе и сексуальное) является частью криминальной субкультуры, тюремных обычаев и традиций, предусматривающих в ряде случаев обязанность лидеров преступной среды осуществить насильственные действия в отношении лиц, осужденных за изнасилование несовершеннолетних[19, с. 4]. Такие методы фактически поддерживают существование субкультуры преступного мира, делая её актуальной.
На данные факторы объективного характера накладываются и субъективные факторы, связанны с особенностями развития пенитенциарного конфликта. Причем этот пенитенциарный конфликт реализуется по-разному.
С одной стороны, оказавшись в условиях принудительной изоляции от общества и обнаружив все их недостатки, связанные с лишением свободы, необходимостью пребывания в узком замкнутом пространстве продолжительное время, необходимостью поддерживать отношения с узкой однополой группой лиц, отличающихся высокой степенью криминализации, лицо вынуждено адаптироваться к новым условиям[24, с. 461]. Это усложняется тем, что лицо сталкивается с иной системой правил поведения, отличных от привычных отношений, с которыми он встречался за пределами учреждения. Это повышает, замкнутость, неадаптивность и агрессивность, а следовательно и вик-тимность лиц, оказавшихся в условиях изоляции от общества.
С другой стороны, лидеры преступного мира успешно используют эти пенальные противоречия, приобщая осужденных к корпоративным правилам поведения криминальной субкультуры, укрепляя последнюю, либо углубляя пенитенциарный конфликт[12, с. 49]. При этом лица, прошедшие криминальную адаптацию и заняв определенное место в иерархии преступного мира, все равно пребывают в постоянном напряжении, поскольку вынуждены либо поддерживать свой статус, либо каким-то образом терпеть его или пытаться восстановить его или изменить.
Следует отметить, что проблема повышенной общественной опасности преступности, совершаемой в местах принудительной изоляции от общества, имеет примеры разрешения в пределах действующего российского законодательства. Так произошла частичная криминализация в данном направлении преступлений, связанных со сбытом наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов в следственном изоляторе, исправительном учреждении (п. «а» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ), связанная с распространенность и повышенной опасностью распространения данных преступлений в учреждениях, обеспечивающих изоляцию от общества[5, с. 267]. Полагаем, что данный опыт может быть применен и в отношении наиболее опасных пенитенциарных преступлений против жизни и здоровья.
Необходимо указать, что подобный подход известен уголовному законодательству некоторых зарубежных стран. Так, например, уголовный кодекс Польши содержит ст. 247, предусматривающую ответственность за физическое или психическое издевательство над лицом, законно лишенным свободы[2]. Несколько иначе сконструирована аналогичная норма в уголовном законодательстве Литвы. Так, в частности в УК Литвы в Главе XXXIV Преступления и уголовные проступки против правосудия имеется ст. 239. «Нарушение рабо-
ты учреждения лишения свободы», часть первая которой предусматривает ответственности за терроризирование лицом, находящимся в условиях принудительной изоляции от общества в связи с реализацией в отношении него уголовной ответственности, другого лица или лиц, находящихся с ним в пенитенциарном учреждении[1]. Вторая часть данной статьи предусматривает ответственность за организацию массовых беспорядков. Исследование уголовного законодательства Китайской Народной Республики позволяет выделить ст. 315, предусматривающая ответственность за совершение преступниками, в соответствии с законом находящимися под арестом ряда преступлений: 1) избиение надзирателя; 2) организация нарушения порядка содержания под арестом (надзором) другими арестованными; 3) учинение массовых беспорядков; 4) избиение, применение телесных наказаний или принуждение третьих лиц к избиению, применению телесных наказании по отношению к другим арестован-ным[22]. Как мы видим данная норма весьма разнообразна и включает в себя сразу несколько самостоятельных для российского законодательства составов преступлений.
Как мы видим, иностранный законодатель в ряде случаев подходит к защите жизни и здоровью лиц, принудительно содержащихся в местах изоляции от общества предметно, демонстрируя при этом понимание того, что данные преступления посягают не только на жизнь и здоровья, но и на отношения, связанные с осуществлением правосудия и обеспечение нормальной деятельности пенитенциарных учреждений. Сказанное, на наш взгляд, также позволяет нам положительно оценить необходимость внесения в уголовное законодательство России дефиниций, предполагающих ужесточение наказание за совершение посягательств на жизнь и здоровье лиц, содержащихся в условиях принудительной изоляции от общества.
Нашу точку зрения поддерживают и опрошенные из числа работников судов, прокуратуры и правоохранительных органов. Так, в частности 74,1 % респондентов поддержали эту идею. При этом эффективность существующего уголовно-правового института противодействия преступности против жизни и здоровья в учреждениях УИС оценили как низкую 18,8 % опрошенных, еще 22,4% оценили её как среднюю, что, по нашему мнению, свидетельствует о критическом отношении респондентов к эффективности обеспечения должного уровня охраны жизни и здоровья лиц, содержащихся в условиях изоляции от общества.
Итак, полагаем, что существует социальная обусловленность криминализации преступлений против жизни и здоровья, совершенных лицами, принудительно содержащимися в условиях изоляции от общества в связи с реализацией мер уголовной ответственности, в отношении других лиц, содержащихся в тех же условий.
Вместе с тем, массовая криминализация рассматриваемых преступлений, на наш взгляд, не оправданна. Полагаем, что наибольший профилактический эффект может быть достигнут за счет криминализации наиболее опасных и наиболее распространенных преступлений против жизни и здоровья. Это же, на наш взгляд, в полной мере способствует уголовно-правовой охране личности лиц, содержащихся в условиях изоляции от общества и общественных отношений, попутно страдающих от совершения исследуемых преступления[26, с. 65].
Анализ официальной статистики позволил нам выявить перечень наиболее часто совершаемых в учреждениях УИС преступлений против жизни и здоровья. Как мы уже отмечали ранее, они же являются и наиболее опасными, поскольку причиняют невосполнимый вред - смерть и тяжкий вред здоровью. Так, к этим преступления относятся убийство (ст. 105 УК РФ); умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК РФ) и умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести (ст. 112 УК РФ) [23].
В связи с вышеизложенным полагаем, что именно данные составы преступлений необходимо дополнить квалифицирующим признаком, предусматривающим ответственность за причинение вреда жизни и здоровью лицу, содержащемуся в условиях принудительной изоляции от общества. Данный квалифицирующий признак необходимо включить в ч. 2 ст. 105 УК РФ необходимо дополнить пунктом «б1» означенного содержания, ч. 2 ст. 111 УК РФ - пунктом «б1» такого же содержания и ч. 2 ст. 112 УК РФ - пунктом «б1» такого же содержания.
Вместе с тем, учитывая, что ряд описанных нами обстоятельств, обуславливающих криминализацию причинения вреда жизни и здоровья лицам, содержащимся в условиях принудительной изоляции от общества, проявляется также и в случае совершения преступления лицом, являющимся служащим или работником учреждения, обеспечивающего изоляцию от общества (виктимность и относительная беззащитность лиц, содержащихся в указанных учреждениях, нарушение порядка деятельности данных учреждений и порядка отправления правосудия), представляется, что необходимо обеспечить уголовно-правовую охрану общественных отношений и в этом направлении.
Отчасти такая охрана осуществляется посредством статьи 286 УК РФ «Превышение должностных полномочий», предусматривающей ответственность за совершение преступления с применением насилия и с причинением тяжких последствий, которые вместе с тем исключают ответственность за причинение опасного вреда здоровью человека и умышленное причинение ему смерти.
В связи с этим, полагаем возможным дополнить в ст. 63 УК РФ «Обстоятельства, отягчающие наказание» пункт о) после слов «органа внутренних дел», словами «а также сотрудником уголовно-исполнительной системы, в период исполнения служебных обязанностей».
Однако, следует отметить, совершение преступлений в период отбытия наказания является фактически пенитенциарном рецидивом, представляющим большую общественную опасность, нежели при совершении преступления лицом на которое не действуют меры уголовно-правового воздействия. Это крайне негативно характеризует личность виновного, игнорирующего обязанность претерпевать уголовную ответственность за совершенное деяние и демонстрирующего большую криминогенную пораженность. По нашему мнению, это требует специального уголовно-правого регулирования.
В связи с этим полагаем необходимым внести изменения в ст. ст. 79 УК РФ «Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания, касающихся регулирования вопроса условно-досрочного освобождения от отбывания наказания осужденного при наличии пенитенциарного рецидива. Так, в части 5 указанной статьи предлагается исключить фразу «Лицо, совершившее в период отбывания пожизненного лишения свободы новое тяжкое или особо тяжкое преступление, услов-
но-досрочному освобождению не подлежит», а норму дополнить п. 5.1. следующего содержания:
«5.1. Лицо, совершившее в период отбывания наказания в виде лишения свободы новое умышленное преступление против жизни и здоровья, или иное тяжкое или особо тяжкое преступление, условно-досрочному освобождению не подлежит».
Данные изменения, по нашему мнению, достаточно раскроют уровень общественной опасности преступлений против жизни и здоровья, совершаемых в местах лишения свободы и выделят пенитенциарный рецидив от обыкновенного, что будет иметь серьезное профилактическое воздействие на осужденных.
Список литературы:
1. Criminal code republic of Lithuania : 26 September 2000 No VIII-1968; As last amended on 9 July 2009 - No XI-330) [электронный ресурс] Sejm of the Republic of Lithuania : офиц. Сайт. - URL. -http://www3.lrs.lt/pls/inter3/dokpaieska.showdoc_e?p_id=3 53941&p_query=&p_tr2= (Дата обращения 26.12.2016 года).
2. Kodeks karny : ustawa z dnia 6 czerwca 1996 r. ; stan prawny na 16.09.2015 г.[элекртонный ресурс] prawo karne : правовой портал URL. - http://karne.pl/karny.html (дата обращения 29.12.2016 г.).
3. Анисимков В.М. Антиобщественные традиции и обычаи «преступного мира» среди осужденных в местах лишения свободы и проблемы борьбы с ним: дис. ... канд. юрид. наук. М., 1991. - 241 с.
4. Быстрых В.И. Социально-правовая характеристика неправомерного поведения осужденных в ИТУ. Рязань, 1987. - 115 с.
5. Витовская Е.С. Некоторые аспекты уголовной ответственности за сбыт наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, совершенный в исправительных учреждениях уголовно-исполнительной системы // Наука и современность. 2014. №27. С. 266-269.
6. Густова Э.В. Криминализация и пенализация деяний как формы реализации уголовной политики // Вестник Воронежского института МВД России. 2014. № 1. С. 224-228.
7. Дубягина О.П. Нормы, обычаи и средства коммуникации криминальной среды. М. : РКА, 2008. - 174 с.
8. Звонов А.В. Влияние компетенционных особенностей субъекта исполнения наказания на карательное содержание уголовного наказания // Библиотека уголовного права и криминологии. 2017. № 1 (19). С. 81-88.
9. Звонов А.В. Субъективизм при исполнении уголовного наказания как фактор влияния на содержание кары уголовного наказания // Уголовно-исполнительное право. 2016. № 2 (24). С. 72-74.
10. Иванов Л.А. Уголовное наказание, уголовная ответственность, меры уголовно-правового характера // Актуальные проблемы российского права. 2015. №4. С. 167-174
11. Ишигеев В.С. Пенитенциарные преступления: характеристика, предупреждение, ответственность: дис. ... докт. юрид. наук. Иркутск, 2004. - 331 с.
12. Кайсина Т.П. Пенитенциарная виктимизация осужденных // Виктимология. 2015. № 3(5). С. 49-53.
13. Качурова Е.С. Обстоятельства виктимизации от насильственных преступлений в местах лишения свободы // Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. - 2010. №3. С. 6-8.
14. Кожевников Т.С. Влияние уголовно-исполнительной политики на профилактику преступности в местах лишения свободы // Пробелы в российском законодательстве. 2010. № 1. С. 163-164.
15. Лиханова И.И. К проблеме факторов, определяющих причинный комплекс совершения убийств в местах лишения свободы // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 304. С. 129.
16. Мизяков А.А. Криминализация и декриминализация в уголовном праве // Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал. 2009. №5. С. 65-67.
17. Михайлов А.Е. Особенности детерминации латентной преступности в учреждениях уголовно-исполнительной системы // Российская пенитенциарная система: актуальные правовые и практические вопросы. 2014. №2. С. 42-47.
18. Мошков Т.А. Насилие в местах лишения свободы : криминологическая характеристика и квалификация: монограф / отв. ред. А.И. Чучаев. М., 2011. - 208 с.
19. Мошков Т.А. Насильственная преступность в местах лишения свободы: общая характеристика // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2010. № 4. С. 2-9.
20. Назаров С.В. Уголовно-правовая ответственность за дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000. - 263 с.
21. Олейник А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. М., 2001. - 418 с.
22. Особая часть УК КНР [электронный ресурс] Бизнес в Китае : ифнорм.-аналит. Портал URLhttp://www.asia-
business.ru/law/law1/criminalcode/code/ (Дата обращения 22.12.2016 года); Уголовный кодекс Китайской народной Республики. - СПб Издательство «Юридический центр Пресс», 2001. - 303 с.
23. Отчет о состоянии преступности среди лиц, содержащихся в учреждениях УИС за декабрь 2015 года (форма 2-УИС).
24. Пенкофликт Громов В.Г., Минкина Н.И. Медиация в урегулировании конфликтов среди осужденных и предупреждении преступности в исправительных учреждениях // Всероссийский криминологический журнал. 2016. Т. 10, № 3. С. 459-469.
25. Расторопов С.В. Развитие уголовного законодательства об ответственности за причинение вреда здоровью человека в первой половине XX столетия // Социально-политические науки. 2016. № 4. С. 210-213.
26. Расторопов С.В. Систематизация преступлений против жизни по УК РФ Австрии: сравнительно-правовой анализ // Законодательство. 2016. № 3. С. 60-67.
27. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник / В.А. Блинников, А.В. Бриллиантов, О.А. Вагин и др.; под ред. А.В. Бриллиантова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Проспект, 2015. - 1184 с.
28. Устинов А.А., Титанов М.Ю. Криминологическая характеристика преступности в местах лишения свободы // Пробелы в российском законодательстве. 2016. № 2. С. 146-150.
29. Хохряков Г.Ф. Парадоксы тюрьмы. М., 1991. - 224
с.
30. Шоткинов С.А. Учет тюремной субкультуры как один из аспектов профилактики пенитенциарной преступности // Уголовно-исполнительная система сегодня: взаимодействие науки и практики. Ч. 2. Новокузнецк, 2003. С. 123-128.
Рецензия
на статью Унтерова Владимира Анатольевича «К вопросу о наказуемости преступлений против жизни и здоровья, совершаемых осужденными в пенитенциарных учреждениях»
Общественная опасность преступлений против жизни и здоровья человека обусловлена посягательством на одно из самых ценных благ человека - жизнь и здоровье. Их совершение в местах лишения свободы обладает повышенной опасностью, что связано со стоящими перед уголовно-исполнительной системой целями и задачами, направленными на не просто обеспечение законности в данных учреждениях, но и охрану права в стране в целом. В связи с этим следует подчеркнуть, что автор поднял весьма актуальный вопрос.
В этой связи статья В.А. Унтерова представляется весьма актуальной и своевременной. В статье автором рассмотрены вопросы наказуемости преступлений против жизни и здоровья, совершаемых осужденными в пенитенциарных учреждениях. Автором проанализирована необходимость наказуемости пенитенциарной преступности путем оценки ее повышенной опасности в целом и против жизни и здоровья в частности. Что примечательно, автор изучил зарубежный опыт в данном вопросе. В результате проделанной работы автором вносятся предложения, направленные на предупреждение пенитенциарного рецидива, что будет иметь серьезное профилактическое воздействие на осужденных.
Работа написана логически грамотно, понятным стилем изложения.
Вывод: статья В.А. Унтерова «К вопросу о наказуемости преступлений против жизни и здоровья, совершаемых осужденными в пенитенциарных учреждениях» соответствует требованиям, предъявляемым к подобного рода работам и может быть рекомендована к опубликованию.
Доктор юридических наук, профессор С.В. Расторо-пов
