CC BY
117
УДК 81
М. А. Елизарьева
преподаватель кафедры немецкого языка МГИМО (У) МИД РФ e-mail: [email protected]
К ИСТОРИИ НЕМЕЦКО-ЧЕШСКОГО ЯЗЫКОВОГО КОНТАКТА
Статья посвящена истории немецко-чешского языкового контакта - как его социолингвистической, так и непосредственно лингвистической стороне. В результате длительного контакта чешский язык заимствовал из немецкого много слов, грамматических конструкций, кроме того в нем появилось большое количество калькирований. Все эти влияния стали причиной возникновения языкового пуризма и стремления очистить язык от германизмов.
Ключевые слова: немецкий язык; чешский язык; языковой контакт; интерференция; лексические калькирования; грамматические калькирования; заимствования; языковой пуризм; германизмы.
M. A. Yelizaryeva
Teacher, Department of German Language MGIMO, e-mail: [email protected]
HISTORY OF GERMAN-CZECH LANGUAGE CONTACT
The article is devoted to the history of German-Czech language contact, namely his sociolinguistic and linguistic aspects. The long contact resulted for Czech in German loaned words and grammar structures as far as loan translations. This German influenced gave rise to language purism and efforts to eradicate German influence in Czech.
Key words: German language; Czech language; language contact language transfer; lexical calques; loan words; language purism; germanisms.
История культурного и языкового контакта немецкого и чешского народов насчитывает более тысячи лет. Большую часть этого времени чешский этнос, не имея собственного государства, находился в орбите непосредственного политического и культурного влияния Германии и Австро-Венгрии. События XX в. привели Чехию к политической независимости, а Вторая мировая война и последующее изгнание из Чехословакии судетских немцев положили конец существованию массового немецко-чешского билингвизма. Немецкая культура и язык оказали на Чехию значительное влияние, следы которого проявляются не только в заимствованиях материальной культуры (например, блюда национальной кухни), но и в языке. Влияние,
оказанное немецким языком на чешский, проявилось на лексическом и грамматическом уровне, в определенной степени на уровне фразеологии и синтаксиса.
Проблема языкового контакта немецкого и чешского языков на настоящий момент достаточно популярна в немецкоязычном научном пространстве (хотя, возможно, не настолько, как контрастивные исследования), в том числе среди чешских и австрийских германистов и богемистов (С. Неверкла, Т. Бергер, М. Йелинек, Б. Блахак, М. Некула, Д. Шлосар), но в отечественном языкознании освещения еще не получила, в связи с чем в данной статье мы хотим представить общий обзор истории немецко-чешского языкового контакта как в социолингвистическом, так и в лингвистическом аспекте.
Славянские племена пришли на территорию современной Чехии в V-VI вв. и именно к этому времени можно отнести первые лексические заимствования из прагерманского языка в праславян-ский. Д. Шлосар пишет, что «самые ранние свидетельства чешско-немецких и немецко-чешских контактов древнее, чем сами чешский и немецкий языки: это слова, заимствованные праславянским языком из прагерманского и наоборот» [9, с. 148]. К подобным словам относятся, например, праслав. *kbnqdzb (чеш. knéz) от прагерм. *kuninga (нем. König), праслав. *еЫёЪъ от прагерм. *hlaiba, двн. pfluog от праслав. *pflugb [9; 7].
В конце VIII - начале IX вв. чешские племена попали в орбиту влияния Священной Римской империи, поскольку были завоеваны франками при Карле Великом. В IX в. на территории Чехии стало распространяться христианство. В это время через немецкий в чешский язык приходят греческие и латинские слова, связанные с религией: чеш. opat от нем. Abt, kláster от нем. Kloster, oltár от нем. Altar, zehnat от нем. segnen, Vanoce от нем. Weihnachten и т.д. Наряду с ними заметны также прочие заимствования из немецкого: чеш. díky от двн. denchi (нем. danke), чеш. chvíle (нем. Weile), flétna (нем. Flöte), skríñ (нем. Schrank) [1; 7].
В течение X-XII вв. степень политической зависимости чешских земель от Священной Римской империи колебалась из-за их политической раздробленности. Немецкие правители старались расширить свое политическое влияние на ослабленные раздробленностью чешские земли, прибегая при этом и к экономической экспансии. В XII в.
в Чехию устремляется поток немецких эмигрантов из разных социальных слоев: как немецкая знать, которая скупает или арендует земли, так ремесленники и земледельцы. В XIV в. в Праге и некоторых других чешских городах (Колин, Часлав, Домажлице, Хрудим) формируется немецкая диаспора, что повлекло за собой распространение билингвизма. Э. Скала пишет, что «немецкая знать редко была двуязычной. В среде ремесленников билингвизм определенно был распространен гораздо шире. Низшие социальные слои по большей части владели только чешским. <...> В то время почти треть населения Богемии говорила по-немецки» [8, с. 62].
Распространение немецко-чешского билингвизма привело к двум тенденциям: взаимному проникновению чешских и немецких слов в оба контактирующих языка; онемечиванию чешской знати и распространению в ее среде немецкого языка, ставшего языком придворной культуры. Так, в немецкий язык из чешского пришли такие слова, как Grenze (от чеш. hranice), Gurke (от чеш. okurka), Pistole (от чеш. pist'ala), Schmetten (от чеш. smetana) Zeisig (от чеш. cizek), Zobel (от чеш. sobol) и еще ряд других [2]. Однако доля чешских слов, пришедших в немецкий язык, достаточно невелика (далее мы отдельно скажем несколько слов о славянских заимствованиях в австрийском варианте немецкого языка). Чешский язык принял гораздо большее количество новых слов из тех сфер, в которых осуществлялся чешско-немецкий культурный контакт, а именно - придворная жизнь («рыцарская культура»), городское управление и торговля: rytir (от нем. Ritter), rathauz (от нем. Rathaus) turnaj (от нем. Turnei), rynek (от нем. Rink), rychtär (от нем. Richter), cihla (от нем. Ziegel) [1; 7].
В это же время имеют место и некоторые лексико-грамматические изменения в чешском языке, вызванные немецким влиянием. Во-первых, изменяется система модальных глаголов. Ранее чешский, будучи славянским языком, располагал только одним модальным глаголом moci (рус. мочь), а также наречием treba (рус. надо). При контакте с немецким языком в чешский приходит глагол muset (от нем. müssen) со значением «быть должным», глаголы smüt и mit ранее имевшие только значение «сметь, отваживаться» и «иметь» приобретают модальность: smüt начинает использоваться в значении «dürfen» («мочь, иметь на что-то разрешение»), mit - в значении «sollen» («быть обязанным») [1]. Во-вторых, появляется альтернативный
вариант образования числительных больше двадцати. В чешском, как и в русском, привычный вариант образования двузначных числительных - обозначение сначала десятков, потом единиц, например, tricet pät (рус. тридцать пять). Наряду с ним появляется и обратный порядок, привычный для немецкого языка, например, pätatricet (нем. fünfunddreißig) [1].
Примерно до середины XIII - начала XIV вв. чешский язык практически не употреблялся в письменном виде, религиозную сферу обслуживал латинский язык, сферу управления - немецкий. С XIV в. начинается расцвет письменного чешского языка: появляются первые хроники и легенды, а также литературные переводы с других языков. Во второй половине XIV в. при Карле IV чешский язык в Чехии постепенно становится государственным, при этом немецкой части населения приходится учить его. В это время в чешский продолжают проникать слова из немецкого языка, например: capka (от нем. Kappe), hejtman (от нем. Hauptmann), kytle (от нем. Kittel) [7].
В XV-XVI вв. чешский язык переживает свой расцвет, вызванный ростом национального самосознания, чему немало способствовали Реформация и Гуситские войны, в ходе которых обострились противоречия между чехами и католическим немецким населением, проживавшим на территории Богемии и Моравии. Как следствие Реформации чешский становится языком церкви, а также городского управления и делопроизводства. Огромную роль в его развитии сыграла деятельность Яна Гуса, не только разработавшего диакритику, используемую чехами до сих пор, но и ставшего практически первым пуристом, порицавшим чехов, которые «наполовину говорят по-чешски, наполовину по-немецки» [цит. по: 4, с. 12]. Так, Я. Гусу были не по вкусу такие заимствованные из немецкого слова, как hantuch (от нем. Handtuch), sorc (от нем. Schürze), knedlik (от нем. Knödel), которые он предлагал заменить исконно чешскими словами ubrusec, zasterka, siska [4, с. 13].
Тем не менее вытеснение немецкого языка из определенных сфер оказалось недолгим. В первой четверти XVII в. антинемецкие настроения достигают своего апогея и выливаются в восстания протестантской Чехии против католических немецких властей, положив тем самым начало Тридцатилетней войне. В 1620 г. войско чешских протестантов было разбито объединенной армией католиков в битве
на Белой горе, вследствие чего Чехия еще на триста лет осталась во владении Габсбургов. С этого момента снова начинается период торжества немецкого языка в Чехии - Габсбурги проводят политику возвращения немецкому языку позиций, которые он потерял в ходе Реформации и Гуситских войн. В 1627 г. император Фридрих II объявляет немецкий вторым государственным языком в Чехии. При Марии Терезии и ее сыне Иосифе II немецкий объявляется единственным государственным языком, также в это время немецкий становится языком преподавания в Карловом университете (Прага). Наряду с усилением позиций немецкого языка возрастает интерес к чешскому языку: с 1746 г. чешский становится школьной дисциплиной, в 1775 г. в Венском университете учреждается кафедра чешского языка, в 1792 г. такая же кафедра появляется и в Карловом университете. В этот период чешский испытывает влияние не только литературного немецкого, но и баварских и австрийских диалектов. Заимствуются такие слова как jo (от нем. диал. jo), kseft (от нем. диал. Gschäft), ksicht (от нем. диал. Gsicht), koule (от нем. Kugel), hochstapler (от нем. Hochstapler), runda (от нем. Runde), celer (от нем. Sellerie), snek (от нем. Schneke) [7].
Все это подготовило почву для так называемого национального возрождения (чеш. národní obrození, нем. nationale Wiedergeburt) в XIX в., которое не только стало вторым расцветом чешской национальной культуры, но и открыло новый этап взаимоотношений чешского и немецкого языка. К тому моменту значительная часть лексического состава языка представляла собой немецкие заимствования, что вызывало неудовольствие многих образованных чехов. Начинается волна языкового пуризма, стремление «очистить» чешский язык от германизмов с помощью следующих искусственных изменений языка:
1) калькирование немецких слов: замещение нем. Vorstellung, Ausflug, Einfall, Aufzug, Hauptstadt на чеш. predstava, vylet, nápad, vytah, hlavní mësto (в скобках отметим, что подобные калькирования более поздними пуристами будут заклеймены как германизмы, противоречащие духу чешского языка);
2) замена немецких заимствований словами из других славянских языков: замена нем. natur на príroda (от рус. природа), нем. subjekt на podmët (от польск. podmiot), нем. dialekt на nárecí (от рус. наречие);
3) замена немецких слов неологизмами: замена нем. rynk на namesti, нем. handl на obchod, нем. theater на divadlo;
4) замена немецких слов старыми чешскими словами: замена нем. vinsovati на prati, нем. smak на chut' [1].
Как указывает М. Йелинек, «в период национального возрождения не считалось, что калькирования наносят урон однородности языка, их рассматривали как доказательство выразительности чешского языка. Таким образом в чешском появились многочисленные составные слова, несмотря на то, что сложение слов не является в славянских языках продуктивной словообразовательной моделью» [4, с. 16].
Тем не менее в конце XIX в. обилие подобных составных слов, образованных по немецкой словообразовательной модели, обратило на себя внимание блюстителей чистоты чешского языка, предлагавших заменить такие германизмы, как casoslovo (от нем. Zeitwort), kolobäh (от нем. Kreislauf), parolod' (от нем. Dampfschiff), parostoj (от нем. Dampfmaschine), slouporadi (от нем. Säulenreihe), stromoradi (от нем. Baumreihe), ostrovtip (от нем. Scharfsinn), malorolnik (от нем. Kleinbauer), maloobchodnik (от нем. Kleinhändler). Следующей лексической мишенью стали абстрактные существительные, заканчивающиеся на суффиксы -ti, -ni. Например, в таких выражениях, как zebrani se zapo-vida, to neni k vydrzeni, v pripade onemocneni neprijdu эти абстрактные существительные воспринимались как калькирования с немецких Betteln ist verboten, das ist nicht auszuhalten, im Falle der Erkrankung и пуристы предлагали их заменить на zebrati se zapovida, to nelze snesti, onemocnim-li, neprijdu. Следующим пунктом стали прилагательные, образованные путем калькирования немецких прилагательных с приставкой -gegen и суффиксом -los с помощью приставок -bez и -proti: bezdüvodny, bezohledny, bezprostredni от нем. grundlos, rücksichtslos, unmittelbar; protivitr, protijed, protisluzba от нем. Gegenwind, Gegengift, Gegenleistung [4].
Не обошлось в тот период и без критики возникших под влиянием немецкого языка синтаксических конструкций, в первую очередь, управления глаголов, как с предлогами, так и без. Во-первых, под влиянием немецкого произошло вытеснение генитива и датива аккузативом, например: hledati zisk (вместо zisku), prati uspäch (вместо uspe-chu), obdivovati co (вместо obdivovati se cemu). Во-вторых, с немецкого были скалькированы некоторые предложные конструкции: radovati se
nad cím от нем. sich über etwas freuen, vonët po cem от нем. nach etwas richen, prosba na nëkoho от нем. Bitte an j-n, ztráceti na síle от нем. an Kräfte verlieren. Кроме предложных конструкций, скопированных с исконно немецких, к противоречащим духу чешского языка были причислены и конструкции, аналоги которых есть во многих европейских языках, например: díky pomoci (нем. dank der Hilfe), navzdo-ry zákazu (нем. trotz des Verbots), následkem pozáru (нем. infolge des Brandes), s ohledem na jazyk (нем. mit Rücksicht auf die Sprache). То же касается и устойчивых выражений, существовавших кроме немецкого и в других языках: «Многие слова и выражения, которые были признаны германизмами и должны были быть искоренены из чешского языка, входят в европейское культурное наследие» [4, с. 34]. Среди таких выражений были, например: za zádnou cenu (нем. um keinen Preis), zít na vysoké noze (нем. auf großem Fuß leben), v první radë (нем. in erster Reihe), hluboky spánek (нем. tiefer Schlaf), nacházeti se (нем. sich befinden), prirozenë (нем. natürlich).
Тенденция к очищению чешского языка от немецкого влияния удерживается вплоть до 1930-х гг., при этом необходимо сказать несколько слов о Праге и Вене рубежа XIX-XX вв., поскольку в истории контакта немецкого и чешского языков эти города представляют особый феномен. К тому времени население Праги было представлено тремя основными этническими группами: немцами, чехами и евреями, в связи с этим главными языками коммуникации были немецкий, чешский и идиш, поэтому мультилингвизм, по крайней мере, билингвизм, был практически нормой, что не могло не повлечь за собой изменений во всех контактирующих языках. Литературный немецкий был языком высших слоев общества и интеллигенции, параллельно с ним развивался его жаргонный вариант так называемый Kuchel-deutsch, на котором говорила чешскоязычная прислуга, привнося в немецкий элементы родного языка, а также Kuchelböhmisch - вариант чешского языка с высокой долей заимствованных из немецкого слов [3]. Проблема языковых контактов в Праге рубежа XIX-XX вв. активно изучается, например, М. Некулой на материале произведений Франца Кафки. М. Некула [5] дает достаточно подробное описание языковой ситуации в семье Кафки и отношения Ф. Кафки ко всем трем языкам коммуникации в Праге. Констатируя, что для Ф. Кафки с детства языками общения были немецкий (с родителями) и чешский
(с прислугой), М. Некула придерживается мнения, что для будущего писателя в детстве было свойственно не разграничивать употребление языков, поскольку его двуязычные родители в разговоре с прислугой чаще всего переходили на чешский.
Б. Блахак в статье «Regionalismen in Franz Kafkas Deutsch am Beispiel seines Romans „Der Prozess"» [3] приводит примеры грамматических калькирований в письменной немецкой речи Франца Кафки. Например, Кафка часто использует управление an etw. vergessen, которое является калькированием с чеш. zapomenout na neco; часто встречается смешение в использовании немецких предлогов an и auf, которым в чешском соответствует один предлог na (например, den Hörer anhängen вместо den Hörer aufhängen); опущение артикля, поскольку в чешском нет артиклей; несогласование сказуемого с подлежащим, когда последнее стоит в единственном числе и выражает неопределенное количество (например, die meisten war schwarz angezogen является калькой с чешского vetsina byla oblecenä v cernem); неправильное использование падежей и рода существительных (dieses Einladung от чеш. tohle pozväni (ср.р.)). Анализируя подобные интерференции, Б. Блахак отмечает, что они, вероятнее всего, являлись не только индивидуальными особенностями языка писателя, но были типичными для немецкого языка Праги рубежа XIX-XX вв. в целом [3].
Обратимся к языковой ситуации в Вене, где на рубеже веков контакт немецкого и чешского языков также имел место и внес свою лепту в своеобразие венского диалекта. В этот период в столицу Дунайской монархии на заработки устремляются потоки чехов и словаков, что привело, с одной стороны, к укоренению богемизмов в разговорном венском диалекте, с другой - к распространению австрицизмов в чешском языке благодаря тому, что многие чехи, заработав деньги в столице, возвращались в родные края, принося с собой заимствованные из столичного диалекта слова. С. Неверкла [6] выделяет следующие группы богемизмов, проникших в венский городской диалект.
1. Названия продуктов, блюд и напитков: Bramburi от чеш. brambory (рус. картофель), Buchtel от чеш. buchta (рус. булочка), Klobasse от чеш. klobäsa (рус. колбаса), Kolatsche от чеш. koläc (рус. калач, булочка), Powidl от чеш. povidla (рус. повидло) и т. д.
2. Чешские фамилии Brezina, Noväk, Trävnicek, Blazkovä, Machäcek стали использоваться в устойчивых выражениях или как обозначения
определенного типа людей: Na servus Brezina! (выражение неприятного удивления, эквивалент русского разг. «Здрасьте!» или «Ну приехали!»), Er ist immer der Nowak (про человека, которого всегда выставляют дураком, обводят вокруг пальца), Erzählen Sie das Frau Blaschke! (когда кто-то рассказывает невероятные вещи), Trawnitschek - воплощение мелкого буржуа, Machatschek - обозначение деятельного лидера (видимо, произошла ассоциация с немецким глаголом machen).
3. Интерференция в синтаксисе под влиянием чешского, в частности в использовании субстантивных и глагольных конструкций с предлогами, например: auf (вместо in) Urlaub fahren от чеш. jet na dovolenou, auf (вместо an) j-n denken от чеш. myslet na nekoho, Vorbereitungen auf (вместо für) etw. от чеш. pripravy na näco, sich auf (вместо an) j-n erinnern от чеш. vzpomenout si na nekoho, auf (вместо über) j-n vergessen от чеш. zapomenout na nekoho, auf (вместо an) der Universität, auf dem (вместо im) Konzert sein от чеш. na univerzitä, na koncertä, beim (вместо am) Tisch sitzen от чеш. sedät u stolu.
4. Устойчивые выражения, калькированные с чешского языка и получившие распространение только в Вене: Ohne Arbeit gibt es keine Kolatschen от чеш. bez präce nejsou koläce (рус. хочешь есть калачи, не лежи на печи), die Kinder spielen sich от чеш. däti si hraji (рус. дети играют), die Patschen strecken от чеш. natähnout backory (рус. откинуть тапки), es steht sich dafür от чеш. stoji za to (рус. это того стоит), seine sieben Zwetschgen packen от чеш. sbalit si svych pät svestek (рус. собрать свои пожитки), das geht nicht aus от чеш. to nevyjde (рус. не выйдет, не получится) [6].
Что касается влияний австрийского варианта немецкого языка, то здесь также в первую очередь стоит упомянуть лексические заимствования: чеш. maturita от австр. Matura, чеш. karfiol от австр. Karfiol, чеш. angrest от австр. Agrasel, чеш. rybiz от австр. Ribisel, чеш. hadr от австр. Hader [6].
После Первой мировой войны и образования независимого государства Чехословакия чешский (наряду со словацким) становится государственным языком, немецкий вытесняется из всех сфер, несмотря на то, что доля немецкого населения остается достаточно высокой (30,6 %). Эпоха образования этнонациональных государств в регионах, некогда входивших в состав Австро-Венгрии (Чехия, Словакия, Венгрия, Румыния, страны Балканского полуострова),
сделала массовый билингвизм своей жертвой, поскольку национальный язык является необходимым спутником национального государства и главным средством конструирования национальной идентичности. В Чехии создание национального государства (пусть даже общего со словаками) привело к установлению на два десятилетия ситуации диглоссии среди немецкого населения. В этот период чешский пуризм продолжает свой крестовый поход против германизмов. Рупором пуристов стал основанный в 1916 г. и выпускающийся до сих пор журнал Nase rec («Наша речь»). Если в то время, когда работали редакторы Й. Зубаты (J. Zubaty) и В. Эртле (V. Ertl) (ученики Я. Ге-бауэра, основателя исторической школы в чешском языкознании), пуризм носил относительно сдержанный характер, то в 1929-1930 гг. при Й. Халлере (J. Haller) можно было снова наблюдать наступление на сохранившееся в немецком языке немецкое наследие, продолжавшееся до 1932 г., когда члены Пражского лингвистического кружка (В. Матезиус, Б. Гавранек, Р. Якобсон и Я. Мукаржовски) выступили с серией докладов, в которых агрессивный пуризм оценивался негативно, поскольку, как считали члены кружка, он расшатывал стабильность языковой системы. После этого события активный пуризм в научной среде начал угасать.
Оккупация нацистской Германией Судетов (1938) и создание временного протектората Богемии и Моравии (1939) вновь вызвали всплеск антинемецких настроений в обществе. Сравнительно нейтральное отношение чехов к немецкому языку сменяется ненавистью. По окончании Второй мировой войны около 3 млн судетских немцев были изгнаны из Чехословакии, немногие оставшиеся на ее территории из-за «железного занавеса» оказались отрезанными от Германии и Австрии и до окончания «холодной войны», по сути, образовывали языковой остров. Это событие ознаменовало конец массового немецко-чешского билингвизма на территории Чехии. В связи с крайне агрессивным настроением чехов и словаков по отношению к немцам, тем, кто не был изгнан по декрету Бенеша в 1946 г. (это были в основном шахтеры и рабочие-специалисты, необходимые на производстве, а также члены смешанных немецко-чешских семей), приходилось скрывать свое немецкое происхождение и владение немецким языком, поэтому многие судетские немцы избегали употребления родного языка даже в быту и часто специально не передавали
его знание своим детям. Это привело к резкому сокращению распространенности индивидуального билингвизма. После прекращения существования коммунистической системы, воссоединения Германии и интеграции Германии и Чехии в Европейский Союз сохранившееся в Чехии немецкоязычное меньшинство вновь стало контактировать с немецкоязычными странами, однако о «воскрешении» массового билингвизма в будущем речь уже вряд ли может идти.
В настоящее время на территории Чехии проживают около 20 тыс. немцев (по данным на 2011 г.), что составляет всего 0,2 % от общей численности населения. Немецкий приобрел статус иностранного языка, по популярности значительно уступающего английскому, несмотря на достаточно негативное отношение чехов к немцам, удерживающего вторую позицию. Это объясняется прочными экономическими связями Чехии с Германией и Австрией, а также большим количеством немецких и австрийских туристов в Чехии. Массовый немецко-чешский билингвизм, некогда бывший основной характеристикой языковой ситуации Богемии и Моравии, в ХХ в. ушел в прошлое, но немецкое меньшинство, проживающее, в основном, в регионах, пограничных с Баварией, Саксонией и Австрией, а также в Праге, остается двуязычным, в том числе благодаря смешанным бракам. В целом языковую ситуацию этих регионов можно обозначить как диглоссию: чешский язык является официальным государственным языком, высоким по статусу и охватывающим все общественные сферы, немецкий, по всей видимости, служит языком межличностного общения в семье, а также в пределах немецкоязычной диаспоры.
Что касается состояния чешского языка, то, несмотря на многолетние усилия пуристов очистить родной язык от германизмов, эти попытки далеко не полностью увенчались успехом, так как многие слова и конструкции прочно «вжились» в чешский язык и стали его неотъемлемой частью. До сих пор в чешском продолжают существовать такие немецкие заимствования, калькирования и полисемантические слова, многозначность которых развилась под влиянием немецких эквивалентов, а также перенесенные из немецкого языка грамматические конструкции - это наследие, оставленное почти тысячелетним массовым билингвизмом, может представлять поле для научных изысканий в разных областях.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Berger Tilman. Tschechisch-Deutsche Sprachbeziehungen zwischen intensiven Kontakt und puristischer Gegenwehr // Unsere sprachlichen Nachbarn in Europa. Die Kontaktbeziehungen zwischen Deutsch und seinen Grenznachbarn (Hrsg. C. Stolz). - Bochum 2009. - S. 133-159.
2. BielfeldH. H. Die slawischen Wörter im Deutschen. - Zentralantiquariat der Deutschen Demokratischen Republik, Leipzig, 1982. - 388 S.
3. Blahak B. Regionalismen in Franz Kafkas Deutsch am Beispiel seines Romans „Der Prozess" // Sbornik praci filozoficke fakulty brnenske univerzity. - R. 9. -2004. - S. 182-198.
4. Jelinek M. Der Purismus in der Entwicklung der tschechischen Schriftsprache im 19. Und 20. Jahrhundert // Deutsch-tschechische Sprachbeziehungen. Germanismen, Personennamen, Ortsnamen. - Regensburg : Roder Verlag, 2000. - S. 9-64.
5. Nekula Marek. Franz Kafkas Sprache und Sprachlosigkeit // Brücken N.F. 15. -2007. - S. 99-130.
6. Newerkla S. Bohemismen (und Slowakismen) in Wien (und Österreich)// Tribüne - Zeitschrift für Sprache und Schreibung. - 3/2009. - Wien, 2009. -S. 8-13.
7. Newerkla S. Sprachkontakte Deutsch - Tschechisch - Slowakisch. - Wien : Frankfurt am Main, 2011. - 780 S.
8. Skala E. Deutsch-tschechischer Bilinguismus // Sprachwandel und Sprachgeschichtsschreibung. - Düsseldorf (Sprache der Gegenwart. Bd, 41), 1977. -S. 260-279.
9. Slosar D. Deutsch-tschechische Sprachkontakte // Deutsche und Tschechen. Geschichte. Kultur. Politik / Hrg. von W. Koschmal, M. Nekula, J. Rogall, Verlag C. H. Beck. - München, 2003. - S. 148-155.
