CC BY
43
О.Ф. Жолобов, 2004
К ИСТОРИИ МАЛОГО КВАНТИТАТИВА И ФОРМ МНОЖЕСТВЕННОГО ЧИСЛА НА -а
О.Ф. Жолобов
В старорусских грамотах противопоставление двойственного и малого квантитати-вов древнего образца в мужском роде отчетливо документируется при сплошной выборке форм независимо от того, где эти грамоты были написаны — в северной, средней или в южной диалектных областях в период вплоть до XVII в.1 Типичным являлось следующее распределение форм:
а) сочетания с числительным два — квантитатив двух
два почи(н)ка; два чичака золоты; два ко(в)ша; два ко(в)ша\ по два мише(н)ца; два ко(в)ша; два ко(в)ша гла(д)ки(х); два ко(в)ша пи(т)и гла(д)ки; два достока-на', два достока(н)ца; два кру(ш)ка [Духовная грамота князя углицкого Дмитрия Ивановича. 1521 г. // ДДГ. № 99, 410, 412-413];
б) сочетания с числительными три, четыре — малый квантитатив древнего типа
три переперы ки(ч)ные; четыре кр&и\ на четыре оуглы; четыре золо(т)ники; а на ни(х) по три сви(т)ки, да по три кру(ш)ки; а на ни(х) по четыре кру(ш)ки\ по три ве(н)цы; три ста(в)цы; четыре кр&(ш)ки писаны; Да три (ж) ставцы', а на дні; три кр^(ш)ки золочоны; а на не(м) четыре кру(ш)ки\ по три мише(н)цы [Там же. 410—414].
Обобщение единой субстантивной формы в сочетаниях с числительными два, три, четыре означало утрату последней позиции, в которой сохранялась отмеченность синтагм с бывшим двойственным числом. В результате генерализации был утрачен двойственный квантитатив, дуальное значение было растворено в более общем значении малого или ограниченного множества, воспринявшего маркированные по роду формы на -а.
Утверждение единого квантитативного образца в двойственном и малом кванти-тативах древнего типа сопровождалось их © смешением в ряде старорусских памятников.
Взаимное совмещение двух древних квантитативных образцов отмечается с конца
XVI века. Впервые наиболее явственно оно выступает в «Судебнике» 1589 г., который сохранился в списке конца XVI века. См.:
а) обобщение образца двойственного квантитатива
а дияку по 4 алтына; да ему вязчего 2 алтына [Суд 1589, 14]; безчестия ему три рубля [52]; безчестия два рубля [53]; безчестия два рубля [57]; безчестия два рубля [65]; А в котором городе два намес-ника [133]; за боран два алтына [173];
б) обобщение образца древнего малого квантитатива
да за доспех убитого три рубли [15]; да ему ж вязчего 4 алтыны [17]; Л каликам безчестия... 4 алтыны [67]; ино судити за три годы 149; то судити на 3 годы; в
3 годы [150]; за боран 2 алтыны [157]; даст... 2 алтыны [179].
Сложным является вопрос о морфологическом статусе форм на -а в период с XV в. по XVII век. Есть отдельные примеры осмысления их в качестве форм родительного падежа единственного числа. На это указывают редкие случаи употребления в сочетании со словом два генитивных форм на -у: в заклади на два году [Духовная Сидора Тимофеевича, двинская грамота № 230. 2-й пол. XV в. // ГВНП, 251]; #бы(т)ка в’ то(м) чузер’к'Ь в’ Боло(н)е и в ыстоке в’ два годХ деся(т) р#(б)ле(в) [Правая грамота судей Гриди Кобякова и Вериги Негодяева, рязанская грамота № 17. 1530 г. // ГрР XV—XVI, 24]; а том# гене два годМ минула [Правая грамота рязанских писцов Ивана Боброва и Ярца Нормацкого, рязанская грамота № 66. около 1535 г. по списку XVI в. // ГрР ХУ-ХУ1, 103].
Следует, однако, отметить, что имеющиеся случаи инноваций, оставаясь довольно редкими и лексически ограниченными, не означают итогового изменения, а лишь
фиксируют тенденцию, радом с которой существовала другая — осмысление форм на -а как номинативно-аккузативных форм мн. ч., о чем свидетельствуют древние примеры местоименного и адъективного фор-моупотребления в счетно-количественных сочетаниях; ср.:
два ти рублл [Двинская грамота № 245.
XVв. по сп. XVII в. // ГВНГТ, 259]; межъ два крутые крижа [Обонежская грамота № 285. 1391 г. по сп. XVI в. // ГВНП, 288]; на (д)ва д&ба на гра(н)ные [Разъезжая грамота. 1496—1498 гг. //АИ, 517]; да (д)ва пенка дМбовы [Разъезжая грамота. 1496—1505 гг. //АИ, 520]; да два почи(н)ка Се(н)кины; Да два чичака зо-лоты [Духовная грамота князя углиц-кого Дмитрия Ивановича. 1521 г. //ДДГ. № 99, 410]; два двора пустые Ми(т)ки Насонова да Шку(н)ки Федорова [Суздальская грамота. 1612 г. // ГрВл XVII, 10]; а по иб'кмъ концамъ майдану стоять по два столба каменные [ХК XVII, 28]; а в той цркви два крыласа четверо-угольные в косякы зобрать [Карачевс-кая грамота конца XVII в. // ГрЮ, 90]; в обои города / в Переславль г в Зараескъ [Письма XV1I-XVIII, 295]; те два мои дома... згорели [ПМД XVIII, 136] и др.
На морфологический статус существительных мужского рода, входящих в квантитативные конструкции, оказывали влияние квантитативные конструкции с существительными женского рода, которые содержали формы И—ВП мн. ч.; см., например:
дв’кры(б)ки золочоны [ДДГ№ 99 1521 г., 412]; А положат на одного холопа две полные или две докладные [Суд 1550, 79]; А положат на одного холопа две кабалы полные [Суд 1589, 143]; 2 лиски красные, 2 шубы бораньи [Тмж 1633—1636, 194]; на нем новые две грани; у вяза новые две ямы [ГрК N° 63 (1639 г.), 123]; по шб’&имъ сторонамъ оулицы стоять дв'Ь мечети каменные [ХК XVII, 36]; за (д)ве су(з)да(л)ские подводы [Грамота № 86 1687 г. // ГрВл XVII, ИЗ]; двгЬ зазывные грамоты [Грамота № 118 1682 г. // ПМ XVII, 108]; две челоби(т)ные [Письма XVII—XVIII, 48] и мн. др.
В «Хожении Афанасия Никитина» по списку первой трети XVI в. оба образца адъективных форм могут относиться к одному и тому же количественно-именному сочетанию — в препозиции номинативно-акку-зативный образец, а в постпозиции гени-тивный образец.
Распространение атрибутивно-адъективных форм РП мн. ч. не может указывать на то, что субстантивные формы на -а в сочетаниях с числовым словом два получили генитивную интерпретацию, потому что формы РП мн. ч. адъективов осложняют также количественные синтагмы с номинатив-но-аккузативными формами субстантивов. Как показывает анализ грамот, распространение атрибутивно-адъективных форм РП мн. ч. объясняется обобщением синтаксической схемы в сочетаниях типа шесть дворов пустых, где плюральная генитивная форма была исконной. Ср. безразличное употребление подобных адъективно-атрибутивных форм в разных типах счетно-количественных сочетаний в результате обобщения одной модели:
а) по полутора рублл московьских [АИ, 156 (1448-1449 гг.)];
б) да два двора нищи(х) [ГрР XV—XVI, 77];
в) да три дворы поповы(х) [ГрР XV—
XVI, 52];
г) да во(с)мъ дваро(в) служни(х) [ГрР XV-XVI, 52];
д) дво(и) доски зе(р)калны(х) [ГрВл
XVII, 263].
Обобщение адъективных форм в малом квантитативе по образцу большого кванти-татива еще ярче выступает в некоторых конструкциях со словом рубль. См.:
За голову четыре рубли Московскую
[АИ, 205 (1542)]; Далъ два рубля Новгородскую [301 (1556)] и др.
Формы прилагательных здесь могут быть объяснены лишь влиянием образца далъ пять рублей московскую, где форма прилагательного является генетически оправданной: она согласуется с числительным пять в роде, числе и падеже. Однако в приведенных примерах эта форма уже не связана с числительным и относится ко всему количественному сочетанию.
Как показало исследование В.В. Колесова, старорусские акцентованные тексты не дают точного ответа на вопрос о морфологическом статусе счетно-количественных форм на -аг. В XVII в. по материалам «Вестей-Курантов» сохранялось варьирование типа два года два года два годы3. В рассмотренном В. Кипарским московском «Учении о хитрости ратного строения пехотных людей» 1647 г. обнаружились следующие ак-центно-морфологические типы счетно-ко-
личественных сочетаний 4 (в транскрипции Кипарского):
(1) Л» г]ас!а;
(2) (1т цайа; М г]ас1а; сеГуге г)Ыа;
(3) (Ь/а г]айа; 1п цайа; сегуге г]ас1а;
(4) Ауа цас!у; М цаду; сеРуге г]аду;
(5) 1п ф(1у; се1уге г]й(1у.
Это обилие вариантов может быть объяснено взаимодействием двух акцентноморфологических типов — исконного плюрального и связанного квантитативного, которое было вполне естественным в силу грамматической близости субстантивных форм в конструкциях типа два ряда, три ряда, с одной стороны, и два ряды, три ряды — с другой. Весьма характерно, что в исконном плюральном типе (5) отсутствуют сочетания со словом два.
Варьирование в одном тексте двух типов генерализации несомненно свидетельствует о содержательном равенстве обоих субстантивных образцов. Оба они передают значение малого или ограниченного множества — маркированного по роду (три ряда) и немаркированного по роду (три ряды). Плюральная номинативно-аккузатив-ная характеристика субстантивных форм могла бы быть согласована с отношениями грамматической синонимии в синтагмах типа три ряда и три ряды.
Однозначно генитивной интепретации субстантивных форм в сочетаниях типа три ряда противоречит морфологическая характеристика генитивного употребления слова рядъ вне количественно-именных сочетаний. Материалы В. Кипарского показывают, что в несвязанном употреблении слово рядъ в генитиве, как правило, имеет форму ряду5. 21 генитивной форме на -у соответствует лишь 6 форм на -а. Причем, если генитив на -у имеет устойчивое ударение на основе (при одной форме с на-флективным ударением), то в генитиве на -а равно представлено как наосновное, так и нафлективное ударение. В то же время последний факт может свидетельствовать
о начавшемся взаимодействии генитивного и аднумеративного употребления суб-стантивов, так как акцентно-морфологи-ческие разновидности генитива на -а полностью повторяют свойства аднумератив-ных субстантивов.
Анализ бытовой и деловой письменности XVII в. показывает, что разграничение несвязанного генитива на -у и количествен-
ных форм на -а (или -ы) везде проведено последовательно. Ср. в «Поручной записи тяглецов» 1678 г. [ПМ XVII, 174]:
а) несвязанный генитив шапо(ч)ного ря(ду); сто восмьдеся(т) седмаго го(ду); сто девяностого го(ду); проти(в)... то(р)гу старого', проти(в) г(с)дрва ука(зу); всего старого откупу; с о(т)купу своего; до откупного своего сроку; сто восмьдеся(т) девятого го(ду); с о(т)купу своего; до сроку и др.;
б) субстантивные формы в составе кван-титатива
на три годы; на два срока.
К тому же следует иметь в виду, что употребление форм на -а может носить подчеркнуто связанный характер. Об этом свидетельствует акцентная характеристика двойственного квантитатива два ряда в образце (1). Такое же ударение обнаруживают говоры русского севера, а также русский литературный язык начала прошлого века: два года, два шага, два друга6.
В силу вышеизложенного было бы более реалистично еще в середине XVII в. определять характер субстантивных форм в синтагмах типа три ряда, четыре шага в качестве форм с неопределенным морфологическим статусом, детерминированным их функциональной природой — обозначением отмеченного по роду ограниченного количественного ряда.
Количественные выражения типа три годы и три года во второй половине XVII в. воспринимаются как синонимические, поскольку могут сменять друг друга не только в разных документах, но и у одного и того же автора, в одном контексте:
впре(д) на три годы [Письмо № 1. 1668 г. // ПМ XVII, 15]; тому будет два годы [Челобитная П. Гаврилова № 13. 1634 г. // Там же. 51]; на два годы [Челобитная П. Золотова № 40. 1642 г. // Там же. 63]; на три годы [Челобитная И.М. Рычело-ва № 42. 1642 г. // Там же. 64]; эа три годы [Челобитная С.Л. Сверчкова № 77. 1671 г. // Там же. 84]; в два годы [Челобитная Д.С. Колушкина № 105. 1676 г. // Там же. 99]; на три годы [Челобитная Я. Петрова № 108. 1678 г. // Там же. 102]; сказался ЛГгоды [Сказка жильца Б.С. Михайлова. 1643 г. // РМ
XVII, 287]; на три годы [Челобитная И. Стефанова № 92.1675 г. // ПМ XVII, 91]; на все на три годы [Там же. 92]; уэ.
во все три года [Там же. 92]; два года [Челобитная Н.Г. Шарапова № 134. 1694 г. // Там же. 119]; года по три и по четыре [Сказка старост № 66. 1662 г. // Там же. 136]; года с три [Расспрос-ные речи № 7д. 1676 г. // Там же. 219]; года $ два или с три; тому года с три; томУ года с четыре или болши; тому года 5 два или с три [Там же. 221]; года
5 два [Там же. 222]; два(т)ца(т) два года [Сказка жильца Р.А. Плохово. 1643 г. // РМ XVII, 288].
Хотя в частной переписке счетно-количественные сочетания, как правило, представлены не так часто, как в деловой письменности, однако, по справедливому замечанию С.И. Коткова: «Для изучения истории русского языка старинная частная переписка имеет особое значение, так как в сравнении с иными источниками того же самого времени отражает старую устную речь наиболее ярко и непосредственно»7. Недостатком эпистолярных текстов при использовании их в историческом описании является довольно обычное для подобных источников отсутствие точной даты.
В Письмах XVII—XVIII слово год в количественных сочетаниях также несколько раз представлено регулярными плюральными формами:
два годы [Письмо В. Брехова № 11.1663 г. // Письма XVII—XVIII, 18]; на два годы [Письмо Ф. Неронова № 48 // Там же, 38] (ср. рядом в тексте: трица(т) четыре алътына); на четыре годы; въ четыре годы [Письмо И.Т. Малышкина № 90 // Там же, 57].
Устойчивость архаических отношений обусловлена в данном случае, как и во многих других случаях, тем, что динамические процессы в языке детерминированы воздействием на факторы системного характера факторов речевого, текстового плана. Семантическая и смысловая выделенность, семиотическая важность слова год проистекала из его центрального положения среди обозначений временных отрезков. В речи это нашло выражение в сохранении архаических морфологических характеристик у данного слова.
По тем же причинам распространился плюральный образец в количественных сочетаниях со словом рубль. Это слово было главным обозначением денежной единицы и, являясь чрезвычайно частотным, долго удерживало архаическую систему форм в
составе количественных сочетаний. При господстве квантитативных сочетаний типа два, три, четыре рубли обнаруживаются также идиолектные подсистемы, в которых эти же отношения могли принимать менее очевидные формы выражения, приобретая черты градуальной оппозиции, когда обобщение плюрального образца сочеталось со спорадическим употреблением я-форм, но только в сочетании с числовым словом два, или, напротив, такой характер, когда количественные сочетания со словом рубль поглощались общеязыковым типом квантитативных а-форм. В этом смысле типичным следует назвать положение в грамоте № 77 — «Досмотренных книгах Суздальского Покровского монастыря» 1691 г., представляющих собой своего рода опросный лист крестьян из разных окрестных деревень об их имущественном положении [ГрВл XVII, 76—84]. При явном преобладании регулярных плюральных форм в ответах некоторых крестьян фиксируются количественные формы на -а, главным образом в сочетании с числовым словом два. Обобщение форм древнего малого квантитатива в случае с этой лексемой связано с западнорусским влиянием. См.:
а) плюральный образец
до(л)гу три ру(б)ли [ГрВл XVII, 76]; до(л)гу три рубли; до(л)гу (де) три рубли; до(л)гу два рубли [77]; до(л)гу три ру(б)ли [78]; до(л)гу четыре рубли [79]; долгу три рубли; да мн(с)тр(с)кого о(б)~ року четыре ру(б)ли да моего до(л)гу на люде(х) четыре ру(б)ли; до(л)гу три ру(б)ли; до(л)гу два ру(б)ли; до(л)гу на не(м) двару(б)ли [81]; до(л)гу двару(б)ли; до(л)гу три ру(б)ли; до(л)гу два ру(б)ли (5 раз) [82]; до(л)гу два ру(б)ли; до(л)гу три ру(б)ли; до(л)гу два ру(б)ли [83];
б) дуальный образец
до(л)гу три ру(б)ля [77]; до(л)гу два рубля; до(л)гу два рубля [78]; до(л)гу два рубля; до(л)гу два ру(б)ля [79].
По крайней мере в некоторых случаях в документе содержится прямое цитирование ответов крестьян. На это со всей определенностью указывает контекст, в котором прямая речь не была трансформирована в конструкцию с косвенной речью — была сохранена форма притяжательного местоимения моего, соотносительного с личным местоимением первого лица я.
Аднумеративные (то есть употребляемые при числительных) формы рубли слова
рубль противопоставлены генитивным его формам рубля. См. в Грамоте № 89 1692 г.:
а) аднумеративные формы двару(б)ли [ГрВл XVII, 129]; два(т)це(т) два ру(б)ли днгъ [131]; четыре ру(б)ли; три ру(6)ли [133];
б) несвязанные генитивные формы
сру(б)ля по а(л)тыну [ГрВл XVII, 126]; по а(л)тыну с ру(б)ля; по а(л)тыну с ру(б)ля [ 127] (трижды); по а(л)тыну с ру(б)ля (дважды); (з) два(т)цети с о(д)-ногору(б)ля; по а(л)тыну сру(б)ля [128]; по а(л)тыну с ру(б)ля (дважды); с ру(б)-ля [129] и т. д. (всего 28 форм).
Варьирование типа два рубля / два рубли отмечается еще у М.В. Ломоносова 8.
Как показал приведенный ранее материал, в отраженном виде те же архаические черты в той или иной степени присущи другому частотному обозначению денежной единицы — слову алтын.
Количественные сочетания типа два рубли, три алтыны, четыре годы, употребляемые рядом с обычными два, три, четыре двора, в ретроспективе несомненно свидетельствуют о неопределенности морфологического статуса аднумеративных субстантивных форм. Если параллель два рубли и два двора указывает на плюральную семантику д-формы, то несвязанная плюральная форма дворы не может быть с ней идентифицирована морфологически и не ассоциируется с ней в употреблении.
Вместе с тем количественные сочетания со словом рубль указывают со всей несомненностью, что в формировании квантитативных форм существенную роль сыграли также сочетания типа полтора (V полъ вътора) воза, полтретья стога, полчетверта пуда и т. д., поскольку при преобладании квантитативов типа два, три рубли, развиваются спорадические примеры сочетаний типа полтора, полчетверта рубли вместо исконных сочетаний с генитивом полтора, полчетверта рубля:
по по(л)тора ру(б)ли [ГрВл XVII, 96]; по(л)тора рубли [215]; полтретя рубли [232]; по(л)тора ру(б)ли два а(л)тна [257]; полтретя рубли [ПМ XVII, 40]; полтора рубли [234];
полчетверта рубля [Истч XVII—XVIII, 231].
Обобщенные по плюральному образцу формы здесь отмечаются еще в ГрР XV—
XVI, в которых устойчиво сохраняется двойственный квантитатив. См. в грамоте № 44 1578-1579 г.:
дано... по(л)девятарубли [57]; дано... по-(л)ш(с)марубли [57] (дважды); дано... по-ло(с)марубли [58] (7 раз); дано... по(л)се-ма рубли [58]; дано... полсема рубли [59] (8 раз); по полусема рубли [59] (дважды); дано... по(л)сема рубли [60];
Ув.
по полутора рублт [56]; дано... по(л)девата рублю [57] (дважды).
В северном волостном «Судебнике» 1589 г. обобщение форм рубли в половинном кван-титативе проведено уже последовательно: до Вологды полтретья рубли, до Белао-зера полтретья рубли-, до Вятки полос-ма рубли; до Костромы полтора рубли; до Галичя полтретья рубли, до Мурома полтора рубли; до Пскова полчетверта рубли [95] и др.;
ув.
до Стародубских князей водчин полтора рубля [95].
Данные примеры инноваций очень важны. Они доказывают, что в этот период происходило активное развитие квантитативных конструкций. Основную линию в новом преобразовании составлял процесс генерализации — процесс обобщения субстантивных форм, в результате которого свободно менялся, подчиняясь функциональному, их морфологический статус. Между тем половинный квантитатив до сих пор не включался в рассмотрение генезиса и истории количественных форм на -о.
Таким образом, анализ показывает, что в течение XVII в. происходит утрата архаических систем с противопоставлением двойственного и малого квантитативов. В процесс генерализации был втянут также квантитатив половинного счета (типа полтретя воза). В итоге три древних квантитатива, слившись, образовали один малый квантитатив — мор-фолого-синтаксические единства типа полтора пуда, два двора, три аршина, четыре струга (а позднее и — четыре с половиной воза), которые обозначали малое или ограниченное множество.
Обобщение форм половинного и двойственного квантитативов, наблюдаемое со второй половины XVI в., было одной из причин акцентного варьирования в формирующемся малом квантитативе нового типа. Образование нового малого кванти-
татива означало изменение отношений в парадигме квантитативных конструкций. Малый квантитатив нового типа был противопоставлен:
а) квантитативу больших числительных типа пять пудов, шесть дворов;
б) квантитативу собирательных числительных типа двои гоны, трои сапоги.
К сказанному следует добавить, что до сих пор в исследованиях по исторической грамматике квантитативные конструкции не рассматривались как один из источников грамматической синонимии в И—ВП мн. ч. Между тем еще в середине XVII в. в московском приказном языке существовала синонимия форм на -ы / -и и форм на -а / -я в составе складывающегося нового малого квантитатива. На это указывает цитировавшийся выше материал «Учения о хитрости ратного строения пехотных людей». Такое же варьирование форм наблюдается в «Соборном Уложении» 1649 года9. Документы центральной власти в этом отношении отличались от рядовой деловой и бытовой письменности и, по-видимому, могли отражать в той или иной степени польско-украинс-кое влияние. См.:
а) формы на -ы / -и
три или четыре челов'кки [99 об.]; на три месяцы [128]; у отца три сын& [258 об.]; во век три сроки [276] и др.;
б) формы на -а / -я
на четыре года [63]; по два человека [63 об.]; въ три аршина [252 об.]; на три М’йсеца [326 об.] и др.
Широко синонимия форм на -ы / -и, -а/-я представлена в В-К 1645—1646, 1648:
а) формы на -ы / -и
два или три тяжелые годы [18]; два полки [48]; пришли четыре свФиские ка-ра(б)ли [49]; да (д)ва сыны взяли [66]; три мосты зд’&па^и) [68]; три милио-ны [103]; четыре а(р)шины [118]; В новые колодези [135]; два посланые коми-сары [152]; т’Ь два домы [153] и др.;
б) формы на -а / -я
показали два по(д)копа [47]; часа за В [50]; два по(л)каразорил [57]; по четыре едимка [65]; два вои(н)ские кара(б)ля [78]; В листка вестовы(х) [87]; два м(с)ца [127]; Вколодезл 135; т^ два народа [161] и др.
Находясь в отношениях синонимии с плюральными формами в составе квантитативных конструкций, субстантивные фор-
мы на -а / -я могут являться источником инновационных форм И—ВП мн. ч.:
а за два часа пере(д) сове(р)[ше]нье(м) мирЬ’ наши два короле(в)ственные ка-ра(б)ли два карабли да(т)цкого кораля взяли а т*Ь да(т)икие кара(б)ли провожали два пол^карабеМя с с Окнами и с ыными товары... а на т'Ё(х) да(т)цкихъ кара(б)ле(х) которые св'йяня взяли было РЛ чл(в)къ да КВ пЩш)ки а \п\ол^ка-рабе(л)я они сожгли [43].
В качестве узуальных архаизмов малый квантитатив древнего типа спорадически встречается еще в письменности XVIII века 10. Подобные конструкции отмечаются в нормативных рекомендациях у М.В. Ломоносова “: два аниса, четыре воска, лучше: четыре разные воски, два разные анисы.
Несвязанные номинативно-аккузатив-ные формы на -а в рассмотренных текстах еще довольно редки и связаны прежде всего с парными обозначениями:
рукава сожаны [ДДГ № 87 (около 1503 г.), 350]; глаза темносеры [ГрК № 34 (1619 г.)]; в глаза [ПМ XVII, 18]; по(д) бока то(л)кали [ПМ XVII, 207]; спо(р)ные луга [Истч XVII—XVIII, 112] (ср. луги [118]); луга все... ро(з)дава(л) [Истч XVII—XVIII, 169]; глаза выкурили [Истч XVII—XVIII, 46]; каэа(н)ские струга [Письма XVII—XVIII, 206] (ср. струги /струга [211]); в обои города
I в Переславль г в Зараескъ [Письма XVII—XVIII, 295] (ср. городы [Там же]); и перекоры идутъ великие; командиры на дохтуровъ, а дохтура на камандиро(в) [ПМД XVIII, 27]; лили м^(л)кие кол-ижола [102]; о(н) т± строга охраня(л) [157]; глаза в каре серые; рукава с прорехами [187].
Что касается сочетания обои города, то необходимо отметить, что местоимение во множественном числе обои издревле употреблялось в сочетаниях только с формами множественного числа существительных. Поэтому данный пример демонстрирует переход к новому типу плюрального употребления. Посредствующим звеном служило в этом изменении числовое слово обои, грамматически соотносительное с формой оба. Трансформация конструкций оба города, обои городы в конструкцию обои города была возможна только в случае синонимии субстантивных форм.
Известно, что единичные формы И— ВП мн. ч. мужского рода на -а типа города,
колокола отмечаются с XV века |2. Однако и в XVI—XVII вв. число таких образований невелико и лишь в конце XVIII — начале XIX в. они образуют продуктивную словоизменительную модель 13.
Одна из распространенных традиционных точек зрения новые формы на -а генетически связывает непосредственно с двойственным числом: «Прежние формы И, В, Зв. дв. имели наконечное ударение: города, носа, сада, года, волоса рода, глаза, рога, (род. ед. рога). Прежние формы на -а парных предметов, бесспорно, повлияли на формирование форм на -а Им. мн. муж. р.: бока, рога, берега, рукава ~ города, трактора»14. Эта точка зрения восходит к А.А. Шахматову 15.
Как известно, дуальная теория происхождения И—ВП мн. ч. на -а вызвала возражения акцентологического характера. Научные дискуссии до сих пор не привели к окончательному решению вопроса об акцентной характеристике дуальных форм. В соответствии с индоевропейским номинатив-но-аккузативно-вокативным *-б дуалиса в праславянском ожидается *-а с акутовой интонацией, а по закону Соссюра акут перетягивает ударение на себя с краткостного или циркумфлектированного корневого гласного. Поэтому баритонированная акцентная парадигма, казалось бы, находилась в связи с двумя возможностями развития в И—В—ЗП дв. ч.: а) сохранением ударения на долготном гласном корня и б) перетяжкой ударения с краткостного или циркумфлектированного гласного корня 16. Однако в 1920 г. Н. ван Вейк выступил против признания акутовой интонации дуального -а. Его поддержал Л.А. Булаховский 17. Исходя из славянских форм типа русск. оба, словен. оЬа, русск. пд-два, словен. ёуа, ван Вейк пришел к выводу о циркумфлектированном характере дуального -а и независимому от двойственного числа развитию И—ВП мн. ч. типа берега, рога. Безусловно, формы типа оба как будто бы свидетельствуют о правоте Н. ван Вейка, однако их исконный характер остается недоказанным, тем более что они не согласуются с литовскими данными (ср. оЬй), а формы типа сербского два не могут быть возведены к праславянскому типу интонации !8. Наиболее существенно здесь то, что выводы ван Вейка не отменяют существования И—В—ЗП дв. ч. на -а в словах, связанных с праславянской окси-тонезой, которые могли стать основанием
для акцентного обобщения. Вместе с тем возможные возражения акцентологического характера, согласно которым дуалис исконно имел не нафлективное, а наоснов-ное ударение, не действенны, так как в период развития ново-образований в плюра-лисе выступали не исконные, а новые акцентные парадигмы.
В то же время признавать в новых формах И—ВП мн. ч. на -а расширенное употребление форм двойственного числа затруднительно из соображений хронологии, так как свободное употребление форм двойственного числа, на которое при этом ссылаются, в народно-разговорном языке было утрачено уже ко второй половине XIV века 19. Понятно, что, вопреки А.А. Шахматову, реальное влияние на развитие новых номи-нативно-аккузативных форм не могли оказать и бывшие дуальные формы парных обозначений. Весьма затруднительно объяснить высокую продуктивность парных обозначений как словоизменительной модели, поскольку они малочисленны и специализированы в лексико-семантическом отношении. Вряд ли возможно видеть в парных обозначениях основной источник новых форм И—ВП мн. ч. муж. рода на -а, тем более что они, согласно Шахматову 20, образуют в русском языке грамматическую категорию парности.
В исследованиях по исторической грамматике до сих пор в полной мере не учитывался другой источник инноваций в И—ВП мн. ч., который генетически также соотносился с формами бывшего дуалиса. Как уже отмечалось, в квантитативных конструкциях субстантивные формы на -а / -я и -ы/-«в старорусском языке находились в отношениях грамматической синонимии (см. отношения типа три года ~ три годы, три якоря ~ три якори). Поэтому новые плюральные формы на -а контекстуально зависят от субстантивных форм в новом малом квантитативе и могут быть поэтому возведены к нему генетически. См. Письма
XVII-нач. XVIII в.:
а) струга
а которые г(с)дрь струги ро(з)даны были по (К)ля(з)ме на Черно(и) в Ни(ж)не(м) на Вала(х)нгк I т'Ь струга водою сняло I нне г(с)дрь стругов у нас десе(т) по Ш Д струга по КГ да надежа г(с)дрь ра(з)ве на каюки I (с) ннешня(г) г(с)дрь чи(с)ла о(т)пущу $ стругов до Казани а (в) Чеба-
2 ары о(т)пусти(л) три струга [240];
б) колокола
купи на(м) в Со^,гк(и)ско(и) до(м) четыре колокола колоко(л) бы пу(д) въ пя(т) їли в по(л)ше(с)та пуда а колоколы (б) в трі пуда а (д)ва (б) колокола по два пуда... а что за ті; колокола днгъ заплати(ш) / тебі; (б) г(с)дні; о(б) то(м) к на(м) пожаловав) отписа(т) [285].
Новые формы сопровождаются указательными местоимениями, что свидетельствует об их определенно-количественном значении.
Развитие в русском языке новых форм И—ВП мн. ч. на -я, маркированных по роду (неженский род), является особенностью, отличающей русский язык от других славянских языков, и имеет точную параллель в другом взаимосвязанном явлении — в развитии особой структурной формулы нового малого квантитатива, которая, наряду с русским, складывается еще лишь в штокав-ском диалекте сербскохорватского языка 21. Зависимость форм И—ВП мн. ч. на -я от субстантивных форм в составе двойственного квантитатива, а затем нового малого квантитатива отчетливо проявляется в акцентуации: номинативно-аккузативные формы на -а могут получать только слова, имеющие наосновное ударение в составе конструкций малого квантитатива. Распространение форм на -а в конце XVIII — начале XIX в. отражает ступень полной акцентной регуляции отношений типа два, три города ~ города, а в старорусских текстах обнаруживаются квантитативные субстантивные варианты форм с нафлективным ударением два года, два рога 22, как в отдельных сочетаниях, употребляемых доныне: два шага, два часа, два ряда. Ср. диалектные примеры С.П. Обнорского 23: Два-гЬ глаза уснули, а третей-то нет; Два біса пришли стары розстарые; Два барскихъ дама; Два, три раза; два вала и др. (не удивительно, что аналогичные формы отмечаются в РП: с берега; из дама; кола; от рода; раза и т. д.). Такие же акцентные формы зафиксированы в современных говорах 24.
Имея в виду формирование акцентноморфологических отношений типа три рога ~ рога, трудно видеть источник форм И— ВП мн. ч. на -а в формах среднего рода, как это предполагал вслед за В. Ягичем Б. Ун-бегаун25. В среднем роде исконно существовали формы, связанные с подвижной ак-
центной парадигмой типа места ~ места, наряду с формами, сопряженными с бари-тонированной или окситонированной акцентными парадигмами, но в мужском роде в этом случае утверждается только тип с подвижным ударением, и только тогда, когда складывался новый малый квантитатив.
Структурно отношение в русском типа два, три года ~ года повторяется в украинском, в котором наблюдается следующая пропорция: «В номинативе множественного числа существительные syn..., brat... и dub имеют формы syny, braty, duby, но с числительными dva, try, cotyry употребляются формы dva (try, cotyry) syny, braty, duby (“the nominative plurals of syn..., brat..., and dub... are syny, braty, duby, but with the numerals dva, try, cotyry one says dva (try, cotyry) syny, braty, duby”)»16 (в транскрипции Майер). В рамках структурного отношения, представленного в украинском языке, русские субстантивные формы в сочетаниях типа два города, три стога следовало бы считать аднумеративны-ми формами ИП мн. ч.
Недавно общие итоги исследования И—ВП мн. ч. мужского рода на -я были подведены в исследовании С.И. Иорданиди27. Автор отмечает: «Все же, несмотря на значительный опыт изучения генезиса флексии ИП мн. ч. -я, схема первоначального ее развития остается не совсем ясной... В истории флексии ИП мн. ч. -я выявляется принцип неединственности причин языковых изменений. В основе поступательного движения в развитии рассматриваемого феномена лежит совокупность различных факторов. Допустимо, по-видимому, говорить о том, что главная причина, обусловившая появление и распространение форм на -я, заключалась во влиянии косвенных падежей множественного числа, обобщивших числовой показатель множественности -а- и наконечное ударение»28. Эта теория обобщения -я в последнее время отстаивалась, как известно, В.М. Марковым 29, который указывал на обобщение -я при поддержке новых падежных форм типа ДП городам, МП городах. Из вышеизложенного следует, что эта гипотеза проясняет не столько само флективное поновление, сколько механизм акцентной регуляции в мужском склонении, важное место в которой занимала дифференциация аднумера-тивных и несвязанных форм на -я.
В-К1645-1646, 1648
гвнп
ИСТОЧНИКИ И СОКРАЩЕНИЯ
ЛИ — Акты социально-эконо-
мической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. Т. I / Сост. С.Б. Веселовский / Подготовили к печати И.А. Голубцов, А.А. Зимин, Л.В. Череп-нин. М., 1952. Вести-Куранты, 1645—1646, 1648 гг. М., 1980.
Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Подготовили к печати В.Г. Гейман, Н.А. Казакова, А.И. Копа-нев, Г.Е. Кочин, Р.Б. Мюллер и Е.А. Рыдзевская / Под ред. С.Н. Валка. М.; Л., 1949.
Памятники деловой письменности XVII века. Владимирский край / Издание подготовили С.И. Котков, Л.Ю. Астахина, Л.А. Владимирова, Н.П. Панкратова / Под ред. С.И. Коткова. М., 1984.
Документы по истории Казанского края из архивохранилищ Татарской АССР (вторая половина
XVI — середина XVII в.): Тексты и комментарии. Изд-во Казан, ун-та, 1990.
Истч
XVII-XVIII
ГрВл XVII -
Гр К XVI-XVII-
TpPXV-XVI -
ГрЮ
ДДГ
Памятники русской письменности XV—XVI вв. Рязанский край / Издание подготовили С.И. Котков, И.С. Филиппова / Под ред. С.И. Коткова. М., 1978. Южнорусские грамоты // С.И. Котков. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М., 1980. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. / Подготовил к печати Л.В. Черепнин. М.; Л., 1950.
Письма
XVII-XVIII
ПМ XVII
ПМД XVIII -
PMXVII
Суд 1550
Суд 1589
Тмж
1633-1636
ХК XVII
Котков С.И., Панкратова Н.П. Источники по истории русского народноразговорного языка
XVII — начала XVIII века. М., 1964.
Грамотки XVII — начала
XVIII века / Издание подготовили Н.И.Тарабасова, Н.П. Панкратова / Под ред. С.И. Коткова. М., 1969. Московская деловая и бытовая письменность
XVII века / Издание подготовили С.И. Котков, А.С. Орешников, И.С. Филиппова. М., 1968.
Памятники московской деловой письменности
XVIII века / Издание подготовила А.И.Сумкина. М., 1981.
Тексты // С.И. Котков. Московская речь в начальный период становления русского национального языка. М., 1974. С. 287-355.
Судебник 1550 г. // Судебники XV—XVI веков / Подготовка текстов Р.Б. Мюллер и Л.В. Че-репнина / Под общ. ред. Б.Д. Грекова. М.; Л., 1952.
Судебник 1589 г. // Судебники XV—XVI веков / Подготовка текстов Р.Б. Мюллер и Л.В. Черепнина / Под общ. ред. Б.Д. Грекова. М.; Л., 1952.
Таможенные книги Московского государства
XVII века. Т. I: Северный речной путь: Устюг Великий, Сольвычегодск, Тотьма в 1633—1636 гг. М.; Л., 1950.
М. П-ий. Хождение на Восток Ф.А. Котова в первой четверти XVII века. СПб., 1907.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Жолобов О.Ф. Символика и историческая динамика славянского двойственного числа / Beitrage zur Slavistik. Bd. 35. Frankfurt am Main usw, 1998. C. 196; Он же. Морфосинтаксис числительных два, три, четыре: к истории малого квантитатива// Russian Linguistics. 2002. Vol. 26. № l.C. 17.
2 Колесов В.В. История русского ударения. Именная акцентуация в древнерусском языке. Изд-во Ленинградского ун-та, 1972. С. 130; 149 и др.
3 Тарабасова Н.И. Явление вариативности в языке московской деловой письменности
XVII в. М., 1986. С. 93-94.
4 Kiparsky V. Der Wortakzent der russischen Schriftsprache. Heidelberg, 1962. S. 65—66.
5 Ibid. S. 64.
6 Колесов B.B. Указ. соч. С. 149.
7 Котков С.И., Панкратова Н.П. Источники по истории русского народно-разговорного языка XVII — началаXVIII века. М., 1964. С. 3.
8 Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 7: Труды по филологии (1739—1758 гг.). М.; Л., 1952. С. 633.
9 Черных П.Я. Язык Уложения 1649 г. Вопросы орфографии, фонетики и морфологии в связи с историей Уложенной книги. М., 1953. С. 318.
10 Boguslawski A. Semantyczne poj^cie liczebnika i jego morphologia w j^zyku rosyjskim. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1966. S. 227—228.
11 Ломоносов М.В. Указ. соч. С. 459.
12 Марков В.М. Историческая грамматика. Именное склонение. М., 1974. С. 116; Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Историко-диалектологический очерк. Л., 1972. С. 395.
13 Зализняк А.А. От праславянской акцентуации к русской. М., 1985. С. 375; Марков В.М. Указ. соч. С. 116.
14 Журавлев В.К. Диахроническая морфология. М., 1991. С. 86.
15 Шахматов А.А. Синтаксис русского языка / Редакция и комментарии Е.С. Истриной.
(Репринт, воспроизведение 2-гоизд. Л., 1941). The Hague, 1963. С. 436.
16 Aitzetmiiller R. Beobachtungen zur Endung -a in masc. Appellativen und Volkernamen im Altrussischen // Anzeiger fur slavische Philologie. 1990. Bd. XX. S. 72-73.
17 Булаховский Л.А. Интонация и количество форм dualis именного склонения в древнейшем славянском языке // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. V. Вып. 4. М., 1946. С. 301—302; Кипарский В. О колебаниях ударения в русском литературном языке. I: Односложные имена существительные. Хельсинки, 1950. С. 55.
18 Aitzetmiiller R. Op. cit. S. 73.
19 Zolobov О. Uber Ergebnisse und Perspektiven der historischen Beschreibung des slavischen Duals. I // Zeitschrift fur Slawistik. 1997. Bd. 42. H. 1. S. 43; Жолобов О.Ф. Символика и историческая динамика славянского двойственного числа. С. 191; и др.
20 Шахматов А.А. Указ. соч. С. 439.
21 Tri brata, cetiri / cetire stola: jeflHa штокавс-ко-руска изоглоса и н.ен постанак // Лужнословенски филолог. 2000. LVI. 3—4. С. 921.
22 Колесов В.В. Указ. соч. С. 133, 136.
23 Obnorskij S. Dualspuren in der nominalen Deklination des Russischen // Zeitschrift fur slavische Philologie. 1925. Bd. 2. S. 64—65.
24 Русская диалектология / Под ред. Р.И. Аванесова и В.Г.Орловой. М., 1964. С. 132.
25 Unbegaun В. La langue russe au xvi siccle (1500—1550). I: La flexion des noms. Paris, 1935. P. 212.
26 Mayer G.L. Ukrainian dva (dvi), try, Cotyry + Noun: A Reinterpretation // Canadien Slavonic Papers. 1971. Vol. XIII, 1. P. 74; см. также: Булаховский Л.А. Указ. соч. С. 306.
27 Иорданиди С. И. История именных парадигм множественного числа в русском языке: Науч. докл., представленный в качестве дис. ... д-рафилол. наук. М., 1996. С. 90—94.
28 Там же. С. 93—94.
29 Марков В.М. Указ. соч. С. 116—134.
