CC BY
34
К ВОПРОСУ О КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ОСНОВАХ БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ПОЛИТИКИ В СФЕРЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ЗАКОННОСТИ В УСЛОВИЯХ НЭПА
Н М.Г. Дубинин
Аннотация. В статье исследуются концептуальные основы уголовной политики большевистского государства в годы новой экономической политики, выясняются специфические особенности борьбы с уголовной и политической преступностью.
Ключевые слова: новая экономическая политика, преступность, законность, правопорядок.
Summary. The article deals with the conceptual framework of the Bolshevik State criminal policy during the New Economic Policy. It also reveals specific features of the struggle with political and criminal offence.
Keywords: New economic policy, crime, legality, law and order.
246
Введение НЭПа потребовало основательного пересмотра правовой политики, осуществлявшейся в годы Гражданской войны. Необходимость ее изменения объективно назрела. Годы лишений и массовых репрессий подорвали авторитет большевиков у населения. Военно-коммунистическая правовая система не оправдала себя. Она не поддерживалась массами. Неэффективность прежних подходов, при которых всякое отстаивание каких-либо прав немедленно получало политическую оценку, когда даже для «гегемона» забастовка объявлялась «политической провокацией», «орудием контрреволюции» [1, с. 24], обуславливала развитие массового повстанческого движения. Неспособность революционной законности, выстроенной не на юридических, а на
политических принципах, обеспечить стабильность правовых отношений, требовала установления нового правопорядка, учитывающего общепризнанные правовые элементы (общеобязательность, гарантированность и т.д.).
Объективно решающее значение имела потребность в восстановлении экономики, в развитии новых экономических отношений, в расширении торгово-экономических связей с зарубежными странами. «Бесправный режим и система произвола тормозят возрождение экономики» [2, с. 203]. Понимание этой очевидной, хотя и не вполне приятной для власти истины потребовало новых подходов. При этом особенно большое значение имело принятие законов о переходе от продразверстки к продналогу и свободному товарообмену.
ЕК
В условиях новой политической конъюнктуры В.И. Ленин в 1921 г. признавал: «чем дальше идет развитие гражданского общества, тем настоятельнее необходимо выдвинуть твердый лозунг осуществления большей революционной законности» [3, с. 329]. Даже глава ВЧК Ф. Дзержинский в приказе по ведомству разъяснял: «Грубые признаки различения на своего или не своего по классовому признаку.. можно было применять, когда советская власть была слаба, когда Деникин подходил к Орлу» [4, с. 418].
В целом, поворот во внутренней политике заключался в частичной реабилитации традиционных правовых теорий, концепций, институтов, в том числе и института законности.
О необходимости укрепления законности в РСФСР впервые публично было сказано на IX Всероссийском съезде Советов. Под влиянием его решений в течение полугода этот призыв подвергался энергичной интерпретации в речах и печати, в центре и на местах. Прежде всего, свои соображения по данному вопросу высказывались партийными деятелями. В частности, выступая на 4-ом Всероссийском съезде деятелей советской юстиции, М.И. Калинин говорил: «До настоящего момента существовал только один подход к праву: что бы ни стояло на пути укрепления советской власти, оно должно было быть уничтожено. Но теперь времена изменились. Нашей великой задачей является сделать так, чтобы народ почитал закон» [5, с. 95].
Новый курс был с восторгом воспринят специалистами в области юриспруденции. В частности, профессор А. Трай-нин писал: «Сейчас переломный момент, когда власть зовет к законности. Ибо законность - это торжество нормы над инстинктом, законность - это верность за-
конам, равно обязательная для власти и граждан. ...Законы могут быть либеральные и консервативные, полезные и вредные, но законности не бывает дурной или хорошей... Есть законность, как некая правовая ценность, единая и в революции и в реставрации; законность, как следование законам, без которых ни одна регулярная власть в мире, буржуазном или пролетарском, обойтись не может» [6, с. 24].
Для утверждения новых принципов правовой политики большевиков чрезвычайно важным стало принятие декрета ВЦИК «Об основных частных имущественных правах, признаваемых РСФСР, охраняемых ее законами и защищаемых судами РСФСР» (май 1922 г.) [7, ст. 423]. Особое значение приобрела также работа по формированию единой правовой базы.
Выделяя главную черту наступавшего периода, полагаем, что она состояла в утверждении правового централизма, обусловленного необходимостью создания на территории России единого правового пространства. Большое значение имело, к примеру, принятие Уголовного, Гражданско-процессуального, Земельного, Лесного кодексов, исходивших из реалий НЭПа: наличия многоукладной экономики, товарно-денежных отношений и пр. Отметим также работу над принятым уже позднее, на сессии ВЦИК 16 октября 1924 г. Исправительно-трудовым кодексом РСФСР [8, с. 182-193].
Рассматривая процесс эволюции советской правоохранительной политики, нельзя не признать, что наряду с известной позитивной тенденцией, обозначившейся в 1922 г. и связанной с кодификацией советского законодательства, все заметнее проявлялась и иная тенденция. Предпочтение, явно и недвусмысленно отдававшееся социалистическому
247
1 / 2013
Преподаватель
248
укладу, равно как и меры, направленные «против злоупотребления нэпом», становились все более ощутимыми.
Негативное отношение к правам собственности отчетливо отразилось, к примеру, уже в Уголовном кодексе 1922 г. Весьма показательно, что УК весьма снисходительно относился к убийцам (если у их не было политических целей). Максимальное наказание за убийство при отягчающих обстоятельствах не превышало 10-летнего срока лишения свободы. Между тем, как за некоторые виды имущественных преступлений, в том числе за взятку (даже за кражу) УК угрожал смертной казнью. Если признать, что тариф наказаний отражает шкалу социальных ценностей, то, очевидно, что жизнь человека не слишком высоко ценилось в Уголовном кодексе 1922 г.
К наиболее тревожным моментам усиления репрессивной составляющей отнесем также введение в судебную практику понятия «экономической контрреволюции». Весною 1923 г. оно возникло по аналогии с понятием контрреволюции в одном из дел, рассматривавшихся в Верховном Суде, и в ближайшую же сессию ВЦИК постановлением от 10-го июля 1923 г. «это понятие было внесено в Уголовный Кодекс посредством соответственного изменения ст. 57 и 68» [9, с. 46]. Обратим также внимание на продолжение практики изъятий, связанных с установлением обратной силы УК, принимавшихся фактически в обход соответствующих норм УПК. В частности, когда ВЦИК нашел необходимым придать обратную силу новой редакции ст. 114 и 114а (взятка), он просто принял специальное постановление о придании обратной силы этим статьям [10, № 63, ст. 808; № 65, ст. 852].
Растущее огосударствление всех сторон жизни создавало самые благоприят-
ные условия для усиления репрессивной практики. При этом со временем законотворческий энтузиазм все более уступал место сухому бюрократическому рационализму, секуляризации правотворчества. При этом отмечался отказ от законотворчества по важнейшим направлениям (Административный кодекс, правовое регулирование печати и пр.).
Свою негативную роль в эволюции правовой политики большевиков сыграла и устойчивость большевистской антиправовой традиции. Ее закрепило максимальное огосударствление социально-экономической жизни, безбрежно расширившее сферу компетенции государственного аппарата, конкретных чиновников. При этом стремительная бюрократизация немедленно создали самые благоприятные условия для коррупции. В целом, расстаться с прошлым для новой бюрократии было весьма непросто. На наш взгляд, проблема ее отношения к закону, вообще стала одним из основных препятствий на пути установления режима законности.
Принципиальную противоречивость правотворчества в условиях НЭПа, неизбежно порождавшего правовой хаос, неясность многих законов обнажило дальнейшее развитие законодательства. В свою очередь, ситуацию усугубила стремление нормативная активность ведомств. Циркуляры, дополнявшие и разъяснявшие законы, причем в сторону их ужесточения, в конечном счете, девальвировали или подменяли их. В частности, это можно проиллюстрировать на примере дискуссии о возможности высылки по суду социально-опасных лиц. Решая этот вопрос, НКЮ циркулярно разъяснял, что «признание судом лица социально-опасным (ст. 49) может иметь место... когда при недоказанности обвинения, обстоятель-
ства дела все же убедят в наличии связи обвиняемого с преступной средой данной местности или, вообще; в его социальной опасности, по-прежнему его поведению или судимости» [11, с. 87]. Таким образом, циркуляр предоставлял возможность высылки человека даже при оправдательном приговоре суда.
Подзаконные акты не просто корректировали законы, но даже меняли сам порядок правоприменения. В частности, это можно проследить на примере решения вопроса об ответственности за нарушение декрета о едином натуральном налоге. В ст. 16 соответствующего Положения говорилось: «При массовом характере налоговых нарушений, как предварительная мера до рассмотрения дел в Революционном Трибунале или до сдачи налога может быть применено Губернскими и уездными Продовольственными комиссиями по соглашению с соответствующими Исполкомами следующее: 1) военный постой с содержанием за счет жителей данного селения, не внесших налог, 2) запрещение массового вывоза продуктов за пределы района, 3) закрытие рынков» [12, с. 53]. Таким образом, решением НКВД право массового наказания было дано Продовольственным комиссиям, которые, в сущности, не являлись не только судебными, но и исполнительными органами. Следовательно, реалии правовой практики определялись уже не столько законами, сколько своего рода административной юстицией.
И все же в целом в официальных документах партии и правительства требование соблюдении законности оставалось актуальным. Так на XIV Всесоюзной партийной конференции (апрель 1925 г.) указывалось на необходимость усилить борьбу со злоупотреблениями и другими нарушениями законности, обе-
спечить права граждан, рассматривать неуклонное соблюдение законов как обязанность каждого коммуниста. В резолюции «О революционной законности» говорилось: «Интересы укрепления пролетарского государства и дальнейшего роста доверия к нему со стороны широких масс крестьянства в связи с проводимой ныне политикой партии требуют максимального укрепления революционной законности, в особенности, в низовых органах власти» [13, с. 42].
В мае 1925 г. III съезд Советов СССР принял постановление «О твердом проведении революционной законности», в котором было сказано: «...съезд признает одной из важнейших задач обеспечение правильного проведения в жизнь советских законов и укрепление начал советской революционной законности». Эта задача требовала двоякого рода мероприятий: по борьбе с нарушениями революционной законности, с административным произволом, взяточничеством, грубым и невнимательным отношением к гражданам и вообще со всякого рода фактами злоупотреблений власти [14, ст. 247].
Впрочем, советская социалистическая законность была также призвана разрешить задачу искоренения всяких вражеских элементов внутри СССР, без чего построение социализма считалось невозможным. Именно этой цели служило принятие сессией ВЦИК РСФСР 22 ноября 1926 г. нового Уголовного кодекса, который имел специальный раздел, предусматривающий ужесточение наказания за контрреволюционную деятельность, как внутренних, так и внешних врагов Советской власти [15, ст. 600].
Нормативно-правовая база по ужесточению уголовного преследования противников диктатуры пролетариата неуклонно расширялась. Чрезвычайная зако-
249
1 / 2013
Преподаватель ^
250
нотворческая инициатива активно проявилась во время становления диктатуры И.В. Сталина. Начиная с 1926 г., усилился нажим на все слои населения, в том числе и на крестьянство. При этом в правовой жизни страны чаще использовались чрезвычайные политические директивы, посредством которых осуществлялось давление на все институты государства.
Особенно остро «директивная кампания» обозначилась в период хлебного кризиса 1927 г. Стремительный переход к силовым методам, обозначенный директивами ЦК от 14 и 24 декабря и 6 и 14 января, развязал руки в проведении чрезвычайной политики. Начало 1928 г. было ознаменовано требованием активного применения ст. 107 УК РСФСР. Судебные преследования, как крестьян, так и партийно-советских руководителей стали нормой. С 1928 г. тема кулака, борьбы с ним, в том числе вооруженной, превратилась в центральную тему публикаций советской печати [16, с. 24].
С другой стороны, в плане реализации принципа гуманизма показательным было издание манифеста второй сессии ЦИК СССР от 15 октября 1927 г., в соответствии с которым к смертной казни могли приговариваться только лица, виновные в государственных воинских преступлениях и вооруженном разбое. Во исполнение этого закона смертная казнь была исключена из санкций статей о должностных преступлениях (ст. 110, 112, 114, 116, 117). В этом же году были расширены возможности применения института погашения судимости, установлены определенные пределы применения судом конфискации имущества. Отчасти, данная политика имела свое продолжение и в последующем. В частности, законом от 30 октября 1929 г. был повышен до 16 лет возраст, с наступлением которого стала возможна уголовная ответ-
ЕК
ственность [17, № 110, ст. 737, № 35. ст. 365, № 12. ст. 122; 18, № 82, ст. 796].
В целом, чрезвычайные законы слабо согласовывались с конституционными нормами и не вписывались в правовое пространство, очерченное Конституциями РСФСР и СССР Одним из важнейших факторов, препятствовавших восстановлению режима законности, на наш взгляд, стало отсутствие у новой власти ясного понимания сути советской законности, места органов правопорядка в системе государственного управления, той роли, которую должны играть данные структуры.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. О профсоюзном движении // Вестник агитации и пропаганды. - 1920. - № 2.
2. Сорокин П.А. Современное состояние России // Новый мир. - 1992. - № 4.
3. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 44.
4. Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии (1917-1921 гг.): Сб. документов. - М., 1958.
5. Из выступления М.И. Калинина на четвертом Всероссийском съезде деятелей советской юстиции // Четвертый Всероссийский съезд деятелей советской юстиции. - М., 1922.
6. Трайнин А. О революционной законности // Право и Жизнь. - 1922. - Кн. 1.
7. Собрание узаконений РСФСР (СУ РСФСР). - 1922. - № 36.
8. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и СФСР (1917-1952 гг.). - М., 1953.
9. Право и Жизнь. - 1924.- Кн. 9.
10. СУ РСФСР. - 1922. - № 63, 65.
11. Еженедельник Советской Юстиции. -1923. - № 23.
12. Бюллетень НКВД. - 1922. - № 30.
13. КПСС в резолюциях. - Т. 11.
14. СЗ СССР. - 1925. - № 35.
15. СУ РСФСР. - 1926. - № 80.
16. Враги и друзья в зеркале «Крокодила». -1922-1972.
17. СУ РСФСР. - 1927. - № 12, 35, 110.
18. СУ РСФСР. - 1929. - № 82. ■
