CC BY
158
АРХЕОЛОГИЯ И ЭТНОГРАФИЯ
И. Л. Тихонов
«ЭТО НЕОБХОДИМО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ НЕ ПРОСЛЫТЬ ЗА ВАРВАРОВ»: РОССИЙСКИЕ МОНАРХИ И АРХЕОЛОГИЯ
В истории мировой археологии встречается немало примеров заинтересованного отношения монарших особ к археологическим исследованиям, выражавшегося и в прямом их участии в археологических раскопках, в инициативе организации подобных работ и, особенно, в покровительстве и финансировании деятельности археологов. Мотивы такого интереса к археологии со стороны сильных мира сего могли быть весьма различны, но тем не менее они определяются достаточно четко. Во-первых это, конечно, меценатство — почти все европейские монархи, начиная с римского императора Августа, да и не только европейские, стремились покровительствовать искусствам и наукам. Первые кунсткамеры, музеи, собрания древностей возникли при дворах правителей и на первых порах носили придворный характер. А археология, особенно классическая, на ранних стадиях своего развития очень тесно смыкалась с искусством и его историей. Существенным обстоятельством являлось то, что, в отличие от собственно исторических исследований, археологические работы требуют больших финансовых и трудовых затрат, как правило, не предусмотренных государственными бюджетами, и соответственно, именно монархи или лица, приближенные к ним, могли решить эти проблемы. Во-вторых, немаловажную роль играли соображения национального престижа: еще в XVIII в. начинается своего рода соревнование между ведущими европейскими державами по пополнению древностями своих королевских и национальных музеев. В Париж, Лондон, Берлин тысячами вывозятся «антики» из Египта, Передней Азии, Греции. Скандинавские монархи, не имевшие на своей территории античного наследия, видели в археологии хороший способ пропаганды собственного героического историко-культурного наследия и, в конечном счете, национальной самоидентификации. Нередко археология выступала и в качестве инструмента колониальной политики, которая стала проводиться европейскими монархиями в XIX в. значительно более тонкими и завуалированными средствами, чем прямое насилие времен конквистадоров. Постепенный переход к конституционным монархиям приводил к тому, что их лидеры «царствовали, но не правили», а в этой ситуации археология представлялась солидным, почтенным, не зазорным занятием для особ королевской крови.
Осознанный интерес к вещественным древностям среди российских правителей мы встречаем только начиная с Петра I, не случайно и то, что время его правления стало и временем зарождения отечественной археологии. Ряд указов и распоряжений великого реформатора России положил начало целенаправленным поискам, коллекционированию, и описанию древних вещей и памятников. Указ от 13 февраля 1718 г. гласил: «... Ежели кто
© И. Л. Тихонов, 2008
найдет в земле или воде какие старые вещи... также какие старые подписи на каменьях, железе или меди, или какое старое и ныне необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно, також бы приносили.»1. Еще раннее, в 1714 г., была создана Кунсткамера — первый российский музей, куда и стали поступать подобные находки. В 1715 г. уральский промышленник А. Н. Демидов преподнес по случаю рождения наследника престола цесаревича Петра Петровича супруге Петра Екатерине коллекцию «бугровых сибирских вещей». Эти находки заинтересовали царя, и он отдал распоряжение сибирскому генерал-губернатору о поиске подобных вещей для Кунсткамеры. В январе 1716 г. губернатор М. П. Гагарин, выполняя это распоряжение, прислал десять золотых вещей, а в декабре того же года — 122 предмета, которые составили основу знаменитой Сибирской коллекции Петра I2. В 1721 г. последовал указ сибирскому губернатору
А. М. Черкасскому о запрещении переплавлять найденные в могилах старинные золотые вещи и о присылке их в Берг-коллегию для доклада царю. По личной инициативе царя в Сибирь была направлена научная экспедиция под руководством Д. Г. Мессершмидта, в задачи которой в том числе входил и сбор сведений о памятниках старины, и сбор древних вещей. Эта экспедиция провела одни из первых раскопок курганов с научными целями на территории Российской империи.
Петр хорошо знал о местах находок костей мамонта под Воронежем и в 1701 г. показывал их голландскому путешественнику Корнелиусу де Брюнну. А отправляясь в персидский поход, император побывал на Волге в Булгаре и осмотрел руины древних памятников, следствием чего стало распоряжение об их охране и реставрации. После вступления русских войск в Дербент Петр распорядился произвести обмеры древних укреплений и скопировать надписи. Конечно, эти меры преследовали не только познавательный, но и политический интерес — было важно подчеркнуть лояльность к мусульманским святыням.
Петр I положил начало покупке древностей за рубежом. При нем и по его распоряжению в Россию были доставлены первые античные статуи и среди них такой шедевр, как Венера Таврическая. Эти традиции собирательства художественных произведений древности были продолжены и другими русскими монархами. Собрания Екатерины II положили начало крупнейшему музею России — Эрмитажу. Ее собрание гемм насчитывало более 10 тыс. экземпляров. Самое значительное приобретение было сделано в 1787 г. покупкою коллекции герцога Луи-Филлипа Орлеанского, считавшейся одной из лучших в Европе. В последующие годы были приобретены геммы из коллекции принца Конти, художника Ж.-Б. Казановы, собрание И. Франца, хранителя Венского Кабинета древностей. В 1785 г. Екатерина II купила коллекцию древней скульптуры, собранную на протяжении многих лет английским банкиром Д. Лайд-Брауном.
Эрмитажные собрания продолжали пополняться и при наследниках Екатерины II. В 1805 г. большое собрание античных гемм подарил Александру I дипломат Н. Ф. Хитрово, бывший представителем России во Флоренции, а в 1814 г. в качестве дара Александру I от Жозефины Богарне в Петербург прибыла жемчужина эрмитажного собрания гемм — камея Гонзага. В 1818 г. император Александр I посетил Керчь, где ему были показаны раскопки на горе Митридат, открытые склепы и гробницы, а также коллекции, собранные Полем де Брюксом. Все это понравилось императору, и он повелел де Брюксу проводить дальнейшие раскопки и наградил его бриллиантовым перстнем. Еще ранее, в 1804 г., Александр выделил 2 тыс. руб. из средств своего Кабинета на поездку в Северное Причерноморье хранителя !-го отделения Эрмитажа Е. Е. Келлера. По возвращении из этой
поездки Келлер поднес императору собранную коллекцию античных монет и других древностей, за что получил 1800 руб. и перстень. А в 1822 г. по результатам новой экспедиции Келлера в Крым было издано специальное распоряжение «О средствах к сохранению древних достопамятностей Тавриды» и выделено на эти нужды 10 тыс. руб. Это первый в России случай выделения значительных средств на охрану древних памятников3.
Немалое внимание вопросам охраны и изучения древних памятников истории и культуры уделял Николай I. Уже в самом начале его царствования, в 1826 г., последовал циркуляр всем губернаторам с требованием о доставлении сведений о древних памятниках архитектуры и воспрещении разрушать их. В течение его тридцатилетнего правления неоднократно принимались подобные постановления, особое внимание Николай обращал на памятники русской истории и культуры4. В 1830 г. императору были представлены великолепные находки скифских вещей, сделанные в кургане Куль-Оба близ Керчи. Они настолько заинтересовали царя, что он повелел продолжать раскопки и выделил на их проведение ежегодные денежные средства. Собственно с этого времени начинается история целенаправленных и постоянных археологических раскопок в России, финансируемых правительством. В 1854 г. на средства, выделенные императором из сумм своего Кабинета (почти 30 тыс. руб.), было осуществлено роскошное трехтомное издание «Древности Босфора Киммерийского, хранящиеся в Императорском музее Эрмитажа», которое содержало описание и рисунки всех наиболее значимых и интересных вещей, найденных в ходе этих раскопок. Тираж издания составил всего 200 экземпляров, и книга рассылалась в качестве подарков иностранным королевским дворам, музеям и обществам.
Во время заграничных путешествий российские монархи нередко посещали крупнейшие европейские музеи, собрания древностей и раскопки. Так, в 1845 г. Николай I почти целый день провел на раскопках Помпей, и ему были преподнесены в дар неаполитанским королем все предметы, найденные в этот день в присутствии коронованных особ. В составе этой коллекции, поступившей в Императорский Эрмитаж, особым шедевром являлся бронзовый бюстик юного Калигулы, служивший гирей ручных весов. В царских резиденциях появляются здания и интерьеры, оформленные в «помпеянском» стиле. Это «Царицына дача» в Петергофе, где в пол столовой была вмонтирована подлинная мозаика из Помпей, некогда подаренная Наполеону, или «Дворец Лейхтенбергских» в Сергиевке5. Посещал император и Керчь, где ему были поднесены хлеб-соль на «серебряном блюде царице Рискупорис», найденном в 1837 г. в гробнице т. н. супруги боспорского царя Рискупорида II.
По инициативе Николая I произошло и заметное пополнение «антиками» эрмитажных собраний: в 1830 г. в Варшаве была приобретена ценная коллекция гемм, принадлежавшая археологу К. Веселовскому; в 1834 г. свыше тысячи античных ваз и множество бронз и терракот было куплено у римского антиквара Пиццати; в 1852 г. более 300 ваз и 54 скульптуры были приобретены из собрания графа И. С. Лаваля. На эти и другие не менее ценные приобретения было истрачено несколько сот тысяч рублей, что по тем временам составляло громадную сумму. Приобретенный лично царем участок земли для раскопок в Риме на Палатинском холме был уступлен папскому правительству за несколько античных статуй, бюстов и барельефов6. Известно, что Николай I много времени уделял «своему императорскому Эрмитажу», который с 1852 г. приобрел черты публичного музея, постоянно вмешивался в его дела, зачастую определяя, где и как должна была быть выставлена та и или иная вещь или картина7. Самое крупное и ценное приобретение античных памятников, включающее в себя около сотни скульптур и больше 500 расписных
ваз, происходящих из коллекции маркиза Д. Кампана, было сделано в 1861 г. по распоряжению уже следующего императора Александра II. А в 1864 г. он приказал приобрести для Эрмитажа за 6 тыс. руб. находки из скифского кургана Хохлач, раскопанного вблизи Новочеркасска.
В царствование Николая I в Петербурге было учреждено Археолого-нумизматическое общество (с 1851 г. — Русское археологическое общество), которое получило наименование «Императорское», а его председателем был утвержден зять императора — муж его любимой старшей дочери Марии герцог Максимилиан Лейхтенбергский. Это назначение не было случайным, т. к. герцог имел даже опыт самостоятельных археологических раскопок в Египте — «между Сфинксом и Великой пирамидой». В ходе этих работ были найдены саркофаги членов семьи царя Амасиса, поступившие в 1852 г. вместе с несколькими другими предметами из его коллекции в Императорский Эрмитаж, украсив собой собрание египетских древностей8. (Они до сих пор встречают посетителей, входящих в зал, посвященный Древнему Египту).
Традиция руководства Русским археологическим обществом «августейшими особами» сохранялась и в последующее время. Так, в 1852-1892 гг. председателем общества был великий князь Константин Николаевич, а с декабря 1892 г. до своей кончины, последовавшей 2 июня 1915 г., — его сын великий князь Константин Константинович. В январе 1916 г. председателем РАО был утвержден великий князь Георгий Михайлович, который был известным нумизматом, подготовившим роскошный «Корпус русских монет», а с 1904 г. возглавлял Нумизматическое отделение общества. Императоры Александр III и Николай II считались официальными покровителями общества, а многие представители императорской фамилии — почетными членами9. Неоднократно монархи проявляли интерес к деятельности общества. В 1871 г. по случаю 25-летнего юбилея был получен рескрипт от Александра II, в котором отмечались заслуги общества по распространению истинных знаний и говорилось, что «желая явить знак Моего внимания к заслуга Общества, Я вместе с сим повелел в дополнение к получаемому им пособию, отпускать еще по две тысячи рублей в год. Надеюсь, что и впредь Общество будет продолжать ревностно и плодотворно трудиться на пользу науки и государства»10. Подобный же рескрипт был получен и в 1896 г. от Николая II по случаю 50-летнего юбилея общества. А благодаря ходатайству Константина Константиновича, который с 1889 г. являлся президентом Академии наук и также был широко известен в качестве поэта, пишущего под псевдонимом «К. Р.», казенная пятитысячная субсидия была увеличена еще на 3 тыс. руб. ежегодно. Благодаря ему же общество получило постоянное помещение в доме Государственной канцелярии на Литейном проспекте, 44. Несколько раз великий князь добивался выделения средств на отдельные экспедиции и ряд изданий общества. С. А. Жебелев отмечал внимание и заинтересованность, с которыми он слушал доклады на заседаниях11. При работе над драмой «Царь Иудейский» Константин Константинович постоянно консультировался с М. И. Ростовцевым по поводу исторических реалий той эпохи и в благодарность за помощь посвятил ему свой перевод греческой эпиграммы, найденной в Нимфее12.
Великий князь Николай Николаевич, будущий главнокомандующий русской армией на Балканах в русско-турецкой войне, в 1872 г. посетил Египет. По случаю приезда высокопоставленной особы в каирском театре дали представление оперы Верди «Аида», костюмы и декорации для которой были изготовлены под руководством директора Каирского музея древностей Огюста Мариетта. Он же сопровождал великого князя во время осмотра музея и недавно открытого некрополя в Саккаре, где в гигантских саркофагах
были захоронены мумии священных быков Аписа. В завершение великий князь осмотрел внутренние помещения и поднялся на вершину пирамиды Хеопса13. В 1890 г. цесаревич Николай Александрович (будущий император Николай II) во время своего длительного путешествия по странам Востока также знакомился с монументальными памятниками Древнего Египта. Фотографии запечатлели его со спутниками сидящим на статуе Рамзеса II в Мемфисе и рядом с большим сфинксом на фоне пирамиды Хеопса в Гизе.
Некоторые представители династии Романовых и сами производили раскопки, особенным интересом к археологии отличался пятый сын Александра II великий князь Сергей Александрович. В 1875 г. во время путешествия по южному берегу Крыма, в котором участвовали великие князья Сергей и Павел Александровичи, Александр, Николай и Георгий Михайловичи, были проведены раскопки гробниц близ Гаспры, осмотрены дольмены и памятники Херсонеса и Ялты. Сопровождал великих князей известный русский археолог, председатель Московского археологического общества граф А. С. Уваров. В начале следующего года он был специально приглашен в Петербург для чтения лекций по археологии. В архиве Уваровых сохранилась «Программа пяти лекций, читанных Вел. князьям Сергею и Павлу Александровичам в январе — феврале 1876 года», представляющая собой
14
развернутый план и тезисное изложение содержания лекций . В дневниках великих князей присутствуют записи, свидетельствующие о неподдельном интересе, который вызывали эти занятия. К лету 1878 г. был разработан маршрут путешествия великих князей по городам Северо-западной России, включавший посещение и знакомство с памятниками Новгорода и Пскова. В рамках этого путешествия были проведены и раскопки курганной группы на берегу реки Великой в Псковской губернии. Помимо Сергея и Павла Александровичей, в этих работах принимали участие их двоюродные братья Константин и Дмитрий Константиновичи. Обнаруженное в одном из курганов погребение по обряду кремации Сергей Александрович разбирал собственноручно, а все найденные вещи поступили в созданный им Археологический кабинет15. Впоследствии великий князь проводил раскопки в Чернево и в своем имении Ильинское под Москвой, содействовал организации русских раскопок в Иерусалиме. Многие находки, как и предметы русского искусства XVII-XIX вв. из его личных коллекций, были им переданы Московскому Историческому музею, председателем правления которого он являлся с 1881 г. В 1890 г. Сергей Александрович был почетным председателем VIII Археологического съезда, проходившего в Москве, а в 1892 г. он уже в должности генерал-губернатора Москвы принимал участие в церемонии открытия и работе Международного конгресса по доисторической археологии и антропологии, открывшегося 1 августа в Московском университете. Он всегда живо интересовался всеми делами Исторического музея, много сделал и для создания Музея изящных искусств (ныне Музей имени А. С. Пушкина в Москве); по свидетельству И. Е. Забелина, он вынашивал планы организации масштабных раскопок на территории Кремля16. Великий князь был одним из инициаторов создания и председателем Палестинского общества, почетным членом многих археологических обществ и Русского Археологического института в Константинополе, с 1886 г. являлся официальным покровителем Санкт-Петербургского Археологического института. Петербургский Археологический институт (основан Н. В. Калачевым в 1878 г.) активно участвовал в праздновании 300-летия дома Романовых в 1913 г., специально подготовив ряд изданий к этой дате. Московский Археологический институт (основан в 1907 г.) также выпустил несколько изданий к этому юбилею, организовал выставку и целый археологический съезд под председательством великого князя Александра Михайловича, а также получил официальное название «имени императора Николая II».
Великий князь Александр Михайлович с 1896 г. проводил раскопки на территории своего имения «Ай-Тодор» вблизи Ялты в Крыму. С 1901 г. в качестве научного консультанта был привлечен М. И. Ростовцев. В результате многолетних раскопок, проводимых на личные средства Александра Михайловича, был открыт единственный известный в Крыму регулярный римский военный лагерь — место стоянки легионов — Харакс.
2 февраля 1859 г. император Александр II утвердил положение об Императорской Археологической комиссии, положив начало первому государственному учреждению отечественной археологии. С 1880-х гг. Императорская Археологическая комиссия располагалась в верхнем этаже одного из павильонов здания Эрмитажа, а затем переехала в более благоустроенные помещения в Зимнем дворце. С первого года своего существования Археологическая комиссия развернула масштабные раскопки, в основном в Северном Причерноморье, значительно пополнившие собрания Императорского Эрмитажа. Со временем комиссия стала устраивать ежегодные выставки наиболее значимых в научном отношении, ярких и эффектных находок. Это был тоже своего рода «отчет» (помимо печатного), на что она расходовала государственные средства. Часто эти выставки, устраиваемые в ее помещениях, посещали императоры с семейством. Иногда публиковались и специальные каталоги подобных выставок, предназначенных в первую очередь для царя17. Информация о подобных «высочайших посещениях» публиковалась в изданиях Археологической комиссии и столичных газетах. Так, «Известия Археологической комиссии» за 1904 г. сообщали: «9 апреля в 2 ч. 50 м. Их Величества. прибыли в помещении Императорской Археологической Комиссии, где были встречены председателем комиссии, гофмейстером, графом А. А. Бобринским, товарищем председателя академиком В. В. Латышевым и членами Комиссии: Н. И. Веселовским, А. А. Спицыным, Б. В. Фармаковским и П. П. Покрышкиным»18. Поздоровавшись со встречавшими лицами, монарх с супругой прошли в первую комнату, где смотрели предметы, добытые раскопками
В. И. Каменского на неолитических стоянках близ Балахны на Оке, а также коллекции каменного века с верховьев Волги и озера Бологое. В других комнатах царь с царицей осмотрели материалы курганных раскопок А. А. Бобринского и Н. И. Веселовского в Среднем Поднепровье и на Кубани, их особое внимание привлекли вещи из раскопок Херсонеса и Керчи. В последней, четвертой, комнате, монаршие особы осмотрели древнерусские материалы из раскопок В. Н. Глазова и Н. И. Репникова, а фотограф комиссии преподнес царю фотоальбом с изображением фресок Спасо-Нередицкой церкви. Осмотр выставки занял более часа. Важно отметить, что царю показывались не только высокохудожественные вещи, но и рядовой археологический материал, т. е. тем самым давалось адекватное представление о деятельности археологов, ученых, исследующих древнейшее прошлое, а не «раскопщиков», добывающих ценные экспонаты для музеев.
В феврале 1913 г. Николай II посетил Археологическую комиссию с дочерьми и другими родственниками19. Особый его интерес вызвали древности Ольвии, Полтавский клад, находки из скифского царского кургана Солоха. С замечательных произведений искусства, найденных при раскопках Солохи, художником М. В. Фармаковским были изготовлены рисунки, предназначавшиеся в подарок от русского императора германскому кайзеру Вильгельму II, слывшему знатоком и любителем археологии. Возможно, об этом посещении царя рассказывал своим домочадцам А. А. Спицын, утверждая, что даже спорил с ним по поводу некоторых вещей и перемигивался с явно скучающими принцессами20. В марте того же года Археологическую комиссию посетила вдовствующая императрица Мария Федоровна с дочерью Марией Александровной герцогиней Саксен-Кобург-Готской,
а император Николай II нанес визит в Музей антропологии и этнографии Академии наук, где наряду с осмотром этнографических коллекций, обратил особое внимание на палеолитические материалы из Сибири, собранные И. Т. Савенковым. Подобные визиты, которые широко освещались прессой, способствовали росту авторитета в обществе, придворных кругах, и, что особенно важно, в глазах административно- чиновничьего аппарата Археологической комиссии и археологической науки в целом. Соответственно формирование подобного имиджа археологии в качестве социально значимой и полезной науки могло облегчать неизбежные контакты археологов с местным начальством и требования от такового содействия их полевым работам.
Зачастую визиты царя на раскопки или другие встречи с ним археологов имели не только помпезный, но и деловой характер с серьезными последствиями. Так, новый этап в археологических исследованиях Херсонеса начался после его посещения императором Александром III летом 1886 г., когда монарх был возмущен безобразием, там творившимся21. Председатель Московского археологического общества графиня П. С. Уварова на следующий год обратилась к императору с ходатайством о возобновлении раскопок «русской Помпеи», предлагая поручить их Московскому обществу22. На этом прошении Александр III наложил резолюцию: «Это необходимо сделать, чтобы не прослыть за варваров»23. В свою очередь председатель Археологической комиссии граф А. А. Бобринской добился, чтобы эти раскопки были переданы в ведение комиссии и на их проведение ежегодно выделялось 6 тыс. руб. В 1888 г. начались работы в Херсонесе К. К. Косцюшко-Валюжинича, который был принят в штат комиссии. В следующем году Бобринскому, несмотря на активное сопротивление Московского археологического общества, развернувшего большую полемику в прессе, удалось добиться подписания Александром III Указа от 11 марта 1889 г., предоставлявшего комиссии исключительные права на выдачу открытых листов для раскопок на всех казенных, общественных и церковных землях и контроль за охраной и реставрацией монументальных памятников древности. Несомненно, что провести этот указ, действительно превращавший комиссию в центральное археологическое учреждение
24
страны, удалось только пользуясь личными связями с императором .
Александр III впоследствии еще несколько раз посещал Херсонес. Об одном из таких визитов, состоявшемся в мае 1893 г., К. К. Косцюшко-Валюжинич составил подробный рапорт в комиссию: «... Выйдя из экипажа, ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО тотчас узнал те мраморы, сложенные впереди музея, которые до 1889 года находились в аллее около жилого дома настоятеля монастыря; обратил внимание на красивый орнамент иконостасных плит (из храма № 7, раскопка 1891 г.), выразил сожаление, что часть северного берега обрушилась в море и унесла с собой и часть (левый придел), находящихся там храмов и спросил, много-ли уже раскопано в Херсонисе, на что я имел счастье отвечать ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ, что расследована, приблизительно, одна сотая часть Херсониского городища и обширных некрополей. Войдя в музей, ИХ ВЕЛИЧЕСТВА весьма подробно осмотрели все древности, начав с классических, а именно с гражданской присяги Херсонисцев конца IV в. Мною были объяснены наиболее интересные древности, причем ИХ ВЕЛИЧЕСТВА неоднократно удостаивали меня вопросами. Осматривая три мраморные подножия от статуй, ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО изволил заметить, что самих статуй, конечно, не найдено, на что я имел счастье ответить, что найден пока лишь один большой кусок от мраморной статуи, по-видимому, римского сановника. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР не оставил Своим высоким вниманием ни одной интересной находки, уди -вился большому количеству глиняных лампочек, рассматривал железный якорь, каменные
ядра, огромные пифосы и даже о собрании амфорных ручек с именами астимонов (так в тексте, правильно — астиномов — И. Т.), — милостиво выслушав мое объяснение о значении их для истории Херсониса, — изволил заметить... что это очень интересный вопрос. На вопрос ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, кому принадлежит здание, занимаемое музеем, я имел счастье пояснить, что оно выстроено ИМПЕРАТОРСКОЙ Археологической Комиссией, причем счел долгом обратить внимание ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, что всеми археологическими сокровищами, собранными в течение пяти лет, наука всецело обязана ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ, вследствие последовавшего ВЫСОЧАЙШЕГО повеления о передаче Херсониских раскопок в ведение ИМПЕРАТОРСКОЙ Археологической Комиссии, на что ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ угодно было осчастливить меня словами: “теперь виден порядок”»25.
В 1900 г. по инициативе А. А. Бобринского был составлен специальный «Очерк деятельности Императорской Археологической Комиссии в царствование Александра III»26, основной целью которого было, апеллируя к сыновним и патриотическим чувствам Николая II, добиться увеличения штатов комиссии и выделения новых средств на раскопки. Призывая царя сделать то же для Ольвии, что его отец — предшествующий император сделал для Херсонеса, Бобринской сумел добиться увеличения жалования сотрудников комиссии, расширения ее штата, и в 1901 г. начались масштабные раскопки Ольвии, порученные Б. В. Фармаковскому.
В августе 1913 г. А. А. Бобринскому удалось организовать визит Николая II в Херсонес, который он не без присущих ему иронии и юмора описал в частном письме к Б. В. Фар-маковскому от 16 августа 1913 г.: «.Показали мы Государю: могилу мучеников, башню, музей, город с башнями, мозаичные полы храмов и т. д. Для первого номера (могила мучеников) выписал я из Кореиза (по его желанию) М. И. Ростовцева. Конституционист-либерал-профессор приехал в соломенной шляпе и пиджаке, для чего сделал (с 5-ти часов утра) 80 верст в автомобиле. Усерднейше показывал, доказывал, объяснял, предлагал таблицы будущего издания и стоял под зноем без шляпы до того, что Государь двукратно просил его покрыться. За пиджак Ростовцева я извинился перед Государем, предполагая, “что Вашему Величеству важнее были знания М[ихаила] И[вановича], чем его мундир” — “Конечно, конечно!”...»27. Главным результатом этой встречи, продлившейся несколько часов при тридцатиградусной жаре (!), стало распоряжение царя о выделении специальных средств на публикацию фундаментального труда М. И. Ростовцева «Античная декоративная живопись на юге России», который вскоре вышел в свет.
Сын графа А. А.Бобринского в своих мемуарах об отце приводит два эпизода, когда для решения вопросов, связанных с охраной памятников древности, понадобились встречи с Николаем II. Первый был связан с необходимостью некоторого изменения трассы железной дороги, угрожавшей храму Спаса на Нередице, а второй — с попыткой прекратить использование озера Березань в качестве полигона для корабельной артиллерии. Первый вопрос решить удалось, второй — нет28.
Подводя итоги, следует заметить, что, никоим образом не преувеличивая роль русских монархов в процессе становления и развития отечественной археологии, которая особенно в конце XIX — начале XX вв. развивалась бы и без их благосклонного внимания, определенным образом они все-таки содействовали ее успехам. Это содействие выражалось прежде всего в пополнении археологических собраний российских музеев за счет различных приобретений как внутри страны, так и за рубежом, финансировании, в ряде случаев, деятельности археологических организаций и отдельных археологов. Еще более важную
роль играло их участие в создании благоприятного для археологии имиджа в обществе как серьезной, нужной, полезной для государства сферы занятий. Можно отметить и некоторое изменение роли царственных особ в развитии нашей науки на протяжении двух столетий. Если в XVIII в. Петр I и Екатерина II своими действиями и страстью к коллекционированию сами подавали пример окружающим, часто оказываясь инициаторами тех или иных начинаний; Николай I, со свойственной ему привычкой вникать во все мелочи и детали, как рачительный хозяин распоряжался, как поступить с той или иной вещью из раскопок; то Александр II, Александр III и Николай II выполняли уже скорее функции верховной власти, реагирующей на запросы ученой среды. Нередко интерес царственных особ к археологии имел под собой и далекие от чистой науки соображения. Ведь Херсонес в их глазах был не только крупнейшим центром античной и византийской культуры в Крыму, но и местом, где киевский князь Владимир принял христианство, здесь же находилась и главная база черноморского флота. Открытие единственного заграничного учреждения российской археологии — Русского Археологического института в Константинополе, устав которого Александр III утвердил в 1894 г., преследовало и явные политические цели по распространению русского влияния в Османской империи и на Балканах29.
Все эти традиции меценатства российских правителей по отношению к археологии оказались резко оборваны в 1917 г. со свержением монархии в России. Сами их имена и изображения оказались под запретом и были преданы уничтожению30. Не случайно вскоре после революции были закрыты археологические общества и институты в Петрограде и Москве как «скомпрометировавшие себя тесными связями со старым режимом». Новые руководители страны были озабочены в основном мыслями о настоящем и будущем, а не о прошлом. А. А. Формозов приводит весьма показательный фрагмент из воспоминаний Н. К. Крупской о В. И. Ленине: он «не ходил смотреть лондонские музеи. В музее древностей через десять минут Владимир Ильич начинал испытывать необычайную усталость, и мы очень быстро выметались из. бесконечных помещений, установленных египетскими и другими древними вазами»31. Несмотря на такое равнодушие к предметам старины, вождь мирового пролетариата все-таки приложил руку к сотворению названия ведущего археологического учреждения в стране, поскольку хорошо известно, что слово «истории» в названии создаваемой в 1919 г. взамен Археологической комиссии Академии материальной культуры, внес при утверждении положения о ней лично Ленин32. Правда, этим участие и ограничилось, поскольку вопреки насаждаемой в советское время версии о «заботе партии и правительства», проект преобразования комиссии в многопрофильное научное учреждение был разработан и осуществлен самими ее членами.
Найти какую-либо информацию о проявлениях хоть малейшего интереса к археологии со стороны последующих руководителей советского и российского государства не удалось. Возможно, отчасти это связано с закрытостью сведений в то время об их действиях, но скорее всего этого интереса попросту не было, хотя многие из них часто отдыхали в Крыму и на Кавказе, столь изобилующими археологическими памятниками и музеями. После почти 90-летнего перерыва первым главой Российского государства, проявившим интерес к деятельности археологов и к археологическим памятникам, стал президент Российской Федерации В. В. Путин. В 2001 г. он вместе с президентом Украины Л. Д. Кучмой посетил Херсонес Таврический, познакомившись с ходом его раскопок. Летом 2003 г. состоялось посещение раскопок и историко-археологического музея в Старой Ладоге, а в мае 2005 г. — историко-культурного комплекса бронзового века «Аркаим» в Челябинской области. В августе 2007 г. президент Владимир Путин вместе с князем
Монако Альбером II и министром МЧС Сергеем Шойгу посетил раскопки крепости Пор-Бажын в Туве, построенной в 757 г. по приказу главы Уйгурского каганата. Подобное внимание со стороны руководителей государства к раскопкам археологических памятников, являющихся важнейшими объектами историко-культурного наследия нашей страны, которым по праву должна принадлежать ведущая роль в национально-патриотическом воспитании, вселяет надежду, что государственные органы будут уделять больше внимания нуждам и проблемам сохранения и изучения археологического наследия России.
I Охрана памятников истории и культуры в России XVIII-XX вв. М., 1978. С. 21.
2Руденко С. И. Сибирская коллекция Петра I. М.; Л., 1962. С. 11.
3 Тункина И. В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII — середина XIX вв.). СПб., 2002. С. 67, 81.
4Выскочков Л. П. Император Николай I и русские древности // Исследования по русской истории: Сборник статей к 65-летию профессора И. Я. Фроянова. СПб.; Ижевск, 2001. С. 267-276.
5 О. Н. [Неверов О. Я.] Петербургские собиратели античных памятников. Романовы — коллекционеры // Санкт-Петербург и античность. СПб., 1993. С. 43-44.
6 Императорский Эрмитаж. 1855-1880. СПб., 1880. С. 13.
7Врангель Н. Н. Искусство и Государь Николай Павлович // Старые годы. 1913. Июль — сентябрь. С. 53-64.
8 История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990. С. 235; Golenischeff W. Ermitage Imperial. Inventaire de la collection egyptienne. Leipzig, 1891. P. 97.
9 Веселовский Н. И. История Императорского Русского Археологического общества за первое пятидесятилетие его существования. 1846-1896. СПб., 1900. С. 427.
10 Веселовский Н. И. История Императорского Русского Археологического общества за первое пятидесятилетие его существования. 1846-1896. СПб., 1900. С. 84.
II Жебелев С. А. Русское археологическое общество за третью четверть века своего существования (1897-1921) // РА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 3. Д. 453. Л. 17 об. Пользуясь случаем, приношу благодарность И. В. Тункиной, познакомившей меня с этой рукописью.
12 Зуев В. Ю. М. И. Ростовцев и великий князь Константин Константинович // Скифский роман. М., 1997. С. 235.
13Белова Г. А., Шеркова Г. А. Русские в стране пирамид. Путешественники, ученые, коллекционеры. М., 2003. С. 154.
14 СтрижоваН. Б. Архив А. С. и П. С.Уваровых в Отделе письменных источников Государственного Исторического музея // Очерки истории отечественной археологии. М., 1988. С. 95.
15 [Соколов Н. Н.] Журнал курганных раскопок, произведенных Их Императорскими Высочествами Великими Князьями Серпем и Павлом Александровичами, Константином и Димитршем Константиновичами на Лыбутской местности (в даче дер. Ерусалимской Сидоровской вол. Псковск. у.) Июля 11 дня 1878 года. Псков, 1879. С. 5.
16 Забелин И. Е. Дневники. Записные книжки. М., 2001. С. 155.
17 Выставка древностей, представляемых Императорской Археологической Комиссией на воззрение Государя Императора. СПб., 1894.
18 Высочайшее посещение Императорской Археологической Комиссии // ИАК. 1904. Вып. 9. Археологическая хроника. С. 1.
19 Высочайшие посещения Императорской Археологической Комиссии и музеев // ИАК. 1914. Прибавление к вып. 56. (Хроника и библиография, вып. 26). С. 1.
20 Тихонов И. Л. «Интерес к археологии появился у меня в университете» // Спицын А. А. Знаменитые универсанты: Очерки о питомцах Санкт-Петербургского университета: В 3 т. СПб., 2003. Т. 2. С. 107.
21 Очерк деятельности Императорской Археологической Комиссии в царствование Александра III // РА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 174. 1900 г.
22 Об этой истории в форме художественной прозы рассказывает А. И. Романчук в своей популярной книжке «Возрождение античного города». Свердловск, 1991. С. 6-24.
23 Обзор деятельности Министерства Императорского двора и Уделов за время царствования в Бозе почившего Государя императора Александра III. 1881-1894. Ч. 1. Кн. 2. СПб., 1901. С. 126.
24 Тихонов И. Л. Последний председатель Императорской археологической комиссии граф А. А. Бобринской // Невский археолого-историографический сборник: к 75-летию А. А. Формозова. СПб., 2003. С. 103-104.
25 РА ИИМК РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 174. 1900 г. Л. 62-64.
26 РА ИИМК РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 174. 1900 г.
27 Зуев В. Ю. М. И. Ростовцев. Годы в России. Биографическая хроника // Скифский роман. М., 1997. С. 67.
28Бобринской А. А. Граф Алексей Александрович Бобринской 1852-1927 (Сын об отце) / Подготовка к публикации, предисловие и примечания И. Л. Тихонова // Культурное наследие Российского государства. СПб., 2003. Вып. IV. С. 516-517.
29 Басаргина Е. Ю. Русский Археологический институт в Константинополе. Очерк истории. СПб., 1999. С. 20-25.
30 По сообщению заведующей архивом ИИМК РАН Г. В. Длужневской, в 1930-1950-е гг. многие имевшиеся в фотоархиве ИИМК изображения представителей династии Романовых были списаны и уничтожены.
31 Формозов А. А. Русские археологи до и после революции. М., 1995. С. 36.
32Платонова Н. И. Российская академия истории материальной культуры. Этапы становления (1918-1919) // СА. 1989. № 4. С. 11.
