CC BY
8
УДК 393(571.56)
Р. И. Бравина
К датировке якутских погребений в свете концепции
Г.В. Ксенофонтова
В статье на основе фольклорных, этнографических данных рассматриваются этнокультурные контакты и торговые связи предков якутов ураанхай-саха со средневековым населением Дальнего Востока.
Ключевые слова: Бохай, мохэ, чжурчжэны, тунгусоманьчжурские племена, Соболья дорога, согдийцы, этнокультурные параллели, дотюркский пласт, погребения, сопроводительный инвентарь, хронология.
Исходя из мнения о том, что грунтовые погребения распространились у якутов после прихода русских, большинство исследователей склонны были датировать их временем не ранее XVII в. До сих пор датировка погребений остается весьма расплывчатой. По этому поводу И.В. Константинов [1971, с. 24] заметил, что «изменения в материалах погребального комплекса и обрядах, наблюдаемые в самых ранних погребениях XVII и погребениях конца XVIII в., такие незначительные, что они не могут служить критерием для периодизации. По-видимому, это объясняется отсутствием значительных изменений в материальной культуре якутов в течение этих двух столетий». Как известно, исследователь раскопанные им погребения датировал XVIII в. При этом вслед за Е.Д. Стреловым [1926, с. 60] и А.П. Окладниковым [1949, с. 73] в качестве одного из критериев датировки погребений он рассматривал наличие в них предметов «неякутского происхождения, завезенных русскими или при их посредстве» [Константинов, 1971, с. 24]. Судя по материалам, к таковым он причислял бисер, бусы, материи, изделия из стекла и фарфора и т.д.
В свое время Г.В.Ксенофонтов в работе «Ураангхай-сахалар» писал, что «картина товарообмена и экономических связей между разными племенами» «столь же стара, как и древний Китай, мощное влияние которого не могли не чувствовать искони веков мелкие племена бассейна Амура, Южной Сибири ... и население бассейна Лены» [Ксенофонтов, 1992, с. 30]. В качестве одного из аргументов он приводил лексический материал: «Знакомство якутов с китайскими фабрикантами устанавливается их языком, в котором южное название китайской шелковой ткани «торго» является весьма популярным украшающим эпите-
© Р.И. Бравина, 2012.
том в песнях и богатырских былинах... (выделено мной. — Р.Б.) В начальный период русского завоевания слово "торго" употреблялось со значением — привозная ткань, материя вообще» [Там же, 1992, с. 33—34]. Если продолжить этот лексический ряд, то «огуруо — мелкие бусы, корольки, бисер, стеклярус» [Пекарский, 1959, стб. 1786].
По гипотезе Г.В. Ксенофонтова [1992, с. 186], основное ядро предполагаемых предков вилюйских якутов — ураанхайцев, по всей вероятности, принадлежало к тем тунгусским племенам Маньчжурии, которые, живя по соседству с Нюйчжи и Кореей, очень рано вышли на историческую арену Китая и Монголии и по этой причине утратили свои этнические признаки и усвоили целиком язык и культуру тюрков.
Взаимовлияние этнокультурных систем Якутии и Дальнего Востока фиксируется в археологических культурах еще с эпохи каменного века. А.П. Окладников в свое время отметил, что связь древнейшей металлургии меди и бронзы на Северо-Востоке Азии с китайской нашла отчасти отражение в языковых данных, в общности терминов, обозначающих олово, медь, бронзу и изделия из них. «Китайское слово монета чжоу имеет аналогию в якутском: чаага — окись меди, дьэс—красная медь. К этим терминам близко китайское обозначение олова — чина и якутское чанг — бронза» [Окладников, 1949, с. 171—172]. По мнению Г.В. Ксенофонтова [1992, с. 211], именно ураанхайские предки якутов впервые могли «занести на северо-восточные окраины Сибири довольно развитую железную технику, разного рода орудия труда и вооружения для целей охоты и войны». Предполагаемые контакты населения раннего железного века Якутии с приамурскими племенами наглядно прослеживаются в ма-
териалах Тумулурского и Дюпсинского погребений, V культурного слоя стоянки Улахан Сегеленнях [вильчатые [двурогие] срезни, панцирные пластины], которые аналогичны мохэ-ским и датируются II—VIII вв. н.э. [Алексеев, 1996, с. 19-22; Степанов, 2010, с. 32]. Согласно концепции Г.В. Ксенофонтова [1992, с. 210211], проникновение части «отуреченных мань-чжуро-амурских тунгусо-ураангхайских племен» на Вилюй произошло в результате падения уйгурского ханства в Монголии в середине IX в..
В конце УП-Х вв. на Дальнем Востоке существовало государство Бохай, включавщее в себя часть территории Северо-Восточного Китая (Маньчжурии), Приморского края и Северной Кореи. История этого государства неразрывно связана с историей средневековых государственных и родоплеменных объединений Дальнего Востока и Центральной Азии, в судьбах многих из которых оно сыграло весьма важную роль. Согласно свидетельству китайских и японских письменных источников, государство Бохай было образовано племенами мохэ, которые, судя по всему, сами себя называли бакари, или мукри (мукрийцы). Ближайшими их соседями на юге были когурёсцы и кидани, на западе — шибэры (шивэй). Согласно результатам исследований китайских ученых, владения последних на востоке охватывали район Малого Хингана, на северо-западе — Яблоневый хребет, на юге — долину р. Таоэрхэ, на севере — предгорья Станового хребта [Государство Бохай, с. 23].
Система рек, пронизывающих буквально всю страну, способствовала выходу бохайцев в районы Приамурья, Восточной Монголии и Забайкалья. Бохай поддерживал весьма оживленные торгово-экономические связи и с народами Средней Азии, которые осуществлялись по проторенной еще где-то в середине, а может быть и в первой половине I тысячелетия н.э. согдийцами Собольей дороге. Восточный отрезок этой дороги проходил по Амуру, а затем по Сунгари и Уссури, по которым согдийские купцы могли достигать самых отдаленных уголков страны [Государство Бохай, с. 164]. В литературе уже высказывалась идея о возможной сопоставимости согдийцев с Соболиной дороги с легендарными сортолами Якутии [Васильев, 1994, с. 174-175]. И.И. Гохман [1968, с. 125] наличие в составе бурят родовой группы с наименованием сартул приводил в качестве свидетельства связей протобурят с со-гдийцами, указывая на возможность у первых
европеоидной примеси. По материалам А.П. Окладникова, загадочным сартолам якутами приписываются остатки древних жилищ, рассеянных в глубине тайги у озер. Предания говорят, что это был многочисленный лесной народ, жилища которого находились в долине Вилюя и по обоим берегам нижнего течения Лены. Сортолы обитали в тайге у озер, занимаясь охотой и рыбной ловлей. Во главе сортолов стояли военные вожди — богатыри, хосуны, последние назывались Кылыс-хоИуун [якут. кылыс - меч]. Они одевались в белые одежды из шкурок горностая, носили косы, спускавшиеся до самых колен. Для сортолов были характерны несколько форм погребения: трупы врагов нагромождали кучами и сжигали, в тоже время особенно храбрых и упорно воевавших с ними воинов-врагов погребали на арангасах, своих же покойников они хоронили на поверхности земли. Якуты считали сорто-лов предками тунгусов и других северных племен. Но тунгусы не признавали сортолов своими родоначальниками. И те, и другие сходились только в единодушном убеждении о глубокой древности самих сортолов и оставленных ими жилищ [Окладников, 1949, с. 353354]. Кремация, воздушное захоронение, тру-поположение на дневной поверхности были характерны для погребального обряда населения Приамурья I тыс. н. э. [См.: Деревянко, 1977, с. 144-145, 153-154; Медведев, 1977, с. 5-7, 96-97; 1991, с. 6-7, 19]. Интерес представляет и имя вождей-воинов — Кылыс-хосуун (букв. богатырь, вооруженный мечом). Ф.Ф. Васильев [1995, с. 100, 102], анализируя якутские мечи, был склонен рассматривать их в сравнении с китайско-маньчжурскими мечами «дадао».
Существовавшая параллельно с Великим шелковым путем, неразрывно связанная со всей его широко разветвленной сетью северная Соболья дорога без всякого сомнения, достигала пределов Центральной Якутии. По предположению Г.В. Ксенофонтова [1992, с. 33], именно регулярные торговые связи южных предков якутов с вилюйскими племенами на предмет приобретения соболиных шкурок, «реализируемых с огромным барышом на китайском рынке», явились одной из предпосылок последующих их переселений в бассейн Лены. Известный по китайским источникам «рог хуту» (мамонтовая кость) также мог доставляться в страны Востока из северных окраин.
Для поддержания боевой мощи армии, бо-хайские вожди исключительно большое вни-
мание уделяли постоянному совершенствованию и выучке воинскому искусству будущих воинов. С этой целью в Бохае был даже издан специальный указ, в соответствии с которым юношам, достигшим совершеннолетия, запрещалось жениться до тех пор, пока они не овладеют грамотой и стрельбой из лука [Государство Бохай, с. 168]. В этой связи любопытно отметить, что в статье П.А. Ойунского [1975, с. 314], посвященной якутскому эпосу олонхо, имеется параграф под названием «Влияние женитьбы на богатырей». «С женитьбою богатыря наступает конец его подвигам. Разделивший ложе с женщиной — не богатырь; его счастье в домашнем очаге, в семье — в жене и детях; он живет былым, прошлым. Из такого отношения к браку и семейной жизни не мог не появиться принцип для богатырей "Пока ты хочешь славы и подвигов, жаждешь крови и борьбы, не женись и не спи с женщиной"».
С миграциями племен самого различного происхождения в VIII—IX вв. в сторону территории Якутии могут быть связаны элементы дотюркского (хунно-сяньбийского, по Ю.С. Худякову) и древнетюркского пласта в палеоэт-нографии якутов. До сих пор в определении дотюркских и древнетюркских истоков культу-рогенеза якутов перевалирует прибайкальское (оно же «минусинское») направление, тогда как этих направлений может быть несколько, в том числе и амурское. Исследователи не раз отмечали, что торговые и политические связи мохэсцев с тюрками способствовали проникновению на Амур некоторых изделий, характерных для тюркской культуры (вооружение, керамика, конская упряжь, украшения), которые, вероятно, затем попадали и в Якутию, о чем свидетельствуют археологические находки [Алексеев, 1996, с. 21-23].
На территории Бохайского государства существовала область Тели, в состав которой входила префектура Хай (дословно - Море, Морская). Некоторые исследователи связывают появление топонима Тели с включением в состав Бохая какой-то части уйгурских племен, в числе которых, надо полагать, были племена телэ. В 847 г. енисейские кыргызы направляют на территорию Маньчжурии против бежавших сюда после разгрома ими Уйгурско-го_каганата племен 70-тысячную конницу, в результате чего телэ, более известные уже под именем тели, вынуждены были переселиться на восток в прибрежные районы Приморского края, подчинив себе при этом местные племена. Не исключено, что какая-то часть племен
тели под натиском кыргызов двинулась сперва на север Приморского края, а затем через Хабаровский край в Якутию [Государство Бохай, с. 43].
Что касается этнокультурных контактов самих якутов с населением Дальнего Востока в позднее средневековье, то в исторических преданиях центральных якутов упоминается, что в старину со стороны Китая, с земли Тонгус Молдьу (Молджу), что находится к востоку от Якутии на Амуре прибыл человек по имени Молдьу и, женившись на местной девушке, осел на хангаласских землях, что на средней Лене [Исторические предания., с. 143-147 и 290]. Вполне правомерно предположить, что здесь имеется в виду Маньчжурия. От предка мальжегарских якутов родились восемнадцать сыновей и восемь дочерей. Среди сыновей Молдьу значились Кэлтээки-Сабыйа, обученный военному искусству, Соххор Дуурай — человек, надевающий железный панцирь, Мору-ун Тирэх — имевший панцирь из коры тополя, Халыан Каарка — имевший панцирь из конских копыт [Исторические предания., с. 143— 147 и 290] и Нанай-Намырчы, человек тихого нрава [Ксенофонтов, 1977, с. 106, 107, 109]. От их потомков впоследствии появилось пять Мальжегарских наслегов хангаласских и один мальжегарский род олекминских якутов [Там же, с. 110].
Среди якутов были распространены имена и прозвища-этнонимы [Гриценко, 1970, с. 158], часто указывающие на родовые названия. С этой точки зрения представляют интерес имена Кэлтээки-Сабыйа и Нанай-Намырчы. В преданиях говорится, что до прихода южных пришельцев на средней Лене проживали роды туматов и кэлтээки, которые затем перекочевали на север [Исторические предания., с. 29]. Род кэлтээки наряду с югюлээт, бооту-лу, дулгаан и др. Г.В. Ксенофонтов включал в число родов северного Вилюя, соименных с названиями родов оленных якутов [Ксенофонтов, 1992, с. 13]. В 1926—1927 гг. в Вилюйском округе ЯАССР существовал «Кельтетский» наслег — 26 семей (91 человек). Жители наслега считались оленеводами, но у них имелись и коровы [Туголуков, 1985, с. 187].
Относительно имени Нанай, то, оно во всяком случае не встречается среди тюркских народов, и его можно связать с известным народом Приамурья, среди которого, кстати, был известен род Киленов (Кили) эвенкийского происхождения. В XVII—XVIII вв. килены обитали в районе р. Охоты. Килями назвали
нижнеамурских эвенков орочи, ороки, ульчи и амурские гиляки (нивхи). Г.М. Василевич высказывала предположение, что и сам этноним гиляки, возможно, произошел от слова «киле» [см.: История и культура нанайцев, 2003, с. 27]. Исследователи, учитывая распространение среди юкагиров имен Келтега, Кил-тега, Колтога, допускают, что калтагиры были в числе тех тунгусов, которые первыми продвинулись из Забайкалья и Приамурья в более северные районы Сибири, где вступили в контакт с юкагирами [Туголуков, 1985, с. 187].
В преданиях о Кэлтээки-Сабырай имеются весьма интересные моменты. После очередной победы над врагами он начертал на Ленской скале знаки, говоря при этом: «Пусть грядущее поколение по ним узнает обо мне!». Поэтому эта падь стала известна под названием Писаные Ворота [Ксенофонтов, 1977, с. 114]. Как известно, и мохэ, и их потомки чжурчжэны имели письменность. После смерти Кэлтээки его сначала похоронили на воздушном помосте арангасе, а когда погребальное сооружение сгнило и свалилось, то «заколов одного жирного коня», похоронили в земле [Там же, 1977, с. 114], т.е. здесь речь идет о вторичном погребении. Вторичное погребение являлось одним из важнейших погребальных обычаев племен Приамурья УП-XI вв. [Деревянко, 1977, с. 144; Медведев, 1991, с. 6, 31].
Представляют интерес имена и других сыновей старика Молдьу, в которых присутствует слово «куйах» - панцирь. Находки панцирных пластинок на большинстве чжурчжэньских памятников довольно часты. По мнению Ф.Ф. Васильева, якутские доспехи в целом не отличались от средневековых тюркомонгольских защитных комплектов. Несколько в стороне от имеющих прямые аналоги в Центральной Азии и Южной Сибири защитных доспехов стоят довольно часто встречающиеся в фольклорном и эпическом материале панцири - «тангалай куйах», название которых подразумевает параллельное слоистое расположение продолговатых пластин (якут. тангалай - нёбо (анатом.)) [Васильев, 1995, с. 107-110]. Панцири с подобным расположением пластинок были найдены в Лазовском и Новогордеевском городищах, датируемых чжуржчэнским временем [История Дальнего Востока, 1989, с. 319].
Интересно отметить, что среди вилюйских якутов встречаются также родовые названия удюгэй и акана, которые невольно наталкивают на мысль об удэге, известной амурской народности, и одной из групп нанайцев аккани
[Этническая история..., с. 213]. По свидетельству Р.Маака [1994, с. 273], удюгейцы были известны как хорошие кузнецы и плавильщики железа. По гипотезе Г.В. Ксенофонтова [1992, с. 19], родоначальниками вилюйских удючей-цев являлись беженцы «порусской эпохи» из наслега Юёдэй Намского улуса. На основе статистических данных по улову озерной рыбы он определяет основу их хояйства по примуще-ству рыболовческой [Там же, 1992, с. 16—17]. Согласно археологическим данным, у предков современных народов Приамурья, в том числе и у нанайцев, еще в неолите сложилась своеобразная культура оседлых рыболовов. Согласно письменным источникам, население Бохая, проживавшие по берегам озера Мэйто, т.е. Большой и Малой Ханки, занималось рыбной ловлей, причем особой популярностью не только в самой стране, но и за пределами пользовались «мэйтоские караси» [История Дальнего Востока, 1989, с. 193]. Определенная близость прослеживается и в терминах рыболовства, хотя подобных сходных элементов пока найдено немного. Так, с нанан. тучи — «мешкообразная сеть» можно сопоставить якут. туу—»морда», с нанан. мэнггэ—»заездок» — якут. мунгха — «невод». По мнению А.В. Смоляк [1984, с. 233], не все подобные аналогии можно объяснить торговыми связями, они в культуре якутов и народов нижнего Амура могли появиться в период, весьма далекий от прихода южных предков якутов на современную территорию: ареалы этих двух регионов, по-видимому, издавна были тесно связаны постоянным взаимным общением субстратного населения.
Торговые контакты между якутами и народами Дальнего Востока зафиксированы в русских донесениях XVII в. В 1668 г. из Якутска доносили в Москву, что «богдойские люди... с ясачными людьми торгуют, и дают им в подарках за соболи кольца серебряные. И луки, и азями, и камки, и иные товары, и привязывают к себе в Дауры, на зийские сторонние речки и на Зею реку, и якуты мест проведывают, где бы им откочевать» [см. Дьяченко, Ермолова, 1994, с. 23]. В бытовом обиходе якутов существовало множество привозных предметов. Материя (шелк, сукно, холст), украшения (па-стовые бусы), курительные трубки, соответственно, табак, винные изделия, китайская лаковая и керамическая посуда, китайские дырчатые монеты и т.д. — все это, во всяком случае, для определенной части населения в XVI— XVII вв. было не в новинку.
Что касается привозных предметов в инвентаре якутских погребений, то интерес представляют материалы арангасного захоронения, исследованного А.П. Окладниковым [1946, с. 123] в местности Аякит в 15 км ниже Булуна, по левому берегу Лены. Недалеко от места захоронения было найдено отполированное кольцо из белого нефрита, схожее с кольцами, которые «употреблялись в недавнее время нанайцами (гольдами), нивхами (гиляками) и другими племенами Приамурья». Саму конструкцию арангаса — гроб на столбах с прикрепленными по четырем углам деревянными изображениями птиц исследователь сравнивает с погребальными конструкциями гиляков [Там же, с. 124]. Погребальный инвентарь состоял из остатков лука, стрел с железными наконечниками У-образной формы и одним листовидным, а также одного деревянного наконечника типа «томара». У самых ног покойника лежали кремень для огнива и оригинальное изделие в виде ручки из рога, в которой был закреплен прямоугольный железный стерженек, представляющий собой, по мнению С.И. Боло, «хоринское огниво» [хоро ха-тат]. Между ног костяка лежали круглые плоские камешки-гальки, на месте шейных позвонков оказался медный кружок ажурной работы с изображением льва, окруженного лучами. На груди костяка уцелела одежда из китайского шелка с меандроподобным геометрическим узором, на груди находились две полоски сукна, шитые голубым и синим бисером. Вдоль бедра, с правой его стороны, располагался железный нож, плотно прикасавшийся к бедренной кости. Длина ножа с ручкой 30 см. Рукоять ножа в верхней части заканчивается овальным колпачком из бронзы. Такой же колпачок есть и в нижней части рукоятки [Окладников, 1946, с. 123—124]. Как видно из предметного состава сопроводительного инвентаря, данное погребение вполне сопоставимо с погребальными памятниками древних народов Приамурья. В погребениях в местностях Джюсюлэн и Балыктаах в Чурапчинском улусе, датированных дендрохрологическим методом исследования XV в., присутствуют бусы и бисер. Одежда из этих погребений демонстрирует устоявшиеся традиции вышивания бисером, использования разного вида материи в виде декора и т.д.
К предварительным критериям погребений якутов дорусского периода, т.е. ранее XVII в., можно отнести и такие признаки, как трупо-положение на боку и положение с подогнутыми или согнутыми в коленях ногами, трупоо-
божжение, использование глины в обмазке погребальных конструкций, наличие камня и речной гальки в оформлении могил и т.д., что также является характерной чертой погребального обряда средневекового населения Амурского региона.
Новое прочтение материалов погребений якутов, ранее датированных XVIII в., в свете концепции Г.В. Ксенофонтова может значительно расширить их источниковедческие возможности в плане изучения этногенеза и ранней истории якутов. С этой точки зрения притягательна точка зрения Д.Г. Савинова о том, что образование раннесредневековых кочевых империй (Древнетюркские каганаты, Монгольская империя), все интересы создателей и правителей которых были направлены в первую очередь на завоевание степной Евразии и городов на Великом шелковом пути, определенным образом «отрезали» территорию средней части Восточной Сибири, куда древне-тюркские и монгольские влияния проникали в значительно меньшей степени и где в условиях относительной изоляции якутов продолжала развиваться и пополняться субстратная основа культуры якутов [Савинов, 2010, с. 78], пополняться в значительной степени за счет культур аборигенного населения Якутии и сопредельных территорий, в том числе и Дальнего Востока.
ЛИТЕРАТУРА
Алексеев А.Н. Древняя Якутия: железный век и эпоха средневековья. — Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 1996. — 96 с.
Васильев Ф.Ф. Военное дело якутов. — Якутск: Бичик, 1995.
Васильев Ф.Ф. Сино-маньчжурские параллели в якутской этнографии // Язык—миф—культура народов Сибири: Сб. научн. тр. — Якутск: Изд-во ЯГУ, 1994. - С. 169-177.
Государство Бохай (698-926 гг.) и племена Дальнего Востока России. — М.: Наука, 1994. — 219 с.
Гохман И.И. Среднеазиатская колония в Прибайкалье // Проблемы антропологии и исторической этнографии. - М., 1968. - С. 121-127.
Гриценко К. Ф. Личные имена и прозвища у якутов // Антропонимика. — М.: Наука, 1970. — С. 155-166.
Деревянко Е.И. Троицкий могильник — Новосибирск: Наука, 1977. - 224 с.
Дьяченко В.И., Ермолова Н.В. Эвенки и якуты Юга Дальнего Востока XVII—XX вв. — СПб.: Наука, 1994. — 160 с.
Исторические предания и рассказы якутов. В двух частях. — Ч. 1. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. — 322 с.
В.В.Ушницкий
История Дальнего Востока СССР с древнейших времен до XVII века. — М.: Наука, 1989. — 375 с.
История и культура нанайцев. Историко-этно-графические очерки / Березницкий С.В., Гаер Е.А., Карабонова С.Ф. и др. — СПб.: Наука, 2003. — 326 с.
Константинов И.В. Материальная культура якутов XVIII века: (По материалам погребений). — Якутск: Якуткнигоиздат, 1971. — 212 с.
Ксенофонтов Г.В. Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов. — Якутск: Бичик. — Т. 1. В 2-х кн. - 2-я кн. 1992, - 317 с.
Ксенофонтов Г.В. Эллайада: Материалы по мифологии и легендарной истории якутов. — М.: Наука, 1977. — 248 с.
Маак Р.К. Вилюйский округ. — 2-е изд. — М.: АО «Яна», 1994. — 592 с.
Медведев В.Е. Корсаковский могильник: хронология и материалы. — Новосибирск: Наука, 1991. — 175 с.
Медведев В.Е. Культура амурских чжурчжэней (Из материалов грунтовых могильников). — Новосибирск: Наука, 1977. — 224 с.
Ойунский П.А. Якутская сказка (олонхо), ее сюжет и содержание // Ойунский П.А. Талаллыбыт айымньылар (Избранные произведения). В 2 т. — Т.2. — Якутск: Кн. Изд-во, 1975. — С. 292—357.
Окладников А.П. Ленские древности. Вып. 2. Отчет об археологичеких исследованиях на нижней
Лене от Жиганска до Кумах-Сурта в 1942—1943 гг.: Материалы по древней истории Якутии. — Якутск. 1946. - 187 с.
Окладников А.П. История Якутии. Прошлое Якутии до присоединения к Русскому государству. — Якутск: Якутиздат, 1949. — 439 с.
Пекарский Э.К Словарь якутского языка. В 3 т. — 2-е изд. — М.: Изд-во АН СССР, 1959.
Савинов Д.Г. Дотюркский пласт в палеоэтногра-фии якутов // Сибирский сборник-2. К юбилею Евгении Алексеевны Алексеенко. — СПб.: МАЭ РАН, 2010. — С. 68—81.
Смоляк А.В. Традиционное хозяйство и материальная культура народов нижнего Амура и Сахалина. Этногенетический аспект. — М.: Наука, 1984. — 246 с.
Степанов А.Д. Дюпсинское погребение раннего железного века в Центральной Якутии // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2010, — № 1. — С. 32—36.
Стрелов Е.Д. Курганы в районе сел Большая и Малая Марха: (отчет Якут. краеведч. отделу Русского географического общества) // Сб. тр. исслед. об-ва «Саха кэскиле». — Якутск, 1926. — Вып. 3. — С. 59—67.
Туголуков В.А. Тунгусы (эвенки и эвены) Средней и Западной Сибири. — М.: Наука, 1985. — 284 с.
Этническая история народов Севера. — М.: Наука, 1982. — 268 с.
R.I. Bravina
On the dating of Yakut burials in the light of G.V. Ksenofontov's conception
On the basis of folklore and ethnographic data, the article considers, ethnic-cultural contacts and trading connections of the ancestors of the Yakuts uraankhai-sakha with the medieval population of the Far East.
Keywords: Bohai, Mohe, Jurchens, Tungus-Manchu tribes, Sable road, Sogdians, ethnic-cultural parallels, pre-Turkic stratum, burials, accompanying equipment, chronology.
УДК 39(=512.157)
В.В. Ушницкий
Теория Г.В.Ксенофонтова о происхождении народа саха в контексте востоковедческих исследований
В статье рассматривается гипотеза Г.В.Ксенофонтова о хуннском происхождении предков вилюйских якутов, разбираются этнонимы ураангхай, эвен, тунгус. Доказывается, что Г.В.Ксенофонтов в своих работах использовал концепции из востоковедческих трудов, изданных на разных языках. Известные ученые Е. Паркер, И. Маркварт, Э. Шавкунов и Е. Хелимский связывали тунгусов-эвенков с древними народами Центральной Азии: дунху и ухуанями, даже Юебань и аварами. В целом концепция Г.В. Ксенофонтова тесно связывает происхождение вилюйских якутов с проблемой южного компонента в этногенезе тунгусов.
Ключевые слова: тунгусоведение, этногенез,востоковедение, историография, Центральная Азия. © В.В. Ушницкий, 2012.
