CC BY
88
8. Олянич, А. В. Презентационная теория дискурса [Текст]: автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.02.19 / А. В. Олянич. - Волгоград, 2004. - 40 с.
9. Почепцов, Г. Г. Теория коммуникации [Текст] / Г. Г. Почепцов. - М. : Рефл-бук; К. : Ваклер, 2001. - 636 с.
10. Austen, J. Sense and Sensibility [Text] / J. Austen. - London : Penguin Books, 1994. - 374 p.
11. Basic Readings in U. S. Democracy [Text] /ed. by Melvin I. Ufosky - Washington, D. C. : United States Information Agency, 1994. - 430 p.
12. Sheldon, S. Rage of Angels [Text] / S. Sheldon. - London : Pan Books, 1980. - 384 p.
13. The Wellcome Trust Annual Record 1997/1998 [Text]. - London : The Wellcome Trust Publishing Department, 1999. - 44 p.
Ладыгин Юрий Алексеевич
Доктор филологических наук, профессор кафедры французской филологии ФГБОУ ВПО «ИГЛУ», г. Иркутск, Россия
УДК 81’ 42 ББК 81.00
Э
К ПРОБЛЕМЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ СИМВОЛИЧЕСКОГО СОДЕРЖАНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
В статье рассматривается функционирование символа в художественном тексте. Благодаря символу в тексте формируется система смыслов, в которой любое значимое слово соотносится своими признаками с центральным символом. Интерпретация символических смыслов позволяет реконструировать «мнение автора».
Ключевые слова: автор, интерпретация, герменевтический круг, интенция, символ, признак.
ON THE PROBLEM OF THE SYMBOLIC CONTENT INTERPRETATION IN THE LITERARY TEXT
The article shows symbol functioning in the literary text. Thanks to the symbol the system of senses in which any significant word corresponds in its features with the central symbol is formed in the text. The interpretation of symbolic senses makes it possible to reconstruct “the author’s opinion”
Key words: author, interpretation, hermeneutic circle, intension, symbol, feature.
Как показал В. Дильтей [Дильтей, 1996], при интерпретации необходимо учитывать диалектику понимания и объяснения, которые взаимно предполагают друг друга. Понимание художественного произведения обусловливается, вследствие этого, постижением внутренней логики, в содержательном и грамматическом аспектах.
В основу интерпретации исследователями кладется принцип органической взаимосвязи и соподчинения частей, сформулированный Ф. Шлейермахером и получивший название «герменевтического круга». В соответствии с этой точкой зрения, особенное постигается через общее, частью которого оно само является, и наоборот, целое уточняется анализом частей. Отправной точкой такого анализа считается интуитивное вхождение в «круг».
Вместе с тем, до настоящего времени спорным остается вопрос о роли автора в тексте. Часть исследователей склонна признавать, что реконструкция исходного смысла текста более успешна, когда интерпретатор источником смысла считает автора, рассматриваемого как основная фигура интерпретации. С другой стороны, сторонники другого подхода - рецептивного анализа (к ним можно причислить и Г.-Г. Гадамера [Гадамер, 1988]), — выдвигая на передний план читателя, не отрицают полностью, если исключить крайние точки зрения, «мнение текста». В основе понимания они видят связь того, что говорит текст с мнением интерпретатора. Интерпретатор становится современником текста, усваивая чужой смысл, он делает его своим собственным.
Автор данной статьи разделяет мнение о том, что интерпретатору текста необходимо стремиться к выявлению мнения автора. Реконструкция текста дает возможность соотнести интерпретацию с авторской интенцией, которую, следует считать основополагающей составляющей интерпретационной деятельности, принимая при этом во внимание, что в художественном тексте используется имплицитно-подтекстовый способ повествования, в котором значительную роль играют символические вербальные структуры.
Символ, согласно определению П. Рикёра, - это «всякая структура значения, где один смысл — прямой, первичный, буквальный — означает одновременно и другой смысл — косвенный, вторичный, иносказательный» [Рикер, 2002, с 44]. Символ соотносится с языковым знаком: оба они, как считают исследователи [Лосев 1994; Тоёогоу, 1977 и др.], обозначают, указывают на какой-то смысл. Однако необходимо иметь в виду, что символ, функционирующий в художественном тексте, отличается от языкового знака тем, что выходит за рамки языка и становится не просто словом, но некоторой сущностью - предметом или живым существом (животное, растение, человек). Отношение между означающим и означаемым в этом случае перестает быть непосредственным, как это имеет место в знаке. Например, воспринимая слово «голубь» мы не можем не соотнести его с сигнификатом. Воспринимая же символ «голубь», мы можем даже не отдавать себе отчет в том, что это символ. В художественном тексте символ в большей степени мотивирован и менее определен в своем значении, чем знак. Знак, следовательно, обозначает непосредственно, символ оперирует переносом, благодаря образу. Например, выразить идею «злобы» с помощью слова «волк» это не то же самое, что представить эту идею образом волка. Символ используется потому, что его неопределенность позволяет выразить некую тайну, отразить определенные сущностные механизмы, присущие миру. В художественном произведении символическое значение суггестирует определенное содержание, которое «не дается читателю непо-
средственно, а может быть воспринято только после проникновения от поверхностных к глубинным пластам» [Адмони, 1974, с. 13].
Интерпретация символа предполагает работу мышления, направленную на расшифровку смысла, скрывающегося за очевидным смыслом. Покажем это на примере романа Ф. Мориака «Черные ангелы» Les anges noirs” 1935) [Mauriac, 1981].
В основе сюжета этого произведения лежит тема борьбы добра и зла в человеке. Главный герой, Габриэль Градер, человек «с лицом ангела» и с сомнительными нравственными поступками выступает в роли обольстителя, обладая в 50 лет невинным внешним видом и очарованием молодости. Внутренняя развращенность в этом персонаже предшествует всякой совести. Он ведет преступную жизнь и свою задачу видит в том, чтобы чернить и губить души. Образ этого персонажа позволяет автору поставить в романе вопрос, и, в какой-то мере, дать на него ответ: может ли человек быть безнадежно «отданным во власть властелину мира»? (то есть - дьяволу).
Для развития этой проблематики в тексте привлекаются онтологические символы (lumière, ténèbres, source), а также символы контекстуальные (animal, cimetière, incendie и др.). Смысловые линии, реализуемые этими символами, обнаруживаются во всем произведении, их можно обнаружить в любом сюжетном фрагменте. Так, уже в заглавии романа - этой сильной позиции текста - присутствует символика черного цвета (ténèbres).
В произведении Мориака исследуется проблема предрасположенности человека к злу, показываются люди, для которых все, что находится вне плоти и денег не представляет интерес. Это касается, прежде всего, главного героя, нравственная сущность которого выражена при помощи таких фраз, как: Gradère obsédé par le démon (314), Un type de cette envergure 299. «Темные» качества персонажа (un être si couvert de souillures et de sang 350), получают почти абсолютизированное выражение: он занимается продажей наркотиков (Le commerce des stupéfiants 226), злоупотребляет спиртным (L’alcool fut toujours son vice 226). В конечном итоге, порочные наклонности (вопрос в том - врожденные они или нет?) приводит героя к убийству путем удушения. Примечателен следующий фрагмент из описания этого преступления: Une force prodigieuse animait ses doigts qu’il aurait pu desserrer bien plus tôt qu’il ne le fit 330. В данной фразе обращает на себя внимание сочетание слов une force prodigieuse. Создается впечатление, что нечто помогает персонажу в совершении этого поступка. Герой и сам в этой связи испытывает некоторое беспокойство, задавая себе вопрос: Comment les gens de ma sorte en arrivent à l’idée de supprimer un être qui les gène? 231 (Как подобные мне люди приходят к мысли уничтожить существо, которое им мешает?). Таких сущностных вопросов в романе обнаруживается несколько.
Герой оказывает пагубное и разрушительное влияние на окружающих. Для выражения этой мысли автор прибегает к символу incendie: Comment ai-je pu suivre avec cette curiosité avide les progrès de l’incendie que j’avais moi-même allumé 221. Градер убежден, что человек - безнадежно порочное существо. Вот как это суждение выражено одним из персонажей - Матильдой, пытаю-
щейся раскрыть герою глаза на самого себя: Les gens de ton espèce ne peuvent pas croire qu’il existent des hommes qui ne sont pas des brutes, qui ne sont pas des bêtes 258.
Отрицательная аксиология символа ténèbres, используется также при изображении сына Градера - Андрэ (Il ne lui plaisait que dans les ténèbres lorsqu’il devenait une créature sans visage, défendue contre toute expression stupide et basse, - un corps décapité par l’ombre 283). Така оценочность актуализируется и при создании образов других персонажей. Это можно видеть в следующих примерах: faire le mal les yeux ouverts 220; Elle s’enfoncerait dans ces ténèbres 284; Plongeait dans le fleuve de boue 314.
Отметим, кроме того, что атмосфера, в которой разворачиваются события романа, нередко характеризуется признаками “clos”, “étouffant”. В связи со сказанным выше обращает на себя внимание вопрос, сформулированый в романе: До какой степени дано человеку деградировать? (Jusqu’où il est donné à l’homme de s’avilir? 215).
Автор исследует причины «болезни» человеческой души. Они обусловлены, в частности, отсутствием перспективы в жизни или же необходимостью жениться на нелюбимом человеке, как это произошло с Андрэ, который, любя замужнюю женщину, принимает трудное для себя решение - вступить в брак с Катрин. Катрин, зная об этом, размышляет по этому поводу так: “... un cadavre. Mais elle se satisfaisait de ce cadavre. Elle tenais dans ses bras cet absent bien-aimé. C’est mieux que rien, le corps 360. Посредством символа «cadavre» здесь в значение слова corps вводятся признаки «obscur», «mort». Этот символ становится выразителем смыслов, контрастных по отношению к семантике понятия “être vivant”. Читатель романа как бы наблюдает за людьми, существование которых посредством слова cimetière приравнивается к небытию: ce cimetière de vivants enlisé en pleine boue, déjà cadavres 216.
Идея деградации человека представлена также посредством сопоставления людей с животными. В романе обращает на себя внимание обилие зооними-ческих метафор: Le regard sombre, très vif et pourtant animal 259; Eux, qui vivaient comme des boucs 262; Cette expression des bêtes qui ne veulent plus manger 335; Les hommes, recrus de fatigue, dormaient dans leurs tanières 248; Tu vois jusqu’où Gradère a dévidé sa toile 511; Le reptile. dardait de nouveau sa petite tête 325. С помощью тропов в данном случае суггестируются привязанность персонажей к примитивным влечениям, проявление жестокости по отношению к другим, неспособность противостоять привычным страстям и желаниям: J’ai trop de désir. Je lutterai autant qu’il me sera possible 305.
В этом же плане следует рассматривать противопоставление города и деревни в романе. Один из персонажей высказывается о деревне так: Ici, il ne s’agit pas d’amour, ni de mépris, ni de toutes vos histories. Ici on s’occupe de la propriété, de la volaille, du cochon 254; On ne roucoule pas ici, c’est pas le genre 256.
Символ «ténèbres» соотносится в романе также с концептом «mensonge»: Elle a commencé de mentir 324; Laisser un révolver sur la table d’un camarade qui a triché ou volé 352; Il avait un air de puissance, il promettait le bonheur 325. В приведенных примерах слова mentir, revolver, promettait содержит признаки
«chute”, “mort”. Добавим к этому, что все проявления обмана получают в романе наименование при помощи оценочного слова comédie: ce n’était point comédie pure 218; jouer cette comédie sans être démasqué 224.
Обратимся теперь к символу “lumière”. Он используется, прежде всего, при изображении священника Алена. Показательны в этом отношении две следующие фразы: Apportant la lumière à ceux qui sont assis dans les ténèbres et l’ombre de la mort 356; Vous avez projeté la lumiére dans les plus sombres vallées 216. Сама внешность Алена носит отпечаток необычности: Sur cette figure marquée et creuse 304.
Свою задачу Ален видит в борьбе с проявлениями «мрака» в человеческих существах: Les plus humbles objets, se détachaient dans une lumière intemporelle qui sourdait de cet homme pétrifié 346. В данном примере особо значим глагол sourdait, к которому мы вернемся ниже.
В отличие от других персонажей, священник отчетливо видит «грязные» аспекты человеческих отношений и страдает от этого: Le jeune prêtre s’arrêtait parfois suffoqué par l’ordure 265. Многие в деревне ненавидят его, но он безропотно переносит оскорбления: On le couvre de crachats et il se tait 330; On le mènerait à la boucherie et il ne pousserait pas le moindre bêlement 330. В последнем из приведенных примеров отметим лексемы boucherie и bêlement, сугге-стирующие образ Христа. Примечательна в этом смысле также лексема “soutane” (que les murs de ce presbytaire, que sa soutane l’enferment, l’isolent. Il s’agit d’un éloignement infini 284), которая, будучи использованной в романе в синекдохической функции, служит средством выделения трудностей деятельности священника, обучающего прихожан религиозным принципам, принимаемым в деревне далеко не всеми (признаки “éloignement”, “isolement). Эти же признаки актуализируются при помощи «образа проказы»: Les murs lépreux de la cure 249.
Священник верит, что многое зависит от самого человека. Важную смысловую нагрузку в символической системе романа приобретает в этой связи глагол choisir: каждому дана возможность выбрать свое предназначение в жизни. Один может следовать путем уступок своим страстям (Choisir de s’abandonner à ses soifs obscures 355) или подчинения своим внутренним «чудовищам» (Il se serait accoutumé à ses monstres secrets), другой стремится делать все, чтобы оказаться в числе избранных (c’est d’avoir accepté d’être choisi 356). В этом, видимо, заключается ответ автора на поставленный в романе вопрос: насколько низко может пасть человек?
Зло в его разнообразных проявлениях, приносящих страдания, концептуализируется, с помощью уже отмеченного выше образа «пожара», символизирующего стремительный процесс разрушения личности (Ce qui peut se passer de déchirant dans la conscience d’une très pieuse fille 221), а также образов «яда» (Le goût de mon propre poison emplissait ma bouche 228), «непомерного груза» (... œ qu’il portait était trop lourd 344), а также «бога», которому уподобляет себя возгордившийся человек (Pour le mal, nous sommes en quelque sorte des dieux 313).
Отметим, вместе с тем, что писатель далек от абсолютизации проявлений «света» и «тьмы» в своих персонажах. Так, священник может испытывать низкие чувства Il (Alain), honteux de ressentir pour un être dont il discernait à peine les traits, cette antipathie, cette répulsion 306. Персонажи порой пытаются бороться со своими низменными чувствами и желаниями (Dans le combat contre les ténèbres 217), но, чаще всего, безуспешно. Среди них, хотя и редко, встречаются люди со «светлым» началом (Je crois qu’il est très pur 258). Гра-дер, этот явно отрицательный герой, способен демонстрировать положительные качества: Cette nuit émouvait en lui des forces intactes de bonté, d’amour 249; Un attendrissement s’élevait des bas-fonds de mon être et s’étendait sur ma vie criminelle 233; Cet homme dont on disait tant de mal et qui, tout de suite, s’était profondément incliné 305; C’est un autre homme. incroyablement changé 358. В конце романа главному герою удается частично вступить на путь добра - побороть в себе снедаемое его чувство ненависти: Cette haine accumulée en lui goutte à goutte, depuis un quart de siècle, l’a fui d’un seul coup 321.
Обратимся к третьему основному символу романа, который непосредственно связан с двумя рассмотренными выше. Это символ - “la source”. Этот символ можно рассматривать как один из самых значимых в творчестве Мориака. Так, например, в романе (“Dieu et Mammon”) находим следующую фразу: “Il faut purifier la source”. В «Черных ангелах» после убийства, совершенного Градером, жизнь в деревне, казалось бы, вернулась в свое обычное русло и преступник покаялся. Однако зреют другие преступления и чтобы их предотвратить, нужно искать отравленный источник. Где его найти? - вопрошает повествователь: Quels roseaux faut-il écarter pour découvrir la source empoisonnée? 363 (В каких камышах нужно искать, чтобы обнаружить его?). Яд источника вызовет к жизни других «черных ангелов».
Одним из таких отравленных источников может быть недостаточное воспитание или отсутствие такового. Характерно то, что героиня романа, Матильда, размышляя об ужасных событиях, случившихся за последние 50 лет в местечке, где она живет, упрекает себя в недостаточном внимании к Андре, которому она заменяла мать: Non, elle ne l’avait pas élevé; elle n’avait pas tenu à l’élever 274 (Нет, она его не воспитывала, она не пыталась его воспитывать). Здесь слово élever призвано актуализировать отрицательную оценоч-ность. Недостатки светского или религиозного воспитания лишают человека способности осознавать и различать зло (Capable de comprendre cette puissance d’avilissement qui ne cesse d’agir dans certains êtres 216). В конечном итоге это отражается на психике ребенка. Градер, определяемый в одном из эпизодов романа выражением «l’enfant de la haine» 279 («дитя ненависти»), стал жертвой именно упущений в воспитании. Так, в частности, ему не привили чувство сострадания и жалости к ближнему. Жалость показана в романе как человеческое чувство, ставшее весьма редким: S’il existe un sentiment qui me soit étranger, c’est bien la pitié 228; Il existait à Liogeats une autre âme capable de pitié 264; Une pauvre biche relancée. je viens vous demander de la prendre en pitié 304.
Другое следствие изъянов в воспитании актуализируется в романе признаками ‘faiblesse”, “impuissance”. Ср.: Ce garçon d’une apparence si puissante était déjà emporté comme un fétu dans un tourbillon 305. Физически сильные существа оказываются неподготовленными к принятию духовных и интеллектуальных решений. В романе суггестируется мысль о том, что без устойчивых нравственных убеждений жизнь, в определенной степени, представляется юному существу хаосом. Именно с целью реализации признака «неуверенности» перед опасностями жизни используются символы моря и океана (Elle entrait dans le mariage comme elle se fût jetée à la mer 230; Le monde
était noyé 294; Andrès n’a pas la plus lointaine idée de ce monde invisible, de cet océan dont la mare de toutes parts nous ronge 350). Напротив, благодаря воспитанию и образованию, можно научиться правильно жить, помогать другим. Такой смысл можно извлечь из следующей фразы, в которой присутствует «образ моря»: (Je lui (à Desbats) suis reconnaissante d’avoir bien mené notre barque 294. Деба — один из редких персонажей, который лишь отчасти соотнесен с семой «animal»: Desbats n’avait pas la même expression animale 274.
Символ source реализуется, с другой стороны, в связи с развитием темы любви (. elle buvait pour la première fois à cette source brûlante, elle se re-paissaitde ce vaincu 344). Любовь, как это показывается в романе, является основной жизни человека, помогает ему спастись. Приведем две фразы, которые автор вставляет в уста священника (Vous ne savez pas ce que c’est qu’aimer 304; Vous aimez beaucoup, il faut aimer plus encore: renoncer à elle 304). Автор симпатизирует в этом плане людям, которые, подобно Алену, обеспокоены судьбой других: Et vous, soutenu par les flots, les pieds touchant à peine l’écume des vagues 216. Отметим, что в последнем примере вновь актуализируется образ Христа, шагающего без труда по бурным волнам. В художественном универсуме анализируемого произведения святой противопоставлен преступнику: «В моем диптихе, — замечает сам писатель — противоборствуют два ангела: белый и черный» [Mauriac, 1941, с. 1027].
Ф. Мориак создает роман, помогающий читателю задуматься над мирскими и духовными проблемами человека, которые, с точки зрения писателя, тесно взаимосвязаны (Ce monde adorant, plein de bêtes et d’astres, et qui ne sait pas qu’il existe des saints et des damnés, des êtres sauvés et des êtres perdus 232). В романе исследуются важные, как полагает писатель, вопросы, от решения которых зависит судьба человека, его надежда на будущее. Это, в первую очередь, господство зла в мире (Il y a des âmes qui lui sont données 232; . elle appartint à la race de ses âmes sourdes pour lesquelles aucune réponse de Dieu ne sera jamais perceptible 362). Автор верит в возможность для человека выйти победителем в борьбе со злом (Aucun vivant n’est maudit 328).
В заключение отметим, что для успешной интерпретации необходимо рассматривать текст как систему смыслов, в которой любое значимое слово соотносится своими признаками с центральным символом, который, в свою очередь, связан с комплексом других символов.
Выявляемый в процессе интерпретации смысл не является произвольным. Читатель может по-разному понимать текст: иначе и, может быть, лучше, чем автор. Вместе с тем, он всего лишь «пользователь», а не творец.
Библиографический список
1. Дильтей, В. Описательная психология [Текст] / В. Дильтей. - СПб. : Алетейя, 1996. - 160 с.
2. Гадамер, Г. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики [Текст] / Г. Г. Гадамер- М. : Прогресс, 1988. - 704 с.
3. Рикер, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике [Текст] / П. Рикер. - М. : «КАНОН-пресс-Ц»; «Чучково поле», 2002. - 624 с.
4. Лосев, А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство [Текст] / А. Ф. Лосев. - Киев, 1994.- 320 с.
5. Todorov, Ts. Théories du symbole [Text] / Ts. Todorov. - Paris: Seuil, 1977. - 375 р.
6. Адмони, В. Г. Структура предложения и строение художественнолитературного произведения [Текст] / Г. В.Адмони. // Лингвистика текста / Материалы конференции. - М., 1974. - С. 11-16.
Список источников примеров
1. Mauriac., F. Les anges noirs [Text] / F. Mauriac. // Oeuvres romanesques et théâtrales complètes. V. III. - Paris: Gallimard, 1981. - P. 215-371.
Литвиненко Татьяна Евгеньевна
Доктор филологических наук, профессор кафедры испанского и итальянского языков ФГБОУ ВПО «ИГЛУ», г. Иркутск, Россия
УДК 81.26 ББК 81.032 Л-64 ГЕНДЕРНЫЕ АСПЕКТЫ КОНСТИТУЦИОННОГО ДИСКУРСА
В статье рассматривается проблема установления новых гендерных стандартов, представленных в конституциях Венесуэлы, Эквадора, Боливии и Доминиканской Республики. Анализируется совокупность языковых средств, способствующих выражению идеи социального равенства мужчин и женщин как субъектов права и субъектов дискурса.
Ключевые слова: гендер, конституционный дискурс, лексикограмматические изменения юридической терминологии.
GENDER OF CONSTITUTIONAL DISCOURSE
The article discusses the problem of establishing new gender standard provided in the constitutions of Venezuela, Ecuador, Bolivia and the Dominican Republic. Linguistic resources that contribute to the expression of ideas of social equality between men and women as subjects of law and subjects of discourse are analyzed.
