К организации глагольных парадигм: контекстная алломорфия и кумуляция Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

В. С. Люсина

К ОРГАНИЗАЦИИ ГЛАГОЛЬНЫХ ПАРАДИГМ: КОНТЕКСТНАЯ АЛЛОМОРФИЯ И КУМУЛЯЦИЯ

В глагольной парадигме некоторых языков представлены несколько наборов лично-числовых флексий, варьирующихся в зависимости от грамматического контекста. В данной работе предлагается типологическое исследование этого явления, которое мы называем контекстной алломорфией. Контекстная алломорфия лично-числовых показателей глагола обнаруживается в 32 из 48 отобранных языков, в которых теоретически могло возникнуть это явление. Контекстная алломорфия неразрывно связана с кумуляцией и множественной манифестацией, а также обнаруживает корреляции с наличием спряжений в языке. Мы предлагаем рассматривать кумуляцию как градуальное явление и располагаем исследуемые языки на «кумуляционном континууме» в соответствии со степенью кумуляции лично-числовых показателей глагола.

Ключевые слова: парадигмы, алломорфия, кумуляция, типология

1. Введение

Важнейшая проблема современной морфологии состоит в том, чтобы описать и объяснить отклонения от принципа одно-однозначного соответствия на уровне словоформы1. Именно решение этой задачи проводит водораздел между современными элементно-комбинаторными и словесно-парадигматическими моделями. Если первые стремятся описать морфологию как часть синтаксиса, представляя морфемы в виде узлов синтаксического дерева, то последние настаивают на том, что морфология является отдельным уровнем языка, подчиняющимся своеобразным законам и требующим специальных методов описания.

В Aronoff 1994 было предложено взглянуть под новым углом зрения на хорошо известные особенности словоизменения в

1 Принцип одно-однозначного соответствия (впервые описан Гумбольдтом) предполагает, что каждой форме соответствует одно и только одно значение, а каждому значению - одна и только одна форма. На уровне морфологии это означает, что каждое грамматическое значение выражается специальной морфемой. Гумбольдт, а вслед за ним сторонники теории Естественной морфологии, считали такую организацию «естественной» для языка (см., напр., Dressler (ed.) 1987).

языках мира. Наиболее цитируемый пример в книге - основа супина латинского глагола, которая служит также для образования страдательного причастия прошедшего времени и активного футурального причастия. У каждой глагольной лексемы все три указанные формы имеют одинаковую основу, даже если она супплетивна по отношению к основам инфекта и перфекта: ср. формы laudätum, laudätus, laudäturus глагола laudo 'хвалить'; latum, lätus, lätürus глагола fero 'нести'. Такое совпадение не может быть результатом фонетических процессов, однако синтаксической или семантической общностью его объяснить также нельзя (см. Aronoff 1994: 29). М. Аронов обнаружил аналогичные явления во многих языках и пришел к неожиданному выводы: раз какие-то элементы парадигм демонстрируют устойчивую связь без видимых на то оснований, значит, имеется особый уровень языка, на котором эти элементы представляют собой единую сущность. Эта сущность получила название «морфома». М. Аронов утверждал, что именно на морфомном уровне находится «чистая морфология», которая не подчиняется законам синтаксиса, семантики или фонетики.

В последнее десятилетие было предложено несколько формальных словесно-парадигматических моделей (Stump 2001; Brown, Hippisley 2012; Stump, Finkel 2013). Кроме того, в последние годы появилось много работ по типологии таких парадигматических явлений как синкретизм (Baerman et al. 2005), супплетивизм (Veselinova 2006) и т. п. Авторы, работающие в этой области, ставят перед собой задачу открыть и описать законы «независимой морфологии», особого уровня языка. Одним из ярких примеров «независимой морфологии» они считают тот факт, что для многих языков мира характерно наличие нескольких флективных классов (Brown, Chumakina 2012). Действительно, представляется удивительным, что у разных лексем клетки одной парадигмы могут иметь разное оформление без всякой видимой причины - потому лишь, что данные лексемы принадлежат к разным словоизменительным классам. Так, например, обстоит дело с показателем имперфекта в испанском языке.

Таблица 1. Испанский язык, 1PLIMPERF I спряжение II спряжение

cant-aba-mos com-ia-mos

'мы пели' 'мы ели'

Все подобные парадигматические особенности, получающие типологическое или формальное описание, представляют собой те или иные отклонения от принципа одно-однозначного соответствия. В Carstairs 1987 такие отклонения были расклассифицированы по четырем типам:

1. Одно-многозначное соответствие на синтагматическом уровне (множественная манифестация): pusiste (исп. 'ты положил'), где значение претерита передается основой и специальным окончанием.

2. Одно-многозначное соответствие на парадигматическом уровне (словоизменительные классы, алломорфия): спряжения и склонения в языках мира.

3. Много-однозначное соответствие на синтагматическом уровне (кумуляция): в форме terrärum (лат. 'земель') окончание -ärum передает значение двух категорий: падежа (генитива) и числа (множественного).

4. Много-однозначное соответствие на парадигматическом уровне (синкретизм): слово terrae может иметь грамматические признаки <GenSG> или <NOMPl>.

Принято считать, что все типы в той или иной степени характерны для так называемых флективных (или фузионных) языков, в то время как языки агглютинативного строя демонстрируют близкую к идеальной одно-однозначную картину. Тем не менее, на наш взгляд, необходимо производить более тонкий анализ морфологического строя языков. Следует рассматривать каждый из типов отклонения по отдельности, а затем установить корреляции между ними. Так, при первом приближении кажется, что корреляция между кумуляцией и наличием словоизменительных классов действительно очень высока. Между тем, есть тип алломорфии, который, как представляется, скорее следует искать в языках агглютинативного строя. Это так называемая контекстная алломорфия2 - вариация словоизменительных показателей у словоформ одной лексемы в зависимости от грамматического контекста.

Возьмем, к примеру, спряжение в турецком языке. Турецкий глагол располагает двумя наборами лично-числовых флексий:

2

Термин «контекстная алломорфия» (contextual allomorphy) употребляют в основном западные исследователи (Bobaljik 2002). В литературе на русском языке иногда встречаются термины «грамматическая синонимия», «синонимия морфем». И. А. Мельчук предлагал использовать термин «грамматический супплетивизм» (Mel'chuk 1976).

один употребляется в претерите и в кондиционалисе, другой -во всех остальных случаях:

Таблица 2. Турецкий язык3, 'писать'

презенс претерит

уагапш уагйхш

уагатъгн уагйт

уагат уагй1

уагапг уагй1к

уагатът^ уагйт^

уагат1аг уагййат

(Кононов 1956)

Таким образом, турецкий демонстрирует отклонение типа 2 -множественное выражение одного значения. Это противоречит распространенному представлению об устройстве агглютинативных форм, согласно которому «агглютинативные аффиксы стандартны: для выражения данного грамматического значения всегда употребляется данный аффикс, для флективных же аффиксов типична синонимия» (Касевич 1977: 53).

Сравнивая алломорфы показателей 28в в латинских формах аша-Б 'ты любишь' и ата-у[-ъП 'ты любил', Э. Карстейрз (Са^акБ 1987: 150) указывает, что показатель -ли может считаться кумулятивным. Действительно, по одному этому окончанию можно определить не только лицо, но и видо-временные характеристики формы - оно как бы дублирует значение перфекта, выраженное суффиксом -уг- (существует синонимичная синкопированная форма аталгТ, которую Э. Карстейрз не рассматривает). Тем не менее, далее автор предлагает считать единственным экспонентом видо-временного значения суффикс -у/-, оставив за окончанием -лй только значение лица. Согласно Э. Карстейрзу, во всех случаях, когда мы можем выделить показатель ТАМ (вида/времени/модальности), употребляемый и с другими лицами, любые вариации показателя лица представляют собой чистую алломорфию. Поскольку суффикс -уг-можно найти во всех формах перфекта (18в атауТ, ЗБв ашауП, 1РЬ ашаушил...), он полностью берет на себя функции маркера

3 Здесь и далее, если специально не указано иное, мы будем приводить формы субпарадигм в стандартной последовательности: 18в, 28в, ЗБв, (1рь, 2рь, Зрь).

ТАМ; вследствие этого считается только показателем лица4, алломорфичным показателю -£ в презенсе.

Подобный анализ вполне подходил для задач Карстейрза, однако, на наш взгляд, его нельзя счесть универсальным. Очевидно, что окончание говорит о видо-временных характеристиках формы не меньше, чем суффикс -у1-. Более того, флексии лица в турецком языке также несут в себе некоторую информацию о ТАМ, хотя и не такую точную. Показатель 2РЬ -к означает, что словоформа относится к субпарадигме претерита или кондиционала; показатель 2РЬ -¡г, напротив, означает, что словоформа не относится к этим субпарадигмам. Подобное взаимодействие мы предлагаем называть слабой кумуляцией.

Как можно заметить, контекстная алломорфия включает в себя сразу три типа отклонений от принципа одно-однозначного соответствия:

а) одно-многозначное соответствие на синтагматическом уровне, или множественная манифестация: видо-временное значение выражается с помощью суффикса и в некоторой степени с помощью окончания;

б) одно-многозначное соответствие на парадигматическом уровне: показатель имеет разное выражение в разных контекстах;

в) много-однозначное соответствие на синтагматическом уровне, или кумуляция: флексии передают значения категории лица/числа и сообщают некоторую информацию о видо-вре-менном значении формы.

В нашем исследовании, посвященном типологии контекстной алломорфии, мы постараемся не упускать из виду многообразие этого явления.

2. Типология контекстной алломорфии

До настоящего времени не был дан ответ на вопрос, насколько распространена контекстная алломорфия и каковы ее вариации в языках мира. Цель данной работы - приблизиться к этому ответу, опираясь на материал сравнительно небольшой выборки языков (всего 51 язык).

4 Рассуждения Карстейрза более абстрактны. Он говорит о «контекстных категориях», которые влияют на появление алломорфов, и дает определение «чистой сенситивности» (pure sensitivity), то есть вариаций некумулятивных алломорфов в зависимости от значения контекстных категорий.

Чтобы мы могли сравнить показатели лица / числа в разных грамматических контекстах, мы разбиваем глагольную парадигму на субпарадигмы (СП) - наборы словоформ, которые отличаются по лицу / числу (/роду), при том, что значения ТАМ остаются неизменными.

Контекстная алломорфия может возникнуть только в том случае, если в глагольном спряжении имеется как минимум две синтетических СП, изменяющихся по лицу / числу субъекта. Поэтому для нашего исследования не представляют интереса, например, такие языки как русский, хинди, японский, чеченский и т. п.

На данном этапе была рассмотрена только алломорфия субъектных показателей. Признавая, что алломорфия показателей прочих аргументов также должна быть изучена, в первом исследовании по данной теме мы были вынуждены ограничить круг рассматриваемых проблем.

Итак, в исследование были включены следующие языки:

• индоевропейские (18): албанский (Newmark et al. 1982), бретонский (Hemon 2007), греческий (Holton, Mackridge 2002), исландский (Einarsson 1949), испанский, итальянский, кашмирский (Koul, Wali 2006), курдский (Курдоев 1957), латышский (Fennel, Gelsen 1980), литовский (Matthiasen 1996), македонский (Lunt 1952), немецкий, осетинский (Ахвледиани (ред.) 1963), персидский (Mace 2003), польский (Swan 2002), пушту (Tegey, Robson 1996), румынский (Лухт, Нарумов 2001), таджикский (Арзуманов, Сангинов 1988);

• уральские (12): венгерский (Kenesei et al. 1998), камасинский (Simoncsics 1998), коми-пермяцкий (Riese 1998), мансийский (Keresztes 1998), марийский (Kangasmaa-Minn 1998), мордовский (Zaicz 1998), нганасанский (Helimsky 1998a), ненецкий (Salminen 1998), саамский (Sammallahti 1998), селькупский (Helimsky 1998b), финский (Karlsson 1999), эстонский (Viitso 1998) (12);

• тюркские (5): азербайджанский (Ширалиев, Севортян (ред.) 1971), башкирский (Юлдашев (ред.) 1981), татарский (Закиев и др. (ред.) 1993), турецкий (Кононов 1956; Göksel, Kerslake 2005), чувашский (Андреев 1997) (5);

• тунгусо-маньчжурские (2): нанайский (Аврорин 1959), эвенкийский (Nedjalkov 1997) (2);

• абхазо-адыгские (2): адыгейский (Аркадьев и др. 2009), абхазский (Hewitt 1979);

• дравидийские (2): тамильский (Schiffman 1999), телугу (Krishna-murti, Gwynn 1985);

• семитские (2): арабский (Гранде 1963; Ryding 2005), иврит (Glinert 1991);

• картвельские: грузинский (Руденко 1940);

• банту (3): зулу (Охотина 1961), суахили (Thompson, Schleicher 2006), луба (Kabuta 2008-2009);

• баскский;

• юкагирский (Maslova 2002);

• чукотский (Dunn 1999).

Формы каждой СП мы разбиваем на «базу» и «остаток» (терминология Г. Стампа, см. Stump, Finkel 2013). Приведенные выше турецкие СП будут выглядеть следующим образом:

Таблица 3. Турецкий язык

презенс претерит

yazar-im yazdi-m

yazar-sin yazdi-n

yazar-0 yazdi-0

yazar-iz yazdi-k

yazar-siniz yazdi-niz

yazar-lar yazdi-lar

Как видно, «базы» двух СП различны; кроме того, в них мы можем выделить общую часть - корень yaz-. Здесь вполне уместен классический элементно-комбинаторный анализ, согласно которому корень отвечает за лексическое значение, а суффиксы -ar- и -di- - за значение ТАМ (которое отличает одну парадигму от другой). Таким образом, 'остаток' маркирует значение лица / числа во всех турецких СП.

На наш взгляд, значение ТАМ может выражаться кумулятивно не только со значениями лица / числа но и с лексическим значением. Поэтому если в СП нет специального суффикса ТАМ, но при этом базы различаются, например, гласными основы, мы все равно считаем, что в базах маркируются значения ТАМ. Так выглядит, например, спряжение немецкого глагола werden 'становиться'.

Таблица 4. Немецкий язык

претерит конъюнктив претерит конъюнкт.

wurde-0 wurde-st wurde-0 werde-0 werde-st werde-0 würde-0 würde-st würde-0

Три приведенные СП отличаются значениями ТАМ и гласными основ wurde, werde и würde. Соответственно, в этих СП база-основа кумулятивно выражает лексическое значение и значение ТАМ, в то время как остаток выражает значение лица / числа.

Существуют языки, в спряжении которых одна основа фигурирует в нескольких СП. В таких случаях необходимо признать, что «остаток» кумулятивно выражает значения лица/числа и ТАМ. Таково арабское спряжение.

Таблица 5. Литературный арабский язык, 'писать'

перфект имперфект субъюнктив

1SG katab-tu 'a-ktub-u 'a-ktub-a

2SG m katab-ta ta-ktub-u ta-ktub-a

2sg f katab-ti ta-ktub-ina ta-ktub-i

3SG M katab-a ya-ktub-u ya-ktub-a

3SG F katab-at ta-ktub-u ta-ktub-a

(ЯуШ^ 2005; ЛЬи-СИасга 2007)

В арабском языке основа -кшЬ- в сочетании с различными наборами флексий используется во всех СП, кроме перфекта. Сама по себе основа сообщает нам некую информацию о грамматических характеристиках формы: мы знаем, что форма с основой -кшЬ- не может иметь значение перфекта. Однако, чтобы сделать выбор между имперфектом и субъюнктивом, необходимо дальнейшее уточнение, которое выполняют наборы флексий. Таким образом оказывается, что флексии СП имперфекта и субъюнктива кумулятивно выражают значения числа / лица и ТАМ. В таком случае мы не можем говорить о контекстной алломорфии: поскольку наборы флексий кумулятивно выражают ТАМ, в разных СП они неизбежно будут разными.

Сильная кумуляция наблюдается в нескольких СП бретонского языка.

Таблица 6. Бретонский язык, 'писать'

презенс имперфект претерит

skriv-an skriv-ez skriv-0 skrive-n skrive-s skrive-0 skriv-is skrivj-out skriv-as

футурум кондиционал кондиционал II

skriv-in skriv-i skriv-o skrivfe-n skrivfe-s skrivfe-0 skrivje-n skrivje-s skrivje-0

(Hemon 2007)

Презенс, претерит и футурум в бретонском языке имеют одинаковую базу - основу skriv-. Следовательно, окончания этих СП являются сильно-кумулятивными. Напротив, имперфект и два кондиционала имеют линейные показатели, а потому флексии этих СП теоретически могли бы демонстрировать контекстную алломорфию (однако в реальности наборы флексий в этих СП совпадают).

В тех случаях, когда в языке есть несколько спряжений с различной организацией флексии мы учитывали то спряжение, в котором обнаруживалась максимальная вариативность алломорфов. К примеру, в румынском языке (см. Табл. 7) первое спряжение демонстрирует кумулятивную систему: основы cant и canta каждая используются в двух СП (СП плюсквамперфекта имеет суффикс ТАМ, но его уникальный набор окончаний не с чем сопоставить). В прочих румынских спряжениях кумулятивны только СП презенса и конъюнктива, а в остальных СП видо-временные значения полностью выражает основа.

Помимо арабского, кумулятивными флексиями во всех клетках парадигмы обладают греческий и латышский.

Таблица 7. Румынский язык, 'петь', 'делать'

презенс конъюнкт. имперфект претерит плюсквамперф.

cant-0 cant-0 canta-m canta-i cantase-m

cant-i t cant-i f canta-i canta- §i cantase-§i

cant-a cant-e canta-0 canta-0 cantase-0

cant-am cant-am canta-m canta-ram cantase-ram

cant-ati у cant-ati У canta-ti У canta-rati У cantase-rati У

cant-a cant-e canta-u canta-ra cantase-ra

fac-0 fac-0 facea-m facu-i facuse-m

fac-i fac-i facea-i facu-§i facuse-§i

fac-e fac-a facea-0 facu-0 facuse-0

fac-em fac-em facea-m facu-ram facuse-ram

fac-eti fac-eti facea-ti facu-rati facuse-rati

fac-0 fac-a facea-u facu-ra facuse-ra

(Лухт, Нарумов 2001)

Итак, на данном этапе анализа для нас важна разница между 'базами': если для каждой СП они уникальны, мы выделяем флексии и сравниваем их между собой. СП, чьи 'базы' совпадают, исключаются из рассмотрения.

Из 48 языков, в которых словоформы легко делятся на «базу» с видо-временными характеристиками и «остаток» со значениями лица/числа, 16 не демонстрируют контекстную алломорфию: финский, нганасанский, селькупский, камасин-ский, ненецкий, пушту, кашмирский, таджикский, адыгейский, суахили, луба, зулу, абхазский, тамильский, телугу, бретонский.

Приведем в качестве примера спряжение финского глагола.

Таблица 8. Финский язык, 'говорить'

презенс имперфект кондиционал потенциалис

рики-н рикиг-н рикшБг-н рикипе-н

рики4 рикш4 puкuisi-t рикипе4

рикии рикш рикш8г рикипее

(Каг^ои 1999)

Как видим, в финских субпарадигмах четко выделяется показатель лица / числа и основа-база, состоящая из корня рики-и суффиксов -г'-, -пе-, кумулятивно выражающих время,

аспект и наклонение.

Наконец, в 32 языках была обнаружена контекстная алло-морфия. В некоторых случаях она ограничивается лишь вариативностью в одной-двух формах. Подобные отдельные контекстные алломорфы мы находим в эстонском (ЗБв, ЗРЬ), венгерском (18в, ЗРЬ) персидском (ЗБв) и немецком (ЗБв).

Напротив, в большинстве языков алломорфичными являются 3 и более формы одной СП. В таких случаях алломорфы образуют наборы, оформляющие разные СП. К примеру, так выглядит спряжение башкирского языка (Юлдашев (ред.) 1981):

Таблица 9. Башкирский язык

презенс фут. опред. прош. опред. прош неопред. предпрош. опред.

ала-м ала-кыц ала ала-бьщ ала-кыгы^ ала-лар аласак-мын аласак-Ныц аласак аласак-бы^ аласак-Ныгыз аласак-тар алды-м алды-ц алды алды-к алды-гы^ алды-лар алган-мын алган-Ныц алган алган-бы^ алган-Ныгыз алган-дар алгайны-м алгайны-ц алгайны алгайны-к алгайны-гы^ алгайны-лар

В башкирском выделяется два набора флексий:

Таблица 10. Глагольные флексии в башкирском языке

I II

18в мын М 28в Ныц ц 1РЬ быз к

2РЬ Ныгыз гы^

В 18в презенса заметно отступление от описанной схемы: эта форма имеет окончание -м вместо предсказанного другими окончаниями -мын. Мы, однако, будем рассматривать такие случаи как микровариации в пределах одного набора (при условии, что вариативность будет только в одной форме).

Что касается языков с разными наборами флексий, то они разбиваются на три группы, которые приведены ниже:

Таблица 11. Типы распределения наборов глагольных флексий

I

II

III

марийский саамский

литовский

испанский

эрзянский

мансийский

коми-пермяцкий

мордовский

турецкий

татарский

азербайджанский

чувашский башкирский

иврит польский

итальянский юкагирский исландский албанский

курдский осетинский

баскский чукотский грузинский нанайский

румынский эвенкийский македонский

К группе I относятся языки, в которых количество наборов флексий равно количеству СП:

Таблица 12. Итальянский язык, II спряжение5, 'верить'

презенс инд. презенс кон. аорист имперфект

стей-о стеШ-0 стейе-ПЬ стейеу-о

стей-Ь стеШ-0 стейе-Бй стейеу-Ь

стей-е стеШ-0 стейе-Пе стейеу-а

стей-Ьато стеШ-ато стейе-тто стейеу-ато

стей-е1е стейМе стейе^е стейе\-а1е

стей-опо стеШ-по стейе-Пего стейеу-апо

имперф. кон. футурум кондиционал

стейеъъ-Ь стейет-о стейете-Ь

стейеъъ-Ь стейет-аЬ стейете-БН

стейеъъ-е стейет-а стейете-ЪЪе

сгейеъъЛто стейет-ето стейете-тто

стейеБ4е стейет-е1е стейете-Б1е

стейе88-ето стейет-аппо стейете-ЪЪего

В каждой СП итальянского спряжения есть как минимум одно окончание, не совпадающее ни с одним окончанием того же лица в других СП; кроме того, сочетание окончаний в каждой СП уникально. Так же устроено спряжение в марийском, саамском, исландском языке, иврите и польском.

В группу II входят языки с неодинаковым статусом наборов флексий спряжения: в то время как один набор обслуживает несколько СП, остальные СП имеют уникальные наборы:

5 Если бы мы не старались выделить в спряжении четкие показатели ТАМ, противопоставленные флексии, возможно, мы предпочли бы другой анализ: в формах 18в, ЭБв, Эрь аориста и ЭБв и Эрь конди-ционала мы постулировали бы специальные основы с наращениями -ии -^-соответственно. В таком случае флексии этих СП куда меньше отличались бы от прочих. Но тогда оказалось бы, что не флексия указывает на видо-временные характеристики формы, а основа несет в себе информацию о лице и числе (если в основе есть наращение -ЪЪ-, это может быть только третье лицо). Так или иначе, очевидно, что в языках со специализированными флексиями основа и окончание теснее взаимосвязаны и сильнее взаимно влияют друг на друга, чем в языках с многофункциональными наборами флексий.

Таблица 13. Албанский язык (некумулятивные СП), 'достигать'

аорист медиалис медиалис имперф. адмиратив адмиратив имперф.

аттИ-а аттгке-ш атпкезк-а аттгк-аш атпкёБк-а атпкёБк-в атпкёБк-0 атпкёък-ш, атпкёБк-к атпкёък-Ы

аттИ-в атпке-Бк атпкеБк-в аттгк-в аттгк-а аттгк-вшЬ аттгк-внЬ аттгк-ан

аттИ-Ь атпке4 агпкв] атпкеБк-Ьш

аттИ-ёш аттгке-шЬ

аттИё атпке-т атпке8к-Ы

аттИ-ён аттгке-н атпкезк-т

(Newmark й а1. 1982)

Наконец, в группе III представлены языки, в спряжении которых каждый набор флексий используется для нескольких СП. Из рассмотренных выше языков таковы турецкий и башкирский.

3. Кумуляционный континуум

Проанализированные глагольные системы образуют континуум по степени специфичности составляющих его парадигм. В крайних точкахконтинуума расположен финский, предоставляющий всем СП одинаковые флексии, и арабский, язык с сильной кумуляцией. Между ними располагаются языки из приведенных выше трех групп.

Кумуляцию мы также предлагаем рассматривать как градуальное явление. В таком случае можно утверждать, чточем специфичнее набор флексий в парадигме, тем выше степень кумулятивности ее форм. В «континууме кумулятивности» будут выделены три области:

1. Первая крайняя точка: полное отсутствие кумулятивности, флексия выражает только одно значение (спряжение в финском, показатель третьего лица в тюркских языках).

2. Собственно континуум: слабая кумуляция, с градациями от двух наборов, обслуживающих множество СП (столбец III), до уникальных наборов для каждой СП (столбец I); флексия выражает два значения, при этом одно из значений выражается также в основе.

3. Вторая крайняя точка: сильная кумуляция, при которой флексия выражает два значения, которые более нигде не выражаются (арабский, румынский).

Системы типа 1 полностью удовлетворяют принципу одно-однозначного соответствия. Системы типа 2 сочетают слабую кумуляцию с множественной манифестацией (первый, второй и

третий типы отклонения). Системы типа 3 демонстрируют исключительно отклонение третьего типа.

Посмотрим теперь, как с этим континуумом соотносится наличие словоизменительных классов (в нашем случае спряжений). В нашей выборке все языки типа 1 (кроме тамильского) не имеют спряжений. То же касается языков из столбца III (за исключением грузинского). Системы со спряжениями появляются только во втором столбце: к ним относятся литовский, испанский и албанский. Что касается столбца I и языков, исключенных из рассмотрения «за кумуляцию», то для всех них характерны глагольные системы с двумя или более спряжениями. Это показывает, что наличие словоизменительных классов действительно коррелирует с кумуляцией, как мы и предполагали выше.

4. Выводы

Во введении было показано, что контекстные лично-числовые алломорфы всегда содержат информацию о лично-числовых свойствах формы. Поэтому мы утверждаем, что контекстная алломорфия неразрывно связана с кумуляцией и множественной манифестацией. Вследствие этого мы предлагаем рассматривать кумуляцию как градуальное явление, выделяя слабые и сильные ее степени.

В выборке из 51 языка оказалось 48 языков, в которых теоретически могла возникнуть контекстная алломорфия. Из них в реальности алломорфия характерна для 32 языков. В большинстве случаев это либо отдельные алломорфы, либо несколько наборов, каждый из которых обслуживает по несколько СП. Тем не менее, существуют системы, в которых некоторые или даже все наборы выражают значения лица только в одной СП. При этом наблюдается следующая тенденция: если в глагольной системе есть уникальные наборы, то набор, работающий на несколько парадигм, может быть только один.

Чем выше степень кумуляции, тем больше шансов обнаружить в системе несколько «бессодержательных» типов спряжения. В системах без кумуляции нет и спряжений, в системе с сильной кумуляцией спряжения есть всегда.

На наш взгляд, типология контекстной алломорфии должна занять свое место в «типологии парадигматических отклонений» наряду с отложительностью, синкретизмом, супплетивизмом и т. п. Кроме того, выявленные принципы организации глагольных парадигм помогут уточнить методы морфологической классификации языков. Будем надеяться, что в

дальнейшем нам удастся проверить универсальность этих принципов, подвергнув аналогичному анализу более обширный материал и большее число категорий.

Список условных сокращений

1, 2, 3 - 1, 2, 3 лицо; БИ - дуалис; Б - женский род; ШРЕИБ - имперфект; м - мужской род; РЬ - множ. число; Бв - единств. число.

Литература

Аврорин 1959 - В. А. Аврорин. Грамматика нанайского языка. Т. I. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959.

Андреев 1997 - И. А. Андреев. Чувашский язык // Э. Р. Тенишев (отв. ред.). Языки мира: Тюркские языки. Бишкек: Кыргызстан, 1997.

Арзуманов, Сангинов 1988 - С. Д. Арзуманов, А. Сангинов. Таджикский язык. Душанбе: Маориф, 1988.

Аркадьев и др. 2009 - П. М. Аркадьев, Ю. А. Ландер, А. Б. Летучий, Н. Р. Сумбатова, Я. Г. Тестелец. Введение. Основные сведения об адыгейском языке // Я. Г. Тестелец (отв. ред.). Аспекты полисинтетизма: очерки по грамматике адыгейского языка. М.: РГГУ, 2009.

Ахлевдиани (ред.) 1963 - Г. С. Ахвледиани (ред.). Грамматика осетинского языка. Орджоникидзе: Изд-во СОИГСИ, 1963.

Гранде 1963 - Б. М. Гранде. Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении. М.: Изд-во вост. литературы, 1963.

Закиев и др. (ред.) 1993 - М. З. Закиев, Ф. А. Ганиев, К. З. Зинатуллина (ред.). Татарская грамматика. Т. 2. Морфология. Казань, 1993.

Касевич 1977 - В. Б. Касевич. Элементы общей лингвистики. М.: Наука, 1977.

Кононов 1956 - А. Н. Кононов. Грамматика современного турецкого литературного языка. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1956.

Курдоев 1957 - К. К. Курдоев. Грамматика курдского языка. Фонетика, морфология. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1957.

Лухт, Нарумов 2001 - Л. И. Лухт, Б. П. Нарумов. Румынский язык // И. И. Челышева, Б. П. Нарумов, О. И. Романова (ред.). Языки мира: Романские языки. М.: Academia, 2001.

Охотина 1961 - Н. В. Охотина. Язык зулу. М.: Изд-во восточной литературы, 1961.

Руденко 1940 - Б. Т. Руденко. Грамматика грузинского языка. М.: Изд-во АН СССР, 1940.

Ширалиев, Севортян (ред.) 1971 - М. Ш. Ширалиев, Э. В. Севортян (ред.). Грамматика азербайджанского языка (фонетика, морфология и синтаксис). Баку: Элм, 1971.

Юлдашев (ред.) 1981 - А. А. Юлдашев (ред.). Грамматика современного башкирского литературного языка. М.: Наука, 1981.

Abu-Chacra 2007 - F. Abu-Chacra. Arabic: An Essential Grammar. New York: Routledge, 2007.

Aronoff 1994 - M. Aronoff. Morphology by Itself: Stems and Inflectional Classes. Cambridge, MA: MIT Press, 1994.

Baerman et al. 2005 - M. Baerman, D. Brown, G. G. Corbett. The Syntax-Morphology Interface: A Study of Syncretism. N.-Y.: CU P, 2005.

Bobaljik 2002 - J. D. Bobaljik. The ins and outs of contextual allomorphy // Univ. of Maryland Working Papers in Linguistics 10, 2002. P. 35-71.

Brown, Chumakina 2012 - D. Brown, M. Chumakina. What there is and what there might be: an introduction to Canonical Typology // D. Brown, M. Chumakina, G. G. Corbett (eds.). Canonical Morphology and Syntax. Oxford: Oxford University Press, 2012. P. 1-19.

Brown, Hippisley 2012 - D. Brown, A. Hippisley. Network Morphology. A Defaults-based Theory of Word Structure. Cambridge: CUP, 2012.

Carstairs 1987 - A. Carstairs. Allomorphy in inflection. London: Croom Helm, 1987.

Dunn 1999 - M. J. Dunn. A Grammar of Chukchi. PhD Thesis. Australian National University, Canberra, 1999.

Einarsson 1949 - S. Einarsson. Icelandic. Grammar, Texts, Glossary. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1949.

Fennel, Gelsen 1980 - T. G. Fennel, H. Gelsen. A Grammar of Modern Latvian. The Hague: Mouton, 1980.

Glinert 1991 - L. Glinert. Modern Hebrew: An Essential Grammar. New York: Routledge, 1991.

Göksel, Kerslake 2005 - A. Göksel, C. Kerslake. Turkish: A Comprehensive Grammar. London - New York: Routledge, 2005.

Helimski 1998a - E. Helimski. Nganasan // D. Abondolo (ed.). The Uralic Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 480-515.

Helimski 1998b - E. Helimski. Selkup // D. Abondolo (ed.). The Uralic Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 548-579.

Hemon 2007 - R. Hemon. Breton Grammar. 2n ed. Westport: Evertype, 2007.

Hewitt 1979 - B. G. Hewitt. Abkhaz. (Lingua Descriptive Studies 2). Amsterdam: North Holland Publishers, 1979.

Holton, Mackridge 2002 - D. Holton, P. Mackridge. Greek: An Essential Grammar of the Modern Language. L.; N.-Y.: Routledge, 2004.

Kabuta 2008-2009 - Ng. S. Kabuta. Het Ciluba werkwoord: morphologie. Manuscript, Universiteit Gent, 2008-2009.

Kangasmaa-Minn 1998 - E. Kangasmaa-Minn. Mari // D. Abondolo (ed.). The Uralic Languages. L.; N.-Y.: Routledge, 1998. P. 219-248.

Karlsson 1999 - F. Karlsson. Finnish: An Essential Grammar. London -New York: Routledge, 1999.

Kenesei et al. 1998 - I. Kenesei, R. M. Vago, A. Fenyvesi. Hungarian: A Descriptive Grammar. New York: Routledge, 1998.

Keresztez 1998 - L. Keresztez. Mansi // D. Abondolo (ed.). The Uralic Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 387-427.

Koul, Wali 2006 - O. N. Koul, K. Wali. Modern Kashmiri Grammar. Springfield: Dunwoody Press, 2006.

Krishnamurti, Gwynn 1985 - Bh. Krishnamurti, J. P. L. Gwynn. A Grammar of Modern Telugu. Delhi: Oxford University Press, 1985.

Lunt 1952 - H. G. Lunt. A Grammar of the Macedonian Literary Language. Skopje, 1952.

Mace 2003 - J. Mace. Persian Grammar: For Reference and Revision. New York: Routledge, 2003.

Maslova 2002 - E. Maslova. Tundra Yukaghir Language. Munich: LINCOM, 2002.

Mathiassen 1996 - T. Mathiassen. A Short Grammar of Lithuanian. Columbus: Slavica, 1996.

Mel'chuk 1976 - I. Mel'chuk. On suppletion // Linguistics 170. P. 45-90. Nedjalkov 1997 - I. Nedjalkov. Evenki. London - New York: Routledge, 1997. Newmark et al. 1982 - L. Newmark, P. Hubbard, P. Prifti. Standard Albanian: A Reference Grammar for Students. Stanford: Stanford University Press, 1982. Riese 1998 - T. Riese. Permian // D. Abondolo (ed.). The Uralic

Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 249-275. Ryding 2005 - K. C. Ryding. A Reference Grammar of Modern Standard

Arabic. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. Salminen 1998 - T. Salminen. Nenets // D. Abondolo (ed.). The Uralic

Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 516-547. Sammallahti 1998 - P. Sammallahti. Saamic // D. Abondolo (ed.). The

Uralic Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 43-95. Schiffman 1999 - H. F. Schiffman. A Reference Grammar of Spoken

Tamil. New York: Cambridge University Press, 1999. Simoncsics 1988 - P. Simoncsics. Kamassian // D. Abondolo (ed.). The

Uralic Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 580-601. Stump 2001 - G. T. Stump. Inflectional Morphology: A Theory of

Paradigm Structure. New York: Cambridge University Press, 2001. Stump, Finkel 2013 - G. T. Stump, R. A. Finkel. Morphological Typology:

From Word to Paradigm. New York: Cambridge University Press, 2013. Swan 2002 - O. E. Swan. A Grammar of Contemporary Polish.

Bloomington: Slavica publishers, 2002. Tegey, Robson 1996 - H. Tegey, B. Robson. A Reference Grammar of

Pastho. Washington: Center for Applied Linguistics, 1996. Thompson, Schleicher 2006 - K. D. Thompson, A. F. Schleicher. Swahili

Learner's Reference Grammar. Madison: NALRK Press, 2006. Veselinova 2006 - L. N. Veselinova. Suppletion in Verb Paradigms: Bits and

Pieces of a Puzzle. Amsterdam - Philadelphia: John Benjamins, 2006. Viitso 1998 - T.-R. Viitso. Estonian // D. Abondolo (ed.). The Uralic

Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 115-148. Zaicz 1998 - G. Zaicz. Mordva // D. Abondolo (ed.). The Uralic Languages. London - New York: Routledge, 1998. P. 184-218.

V. Lyusina. Towards the organization of verb paradigms: contextual allomorphy and cumulation

In verb paradigms of many languages, several sets of Person/Number inflections are manifested, that vary according to the grammatical context. In this paper I offer a typological study of this phenomenon which I call contextual allomorphy. Of 48 languages that could manifest this type of allomorphy, it was actually found in 32 of them. Contextual allomorphy is closely connected to cumulation and multiple exponence, as well as exposes some correlations with the number of verbal inflection classes in the language. I suggest that we regard cumulation as a gradual phenomenon; on the "cumulation continuum", I locate the analyzed languages according to the degree of Person/Number cumulation they expose.

Keywords: paradigms, allomorphy, cumulation, typology.