CC BY
119
И. Л. Тихонов
К вопросу о начале университетской археологии в России
Самое широкое распространение в отечественной, историографической литературе ' получило мнение, что до 1922 г. археология не была представлена в учебной и научной деятельности российских университетов.1 В некоторой степени распространению этого тезиса способствовал С. А. Жебелев — автор первого исторического очерка по русской археологии2 и, что парадоксально, профессор, сам ежегодно читавший с 1899 г. курс классической археологии. Авторами начала 1930-х годов В. И. Равдоникасом и М. Г. Худяковым, данный тезис среди прочих использовался в качестве доказательства методической слабости, отсталости дореволюционной науки.3 На утверждение представления об отсутствии археологии в русских университетах также влияла имевшая место в советской историографии, особенно до 1960-х годов, тенденция приуменьшать достижения дореволюционной поры, начиная «подлинную» историю с октября 1917 г.4
Между тем профессора и студенты первого русского университета, возникшего вместе с Академией наук в 1724 г. и действовавшего на протяжении XVIII в. в ее составе, были активными участниками комплексных экспедиций (Г. Ф. Миллер, П. С. Паллас, В. Ф. Зуев, И. И. Лепехин) в Сибирь, на Урал и Северное Причерноморье, в сферу деятельности которых входили и сбор информации, и первоначальное изучение археологических памятников этого региона. Можно вспомнить и тот факт, что первая инструкция по исследованию археологических памятников была составлена проф. Г. Ф. Миллером, в 1747 г. ставшим первым ректором университета. >
В начале XIX в. в русской научной терминологии распространяется понятие «археология», почерпнутое из немецких университетов (в частности, из Гёттингенского, в котором учились многие русские студенты), где под археологией в основном понималось изучение древнего искусства, преимущественно классического.5 В этом значении «археология» и входит в русскую науку. Так, устав Московского университета 1804 г., являвшийся типовым уставом для всех русских университетов, предусматривал на отделении (факультете) словесных наук, помимо кафедр всемирной истории с географией, истории и географии Российского государства, и кафедру теории изящных искусств и археологии.6 Однако такая кафедра существовала только в Московском университете, и этот курс читали в разные годы . профессор-лингвист И. Ф. Буле и профессор русской истории М. Т. Каченовский.
. В это же время при университетах начинают возникать первые археологические собрания. С первых лет существования Харьковского университета там были созданы кабинет редкостей и Минц-кабинет, в дальнейшем составившие основу Музея изящных искусств и древностей. Формирование археологических и нумизматических коллекций в Казанском университете началось в 1810 г. При Санкт-Петербургском университете существовал Минц-кабинет, где уже к концу 1828 Ъ было 838 монет и медалей, а в 1861 г. — 4098 предметов. В 1841 г. был создан и Музей изящных искусств и древностей. В 1837 г. в Киевском университете открылся музей древностей, которым в 1838-1854 гг. заведовал проф. Ставровский,
© И. Л. Тихонов, 2004
разработавший целый план археологических раскопок в Киеве и его окресностях. В 1850— 1860-е годы он вместе с новым руководителем музея Волошинским проводит на средства университета раскопки построек Х1-Х1И вв. на территории Киева и курганов вблизи города.
В 1840-х годах некоторые сведения о вещественных памятниках появляются в университетских лекционных курсах. В 1845 г. Петербургский университет закончил граф А. С. Уваров, позднее писавший, что из всех университетских профессоров наибольшее влияние он испытал на себе со стороны профессора — антиковеда Ф. Б. Грефе. В этом контексте становится понятно, почему первые шаги Уварова в археологии были связаны с изучением и раскопками античных памятников Причерноморья. С 1847 г. кафедру славяноведения Петербургского университета возглавил И. И. Срезневский, рассказывающий студентам о славянских городищах. В 1860-е годы он стал читать курс «Славянские древности VI—XII вв.», в котором особо выделял и рассматривал важнейшую категорию источников: «развалины и вещи, могилы и кладбища, городища, валы и стены, замки и храмы, урны, оружие, металлические и каменные идолы», т.е. вещественные источники. Профессор Казанского университета В. И. Григорович во время командировки на Балканы в 1844-1847 гг., наряду с изучением древних рукописей, собирал и археологические данные.
Вопрос о преподавании археологии в русских университетах активно обсуждался на первых Археологических съездах. Мнения участников I съезда, прошедшего в 1869 г. в Москве, разделились: одни выступали за создание отдельной кафедры (в их числе был и Срезневский); другие предлагали разделить этот предмет по разным кафедрам. Прозвучало и наиболее верное для того времени предложение — соединить преподавание русской археологии с преподаванием русской истории. На предложение С. М. Соловьева открыть археологические курсы при обществах председатель съезда Уваров, не отвергая эту мысль, резонно заметил, что «пока археология не войдет в число наук, преподаваемых в университете, до тех пор она сохранит характер шаткий. Ее будут изучать отдельные лица, но общая масса не будет сознавать пользы археологии».7 По окончании съезда его организационный комитет, возглавляемый
А. С. Уваровым, обратился в Министерство народного просвещения с предложением начать преподавание археологии в университетах и школах. Однако 2 июня 1869 г. от министра Д. А. Толстого последовал однозначный ответ, что преподавание археологии в правительственных высших и средних учебных заведениях на данном этапе признавалось нецелесообразным.8
На III Археологическом съезде в Киеве в 1874 г. Уваров прочел доклад «Что должна обнимать программа для преподавания Русской археологии...». Этот доклад отразил общетеоретические взгляды Уварова на археологию, которую он понимал «как науку, изучающую древний быт народов по всем памятникам, какого бы ни было рода, оставшимся от древней жизни каждого народа».9 Исходя из этого, А. С. Уваров предложил включить в учебные программы университетов под видом «археологии» целый комплекс вспомогательных исторических дисциплин: палеографию, дипломатику, сфрагистику, геральдику, нумизматику и др. При обсуждении доклада А. С. Уварова прозвучало справедливое замечание, что невещественные памятники старины не должны причисляться к кругу предметов археологических исследований. Профессор Дерптского университета А. Г. Брикнер сделал сообщение о практических занятиях по археологии в университетах и обозначил «три вида преподавания археологии: 1) археология как история искусства, преимущественно классического; 2) доисторическая, антропологическая археология; 3) археология как бытовая история отдаленных периодов всех народов». Отмечая, что наиболее развито преподавание истории искусства, доисторическая же археология преподается только в Дерптском университете, а бытовая археология должна составлять часть преподавания русской истории, Брикнер делает выводы, что успешное преподавание археологии должно обусловливаться развитием семинариев,
практических занятий и организацией более полных коллекций учебных пособий. Любопытно заметить, что программа Уварова вскоре (в 1878 г.) была реализована Петербургским археологическим институтом, в котором курсы собственно по археологии начали читеться только в 1890-е годы, и задачи по подготовке кадров археологов он не выполнял. Преподавание археологии было постелено значительно эффективнее в Московском археологическом институте, где эти курсы вел В. А. Городцов, но этот институт был открыт только в 1907 г.
В 1860-1870-е годы к археологии начинают обращаться университетские историки. Профессора кафедры всеобщей истории Петербургского университета М. С. Кутовгу интересовали памятники классической археологии в качестве исторических источников. Для знакомства с ними он совершил в 1859 и 1861 гг. научное путешествие по Греции, Малой Азии и Египту. Результаты некоторых его наблюдений были опубликованы в европейских журналах В 1860 г. помощник по кафедре и ученик Куторги В. В. Бауер специально посетил Лондон, Оксфорд и Париж, чтобы ознакомиться с крупнейшими европейскими музеями древностей Ф. Ф. Соколов, другой ученик Куторги, в 1865 г. был послан в Германию, где изучал памятники эпиграфики, археологию и историю искусства. В 1867 г., вернувшись из Германии, Соколов приступил к преподаванию в Петербургском университете, начав читать курс лекций по греческой истории, первая часть которого была посвящена не письменным, а вещественным источникам (надписи, здания, развалины, скульптура, сосуды, монеты и др.). В дальнейшем научные интересы Соколова сосредоточились в области эпиграфики. С его именем связано создание русской эпиграфической школы, оказавшей заметное влияние на развитие классической археологии в России. . •
Специальный раздел источниковедческой части общего курса Русской истории К. Н. Бестужева-Рюмина был посвящен археологическим источникам, где автор перечислял известные ему виды памятников (городища, курганы, поселения, «мастерские» каменных орудии, пещеры, свайные постройки, «кухонные остатки», клады и отдельные находки). Далее следовало описание этих памятников согласно системе трех веков начиная с первобытной эпохи Интересны некоторые отдельные замечания историка, например о возможности присутствия в погребениях вещей уже вышедших из употребления и приобретших значение культовых. Или относительно производства археологических раскопок (сам Бестужев-Рюмин не занимался полевой археологией, хотя как участник археологических съездов и член археологических обществ мог их наблюдать): «Самые раскопки не так легки, как кажется на первый взгляд: надо, копая, наблюдать, как лежат вещи, какое положение дано телу. По способу погребения многое узнается: хоронили в сидячем положении, в том положении, в котором человек находился в утробе матери, хоронили в лежачем и т.д. Иногда находят курганы в несколько слоев; надо не смешивать находимые вещи разных эпох».10
Касаясь вопросов славянской и древнерусской истории, профессор описывал скифские памятники и сопоставлял данные письменных источников и археологических раскопок. Так приводя свидетельство Ибн-Фадлана о похоронах знатного русса, он использовал материал из раскопок курганов в Псковской губернии и знаменитой Черной могилы в Чернигове.
В историографической части Бестужев-Рюмин давал очерк развития археологии в России начиная с Петровской эпохи, отмечая Сибирские и Южные экспедиции Академии наук в XVIII в. и работы археологов в XIX в. Этот очерк сопровождался подробнейшей библиографией где перечислялись почти все основные труды по археологии в России и в итоге высказывалось положение, чтобы археология встала на более прочные научные основы посредством упорядочивания методов раскопок и исследований, более обширного развития музеев систематизации и критики накопленного материала. Кроме того, он подчеркивал, что основные усилия археологов направлены на южную часть России, в то время как наиболее важные для всей русской истории памятники находятся в центральных губерниях.
Эта сторона преподавательской деятельности Бестужева-Рюмина оказала серьезное влияние на формирование научных интересов его ученика А. А. Спицына, который впоследствии вспоминал: «Интерес к археологии проявился у меня в университете. Профессор К. Н. Бестужев-Рюмин в своих лекциях заботливо. отмечал, что вещественные памятники старины должны дать особо точный материал для истории и что они еще очень мало изучены, так как исследования их очень трудны; все как раз отвечало моему тогдашнему молодому настроению»." Другой ученик Бестужева-Рюмина А. С. Лаппо-Данилевский в 1890-е годы в активно занимался археологией и читал соответствующие лекции в Петербургском университете и Археологическом институте. Причем, в отличие от многих своих коллег — «практикующих археологов» (сам Лаппо-Данилевский раскопок не проводил), он методологически более точно определял характер археологии как дисциплины, исследующей вещественные памятники древности, и основные ее методы .
Следует отметить и плодотворную деятельность в Киевском университете проф.
В. Б. Антоновича, который не только использовал археологические материалы в своих общих лекциях по русской истории, но и читал специальные курсы по археологии, пользующиеся большой популярностью у студентов.12 Он вместе со студентами еще с 1870-х годов проводил масштабные раскопки курганов бронзового века и древнерусского времени в Поднепровье. В Казанском университете изучением древностей Поволжья занимался профессор истории русского права С. М. Шпилевский, издавший в 1877 г. специальную монографию, посвященную древним городам и другим булгаро-татарским памятникам Казанской губернии. Будущий профессор этого же университета Д. А. Корсаков широко использовал археологические источники в своей магистерской диссертации «Меря и ростовское княжество» (1872 г).
В Новороссийском университете в Одессе с 1886 по 1911 г. работал проф. Э. Р. фон Штерн, проводивший полевые исследования как античных памятников (о. Березань), так и первобытных (Петрени в Молдавии). Среди его учеников были археологи Б. В. Фармаковский, М. Ф. Болтенко, румын П. Никореску. Известный археолог и архивист.Д. Я. Самоквасов в своих лекциях по истории русского права - сначала в Варшавском, а с 1894 г. Московском университетах - «говорил преимущественно о курганах», привлекал студентов к раскопкам и водил их знакомиться с археологическими собраниями Исторического музея.13 В Московском университете ученики В. О. Ключевского - П. Н. Милюков, Ю. В. Готье, С. К. Богоявленский — в начале XX в. тоже стали заниматься раскопками славянских курганов, а его преемник на кафедре русской истории М. К.Любавский начинал свои курсы по отечественной истории уже не с летописных известий о Древней Руси, а с палеолита, последовательно характеризуя древнейшие этапы первобытной истории. Так же строил свои курсы лекций в Харьковском университете Д. И. Багалей.14
Важную роль в развитии археологии сыграло возобновленное по уставу 1863 г. преподавание в университетах такой связанной с археологией дисциплины, как история и теория искусств, причем первоначально эту кафедру даже предполагалось назвать кафедрой археологии.15 Первый представитель этой кафедры в Петербургском университете А. В. Прахов рассматривал в своих лекциях стратиграфию Трои, предметы хозяйственного инвентаря, вооружения, керамику Древней Греции. В 1887-1897 гг. на этой кафедре преподавал перешедший из Одесского университета Н. П. Кондаков, вокруг которого возник кружок «фактопоклонников». Из этого студенческого кружка вышли в большую науку М. И. Ростовцев, Я. И. Смирнов, С. А. Жебелев, позднее к ним присоединился выпускник Одесского университета Б. В. Фармаковский. Позже М. И. Ростовцев вспоминал, какую роль в его судьбе сыграли лекции Кондакова: «Когда я в 1890-х гг. попал студентом 3-го курса в Петербургский университет, я был совершенным младенцем в области археологии, начинающим филологом-классиком. Впервые об истории искусства и археологии я услышал от Н. П.... я воспринял его энтузиазм
к древности, его любовь к памятникам, его метод к строгому и точному знанию. Я впервые стал ощущать, что без археологии в истории древности никуда не уедешь».16
Важной частью завершения археологического образования молодых ученых стали заграничные командировки, полученные от университета, в ходе которых они посетили все крупнейшие раскопки в Средиземноморье. Так, например, Б. В. Фармаковский познакомился там с методикой раскопок античных городов широкими площадями с послойно-квадратной фиксацией находок, которую вскоре блестяще применил при исследовании Ольвии.
В 1899 г. на XI Археологическом съезде в Киеве вновь был поднят вопрос о преподавании археологии в университетах. С докладом по этому вопросу выступила председатель Московского Археологического общества (МАО) графиня П. С. Уварова.17 В итоге съезд постановил ходатайствовать перед Министерством народного просвещения об открытии кафедры археологии в университетах. Выполняя решение съезда, П. С. Уварова в сентябре 1899 г. обратилась с письмом к министру Н. П. Боголепову, где в качестве программы преподавания археологии предлагалась уже весьма устаревшая к этому времени программа А. С. Уварова 1874 г. Предложение МАО было направлено на рассмотрение комиссии С.-Петербургского университета в составе профессоров: С. Ф. Платонова, Ф. Ф. Соколова, В. И. Сергиевича, А. С. Лаппо-Данилевского, А. Н. Веселовского. Ф. Ф. Соколов и В. И. Сергиевич ограничились краткими ответами, что, по их мнению, создание такой кафедры было бы желательно, но возражали против обязательности перечисленных дисциплин, указывая, что многие из них уже преподаются в университетах, и предложили запросить мнение других университетов.18 Наиболее обстоятельный ответ дал С. Ф. Платонов. В целом, приветствуя преподавание археологии в университетах и считая, что «археологическое изучение есть, в сущности, методический прием, приложимый к самому разнообразному материалу»19 и что преподавание, например, первобытной археологии может вестись при кафедре истории, Платонов высказывался за то, чтобы университеты сами определяли программу археологии исходя из наличия имеющихся специалистов.
Именно по этому пути и пошли российские университеты. В конце XIX в. начинают преподавательскую деятельность в Петербурге Я. И. Смирнов, С. А. Жебелев, М. И. Ростовцев.
С. А. Жебелев с 1899 г. читает курс по классической археологии, а с 1909 г. и по классическим древностям Южной России и заведует университетским Музеем древностей. М. И. Ростовцев, начавший в 1898 г. с чтения чисто исторических курсов, все больше обращается к археологическим темам. В своем курсе лекций по истории Древнего Рима, читаемого в 1903— 1904 гг., он подчеркивал, что историк не должен игнорировать данные археологии, которые для отдельных эпох являются почти единственными источниками. Первая глава курса была посвящена древнейшей культуре Италии начиная с каменного века, описывались культура террамар и Вилланова.20
Подобный подход к древнеримской истории был принципиально новым, так как предшественники Ростовцева в С.-Петербургском университете традиционно ограничивались лишь кругом письменных источников. Ростовцев же пытался рассмотреть феномен античной цивилизации в контексте всего пласта европейских древностей. Исходя из этого, Ростовцев создает интересную схему взаимодействия античной культуры с варварскими культурами Европы в своем курсе лекций «Введение в археологию Запада».21 По его мнению, римская культура является результатом развития местной «доисторической» традиции, испытавшей на себе сильное влияние от этрусков и греков. Она же в свою очередь, развиваясь, вновь столкнулась с варварскими народами, и в результате этого симбиоза возникла «римская провинциальная культура».
В целом этот лекционный курс был посвящен обзору первобытных древностей Западной Европы, и в первую очередь Италии, от каменного до железного века. Лекции начинались с
очерка по истории археологического изучения Европы с подробной библиографией, причем от внимания профессора-антиковеда не ускользали и работы классиков доисторической археологии - Буше де Перта, Г. Мортилье, О. Монтелиуса, С. Миллера, Л. Нидерле и других, с которыми он знакомил студентов. Говоря о возникновении во второй половине XIX в. новой науки «доистории», Ростовцев определял ее главную задачу как изучение культурного развития человечества в дописьменную эпоху, которое достигается при помощи стратиграфического и типологического методов путем установления различных периодов в эволюции типов и техники орудий. Не меньший интерес представляют конспекты лекций М. И. Ростовцева «Источники по изучению Боспорского царства» и «Источники по истории первых трех веков Р.Х.». В первом важнейшим источником для реконструкции истории древнего Боспора он считает данные археологии, причем не только произведения искусства, но и массовый материал, и намечает темы для специальной разработки, по-видимому предназначенные для студентов и посвященные обрядам погребений в больших скифских курганах и погребениям эпохи позднего эллинизма и римского времени на Кубани и Тамани.
В другом цикле лекций. М. И. Ростовцев формулирует понятие археологии как исторической дисциплины, тесно связанной с историей искусства, но имеющей более широкие рамки, так как она должна изучать всю материальную культуру. Здесь же определяются цели и задачи археологии в целом и в применении к античным памятникам Северного Причерноморья. Это «прежде всего расследование важнейших пунктов античного мира, и притом расследование научное, путем научных раскопок. Что такое научная раскопка? Наблюдение находимого, снятие пласта за пластом и установление исторической последовательности, фиксирование наблюдаемого, восстановление. Результаты при посредстве сводки добытого материала. Воскрешение погибших городов, деревень, святилищ, отдельных зданий». Говоря о методике проведения раскопок, Ростовцев требует их строгой научности, планомерности и документированности.
Помимо лекций М. И. Ростовцев вел в университете различные семинары, в том числе по истории Скифии и Боспора. Например, в 1914 г. в его семинаре разрабатывались следующие темы, по которым студенты выступали с докладами: Г. И. Боровко «История раскопок в Чертомлыцком кургане», Серебряков «Группа кубанских курганов», И. П. Малеев «Раскопки в Ольвии», Э. В. Диль «Раскопки в кургане Пеотница».22 Сохранившиеся записи А. В. Тищенко, посещавшего семинар Ростовцева, свидетельствует, что на нем прежде всего рассматривались материалы курганных раскопок Н. Е. Брандербурга, А. А. Бобринского, самого Ростовцева и других исследователей в Северном Причерноморье. Причем внимание уделялось не только высоко художественным вещам (как в лекциях Н. П. Кондакова), но и таким вопросам, как конструкция курганов и погребальных камер, бытовой инвентарь и керамика; вещи изучались в составе комплексов.23
В январе 1905 г. на кафедре истории искусства начинает читать лекции в качестве приват-доцента Б. В. Фармаковский. В 1906/1907 уч. г. он читал курс «Искусство героической Греции. Культура эгейская, микенская и критская». Это было первое в русской археологии обобщение новейших научных материалов (раскопки А. Эванса на Крите начались только в 1900 г.) по истории культуры и искусства крито-микенской цивилизации, где ставилась проблема ее соотношения с культурой классической Греции. Другой оригинальный курс Фармаковского был посвящен взаимосвязи искусства архаической Греции и искусства Востока. В нем автор, так же как и М. И. Ростовцев, пытался рассмотреть греческое искусство «в строжайшей связи с искусством всего прочего культурного мира тогдашней эпохи», используя археологический материал из многих раскопок в Европе и на Востоке. Лекции дополнялись семинарскими занятиями. Например, в 1906 г. Фармаковский вел семинар «Разбор памятников архаического греческого искусства», на котором студент Н. Э. Радлов делал доклад о соотношении стилей
на краснофигурных вазах; Л. А. Моисеев занимался изучением керамики этого же типа находящейся в музее Русского Археологического общества.24
В 1910 г. Фармаковский руководил семинаром по разбору памятников античного искусства, найденных в России. На этом семинаре студентами было сделано около 40 докладов, посвященных как отдельным произведениям древнего искусства (например, известным подвескам с изображением богини из кургана Куль-Оба), так и целым комплексам (Чертомлык Павловскии, Юз-Оба, Карагодеуашх, Семибратным курганам), вопросам хронологии вещей и комплексов, новым находкам на Березане и в других местах.25 Интересно отметить, что иногда некоторые темы давались одновременно нескольким студентам, что вносило элемент научной конкуренции и позволяло выделить более удачные работы, которые готовились к печати в изданиях РАО и АК. В «Известиях Археологической комиссии» были напечатаны семинарские доклады учениц Фармаковского по Бестужевским курсам, которые не только занимались на его семинарах, но и участвовали в раскопках Ольвии.26 С 1913 г. на кафедре теории и истории
искусства стал вести практические занятия по истории греческой вазовой живописи О. Ф. Вальдгауэр. .
Из семинаров Б. В. Фармаковского, М. И. Ростовцева, С. А. Жебелева вышли многие известные исследователи скифских и античных древностей: Г. И. Боровко, К. Э. Гриневич И. И. Толстой, С. С. Лукьянов, Б. Л. Богаевский, Л.,А. Моисеев и др. На Бестужевских курсах у тех же преподавателей учились будущие археологи и искусствоведы - исследовательницы древних культур: М. И. Максимова, М. Э. Матье, Е. В. Ернштедг, Е. О. Прушевская, К. В. Тревер Н. Д. Флитнер, М. А. Тиханова. . '
Отражением процесса все большего внедрения классической археологии в университетское преподавание был и тот факт, что начиная с 1906 г. факультет предлагал среди ежегодных тем студенческих сочинений для соискания наград темы и по археологии. Так, в 1П Г' эт0 быта «Пуническая культура по раскопкам и литературным свидетельствам», а в 1915 г. «Семибратные курганы, история раскопок, обряд погребений и датировка» и «Колонии Танаида, Горгипия, Фанагория, Пантикопея».27
В 1909 г. историко-филологический факультет пригласил А. А. Спицына'в качестве приват-доцента для преподавания курса русской археологии, а в следующем году его стараниями был создан Археологический кабинет. Он стал быстро пополняться учебными коллекциями, книгами и материалами из раскопок студентов под руководством Спицына. В разные годы курсы Спицына назывались: «Введение в археологию», «Общее обозрение русских древностей по культурам», «Древнейшие культуры в русских древностях». Первые раскопки были проведены в мае 1910 г. в Лужском уезде Санкт-Петербургской губернии. Были исследованы -13 курганных насыпей, длинный курган и городище железного века. Насыпи удалялись полностью, оставлялись лишь крестообразные бровки для фиксации стратиграфии В последующие годы слушателями курсов Спицына была проведена целая серия исследований памятников древнерусского времени и железного века на Северо-Западе России, скифского Немировского городища в Подольской губернии, сарматских курганов в северном Причерноморье.28
На рубеже 1870 - 1880-х годов археологией, особенно каменным веком, начинают интересоваться и представители университетского естествознания. В Петербургском университете профессор геологии А. А. Иностранцев создает геологический музей, который быстро пополняется коллекциями каменных орудий. Туда же поступают коллекции с ладожских стоянок, ставшие основой знаменитой монографии А. А. Иностранцева о человеке каменного века побережья Ладожского озера. Еще ранее профессор Московского университета А. П. Богданов проводит раскопки подмосковных курганов и издает монографию, посвященную антропологии «курганного племени». Его ученик Д. Н. Анучин занимает кафедру географии и
этнографии в Московском университете и создает там же Антропологический музей. В Казанском университете разворачивается деятельность профессора геологии и палеонтологии А. А. Штукенберга и профессора медицины Н. Ф. Высоцкого, публикующих серию статей по каменному веку в изданиях Общества естествоиспытателей и Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. •
В 18 87 г. в Петербургском университете создается Русское антропологическое общество, а кафедру географии и этнографии занимает профессор Э. Ю. Петри,, проводивший раскопки курганов в Оренбургской области и начавший чтение лекций по первобытной археологии в рамках общего курса антропологии. Деятельность этой кафедры и общества в области первобытной археологии особенно активизируется с 1907 г., когда в Петербургском университете появляется Ф. К. Волков - ученик В. Б. Антоновича и Г. де Мортилье.29 Вместе со своими учениками Волков провел раскопки палеолитической стоянки в Мезино, создал целую научную школу, из которой вышли такие крупные археологи, как П. П. Ефименко, С. И. Руденко, Г. А. Бонч-Осмоловский, выпускник Казанского университета С. А. Теплоухов и др. Эта школа, получившая вслед за определением Мортилье, название палеоэтнологической и являвшаяся одной из самых передовых в отечественной археологии того времени, формировалась и функционировала на университетской базе.30 Аналогичная школа в Москве, созданная Д. Н. Анучиным и(его учеником Б. С. Жуковым, также развивалась в стенах университета.
В заключение представляется возможным дать следующую схему и периодизацию становления и развития археологии в российских дореволюционных университетах. I период (1724-1804 гг.) - это созданием первого российского университета в составе Петербургской Академии наук, первые экспедиции профессоров и студентов в Сибирь, Поволжье, на Урал и Южную Россию. II период (1804—1863 гг.) — появление в университетской структуре кафедры изящных искусств и археологии, накопление археологических коллекций, создание минц-кабинетов и музеев древностей, появление первых сведений об археологических памятниках в лекциях. III период (1863-1880-е годы) — создание в университетах кафедры теории и истории искусств, использование археологических материалов в лекциях по истории, возникновение научных обществ при университетах, обсуждение вопроса о преподавании археологии на археологических съездах. IV период (1880-е годы-1900 г.) - создание палеоэтнологических центров (кафедра географии и этнографии, Русское Антропологическое общество в Петербургском университете, аналогичная кафедра и Антропологический музей в Московском университете); археологические данные используются в качестве одного из исторических источников в лекционных курсах; читаются лекции по первобытной археологии в Петербургском университете. V период (1900-1922 гг.) — появление специализированных, полностью посвященных археологии курсов лекций и семинаров, участие студентов в раскопках, формирование научных школ. В 1922 г. в Московском и Петроградском университетах были созданы археологические отделения, которые начали целенаправленную подготовку археологов.
Таким образом, тезис об отсутствии археологии в учебной и научной деятельности российских дореволюционных университетов абсолютно несостоятелен. Университеты играли важную роль в организационной структуре археологии в России в Х1Х-начале XX в. и немало способствовали процессу ее институализации. В сущности, еще в конце XIX в. в университетах было сформировано новое поколение российских ученых, для которого было характерно изначальное обращение к археологии не в силу какого-нибудь «любительского увлечения» или коллекционирования древностей, а в силу поиска дополнительных источников для исторических реконструкций.
Summary .
The article is dedicated to the evolution of archaeology and the forms of archaeological teachin° in Russian universities before 1917. There is very popular assertion in historiography that archaeology wasn’t studied yet in the universities during this period. But the universities and first of all St. Petersburg University played an important role in the institualisation of Russian archaeology.
1 Арциховский А. В. Преподавание археологии // КСИИМК. 1949. Вып. 29. С. 24; Авдусин Д. А. Археология в Московском университете (1922-1965) // Очерки по истории советской науки и культуры. М., 1968. С. 181;
• Кропоткин В. В. Подготовка научных кадров в Институте археологии АН СССР (1919-1978 гг.) // КСИА. 1980. Вып! 163. С. 42; Ляхов В. Н. Подготовка археологов в отечественных Археологических институтах (1878 - начало 1920-х гг.)//Развитие исторического образования в СССР. Воронеж, 1986. С. 132 - 141; Формозов А. А. Следопыты земли Московской. М., 1988. С. 102. ' ^ -
2 Жебелев С. А. 1) Введение в археологию. С. 132; 2) Археолог-энтузиаст (памяти А.А. Спицина) // СА. X. 1948. С. 12; 3) Из университетских воспоминаний (1886-1890 гг.)//Там же. С. 159.
3 Равдоникас В. И. За марксистскую историю материальной культуры// ИГАИМК. 1930. Т. 7. Вып. 3-4. С. 26; Худяков М. Г. Русская дореволюционная археология на службе эксплуататорских классов. JL, 1933. С. 56-58.
4 См., напр.: Окладников А. П. Успехи советской археологии. Л., 1950. С.4-5.
5 Формозов А. А. История термина археология//Вопросы истории. 1975. №8. С. 215; Тихонов И. Л. К вопросу об объеме и содержании термина «археология» в русской дореволюционной науке// Традиции российской археологии. Археологические изыскания . СПб., 1996. Вып. 33. С. 17-21.
6 Бутягин А. С., Салтанов Ю. А. Университетское образование в СССР. М., 1957. С. 33.
7 Труды I Археологического съезда.. М., 1871. Т. II С. 47.
8 Чесноков В. И. Правительственная политика и историческая наука России 60-70-х гг. XIX века (Исследовательские
очерки). Воронеж, 1989. С. 70. ■
9 Труды III Археологического съезда в Киеве. Киев, 1878. Т. 1. С. 31.
10 Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. СПб., 1872. Т. I. С. 149.
11 Спицын А. А. Мои научные работы /У Seminarum Kondakovianum. Прага, 1928. Т. 2. С. 331.
12 Ляскоронський В. Спогади про проф. В.Б. Антоновича// 3 іменем Святого Володимира. Київський університет
у документах, матеріалах та спогадах сучасників. Кн. 1. Київ, 1994. С. 299. •
13 Щавелев С. П. Историк Русской земли. Жизнь и труды Д. Я. Самоквасова. Курск, 1998. С. 51-52, 149.
14 Формозов А. А. Русские археологи до и после революции. М., 1995. С. 28 ’
15 ЦГИА. Ф. 733. Оп. 149. Д. 348. Л 372.
16 Ростовцев М. И. Странички воспоминаний //Никодим Павлович Кондаков. 1844-1924: к восьмидесятилетию со дня рождения. Прага, 1924. С. 23-29.
17 Уварова П. С. О преподавании археологии в русских университетах //Труды XX АС в Киеве Ч 2 М 1899
С. 47-54. . • • .
18 РГИА. Ф. 733. Оп. 151. Д. 103. Л. 3.
19 Там же. Л. 4. .
2" Ростовцев М. И. Лекции по истории Рима чит. проф. М.И.Ростовцевым. 1903-1904 гг СПб Литогоа* 1904 С. 39-Я. ■’ '
21 РГИА. Ф. 1041. On. 1. Ед. 23. „
22 Отчет Петроградского университета за 1915 г. СПб., 1916. С.189.
23 Архив Музея истории СПбГУ. Ф. Персоналии. Д. 88.
24 Отчет Санкт-Петербургского университета за 1908 г. СПб., 1909. С. 100, 233.
25 Отчет Санкт-Петербургского университета за 1910 г. СПб., 1911. С. 119-121.
26 МацулевичЖ. А. Подгруппа истории и теории искусства// Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские)
курсы (1878-1918 гґ.) Л., 1965. С.91. ' .
27 Отчет Санкт-Петербургского университета за 1906 г. СПб., 1907. С. 222; Отчет Санкт-Петербургского
университета за 1915 г. СПб., 1916. С. 213. - ‘
28 Тихонов И. Л. Археология в Санкт-Петербургском университете. Историографические очерки. СПб.. 2003. С. 7429 Традиции отечественной палеоэтнологии. Тез. докл. Междунар. конф.-, посвященной 150-летию Ф К Волкова
СПб., 1997.
50 Тихонов И. Л. Петербургская палеоэтнологическая школа (Этапы формирования)// Санкт-Петербург и отечественная археология. СПб., 1995. С. 100-120.
Статья поступила в редакцию 19 января 2004 г.
