CC BY
29
А. С. Стыкалин (Москва)
К истории взаимоотношений лидеров первой Чехословацкой республики с венгерскими леволиберальными деятелями (1918 — начало 1920-х гг.)
Конфликт между образованной в конце октября 1918 г. Чехословацкой республикой и венгерским демократическим правительством М. Каройи из-за Словакии, завершившийся триумфом чешской стороны (т. е. закреплением словацких земель в составе молодого государства, провозгласившего своей идейной основой масариковскую концепцию единой чехословацкой нации), многократно становился предметом историографии, что объяснимо его огромным значением для последующих исторических судеб как Словакии, так и Венгрии. В самом деле, неспособность республиканского правительства М. Каройи, заручившись поддержкой держав-победительниц, сохранить под своим контролем обширные территории, заселенные национальными меньшинствами венгерской половины Габсбургской монархии, привела к его падению и установлению коммунистической диктатуры, на смену которой в течение считанных месяцев пришел правоавторитарный режим. Несколько хуже изучены попытки венгерских политиков леволиберальной ориентации (прежде всего самого графа М. Каройи и О. Яси) уже после эмиграции из Венгрии наладить контакты с чехословацкой политической элитой в интересах ослабления напряженности в регионе и выработки конструктивных концепций сотрудничества стран Дунайского бассейна. Небезынтересно, между тем, проследить эволюцию взглядов венгерских либералов на ключевые проблемы межнациональных отношений в Центральной Европе, равно как и выявить мотивы, заставившие либеральных пражских политиков довольно быстро предпочесть планам сближения с более дружественной венгерской демократической эмиграцией нормализацию отношений с явно враждебным режимом Хорти.
18 октября 1918 г. президент США В. Вильсон сделал заявление, в котором фактически впервые признал полное право народов Австро-Венгерской монархии на самоопределение. Все более открытая поддержка державами-победительницами, в том числе США, центробежных тенденций в монархии Габсбургов ускорила ее развал. Самостоятельное Чехословацкое государство было провозглашено 28 октября. Инициатором этой акции явился функционировавший в Праге межпартийный Национальный комитет, претендовавший на представительство интересов не
только чехов (чешские земли входили в состав австрийской половины двуединой монархии), но и словаков, компактно проживавших в северных комитатах Венгерского королевства. 30 октября, в дни революции в Будапеште, в г. Мартине Словацкий национальный совет, созданный в конце сентября, подтвердил свою приверженность принципам создания единого чехословацкого государства. 13 ноября Чехословакия провозглашается республикой, а на следующий день Национальное собрание в Праге избирает ее президентом находившегося в США Т. Г. Масарика, было сформировано также правительство во главе с К. Крамаржем.
Тогда же, в ноябре, республикой провозглашается и Венгрия, ее правительство возглавил лидер либеральной парламентской оппозиции последних лет существования монархии граф Михай Каройи, ключевой пост министра по делам национальностей занял Оскар Яси, известный публицист, социолог и политик, одна из главных фигур венгерского движения за реформы в 1900-1910-е гг. Попытки нового венгерского правительства сохранить Венгрию по возможности в «исторических границах» ее «коронных» земель, включавших в себя Трансильванию, Словакию, Воеводину, Закарпатскую Украину и т. д., с самого начала терпели неудачу. Подписанная Венгрией как побежденной страной 13 ноября в Белграде военная конвенция предусматривала вывод венгерских войск с обширных территорий, ранее управлявшихся из Будапешта.
Связи между венгерским и чехословацким правительствами были установлены в первые же недели. В Прагу в качестве посла правительства М. Каройи был направлен Г. Шупка, в Будапеште интересы Чехословацкой республики представляли сначала К. Стодола, затем М. Годжа. Венгерское правительство с самого начала признало право земель, заселенных словаками, на автономию в составе венгерского государства. Однако в течение ноября венгерские административные органы фактически утрачивают контроль над северными комитатами бывшего Королевства Венгрия. В свою очередь Словацкий национальный совет, не обладая необходимыми силами для формирования собственной полноценной администрации, обратился за помощью к Праге, направившей в Словакию две дивизии легионеров. Венгерское правительство, не отказавшись от претензий на словацкие земли, инициировало наступление своих войск в северном направлении. Произошло вооруженное столкновение, чреватое перерастанием в венгеро-чехословацкую войну. Конфликт не могли разрешить ни обмен нотами между Каройи и Крамаржем, ни проходившие в конце ноября — начале декабря в Будапеште переговоры М. Годжи с венгерскими представителями. Неудача на переговорах по вопросам территориального размежевания с Румынией, проходивших в ноябре в Арадетолько придавала венгерской стороне решимости в отстаивании своих позиций в споре с молодым чехосло-
вацким государством. Между тем чехословацкая дипломатия нашла себе мощного союзника в лице Франции. С подачи министра иностранных дел Э. Бенеша представитель Антанты в Будапеште французский подполковник Вике вручил венгерскому правительству ноту командующего балканской армией Антанты от 23 декабря, определявшую венгеро-чехосло-вацкую границу по достаточно произвольно установленной «исторической границе» Словакии, не совпадавшей с этнической границей. Согласно позиции венгерского правительства, неоднократно излагавшейся в декабре 1918 г., вопрос о границах может решить только мирная конференция, а до тех пор речь может идти только о временной демаркационной линии, установить которую можно в ходе двусторонних переговоров. Однако фактически первая «нота Викса» уже в это время предвосхитила границы двух государств, прописанные позже в установлениях Триа-нонского мирного договора.
Незадолго до этого Т. Г. Масарик по возвращении на родину 20 декабря сделал ряд программных заявлений, имевших большой отклик далеко за пределами чешских земель, особенно в Венгрии, чья новая политическая элита, продолжая воспринимать страну в ее исторически сложившихся границах, была совсем неравнодушна к постановке Прагой словацкого вопроса. Особенно большой резонанс вызвала речь в Национальном собрании 22 декабря, в которой Масарик изложил свои представления о послевоенном устройстве Центральной Европы и месте Чехословакии в нем. Значительную часть своего выступления он посвятил отношениям Чехословакии с соседними государствами и политике в отношении национальных меньшинств. В первом же развернутом программном заявлении президента Чехословакии было заявлено жесткое отношение к 3-миллионному немецкому меньшинству — немцам сразу же было указано, что в чешских землях они воспринимаются не как коренное население, а как потомки иммигрантов и переселенцев. Масарик выразил и свое отношение к венгерской государственности предшествующей эпохи. Венгерское государство, образованное в 1867 г. в результате соглашения с Веной, он назвал (как и габсбургскую дуалистическую монархию в целом1) искусственной конструкцией, которая сразу же развалилась вследствие поражения Германии и ее союзников в войне. Президент Чехословакии напомнил и о политике угнетения национальных меньшинств, проводимой в Венгрии в эпоху дуализма. Предвосхищая решения мирной конференции, Масарик выступил как бы от имени лидеров всех союзных держав-победительниц. Страны-союзницы, говорил он, сегодня совершенно ясно видят, что у венгров есть право только на создание своего национального государства в границах проживания мадьярского этноса. В своем парламентском заявлении президент отвергал звучавшие с венгерской стороны обвинения чехов в экс-
пансионизме: правительство чехословацкой республики не претендует на чужие земли, однако претензии на Словакию обоснованны в силу того, что речь идет о землях, на которых проживает одна из ветвей единой (согласно убеждениям Масарика) чехословацкой нации. Как и венгерские политики, Масарик исходил из принципа исторически сложившихся границ. В случае с Богемией и Моравией проблем не было, ибо сложившиеся еще в Средневековье границы этих государственных образований номинально продолжали существовать и в условиях габсбургского господства. Сложнее дело обстояло с чешской Силезией (в силу претензий польских политиков на Тешинскую Силезию) и особенно со словацкими землями. С севера естественной границей Словакии должны были стать северные границы прежнего Венгерского королевства, в самых верхних комитатах которого словаки составляли абсолютное большинство. Спорным, по мнению Масарика, мог быть только вопрос о южных границах Словакии, а значит, и о венгеро-чехословацких границах. Предвидя постановку с венгерской стороны вопроса о критериях размежевания двух государств и осознавая здесь некоторую уязвимость своей позиции, президент назвал границы, обозначенные французской нотой, исторически обоснованными. Никаких исторических аргументов он, однако, не привел. Этническую аргументацию он также не приводил, поскольку применительно к Южной Словакии она не работала бы в его пользу — в районах, примыкающих к новым границам с чехословацкой стороны, проживало более полумиллиона венгров.
Общая фраза об исторической обоснованности новых границ прозвучала и в интервью Масарика венгерской газете «ОёН Шг1ар», которое было дано тогда же, в конце декабря2. Осудив прежнюю венгерскую дискриминационную политику в отношении словаков (в административной, школьной, судебной практике), а также венгерскую государственную идею эпохи дуализма за непризнание права Словакии на автономию, президент не мог уйти от вопроса о правомерности присоединения к Чехословакии ряда земель, где доминировали венгры. В качестве контраргумента Масарик заметил, что и в Венгрии осталось словацкое меньшинство (он при этом не вдавался в подробности относительно его численности, несопоставимой с численностью венгров в Чехословакии), говорил и об экономической целесообразности присоединения названных земель к чехословацкому государству. Обязавшись гарантировать соблюдение прав венгерского национального меньшинства в Словакии, президент в то же время отклонил идею проведения в этих землях плебисцита относительно их принадлежности той или иной стране. Очевидно, он опасался, что вопрос может быть решен не в его пользу, и более надежным инструментом закрепления этих земель в составе Чехословакии считал не референдум, а гарантии западных держав.
В одном их своих программных выступлений, сделанном накануне Нового года, Масарик обосновывал также правомерность присоединения к чехословацкому государству земель, заселенных преимущественно русинами (либо, в зависимости от самосознания тех или иных представителей этого этноса, закарпатскими украинцами) — выходцами из Подкарпатской Руси (Закарпатской Украины)3. Яси был сильно задет недоверием к венгерскому демократическому правительству, поскольку 23 декабря оно провозгласило автономию этой области и там было начато строительство новых властных институтов.
Программные заявления Масарика тем сильнее задевали венгерского политика, что чешский лидер воспринимался им как старый единомышленник и соратник в борьбе с отжившей себя дуалистической системой. Каройи и Яси (оба родившиеся в 1875 г.), хотя и относились совсем к другому поколению, чем Масарик (1850 г. р.), в годы, предшествующие Первой мировой войне, играли в политической жизни Венгрии роль, сходную с той, что играл Масарик в политической жизни чешских земель. Они были наиболее видными фигурами того лагеря, который выступал за далеко идущие системные реформы (хотя, конечно, надо иметь в виду, что ситуации в Венгрии и Чехии кардинально различались. Если в Чехии на повестке дня стояло достижение национального суверенитета, то в Венгрии — задачи коренной трансформации существующей политической системы и в том числе решения остро стоявшего национального вопроса). Роль Яси в движении за реформы была настолько велика, что относящийся к его же поколению великий поэт Эндре Ади назвал его ни много ни мало «венгерским мессией», открывшим ранее неизвестные пути к национальному возрождению4. С самого начала своей карьеры публициста и политика5 Яси (уроженец Трансильвании, выросший в полиэтничной среде) проявлял особую чувствительность к национальному вопросу, который справедливо считал главной проблемой дальнейшего существования исторически сложившейся венгерской государственности. Один из пороков существующего правления он видел в том, что либеральный национальный закон 1868 г., связанный с именем барона И. Этвеша и предусматривавший развитие национальных школ, использование других языков в суде и комитатских органах, назначение представителей меньшинств на ответственные должности, не был проведен в жизнь. Подчеркивая взаимосвязь национального и социального вопроса, Яси указывал на практикующееся использование правящей венгерской элитой первого из них в корыстных целях: если бы не было национальных меньшинств, их бы придумали — ведь для того, чтобы канализировать недовольство венгров жизненным положением, нужно найти общего для всех независимо от социальных различий врага. Выступая за ликвидацию всяческого ущемления, за широкое
представительство выходцев из национальных меньшинств в органах власти, особенно на комитатском уровне, Яси писал, что содействие немадьярским культурам только обогатит хозяйственные и духовные силы многонациональной страны и даже призывал венгерскую интеллигенцию осваивать языки живущих в стране народов 6. Вместе с тем позиция Яси обозначила непреодолимую пропасть между тем максимумом уступок, на которые готовы были пойти до 1918 г. самые радикально настроенные венгерские политики, и тем минимумом, который считали приемлемым для себя лидеры румынских, словацких, хорватских, сербских движений венгерской половины дуалистической монархии. Мнение Яси о том, что национальный вопрос сам собой постепенно разрешится вследствие предоставления гарантий личных свобод и общей демократизации, вестернизации страны, было неубедительным для представителей национальностей, требовавших гарантий соблюдения не только индивидуальных прав личности, но и коллективных национальных прав. Критикуя политику мадьяризации, сопровождавшей процесс превращения унаследованного от феодализма государства в более современное венгерское национальное государство (унитарное и гомогенное), Яси и сам в целом придерживался принципов унитаризма и не был чужд иллюзиям относительно возможности снять существующие межэтнические противоречия идеей венгерской политической нации, которая как аксиома возвышалась над всеми межпартийными спорами1. Критерием нации, отличающим ее от национальности, Яси считал способность к государствообразованию. В проживающих в Венгрии национальных меньшинствах он видел национальности, которые могут иметь, а могут и не иметь предпосылок для создания собственной государственности, их устремления могут быть направлены на развитие своего языка, культуры и хозяйства в рамках инонационального (или многонационального) государства. Его представления о культурной автономии, близкие авст-ромарксистским, не исключали, а напротив, предполагали в отдаленной перспективе ассимиляцию меньшинств. Таким образом, Яси до некоторой степени разделял ассимиляторские установки правящих кругов, хотя и выступал за медленную, постепенную, безболезненную ассимиляцию, в которой видел естественный исторический процесс. Вместо близорукой политики мадьяризации, ведущей к консервации отсталости, необходимо, считал он, предоставить дело ассимиляции великим историческим силам экономического прогресса. Индустриализация, развитая городская культура, всеобщее избирательное право и более высокие жизненные стандарты решат задачи ассимиляции куда эффективнее силовой политики. Приоритетной задачей для венгерских политиков он считал не всеобщую языковую мадьяризацию, но усиление у разноязыких жителей страны венгерского государственного самосознания. С другой
стороны, подлинная демократия, по его мнению, поведет к усилению доминации венгерской культуры, поскольку для представителей национальностей откроются широкие возможности преуспеяния на экономическом, административном и любых других поприщах и они с большей охотой будут учить венгерский язык. Залогом сохранения «исторической Венгрии» является ее демократическая трансформация, ведь только общими усилиями всех проживающих народов можно превратить Венгрию в современную, отвечающую европейским стандартам страну, предотвратить распад всей Австро-Венгерской монархии и сохранить экономическую целостность ее венгерской половины. Требуя строгого соблюдения автономии хорватских земель, предусмотренной законом 1868 г., партия, руководимая Яси8, в то же время в своих программных документах утверждала, что федеративное устройство страны определенно помешало бы делу демократии и развитию культуры9. Считая, что идею социального прогресса можно примирить с развитым венгерским патриотизмом, Яси, таким образом, хотел видеть реформированную Венгрию по возможности в тех же исторических границах и отдавал предпочтение принципам унитарного правления. Сохранение целостности венгерского государства он считал тем более важным для обеспечения стабильности в Дунайском бассейне, что этнические границы в этом регионе достаточно размыты и условны. Предвидя ситуацию, действительно сложившуюся в условиях Версальской системы, Яси еще до начала Первой мировой войны неоднократно писал, что проблема национальных меньшинств сохранится и в государствах, образованных вследствие развала Австро-Венгрии 10.
Яси надеялся, что последовательное соблюдение положений закона 1868 г. и предоставление национальным меньшинствам культурной автономии сделает их лояльными монархии. Это было, однако, иллюзией, тем более в условиях, когда вдоль границ Венгрии существовали самостоятельные румынское и сербское национальные государства, а в чешских землях монархии — мощное национальное движение, притягательное для словаков. Ни один из этносов Венгрии, исключая разве что закарпатских русин, в начале XX в. уже не мог удовлетвориться программой 1868 г. Чем далее, тем более лидеры национальных движений связывали пути разрешения своих проблем с созданием и укреплением собственных национальных государств.
С началом Первой мировой войны с ее сомнительными при любом исходе перспективами для Австро-Венгрии (успех Германии усилил бы ее доминацию в регионе за счет ослабления союзной ей Дунайской монархии) Яси, резко не принявший войну, признал, что выполнение его национальной программы отнюдь не гарантирует сохранения целостности венгерского государства. В период войны под влиянием идей позднего
Л. Кошута о центральноевропейской конфедерации народов он активно выступает с проектами преобразования Австро-Венгерской монархии в Дунайскую федерацию (конфедерацию), Дунайские Соединенные Штаты11. В условиях угрозы со стороны соседних мощных держав — Германии и России — венгерское государство, по его мнению, могло бы сохраниться как жизнеспособное образование только в тесном союзе с соседними государствами (польским, чешским, австронемецким, юго-славянским). Только объединившись во внешнеполитическом и военном плане и создав единое таможенное пространство, они могли бы стать серьезной державой, способной противостоять любой экспансии как с Запада, так и с Востока.
В своих работах, излагавших концепцию Дунайской конфедерации, Яси отмечал, что почти каждое из государств, входящих в этот союз, было бы заинтересовано в связях с родственными национальностями в другом государстве. Вместе с тем он фактически даже не затрагивал в данном контексте вопрос о трансильванских румынах. Только в статье, опубликованной 10 октября 1918 г., в самый канун революции, Яси не только прямо указал на бесперспективность и иллюзорность политики мадьяризации, но и потребовал далеко идущей автономизации страны. Став объединением равноправных, свободных и демократических наций, Венгрия, по его мнению, превратилась бы в «восточную Швейцарию», которая составила бы ядро «Восточных Соединенных Штатов» 12. Однако уже через несколько дней это положение Яси было, по сути дела, дезавуировано съездом возглавляемой им радикальной партии, в резолюции которого был сделан акцент на целостности будущей демократической Венгрии 13. В программных документах партии дело, как правило, ограничивалось модификацией закона о национальностях 1868 г. и обещаниями удовлетворить правомерные притязания невенгерских народов в сфере языка и культуры. Между тем к осени 1918 г. программа автономизации, федерализации внутренней структуры Венгрии уже казалась лидерам национальных движений явно недостаточной, на повестку дня весомо и зримо вышли лозунги национального самоопределения вне рамок венгерского государства.
В ноябре 1918 г., в совершенно новых условиях, создавшихся в результате падения Австро-Венгерской монархии, Яси на венгеро-румын-ских переговорах о территориальном разграничении в Араде уже проявлял готовность к автономизации Венгрии. Вместе с тем он по-прежнему стоял на позиции сохранения исторической Венгрии и отстаивал территориальную целостность венгерского государства в границах, максимально приближенных к границам королевства «святого Стефана». Миссия Яси, как уже отмечалось, закончилась полным провалом, натолкнувшись на жесткую позицию румынской делегации во главе с
Ю. Маниу14. Не только в практической политике и на дипломатическом поприще, но и как теоретик Леи потерпел осенью 1918 г. серьезную неудачу: его надежды на поддержку идей Дунайской конфедерации со стороны Великобритании и США, примирение их с провозглашенными принципами вильсонизма оказались иллюзорными, а любые планы по удержанию национальных меньшинств в лоне исторической Венгрии — мертворожденными.
После неудачи «на румынском направлении» программные выступления Масарика оказались еще одним ударом по формирующейся венгерской демократии, тем более сильным, что нанесен он был европейски известным политиком и мыслителем демократического склада. Леи подверг резкой критике в прессе заявления чехословацкого президента. Задетый утверждением о том, что многонациональное венгерское государство было искусственной конструкцией, закономерно распавшейся, он писал, что совсем не в интересах победы демократии в Дунайском бассейне было бы ущемлять 10-миллионный венгерский народ несправедливым решением, нанося ему плохо заживающие душевные раны. Было бы более правильным воздать должное искренним демократическим стремлениям нации, которая в результате революции сбросила виновников вовлечения Венгрии в войну и со всей решимостью приступила к демократическим реформам. Леи считал, что победоносная Антанта, полностью игнорируя венгерскую позицию относительно границ с Чехословакией, совершает серьезную ошибку, которая будет иметь негативные последствия для безопасности в регионе. В более широком плане, соглашаясь с необходимостью принятия мер в целях нейтрализации на будущее германской угрозы, Леи видел ключевую проблему послевоенной системы безопасности все же не в формировании защитных механизмов против пангерманизма, а в том, чтобы для всех наций региона были созданы условия для демократического развития — без ущемления национальных чувств. Воспрепятствовать германскому реваншизму может только союз жизнеспособных демократических государств, умеющих обеспечить полноценное развитие своих народов и находящихся при этом в тесной экономической взаимосвязи 15.
В другой своей статье, явившейся откликом на интервью Масарика «Оё11 Нп1ар», Леи спорил с позицией чехословацкого президента, предлагавшего отказаться от плебисцитов при подготовке мирного договора с Венгрией. Задетый явным недоверием к венгерскому демократическому правительству, Леи решительно отверг обвинение в том, что оно будет в случае проведения плебисцита путем насилия добиваться выгодного для себя результата16. Действительно, речь шла о территориях, находившихся под контролем чехословацких войск, и подобного рода обвинения были бессмысленны. Венгерское правительство не имело
механизмов, способных повлиять на исход плебисцита, именно в этом безнадежном положении один из его министров, Яси, и предлагал прибегнуть к плебисциту как традиционному демократическому способу выявления народного волеизъявления. Что же касается Масарика, его позиция здесь не была последовательна. Лидер Чехословакии неоднократно высказывался в пользу проведения плебисцита как метода разрешения спорных территориальных вопросов, если не видел в том или ином конкретном случае прямой угрозы чехословацким интересам.
В свою очередь Яси был весьма последователен в скептическом отношении к проекту чехословакизма. Еще в условиях Первой мировой войны, излагая концепцию Дунайской конфедерации, он высказывал раздражение по поводу чрезмерного, по его мнению, радикализма чешского национального движения: чехи уже не удовлетворяются исторической территорией «земель короны св. Вацлава», они вошли в азарт и требуют для себя также земли «короны св. Стефана (Иштвана)», заселенные словаками. В отклике на интервью Масарика Яси уже не ссылался на принцип исторического права (который считал необходимым использовать в Араде в переговорах с румынами), говорил лишь о требовании справедливости в отношении Венгрии и соображениях экономической целесообразности. В то же время он высказал сомнение в том, что культурная, образованная часть словацкого общества пожертвует своим языком и правом на самоопределение ради объединения с чехами на искусственной платформе чехословакизма17. Ход истории чешско-словацких взаимоотношений в XX в. в полной мере доказал обоснованность его скептицизма.
Споря с Масариком, Яси подчеркивал единство целей либеральных элит соседних стран. Он считал разрешение венгерско-чехословацкого конфликта реальным и насущным делом и довольно наивно надеялся на то, что его оппонент, принеся в жертву часть обретенного чехословацкого суверенитета, осознает преимущества преобразования габсбургского пространства в демократическую конфедерацию, в рамках которой можно легче разрешить межэтнические противоречия. Чешская элита, ставя своей задачей интеграцию словацких земель в единое чехословацкое государство, вообще в тот момент не была особенно заинтересована в демократической Венгрии, привлекательной для словаков, как не могла быть, конечно, заинтересована и в агрессивном режиме в соседней стране, угрожающем региональной безопасности. Венгрия в любом случае оставалась для Чехословакии наиболее проблематичным соседом. О реакции Масарика на критику Яси неизвестно — возможно, он вообще не был о ней информирован.
Трагедия венгерского демократического правительства заключалась в том, что оно, оказавшись в состоянии внешнеполитической изоляции,
не смогло даже в минимальной степени отстоять свои позиции в территориальных спорах с соседями, и это лишило его внутренней поддержки. Уже в январе 1919 г. О. Яси, подвергавшийся нападкам с правого фланга за неспособность сохранить целостность венгерского государства, ушел в отставку. Граф М. Каройи, столкнувшись с новыми требованиями Антанты, 21 марта передал власть правительству коммунистов и левых социал-демократов. Продолжавшийся 133 дня коммунистический эксперимент, предпринятый в расчете на мировую революцию, завершился в начале августа падением Венгерской Советской республики под натиском превосходящих сил противника (решающую роль в ее разгроме сыграла румынская армия). На смену советской власти в Венгрии в скором времени пришел правоавторитарный хортистский режим.
Как Каройи, так и Яси покинули Венгрию еще в период коммунистической диктатуры. Первый поначалу обосновался в Чехословакии, второй выехал в Австрию. В начале 1920-х гг. главными центрами как коммунистической, так и леволиберальной венгерской политической эмиграции были Вена, Прага, Берлин, а наиболее значительными фигурами на либеральном фланге — Каройи и Яси. Как Каройи, так и особенно Яси в своей борьбе против хортистского режима пытались заручиться поддержкой наиболее влиятельных политических кругов в странах Дунайского бассейна.
30 марта 1920 г. М. Каройи, О. Яси и П. Сенде имели первую длительную беседу в Праге с министром иностранных дел Чехословакии Э. Бенешем, во время своих заездов в Прагу лидеры венгерской демократической эмиграции бывали приняты и президентом Масариком. В ходе контактов с Бенешем Яси пытался прозондировать почву: готово ли либеральное чехословацкое правительство полуофициально признать венгерскую демократическую эмиграцию в качестве представителя интересов Венгрии на международной арене и поддерживать с ней постоянные связи. В Венгрии в первые месяцы 1920 г. бушевал белый террор, преследованиям подвергались не только коммунисты, но и люди либеральных убеждений, по мнению правых радикалов, подготовившие национальное унижение, выразившееся в Трианонском мирном договоре 18. Бенеш охотно выразил согласие с мнением Яси о том, что режим Хорти представляет собой не только угрозу для соседей, но и препятствие для торжества демократии в Дунайском бассейне. Он согласился также с необходимостью поддержания искреннего и активного диалога между демократическими силами соседних наций. Хотя Бенеш и заверил Яси в поддержке 19, едва завязавшийся диалог не возымел, однако, серьезного продолжения. С одной стороны, руководство молодой Чехословацкой республики не сбрасывало со счетов возможность использования Яси и венгерской демократической эмиграции как орудия против Хорти (пре-
жде всего в пропагандистском плане). С другой стороны, оно понимало, что пришедший к власти в Венгрии режим имеет глубокие корни в полуфеодальной социально-экономической структуре страны, и с этим нельзя не считаться; обладает он и достаточной общественной поддержкой в условиях тотального сдвига вправо, охватившего венгерское общество после провала коммунистического эксперимента и внешнеполитического поражения в Версале. Знали чехословацкие лидеры и о том, что Яси, напротив, не имеет необходимой опоры в венгерском обществе и не пользуется поддержкой крупных держав, чтобы в обозримом будущем оказаться во главе Венгрии.
Не внушала большого энтузиазма в Праге и персона самого Яси. Там хорошо знали о его скептической позиции в отношении перспектив чешско-словацкой общности. Кроме того, пропагандируемые им проекты установления таможенного союза дунайских государств предполагали ключевую роль демократической Венгрии в таком союзе, что не было в интересах чешской экономической элиты. Наконец, Яси не скрывал своего отрицательного отношения к результатам Трианонского мирного договора, вполне устраивавшего чехословацкую сторону. Во время встречи с венгерскими эмигрантскими лидерами 30 марта 1920 г. Бенеш явно уклонился от предпринятой его собеседниками попытки навязать обсуждение несправедливостей Трианонского договора. Масарик, принимая в другой день Яси, проявил несколько большее понимание венгерской позиции. Он сказал, что, если бы был лидером демократической Венгрии, добивался бы двух вещей: 1) создания международных гарантий для того, чтобы были обеспечены права венгерского меньшинства в соседних странах; 2) кроме того, в ходе мирных переговоров он стал бы добиваться пересмотра границы в целях присоединения к Венгрии тех пограничных территорий, где венгры составляли очевидное большинство 20. На словах как бы признавая правомерность постановки с венгерской стороны вопроса о границах, президент Чехословакии, конечно, не собирался идти здесь ни на малейшие уступки. Что же касается Бе-неша, то он в ходе беседы с Каройи откровенно заметил: учитывая венгерские политические традиции и влияние поправевшего общественного мнения, сомнительно, чтобы тот, оказавшись в Венгрии у власти, проводил принципиально иную внешнюю политику, нежели Хор-ти и его окружение 21.
В конце концов в Пражском Граде предпочли обсуждать и решать вопросы двусторонних венгерско-чехословацких отношений в диалоге не с демократической эмиграцией, а с самими хортистами, чему способствовали начавшаяся консолидация режима Хорти, приход к власти в этой стране более умеренных и реалистически настроенных консерваторов во главе с графом И. Бетленом, отдававших предпочтение мирному способу
решения территориальных проблем, выжидая благоприятной для этого внешнеполитической конъюнктуры. Уже в марте 1921 г. Бенеш принял министра иностранных дел хортистской Венгрии Г. Граца, чтобы обсудить с ним вопросы двусторонних отношений. Интерес к венгерской демократической эмиграции как к орудию борьбы против Хорти к этому времени фактически пропал. В Праге осознали, что есть другие, куда более эффективные и реальные способы обуздать территориальные притязания Венгрии — образованная Малая Антанта (союз Чехословакии, Румынии и Королевства сербов, хорватов и словенцев) и поддержка Франции, гарантирующей неприкосновенность границ, установленных в рамках Версальской системы. Установки на диалог с хортистами находили поддержку Запада. В 1923 г. режим Хорти. лолучает заем от Лиги наций. Вопреки мнению некоторых кругов венгерской демократической эмиграции, требовавших обусловить предоставление такого займа глубокой внутренней либерализацией современной Венгрии, от Хорти потребовали только более сдержанной, менее агрессивной политики в отношении ближайших соседей. Сам регент и его премьер-министр граф И. Бетлен были склонны принять это правило игры.
Неудачами завершились попытки Леи обрести весомых политических партнеров и в других соседних с Венгрией государствах — Королевстве СХС, а также в Румынии. В Белграде, где Леи приняли Н. Пашич и С. Прибичевич, очевидно помнили о том, что в своих статьях времен Первой мировой войны венгерский политик отрицательно относился к объединению югославянских земель вокруг Сербии. Он мотивировал это тем, что в этом случае вся Срединная Европа утратила бы выход к Средиземному морю, а западные культурные влияния были бы отданы на произвол восточным22. В Белграде Леи натолкнулся на стену отчуждения. Не помог и далеко идущий, сомнительный в этическом плане компромисс: Яси предлагал югославам в целях сохранения рычагов давления на Хорти не спешить с выводом войск из Печа, хотя вопрос о принадлежности этих земель был решен державами-победительницами в пользу Венгрии23.
В Румынии Яси бывал неоднократно. В декабре 1920 г. его приняли Т. Ионеску и А. Авереску, в мае 1923 г. помимо них еще и И. Брэтиану, Ю. Маниу, О. Гога. Не ограничиваясь контактами с политической элитой, Яси общался и с представителями интеллигенции, излагал им свои идеи Дунайской федерации, экономического и культурного сближения Дунайских стран. Хотя внешне он был принят в Румынии более радушно, чем в югославянском государстве, его предложения и идеи нашли понимание и поддержку только узкого круга интеллектуалов. В письме, адресованном Каройи, от 14 декабря 1920 г. Яси писал, что румынские, как и чехословацкие лидеры предпочитают иметь дело не с ним, а с хортистами, у которых реальная власть; при всем внешне проявленном
радушии к человеку, уступившему в ноябре 1918 г. Румынии Трансиль-ванию, интерес к его идеям невелик 24. В самом деле, идеи федерации с участием демократической Венгрии могли в 1921-1923 гг. проходить только по ведомству «журавлей в небе», тогда как для обуздания реально существующих ревизионистских притязаний хортистской Венгрии на земли соседних государств уже были найдены к тому времени достаточно эффективные средства, включая Малую Антанту.
Будучи в Румынии, Леи посетил родную Трансильванию и вынес впечатление о притеснении румынскими властями полуторамиллионно-го венгерского населения. В своей последующей публицистике и лекциях, отмечая недостатки Версальской системы, он писал не только о неразрешенной проблеме национальных меньшинств, но и о нарушении издавна сложившихся экономических связей (между Венгрией и Тран-сильванией, венгерскими и словацкими землями).
Произошедшее в Версале размежевание, разъезд по национальным «квартирам» Яси считал в лучшем случае только промежуточным этапом в деле среднеевропейского урегулирования. Он пытался обратить внимание международного общественного мнения на опасность балка-низации стран Дунайского бассейна, писал о том, что вакуум, образовавшийся вследствие распада монархии, должно заполнить большое государственное образование, которым могла бы стать демократическая федерация дунайских народов. Ведь только в ее рамках можно разрешить национально-территориальные споры, а с другой стороны только сильное во внешнеполитическом плане государство будет способно отстоять интересы народов Дунайского бассейна в условиях диктата соседних держав. В противном случае среднеевропейский регион может стать ареной кровавых междоусобиц, оказаться в пучине хаоса. Призывая к поискам новых форм сотрудничества и кооперации стран Дунайского бассейна, Яси находил, однако, мало понимания не только в соседних государствах, но и в западноевропейских державах. В его планах конфедерации другие видели не более, чем хитроумную уловку — не механизм разрешения застарелых национально-территориальных споров, а способ сохранения венгерской доминации в регионе. Играло свою роль общее предубеждение против Венгрии, очень сильное в 1920-е гг. в среде даже самых либерально настроенных западноевропейских интеллектуалов, особенно во Франции. Живучий образ венгров как угнетателей соседних (не только славянских, но и восточнороманского) этносов дополнился новыми негативными стереотипами вследствие прогерманской ориентации венгерской правящей элиты во время Первой мировой войны. Сказались и коммунистический эксперимент 1919 г., и ревизионистские устремления хортистского режима. Причем незавидный политический имидж Венгрии в межвоенной Европе в известной
мере способствовал предубеждению против венгерской культуры и даже языка, само существование которого в иноязычном среднеевропейском окружении иногда рассматривалось как нечто иррациональное, мешающее взаимопониманию народов. В самой крайней, провокативной и циничной форме такую точку зрения выразил всемирно известный французский лингвист Антуан Мейе, еще в 1906 г. избранный иностранным членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. «В тот день, когда олигархическая структура Венгрии уступила бы натиску катящегося по всему миру простонародного движения, венгерский язык был бы сметен с лица земли вместе с обломками феодального сословия, которое насильственно навязало этот язык другим. Ведь венгерский язык был защищаем лишь политической силой этого сословия. Язык этот не несет в себе оригинальной цивилизации»25, — писал он в конце 1920-х гг. на волне антивенгерской истерии во Франции, усилившейся после нашумевшей финансовой диверсии: в отместку за Трианон (воплощение именно французских планов безопасности Средней Европы) венгерские авантюристы при участии хортистских спецслужб пытались наводнить рынки Франции фальшивыми деньгами, что едва не привело к серьезному расстройству финансовой системы в этой стране. Таким образом, общественное мнение на Западе, особенно во Франции, не было надежным союзником венгерской демократической эмиграции.
Трагизм положения Яси заключался в том, что его мало кто слушал. Лидеры соседних стран проявляли некоторую заинтересованность к контактам с ним только в той мере, в какой считали возможным использовать его как орудие против режима Хорти. Идеи и проекты Яси не были востребованы. Чехословакия была довольна обретенным суверенитетом, а Румыния своими границами, нужды в федерации в целях создания системы безопасности в Дунайском бассейне они не видели, отдавая, как уже отмечалось, предпочтение гарантиям больших держав, формированию механизма сдержек и противовесов. Кроме того, акцентируя в своих выступлениях внимание на несправедливости Трианон-ского договора и настаивая на некоторой его ревизии, Яси воспринимался в соседних странах в сущности как сторонник той же ирредентистской политики, что и хортисты. На него до известной степени проецировалось традиционное недоверие соседей даже к самым умеренным венгерским политикам, которое значительно позже, в феврале 1940 г., в принципиально иных условиях четко выразил в беседе с советским посланником в Будапеште Н. Шароновым его югославский коллега: с венграми «трудно иметь дело: они одержимы мегаломанией и не могут понять, что все державы на Балканах не хотят видеть старую Венгрию»; «ревизионизм и мегаломания оставят их без всяких союзников»26. Для недоверия были определенные основания. Как известно, первый и вто-
рой венские арбитражи 1938 и 1940 гг. показали ненасытность ревизионистских аппетитов хортистской правящей элиты. Они не удовлетворили ее притязаний на земли, отошедшие в 1920 г. к соседним государствам, лидеры страны в условиях начавшейся Второй мировой войны стремились к реализации программы максимум в деле восстановления дотрианонских границ Венгрии.
Убедившись, что лидеры соседних с Венгрией государств предпочитают диалогу с ним контакты с хортистами, а идеи Дунайской федерации не находят большого отклика, Яси27 переселился в 1925 г. в США, где стал университетским профессором, ведущим экспертом по габсбургской и центральноевропейской тематике. Его работы «Распад Авст-ро-Венгерской монархии» и «Революция и контрреволюция в Венгрии» получили широкую известность среди профессионалов. Живя в США, Яси пропагандировал в университетской среде идеи Дунайской федерации как первого шага к созданию Соединенных Штатов Европы, побуждал американскую внешнеполитическую элиту к более активной европейской политике. В своей классической работе 1929 г. о распаде Австро-Венгрии28 он писал об угрозе националистических вызовов безопасности в Центральной Европе.
В 1930 г, к 80-летию Т. Г. Масарика в Чехословакии вышел юбилейный сборник на венгерском языке. Участвовать в нем был приглашен и Яси. Установленные в регионе границы, писал он, едва ли можно назвать оптимальными с точки зрения интересов новой интеграции Дунайского региона. Однако существующее состояние он считал переходным, надеялся на формирование новых рамок сотрудничества стран Средней Европы29. Венгерские либералы в это время не могли не признать, что положение венгров в демократической Чехословакии было не таким уж плохим. Неоднозначность ситуации применительно к межвоенному периоду хорошо выразил в работе 1946 г. известный политолог И. Бибо. Чехи имеют все основания утверждать, писал он, «что судьбу немцев или венгров в чехословацком государстве никак нельзя [было] назвать невыносимой». Но хотя «положение их было вполне сносным, однако нелепым был сам факт их пребывания в составе страны чехов и словаков, обретших друг друга на основе славянского братства» 30.
В последний раз Яси посетил Центральную Европу в 1947 г. «Му Fate Calls те» («Судьба зовет меня») — объяснял он в одном из писем мотивы своего среднеевропейского турне31. 72-летний американский профессор не просто вернулся в прошлое, он хотел на основе собственных впечатлений оценить, способна ли идея Дунайской федерации найти реальное воплощение в новых условиях, сложившихся по итогам Второй мировой войны. Дунайский регион был охвачен новой волной межнациональных распрей32, правительство Чехословакии приступило
к реализации программы выселения венгерского меньшинства, так и не реализованной в полном объеме33. Парижская мирная конференция подтвердила с небольшими изменениями (не в пользу Венгрии) границы, установленные Трианонским договором. Не только консервативная, но и либеральная интеллигенция Венгрии продолжала видеть родину в ее исторических границах и верить в несправедливость трианонской «ампутации». Крупный писатель Шандор Марай, считавший себя либералом и западником, прочитав в феврале 1947 г. текст Парижского договора, сделал запись о новом торжестве «мещанской Бенешевой клики», вновь овладевшей прекрасным и благородным городом Кашша (Кошице), родным городом Марай. Ностальгируя по Венгрии в границах «короны святого Иштвана» и сетуя по поводу того, что «чисто-венгерское население Верхней Венгрии, никем не спрошенное, вопреки его воле, [вновь] пожаловали чешскому и словацкому мини-империализму»34, Марай даже не задается вопросом о праве на самоопределение не только венгров, но также румынского и словацкого населения Трансильвании и Верхней Венгрии (слово «Словакия» вообще отсутствует в его лексическом багаже). Что же касается Яси, то результатом его поездки явилось новое, еще более глубокое разочарование в возможности диалога национальных элит.
В сравнении с Яси, оставшимся в сущности человеком другой эпохи, шаг вперед в осмыслении новых реалий сделал в это время другой выдающийся венгерский леволиберальный мыслитель, Иштван Бибо. В своей классической работе 1946 г. «О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств»33 он не столько критиковал нетерпимую политику послевоенной Чехословакии в отношении венгерского меньшинства, сколько пытался понять исторические корни этой нетерпимости. Первоочередным условием превращения Дунайско-Карпатского региона в зону мира и сотрудничества стали бы, по мнению Бибо, не строительство конфедерации и связанные с этим поиски новых комбинаций союзных стран с участием традиционных субъектов, например самостоятельной Трансильвании, а способность новых политических элит (причем не только венгерской) к дефетишизации отживших себя рамок исторических государств. Это сделало бы возможным отказ от взаимных претензий при перекройке межгосударственных границ на основе строгого соблюдения этнического принципа и принципа самоопределения.
Не теряет, однако, значения и идейное наследие, духовный опыт Оскара Яси. В общественно-политической атмосфере Европы 1920-х гг. венгерский мыслитель, конечно, напрасно питал иллюзии, что идея Дунайской федерации окажется более привлекательной для чехов или румын, нежели восторжествовавшая в Версале национальная идея. Но в долгосрочном плане он оказался прав, увидев угрозу безопасности всей
Европе в национализме и распыленности сил в Дунайском бассейне.
Чешские политики и в том числе Эдуард Бенеш, не считавшие нужным
реагировать в 1919-1920 гг. на предостережения Яси, в 1938 г. поплатились за свою самоуверенность печальной мюнхенской развязкой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Чуканов М. Ю. К истории венгеро-румынских переговоров о будущем Трансильвании в ноябре 1918 г. //Восточная Европа после «Версаля» / Отв. ред. И. И. Костюшко. СПб., 2007.
2 См.: Szarka L. Jászi Oszkár bírálata Т. G. Masaryk korai elnöki megnyilat-kozásairól H Acta Universitatis Carolinae — Philologica 1. Slavica Pragensia XXXVII. Prague, 1995.
3 См.: Ibid.
4 См.: Congdon L. W. Beyond the «Hungarian Wasteland»: a study in the ideology of national regeneration. 1900-1919. Ann Arbor, Mich., 1973.
5 Оскар Яси (1875-1957) еще в первые годы XX в. выдвинулся в качестве публициста и политика, отстаивавшего идею экономического прогресса и далеко идущей демократизации Венгрии. Журнал «Huszádik Század», который он долгое время редактировал, открыл новую эру в венгерской интеллектуальной истории. Яси выступал за системные, революционные по характеру преобразования, но на легитимном, реформистском пути, предостерегал от потрясений и насилия. Залог прогресса видел в развитой индустрии и экономически независимом крестьянстве. Большое внимание уделял антифеодальной аграрной реформе (к началу XX в. четверть земельных владений Венгрии принадлежала 200 аристократическим фамилиям). Наиболее насущной политической задачей Яси считал коренную реформу избирательной системы (из 17 млн населения многонационального Королевства Венгрия избирательным правом пользовались 400 тыс. человек). Важное место в его программе занимали требования школьной реформы, секуляризации общественной жизни.
Один из основоположников венгерской социологии, исследователь современного общества, Яси выступал за дефетишизацию феодального права, полагал, что без более рационального, критического взгляда на венгерские политические, правовые традиции и институции нельзя разрешить стоящих перед страной социальных проблем. Любая государственная структура и любое правовое установление, по его мнению, следует оценивать только с точки зрения их эффективности, а не укорененности в многовековой традиции. См.: Allen R.E. Oscar Jaszi and radicalism in Hungary. 1900-1919. Ann Arbor, Mich., 1972. Некоторые статьи Яси на русском языке см.: Избранные произведения передовых венгерских мыслителей. Вторая половина XIX — начало XX в. М., 1984.
6 Анализ национальной программы О. Яси см.: ЧукановМ. Ю. Первая мировая война и распад многонационального государства Венгрии. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1994.
См.: КонтлерЛ. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. Гл. VI.
8 Речь идет о Гражданской радикальной партии, основанной незадолго до войны, в июне 1914 г. Заметно активизировала свою деятельность в 1917-1918 гг.
9 См.: Mérei Gy. A magyar polgari pârtok programjai (1867-1918). Budapest, 1971.
10 См.: HanâkP. Jâszi Oszkâr dunai patriotizmusa. Budapest, 1985.
11 На идейные построения О. Яси оказала известное влияние и концепция «Срединной Европы» Ф. Науманна, хотя венгерский публицист наполнял ее иным, более демократическим содержанием, нежели идеолог германского экспансионизма.
12 Vilâg. 1918. Okt. 10.
13 Подробнее см.: Чуканов М. Ю. Первая мировая война и распад многонационального государства Венгрии.
14 После неудачных арадских переговоров Яси писал 17 декабря 1918 г. в газете «Vilâg» о том удручающем положении, в котором оказалась молодая венгерская демократия в своем стремлении решить национальный вопрос: теперь уже невозможно удовлетворить национальности теми мерами, которые они с удовольствием приняли бы несколько лет, а может быть, и несколько месяцев назад. У нас уже ничего не осталось, кроме демократических принципов, которые мы последовательно соблюдаем, заметил он.
15 См.: SzarkaL Jâszi Oszkâr birâlata T. G. Masaryk korai elnöki megnyilatkozâsairôl.
16 Ibid.
17 Ibid; Masarykrol magyar szemmel // Dobossy L. Gondban, reményben azonosan. Budapest, 1989.
18 По договору Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. Югославия) получило Хорватию и Воеводину, Чехословакия — Словакию и Закарпатскую Украину, Австрия — самые западные районы Венгрии, образовавшие после 1920 г. австрийскую провинцию Бургенланд. Наиболее значительны были территориальные приобретения Румынии. Перешедшие в ее владение Трансильвания и прилегающие к ней области Банат, Парциум (согласно румынской терминологии — Кришана) и Марамуреш занимали площадь более 100 тыс. кв. км, что превосходило по территории Венгрию в ее новых границах (93 тыс.).
К соседним странам отошел и ряд территорий с преобладанием компактно проживавшего венгерского этноса (в частности, в Южной Словакии и в Восточной Трансильвании, вдали от новых венгеро-румынских границ). Каждый четвертый венгр оказался за пределами своего национального государства.
19 См.: Wilson S. J. Oszkâr Jâszi and the Hungarian democratic emigration // Hungarian Studies, Budapest, 1991/1992. Vol. 7. № 1-2.
20 Ibid.
21 Ibid.
22 О месте югославянских земель в планах Яси см.: Чуканов М. Ю. Первая мировая война и распад многонационального государства Венгрии.
23 См.: Wilson S. J. Oszkâr Jâszi and the Hungarian democratic emigration.
24 Ibid. P. 79.
25 Цит. по: Венгры и Европа. Сборник эссе / Сост. В. Середа и Й. Горетить. Предисл. и ком. В. Середы. М., 2002. С. 33.
26 Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940-1946. Документы / Отв. ред. Т. М. Исламов. М., 2000. С. 20-21.
27 Из литературы о Яси см.: Wilson S.J. Oszkâr Jâszi and the Hungarian democratic emigration; Aczel R. Central Europe: Oszkâr Jâszi's American Dream // Hungarian Studies. Budapest, 1991/1992. Vol. 7, № 1-2; HanâkP. Jâszi Oszkâr dunai patriotizmusa; Litvân Gy. Irânyzatok és vitâk a bécsi magyar emigrâciôban // A két vilâghâboru közötti Magyarorszâgrôl. Budapest, 1984.
28 Jâszi O. The Dissolution of the Habsburg Monarchy. Chicago, 1929.
29 Jâszi О. Masaryk elnök tanitâsa // Masaryk G. T. Életmûve, mûkôdése és hatâsa. Bratislava, 1930.
30 Бибо И. О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств // Венгры и Европа... С. 234.
31 См.: Beszélô. Budapest, 1997.
32 См.. Национальная политика в странах формирующегося советского блока. 1944-1948 / Отв. ред. В. В. Марьина. М., 2004.
33 См.: Там же. Гл. VI.
34 Венгры и Европа... С. 299.
35 См. полное русское издание: Бибо И. «О смысле европейского развития» и другие работы. М., 2004.
