CC BY
17
Studia Litterarum /2019 том 4, № 3
ИЗОБРАЖЕНИЕ ФИЗИЧЕСКОЙ РАСПРАВЫ ГЕРОЯ С ПРОТИВНИКОМ В КАЛМЫЦКИХ СКАЗКАХ «СЕДКЛИН АРВН ХОЙР Б9ЛГ» («ЗАПОМНИВШИЕСЯ ДВЕНАДЦАТЬ ГЛАВ») М. БУРИНОВА
© 2019 г. Б.В. Эльбикова
Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова, Элиста, Россия
Дата поступления статьи: 11 марта 2019 г. Дата публикации: 25 сентября 2019 г. DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-3-352-369 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта «18-512-94006 МОКНМа» Аннотация: В статье рассматривается изображение разных способов физического уничтожения противника и вредителя героем в калмыцком сказочном фольклоре: разрубание, сжигание, уничтожение тела, истребление души и зашивание в шкуру. Отмечается, что зашиванию в шкуру может подвергаться как противник, так и герой сказки, все другие виды физической расправы направлены в большей степени на противника, вредителя героя. Исследование базируется на анализе калмыцких сказок «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») из репертуара сказителя М. Буринова. Многократность процесса уничтожения тела противника в калмыцкой сказке ассоциируется с его «невозвратом» в социум, а истребление души — с невозможностью ее перерождения. Способ избавления вредителем от героя в виде зашивания в шкуру и выбрасывания в океан расценивается как отправление в иной мир, не исключающее возвращение в человеческом облике. На основе сравнительного анализа разных вариантов описания физической расправы противника выявляются элементы, характеризующие особенности сказительского мастерства М. Буринова. Ключевые слова: сказитель, калмыцкие сказки, герой, противник, физическая
расправа, вместилище души. Информация об авторе: Бальзира Вячеславовна Эльбикова — специалист
международного научного центра «Культурное наследие монгольских народов», Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова, ул. Пушкина, д. 11, 358000 г. Элиста, Россия. ORCID ID: 0000-0002-1491-9961 E-mail: elbikova91@mail.ru
Для цитирования: Эльбикова Б.В. Изображение физической расправы героя с
противником в калмыцких сказках «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») М. Буринова // Studia Litterarum. 2019. Т. 4, № 3. С. 352-369. DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-3-352-369
УДК 398 ББК 82.3(=64)
PHYSICAL DESTRUCTION OF THE ENEMY
■fisa^S— IN KALMYK FAIRY TALES "SEDKLIN
ARVN BOLG" (MEMORIZED TWELVE Thisis an oPen access article CHAPTERS) BY M. BURINOV
nictriniiturl nnnar tnii PraotnTD
Acknowledgements: The article was written with support of the Russian Foundation for Basic Research, project no "18-512-94006 MOCSM_a".
Abstract: The article discusses different modes of physical destruction of the enemy or
malicious character as represented in Kalmyk fairy-tale folklore: chopping, burning, destroying the body, exterminating the soul, and sewing into the skin. While the mentioned modes are typically performed by the folklore hero on his enemy, the latter form of violence - sewing into the skin - equally refers to both the hero and his enemy. The study is based on the analysis of Kalmyk fairy tales "Sedklin arvn heir bulg" (Memorized Twelve Chapters) belonging to the repertoire of the storyteller M. Burinov. The article observes that the multiple process of destroying an adversary's body (chopping, grinding, or burning) in Kalmyk fairy tale is associated with his physical "non-return" to society, and the destruction of the soul with the impossibility of its rebirth. By contrast, when the malicious character stiches the hero in the skin and throws him into the ocean, this symbolizes a transfer to the otherworld that does not exclude the hero's future return in the new form. Stemming from comparative analysis of various descriptions of the physical violence performed on the enemy, the author identifies stylistic elements that characterize M. Burinov's skills as a storyteller.
Keywords: storyteller, Kalmyk fairy tales, hero, opponent, physical violence, repository of the soul
Information about the author: Balzira V. Elbikova, researcher of the International Scientific Centre "Cultural Heritage of Mongolian Peoples," Kalmyk State University, Pushkin St. 11, 358000 Elista, Russia. ORCID ID: 0000-0002-1491-9961
E-mail: elbikova91@mail.ru
For citation: Elbikova B.V. Physical Destruction of the Enemy in Kalmyk Fairy Tales "Sedklin Arvn Bolg" (Memorized Twelve Chapters) by M. Burinov. Studia Litterarum, 2019, vol. 4, no 3, pp. 352-369. (In Russ.) DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-3-352-369
distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
© 2019. B.V. Elbikova
Kalmyk State University named after B.B. Gorodovikov, Elista, Russia Received: March 11, 2019 Date of publication: September 25, 2019
В калмыцком сказочном фольклоре часто встречаются описания различных видов физической расправы героя со своим противником. К их числу относятся сказки калмыцкого сказителя Муутла Буринова, записанные сотрудниками Калмыцкого НИИЯЛИ Л. Сангаевым и Б. Букшаевым в 1958-1959 гг. в пос. Башанта Городовиковского района Калмыцкой АССР (ныне — Республика Калмыкия). Сказки, зафиксированные у М. Буринова под названием «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав»), сейчас хранятся в Архиве КНЦ РАН, но в 1960 г. Калмыцким научно-исследовательским институтом языка и литературы (ныне — КНЦ РАН) они были опубликованы под другим названием «Седклин кур» («Задушевный разговор»).
Цикл сказок «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») М. Буринова состоит из композиционной рамки в виде вступления, обрамляющего сюжеты одиннадцати сказок волшебного, богатырского и бытового содержания, в которых описание конфликта главного героя с противником занимает ключевое место. Развязкой противоречий и столкновений часто служит физическая расправа героя с его противником. В этой связи одной из содержательных доминант художественного мира сказителя М. Буринова является детализация описания расправы с отрицательным героем: расчленение, разрубание на мелкие кусочки, сжигание, рассеивание праха, что вполне соотносимо с основной идеей сказки — добро должно победить зло.
Противник (вредитель), с которым ассоциируются злодеяния, обман, предательство и другие негативные поступки, в сказке не только карается смертью, но подвергается истязанию, а тело после смерти уничтожает-
ся бесследно. В этом случае разрушение и уничтожение тела направлены на искоренение зла.
Согласно народным представлениям калмыков, вредители (демонические существа, злые духи и другие злобные силы) могут причинять вред людям, оказывать дурное воздействие на человека и после умерщвления, по этой причине они должны быть уничтожены бесследно. Эти древние верования нашли отражение в сказках цикла «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») [11] и в других произведениях сказочного фольклора калмыков, которые будут привлекаться в данном исследовании в качестве дополнительного материала: сказки, записанные в 1980 г. от сказителя Санджи Бутаева из пос. Шин Мер Кетченеровского района, объединенные названием «Седкур Бурхни тууж;» («История бурхана Седкюр») [10]; отдельные образцы из сборника «Хальмг туульс» («Калмыцкие сказки») [12; 13].
Уничтожение противника в сказках М. Буринова представлено как результат противодействия положительного героя агрессивным намерениям врага. Например, в богатырской сказке «Дамбин Улан баатр болн Давшу-рин хурдн хар» («Богатырь Дамбин Улан и его конь Давшурин хурдн хар») угроза захвата и разорения родного кочевья побуждает богатыря Дамбин Улана выступить навстречу врагу, заверив свою решительность клятвой:
дззсиг вмнзснь тосщ hарнав [11, с. 42] / выступлю навстречу врагу; дззлщ авхар йовщ йовнав [9, с. 45] / я иду, чтобы захватить противника; талин ирх дззсиг вмнзснь эс сврхлз, куунз hазрт ирсн церг омгта болдгинь [11, с. 43] / если не уничтожить врага на его земле, то он станет уверенным на чужой.
Противник в разных обличьях пытается помешать действиям положительного героя на всем его пути, в частности, в поисках его богатырского (волшебного) коня:
Зерглзд ирсн мокаг, твврщ тус, томклщ тус, — гищ келн, толка хорнднь цокв. Хортин хо калзн мока суулзрн шавдн цокад, токшрад одв. Дамбин Улан тер мокаг дакн цокад, дорнь алад, туумрдэд хайв [11, с. 40]. / Когда змей поравнялся с ним, он, приговаривая заклинание «попади, да
не промахнись», ударил его по голове. Ядовитая пестрая змея начала хлестать хвостом, свернувшись в клубок. Дамбин Улан ударил змею еще раз, убил, сжег ее на месте, а пепел разбросал.
Физическое уничтожение противника усугубляется препятствиями и трудностями разного рода: иметь дело с шулмусами, тело которых сделано из камня; с вредителями, которые до полудня играют и забавляются, после чего спят, спрятавшись среди тополей, а по вечерней прохладе выползают и едят людей. Богатырю Дамбин Улану удается расправиться с ними только во время их сна, он использует свою богатырскую мощь и магическую силу заклинаний «попади, да не промахнись»:
Тигзд бззтлнь нарн Yд шидр, хойр хортн толка деерзн ирзд, наач-наач хзрщ ирзд, хойр уласан оракад унтщ одцхав. Ардаснь ирзд, курвдгч уласинь та-слщ авад: — Твврщ тус, томклщ тус, — гищ келн, хойр толкакинъ дзврл-дулн цокщ алад, туумрдзд хайчкад доланмус талнь ирв [11, с. 51-52]./Тем временем двое шулмусов вернулись, наигравшись у курганов, уснули, опоясав два тополя. Настигший их Дамбин Улан вырвал третий тополь, приговаривая заклинание «попади, да не промахнись», стукнул их по головам одновременно, убил, сжег, пепел разбросал и отправился к семи мусам.
Богатырю приходится прибегнуть к хитрости: по совету матери Дамбин Улан сталкивает своих противников — семерых братьев-мусов друг с другом и так они убивают сами себя, после чего богатырь уничтожает их тела:
Дамбин Улан долан мусиг чавчщ-чавчщ туумрдзд, умсинъ салъ-кнд таракад хайв [11, с. 52]. / Дамбин Улан семерых мусов изрубил на куски, сжег на костре, а пепел развеял по ветру.
Окончательное истребление противника удается только после ликвидации его души, местонахождение которой узнать очень сложно:
Сохр баавиг вврдзд ирсн цагт, тарг экнзсннь карч йовснутцдинь харвад авад оркхла, Сохр баав эмзлзн хойр квлдзн хавчн, чолун кулг деерзсн унщ ирв.
<...> Сохр баавин чолун кулгиг ардаснь кввщ куцщ авад, хойр хортиг алсн казрт авч ирэд, чавчщ-чавчщ туумрдэд, умсинь далад урсхщ хайв [11, с. 52]. / Приблизившись к Сохор-Баавину, Дамбин Улан схватил черные нити, свисающие из черепа муса, из-за чего Сохор-Баавин свалился с каменного коня с зажатым меж ног седлом. Дамбин Улан погнался за каменным конем, догнав его, привел на то место, где убил двух шулмусов, изрубил коня, сжег, пепел выбросил в океан, чтобы бесследно исчез.
Сюжеты исследуемых сказок содержат эпизоды, уточняющие нахождение души вне тела, в самых необычных местах и предметах:
— Мини эмн каза кевтсн хар двшт бззнз, — гищ Ьазрин Шарк Курц келв. Эрин Сзн Свнзкз тер двшинь хамхлад, туумрдэд, умсинь далад урсхщ хайв [11, с. 74]. / Моя душа в дубовой наковальне, которая валяется во дворе, — отвечает Шарга Кюрюнг. Эрин Сян Сеняка разломал ту наковальню, сжег, пепел выбросил в океан, чтобы бесследно исчезла.
Временным вместилищем преследуемой души в калмыцкой сказке также служат и представители животного мира:
— Мини эмн алтн нооста хар делтз адунд, хо делтз шарк гуунд бззнз, — гищ Ьазрин Шар Курц келв. Эрин Сзн Свнзкз, тер адунднь ирзд, хо делтз Шарк тууг бэрщ авад, чавчщ-чавчщ туумрдэд, умсинь далад урсхад хайв [11, с. 75]. / «Моя душа находится в кобылице соловой масти со светлой гривой, что пасется в золотошерстном и черногривом табуне, признался Газрин Шарга Кюрюнг. Эрин Сян Сеняка отправился в тот табун, поймал коня, изрубив его, сжег, пепел выбросил в океан, чтобы бесследно исчез.
Огонь является символом Солнца и обладает способностями как рождения, так и разрушения, сожжения и необратимого, безвозвратного уничтожения [7, с. 167]. Нельзя исключать, что истоки мотива истребления души через сожжение тела и костей в калмыцкой сказке связаны с древними добуддийскими погребальными обрядами. У монгольских народов существовала вера в наличие «души костей», которая постоянно находится в скелете человека до самой смерти и даже остается на могиле, чтобы охра-
Studia Litterarum /2019 том 4, № 3
нять его останки. Так, «халхасы полагали, что человеку и прочим живым существам присущи три "души", которые имеют название miqan-u sunesun (букв. 'душа плоти'), yasun-u sunesun (букв. 'душа костей') и sulde. Первая из них якобы пребывает в тканях человеческого организма вплоть до смерти и погибает только после полного разложения трупа; вторая находится в костяке до тех пор, пока у покойника не истлеет тазовая кость; а третья имеет своим вместилищем все тело человека или животного и исчезает в момент его смерти» [15].
С этими представлениями было связано чрезвычайно уважительное отношение к костным останкам живых существ, которое было характерно для традиционной монгольской культуры.
Героя сказки «Уладан Мергн» цикла «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») вредитель уй уйэрнь чавчад / разрубает по суставам и харалщн хар тамин йоралд хайчкад / сбрасывает в там (ад) [11, с. 84] с целью будущего его перерождения.
В частности, монголы старались не нарушать целостности костяков жертвенных животных, так как считали ее необходимой для того, чтобы обеспечить последующее возрождение животного [15, с. 81, 86-87]. Считалось, что воплощенная в костях жизненная сила правителя могла оказывать благодатное воздействие не только на него самого, но и на весь социум, причем как при жизни, так и после смерти [15, с. 81, 86-87].
В § 201 «Сокровенного сказания монголов» приводится предсмертная речь Джамухи, в которой тот, обращаясь к Чингисхану, говорит: ukuju gebte'esu oluk yasun minu undur etugen-tur e'ure turuq uruq-un uruqacinu gurtele iheju oksu [8, с. 579] / 'Когда [я] умру и буду лежать [мертвым], похорони мои мертвые кости на высоком месте, и [я] всегда, вплоть до потомков твоих потомков, буду оказывать покровительство [твоему роду]' [8].
Напротив, разрушение или полное уничтожение костей (в особенности их сожжение) считалось наиболее эффективным способом ликвидировать опасного врага и лишить его жизненной энергии, которая могла бы привести к его возрождению. Неоднократные упоминания об этом встречаются в этнографических материалах, а также в монгольском эпосе и фольклоре [5].
У калмыков есть поверье о важности сохранения целостности тела для погребения. В этой связи пожилые калмыки сокрушались по случаю
ампутации и невозможности сохранить какую-то часть тела, оставленную на полях сражений или в больницах в советское время (из личного архива Е.Э. Хабуновой, 1954 г.р.).
В волшебной сказке «Аю Чикт и Авха Цецн» («Аю Чиктэ и Авха Це-цен») герой, расправляясь со своим противником, предупреждает его, что действует по указанию или от имени своего отца или тестя:
Аю чикт о^р хар Yлдэн тач авад: «Хадм аав таниг чавчжана, — гищ келн, чавчад, хоцшаринь тас цокад, му ду haphad, шулм эмгиг киискэв. Ку.лгзн эргYЛщ ирзд, шулм эмгиг уурмг-заармг кекэд чавчад, туумрдэд вмсинь салькнд таракад хайв [11, с. 57]. / Аю Чиктэ вытащил свой короткий черный меч и со словами: «Тесть вас рубит», зарубил ее, ударив по медному клюву, старуха-ведьма, издав плохой звук, упала навзничь. Развернувшись на коне, разрубил старуху-ведьму на мелкие кусочки, сжег, прах развеял по ветру.
Аю чикт шукукасн карч ирз, аавинь толка тус бззсн улд авад: — Аав чавчщана, — гищ келн, зес хоцшаринь тас цокад, уурмг-заармг кещ, haл деер бээсн хээснд хуурщ hapв. Хуурчаснь хззснзсн шулм эмгн йотун шовун болщ хуврэд вркзрнь нисзд hap4 одв. Сала заагар тзвдг саадган авад: — Мини хадм эцг харвщана, — гищ келн хав. Нисзд hарсн йотун шовун, саадгин сум-нла хaphщ унщ ирв. Аю чикт тер шулм экэн чавчщ-чавчщ туумрдэд, вмсинь салькнд таращ хайв [11, с. 58]. / Аю Чиктэ вышел из укрытия, взял меч, висящий у изголовья отца и со словами: «Отец вас рубит», зарубил ее, ударил по клюву и разрубил мачеху на мелкие кусочки, бросил эти кусочки в котел, стоящий на огне. Вдруг из котла вырвалась куропатка, в которую превратилась старуха-шулма, и вылетела наружу через окно. Взяв лук и со словами: «Мой тесть охотится», выстрелил. Стрела попала в куропатку, и она упала наземь. Аю Чиктэ разрубил ведьму на куски, сжег, а пепел развеял по ветру.
В богатырской сказке «Дамбин Улан болн ^лг Давшурин Хурдн хар» («Дамбин Улан и Давшурин Хурдун Хара») герой, расправившись с каменным конем, прибывает во дворец к отцу, видит, как ведьма пьет кровь отца, вонзив в его тело медный клюв. Дамбин Улан приступает к расправе над мачехой-ведьмой, получив разрешение отца:
— Аав, чавчхв? / Отец рубить?
Богатырь достает меч, рубит на мелкие кусочки: <...> зес хоцшар-та, зеерц шилвтз эмгиг чавчщ-чавчщ туумрдзд, умсинъ салъкнд та-ращ хайв [11, с. 52] / куски изрубленной старухи-шулмуски с медным клювом и джейраньими ногами сжигает на костре, пепел пускает по ветру.
Следует отметить особенность расправы в вышеприведенных фрагментах — герой спрашивает разрешения у отца убить мачеху. Данный мотив тесно связан с древнейшей обрядовой практикой — почитанием духов предков. Шулмуска, пьющая кровь отца, замещает мать героя, следовательно, «жену отца можно наказать с позволения отца, как бы его руками» [6, с. 80].
Участие других персонажей (помощников героя) в расправе с врагом передает сложность процесса его умерщвления, например в прологе «Илвин сурhуль» («Обучение волшебству») цикла «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») встречается такая схема:
Тиим болхла, ав гигзд, эркз доран бумбан улдзкзд эркзн таслад хаяд оркна. Тарсн эркнъ зарм болад казр деегур тарад одхла, долан Нуущмулта доклц шар така болад, тарсн зармиг туукзд идзд карв. Ламин эркз дор бззсн бумбас кввун kарч ирзд, куунд хувлзд, долан Нуущмулта доклц шар такаг алщ туумрдзд, умсинъ салъкнд таращ хайв / Если так, бери, спрятав бум-шарик, разорвал лама четки. Разбросанные по земле бусины четок превратились в просо, а мус — в хромую желтую курицу с семью цыплятами. Спрятанный ламой в бум-шарик юноша, приняв облик человека, убил хромую желтую курицу с семью цыплятами, сжег их останки, пепел развеял по ветру [11, с. 9]1.
К числу расправ, упоминаемых часто в сказках калмыков, относится наказание, которое отрицательный персонаж выбирает сам, не ведая истинного смысла вопроса, заданного ему. Вопрос в волшебной сказке «Улада Мергн» («Улада Мерген») звучит так:
1 Редуцированная форма схожей формы избавления встречается в сказках С. Бутаева «Седкюр бурхни туущ» («История о бурхане Седкюр»), 2008.
Эгч, далн мврнз дел-сул авнч, давтр улан киир авнч? — гищ сурв
[11, с. 86]. / Сестра, что выбираешь: гриву и хвост семидесяти лощадей или красный кованый кинжал?
Та, ээщ далн мврнз дел-сул авнт, давтр улан киир автн? — гищ сурв [11, с. 86]. / Матушка, вы предпочитаете гриву и хвост семидесяти коней или кованый красный кинжал?
В ответах самих вредителей заложен способ умерщвления. Сестра заявляет:
Давтр улан киирзр ю кехв, далн мврнз дел-сул авнав, — гищ дY куукнь келв [11, с. 86]. / Зачем мне кованый красный кинжал, я выбираю гриву и хвост семидесяти лощадей.
На подобный вопрос мать отвечает следующим образом:
Далн мврнз дел-суулзр ю кехв, давтр улан киир авнав, — гищ келв [11, с. 86]. / Что мне делать гривой и хвостом семидесяти лощадей? Я предпочту кованый красный кинжал.
Брат расправляется с сестрой и матерью тем способом, который каждая избрала:
Уладан Мергн дY куукдзн дврвн мвчзснъ далн мврнз суулд боокад тзвчкв [11, с. 86]. / Уладан Мерген привязал руки и ноги сестры к хвостам семидесяти лощадей и пустил их. Уладан Мергн давтр улан киирзр экиннъ амар шааЬад алчкна [11, с. 86]. / Уладан Мерген вонзил кованый красный кинжал в рот матери и убил ее.
Аналогичное описание расправы с противником встречается и в калмыцкой сказке «Ьорвн KYYKтэ-эмгн евгн хойр» («Старик и старуха, у которых было три дочери»):
«Далн мврнз дел сул кергтзй, эс гищ давтмр киир кергтзй?» — гикзд, тавн зун шулман каркакад, алад, махинъ-махн кевзрнъ теер-
мдэд, ясинь-ясн кевэрнь теермдэдуга кечкв [13, с. 33-41]./ «Грива и хвост семидесяти лошадей или кованый кинжал?» — спросив, выпустил пятьсот шулмусов, убил, мясо полностью смолотил, косточки-кости полностью перемолотил, ничего от них не осталось.
Текстовая реализация изображения такого вида физической расправы отличается константностью и в других калмыцких сказках, к примеру, в сказке «КeвYH KYYKн хойрта эмгн евгн бээж;» («Старик и старуха, у которых были сын и дочь») она выглядит так:
«далн арслцгин сул кергтэй аль щирн уцгта гуунтэ кергтэ» [13, с. 18] / хвосты семидесяти львов нужны или хвосты шестидесяти кобылиц с жеребятами нужны?
Одна из особенностей калмыцкой сказки проявляется в мотиве «поиска вместилища души», основанного на народных представлениях о бессмертии души, перемещающейся из одного сосуда в другой.
Сказка «Эрин Сэн Сенэкэ» («Эрин Сян Сеняка») из рассматриваемого цикла содержит описание того, как герою удается выведать, где спрятана душа чудовища Шар Кюрюнга и уничтожить его:
— Мини эмн богзатин бор толка дотр бээсн долан бор бог-шуркад бээдмн... тер долан богшурка бэрщ авсн цагт, би долан хонгт шарлхв, — гищ келв / Моя душа в семи воробьях, воробьи под серым курганом... Если воробьев поймают, я буду болеть семь дней [11, с. 75];
Доладгч нисщ карсн богшурка эмтин сул щиг-щиг гигзд щи-игзд альхн деернь ирщ суув. Тер богшуркар Эрин Сзн Свнзкз бэрщ авад, барун коснаннь вскэ дор дурчкэд хзрщ ирнз... Эрин Сзн Свнзкз барун коснаннь вскэдэн бээсн богшуркакан дарад билщлэд оркна. Ьазрин Шар Курц курвн кол боокад киисв. Эрин Сзн Свнзкз Ьазрин Шар Курцгин ге-синь удрад, кесг идзд бззсн ззмг алвтиннь змтзн каркщ авб [11, с. 75-76]. / Последним прилетел и сел на ладонь седьмой воробей. Того воробья Эрин-Сян Сеняка схватил и положил под пятку правого сапога и вернулся домой. <...> Вспомнил Эрин-Сян Сеняка о воробье, который лежал у него в сапоге, раздавил воробья. И тут же рухнул громадный
мус-людоед. Вспорол богатырь огромный его живот, и оттуда вышло очень много людей.
Способы расправ, изображаемых в калмыцких сказках, находят текстовое воплощение в виде этнопоэтических констант (термин В.М. Гацака, используется в том его значении, в каком он представлен в теории этнопоэ-тических констант В.М. Гацака) [2; 3; 4].
В анализируемых нами сказках встречается константа «му Yкл» (плохая смерть), когда тело побежденного богатыря разрезается на куски и разбрасывается на все четыре стороны света или расчлененное тело зашивается в шкуру животного и выбрасывается в море:
«Бор Улан баатриг керчщ, керчщ, керз шовудт егнзв» / Богатыря Бор Улана разрублю на мелкие кусочки и скормлю воронам [11, с. 42, 44, 47].
Эта же константа встречается в калмыцком героическом эпосе «Джангар», где выражение «му Yкл» (плохая смерть, т. е. «позорная смерть», «мучительная смерть») противопоставляется достойной смерти (мгновенной), когда богатырь-победитель разрывает аорту поверженного богатыря-антагониста (эмн улан ^л таслх — разорвать красную аорту, «жизненную основу»), закидывает на гору его тело или оставляет распятым на скале [9, с. 32-33]. Считалось, что это позволяет душе быстрее достичь верхнего мира и переродиться вновь там. И не случайно буддизм уделил внимание именно погребальному обряду среди обрядов жизненного цикла, так как для буддиста особенно важно состояние между перерождениями. Исследователь Э.П. Бакаева отмечает, что у ойратов и монголов, как и у многих других народов, в Средневековье бытовали погребения на особых помостах — арангасах [1, с. 103]. Выражение «яс ергх» сохранилось в калмыцком языке и по настоящее время, оно означает «поднять тело покойника на высокое место», иными словами, «по-гребсти достойно».
В сказках М. Буринова отмечена такая форма избавления от героя, когда его зашивают в шкуру животного и бросают в море-океан. Вариации этого мотива очень разнообразны, чаще всего «сосудом» для такой пере-
правы служит шкура быка, коровы, вола, что отражает скотоводческий быт и кочевое хозяйствование монгольских народов.
В богатырской сказке «Эрин Сэн Сенэкэ» («Эрин Сян Сеняка») изображается такой вариант мотива расправы вредителя (ик хар ^н):
Эрин Сзн Свнзкз ащрк алад, бутукэр ввчэд, тер ик хар кууг ащркиннь арснд дурэд; бух алад бутукэр ввчэд, бууриннь арснд давхр дурэд, таг кекэд ширлщ боокад, далад урсхщ хайв [11, с. 71]. / Эрин Сян Сеняка заколол жеребца, чулком содрал шкуру, в нее зашил большого черного человека, заколол быка и верблюда, содрав полностью шкуры, надел их одна за другой на него, крепко шкуры завязал, выбросил вместе с черным человеком в океан, чтобы он бесследно исчез.
Если расправа в виде расчленения, измельчения, сжигания и т. д. в рассматриваемых сказках используется применительно к отрицательным персонажам и предполагает бесследное истребление противника — олицетворение зла, то зашивание в шкуру допускается в отношении положительных героев, что можно интерпретировать как шанс для его воскрешения. Например, в волшебной сказке «Заяни залху кевYHэ тууль» («Сказка про ленивого юношу») из сборника калмыцких сказок «Хальмг туульс» [12, с. 182-184] героя, ханскую дочь и их ребенка зашивают в шкуру быка и бросают в море:
Эцгнь уурлад, хар цар алулад, бутукэр ввчулэд, арсн дотрнь эврэн-нь куукэн кввутэкинь, заяни залхутакинь дурэд, тасршго тасмарин тач боокад уяд, шоодад, кээлэд тецгс далад хайчкна [12, с. 183]. / Отец, рассердившись, заколол черного быка, содрал шкуру чулком, поместил в шкуру свою дочь, зятя-лентяя, их сына, завязал крепко-накрепко кожаным ремнем, зашил, браня и испытывая отвращение, выбросил их в море-океан.
В сказке «Ьурвн KYYKтэ эмгн евгн хойр» («Старик и старуха, у которых было три дочери») расправа происходит между родными сестрами:
Бичкн кввуг эктзЫнь яршкд тэвэд, квк царин арсар бурэд далад авч одад тэвчкв. Зурhан кввYг квк царин арсар бурэд бас далад урскачкв [13, с. 37]. / Маленького сына с матерью поместили в ларь, обшили его воловьей шкурой и выбросили в океан. Шестерых мальчиков, также зашив в воловью шкуру, выбросили в океан, чтобы там исчезли (растворились).
Итак, в сказках М. Буринова цикла «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») мы обнаружили описание нескольких способов умерщвления и физической расправы над телом противника, они отображены в таблице:
I способ II способ III способ IV способ
вид распра- уби- убива- рубит, рубит, быть быть зашивание
вы вает, ет, сжи- сжигает сжигает, разо- убитой в шкуру
сжига- гает на костре, пепел рванной кованым
ет, раз- пепел раз- выбра- на части красным
брасы- веивает сывает в от гривы кинжалом
вает по ветру океан и хвоста
семи-
десяти
коней
частота + + + + + + +
употре- + +
бления в + +
сказочном + +
сюжете +
Таким образом, в сказках «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать глав») М. Буринова представлена однотипная форма физической расправы героя с противником (рубит, сжигает, пепел разбрасывает), но вербальное воплощение последовательности данного процесса отличается вариативностью:
• моИаг дакн цокад, дорнь алад, тYYмрдэд хайв / ударил змею еще раз, убил, сжег и выбросил;
• хойр толИаИинь дэврлдYЛн цокщ алад, тYYмрдэд хайчкад до-лан мус талнь ирв / стукнул их по головам одновременно, убил, сжег, выбросил и отправился к семи мусам;
Studia Litterarum /2019 том 4, № 3
• долан мусиг чавчщ-чавчщ туумрдэд, умсинь салькнд та-ракад хайв / семерых мусов изрубил на куски, сжег на костре, а пепел развеял по ветру;
• хойр хортиг алсн казрт авч ирэд, чавчщ-чавчщ туумрдэд, умсинь далад урсхщ хайв / погнался за каменным конем, догнав его, привел на то место, где убил двух шулмусов, изрубил коня, сжег, пепел выбросил в океан, чтобы бесследно исчез;
• тер двшинь хамхлад, туумрдэд, умсинь салькнд далад урсщ хайв / разломал ту наковальню, сжег, пепел выбросил в океан, чтобы бесследно исчезла;
• хо делтз Шарк тууг бэрщ авад, чавчщ-чавчщ туумрдэд, ум-синь далад урсхад хайв / поймал коня, изрубил его, сжег, пепел выбросил в океан, чтобы бесследно исчез;
• махинь-махн кевэрнь теермдэд, ясинь-ясн кевэрнь теермдэд уга кечкв / мясо полностью смолотил, косточки-кости полностью перемолотил, ничего от них не осталось;
• тавн зун шулман каркакад, алад, махинь-махн кевэрнь теермдэд, ясинь-ясн кевэрнь теермдэд уга кечкв / выпустил пятьсот шулмусов, убил, мясо полностью смолотил, косточки-кости полностью перемолотил, ничего от них не осталось;
• Хадм аав таниг чавчщана/ Тесть вас рубит;
• чавчад, хоцшаринь тас цокад, му ду каркад, шулм эмгиг ки-искэв / зарубил, ударив по медному клюву, издав истошный крик, старуха-ведьма повалилась наземь;
• шулм эмгиг уурмг-заармг кекэд чавчад, туумрдэд вмсинь салькнд таракад хайв / старуху-ведьму разрубил на мелкие кусочки, сжег, пепел по ветру развеял;
• Аав чавчщана / Отец рубит;
• зес хоцшаринь тас цокад, уурмг-заармг кещ, Нал деер, бээсн хээснд хуурщ Нарв / ударил по медному клюву, разрубил шулмуску на мелкие куски, бросил эти куски в котел, стоящий на огне
• Хуурчаснь хззснзсн шулм эмгн йотун шовун болщ хуврэд вркзр-нь нисзд hарч одв/Вдруг из котла вырвалась куропатка, в которую превратилась старуха-шулма, и вылетела наружу;
• Мини хадм-эцг харвщана. Нисзд hарсн йотун шовун, саадгин сумнла харhщ унщ ирв / Мой тесть охотится. Стрела попала в вылетевшую куропатку и она упала наземь;
• Аю чикт тер шулм экэн чавчщ-чавчщ тYYмрдэд, вмсинь салькнд таращ / Аю-Чиктэ разрубил мачеху-шулмуску на куски, сжег, а пепел развеял по ветру;
• зес хоцшарта, зеерц шилвтз эмгиг чавчщ-чавчщ тYYмрдэд, YM-синь салькнд таращ хайв/зарубил-изрубил старуху-шулмуску с медным клювом и джейраньими ногами, сжег останки, пепел пускает по ветру;
• алщ т]умрдэд, Yмсинь салькнд таращ хайв / убил хромую желтую курицу с семью цыплятами, сжег их останки, пепел развеял по ветру;
• «Бор Улан баатриг керчщ, керчщ, керэ шовудт вгнэв» / Богатыря Бор Улана порежу-порежу на мелкие кусочки и отдам на съедение воронам.
Текстологически направленный анализ этнопоэтических констант тематического ряда «физическая расправа с вредителем» позволил вскрыть специфику и меру их вербальной сохраняемости в количественном отношении: тYYмрдзд (сжег) — 11; Yмсинь салькнд тараhад, далад урсхщ хайв (пепел развеял по ветру, пепел растворил в воде) — 8; чавчщ-чавчщ (разрубил-разрубил) — 5, чавчад (разрубил) — 2; керчщ, керчщ (порезал, порезал) — 1; цокад (избил) — 2.
Эти же лексические обозначения являются опорными словами, связывающими в пучок все выявленные формульные выражения, характерные для сказок «Седклин арвн хойр белг» («Запомнившиеся двенадцать сказок») М. Буринова. Частотность употребления опорного слова «тYYмрдэд» (сжег) передает семантику этнопоэтической константы «физическая расправа с противником», обозначающей бесследное уничтожение противника и невозможность перерождения.
Список литературы
1 Бакаева Э.П. Буддизм в Калмыкии. Историко-этнографические очерки. Элиста: Калмыцкое книжное изд-во, 1994. 128 с.; ил.
2 Гацак В.М. Фольклор — память традиции (Уровни и формы этнопоэтической константности) // Вестник Дагестанского научного центра РАН. 2000. № 8. С. 94-103.
Studia Litterarum /2019 том 4, № 3
3 Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени. Исторические исследования в поэтике. М.: Наука, 1989. 254 с.
4 Гацак В.М. Этнопоэтические константы в фольклоре: уровни, изоглассы, «мультимедийные формы» (на славянском и неславянском материале) // Литература, культура и фольклор славянских народов. XIII Межд. съезд славистов (Любляна, август 2003 г.). Доклады российской делегации. М., 2003. C. 311-314.
5 Житецкий И.А. Очерки быта астраханских калмыков: Этнографические наблюдения 1884-1886 гг. М.: Тип. В.Г. Волчанинова, 1893. 111 с.
6 Кичиков А.Ш. Героический эпос «Джангар». Сравнительно-типологическое исследование памятника. М.: Восточная лит., 1997. 320 с.
7 Санжеева Л.Ц. Культурные константы в бурятской Гэсэриаде: мифологические, религиозные и эпические параллели // Вестник Бурятского государственного университета. 2013. № 10. С. 167-170.
8 Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 619 с.
9 Хабунова Е.Э. Героический эпос «Джангар»: поэтические константы богатырского жизненного цикла (сравнительное изучение национальных версий). Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ, 2006. 255 с.
10 Буутан Сангин туульс (Сказки Санджи Бутаева). Элиста: КИГИ РАН, 2008. Кн. 1 / вступ. ст. Н.Г. Очировой; сост., подгот. текстов и прилож. Б.Х. Борлыко-вой. 307 с.
11 Седклин кур / Ясад, барт белдснь Букшан Б. Элст: Хальмг дегтр hарhач, i960. 96 x.
12 Хальмг туульс. I боть. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1961. 220 с.
13 Хальмг туульс. II боть. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1968. 267 с.
14 Roux J.-P. La mort chez les peuples altaiques anciens et medievaux d'apres les documents ecrits. Paris: Adrien-Maisonneuve, 1963. P. 35.
15 Sarkozi A., Sazykin A. G. Calling the Soul of the Dead: Texts of Mongol Folk-Religion in the St. Petersburg Institute of Oriental Studies. Turnhout, 2004. Vol. 1 (Silk Road Studies; 9).
References
1 Bakaeva E.P. Buddizm v Kalmykii. Istoriko-etnograficheskie ocherki [Buddhism in Kalmykia. Historical and ethnographic essays]. Elista, Kalmytskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1994. 128 p. (In Russ.)
2 Gatsak V.M. Fol'klor — pamiat' traditsii (Urovni i formy etnopoeticheskoi konstantnosti) [Folklore — memory of tradition (levels and forms of ethnopoetic constancy)]. VestnikDagestanskogo nauchnogo tsentra RAN, 2000, no 8, pp. 94-103. (In Russ.)
3 Gatsak V.M. Ustnaia epicheskaia traditsiia vo vremeni. Istoricheskie issledovaniia vpoetiki [Oral epic tradition in time. Historical studies in poetics]. Moscow, Nauka Publ., 1989. 254 p. (In Russ.)
4 Gatsak V.M. Etnopoeticheskie konstanty v folklore: urovni, izoglassy, "mul'timediinye formy" (na slavianskom i neslavianskom materiale) [Literature, culture, and folklore of Slavic peoples. 13th International Congress of Slavists (Ljubljana, August 2003). Proceedings of the Russian delegation]. Moscow, 2003, pp. 311-314. (In Russ.)
5 Zhitetskii I.A. Ocherki byta astrakhanskikh kalmykov: Etnograficheskie nabliudeniia 1884-1886 gg. [Essays on the everyday life and customs of Astrakhan Kalmyks: Ethnographic observations, 1884-1886]. Moscow, Tipografiya V.G. Volchaninova Publ., 1893. 111 p. (In Russ.)
6 Sanzheeva L.Ts. Kul'turnye konstanty v buriatskoi Geseriade: mifologicheskie, religioznye i epicheskie paralleli [Cultural constants in the Buryat Hesariad: mythological, religious, and epic parallels]. Vestnik Buriatskogo gosudarstvennogo universiteta, 2013, no 10, pp. 167-170. (In Russ.)
7 Kichikov A.Sh. Geroicheskii epos "Dzhangar". Sravnitel'no-tipologicheskoe issledovanie pamiatnika [Heroic epicJangar. Comparative typological study of the work]. Moscow, Vostochnaya literatura Publ., 1997. 320 p. (In Russ.)
8 Sokrovennoe skazanie mongolov. Mongolskaya khronika 1240 g. [The Secret Legend of Mongols. Mongol chronical, 1240]. Moscow, Leningrad, AN SSSR Publ., 1941. 619 p. (In Russ.)
9 Khabunova E.E. Geroicheskii epos "Dzhangar":poeticheskie konstanty bogatyrskogo zhiznennogo tsikla (sravnitel'noe izuchenie natsional'nykh versii) [Heroic epos Djangar poetic constants of the heroic life cycle (comparative study of national versions)]. Rostov-na-Donu, SKNC VSH Publ., 2006. 255 p. (In Russ.)
10 Buutan San^in tuul's (Skazki Sandzhi Butaeva) [Buutan Sandzhin tuuls (Tales of Sandzhi Butaev)]. Elista, KIGI RAN Publ., 2008. Book 1, introd. by N.G. Ochirova; comp., text preparation and application by B.Kh. Borlykova. 307 p. (In Kalmyk)
11 Sedklin kYr. lasad, bart beldsn' Bukshan B. [Sedklin Cur]. Elista, Khal'mg degtr harhach Publ., i960. 96 p. (In Kalmyk)
12 Khal'mg tuul's [Halmg tuuls]. I bot'. Elista, Khal'mg degtr harhach Publ., 1961. 220 p. (In Kalmyk)
13 Khal'mg tuul'c [Halmg tuuls]. II bot'. Elista, Khal'mg degtr harhach Publ., 1968. 267 p. (In Kalmyk)
14 Roux J.-P. La mort chez lespeuples altaiques anciens et medievaux d'apres les documents ecrits. Paris, Adrien-Maisonneuve Publ., 1963. P. 35. (In French)
15 Sarkozi A., Sazykin A.G. Calling the Soul of the Dead: Texts of Mongol Folk-Religion in the St. Petersburg Institute of Oriental Studies. Turnhout Publ., 2004. Vol. 1. VIII, 279, XIV p. (Silk Road Studies; 9). (In English)
