CC BY
15CENTRAL ASIAN ACADEMIC JOURNAL ISSN: 2181-2489
OF SCIENTIFIC RESEARCH VOLUME 2 I ISSUE 5 I 2022
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=22230
К НЕКОТОРЫМ ВОПРОСАМ ОБ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
ЮРИДИЧЕСКИХ ЛИЦ ЗА КОРРУПЦИОННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Нодира Ганджабай кизи Хамраева
Магистрантка ТГЮУ [email protected]
АННОТАЦИЯ
В статье анализируется социально-правовая сущность юридического лица как феномена коррупционных преступлений. На основании аналитических материалов и результатов изысканий зарубежных исследователей обоснована необходимость установления уголовной ответственных настоящих лиц за совершение данной категории общественно опасных деяний. Автором произведен обзор научно-теоретических воззрений ученых на сущность данной правовой категории, обозначены преимущества и недостатки разработанных подходов и приведены обоснованные заключения о природе исследуемого объекта.
Ключевые слова: юридическое лицо, социально-правовой феномен, коррупционное преступление, детерминант, уголовная ответственность, теория фикции, теория реальности.
TO SOME QUESTIONS ABOUT CRIMINAL LIABILITY OF LEGAL ENTITIES FOR CORRUPTION OFFENSES
ABSTRACT
The article analyzes the social and legal essence of a legal entity as a phenomenon of corruption crimes. On the basis of analytical materials and the results of research by foreign researchers, the necessity of establishing criminally responsible real persons for the commission of this category of socially dangerous acts is substantiated. The author has reviewed the scientific and theoretical views of scientists on the essence of this legal category, outlined the advantages and disadvantages of the developed approaches, and provided reasonable conclusions about the nature of the object under study.
Keywords: legal entity, social and legal phenomenon, corruption crime, determinant, criminal liability, theory of fiction, theory of reality.
157
UZBEKISTAN | www.caajsr.uz
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=22230
ВВЕДЕНИЕ
Развитие и усложнение социально-экономических связей детерминировали осуществление деятельности отдельными индивидами совместно для удовлетворения важнейших жизненных потребностей. Подобная форма организации межличностной коммуникации в разное время приобретала самые различные очертания в зависимости от типа экономических отношений. Так, переход от натурального хозяйства к товарному обусловил появление новой модели кооперации усилий и концентрации капитала - юридического лица. Сосредоточив в себе большие финансовые, организационные и правовые ресурсы, такое коллективное образование вскоре стало самым мощным и капиталоемким участников гражданского оборота. Демократизация общества и бурное развитие рыночных отношений привели к еще большему возрастанию роли и значения настоящих субъектов.
Одним из основных условий капиталистической системы хозяйствования выступает формирование конкурентной среды в экономической жизни страны. Однако данный процесс, искаженный в реалиях современного общественного и государственного строительства, стал предпосылкой вовлечения юридических лиц в порочную систему коррупционных связей. Дело в том, что эти субъекты, ориентированные на удовлетворение собственных интересов и озабоченные получением максимальной выгоды (прибыли) от осуществляемой деятельности, зачастую прибегают к неправомерным методам достижения желаемого результата. Опрос, проведенный Всемирным банком среди предприятий в целях измерения уровня взяточничества компаний, показал, что около 51% респондентов сталкивались как минимум с одним случаем коррупции в финансовом году [1]. Считается, что подобная коррупционная практика предопределяется непропорциональным превышением конечных выгод над издержками совершения такого противоправного деяния. Настоящее было подтверждено также в ходе исследования, проведенного с использованием данных предприятий Всемирного банка по 18 005 фирмам в 75 развивающихся странах, которым было установлено, что «на каждый доллар взятки при рыночной капитализации приходится в среднем от 10,18 до 11,46 долларов США» [2, с. 463]. Данное значение близко к оценке, произведенной Министерством юстиции США и Комиссией по ценным бумагам и биржам (на основе расследованных ими дел), которые пришли к такому же среднему коэффициенту - 10,93 доллара прибыли на каждый доллар взятки. Экономическая оправданность и окупаемость затрат на пути к достижению цели во многом рационализирует «мотивы» неправомерного поведения юридических лиц. Однако такая «рентабельность» преступлений
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=22230
противоречит одному из главных постулатов правовой доктрины - aequum est neminem cum alterius detrimento et injuria fieri locupletiorem - никто не может обогащаться за счет и страдания других.
Развитие такой криминальной тенденции в деятельности данных субъектов имеет необратимые последствия в виде подрыва основ экономики, ослабления демократических институтов и разжигания общественного недоверия к властям и принимаемым им законам. Причем, большая часть такого негативного воздействия непропорционально приходится на долю других законопослушных участников гражданского оборота. Исследование Dow Jones State of AntiCorruption Survey (2011) сообщает, что более 40% компаний теряют бизнес из-за конкурентов, которые выигрывают контракты неэтичным образом [3]. Вытеснение соперников и сокращение их участия на рынке побуждает других субъектов переменять «аналогичные «правила игры», чтобы сохранить свою конкурентоспособность» [4]. Таким образом, использование коррупционных схем способствует не только развитию, но и распространению методов недобросовестной конкуренции, формируя нездоровую деловую практику. Более того, как показали прецеденты крупных коррупционных скандалов с участием таких корпораций, как Siemens, BAE Systems, Hyundai, Lockheed Martin, Halliburton и др., аккумулирование значительных финансов на нелегальные способы поддержания деятельности приводит к соответствующему повышению цен и ухудшению качества товаров и услуг, что в конечном итоге наносит ущерб правам и интересам потребителей.
В современном мире коррупционная деятельность юридических лиц (или осуществление таковой в их интересах) обретает новые масштабы и особую злободневность, о чем свидетельствует стремительный рост такой криминальной активности в последние годы. Только в США, по данным Комиссии по вынесению приговоров, в 2020 году было зарегистрировано 64 565 корпоративных уголовных дел, 43% которых приходятся на коррупционные преступления. Учитывая, что на глобальном уровне настоящий показатель достигает 59%, несложно представить общую картину мировой экономики, пораженной коррупцией [5].
В вышеприведенные факторы дали новый импульс развитию идеи о необходимости установления ответственности юридических лиц за коррупционные преступления. В связи с чем остро встает вопрос изучения настоящего феномена через призму уголовно-правовой доктрины, но для начала целесообразно определиться с понятием и сущностью настоящей правовой категории.
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=22230
ОБСУЖДЕНИЕ И РЕЗУЛЬТАТЫ
Юридическое лицо, как правовая конструкция, представляет собой сложную систему социально-экономических связей, ввиду чего ни в цивилистической науке, ни в общей теории права до сих пор не разработан единый подход к его пониманию. Однако в разное время учеными выдвигались различные теории о сущности данного явления.
Наиболее распространенным учением о правовой природе настоящего института является теория «фикции», предложенная Б. Виндшейдом и Ф. К. фон Савиньи, в основу которой легла идея об искусственном характере юридических лиц, не имеющих действительного бытия, а существующих лишь в нормах закона. Необходимость вычленения данного явления в отдельную правовую категорию, как отмечает И.А. Маньяковский, была обусловлена желанием законодателя упорядочить общественные отношения с участием такого «союзного» субъекта [6, с. 25]. Поддерживая его мнение, С.Г. Демин разъясняет, что «особый порядок возникновения юридического лица и наделения его специальной правоспособностью на основании соответствующего разрешительного акта направлен на обеспечение контроля государства за объединениями лиц» [7, с. 72]. Исходя из этого, сторонники настоящего течения определяют данное фингированное лицо как абстракцию «личности» людского субстрата, синтетически созданную юридической техникой для удовлетворения определенных правовых целей.
Соответственно истинным субъектом права адепты признают исключительно человека - носителя самостоятельной воли. Позитивное право же формально переносит свойства данной естественной личности на искусственный суррогат, наделяя бессознательное и «неволеспособное» отвлечение правосубъектностью, реализация которой в гражданском обороте осуществляется лицами, входящими в его состав, посредством института представительства (аналогично осуществлению опеки над недееспособными физическими лицами), что порождает вторичную фикцию.
Данная теория, несмотря на свою распространенность и признанность в научных кругах, неоднократно подвергалась критике. Аргументы оппонентов строились на мысли о том, что все право состоит из идеальных конструкций: фикция является лишь способом трансформации социальных реалий в правовую категорию. Основываясь на этой идее, И.В. Ситковский отмечает, что включение человека в сферу права также осуществляется посредством искусственной проекции «физического лица» [8, с. 23]. Фиктивность самого человеческого начала в правовом пространстве доказывает ошибочность мнения о естественном
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=22230
свойстве индивидов быть носителями прав и обязанностей. Ретроспективный анализ показывает, что истории известны случаи отрицания правосубъектности определенной категории лиц - рабов, крепостных и т.д. Следовательно, перемещение человека в правовую реальность не проистекает безусловно, а опосредуется техническим приданием ему такой природы с помощью фикции. Метафизичность самого представления об индивиде как о субъекте права не исключает его реальное существование, равнозначно чему, по мнению цивилистов К. Безелера и И. Блунчли, иррационально отрицание бытия юридических лиц в объективной действительности [9, с. 9].
В противовес фикционному подходу И. Безелером, О. Гирком и Ф. Регельсбергом была разработана теория реальности юридического лица как автономного образования, «отличного от арифметической суммы составляющих его индивидов» [10, с. 43]. Сторонники данного учения утверждают, что агрегирование «естественных» субъектов для достижения целей, превышающих пределы индивидуальных возможностей, способствует зарождению нового социального организма, наделенного, по заявлению В.М. Хвостова, собственной волей. Признавая способность лица к волеобладанию и разделению интересов главными атрибутами субъекта права, он твердил, что данные свойства имманентны не только человеческим существам, но и иным «органическим» субстанциям, хотя и «неуловимым для внешних чувств, но существующим в реальном мире» [11, с. 120]. Л.Ф. Милькова, поддерживая его мнение, поясняет, что воля юридического лица, есть «интегрированный результат слияния воль составляющих индивидов» [12, с. 60], представляющий собой качественно новую единицу, независимую и самостоятельную от ее первоначальных изъявителей. Действительно, хотя воля данного социального образования производно от воли его «людского» субстрата, но по форме и содержанию они не тождественны. В процессе межличностной коммуникации между участниками настоящего «союзного» объединения индивидуальное волеизъявление каждого члена корректируется в соответствии с общими целями (совместными потребностями всего коллектива) и подвергается «реструктуризации», в результате чего возникает иная форма волевого начала, не сводимая к исходным элементам, которую О. фон Гирк метафорично обозначил как «душу» юридического лица [13, с. 208]. Свое объективное выражение такая воля находит в решениях общего собрания, в первую очередь - в учредительных документах, регистрация которых переносит такое автономное образование в правовую плоскость и детерминирует формирование новой юридической личности. В отличие от фикционного подхода адепты данного течения считают, что путем издания разрешительного акта
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=2223Q
государство не создает эту личность, а признает ее существование на правовом уровне.
А.В. Коструба считает, что аналогичным образом обосновывается формирование самостоятельной правоспособности настоящих лиц в процессе интеграции капитала его человеческим субстратом [14, с. 81]. По его мнению, передавая определенную долю своей собственности, физические лица делегируют данному образованию соответствующую часть индивидуальных прав, кооперация которых приводит к возникновению правовой «массы», соотносимой не с отдельными физическими лицами, а с «союзной» личностью, ввиду чего последнее приобретает свойство правосубъектности.
При этом, считается, что дееспособность данного субъекта объективизируется в действиях его органа управления. Различные акты, осуществляемые в процессе взаимодействия с другими участниками рынка, совершаются физическим субстратом такого органа от имени, в интересах и в полном соответствии с волей юридического лица в пределах правомочий, установленных в уставных документах. С учетом этого, индивидуальные свойства личности его членов «растворяются» в структуре «союзного» образования, ввиду чего вся деятельность со всеми вытекающими последствиями из нее «присваивается» непосредственно самой организации. Именно этим объясняется затруднительность, а порой и невозможность, идентификации конкретного физического лица, причастного к совершению преступления.
Анализ вышеприведенных теорий через призму уголовно-правовой доктрины показывает, что учения о реальности юридического лица снабжают право достаточными основаниями для признания уголовной правосубъектности юридических лиц, в то время, как фикционный подход, опровергая все логические обоснования тому, доказывает несостоятельность настоящего института. Разъясняя такую позицию, Н.С. Таганцев отмечает, что «преступление требует наличествования волевого и интеллектуального элементов в психическом отношении деятеля к совершаемому деянию, а фикция юридического лица не содержит в себе ни того, ни другого» [15, с. 378]. Решение настоящей проблемы Б.В. Волженкин видит в размежевании понятий «субъект преступления» и «субъект уголовной ответственности» [16, с.49]. По его мнения, совершить общественно опасное противоправное виновное деяние (быть субъектом преступления) способно только вменяемое физическое лицо, достигшее определенного возраста. Однако нести уголовную ответственность за преступление может как физическое, так и юридическое лицо. Выдвинутая им гипотеза была поддержана Д.А. Плетеневым, который выделил в структуре
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=2223Q
деликтоспособности субъектов следующие элементы: активный (способность лица нарушать правовой запрет) и пассивный (способность претерпевать правовые последствия совершенного деяния) [17, с. 31]. Предложенное учеными решение хотя и звучит достаточно убедительным, но имеет определенные недостатки и внутренние противоречия. Во-первых, в рамках теории фикции, отрицающей в целом правосубъектность искусственно созданной юридической личности, присваивание юридическому лицу пассивной деликтоспособности вызывает немало споров. Во-вторых, наступление уголовной ответственности находится в прямой зависимости от совершения деяния, содержащего все признаки состава преступления (часть вторая статьи 16 УК Республики Узбекистан), следовательно, абстрагирование данных взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов лишено всякого смысла.
Наряду с этим необходимо отметить, что отсутствие сознательного составляющего в конструкции такой правовой абстракции, как «юридическое лицо» свидетельствует о его резистентности к уголовно-правовому воздействию, что препятствует достижению целей наказания при привлечении настоящего субъекта к ответственности.
С учетом вышесказанного можем заключить, что с точки зрения фикционализма установление уголовной ответственности представляется иррациональным и недопустимым.
Преимущество теории реальности юридического лица состоит в признании естественной дееспособности данного лица (в том числе и деликтоспособности), в силу которой допускается его привлечение к уголовной ответственности. Настоящий подход позволяет опровергнуть извечные доводы противников уголовно-правовой правосубъектности юридических лиц, строящих свои аргументы на почве противоречия данного института принципу личной и виновной ответственности [18, с. 359]. Наличие собственной воли и возможности лица действовать по своему усмотрению согласно теории реализма обуславливают потенциал данных субъектов на совершение виновного деяния, а признание такого «коллектива» в качестве самостоятельной юридической личности придает его ответственности личный характер.
Другой вопрос, который возникает в связи признанием юридического лица субъектом преступления, сводится к реальной неспособности такой «бесплотной» личности выполнить объективную сторону общественно опасного деяния. Невозможно не согласиться с тем, что фактическое осуществления действия приходится на долю физического лица, входящего в состав «союзного» образования. В связи с чем в научной доктрине выдвигались идеи рассмотрения
163
UZBEKISTAN | www.caajsr.uz
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=2223Q
организаций «в качестве орудия преступления, используемого для достижения преступной цели» [7, с. 121]. Ошибочность таких воззрений основано на следующих двух аргументах. Во-первых, орудием признается объект материальной действительности, посредством которого оказывается воздействие на предмет преступления, каковым юридическое лицо не может являться. Во-вторых, выдвинутая гипотеза имела бы логические основания, если лицо осуществляет деяние посредством организации в целях личного обогащения или исходя из иных корыстных и других низменных побуждений. Тем не менее даже при таких обстоятельствах целесообразнее было бы рассматривать юридическое лицо в качестве потерпевшей стороны (гражданского истца), но никак не орудия. При совершении же преступления по воле и в интересах организации индивид и юридическое лицо соотносятся как исполнитель и организатор при соучастии.
На основании вышеизложенного можно заключить, что теория реальности юридического лица всесторонне обосновывает возможность признания за такими лицами статуса субъекта уголовного права/ преступления/ уголовной ответственности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Несмотря на наличие обоснованных доводов в пользу установления уголовной ответственности за коррупционные деяния юридических лиц ряд ученых и практиков придерживаются мнения достаточности применения в отношении них административно- или гражданско-правовых мер воздействия. Так, Г.Н. Борзенков подчеркивает, что «усиление материальной ответственности за вред, причиненный юридическими лицами, вполне может быть осуществлено средствами гражданского и административного права» [19, с. 4]. Однако невозможно согласиться с таким мнением по ряду обстоятельств.
Во-первых, гражданская и административная ответственности являются недостаточно эффективными средствами для нейтрализации криминальной активности юридических лиц. Принуждение, применяемое в рамках других видов юридической ответственности, не оказывает на субъекта адекватного воздействия, соответствующего степени общественной опасности деяния, что значительно снижает их превентивную роль. Более того, в отличие от вышеприведенных уголовная ответственность связана с порицанием неправомерного поведения. Осуждение является социальным ядром такой ответственности, которое отсутствует в других ее видах. Ввиду чего, применение гражданских или административных мер принуждения за коррупционные преступления будет означать, что общество устанавливает цену за такое поведение, а не требует воздержания от него.
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=2223Q
Во-вторых, высокой уровень латентности коррупционных преступлений юридических лиц обуславливает низкий правоприменительный потенциал соответствующих видов производства, в рамках которых реализовывается гражданская и административная ответственности. Такие правовые процедуры, как правило, не включают в себя тот набор следственных инструментов (в том числе ОРД) и принудительных мер, которыми располагает уголовный процесс. Вследствие чего установление фактических обстоятельств дела на основании необходимой, достаточной и достоверной доказательственной базы представляется затруднительным.
В-третьих, ввиду того, что степень обеспеченности прав и законных интересов участников находится в корреляционной зависимости от тяжести потенциально применимой меры принуждения. По этой причине полагается, что на что наибольшие правовые гарантии предоставляются участникам уголовного производства. На это неоднократно указывал Европейский суд по правам человека. В частности, в одном из своих решении от 20 сентября 2011 года по делу «ЮКОС против Российской Федерации» [20] в процессе правовой оценки решения национального судебных органов данный международный суд, установив непропорциональную жесткость примененной к юридическому лицу взыскания характеру административной ответственность, постановил, что санкция, соответствующая по тяжести уголовному наказанию, не была назначена в рамках надлежащей процедуры, что противоречит международным стандартам защиты прав обвиняемого в уголовном судопроизводстве.
В-четвертых, в условиях глобализации при формировании единого социально-экономического пространства юридические лица все больше приобретают форму транснациональных организаций, в соответствии с чем возрастают и масштабы их коррупционной деятельности. Ввиду данного обстоятельства в современном мире международное сотрудничество занимает ведущую роль в противодействии различным проявлениям коррупции. Однако подавляющее большинство международных договоров регламентируют вопросы взаимной правовой помощи (в частности, в репатриации имущества, нажитого преступным путем) именно в рамках уголовного процесса. Ввиду чего можно заключить, что другие виды производства не могут обеспечить адекватные меры реагирования.
В-пятых, привлечение физического лица-исполнителя к уголовной ответственности, а юридическое лицо - к административной или гражданской противоречит главному постулату уголовного права - принципу справедливости.
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=22230
Как к соучастникам к ним должны быть применены меры принуждения идентичного характера.
В-шестых, зачастую основываясь на отсутствии психики у юридического лица к совершаемому преступлению в качестве альтернативы уголовной ответственности многие ученые предлагают применение мер административного принуждения. Однако, необходимо отметить, что административное правонарушение так же требует наличия в деянии вины (статья 10 КоАО Республики Узбекистан). Отсюда следует, что организации могут совершить преступления в той же степень, в какой они способны выступать субъектом правонарушения. Однако при таких равных условиях с учетом повышенной общественной опасности коррупционных деяний и характером принуждения, свойственного этим видам юридической ответственности, целесообразнее сделать выбор в сторону уголовно-охранительных отношений.
REFERENCES
1. Pulling fraud out of the shadows. Global Economic Crime and Fraud Survey 2018. Available at pwc.com // URL: https://www.pwc.com/gx/en/news-room/docs/pwc-global-economic-crime-survey-report.pdf [Accessed: 28 March 2022]
2. Gauthier B., Goyette J., & Kouame W. A. K. Why do firms pay bribes? Evidence on the demand and supply sides of corruption in developing countries. Journal of Economic Behavior & Organization, 2021, vol. 190, pp. 463-479. doi:10.1016/j.jebo.2021.06.041
3. Cheung Stephen & Rau P. & Stouraitis Aris. How Much do Firms Pay as Bribes and What Benefits do They Get? Evidence from Corruption Cases Worldwide. SSRN Electronic Journal, 2012. doi:10.2139/ssrn.1772246.
4. Pakstaitis Laurynas. Private sector corruption: realities, difficulties of comprehension, causes and perspectives. The Lithuanian approach. Crime, Law and Social Change, 2019. doi:72. 10.1007/s10611-019-09815-y.
5. PwC's Global Economic Crime and Fraud Survey 2022. Protecting the perimeter: The rise of external fraud. Available at pwc.com // URL: https://www.pwc.com/gx/en/services/forensics/economic-crime-survey.html [Accessed: 28 March 2022]
6. Маньковский И. А. Юридические лица: научно-практическое исследование сущности и современного правового положения: монография. - Минск: Молодежное, 2009. - 304 с.
7. Демин С.Г. Пределы уголовной ответственности юридических лиц в России: Дис ... канд. юрид. наук. - Краснодар, 2014. - 251 с.
Scientific Journal Impact Factor (SJIF 2022=4.63) Passport: http://sjifactor.com/passport.php?id=2223Q
8. Ситковский И.В. Уголовная ответственность юридический лиц: Дис. ... канд. юрид. наук. - М.: РГБ, 2003. - 203 с.
9. Танимов О.В. Развитие юридических фикций в эпоху Нового времени // Право. Журнал ВШЭ. - 2014. - № 4. - с. 4 -18
10. Макаренко О. В. Юридическое лицо как правовая категория // Бизнес в законе. - 2011. - № 5. - с. 42-45
11. Хвостов В. М. Система римского права. — Москва: Издательство Юрайт, 2019. — 540 с.
12. Артеменков В.К. Инвариантные элементы структуры юридического лица как системной целостности // Журнал российского права. - 2012. - № 3. - с. 56-62
13. Козлова Н.В. Понятие и сущность юридического лица. Очерк истории и теории: Учебное пособие (перераб. и доп.). —М.: Норма, 2010. — 318 с.
14. Коструба А.В. Теория юридического лица: Интегративный подход // Проблемы гражданского права и процесса. - 2020. - с. 79-87
15. Таганцев Н. С. Русское уголовное право в 2 ч. Часть 2. — Москва: Издательство Юрайт, 2020. — 446 с.
16. Арямов А.А. К вопросу об уголовной ответственности юридических лиц // Ж. Юридическая наука и правоприменительная практика. - 2011. - № 2 (16). - с. 49-
17. Плетенев Д.А. Проблемы административной ответственности юридических лиц: Дис...канд.юрид. наук. - Минск, 2010. - 188 с.
18. Бытко Ю.И. Почему в России до сих пор не принят закон об уголовной ответственности юридических лиц? // Вестник Пермского университета. Юридические науки. - 2019. - № 44. - с. 352-373
19. Айсин С. Б. Цели уголовного наказания юридических лиц // Соблюдение прав человека и гражданина в деятельности сотрудников органов внутренних дел: Материалы Всероссийской заочной конференции с международным участием 22 ноября 2013 года. - Краснодар: Краснодарский университет МВД России, 2014. с.
20. Дело «ОАО нефтяная компания ЮКОС» против Российской Федерации» (Жалоба № 14902/04). Электронный ресурс: europeancourt.ru // URL: https://europeancourt.ru/spisok-reshenij-evropejskogo-suda-prinyatyx-po-zhalobam-protiv-rossii/resheniya-espch-po-zhalobam-protiv-rossii-iyul-2014-g [Дата обращения: 30 марта 2022]
57
3-8
