CC BY
424
ТЕОРИЯ ДИСКУРСА И ЯЗЫКОВЫЕ СТИЛИ
УДК 81’42
Знаешева И. В.
К проблеме анализа дискурса как исследовательской методики
В статье рассматривается проблема восприятия анализа дискурса как метода исследования в современной лингвистике, исследуется история вопроса и некоторые элементы структуры дискурса, без учета которых невозможно проведении полноценного исследования.
The article deals with discourse analysis as a research practice in nowadays scholarship (particularly, in linguistics) via-a-vis the historical background and some elements of discourse structure indispensable in a properly organized research.
Ключевые слова: анализ дискурса, идеология, психоанализ, интердискурс, интер-дисциплинарность, субъект дискурса, другой.
Key words: discourse analysis, ideology, psychoanalysis, interdiscourse, interdisciplinarity, speaking subject, Other.
Неоднозначность понятий «дискурс» и «анализ дискурса» создает определенные трудности для исследователя, работающего в терминологическом поле, задаваемом этими понятиями. Число работ, посвященных теории и практике анализа дискурса, способно повергнуть в уныние любого, кто впервые ставит перед собой задачу, связанную с анализом текста в рамках данной методики. Это отчасти компрометирует сам термин в глазах многих исследователей. Так, например, Р.М. Фрумкина в своей рецензии на «Книгу о родине» И. Сандомирской относит дискурс к «квазитерминологическим образованиям», «ложным друзьям исследователя», аналогичным ложным друзьям переводчика [15, c. 139]. Некоторые причины такого отношения представляются вполне очевидными. К упомянутой уже неоднозначности термина можно добавить выдвижение интердисциплинарости в качестве одной из черт, определяющих анализ дискурса как исследовательскую методику, что создает трудности последовательного выбора и обоснования подхода к интерпретации результатов, сложность для восприятия текстов представителей французской школы анализа дискурса (далее -АД) с их неизбежными экскурсами в политику и философию и непрозрачными метафорами1. В этом же ряду - необходимость обращения к разного рода экстралингвистическим аспектам, включая необходимость соотнесе- * 1
© Знаешева И.В., 2015
1 Остроумную критику ряда математических метафор у Ж. Лакана и Ю. Кристе-вой можно найти в книге Ж. Брикмана и А. Сокала «Интеллектуальные уловки» [12].
110
ния с вопросами идеологии, что вряд ли могло встретить сочувствие в России в начале 1990-х годов, когда идеи французской школы анализа дискурса стали известны широкому кругу читателей. Фоном всего этого служит несколько настороженное, если не сказать враждебное, отношение к постструктурализму среди значительной части научного сообщества. Все это тема отдельного исследования в сфере социологии науки. Отдельный сюжет - сопоставление школы анализа дискурса и функциональной стилистики. Пример такого сопоставления можно найти у М.Н. Кожиной [3,
с. 189-201]; в этой работе не учитывается однако одно весьма существенное обстоятельно: функциональная стилистика возводит себя к Гумбольдту, а анализ дискурса мыслится как переосмысление идей Соссюра.
Все сказанное не дает оснований отрицать, что анализ дискурса оказывается продуктивной и все более распространенной методикой при исследовании текстов политического характера, находящей применение не только в лингвистике, но и в других социальных науках. В самом деле, едва ли возможно истолковать, например, изменения в значении слова «декрет» после революции, не прибегая к объяснению, связанному с конструированием смысла путем изменения коннотаций и оставляя в стороне идеологию. Любопытно сравнить определения этого слова в словарях разных лет: Декрет - указ верховной власти отдельному присутственному месту или целому народу [8, с. 152]; Декрет - указ, постановление власти, название законов Французской Революции, Парижской Коммуны и Советской власти [16, с. 178]; Декрет - закон, постановление власти, указ. Впервые закон получил название декрета в эпоху великой французской революции [13, с. 183]; Декрет, декрета, муж. (франц. decret) (офиц.). Постановление центральной власти, имеющее силу закона. Декрет Совнаркома [14, стб. 677].
Обращает на себя внимание, что первое определение толкует декрет как ‘указ’, что соответствует традиции употребления этого термина в юридической науке. Указ - это именно законодательный акт, принятый главой государства (в тех странах, где принято разделение властей, существуют соответствующие терминологические пары: law - decree; loi - decret и
т. п.). В последующих определениях, созданных в советскую эпоху, когда разделение властей было отвергнуто как буржуазный пережиток, через запятую следуют постановление, указ и закон (причем в различном порядке). Несомненно, значимым оказывается и сопоставление, даже можно сказать, установление преемственности, советской власти и Парижской Коммуны, которая представлялась образцом диктатуры пролетариата. Более позднее толкование в словаре Ушакова уже не нуждается в посреднической отсылке к Парижской Коммуне и напрямую дает пример Декрет Совнаркома.
Другим примером может служить попытка отказаться от слова «наказание» в новой редакции Уголовного кодекса 1926 года. Так, В. Деннике в статье «Новый Уголовный кодекс РСФСР» пишет, что «новый кодекс отказывается от термина «наказание» как связанного с представлением о
111
«возмездии», «каре» и заменяет его терминами «судебно-исправительные меры», наряду с которыми устанавливаются меры «медицинские» для душевнобольных преступников и меры «медико-психологические», применяемые в отношении малолетних и отчасти несовершеннолетних» [2, с. 14]. В качестве обобщающего предлагался термин «меры социальной защиты» (включая известное выражение «высшая мера социальной защиты»). Можно с уверенностью говорить, что это законотворческое нововведение непосредственно связано с идеей К. Маркса о том, что наказание -это не кара для преступника, а защита общества [7, с. 531]. Та же мысль повторяется в работах ведущих советских правоведов этого периода. Например, М.Ю. Козловский писал: «Единственной целью налагаемой кары должна быть, в соответствии с нашими взглядами на причины преступности, самозащита или охрана условий общежития от посягательства» [4, с. 27].
Следует помнить, что слово «наказание» непосредственно связано с понятием вины, одним из ключевых понятий уголовного права (например, в словаре В.И. Даля «наказание» имеет два значения: ‘приказ’, ‘наказ’ и ‘взыскивание вины’. Очевидно, к началу ХХ века первое значение было полностью утрачено). «Вина» как понятие имеет сложную историю в советском праве. Так, в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 года (Постановление Наркомюста РСФСР от 12.12.1919) понятие вины отсутствовало, так же, как и в Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 и УК РСФСР 1922, хотя правоприменительная практика этого периода исходила из того, что наличие вины является необходимым условием уголовной ответственности. Вполне вероятно, что намерение отказаться от слова «наказание» перекликается с указанными сложностями с понятием «вина».
Обратимся к анализу дискурса с позиций истории языкознания. Одной из характерных черт лингвистики второй половины ХХ века является постепенный переход от вопроса «как устроен язык?» к вопросу «как он работает?» С определенного момента сам переход к такому, с точки зрения обыденного сознания, естественному вопросу становится предметом рефлексии в науке. Подобное изменение предмета познания повлекло за собой, с одной стороны, пересмотр некоторых онтологических оснований науки о языке, а с другой, - настоятельную необходимость считаться с экстралингвистическими факторами и искать пути приемлемого сближения с другими дисциплинами социального цикла - психологией, социологией, психоанализом, семиотикой, философией, литературоведением и т.д. В этой связи, термин «дискурс», не принадлежавший изначально к ряду лингвистических, восходящий к лат. discursus (бегание туда сюда, движение; в поздней латыни: рассуждение, беседа) и находящийся в сложных и постоянно обсуждаемых (но поддающихся осмыслению) отношениях с терминами «речь», «текст», «язык», оказался весьма востребованным. Считается, что первым этот термин употребил в 1950 году Эмиль Бенве-
112
нист (1902-1976), понимавший под дискурсом экспликацию позиции говорящего в высказывании. Однако в 1943 году бельгийский лингвист Эрик Бюиссанс (1910-2000) в работе Les langages et le discours выступил с критикой соссюровского термина parole, считая, что он объединяет две различные вещи, и предложил выделить в отдельную категорию parole concrete, то есть комбинации, реализуя которые говорящий использует код языка [18, с. 30]. Именно эта «конкретная речь» (parole concrete) и была обозначена термином «дискурс», став третьим членом привычной оппозиции langue - parole: langue - discours - parole.
Термин «анализ дискурса» был впервые употреблен Зеллигом Харрисом (1909-1992) в статье Discourse Analysis в журнале Language в 1952 году. Для Харриса дискурс являлся ступенью в иерархии дистрибутивного анализа, единицей, выходящей за пределы предложения. В настоящее время термином ‘анализ дискурса’ обозначается совокупность различных подходов. Можно назвать некоторые из них (см. [6]): критический анализ дискурса (Ван Дейк, Лабов, Фейрклаф), бирмингемская школа дискурсанализа (Култхард, Синклер), грамматика дискурса (Лонгакер, Гивон), конверсационный анализ (Сакс, Щеглов) и др. Постулируется близость АД с такими областями, как прагматика, социолингвистика, лингвистика текста, грамматика текста. Сюда же можно отнести функциональную стилистику и риторику. Так, например, Барбара Джонстон говорит о том, что всякий, кто имеет дело со стилистикой и риторикой, занимается также и анализом дискурса, даже если и не отдает себе в этом отчета [18]. Под АД понимают весьма различные вещи, что отражено и в толковании данного термина различными источниками, ср.: три значения в ЛЭС [6, с. 136], восемь во вступительной статье к сборнику «Квадратура смысла», представляющему российскому читателю работы французских исследователей анализа дискурса [11]. В этом многообразии выделяется, тем не менее, несколько магистральных направлений. Так, Дебора Шифрин отмечает: ... термин «дискурс (и «анализ дискурса») имеет различные значения для исследователей, работающих в разных областях. Для многих, главным образом лингвистов, «дискурс» в целом определяется как нечто «выходящее за пределы предложения». Для других (например, Fasold R. Sociolinguistics of Language. - London, 1990), изучение дискурса - это изучение языка в употреблении. Оба эти определения фокусируют внимание на отдельных примерах или массовых случаях употребления языка. Но представители критического направления и исследователи, вдохновленные ими, могут говорить, к примеру, о «дискурсе власти» и «дискурсе расизма», и термин «дискурс» не только обретает множественное число, но, более того, отсылает нас к широкому кругу взаимосвязанных лингвистических и нелингвистических социальных практик и идеологических предположений, которые и составляют власть или расизм [20, с. 1].
В одной из недавних книг, посвященных данной проблеме, Лаура Альба-Хуес обсуждает точку зрения Маргарет Уезерел: «1. Модель, кото-
113
рая рассматривает язык как систему и, таким образом, задачей исследователя становится поиск паттернов, устойчивых комбинаций. 2. Модель, строящаяся большей степени на употреблении языка. Язык рассматривается как деятельность, а не как продукт, таким образом, внимание исследователей сосредоточена на интеракциях. 3. Модель, которая ориентирована на языковые паттерны, связанные с определенной темой или видом деятельности (например, юридический дискурс или психотерапевтический дискурс и т.п.). 4. Модель, которая рассматривает паттерны в более широких контекстах, таких, как «общество» или «культура». В этом случае язык рассматривается как часть более широких процессов и видов деятельности, и, соответственно, интерес выходит за пределы языка (к примеру, изучение расизма через анализ дискурса)» [17, с. 15-16]. Как отмечается далее, существует столько разновидностей анализа дискурса, сколько исследователей, занимающихся этой проблематикой. Такая позиция отражает реальное положение дел: едва ли не каждая книга или статья, посвященная АД, начинается с его определения в рамках данного исследования, и чаще всего это будет расширение или трансформация уже существующей методики. С другой стороны, даже в условиях плюрализма современной науки подобное размывание границ понятия создает трудную для исследователя ситуацию и, в свою очередь, порождает необходимость четко определять значение данного термина применительно к задачам каждой конкретной работы. Однако сколь бы различны ни были взгляды на дискурс и сколь бы ни были различными используемые процедуры, можно все-таки выделить несколько общих и неизменных черт, присущих АД в целом: понимание языка как деятельности: язык не нейтрален, он не просто отражает наши взгляды на мир, социальную принадлежность, но и играет активную роль в их формировании; текст не есть простое средство передачи информации, текст сам по себе есть событие; социальная обусловленность и культурная закрепленность; принципиальная направленность на саму процедуру анализа, эксплицитное описание этой процедуры.
Следует также отметить, что подобное выделение общих черт является в известной степени упрощением, приемлемым, разве что, в учебных целях. В частности, относительно первого выделенного здесь пункта, нужно заметить, что за ним скрываются разногласия по поводу того, полностью ли язык конструирует социальный мир или сам отчасти конструируется этим миром, является ли человек «рабом языка» или «одновременно рабом и хозяином», и т.п. Важно также понимать, что каждый подход к анализу дискурса - это своего рода замкнутая система философских и методологических установок.
Основным предметом АД являются тексты (в широком смысле, включая как текст, так и контекст). Так, П. Серио, говоря о необходимости эксплицитно очертить границы анализа дискурса (применительно к французской школе), называет черты, которыми должен обладать текст, являющийся предметом анализа дискурса. Это тексты в институциональных
114
рамках, «которые накладывают сильные ограничения на акты высказывания, а также наделенные исторической, социальной, интеллектуальной направленностью» [11, с. 27].
Для анализа дискурса имеет большое значение изучение цитации, любых форм проявления и повторяемости чужой речи, исследование аргументационных стратегий, независимо от того, носят ли они явный или неявный характер. Любой анализ предполагает выдвижение предварительных гипотез, которые могут быть подтверждены или опровергнуты в ходе анализа. Исследователь имеет дело с различного рода знаниями - лингвистического, социального, исторического характера. И только в ситуации, когда эти знания о тексте корректируют и дополняют друг друга, мы можем говорить о том, что процедура анализа удалась.
Возникновение анализа дискурса во Франции в 60-е годы было во многом откликом на распространившуюся практику контент-анализа, методики, позволяющей строить абстрактную модель содержания текста, исходя из выявленных количественных закономерностей, которая не могла быть признана удовлетворительной по ряду причин. Среди них то, что контент-анализ предполагал работу с единичным текстом и то, что текст воспринимался в первую очередь как средство передачи информации. Анализ же дискурса в момент своего зарождения стремился к созданию теории, позволяющей вскрыть стоящие за текстом, точнее, за корпусом, «архивом» текстов, проявления идеологии.
Основоположниками французской школы анализа дискурса можно назвать Мишеля Пешё (1938-1983), Луи Альтюссера (1918-1990), Мишеля Фуко (1926-1984) и Жака Лакана (1901-1981). «Три кита», на которых базируется АД в их понимании, - это лингвистика (в первую очередь, семантика), исторический материализм (с чрезвычайно важным понятием идеологии как ложного сознания) и психоанализ (Фрейда и, позднее, Лакана с его понятиями субъекта и «другого»).
Анализ дискурса имел выраженную критическую направленность по отношению к основам обеих наук, на стыке которых он осуществлял свою деятельность: лингвистики и науки об общественных формациях. Последняя подвергается критике за то, что рассматривает язык и лингвистику лишь как орудие для обеспечения научности своих результатов, полагая при этом смысл текстов полностью прозрачным [9; 10]. Лингвистика же подвергается критике за то, что, будучи не способной дать исчерпывающее объяснение явлениям, с которыми имеет дело, ссылается на психологизм, социологизм и субъективизм. Критике подвергается и некоторая двойственность лингвистического подхода: с одной стороны, изучается обобщенный говорящий субъект, производящий речь в соответствии с правилами грамматики, а с другой стороны, немалая часть явлений, которым лингвистика не в состоянии дать объяснение, относится к области психологического. Анализ дискурса иногда называют антигуманистическим направлением, поскольку одним из важнейших его принципов является
115
принцип разделения говорящего и субъекта дискурса. Иными словами, разделения Я и функции порождения текста, осуществляемой путем присвоения уже существующих в языке форм выражения того или иного смысла. Говорящий при этом изымается из анализа. Этот принцип является ответом анализа дискурса на указанную двойственность лингвистического подхода. Субъект дискурса - это, по сути, элемент структуры дискурса.
Как отмечалось выше, идеология является важнейшей частью АД. Во французской традиции в слово «идеология» вкладывается несколько иное значение по сравнению с привычным нам пониманием идеологии как господствующего политического мировоззрения. В момент своего появления в ХУШ веке идеология мыслилась ее создателем Дестютом де Траси (1754-1836) как наука об идеях, теория теорий, общая рациональная теория человеческого разума, объединяющая все науки. В рамках же АД принято марксистское понимание идеологии: идеология как ложное сознание, способ бессознательного самообмана, некий невидимый занавес между человеком и миром, влияющий на его отношение к миру. Субъект дискурса -это всегда субъект идеологии. Субъект идеологии пользуется языком-заготовкой, преконструктом, который задан конкретной ситуацией. При этом субъект дискурса часто не сознает, что воспроизводит слова другого. Он словно бы забывает об этом. В любом дискурсе всегда можно обнаружить следы других дискурсов (интердискурс), причем эти другие дискурсы находятся в иерархических отношениях. Именно с идеологией связан другой важный принцип анализа дискурса: принцип непрозрачности текста. Для носителей другой идеологии дискурс непрозрачен, ибо он может быть понят лишь в рамках той идеологи, которая его определяет.
В практике анализа дискурса отношения между значением и сферой социального являются принципиально отличными от отношений социального и любой другой областью лингвистики. Связь между языком и «значениями» текста и социально-историческими условиями создания этого текста ни в коей мере не является вторичной, они входит составной частью в сами значения [1, с. 143]. Текст обладает значением только в соответствии с условиями его производства, а также и с условиями его толкования [11, с. 36].
Очевидно, что при всех названных сложностях использование методики анализа дискурса, в каком бы изводе он ни брался, может быть чрезвычайно перспективным. Известны интереснейшие работы П. Серио, М. Пешё, Т. Ван Дейка, Г. Гусейнова и др. Вместе с тем исследователь, работающий в рамках этой методики, должен четко представлять себе все теоретические сложности, с которыми он столкнется, начиная с момента выбора трактовки термина и обоснования формирования корпуса текстов и заканчивая интерпретацией результатов.
116
Список литературы
1. Арош К., Анри П., Пешё М. Семантика и переворот, произведенный Соссю-ром: язык, речевая деятельность, дискурс // Квадратура смысла / под ред. П. Серио. -М., 1999. - С. 137-157.
2. Денике В. Новый Уголовный кодекс РСФСР // Революционная законность. -1926. - № 3-4. - С. 14-16.
3. Кожина М.Н., Дускаева Л.Р., Салимовский В. А. Стилистика русского языка. -М., 2008. - 464 с.
4. Козловский М. Ю. Пролетарская революция и уголовное право // Пролетарская революция и право. - 1918. - No 1. - С. 18-27.
5. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.Н. Ярцевой. - М., 1990. - 693 с.
6. Макаров М. Основы теории дискурса. - М., 2003. - 280 с.
7. Маркс К. Смертная казнь. Памфлет г-на Кобдена. Мероприятия английского банка // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. 2-е изд. - М., 1955. - Т. 8.
8. Павленков Ф. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русскаго языка. -СПб., 1900. - 362 с.
9. Пешё М. Прописные истины // Квадратура смысла / под ред. П. Серио. - М., 1999. - С. 225 - 291.
10. Пульчинелли Орланди Э. К вопросу о методе и объекте анализа дискурса // Квадратура смысла / под ред. П. Серио. - М., 1999. - С. 197-224.
11. Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла / под ред. П. Серио. - М., 1999. - С. 12-53.
12. Сокал А., Брикмон Ж. Интеллектуальные уловки. Критика философии постмодерна. - М., 2002. - 248 с.
13. Стучка П.И. и др. Настольный энциклопедический словарь-справочник. - М.,
1929.
14. Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка: в 4 т. - М., 1935. - Т. 1.
15. Фрумкина Р. М. Люблю отчизну я, но странною любовью... (Идеологический дискурс как объект научного исследования) // Новый мир. - 2002. - № 3. - С. 139-145.
16. Эльцин Б.М. Популярный политический словарь. - М., 1922. - 348 с.
17. Alba-Juez, L. Perspectives on Discourse Analysis: Theory and Practice. -Newcastle, UK, 2009. - 401 р.
18. Buyssens, Е. Les langages et le discours: Essai de linguistique fonctionnelle dans le cadre de la semiologie. - Bruxelles, 1943. - 99 р.
19. Jonstone, B. Discourse analysis. Blackwell Publishing, UK, 2002. - 311 р.
20. Schiffrin, D., Tannen, D. еt al. The handbook of discourse analysis. Blackwell Handbooks in Linguistics, 2004. - 851 р.
117
