CC BY
33
Список литературы
1. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. М.: ACADEMIA, 2001-2002.
2. Калмыцко-русский словарь / под ред. Б.Д. Муниева. М.: Изд-во «Русский язык», 1977.
3. Рассадин В.И. Монголоведные исследования. Ч. I: Лексикология. Этимология. Диалектология. Элиста: Изд-во КалмГУ, 2015.
4. Цыденжапов Г., Бадуева Е. Бурятская кухня. Улан-Удэ: Бурятское книжное изд-во, 1991.
5. Шагдаров Л.Д., Черемисов К.М. Буряад-ород толи. Бурятско-русский словарь. Т. I—II. Улан-Удэ: Республиканская типография, 2010.
6. Шовгурова А.С., Вяткина В.А. Калмыцкая кухня. Элиста: Калм. книж. изд-во, 1982.
7. Монгол идээн товчоо. Улаанбаатар, 1991.
8. Хоол бэлттгэх арга ажиллага. Улаанбаатар, 1973.
* * *
1. Bol'shoj akademicheskij mongol'sko-russkij slovar': v 4 t. M.: ACADEMIA, 2001—2002.
2. Kalmycko-russkij slovar' / pod red. B.D. Munieva. M.: Izd-vo «Russkij jazyk», 1977.
3. Rassadin V.I. Mongolovednye issledovanija. Ch. I: Leksikologija. Jetimologija. Dialektologija. Jelista: Izd-vo KalmGU, 2015.
4. Cydenzhapov G., Badueva E. Burjatskaja kuhnja. Ulan-Udje: Burjatskoe knizhnoe izd-vo, 1991.
5. Shagdarov L.D., Cheremisov K.M. Burjaad-orod toli. Burjatsko-russkij slovar'. T. I—II. Ulan-Udje: Respublikanskaja tipografija, 2010.
6. Shovgurova A.S., Vjatkina V.A. Kalmyckaja kuhnja. Jelista: Kalm. knizh. izd-vo, 1982.
7. Mongol idjejen tovchoo. Ulaanbaatar, 1991.
8. Hool bjelttgjeh arga azhillaga. Ulaanbaatar, 1973.
Mongolian vocabulary on the topic "cooking recipes" in Khalkha Mongolia, Buryat and Kalmyk languages
The article deals with the methods of cooking of some dairy products (in our case the texts of recipes) that reflect the historical reality of this nation, which has a specific purpose and pragmatic aim. The terms of dairy products have developed in the Mongolian languages in the period when these ethnic groups organized dairy farms. Dairy foods in life of the Mongolians play a special role, as they start both everyday life and festive receptions.
Key words: Mongolian vocabulary, cooking recipes, methods of cooking, the Khalkha Mongolian language, the Buryat language, the Kalmyk language, dairy foods.
(Статья поступила в редакцию 22.09.2017)
Б.Х. БОРЛЫКОВА (Элиста)
«ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТАТУС» ПЕРСОНАЖЕЙ КАЛМЫЦКОЙ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ
На основе известной работы Е.С. Новик «Система персонажей русской волшебной сказки» представлен опыт описания семантических признаков, определяющих «индивидуальный статус» персонажей калмыцких волшебных сказок из репертуара Санджи Бутаева. В результате анализа семантических признаков установлено, что персонаж калмыцкой волшебной сказки - воплощение тех семантических признаков, которые создают конфликтные ситуации и обыгрываются в пределах эпизода или всего сюжета.
Ключевые слова: калмыцкие волшебные сказки, персонаж, семантические признаки, индивидуальный статус, пол, возраст, индивидуальные качества.
Вопрос о возможности системного подхода к изучению персонажей русской волшебной сказки был поставлен в работах В.Я. Проппа «Морфология сказки» [10], «Исторические корни волшебной сказки» [11], а также в статье Е.С. Новик «Система персонажей русской волшебной сказки» [9].
В.Я. Пропп в монографии «Морфология сказки» под функцией подразумевает поступок, совершаемый главным персонажем, определяемый с точки зрения его значимости для хода действия. Например, «антагонист пытается произвести разведку», «антагонисту даются сведения о его жертве», «одному из членов семьи чего-либо не хватает, ему хочется иметь что-либо» и др. Автор монографии указал семь действующих лиц: герой, вредитель, даритель, помощник, царевна, отправитель и ложный герой [10]. В следующей своей книге «Исторические корни волшебной сказки» В.Я. Пропп сделал акцент на анализ того, как мифологические персонажи переходят в сказочные персонажи. «Совпадение композиции мифов и сказок с той последовательностью событий, которые имели место при посвящении, заставляет думать, что рассказывали то самое, что происходило с юношей, но рассказывали это не о нем, а о предке, учредителе рода и обычаев, который, родившись чудесным обО Борлыкова Б.Х., 2017
разом, побывав в царстве медведей, волков и пр., принес оттуда огонь, магические пляски (те самые, которым обучают юношей) и т.д.» [11, с. 429].
В исследовании Е.С. Новик осуществляется попытка произвести описание системы персонажей в том виде, в каком они представлены в самой волшебной сказке, независимо от корней, их породивших [9]. Все сказочные персонажи охарактеризованы с точки зрения их индивидуальных, семейных, сословных и локальных состояний и объединены в четыре большие группы: «Индивидуальный статус», «Семейный статус», «Сословный статус», «Локализация».
В системе персонажей волшебной сказки калмыков центральное место занимает главный герой, вокруг которого происходят все события и раскрываются остальные образы. Изучению персонажей калмыцкой сказки посвящены работы М.Э. Джимгирова [6], И.С. Над-битовой [8], Б.Б. Горяевой [4; 5], Т.Г. Басанго-вой [1], Б.Х. Борлыковой [2] и др.
В монографии М.Э. Джимгирова «О калмыцких народных сказках» дана общая характеристика героев волшебных сказок калмыков: младший брат, «золушка», сиротка и герои [6, с. 41]. Фольклорист И.С. Надбитова в своей работе «Сюжеты, образы и стилевые традиции калмыцких волшебных сказок» рассматривает персонажей калмыцкой волшебной сказки по двум категориям: по социальному положению (младший брат, сиротка, герой-богатырь) и по происхождению (чудесные герои, противники героя, помощники -антропоморфные, зооморфные персонажи) [8, с. 108].
Согласно исследованию Е.С. Новик, семантические признаки персонажа не только определяют характер сказочных коллизий, они меняются по ходу сюжета в силу того, что персонаж представляет собой «пучок признаков». эта особенность делает структуру персонажа удобной для сказочного повествования, т.к. она оказывается хорошо приспособленной для работы в условиях сюжета, построенного на ритмах потерь и приобретений [9].
В настоящей работе рассматриваются семантические признаки, описывающие внутренние и внешние характеристики персонажей калмыцкой волшебной сказки с точки зрения их индивидуальных состояний. Материалом для анализа послужили волшебные сказки сборника «Буутан Сангин туульс» («Сказки Санджи Бутаева») [3].
Рассмотрим на калмыцком сказочном материале отношения семантических признаков внутри группы «Индивидуальный статус», которая состоит из признаков пола (мужской / женский), возраста (старый / молодой, взрослый / ребенок); признаков, относящихся к индивидуальным качествам персонажа (естественный / чудесный, антропоморфный / неантропоморфный).
Сверхъестественные существа представлены в волшебных сказках Санджи Бутаева обширной группой антропоморфных персонажей: Сед^р бурхн (бурхан Седкур), эрлгин хойр элч (два посланника Эрлик-хана), шулм хаттд (ведьмы-ханши) и др. К неантропоморфным персонажам калмыцкой волшебной сказки мы относим хан hэрд (орел), Зиндмэн Алтн Лу (Золотой Дракон Чинтамани), темэнэ ботхн (верблюжонок), шовун (птица), буьшта меклэ (лягушка в горшке), моhа (змея), моhа бурхна хYвлhн (перевоплощение Бога змей), Усн хадын эзн (Хозяин вод), моhа хан (Змея-Хан), Деед бурхна хYвлhэн (перевоплощение Бога) и др.
В калмыцких волшебных сказках неопределенность внешнего облика персонажа восполняется признаками пола (мужской / женский) и возраста (взрослый / ребенок и старый / молодой). Например, внчн Борлда кввун (юноша-сирота Борлда), сар-нар дуудулсн сэ-эхн кYYкн (красавица с ликом, подобным солнцу и луне), шулм KYYкд (чертовки), шулм хаттд (чертовки-ханши), лам кYYкн (дочь ламы), дор-дын орна кYYкн (девушка из Нижнего мира), Yкр чиктэ хан (Хан с коровьими ушами) и др. очень часто встречаются персонажи, которых нельзя классифицировать по полу. речь идет о божествах и сверхъестественных существах, например: Сед^р бурхн (бурхан Седкур), Мурз (Мурза), Зиндмэн Алтн Лу (Золотой Дракон Чинтамани), алтн за^н (золотая рыбка), ну^н (утка), меклэ (лягушка), моhа (змея), темэнэ ботхн (верблюжонок) и др.
В русских волшебных сказках при превращениях человека в животное обычно соблюдается их соответствие по полу: змей, волк, козел, сокол, орел, ворон - заклятые царевичи; утица, лебедушка, медведица, рысь и др. - царевны [9]. В калмыцких сказках же при превращениях человека в животное не маркируется пол: младший брат оборачивается в красивого жеребца (сээхн ащрн), малька (^ирмэхэ), белого зайца (цаhан туула), птицу (шовун), разделитель-зерно четок (эркнэ бумб), просо (зарм), растущий тополь (уркауласн), лягушку
(меклэ); семь братьев волшебников - в черную щуку (хар цурх), белую гончую собаку (цаhан начн), лису (арат), семь черных сорок (долан хар шаазhа), семь куриц с сорока девятью цыплятами (така двчн йисн hуущмлта)^; девушка превращается в золотую рыбку (алтн заксн), утку (нуксн), птицу (шовун), старуху (квгшн эмгн). Это можно объяснить отсутствием категории рода в калмыцком языке.
обозначение возраста весьма существенно для характера функционирования персонажа. «Старые» обычно выступают в роли советчиков. Так, в сказке «Ьурвн зун боргч гуутэ внчн Борлда кeвYн» («Юноша-сирота по имени Борлда с тремястами сивыми кобылицами») Белый старец советует главному герою юноше-сироте Борлде победить волка и получить у него волчонка-девочку, которая заменит ему потерянные им триста сивых кобылиц (Тегэд эмн-андhаринь авад, ^укн шар кичгинь ав. Тегэд hурвн зун боргч гYYнчн хэрY ирснлэ эдл юмн болх [3, с. 40]).
Белый старец (калм. Цакан ввгн «Белый старец», Цакан аав «Белый дед», Цакан авк «Белый дядя по отцовской линии», Делкэн Цакан аав «белый дед Мира») - древний образ калмыцкой мифологии, посланник божеств и чудесный даритель, хозяин местности и покровитель судеб. В сказке «Бу^р бор мертэ Бужлда Мергн» («Буджилда Мерген с сивым конем») мать-толкователь снов (калм. зYYдч) подсказывает сыну, как победить врагов: двух черных воронов, волка, двух посланников Эр-лик хана, Золотого Дракона Чинтамани (Экнь зYYдч. Одр деерэн юн болхинь келчкдг. врYн босад, кввYндэн келчкдищ: «Эндр тиим юмн болщана», - гиhэд [Там же]); в сказке «Ха-ана тускар» («о хане») три тетушки жены главного героя помогают ему «пойти туда, неизвестно куда, найти то, неведомо что» (hурвн нащ эгчтэ бээщ. Экиннь эгчнр. Тедн талан тэвэд, теднэр дэврх. Нег монда утц вгнэ [Там же, с. 54]); в сказке <^мкэ Терлт хаани тууж» («История о хане Умкя Тёрлтя») дедушка по материнской линии отправляет восемнадцатилетнего внука сразиться с мачехой-шулмуской и освободить отца из ее плена (Тегэд нащ эцкнь хэлэщ-хэлэщэhэд: - Нэ, минь тер шулм гергиг дарх дарнхнь - чи, ода арвн нээм оруч. Нэ, тиим болхла, йов, - болад, нащ эцк мврн-эмэл, хазар-хувц, зер-зевинь ясад, зееhэн тэвнэ [Там же, с. 85]; в сказке «Ьурвн кeвYтэ эмгн» («Старуха с тремя сыновьями») сыновья по совету матери возводят буддийский храм (Свм-соврш босхтн. Свм-соврш босххла, тYYнэс даву буйн гищ уга [Там же, с. 97]).
В некоторых калмыцких волшебных сказках умершие родители во сне детям советуют, как правильно им поступить в реальной жизни. Например, в сказке «внчн кeвYнэ туск тууль» («Сказка о юноше-сироте») отец-покойник приходит к дочери и советует ей вернуться к мужу (Эцкнь ЗYYднднь орщана. Yксн ^н Yкэр талан, вгсн KYYкн hазр талан болв. Ода юундан, эцкдэн тас тус щргщ чад-шго болщ hарнал эн. «Йов, - гищэнэ. - ХэрY тер hазран орад» [3, с. 85]).
Следует отметить, что «Старые» могут выступить в роли испытателей. Так, в сказке «Ха-ана тускар» («О хане») юноша Чода женится на красавице в птичьем обличье, хан Манджин Ваня хочет отнять ее и ставит перед героем трудные задачи (Ваня тYYнэсн Yкс босн, гYYhэд хэрщ ирэд, Хо hалзн мвртэ Хоодан кввYн Чо-одан герг авх кергтэ юмн болщана [Там же, с. 53]); в сказке «Ьурвн кевугэ евгн» («Старик с тремя сыновьями») Хан-Шахматист испытывает улада Мергена, играя с ним в шахматы (Шатрч хан хойр хурц Yлд авч ирэд, не-гинь бийиннь ввдг доран тэвсн, негинь Улада Мергнд вгчэнэ: - Мэ. - Яахм эн Yлдэртн? -Би чэмэг кемрщэн ШYYснэс нааран, дорчн толhаhичн чавчхв. Кемрщэн чи нэмэг ШYYхлэ, мини толhа чавчхич [Там же, с. 67]).
«Молодые» персонажи в волшебных сказках Санджи Бутаева зачастую являются главными героями или соперниками героя. Например, в роли героя выступают младший брат (бичкн дY), сын богача (байна кввYн), юноша-сирота Борлда (внчн Борлда кввYн), юноша Буджилда Мерген (Бущлда Мергн кввYн), сын Ходы Чода (Хоодан кввYн Чоода), юноша Улада Мерген (Улада Мергн кввYн), сын старика охотника (ацкуч ввгнэ кввYн), юноша Амха Цецен (Амха Цецн кввYн), дочь ламы (ламин кYYкн). Если говорить о роли соперников главного героя, то в сказке «История о бур-хане Седкюр» семь братьев-сверстников спорят, кому достанется красавица ханская дочь (Авч ирэд, ода ах-дY долан KYYкэн булалдна, эн дегд сээхн болхлань [Там же, с. 36]); в сказке «Юноша-сирота по имени Борлда с тремястами сивыми кобылицами» ханский сын пытается отнять жену юноши-сироты Борлды (Одак гергнэ вврэс hарч чадщахн уга. «Шуд YHYг авхм, нань юмн кергго», - санщана ода тас [Там же, с. 42]).
Для героя-ребенка круг действий ограничивается движением от «потери дома» до «возвращения домой», в то время как для взрослого «потеря семьи» компенсируется «создани-
ем новой семьи», т.е. вступлением в брак [9]. В калмыцкой волшебной сказке «История о хане Умкя Тёрлтя» хан Умкя Торлт, оставшись вдовцом, женится на дочери пастуха шулму-ске. Чтобы излечить жену-шулмуску, он согласен убить своих родных детей. Однако служанки, пожалев их, отпускают и вместо печени и почек детей приносят мнимо больной шулмуске собачьи печень и почки. Маленький сын Умкя Торлт хана Амха Цецен был вынужден покинуть родное ханство из-за шулмуски-мачехи. Но повзрослев, он убивает шулмуску и спасает от смерти отца [3, с. 79-87]. Следует отметить, что старуха-шулма (ведьма) в рассматриваемой сказке представлена как зооморфное существо со стальным клювом (калм. болд хоцшарта).
Дальнейший комплекс функций персонажей калмыцкой волшебной сказки может быть осуществлен с помощью системы признаков, описывающих «модусы внутреннего и внешнего состояний героя», а также связанных с оценочными категориями. Это оппозиции «живой / мертвый», «здоровый / больной», «сонный / бодрствующий», «целый / расчлененный», «истинный / преображенный», «видимый / невидимый», «сильный / слабый», «мудрый / глупый», «добрый / злой», «красивый / уродливый», «чистый / грязный», «большой / маленький».
оппозиция «живой / мертвый» пронизывает многочисленные ситуации калмыцкой волшебной сказки, где герою грозит смерть: мачеха-шулмуска хочет убить и съесть печень и легкие детей хана Умкя Торлт. Печень и почки в калмыцком сказочном фольклоре являются вместилищем души, средоточия жизни (Нанд Сар Чикн Амха Цецн хойрин элкн-оошк зогхмн, - гищ хатн келнэ [Там же, с. 82]); дочь Хозяина вод пятнадцатилетняя арагни Алтан Герл испытывает Улада Мерге-на, вынудив его окунуться в кипящее молоко (Усн хадын эзни арвн тавта арагни дан Алтн Герл KYYкн келщэнэ: «Эн арвн тавн хар hалзгч гYYг сааhад, нег хээсн Yс, нег хээсн ус буслhад, буслщасн усарнь орад, Yсэрнь дамщад hарсн кун - тер кун нэмэг вргэлхм» [Там же, с. 71]), или происходит наказание вредителя: барс загрыз старика, который хотел жениться на дочери старика и старухи (Тегэд тер хоорндан худл келсн ввгн барст бийэн шуучулад хуур-на [Там же, с. 71]; младший брат в доме ламы убивает своих преследователей - семерых братьев-волшебников, которые перевоплотились в семь куриц с сорока девятью цыплятами (Эркнэ бумбд шицгрсн кввун hарч ирэд,
долан hуущмулта двчн йисн такасд XYврдг чвлэ вглго, негн ку^ртлнь цокад алад оркна [3, с. 24]); Буджилда Мерген двух посланников эрлик-хана заживо сварил в котле с бульоном, когда те пытались съесть сваренное мясо (Ма-хиг звв-зввэр идYлщэhэд, Бущлда Мергн эрл-гин хойр элчиг бэрщ авад, зооhаснь hурвад сур авад, авсн сурин ормар ъурвад малядад, хээстэ хорhта швлнд авад хутхщ-хутхщаhад, халун хотд хутхнал эдниг [Там же, с. 49]); змея, преследовавшая парня с девушкой, выпив всю воду озера, лопнула (Нуурин усиг нурнс гищ ууhад, бальчгта ус ууhад бээщ, моhан hолhань хаhрхов эн [Там же, с. 79]).
К рассматриваемой оппозиции относится мотив временной смерти и оживления. В сказке «История о бурхане Седкюр» ханский сын, чтобы заполучить засватанную ему ханскую дочь, убивает сына богача. В конце сказки шесть друзей, найдя тело сына богача под валуном, оживляют его [Там же, с. 32-33].
Мертвое персонифицируется в антропоморфных существах обоего пола - мертвецах, вампирах (волшебный мертвец калм. Сед^р бурхн «бурхан Седкур», ойр. Sidhi-tй кит*; шулумуска-вампирша со стальным клювом), в виде частей тела (дврвн мвч «четыре конечности»). Волшебные предметы служат «операторами» умерщвления (сYк «топор», шоврг «коромысло», болд хоцшар «стальной клюв», утх «нож» и пр.) и оживления (YYлн цаhан эм букв. «белая как облако мазь», правильнее будет Yйин цаhан эм «мазь из жира горностая») [7, с. 21-22].
часто временная смерть эквивалентна сну (в «Сказке о юноше-сироте» спящую ханшу, приняв за вампира, пытаются убить хан, мужчины, женщины [3, с. 95]), а сон дан как временная смерть. Например, в сказке «История о бурхане Седкюр» мертвый сын богача после оживления встает и говорит: «Пее-пе, я^н удан унтсмб» (букв. «По-по, как я долго спал») [Там же, с. 33], в сказке «Цецн куукн» («Мудрая девушка») убитый, расчлененный и измельченный в куски старик также после оживления встает со словами: «Ю, эмгн, би я^н удан унтсмб» («ой, старуха, как долго спал я») [Там же, с. 89].
оппозиция «больной / здоровый» зарождает разные ситуации. Например, в сказке «Старик с тремя сыновьями» хан теряет зре-
* Седкур бурхна туу^ - это переосмысление обрамления литературного сборника монгольских народов «Сиддиту кур» («Волшебный мертвец»), восходящего к памятнику древнеиндийской литературы «Ве-талапанчавиншати» («Двадцать пять рассказов Вета-лы») [4, с. 253].
ние, и, чтобы вернуть его, отправляет сыновей в края, в которых еще не бывал: «Мини кYрэд уга hазрт к-урэд, Yзэд уга юм Yзэд, соцсад уга юм соцсад, ууhад уга хотм ууИад, емсэд уга хувцм емсхлэ, нанд нYДн орхмн» («Мне вернется зрение тогда, когда вы дойдете туда, где я еще не был, увидите то, что я еще не видел, услышите, то что я еще не слышал, отведаете пищу, которую я еще не ел, наденете одежду, которую я еще не носил») [3, с. 64].
Эта мена облика при оживлении переводит оппозицию «живой / мертвый» в оппозицию «целый / расчлененный». расчленение тела идентично убийству. Так, мачеха-шул-муска просит у хана Утмкя Торлт лекарство: печень и почки его детей. Хан велит прислуге зарезать дочь и сына и принести в доказательство их смерти печень и почки [Там же, с. 82]; семь парней не поделив красавицу, разрубили топором ее на семь частей [Там же, с. 37]; хан велит поймать старика, разрубить его, накрошить на мелкие кусочки и размешать в ведрах с говядиной и бараниной [Там же, с. 88-90], а собранное из кусков тело вновь становится живым (в сказке «Цецн куукн» старуха заносит куски тела старика в деревянных ведрах, лягушка-сын магическим действием оживляет старика [Там же, с. 82]; в сказке «История о бурхане Седкюр» сын лекаря, собрав и разложив кости сына богача, смазав мазью из жира горностая, вдохнул в него жизнь [Там же, с. 33]).
Убиение может состоять в разрывании тела на части: хан казнит двух ханш-шулмусок, привязав к хвосту семидесяти коней и разметав их тела по степи (Далн мврни сYYлэс далн талагшан таслад, тегэд тер ламын KYYк авад, амрад-щирhэд бээщ тер хан [Там же, с. 97]).
Оппозиция «истинный / преображенный» связана с многочисленными формами изменения облика, к которому прибегает сам персонаж: птица оборачивается красавицей, лягушка превращается в юношу, черный вол перерождается в хана с коровьими ушами [Там же, с. 97, 87, 98] и др.
Оппозиция «видимый / невидимый» воплощается в таких персонажах, как невидимые слуги. В волшебных сказках Санджи Бутаева встречается только один невидимый слуга -Мурза (калм. Мурз). Мурза - волшебный невидимый помощник, который помогает герою Чоде заполучить волшебные предметы тоовг-шаавр (колотушка), турба (труба), благодаря которым он строит дворец и одерживает победу над войском хана Манджин Вани.
Оценочные признаки, как и модусы состояний, относятся к внутреннему миру персонажа или к его внешности. Оппозиция «добрый / злой» весьма существенна для волшебной сказки, т.к. именно эти признаки служат основой для деления персонажей на героев, тех, кто находится на их стороне (даритель, помощник), и антагонистов. Так, в сказке «История о бурхане Седкюр» помощниками сына богача являются его шесть друзей (сын ясновидца, сын кузнеца, сын лекаря, сын резчика, сын маляра, сын астролога), антагонист - сын хана, который отнял у сына богача жену; в сказке «Юноша-сирота по имени Борлда с тремястами сивыми кобылицами» помощники героя -седой старец, жена-волк, антагонисты: сын хана; в сказке («Бужлда Мерген с сивым конем» помощницей героя выступает его мать, антагонисты - два ворона, волк, два посланника Эрлик-хана, Золотой Дракон Чинтамани; в сказке «О хане» помощники и дарители героя -жена, три тетушки жены, Мурза; антагонист -хан Манджин Ваня и др.
Однако в основном эта оппозиция маркирует правила поведения действующих лиц, т.е. носит скорее морально-этический характер, что связано с ведущей ролью, которую она играет в предварительном испытании (добрый герой щадит пленника, кормит голодного, помогает слабому, злой ложный герой этого не делает и не получает чудесного средства). В сказке «Старик с тремя сыновьями» Улада спасает змею, у которой в пасти застрял рогами баран. Змея оказалась перевоплощением бурхана. герой за спасенного бурхана получает Хамбалинского вороного коня. Именно этот конь становится его верным спутником, помогает ему справится с поручениями Хана-Шахматиста: привезти красавицу, волшебного жеребца, искупаться в кипящем молоке кобылиц [3, с. 65-66].
Оппозиция «мудрый / глупый» связана с такими персонажами, как мудрец, мудрый парень, мудрая девушка, лама, седой старец, мудрая мать, обладающая даром разгадывать сны, помогать тем самым сыну [Там же, с. 47-50]. «Умный» младший брат противопоставлен «глупым» старшим братьям [Там же, с. 21-23].
Признаки «сильный / слабый» определяют свойства физической силы героя. Эти признаки воплощаются в таких персонажах, как Буджилда Мерген, который побеждает волка, двух посланников Эрлик-хана, Золотого Дракона; чудесный предмет - чудесная колотушка (калм. тоовг-шаавр), которой побеждают многочисленное войско и др.
Реализацией оппозиции «сильный / слабый» служит мотив испытания силы: поднять камень (сын кузнеца поднимает камень, чтобы спасти своего друга сына богача); укротить коня (Улада Мерген укрощает коня Хозяина вод); искупаться в кипящей воде (Улада Мер-ген окунулся в кипящем молоке) и пр.
Красивая девушка в сказках Санджи Бута-ева очень часто описывается «формулой свечения»: красавица с ликом, подобным солнцу и луне (калм. сар-нар дуудулсн сээхн KYYKн); красивая девушка, при свете ее можно стеречь табун, в сиянии ее можно рукодельничать (калм. гегэнднь YYл бэрм, герлднь аду манм сээхн кYYкн). В монографии Б.Б. Горяе-вой «Калмыцкая волшебная сказка: сюжетный состав и поэтико-стилевая система» выделены четыре подгруппы формулы красоты сказочной героини: «1) небесные светила как "части тела"; 2) "собственное" излучение света (без светил); 3) персонажи, пораженные красотой героини (героя), забывают обо всем (о времени) или "сходят с ума"; 4) "следствия" жестов, движений, эмоций» [5, с. 86-92]. В сказке «Юноша-сирота по имени Борлда с тремястами сивыми кобылицами» ханский сын, увидев красавицу-жену Борлды, теряет рассудок [3, с. 42], в сказке «О хане» хан Манджин Ваня также теряет всякое соображение при виде жены-красавицы чоды [Там же].
Оценочные признаки уродливый / грязный фиксируются в имени персонажа: меклэ кввYн 'лягушка-мальчик', курн кввун 'хорек-мальчик', укр чиктэ хан 'хан с коровьими ушами'. Признаки уродливый, грязный оказываются временной низкой видимостью героя, которая меняется на положительную в результате сознательного перевоплощения. Так, в «Сказке о юноше-сироте» младшая жена хана, чтобы раскрыть тайну, превращается в старуху: Ус-цасан уущ авад, куукн hарад йовна эн. Квгшн эмгн болад hарна [Там же, с. 96].
Предварительное рассмотрение персонажей волшебных сказок Санджи Бутаева позволяет сделать вывод, что каждый персонаж сказки наделен несколькими признаками. Так, в «Сказке о хане» на сюжетный тип СУС 465С «Красавица-жена» юноша Чода женится на девушке в птичьем обличии, она помогает ему выполнить трудные задачи хана Манджин Вани [12]. Супруге Чоды как персонажу волшебной сказки соответствуют следующие оппозиции: «антропоморфный / неантропоморфный», «естественный / чудесный», «мужской / женский», «старый / молодой», «истинный / преображенный».
Таким образом, персонаж калмыцкой волшебной сказки - воплощение тех семантических признаков, которые создают конфликтные ситуации и обыгрываются в пределах эпизода или всего сюжета. Полученные результаты послужат основой для дальнейшего изучения персонажей калмыцкой волшебной сказки и составления базы данных «Калмыцкие сказочные персонажи».
Список литературы
1. Басангова Т.Г. Демонологические персонажи в фольклоре калмыков // Mongolica. 2010. № IX. С. 95-98.
2. Борлыкова Б.Х. О сюжетных типах калмыцких волшебных сказок (репертуар сказителя Санджи Бутаева) // Вестн. КИГИ РАН. 2015. № 3. С. 137-141.
3. Буутан Сангин туульс (Сказки Санджи Бутаева) (2008) Записи 1971-1978 годов: в 2 кн. / вступ. ст. Н. Г. Очировой; сост., подг. текстов и прилож. Б.Х. Борлыковой. Элиста: КИГИ РАН, 2008. Кн. 1.
4. Горяева Б.Б. волшебные сказки из репертуара сказителя Санджи Бутаева // Буутан Сангин туульс (Сказки Санджи Бутаева). Записи 19711978 годов: в 2 книгах / втуп. ст. Н. Г. Очировой; сост., подг. текстов и прилож. Б.Х. Борлыковой. Элиста: КИГИ РАН, 2008. Кн. 1 С. 252-262.
5. Горяева Б. Б. Калмыцкая волшебная сказка: сюжетный состав и поэтико-стилевая система. Элиста: НПП «Джангар», 2011.
6. Джимгиров М.Э. О калмыцких народных сказках. Элиста: Калмиздат, 1970.
7. Кичиков, А.Ш. Yгин туск уг. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1979.
8. Надбитова И.С. Сюжеты, образы и стилевые традиции калмыцких волшебных сказок. Элиста: НПП «Джангар», 2011.
9. Новик Е.С. Система персонажей русской волшебной сказки [Электронный ресурс]. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/novik8.htm (дата обращения: 17.09.2017).
10. Пропп В.Я. Морфология сказки / Гос. ин-т истории искусств. Л.: Academia, 1928.
11. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во Ленингр. гос. ордена Ленина ун-та, 1946.
12. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка [Электронный ресурс]. URL: http://www.ru-skazki.ru/barag-comparative-in-
dex&type=465c.html (дата обращения: 17.09.2017). * * *
1. Basangova T. G. Demonologicheskie persona-zhi v fol'klore kalmykov // Mongolica. 2010. № IX. S. 95-98.
2. Borlykova B.H. O sjuzhetnyh tipah kalmyc-kih volshebnyh skazok (repertuar skazitelja Sandzhi
известия вгпу. филологические науки
Butaeva) // Vestn. KIGI RAN. 2015. № 3. S. 137141.
3. Buutan San^in tuul's (Skazki Sandzhi Butaeva) (2008) Zapisi 1971-1978 godov: v 2 kn. / vstup. st. N. G. Ochirovoj; sost., podg. tekstov i prilozh. B.H. Borlykovoj. Jelista: KIGI RAN, 2008. Kn. 1.
4. Gorjaeva B.B. Volshebnye skazki iz repertuara skazitelja Sandzhi Butaeva // Buutan San^in tuul's (Skazki Sandzhi Butaeva). Zapisi 1971-1978 godov: v 2 knigah / vtup. st. N. G. Ochirovoj; sost., podg. tekstov i prilozh. B.H. Borlykovoj. Jelista: KIGI RAN, 2008. Kn. 1 S. 252-262.
5. Gorjaeva B. B. Kalmyckaja volshebnaja skazka: sjuzhetnyj sostav i pojetiko-stilevaja sistema. Jelista: NPP «Dzhangar», 2011.
6. Dzhimgirov M.Je. O kalmyckih narodnyh skazkah. Jelista: Kalmizdat, 1970.
7. Kichikov, A.Sh. Ygin tusk Yg. Jelst: Hal'mg degtr harhach, 1979.
8. Nadbitova I.S. Sjuzhety, obrazy i stilevye tra-dicii kalmyckih volshebnyh skazok. Jelista: NPP «Dzhangar», 2011.
9. Novik E.S. Sistema personazhej russkoj vol-shebnoj skazki [Jelektronnyj resurs]. URL: http://www. ruthenia.ru/folklore/novik8.htm (data obrashhenija: 17.09.2017).
10. Propp V.Ja. Morfologija skazki / Gos. in-t is-torii iskusstv. L.: Academia, 1928.
11. Propp V.Ja. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. L.: Izd-vo Leningr. gos. ordena Lenina un-ta, 1946.
12. Sravnitel'nyj ukazatel' sjuzhetov. Vostochno-slavjanskaja skazka [Jelektronnyj resurs]. URL: http://www.ru-skazki.ru/barag-comparative-index& type=465c.html (data obrashhenija: 17.09.2017).
"Individual status" of the characters of Kalmyk fairy tales
Based on the famous work by E.S. Novik "The System of characters of Russian fairy tales", the article deals with the semantic features that determine the "individual status" of the characters of Kalmyk fairy tales from the repertoire of Sandzhi Butaev. The analysis of the semantic features indicate that a character of Kalmyk fairy tales embody those semantic features that create conflict situations and are played within an episode or the entire story.
Key words: Kalmyk fairy tales, character, semantic characteristics, individual status, gender, age, individual qualities.
(Статья поступила в редакцию 11.09.2017)
Д.М. МАЛАМАГОМЕДОВ (Махачкала)
история арабографической письменности на аварском языКЕ: становление и развитие
Освещен вопрос становления и развития арабографической письменности на аварском языке с древнейших времен до 30-х гг. XX в. Существование письменности не только у аварцев, но и вообще у народов Дагестана до присоединения к России категорически отрицалось. На основе имеющихся источников доказывается наличие письменности у аварцев еще задолго до присоединения к Российской империи.
Ключевые слова: Дагестан, аварская письменность, албанское письмо, арабская графика, «аджам», грузинская графика, латиница, кириллица.
Первые сведения о появлении письменности у народов Дагестана относятся к периоду существования Кавказской Албании (первые века нашей эры). Об этом свидетельствует каменная плита, обнаруженная около селения Верхнее Лабкомахи (Левашинский район республики Дагестан), на которой хорошо сохранилось около 40 знаков, близких к древне-албанской письменности.
После распада Кавказской Албании в Дагестане активно происходил процесс распространения христианской религии со стороны Грузии [12, с. 136-137]. Процесс христианизации в Аварии носил довольно сложный характер и изучен исследователями довольно обстоятельно [14, с. 61]. Вместе с христианством в Аварию стал проникать и ислам. Соответственно, две мировые монотеистические религии боролись за утверждение своего вероучения, две религии на одной территории вступили в противостояние за сферу влияния. В свою очередь, арабский Халифат со второй половины VII в. начал военные походы на Кавказе. Главной целью этих кампаний было утверждение на новой территории ислама и обращение местных народов в ислам [9]. Появление войск Тимура в 1395 г. также внесло серьезные коррективы в дело окончательной христианизации горного края. И все же позиции христианства оставались сильными в разных районах Аварии вплоть до XV и даже XVI в.
О Маламагомедов Д.М., 2017
