CC BY
49
УДК 82-193.1 Т.В. СТРУКОВА
кандидат филологических наук, доцент, кафедра иностранных языков, Орловский государственный институт искусств и культуры E-mail: tatynassss@mail.ru
UDС 82-193.1 T.V. STRUKOVA
Candidate of Philology, Associate Professor, Department of Foreign Languages, Orel State Institute of Arts and
Culture
E-mail: tatynassss@mail.ru
К ВОПРОСУ О ГЕНЕЗИСЕ ЖАНРА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ СТИХОТВОРНОЙ ЗАГАДКИ: ВОПРОСНО-ОТВЕТНЫЕ СИТУАЦИИ В АПОКРИФЕ «БЕСЕДА ТРЕХ СВЯТИТЕЛЕЙ»
TO THE QUESTOIN OF THE GENESIS OF THE GENRE OF RUSSIAN LITERARY POETIC RIDDLE: QUESTION-ANSWER SITUATIONS IN APOCRYPHA «THE CONVERSATOIN OF THREE SAINTS»
В статье рассматриваются вопросно-ответные ситуации в апокрифе «Беседа трех святителей», их структура и композиция, а также способы создания имплицитного образа. Особый акцент делается на дидактической функции, присущей вопросно-ответным ситуациям, а также на репрезентации в них когнитивной картины мира, свойственной христианской доктрине. В процессе анализа автор приходит к заключению о сходстве вопросно-ответных ситуаций апокрифа с жанром загадки.
Ключевые слова: загадка, вопросно-ответная ситуация, диалогическая структура, назидательная функция, метафора, аллегорическая образность, имплицитный образ.
The article considers the question-answer situations in apocrypha «The Conversation of Three Saints», their structure and composition, methods of creating of implicit form. Particular emphasis is placed at the didactic function inherent in the question-answer situations, as well as at representation in their cognitive picture of the world, characteristic of Christian doctrine. During the analysis, the author comes to the conclusion about the similarity of question-answer situations of apocrypha with the genre of riddle.
Keywords: riddle, question-answer situation, dialogical structure, edifying function, metaphor, allegorical imagery, implicit form.
Ситуация загадывания (вопросно-ответная структура) является сюжетообразующим элементом многих произведений древнерусской литературы: «Повести временных лет», «Сказании о Соломоне и Китоврасе», «Повести о Дмитрии Басарге и о сыне его Борзосмысле», «Повести о Петре и Февронии Муромских», «Стихе о голубиной книге» и др. Вопрос о присутствии загадок в произведениях древнерусской беллетристики затрагивается в работах М.Г. Бабалык, А.Н. Веселовского, Д.С. Лихачева, Р.П. Дмитриева, В.В. Митрофановой,
A. А. Шайкина. Изучению композиционной роли загадок в памятниках древнерусской письменности посвящены статьи А. С. Демина и Н. В. Кургузовой.
При этом зарождение жанра загадки в русской литературе исследователи связывают с апокрифическим памятником «Беседа трех святителей» (Ф.И. Буслаев,
B.Н. Мочульский, М.Н. Сперанский, И. А. Худяков и др.). «Загадка может быть по характеру сближена с так называемой «вопросно-ответной» книжной литературой, где в форме загадки и следующей за ней отгадки дается объяснение тому или другому явлению, предмету или случаю (большею частью из области религиозной)», - отмечал М.Н. Сперанский [8: 455].
В свою очередь Ф. И. Буслаев, указывая на присутствие в произведении замысловато сформулированных
вопросов, характерной особенностью «Беседы трех святителей» считал влияние фольклора: «...состоя в тесной связи с народными суевериями, загадками, приметами и различными мифологическими воззрениями, эта «Беседа» дала содержание многим народным песням, сказкам, изречениям и, в свою очередь, вероятно, многое заимствовала из этих народных источников» [4: 27]. По сути, исследователь указывает на взаимовлияние литературы книжной и устного народного творчества. О связи «Беседы трех святителей» с библейской традицией и фольклором пишут многие современные ученые (М.Г. Бабалык, Е.А. Бичулина, С.Я. Лурье, М.В. Рождественская и др.).
Сюжет «Беседы трех святителей» построен в форме вопросов и ответов на библейские темы, изложенных от имени трех иерархов православной церкви - Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Следует отметить, что рукописная традиция, воспроизводящая подобные беседы, отличается чрезвычайным богатством и разнообразием. В связи с этим под апокрифическим памятником подразумевают не один, а сразу три произведения: переводной диалог Григория Богословца и Василия (преимущественно догматического характера), старейший список которого присутствовал в Изборнике 1073 г.; переводное «Устроение
© Т.В. Струкова © T.V. Strukova
слов Василия и Григория Феолога, Иоанна» (извлечение из сочинения Афанасия Александрийского) и собственно «Беседа трех святителей», древнейший русский список которой относится к XV в.
Рассматривая вопрос о времени создания апокрифа в западноевропейской литературе, исследователи называют эпоху византийской письменности (У-У вв.) и указывают, что на славянский язык «Беседа» была переведена приблизительно к XI веку, еще в домонгольский период [6].
Обращает внимание композиционная структура произведения, построенного в форме диалога, что обусловило открытость текста для включения в него разнообразного материала. При этом тематическую основу апокрифического памятника составляли вопросы о содержании Ветхого и Нового заветов, к которым впоследствии присоединялись вопросы и ответы на темы других произведений древнерусской литературы и даже фольклора (М.Г.Бабалык, Я.С. Лурье). Именно диалогический характер «Беседы трех святителей» определил многообразие ее рукописных вариантов. Современными исследователями указывается на наличие 46 списков апокрифа, содержащихся в 40 рукописных сборниках ХУ-ХХ вв.
Следует также отметить, что количество вопросов в разных списках «Беседы» отличается большой вариативностью: это может быть один вопрос и ответ, выписанные отдельно, а может быть свыше ста вопросов и ответов под одним заголовком, причем некоторые из них могут дублировать друг друга, словно писец забывал, о чем писал ранее [2]. Именно вопросно-ответная форма обусловила так называемую подвижность текста, его постоянное изменение и дополнение. Кроме того, до сих пор не установлена генеалогия и история текста, что затрудняет научное издание апокрифического памятника (М.В. Рождественская).
Структура «Беседы трех святителей» характеризуется повторением вопросно-ответных ситуаций. Многие вопросы, сформулированные в произведении, содержат в себе иносказание, замену одного понятия (концепта) другим, включают перечисление признаков, способствующих отгадыванию имплицитно представленного образа. Кроме того, им свойственна коммуникативная направленность, что сближает их с жанром загадки, кодирующая часть которой включает логическую задачу и содержит (в явной или скрытой форме) вопрос, на который следует найти ответ, и относится к особому типу текстов с вопросно-ответной структурой, в которых некий сюжет представлен в виде иерархизованного списка вопросов и ответов [11: 179].
Текст «Беседы трех святителей» включает вопросы различной тематики: загадки-вопросы религиозной направленности, связанные с использованием прецедентного текста (Ветхого и Нового заветов Библии) и его концептов; вопросы космогонического характера; парадоксальные и шуточные вопросы (классификация Я.С. Лурье). При этом и те и другие отражают когнитивную картину мира, свойственную христианскому миро-
ощущению, а также национальную концептосферу.
Примечательно, что начинается произведение с иносказательного вопроса о монашестве: «Что есть: цариць 60 и наложниць 80 и унотъ нЪсть числа?» -«Едину царицю въ 60 распространяему сирЪчь душу. 80 ради наложниц осмое таинство являет, еже есть будущий вЪкъ» [3]. Согласно христианскому вероучению, таинство - это особое проявление Божьей благодати, которое внутренне и духовно преображает человека. Существует семь церковных Таинств: Крещение, Миропомазание, Причащение, Покаяние, Священство, Брак и Елеосвящение [7].
Монашество принято считать восьмым таинством церкви, так называемым «таинством будущего века». Это обусловлено тем, что иноки познают тайну будущей жизни посредством непрестанной молитвы и неустанных трудов. Возможно, именно этим обстоятельством обусловлено употребление аллегорической образности в вопросной и ответной части диалога. Душа в нем отождествляется «с единой царицей в шестидесяти царицах», а восемьдесят наложниц олицетворяют собой восьмое таинство. Употребление подобного образа ряда подчеркивает не только приоритет духовной жизни, но и раскрывает мысль о том, что только сильные духом люди, способные отказаться от земных радостей и посвятившие свою жизнь служению Богу, смогут обрести вечную жизнь, ибо Евангельское совершенство предполагает отречение от всех земных благ, вплоть до отказа от любых видов собственности и имущества. Согласно одному из Библейских сюжетов, богатому юноше, который пришел к Спасителю, чтобы узнать у него, как обрести вечную жизнь, Господь сказал: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19:21).
Православное иночество на Руси являло собой образец самоотверженного служения Богу, преодоления бремени страстей, поскольку давало обеты девства, нестяжания и послушания. Это был путь к Царству Небесному, поэтому монашество называется восьмым таинством церкви. Очевидно, что включение данного диалога в текст «Беседы трех святителей» имело, прежде всего, назидательную функцию. Тем более что в ответной части диалога акцентируется внимание на приоритете духовной сферы бытия, обретении вечной жизни, которая оказывается доступна только тем людям, которые приняли монашеский сан и посвятили свою земную жизнь служению Богу. При этом использование аллегорической образности, замена одного понятия другим, наличие кодирующей части и ее расшифровки сближают вопросно-ответную структуру с жанром литературной стихотворной загадки, которой также изначально была свойственна морализаторская направленность (достаточно вспомнить загадки англосаксонских поэтов).
Особое место в «Беседе трех святителей» отведено использованию Библейской образности и толкованию Библейских сюжетов. Обращает внимание, что в вопро-
сительной части диалогической структуры установка на испытание догадливости и сообразительности не является основополагающей, что существенно отличает их от фольклорных загадок. По сути, замысловатые вопросы и последующие на них ответы представляют собой краткое иносказательное изложение прецедентного текста, что, помимо дидактической функции, указывает на присутствие в них просветительского начала: «Что есть: дом вдовици у нея жилиа обита и горсть мукы и масло и вода и двЬ поленЬи? Воскресшему сыну кака имя?» -«Вдовици имя Сарепфа, сыну же еа Иона, а дом еа преобразуется церкви, а горсть муки комкание, а масло и вода крещение, а двЬ поленЬ крЬст» [3].
В основу вопросно-ответной ситуации положен ветхозаветный сюжет о пророке Илии, жившем в IX веке до н.э. Согласно Библейскому сюжету, он с юных лет стал отшельником и жил в пустыне. Однажды Илия был призван на пророческое служение к царю Ахава, который поклонялся Ваалу (солнцу). Господь послал Илию к Ахаву и велел предсказать ему, что если он и его народ не обратятся к истинному Богу, то его царство постигнет голод. После этого пророчества Илия удалился из столицы, опасаясь мести царя, и скрылся в горах за Иорданом. Когда наступила предсказанная засуха, Илия по повелению Божию переселился в языческий город Сарепта. Одна бедная вдова приютила его в своем доме и делилась с ним скудной пищей. Когда Илия пришел к ней, у нее была всего лишь горсть муки в кадке и немного масла в кувшине. Но по велению Илии совершилось чудо: за все время пребывания пророка у вдовы не уменьшилось ни количество муки в кадке, ни масла в кувшине. Вскоре у вдовы случилось несчастье: ее сын тяжело заболел и умер. Тогда Илия взял мертвого мальчика к себе в комнату, положил на свою постель и с пламенной молитвой обратился к Богу, прося его даровать отроку жизнь. Господь услышал молитву своего избранника, и мальчик ожил [5:105].
Очевидно, что наряду с познавательно-эвристической направленностью, вопросной и ответной части диалога свойственна дидактическая функция - утверждение канонов христианского вероучения в сочетании с критикой языческого сознания. В связи с этим есть основание полагать, что в ней нашла отражение когнитивная картина мира, свойственная православному мироощущению. Интерпретационное поле вопросительной части загадки включает в себя преимущественно когнитивные признаки, которые в определенном аспекте разъясняют основное информационное содержание концептов, обусловлены ими и заключают в себе некоторое обобщение, а также оценку.
Для иносказательного изложения Библейских сюжетов, наряду с аллегорией, в апокрифе активно используются метафорические эквиваленты. Эпизод о раскаянии и исцелении блудницы Марии Магдалины, излагается в нем в предельно лаконичной и завуалированной форме: «Кто принесе Господу глубоку воду и убрус неткан и спроси себе, егоже несть у него?» - «Егда блудница припаде к ногам Господу и слезами мочаше и власы гла-
вы своеа отирааше, испроси себе оставление грехов» [3]. Особое место в вопросительной части отведено концептуальным метафорам: слезы блудницы уподоблены чистой воде, а волосы ее - нетканому плату. При этом когнитивные метафоры, используемые в тексте, служат не только средством вторичной номинации закодированных объектов, но и указывают на доминантные признаки, по которым читатель может распознать подразумеваемые образы. Наличие образной аналогии и установление связей между различными объектами действительности является, как известно, неотъемлемым атрибутом жанра загадки. Данное обстоятельство также позволяет говорить о сходстве вопросно-ответной структуры с жанром загадки, в описательной части которой находит отражение национальная концептосфера.
Следует обратить внимание на назидательный аспект, присутствующий и в вопросе, и в ответе на него. Главный акцент в них сделан на важности истинного раскаяния и духовного преображения человека после избавления от грехов. Согласно христианскому вероучению, Христос пришёл на землю, чтобы дать людям возможность жизни вечной. Они же, чтобы данной возможностью воспользоваться, должны покаяться и отвратиться от грехов, ибо без покаяния человек не способен постичь искупительную жертву Спасителя и поэтому не сможет наследовать жизнь вечную. В христианской традиции образ блудницы Марии Магдалины (исцеленной Христом от семи бесов) служит примером подлинного раскаяния и покаяния. В связи с этим функциональным назначением вопросно-ответной ситуации, по сути, является донесение до читателей постулатов христианской морали. Кроме того, употребление метафорических эквивалентов предполагает, что реципиент обладает определенным запасом знаний Библейских сюжетов, которые позволят ему расшифровать имплицитные образы.
Когнитивные метафоры, формирующие кодирующую часть вопросно-ответных ситуаций, используются в «Беседе трех святителей» не только для создания завуалировано репрезентируемых понятий, но и отражают процесс логического соотнесения семантических признаков имплицитного и эксплицитного образного рядов: «Что есть: иже приде богатъи к нищему, много всего имЬяше и вда нищий богатому много?» - «Богатый Христос, а нищий Иаоан, приде Христос к Иаоану, вся-ческыми обладая благами земными, и взят от Иаоана крещение, егоже не имЬаше» [3]. Особая смысловая нагрузка в вопросной и ответной части диалога отведена контрастным определениям, которые выполняют не только образно-номинативную, но и экспрессивно-оценочную функцию. Приведенный диалог отсылает нас к библейскому эпизоду о крещении Иисуса Христа в реке Иордан.
Предшественник Христа, Иоанн Креститель, был отшельником и пророком, жившим в пустыне, который проповедовал скорое пришествие мессии. Он призывал народ к покаянию, после чего совершал обряд омовения от грехов («крещение покаяния для прощения грехов»
(Мк. 1, 4; Лук. 3, 3)). Когда к нему пришел еще не известный народу Иисус Христос, чтобы принять вместе с другими крещение; Иоанн всенародно объявил о его мессианском сане. Провозглашение Христа помазанником Божьим знаменовало собой конец старого века и начало нового - века свершений. Именно поэтому с образом пророка Иоанна соотносится переходный этап от Ветхого завета к Новому, чем, согласно христианскому миропониманию, определяется величие Иоанна Крестителя и ограниченность этого величия («богатый» / «нищий»). В православной традиции Ветхий Завет принято называть «законом», а Новый Завет - «благодатью». Ветхий Завет - это лишь «приуготовление» к Новому Завету, эпохе христианства, эпохе «истины и спасения человеческого рода» [7].
Аналогично предыдущей вопросно-ответной ситуации, раскрывающей обстоятельства раскаяния и покаяния Мария Магдалины, функциональным назначением данной диалогической структуры также является изложение отдельных аспектов христианского вероучения. По сути, здесь не столько испытывается догадливость и сообразительность читателя, сколько акцентируется внимание на знании или незнании им репрезентируемого Библейского сюжета. Подобный поход к изображению подразумеваемых образов позволяет говорить о наличии художественного и концептуального сходства между вопросно-ответными актами древнерусского апокрифического памятника и загадками древних английских поэтов. В творчестве англосаксонских поэтов У11-1Х вв. жанру загадки была отведена, прежде всего, просветительская и морализаторская направленность. Безусловно, в вопросно-ответных актах «Беседы трех святителей» нет прямого назидания, но сама их структура, подбор метафорических и аллегорических аналогов, изложение и трактовка Библейских сюжетов указывают на стремление автора донести до читателя важнейшие постулаты христианского (православного) вероучения.
Помимо иносказательного изложения библейских эпизодов, в ряде вопросов и ответов на них содержится разъяснение отдельных фраз и цитат из прецедентного текста: «Что есть, иже рече Писание: «ВидЬхъ жену сЬдящу на мори и змиа лажаща при ногу еа. Егда хотяше жена ражати отроча, та змий пожираеть а?» -«Море - весь мир, жена же уманить церковь посреди мира, а змиа Диавола, да егда хотят вЪрнии людие спа-стися, приходящее к церкви, Диавол возбраняет им прельщая всЬм и козньми своими» [3]. В данном диалоге затрагивается тема искушения человека, которое может повлечь за собой грехопадение и утрату веры. Традиционно считается, что искушение может исходить от «падшего естества» человека, от мирских тягот или соблазнов, а также от дьявола, олицетворяющего силы зла и противостоящего доброму началу - Богу.
Обращает внимание метафорическая образность, используемая в диалоге. Мир уподоблен в нем морю, церковь - жене, а змея - дьяволу. Данная метафорическая цепочка в полной мере раскрывает когнитивную картину мира, свойственную православной доктрине,
и отсылает нас к пророческой книге Нового завета -Апокалипсису: «.. .И змий стояше пред женою хотящею родити, да, егда родит, снесть чадо ея. И роди сына му-жеска, иже имать упасти вся языки жезлом железным: и восхищено бысть чадо ея к Богу и престолу Его. А жена бежа в пустыню, идеже име место уготовано от Бога, да тамо питается дний тысящу двесте шестьдесят» (12, 4-6). Св. Андрей Кесарийский, разъясняя смысл иносказательных образов данной главы Апокалипсиса, полагает, что церковь уподоблена здесь «жене» на том основании, что она «непрестанно рождает Христа в лице крещаемых, в них изображаемого». Под сыном «мужеского пола», по его мнению, подразумеваются «чада Церкви, не ослабленные похотями». Когда дьявол, воплощенный в тексте в образе змея, «вооружается на Церковь, то избранные и достойнейшие, презрев гражданские почести, суету и удовольствия, побегут. в пустыню, чуждую нечестия и плодотворную для любящих добро, и там избегут нападений демонских и злых людей» [1]. Очевидно, что в этой главе Апокалипсиса изображается человечество, разделившееся на два противоположных и непримиримых лагеря - добра и зла. Доброе начало бытия соотносится с образом церкви, представленной здесь в образе жены, а злое - с образом дьявола, вступившего в борьбу с церковью.
Возвращаясь к вопросно-ответной ситуации, изложенной в «Беседе трех святителей», следует отметить ее просветительскую и назидательную направленность. По сути, автор предостерегает читателей от возможных последствий греховного образа жизни, когда человек сознательно вступает на путь зла, поддавшись дьявольскому искушению. При этом двучастная структура, наличие кодирующей части и ее толкования, ориентированность на собеседника, замена одного концепта другим (присутствие когнитивных метафор) позволяет говорить о сходстве диалога с жанром загадки, представляющей собой «двойственную структуру», включающую «повторение вопросно-ответных актов» и «метафоризм» [9:55-58].
Наряду с иносказательным изложением эпизодов и сюжетов прецедентного текста в апокрифе содержатся вопросы космогонического характера: «Два стоят, а два идут, а два минуються» - «Небо и земля стоят, а солнце и месяц идеть, а день и нощь минуются». Семантические оппозиции небо/земля, солнце/месяц и день/ночь раскрывают здесь дуалистическую систему бытия. Этим, по всей видимости, и обусловлено использование числового кода «два», который является наиболее предпочтительным в загадках о мироздании и, как правило, относится к небу и земле, солнцу и месяцу, огню и воде, т.е. объектам, «сотворение которых, собственно, и означало возникновение мира-вселенной» [10:359]. При этом дуализм мироздания отражается в вопросной части диалога не только посредством употребления числительного «два», но и в соответствующих им предикативных значениях: «стоят», «идут», «минуються».
Анализ вопросно-ответных актов «Беседы трех святителей» показывает, что в них в эксплицированной
форме, посредством использования вопросительных местоимений и наречий в начале фразы (что, кто, когда и т. п.), а также употребления метафорических эквивалентов, аллегорической образности и перифрастических конструкций концептуализируется имплицитный образ. Все вопросы отличаются своеобразной закодированно-стью и сознательной зашифрованностью содержания по отношению к ответу на них. Подобно жанру загадки, в замысловатых вопросах «Беседы трех святителей» подразумеваемый феномен описывается посредством указания на его качества, свойства, функцию либо по-
средством подбора его семантического аналога (метафорического эквивалента). При этом целостное значение двух номинантов (имплицитного образа и его эксплицитного аналога) постигается посредством наглядных предметно-вещественных ассоциаций.
Таким образом, композиционное строение вопросно-ответной структуры обнаруживает прямое сходство с жанром загадки, состоящей из двух частей, тесно связанных между собой структурно и семантически, поскольку только в их сочетании обнаруживается необходимая для понимания полнота каждой части.
Библиографический список
1. Апокалипсис, толкование святого Андрея, архиепископа Кесарийского. Типография Киево-Печерской Лавры, 2012.
2. Бабалык М.Г. Древнерусский апокриф «Беседа трех святителей» в книжной рукописи из коллекции крестьян Корниловых // Рябининские чтения. Петрозаводск, 2007.
3. Библиотека литературы Древней Руси/ РАН. ИРЛИ; Под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. СПб., 1999. Т. 3: XI-XII вв./ Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН. http://www.pushkinskijdom.ru
4. Буслаев Ф.И. О народной поэзии в древнерусской литературе // Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861.
5. Епископ Владивостокский и Приморский Вениамин. Священная Библейская История Ветхого Завета/ Православие и современность. Электронная библиотека. Изд-во Дальневосточного государственного университета, Владивосток, 2000.
6. МильковВ.В., СмольниковаЛ.Н. Апокрифическая «Беседа трех святителей» в Древней Руси и ее идейно-мировоззренческое содержание // Общественная мысль: исследования и публикации. М., 1993. Вып. 3.
7. Смолич И.К. Русское Монашество: Возникновение. Развитие. Сущность (988-1917). М.: Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия», 1997.
8. Сперанский М.Н. Русская устная словесность. Введение в историю устной русской словесности. Устная поэзия повествовательного жанра. М., 1917.
9. Топоров В.Н. Из наблюдений над загадкой // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. М., 1994.
10. Топоров В.Н. Заметка о числовом коде русских загадок// Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т.1. Теория и некоторые частные ее приложения. М., 2005.
11. Цивьян Т.В. Отгадка в загадке: разгадка загадки? // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. М., 1994. С. 178-194.
References
1. Apocalypse, the interpretation of St. Andrew, Archbishop of Caesarea. - Printing of Kiev-Pechersk Lavra.
2. Babalyk M.G. Ancient Russian apocrypha «Conversation of Three Saints» in the book manuscripts from the collection of the peasants Kornilovs // Ryabininskie reading. Petrozavodsk, 2007.
3. Library of Literature of Ancient Russ / Russian Academy of Sciences. Pushkin House; D.S. Likhachev, L. A. Dmitriev, A. Alekseev, N.V. Ponyrko. SPb .: Science, 1999. Vol. 3: XI-XII century.
4. Buslaev F.I. About folk poetry in ancient literature // F.I. Buslaev Historical Sketches of Russian folk literature and art. SPb., 1861.
5. Bishop Veniamin of Vladivostok and Primorye. Sacred History of the Old Testament Bible / Christianity and modernity. E-library. Publishing House of the Far Eastern State. University, Vladivostok, 2000.
6. Milkov V.V., SmolnikovaL.N. Apocryphal «Conversation of Three Saints» in ancient Russia and its ideological and philosophical content// The social thought: research and publications. M., 1993. Vol. 3.
7. Smolych I.K. Russian Monasticism: Appearance. Development. Essence (988-1917). M.: Church Research Center «Orthodox Encyclopedia», 1997.
8. Speranskii M.N. Russian oral literature. Introduction to the history of Russian literature orally. Oral poetry of narrative genre. Moscow, 1917.
9. Toporov V.N. From the observation of riddle // Research in Balto-Slavic spiritual culture. Riddle as text. M., 1994.
10. Toporov V.N. A note about a numerical code of Russian riddles// Toporov V.N. Studies about etymology and semantics. V.1. Theory and its applications, some particular application. M., 2005.
11. Tsivyan T.V. Solution in a riddle: the clue of riddle? // Research in Balto-Slavic spiritual culture. Riddle as a text. M., 1994. Pp. 178-194.
